Первый день Великого Поста выдался пасмурным и мутным, как головная боль, и дым лишь нехотя начал подниматься к небу из печных труб Брюгге. В светлом чистом доме Адорне детей подняли с постели, умыли, одели и отправили к мессе в Иерусалимскую церковь вместе с родителями, домочадцами и гостями. Чуть позже гости позавтракали и удалились восвояси, включая вдову Шаретти и обеих ее дочерей, которые на прощанье в изящном реверансе присели перед хозяевами дома и были расцелованы демуазель Маргрит.

Обе дочери, непривычно притихшие, отправились домой вместе с лакеем, тогда как их мать свернула в городскую ратушу, где город отмечал начало этого дня легким банкетом из свежепойманной рыбы и хорошего вина Она не ведала и не интересовалась, где сейчас находились мужчины из ее дома, и как они провели ночь.

Тильда проплакала до утра. Никто не мог винить отца Бертуша за то, что он отправил домой четырех девочек, — сам он сегодня слег с жесточайшей простудой. Досадно, конечно, что младшая ван Борселен так бесцеремонно присоединилась к ним, но, несомненно, Клаасу удалось быстро от нее избавиться. Кто-либо — слуга или, возможно, ее сестра Кателина? — отыскал Гелис и отвел домой. Марианну де Шаретти это ничуть не волновало.

Она полагала, что Феликс всю ночь провел со своей новой подружкой. Теперь, когда он всерьез увлекся женским полом, вероятно, ей следует серьезно поговорить с ним, иначе половина служанок в Брюгге скоро станут утверждать, что понесли от него. В отсутствие отца лучшим ограничителем в такой ситуации могла стать жена.

С Феликсом ей необходима была помощь. Но у жен имеются отцы. А пока она на каждом шагу натыкается на ростовщика Уденена. Вернувшись домой после обеда, для ежегодной проверки весов и мер, она обнаружила, что Клаас опередил ее и уже возится во дворе, облаченный в одну лишь рубаху и очень старый дублет. Не беспокоя его, она направилась на кухню, где обнаружила Феликса, пристававшего к одной из горничных. Он выиграл мешок колокольчиков в лотерею и хотел, чтобы их пришили на одежду Клааса.

Вещи Клааса уже были здесь, и служанка гладила их, после того как зашила огромную прореху. Его столкнули в канал, заявила та и явно верила в это. Феликс, у которого от недосыпания блестели глаза, явно придерживался иного мнения. Марианна де Шаретти — тоже. Клаас выглядел не лучше Феликса; красный шрам у него на щеке почти совсем затянулся, и блестел, как смазанный маслом.

Пепельная Среда. Она всегда ненавидела этот день.

Чуть позже последовало короткое представление, когда Клаас вернулся за своими вещами и обнаружил колокольцы на дублете и куртке. Феликс с приятелями заставили его одеться. Он направился прямиком к дверям, и вскоре вернулся с целым стадом коз, которых со звоном провел по всему дому прямиком в комнату Феликса, где они принялись блеять и гадить с перепугу. Феликс был очень зол, но его дружки, захлебываясь от хохота, пришли в восторг от этой шутки. Человек, услуги которого позже, несомненно, будут внесены в список расходов на обучение Феликса, явился чуть позже, дабы убрать в комнате, в то время как кто-то срезал все колокольчики, и Клаас, вновь в своей обычной одежде, взял ключи от одного из подвалов и принялся снаряжать подводу.

Чуть погодя вдова увидела, как телега с грохотом выезжает со двора вместе с Клаасом и одним из младших подмастерьев.

Феликс ушел из дома, не повидавшись с матерью и не спросив у нее дозволения. Хеннинк, также видевший, как уехала повозка, заявил, что ничего хорошего не выйдет, когда из подмастерья пытаются сделать солдата. Полгода назад у них был славный паренек, которому бы никогда и в голову не пришло уехать из дому на хозяйской подводе в рабочее время без всякого разрешения.

— Но зачем это ему? — спросила Марианна де Шаретти.

— Отправился забирать свой выигрыш, — пояснил Хеннинк. — Он получил латную перчатку, но это только залог. Может, там еще щит или шлем.

— Или просто вторая перчатка, — предположила Марианна де Шаретти. — В таком случае, со своей подводой он будет выглядеть дураком, не так ли? Ладно, у нас есть заботы поважнее. Покажи мне весы, которые нужно подправить.

Подвода вернулась нескоро. За это время Катерина успела пойти прогуляться с друзьями и позднее вернулась, чтобы сообщить, что в шатрах на рыночной площади продавались сушеные фрукты, и там была эта девчонка ван Борселен, еще более угрюмая, чем обычно. Толстушка Гелис. По поводу того, как они с Клаасом провели время на Карнавале, ей было ровным счетом нечего сказать, кроме того, что ей никогда в жизни не было так скучно, и она вернулась домой сама по себе. Она не сообщила, с кем ушел Клаас. Но — угадай? — у Гелис новая грелка для рук. И знаешь, какая?

Разумеется, серебряное яблочко.

Марианна де Шаретти устало задалась вопросом, подарил ли ей его Клаас до или после того, как ему нашили колокольчики на одежду. Или, возможно, он брал его с собой накануне вечером На Карнавале никогда не знаешь, кого придется подкупить… или вознаградить.

Ближе к сумеркам, когда все уже собрались в доме, во двор вновь вкатила подвода, и Марианна де Шаретти слышала, как открывается дверь подвала. Топот и хождения туда-сюда продолжались довольно долго. Затем младший подмастерье с широкой улыбкой постучался к ней в дверь и сообщил, что они доставили кое-какие припасы и, возможно, демуазель пожелает лично взглянуть на них?

Накинув шаль на плечи, она взяла лампу и вышла, позвякивая связкой ключей. Ветер задувал под вдовий чепец с гофрированными складками, играл лентами под подбородком. В подвале Клаас оказался один; он стоял на коленях среди каких-то мешков и расставлял зажженные свечи. Она закрыла дверь.

Он обернулся.

— Я взял с собой этого мальчишку, потому что он довольно глуповат. Он уверен, что половина из этого — пряжа. Взгляните.

Подойдя ближе, она нагнулась. Часть мешков уже были развязаны. За ними стояли ящики с приоткрытыми крышками. Сперва она заметила солому, затем слабо блеснул металл Стальная кираса и еще одна под ней. Наплечники, уложенные один в другой. Поножи и налокотники. Мешок, в котором могла бы быть капуста, но на самом деле оказались стальные шлемы в немецком стиле. Еще один ящик массивных доспехов. Марианна де Шаретти с шумом опустила крышку и молча уселась сверху.

Клаас, быстро переходя от одного мешка к другому, развязал горловину последнего и проверил содержимое. Затем, подхватив свечу, широко взмахнул ею и наконец уселся рядом.

— Ну что?

— Я слышала, ты выиграл латную перчатку, — заметила она.

Оттого, что он столько нагибался, его лицо раскраснелось, но больше никто на свете не мог улыбаться так широко, как Клаас. Костяшками пальцев он постучал по одному из ящиков.

— Две дюжины от госпитальеров святого Иоанна. Если кто-то будет интересоваться, то я все это выиграл. Вы купили у меня латы, а Томас отвезет их на юг к Асторре. Разумеется, он заберет также и все, что мы купили по пути на север. Это позволит нам снарядить на пятьдесят человек больше, чем указано в контракте. Они дают лошадей, а мы — доспехи.

Он говорил с ней, как мужчина с мужчиной, — все чаще в последнее время. Она отвела взгляд от его закатанных рукавов и багровых кровоподтеков на предплечье.

— И сколько же я тебе заплатила за все это? Полагаю, мне лучше узнать об этом заранее.

— Не слишком дорого. Они все старые. Я запишу в расходную книгу. Разумеется, на самом деле, вам не нужно ничего платить. Это все из арсенала госпитальеров, по соглашению с семейством Адорне. Но официально нет никаких записей, и никто из нас ничего об этом не слышал, если не считать латных перчаток.

В подвале было холодно, и горевшие свечи почти не согревали. Но она была слишком упряма, чтобы отпустить его так запросто. Сложив руки на коленях, Марианна де Шаретти поинтересовалась:

— И чем же ты за это заплатил?

— Обещаниями, — отозвался тот. — Я расскажу обо всем после нашей встречи с мессером Адорне. Я наткнулся на нечто любопытное в Милане. Это может принести выгоду и Адорне, и компании Шаретти. Мессер Адорне еще не знает всех деталей, но он готов сделать первое вложение. Как я уже сказал, мы сумеем выставить еще полсотни наемников, вне зависимости от того, сработает мой замысел или нет.

— Да, я уже поняла, что ты хочешь заставить меня нанять для Асторре целую армию. Но я не вижу здесь оружия.

— Конечно, — отозвался Клаас. — Я уже говорил, что мессер Тоби едет в Пьяченцу. Там он должен закупить пушки и порох для Тибо и Жаака де Флёри. Я также попросил его приобрести пятьдесят schioppetti для капитана Асторре. Ружья.

— И чем за них платить?

— Понимаете, — начал Клаас, — это великолепная схема. Банк Медичи поддерживает Милан и Неапольского короля Ферранте, поэтому их миланский управляющий — брат Томмазо Пигелло — готов выдать нам аванс для покупки ружей, а также для того, чтобы Томас мог нанять еще полсотни наемников для Асторре. Потом мы пойдем к герцогу Миланскому и предложим ему пятьдесят полностью вооруженных стрелков, при условии, что он подпишет очередную кондотту. Этими деньгами мы расплатимся с Пигелло и оружейниками, и еще останемся с прибылью.

— А капитана Асторре, стало быть, не посвятили в этот великолепный план?

— Он не любит ружья, — пояснил Клаас. — В отличие от мессера Тоби и Томаса.

— А мейстер Юлиус? — полюбопытствовала вдова. — Или ты уже забыл, что я отправила высокооплачиваемого стряпчего с вашим отрядом, который, как мне казалось, именно и должен заниматься всеми контрактами и закупками?

Вместо улыбки его губы изобразили задумчивую гримасу. Вскинув руки, он сцепил их над головой и прижмурился, словно под дождем.

Она продолжала настаивать:

— Это не такой уж трудный вопрос, если только ты не страдаешь от головной боли.

Он опустил руки. Улыбка вернулась, но на сей раз слегка смущенная.

— С Юлиусом и впрямь не так просто. Он умный человек и скорее послушает вас или Тоби, нежели меня.

— Это означает, — резко отозвалась она, — что Тоби оценил тебя по достоинству, а Юлиус — нет. Так почему не сказать напрямую?

Вместо этого он спросил:

— Феликс стал много пить?

Он никогда не позволял недопониманию возникнуть между ними и всегда шел напролом. Ей следовало помнить об этом.

— Да. Ему недоставало тебя. Колокольчики… Козы…

— Да, мне очень жаль. Но у меня не так много времени, чтобы подыскать для себя отправную точку. Вы даете ему деньги?

— Только не на турнирные доспехи, — отозвалась она И поскольку он по-прежнему пристально смотрел на нее, добавила: — И не на горностаевые хвосты…

— Тогда… — начал он и тут же осекся. Теперь она тоже услышала это. Феликс звал их снаружи.

— Может, нам?.. — начала она.

— Нет. Пусть увидит сам, — возразил Клаас. — Никаких подробностей. Просто маленькая тайная сделка, о которой ему не стоит болтать. Он поймет. Это ведь его компания.

— Но… — начала она.

Открылась дверь. Это был Феликс и его горностаевые хвосты. И взгляд, полный подозрений.

— Мне сказали, что вы оба здесь.

— Надеюсь, что так, — подтвердила Марианна де Шаретти. — Поскольку я распорядилась, чтобы тебя прислали ко мне, как только ты соизволишь появиться. Где ты был?

— Гулял. Что здесь такое?

Он взял свечу у Клааса и принялся осматриваться, пока она рассказывала ему. Вернулся с островерхим шлемом и неожиданно водрузил его Клаасу на голову, отчего тот невольно поморщился. Феликс захихикал.

— Хуже может быть только одно, — заявил он. — Это те железяки, в которых ты приехал. Почему бы тебе не подобрать что-то для себя и не купить у нас?

Марианна де Шаретти, напрягшись, открыла было рот для ответа, но Клаас опередил ее:

— У меня есть все, что нужно. К тому же все лучшее ты наверняка захочешь отобрать для себя.

— Лучшее из чего? Это боевые доспехи для наемников, которые топчутся в грязи.

— Моя ошибка, — подтвердил Клаас.

— Так я и думал. Ты же не думаешь, на самом деле, что я соглашусь выступить…

— Разумеется, нет, — подтвердил Клаас. — Но, понимаешь, меня-то обучал капитан Асторре. Я забыл, что ты не имел с ним дела.

Марианна де Шаретти наконец подала голос:

— Я замерзла. Феликс, возьми фонарь и посвети мне до двери. Клаас, довольно. Задуй свечи и закрой подвал.

Послушно поднявшись с места, Клаас принялся гасить огонь. Ее сын повернулся к матери спиной и, побагровев, встал у него на пути.

— Что ты хотел сказать: я не имел дела с Асторре? А зачем, по-твоему, мать наняла его?

— Его нанял твой отец, — возразил Клаас. — Как телохранителя.

— И чему же можно научиться от телохранителя? — Феликсу, особенно когда он разозлится, не составляло труда сменить позицию в споре. — Боже правый, ты провел всего неделю в обществе второсортного вояки, и теперь пытаешься меня учить. Люди благородного рождения не дерутся на кулачках на заднем дворе. Они бьются на турнирах. Неужто ты думаешь, что я научился всему, что знаю, у Асторре?

Клаас, терпеливо выждав, нагнулся и загасил свечу рядом с Феликсом.

— И у кого же ты тогда обучался?

Феликс вознамерился было ответить, но осекся. Затем он заявил:

— Тебе платят не за то, чтобы задавать вопросы. Тебе платят, чтобы ты делал то, что велено. Гаси свечи.

Он отошел в сторону. Клаас закончил, а Феликс с фонарем направился к двери. Мать последовала за ним. Из темноты их догнал голос Клааса.

— Капитан Асторре тоже учит турнирной борьбе. Обернувшись, Феликс лающе хохотнул:

— И ты считаешь, что ты лучше меня?

— У меня нет лошади. И копья. — В голосе Клааса звучала печаль.

— Ну, это не проблема. Я тебе одолжу. Можешь выбрать себе доспехи. Будем считать, что это заем. Завтра я велю, чтобы за городской стеной возвели барьер, и мы проверим, на что ты годен. Разумеется, с хорошим закладом, если только у тебя хватит смелости.

— Феликс! Клаас! — окликнула Марианна де Шаретти.

Ее сын с фонарем в руке прошел мимо, пересек двор и забарабанил в двери дома, оставив двор и подвал в кромешной тьме. За спиной она слышала негромкий смех Клааса. Раздался шорох, и рядом с ней появилась зажженная свеча, прикрытая от ветра его ладонью. Он уже снял шлем, и теперь выглядел куда серьезнее.

— Он хочет турнирные доспехи. На самом деле, должно быть, они у него уже есть. Я тут вспомнил о Братстве Белого Медведя. У них большой турнир после Пасхи.

Она уставилась на него.

— Он не осмелится!

— Может. При необходимой поддержке, его сочтут вполне достойным. Ансельм Адорне впервые взял в руки копье, когда был немногим старше.

— Но он хорошо обучен. Все Адорне занимались с настоящими мастерами.

— Возможно, Феликс также занимается с настоящим мастером. Меня это не удивит. Он очень уверен в себе. Но было бы лучше выяснить заранее, насколько он преуспел.

Он двинулся вперед, но Марианна де Шаретти осталась на месте.

— А насколько преуспел ты сам?

— Не слишком, — отозвался Клаас. — Полагаю, мы с ним наравне. Что бы ни случилось, он, конечно, победит. Так что нет причин для беспокойства. С Феликсом все будет в полном порядке. А я впервые в жизни приму на себя удары в полных доспехах. Честное слово, в свое время в Стейне мне бы это очень пригодилось.

На подготовку состязания между Феликсом и слугой его матери ушло целых два дня. Большую часть взял на себя сам Феликс Заручившись поддержкой приятелей и сцепив зубы, он словно готовился к полномасштабной войне, но понемногу, когда время и те же самые приятели оказали свое действие, он, как обычно, стал забывать свою злость и начал от души наслаждаться происходящим.

Он вознамерился показать свое мастерство, продемонстрировать доспехи и одержать решающую победу, не слишком обидно наказывая при этом своего доброго, пусть и слишком болтливого друга Клааса. Разумеется, важно также было и выиграть заклад, — который, но настоянию матери, был уменьшен до пары латных перчаток.

Ко времени состязания до него дошло, что ему вроде бы не положено владеть никакими иными доспехами, кроме тех, что хранятся в доме. Из этих запасов он и позаимствовал все необходимое, но не устоял перед соблазном изъять из тайника новый великолепный шлем с орлиной головой и красным плюмажем. Гёйдольфу де Грутхусе он велел сказать, будто шлем тот ему одолжил. Феликс с нетерпением ждал намеченного часа Пара-тройка друзей, возбужденные этими приготовлениями, выпросили лошадей у своих отцов и также попросились присоединиться. В этот момент явились двое городских стражников, с серьезным видом предупредившие, что состязания подобного рода строжайше запрещены без особого надзора, даже если все происходит в шутку. Слово «шутка» привело Феликса в бешенство, и Джону Бонклю пришлось навести порядок, уплатив стражникам немного денег.

Наконец пришел долгожданный день, холодный и ветреный. Весь дом словно бы вымер.

Нет, разумеется, нет, какая глупость! На красильном дворе было полно народу, и в лавке, и в доме роились слуги. Но Феликс ушел, а также Клаас, и все молодые люди, сопровождавшие их, а также лошади и тачка, доверху полная доспехов, и яркие флаги, сверкающие новой краской.

Задолго до этого Марианна де Шаретти перестала испытывать всякие опасения по поводу предстоящего безумства. Теперь в этой затее не было никакого яда. Все они достаточно взрослые, чтобы обойтись без лишних глупостей, и она верила, что Клаас сумеет уберечь ее сына и себя самого от настоящей опасности. Из окна она смотрела, как выходят из ворот ее сын, весь сияющий от возбуждения, а рядом с ним Клаас, который марширует торжественно, изображая рвущегося в бой капитана Асторре. За ними вывалились и все остальные: Бонкль, Серсандерс, Кант и юный Адорне, согнувшись пополам от смеха. Клаас, насколько она могла судить, казался безоблачно счастливым.

Они вернулись четыре часа спустя, без особых повреждений, если не считать вывихнутого запястья Серсандерса и счета, предъявленного за трех свиней, которых Феликс погнал и прибил тупым концом копья, после того как они по ошибке забрели на поле и потревожили его скакуна Кроме того, по пути домой они успели сделать пару остановок в тавернах, чтобы покрасоваться в своих доспехах и выпить за успех турнира. Об этом Марианна де Шаретти догадалась по неритмичному позвякиванию, предшествовавшему появлению Клааса в ее кабинете.

Он загрохотал в дверь, а затем вошел, извиняясь, поскольку на нем до сих пор были латные печатки, — они поспорили, что он не сможет осушить свой бокал, не снимая их. Лицо у него было красным, а шрам — багровым.

— Если тебе непременно нужно сесть, — заявила вдова, — то думаю, что вон тот стул самый крепкий. Значит, все прошло хорошо?

Он уселся. Звон был такой, словно со стола с шумом скинули тарелки. Широко улыбнулся.

— Думаю, что да. Не помню, когда я так смеялся… Да, все в порядке. Никаких проблем. То есть, конечно, свиньи. Мы… Нет, я должен рассказать вам про свиней.

Он рассказал ей про свиней, но она так и не улыбнулась. Его лицо, перепачканное, потное, в слезах от смеха, выглядело ужасно, а он даже не мог вытереть его, потому что был не в состоянии без посторонней помощи снять латные перчатки, а она не собиралась ему помогать.

Впрочем, это его как будто ничуть не тревожило.

— Я рада, что вы так повеселились, — заметила Марианна де Шаретти. — Должно быть, это куда забавнее, чем отрабатывать свой хлеб на красильном дворе.

Даже, несмотря на выпитое вино, ей удалось привлечь его внимание.

— Демуазель? Простите меня.

Будь она так же честна перед ним, как он сам, то высказалась бы напрямую. Обвиняющим тоном она бы вопросила: «Почему ты так часто бываешь, счастлив?», но вместо этого сказала лишь:

— Так что насчет Феликса? Ведь это все было затеяно именно ради него.

— У вашего сына несомненные способности и отвага. Вся отвага в мире.

— Но недостаточно умений для турнира Белого Медведя? — уточнила мать Феликса.

— Ничего даже отдаленно близкого к этому. Нет, пока нет. А поскольку он так храбр, то не желает признавать своих недостатков. Он будет рисковать и подвергнется опасности. Нельзя позволить ему участвовать в турнире на Пасху. Любой ценой, — подтвердил Клаас.

Она помолчала, пытаясь представить, как запретит Феликсу то, чего он жаждет больше всего на свете.

— Но насколько это может быть опасно? Тупые мечи, копья со срезанными наконечниками…

— Но все равно люди гибнут, — возразил Клаас. — А также бывают несчастные случаи, которые совсем не случайны. Вообразите, что кто-то задумал уничтожить вашу компанию.

Она уставилась на него. Затем поднялась с места, вышла из-за стола и раздраженно протянула руку:

— Ради всего святого, сними наконец это железо. Отнюдь не на Феликсе держится наша компания. — Она потянула за перчатку. — Да и кому придет в голову так утруждать себя?

— Феликс ваш наследник, — возразил Клаас, протягивая вторую руку, а затем взглянул на платок, который она подала ему. — Вот уже во второй раз вы даете мне чем вытереться. Должно быть, вас удивляет, что я вообще способен ходить без посторонней помощи. — Он немного помолчал. — И кстати, если вы припомните первый раз, то вспомните и некоторые вполне отчетливые угрозы.

Ома стояла перед ним, держа в каждой руке по латной перчатке.

— Джордан де Рибейрак?

Клаас не сводил взгляда с платка.

— У меня случилась встреча с двумя нанятыми им людьми. Не слишком приятная. И даже не думайте о том, чтобы подать жалобу: никто ничего не докажет. К тому же сейчас он вернулся во Францию. Но это заставило меня призадуматься. К примеру, тот красильный чан, что взорвался в мое отсутствие?

Она села, положив перчатки на колени и молча глядя на него.

— Я подумал, это был не просто несчастный случай. Я заставил показать мне новый чан и новый насос. Их неправильно подсоединили. Еще неделя, и взрыв бы повторился.

— Но кто?..

Он покачал головой.

— С этим человеком Хеннинк был лично не знаком, но у него оказались хорошие рекомендации. Я сказал ему, чтобы отныне никаких починок не производилось посторонними. Однако, разумеется, подкупить можно кого угодно. А если проблемы есть здесь, то они могут появиться и в Лувене.

— Они уже появились.

— Я так и думал, — кивнул Клаас. — У меня мало времени. Но, возможно, мне стоит съездить и взглянуть на тамошнего нового управляющего. Оливье, верно? Возможно, Феликс захочет отправиться со мной, и я также подумал, что, вероятно, нам стоило бы заехать в Генаппу.

В шестнадцати милях к югу от Брюсселя, этот небольшой замок до недавних времен был излюбленным местом охоты герцога Бургундского, — пока дофин Людовик, наследник французского престола, не попросил убежища у своего дражайшего дяди, и его дражайший дядя герцог не предложил ему расположиться в Генаппе так надолго, как он пожелает.

Клаас предлагал навестить французского дофина Ее слуга Клаас. Этот великолепный, слегка пьяный, полностью владеющий собой Николас, который так часто чувствовал себя счастливым.

Он явно не усматривал в этом ничего странного, и она отозвалась:

— Ну что ж, в таком случае тебе стоит позаботиться о том, чтобы твой синий дублет был в полном порядке.

Он с восхищением уставился на нее; широкий рот разошелся в довольной понимающей улыбке.

— Тогда уж нужно нашить обратно все колокольчики, верно?