Путешествуя в одиночестве, Николас, который прежде был Клаасом и никогда не оставался один, проехал на восток, а затем на юг через всю Италию от Милана до Урбино, и там по шрамам, оставленным на земле, смог проследить путь обеих армий. Повсюду он натыкался на следы бесчинств графа Якопо Пиччинино и его войск, спешивших поучаствовать в разгроме Неаполя.

В начале июля Николас оказался на реке Тронто и с папских земель перебрался в Абруцци, — область между Аппенинскими горами и морем, принадлежавшую королевству Неаполь. Здесь сожженные дома и дымящиеся крепости были делом рук преследовавшей неприятеля миланской армии под предводительством графа Урбино. Именно эту армию Николас догнал, а затем и едва не перегнал, ибо войска остановились.

К югу от Тронто протекала река Тордино. Именно там, на берегах Тордино, встали лагерем миланские и папские отряды, бросившие вызов армии графа Пиччинино, выстроившейся на противоположном холмистом берегу.

Уже наступили сумерки, когда путешествие Николаса подошло к концу. По правую руку небо все еще полыхало красками догорающего заката над черными хребтами гор. Впереди, освещенный множеством огней, простирался целый город из шатров и палаток, ощетинившийся боевыми стягами на длинных древках. Даже отсюда он мог различить гадюку и ястреба, принадлежавших Алессандро и Бозио Сфорца; крест и полумесяцы на золоте и лазури, украшавшие папский стяг, а превыше их всех — орла Федериго, графа Урбино, на флаге главнокомандующего. Вражеский лагерь на холме едва виднелся в полумраке, и стяг графа Якопо Пиччинино различить казалось почти невозможно.

Николас собирался отложить свое появление до утра, но невольно подошел слишком близко, и его окликнули часовые. Охранная грамота была не из тех, которыми можно пренебречь, так что позднего гостя вместе со слугами и лошадьми препроводили в лагерь, а чуть позднее отвели в шатер. Тоби Бевентини из Градо восседал там в одном дублете и подштанниках, опустив ногу в ведро с водой. Отблески свечей играли на лысой голове. Другую ногу он пристально изучал, поджав под себя и обхватив костистыми руками. Лекарь морщился, так что рот его казался еще меньше обычного. Он сидел у походной койки, а с другой стороны, на столике, стоял его ящичек с медикаментами, несколько кувшинов, чаша и целая кипа бумаг. Кроме Тоби, в палатке не было ни души.

— Обычно пальцев бывает пять, — заметил Николас Лекарь поднял глаза. И без того круглые, они ничуть не изменились и в этот миг.

— Как раз вовремя, если только ты не по поводу геморроя.

— От него страдают мои конюхи, — поспешил отозваться Николас. — Это основное, чем ты занимаешься?

— Я заправляю ягодицами по всей Священной Римской Империи, — заявил Тоби. — Им не нужен лекарь. Им нужен человек, который придумает новую лошадь. Так ты послушался моего совета и женился на вдове?

— Я всегда слушаюсь твоих советов, — согласился Николас. — А ты, похоже, послушался моего, и убедил графа подкупить Лионетто. За хорошие деньги, кстати… Я узнал об этом у его миланского банкира, Маффино. Асторре, должно быть, вне себя. Он наверняка решил, что ты заполучил половину стеклянных рубинов Лионетто. Я могу войти, или тут место только для твоей ноги?

Лекарь Тоби неохотно отпустил свою ступню и осторожно поместил в ведро.

— Ты один?

— Если не считать конюхов с геморроем, — подтвердил Николас. Войдя в палатку, он бросил седельную сумку на солому у походной койки. — Феликса я отпустил к Асторре в Неаполь.

В палатке было удушающе жарко, даже клепки лохани покрылись испариной.

— Ты еще больший глупец, чем я думал, — констатировал Тоби.

— Не может ведь он всегда оставаться ребенком. Из Милана уезжал большой отряд, и к тому же они не собирались сражаться.

Лекарь с хлюпаньем пошевелил ногами в бадье.

— У вас был пожар. Поджог?

— Я знаю, кто это устроил, — отозвался Николас. — Они метили в меня. Пока я здесь, в Брюгге все будет в порядке. Теперь у нас есть деньги, и они смогут отстроить все заново.

Тоби широко распахнул рот, круглые бесцветные глазки вспыхнули алчным огнем. Обеими руками опираясь о сиденье, он вытащил из воды ноги и бережно опустил их на полотенце.

— Садись, прошу тебя. Можешь занять мою койку. Но только не спи, пока все мне не расскажешь. Насколько я разбогател?

Николас уселся, неловко, как человек, который проехал шестьдесят миль по ужасной жаре и чувствует себя не лучшим образом.

— Ну, ты, конечно, обогатился не настолько, как я, но теперь хотя бы сможешь навсегда забыть о ягодицах. Что у тебя с ногами? Изобрел новое средство от геморроя? Укладываешь страдальцев в лохань, а затем топчешься по ним?

Подняв одну ногу, Тоби принялся вытирать ее.

— Я рад, что ты так счастлив. И надеюсь, что мои скромные труды оценили по заслугам. После того, как я весь Лацио объехал с двумя вечно пьяными горняками от Зорзи. Стало быть, на мессера Катерино Цено это произвело впечатление?

— Это на всех произвело впечатление, — отозвался Николас. — Мы делим концессию с генуэзцами.

Тоби зацепил мизинец полотенцем и вскрикнул:

— Что?

— А ты как думал, почему я свел тебя с Камулио? Нам нужно работать сообща с прочими торговцами в Брюгге. Нам нужен Адорне. Нам нужны Адорно. Венеция и Турция могут обмануть. И тут пригодились бы друзья на Хиосе, которые смогут приглядывать за венецианцами.

У лекаря раскраснелась даже лысина. Легкий пушок над ушами промок от пота.

— Я должен был сам заняться всем этим. А ты бы ползал по холмам с увеличительным стеклом, вместе с добытчиками квасцов. Концессия не будет стоить и ломаного гроша, как только обнаружат залежи в Тольфе. Этот авантюрист да Кастро уже начал что-то вынюхивать там, вместе со своим приятелем-астрологом. Ты знал об этом?

— Нет. — Николас покачал головой.

— А зовут этого приятеля-астролога — Заккария. Ты это знал?

— Нет.

— Нет, — повторил лекарь. — Тогда подумай об этом. Французы уже правят Генуей. Французы хотели бы напасть на Бургундию. Французы желают убрать Сфорца и привести своего человека к власти в Миланском герцогстве. По слухам, они просили о помощи Венецию. Так что не будет ни Адорно, ни Сфорца, ни возможности напугать Венецию новыми залежами. Если Венеция поможет Франции завоевать пол-Италии, то следующий папа будет французом, а Венеция сама начнет добывать наши квасцы.

Николас открыл кошель. Он так и сидел, держа в руках бумагу, которую достал оттуда, пока Тоби, наконец, не замолчал. И лишь тогда нагнулся вперед и протянул ее лекарю. Лист был густо покрыт цифрами. Тоби взял его и внимательно принялся читать.

— Твоя доля, — пояснил Николас. — Все положено в банк, как ты и хотел.

Тоби шмыгнул носом и вытер его тыльной стороной ладони. Затем вновь принялся читать, оставляя на бумаге влажные отпечатки пальцев.

— Я лично не думаю, — заметил Николас, — что Венеция согласится помочь Франции. И я не думаю, что Франция может позволить себе нападать на кого бы то ни было, если только Ланкастеры не возьмут верх в Англии. Но им придется действовать быстро, потому что, по слухам, король Франции тяжело болен. Если он умрет, то на престол взойдет дофин. Гастон дю Лион то и дело разъезжает туда и обратно, поскольку Милан с дофином уже договариваются о союзе. После чего… Разумеется, рано или поздно кто-нибудь отыщет залежи в Тольфе. Может быть, и Заккария. Но не завтра. Эти деньги мы уже получили за свое молчание. А если успеем закупить большую партию квасцов по низкой цене, то этого будет достаточно. К тому же, есть еще и шелк.

— А при чем тут шелк? — Тоби по-прежнему не отрывал глаз от бумаги.

— Сделка, чтобы успокоить Флоренцию. Я устроил ее с венецианцами. Флоренция тоже получит свою долю дешевых квасцов, но лишь в ответ на равные поставки дешевого шелка для Зорзи в Константинополе. Флоренция также хочет торговать на Черном море, но у них нет консула Венеция не хочет, чтобы у них был свой консул. И если император Трапезунда и Медичи примутся настаивать, то Венеция добьется, чтобы этот пост предложили компании Шаретти.

Тоби медленно отложил бумагу. Человек, который разгадывает шифры.

Николас ухмыльнулся.

— Честная торговля. Мы могли бы нанять корабль. Феликсу бы это понравилось. А Юлиус станет заправлять делами. Скорее всего, ему придется выучить турецкий.

Бесцветные глаза лекаря впились в него, словно в поисках заразной болезни.

— А ведь ты говоришь наполовину серьезно. Ты прикидываешь возможности на тот случай, если я прав, а ты ошибаешься, и Франция двинется на Италию? Но скоро дофин станет королем.

— Когда-нибудь Феликс возглавит компанию Шаретти, — заметил на это Николас. — И, мне кажется, станет куда более суровым хозяином, чем даже старый Корнелис.

Поднявшись с места, лекарь босиком прошел к выходу из палатки и выглянул наружу. Как только к ним заглянул слуга Тоби велел ему унести прочь ведро с водой и отдал целый список распоряжений. Затем, обернувшись, он вновь уселся и принялся натягивать чулки.

— Порой по ночам случаются мелкие стычки. Днем тоже. Ничего серьезного. Орут друг на друга и сыплют ругательствами, но больше они ни на что не способны. Пока нам не пришлют войска на подмогу, мы не сможем пробиться в Неаполь, потому что этот ублюдок держит нас здесь. Любишь кур?

— В жареном виде, — отозвался Николас. — А что? У тебя есть?

— Двадцать тысяч. Ослов мы тоже захватили. И волов. И овец. Видел, должно быть, поля, после того как перебрался на другой берег Тронто. Зерно собрано все подчистую. Они хозяйственные ребята, эти урбинцы.

В палатке вновь появился слуга Тоби продолжал одеваться, пока рядом ставили стол и вносили посуду. Появился кувшин с вином и кружки. Кто-то втащил и разложил вторую койку. Николас уселся за стол.

— А что они сделали с зерном?

— Свезли на рынок, — пояснил Тоби, — и продали оголодавшим крестьянам за целую кучу денег. И это только на повседневные траты. Видел бы ты, сколько всего захватили командиры. Ты меня не спросил, не перешел ли я к Лионетто.

Теперь, когда он начал есть, Николас ощутил такой голод, что даже челюсти заныли.

— Мне ни к чему спрашивать: ты же трезв. Но почему ты остался в Абруцци?

— По просьбе графа Федериго, командующего.

— И?

— Он весьма необычный человек для кондотьера, — пояснил лекарь. — Должно быть, ты слышал. Он правит в Урбино, а там далеко не рай. Его единственное богатство — это солдаты. Хорошие солдаты, скажу я тебе.

Николас пристально взглянул в лицо собеседника, занятого цыпленком.

— Ты никому ничего не должен.

— Именно так я и думаю, — резко отозвался Тоби, разламывая куриную ножку.

С едой было давно покончено, и они мирно спали в темноте, когда внезапно поднялась ночная тревога, и ее источником оказался отнюдь не неприятель.

Никто иной, как Лионетто, разрывая шнуровку полога, ворвался внутрь и пнул сперва одну койку, а затем другую, яростно размахивая фонарем. Первое, что увидел над собой Николас, когда перевернулся и, щурясь, посмотрел вверх, это копну волос морковного цвета и нос, похожий на огромную картофелину.

Лионетто редко улыбался так широко, как сейчас, обнажая лошадиные зубы.

— Вот вам все греческие пороки, как их ни назови, — торжествующе объявил он. — Это тот самый ублюдок, которого я сбросил в море. Я смотрю, он не стал чище.

Николас, не двинувшись с места, встретился с ним взглядом. На коже выступила испарина. Тоби рывком уселся на койке.

— За ним, что, послал лорд Федериго?

— Ах, как неприятно слышать! — захохотал Лионетто. — Так значит, Урбино тоже склонен к этому греху? Здесь у вас вино? Надеюсь, вы не возражаете. От таких известий у меня пересохло в глотке. О! Ну вот, я все разлил.

Вино струйкой потекло на пол и на сбившиеся простыни на койке Николаса, и лужицей скопилось у него на груди. Лионетто по-прежнему хохотал, держа в руке перевернутый кубок, а Николас все так же молча, взирал на него.

— Так тебе лучше, — заявил Лионетто. — Когда ты мокрый.

Тоби вскочил с угрожающим видом.

— И у него куда больше терпения, чем у меня. Ты пьян. Я доложу об этом.

— Пьян? — переспросил Лионетто. Вернувшись к столу, он подтянул табурет и уселся, дабы вновь наполнить кубок.

— Половина лагеря будет пьяна к завтрашнему дню, о наш прославленный лекарь. Мы будем топить свою печаль. Прятать глупые страхи. Что теперь будет делать эта самоуверенная вдова? Дочь ростовщика, которая считала себя мужчиной? Но ты доказал ей, что это не так, не правда ли, мокрый мальчик? Женился на ней. Но не стал с ней спать. Не смог с ней спать. Зато получил компанию. Какую компанию? Компания сгорела. А все ее солдатики ушли на войну и там померли. Бедная старуха!

Николас сел на постели.

— Известия из Неаполя.

Лекарь, взиравший на Лионетто, словно зачарованный, внезапно рванулся вперед и выбил бокал с вином у того из рук.

— Это правда? Вести из Неаполя? Лионетто разразился хохотом.

Николас поднял упавшую чашу, наполнил вином, с грохотом поставил перед капитаном. Затем встал рядом с лекарем, удерживая того за плечо.

— Рассказывай. — Вино тонкими струйками текло по коже.

Он содрогнулся.

— Если выйдете наружу, — произнес Лионетто, — то скоро услышите, как торжествуют солдаты Пиччинино. Неаполь потерян. Ферранте мертв. Войско разгромлено. И знаете, почему? Потому что ружейным стрелкам не заплатили, и они перешли на сторону врага. Ферранте запер герцога Джона и всю его армию в Сарно, и вместо того чтобы уморить врагов голодом, решил напасть на них. А стрелки оказались на стенах и стали делать маленькие красные дырочки в их шлемах и кирасах. Пока не осталось никого, кто мог бы сражаться. — Допив вино, он с широкой ухмылкой огляделся по сторонам. — Наемники Асторре, теми самыми ружьями, которые вы купили для него. А теперь он мертв, и вы спокойно можете загрести себе денежки от кондотты.

— Замолчи, — велел ему лекарь.

Он не сводил глаз с Николаса, которого вновь начала бить дрожь.

— Нет, — возразил тот. — Им заплатили сполна Юлиус проследил бы за этим. И Асторре никогда не допустил бы неповиновения.

— Теперь это едва ли имеет значение, — заметил Тоби. Разумеется, никакого значения. Асторре. Юлиус. И Феликс.

— Ну, осмелюсь предположить, — сказал Лионетто, — что это вопрос для политиков. Теперь Франция сможет посадить на трон в Неаполе своего человека. Но у меня-то все будет в порядке. Контракт до сентября, а потом могу возвращаться домой. Или перейти обратно к Пиччинино.

— И что будет теперь? — спросил Тоби.

— Здесь? Пиччинино ничего другого не остается, как сидеть там, на холме, преграждая нам дорогу. Может, через неделю-другую герцог Миланский и папа соберут еще войска и сделают новую попытку. Хватит тысячи человек, чтобы дать бой графу. Потом можно будет двинуть на юг и отвоевать часть городов из тех, что прежде принадлежали Ферранте. Но Неаполь нам не отбить. Для этого понадобится новое войско. — Он прислушался. — Я же вам говорил. Послушайте сами.

Даже сквозь ткань палатки стали видны яркие и тусклые огни множества ламп, и алые сполохи разожженных костров. Слышался далекий шум голосов, постепенно приближавшийся, а также ржание и лай, — это пробуждались животные.

— Я подумал, вы захотите обо всем узнать первыми, — заявил Лионетто. — Хорошее вино. Кувшин я заберу с собой.

Он ушел. Наступило молчание. Отпустив лекаря, Николас прошел к выходу из палатки. Судя по всему, известия уже дошли и до лагеря противника. Оттуда доносились торжествующие вопли.

— И что теперь? — нарочито медленно поинтересовался Тоби. — Еще какие-нибудь цифры?

Николас прислушивался, стоя у выхода. Голоса в их лагере звучали совсем по-иному, чем у противника Не победный рев, а, скорее, сдержанное, сочувственное приветствие людям, которые хорошо сражались, но потерпели поражение. С внезапным треском оторвался полог шатра, и остался в кулаке у Николаса. Он посмотрел на смятую ткань, затем бросил ее на землю.

— Я был не прав. Мне следовало его ударить.

— Боже правый! — воскликнул Тоби. — Это все, о чем ты можешь думать?

Николас не ответил. Ему казалось, что пот и вино текут у него по всему телу, а сердце бьется, как пушечное ядро об натянутую шкуру.

Затем, не оборачиваясь, он окликнул:

— Иди сюда и взгляни сам.

Подойдя ближе, Тоби также замер в неподвижности, прислушиваясь и вглядываясь в лица людей, которые с громкими возгласами, полуодетые или совсем обнаженные, выбегали в проходы между палаток. И через эту толпу протискивались всадники, въехавшие в ворота лагеря. Усталые, израненные. Бойцы, которые пережили поражение при Сарно, и поскакали не домой, в безопасность, но сюда, дабы встать под знамена оставшейся части войска.

На первый взгляд, все они казались незнакомцами. И вдруг — усатое лицо конюха по имени Манфред; за ним черноволосый венгр-арбалетчик с непокрытой головой и перебинтованной шеей. Двое мужчин в заляпанном грязью черном одеянии: один худощавый и обгоревший на солнце, другой — стройный и крепкий, с чуть раскосыми глазами и классическим римским профилем; когда он сполз с седла, то обнаружилось, что рука у него висит на перевязи.

— Юлиус! — произнес Тоби вслух и сам не узнал собственный голос. — А вон там, у него за спиной, Асторре. Пресвятая матерь Божья! Ты должен был его ударить. Я должен был убить его. Я его убью. Лионетто знал, что с ними все в порядке.

Он еще что-то говорил, но Николас уже не слушал, устремившись сквозь толпу к потрепанному отряду. Он старался коснуться их всех, проходя мимо, — Манфреда, Годскалка, Абрами…

Внезапно через плечо на него с изумлением обернулся Томас, с посеревшим от усталости лицом. Асторре утомленно слез с лошади, по-прежнему задирая подбородок и с прищуром озираясь вокруг. Лукин, и чернокожий Лоппе, как всегда совершенно безучастный. А затем перед ним оказался Юлиус и уставился на Николаса.

А за спиной у Юлиуса — Феликс.

— Вот ты где! Я же говорил, что он тут. Ну, и бой у нас был! Жаль, ты со мной не поехал. Скольких я убил? Забыл уже.

— Восьмерых, ты сказал, — отозвался Юлиус, не двигаясь с места.

Николас тоже не шелохнулся. Послышался голос Тоби:

— Вон там моя палатка. Для вас рядом поставят вторую. Я помогу Николасу устроить на ночь ваших людей. Еды полно. Просите, чего хотите. Вы уже виделись с графом?

— Только что от него, — хрипло отозвался Асторре.

— Тогда ступайте, — велел Тоби.

Николас заметил, как переглянулись они с Юлиусом. Небольшая толпа понемногу начала рассеиваться.

— Соберись же, наконец! — велел ему Тоби. — И подожди меня. Я обо всем позабочусь.

В стороне у повозок было совсем темно. Николас опустился прямо на землю, но так и не сумел взять себя в руки. Голос Юлиуса послышался где-то над головой:

— Да что с тобой такое, недоумок? Надеялся, что мы не вернется?

Он даже не пытался ответить. Стряпчий склонился над ним. Должно быть больно, со сломанной-то рукой… Шаги. И другой голос.

— Мы все жалеем, что вы вернулись. — Это был Тоби. — Мы собирались разбогатеть на вашем жалованье. Ты что, не способен распознать болотную лихорадку? Скажи Годскалку, чтобы шел сюда.

Николас открыл глаза Они были вдвоем с Тоби. Тот стоял перед ним на коленях.

— Поразительно. Ты все-таки человек. Кстати, это и вправду болотная лихорадка; я видел первые признаки. Ничего, поправишься.

Откинувшись назад, Николас уперся головой в борт повозки и, насколько позволяли стучащие зубы, постарался улыбнуться.

— Хотя, — продолжил Тоби, — мы ведь никогда не узнаем, что ее вызвало: облегчение или разочарование?