Киллиан яростно осматривал пустые комнаты, одновременно чутко прислушиваясь. Ему надо было не пропустить того момента, когда Силк выйдет из своей квартиры. Хочет она быть в его обществе или нет, он не может допустить, чтобы она бродила по городу одна. Киллиан нахмурился, вновь вспоминая минуты, проведенные с ней. Она явно не походила на то, что обещало ему досье и что он видел своими глазами. Во-первых, при этом дивном теле у нее еще был острый ум. А еще — глубина и проницательность. Все это его удивило. Но что удивило его еще сильнее — что она смогла отвернуться от влечения, которое, как он не сомневался, испытывали они оба. Если для нее оно было хотя бы наполовину таким же сильным, как для него, у нее не могло возникнуть желания это сделать… Да и воли на это не должно было хватить… Если, конечно, она та женщина, какой он ее считал.

Загадки… Из всех запутанных задач, которые представляют собой люди, эта заинтриговала его сильнее всего. Эта женщина не должна была представлять собой загадку! Она выглядела легкомысленной и простой, как и ее откровенные попытки завлечь мужчину во время той вечеринки.

— Будь она проклята! — пробормотал он, снова прибегая к привычному проклятию. — Которая из них — настоящая Силк, а которая — ложь? Они не могут существовать вместе в одной и той же женщине!

Звук закрывающейся двери вернул его к действительности. Киллиан выскочил из квартиры так быстро, что догнал Силк еще на лестнице.

Она обернулась и вздохнула:

— Так я и знала, что ничего не получится!

— Нам обоим надо поесть. Я терпеть не могу есть в одиночку.

Он пожал плечами и начал спускаться по лестнице рядом с ней. Она была так близко, что ему очень легко было бы к ней прикоснуться. Но Киллиан не стал этого делать, несмотря на то, что его тело настоятельно требовало такого контакта. Вместо этого он сосредоточился на ее личности, пытаясь найти хотя бы один ответ в море вопросов, которые его окружили.

Силк думала над его прямым ответом, услышав скрывавшуюся за простыми словами решимость. Она знала цену терпению, знала, как полезно бывает сделать вид, будто уступаешь неизбежному, если не видно альтернативного образа действий. А еще она знала, как важно бывает выбрать подходящий момент действовать.

— Так вы что — намерены последовать за мной в ресторан или еще куда-нибудь?

Киллиан встретился с ней взглядом и заметил вызов, исходивший от ее позы и возмущенного вопроса.

— Да, — нейтрально подтвердил он.

Силк приподняла брови, но в уголках ее губ появилась улыбка. В честности была своя особая притягательность, беззвучное очарование, силы которого большинство мужчин не подозревало.

— Я не ожидала, что вы в этом признаетесь, — сказала она после секундного молчания.

— Если это возможно, я предпочитаю правду, а не ложь, — отозвался он, остановившись на тротуаре.

Силк остановилась рядом с ним и недоверчиво посмотрела ему в лицо. Возможно, он не такой, как все. Возможно, он перестанет осуждать ее из-за той единственной встречи. Возможно, ей стоит рискнуть и один раз поужинать с ним.

— И сколько это будет продолжаться?

Он изогнул бровь:

— О каком «этом» мы говорим?

— О вашем преследовании.

— Мне казалось, я держусь дружелюбно.

— А как насчет правды? Забыли?

На мгновение он отвел взгляд, пытаясь сделать правильный выбор. Вариантов было не так уж много.

— Я хочу вас узнать, — ответил он наконец и посмотрел на нее как раз вовремя, чтобы поймать недоверчивый взгляд. — Вы мне не верите?

— Нет. Я чувствую неприязнь, когда ее вижу. И презрение мне тоже понятно. И то и другое я видела тем вечером.

Ей надо было увериться в том, что для нее существует хоть малейший шанс оставить позади ту репутацию, которую она приобрела дома, и не жить в соответствии с ней. Она дала обещания — себе и своим родителям.

— Может, они относились к тому мужчине, который был с вами.

Силк продолжала смотреть на него, обдумывая то немногое, что он позволил ей увидеть. Он скрывал свои реакции — это наводило на определенные размышления. Ее любопытство сменилось тревогой и опасениями, и она спросила:

— Действительно относились?

Киллиан чуть не совершил ошибки. Но в последнее мгновение он передумал.

— Нет. Вы водили этого дурня, как рыбу на крючке. Он понятия не имел о том, что вы такое.

Силк мысленно отстранилась, услышав презрение, которое так ясно прочитала в его взгляде на той вечеринке.

— А вы имеете? — отозвалась она с горечью, не заметив, что слишком ясно демонстрирует ему свои чувства.

Но Киллиану не нужно было слышать ее слов, чтобы их понять.

— Нет. Считал, что имею, — признался он, и не пытаясь сгладить свою оценку. — А теперь в этом не уверен. А хотел бы быть уверен. — Он протянул руку, но не стал прикасаться к Силк. Задание, с которым он сюда приехал, потонуло в настоятельной потребности тронуть ее, коснуться ее мыслей так, как он не смел коснуться ее тела. — Вы меня заинтриговали. Довольно сильно для такого недолгого знакомства.

Силк просила, чтобы он говорил правду. Глядя на него, видя его ясные глаза, слыша слова, в которых отражались и ее чувства, она нашла то, что искала. Он осуждал ее. Ему не понравилось то, кем он ее считал, и все равно он хотел попробовать сблизиться с ней. Возможно, так даже лучше. Если бы Киллиан не знал, чем она была, ей пришлось бы думать о той минуте в будущем, когда ей придется объяснять ему это — если будущее состоится. А так он все знал заранее.

Но еще сильнее ответы нужны были ей самой. Охватившие ее чувства требовали, чтобы она к ним прислушалась — впервые за всю ее жизнь. Даже сейчас она смотрела на него совсем не так, как на остальных. Ночь была теплой, в воздухе уже ощущалось предчувствие завтрашнего дня, вместе с легким ветерком ласково касавшееся ее кожи. Она приехала сюда, чтобы создать новую жизнь. Она надеялась, у нее будет время, чтобы привыкнуть к этому еще неизвестному будущему. Может быть, судьба судила иначе. Может быть, ей надо снова набраться мужества и потянуться за звездой, которую она, никогда и не надеялась достать.

Риск. Но ее жизнь всегда была полна риска-и она смогла уцелеть.

— Вам надо так много времени, чтобы принять решение? — спросил Киллиан, ласково погладив ее по щеке.

Силк моргнула, опять посмотрела ему в лицо и увидела на нем легкую улыбку, которая манила ее придвинуться поближе. Она подалась немного вперед, но потом, спохватившись, остановилась. Риск — это одно. Пустая бесшабашность — совсем другое. И она отстранилась — от его теплого прикосновения, от его нежного голоса.

— Ладно.

Силк направилась к своей машине.

Киллиан секунду смотрел ей вслед, а потом догнал ее. На мгновение в ней появились мягкость и ранимость, вновь не соответствовавшие тому образу, который началу него складываться.

— Что значит «ладно»?

Силк не смотрела на него.

— Это значит, что вы можете поесть вместе со мной, если хотите. Но хочу вас предупредить: мой бюджет не позволяет мне ничего, кроме ближайшей закусочной, где продаются гамбургеры.

Он поймал ее за руку и заставил повернуться, чтобы видеть глаза.

— Я угощаю.

Она покачала головой:

— Как я сказала или никак.

Он рассмеялся: ее монотонная скороговорка настолько удивила его, что он забыло всех своих неверных оценках, о своем задании, о ее сексапильности. Сквозь все это — и хорошее и плохое — пробилась подлинная симпатия.

Ее улыбка оказалась юной и странно невинной для женщины, которая никак не могла быть невинной.

— Ладно. Ваша взяла. На этот раз. — Он подтолкнул ее к своей машине. — Но поведу машину я. Я видел, как вы действуете при интенсивном движении.

— У тебя на подбородке кетчуп, — пробормотал Киллиан.

Силк со смехом вытерла крошечное пятнышко.

— А у тебя — горчица. — Она обмакнула еще три ломтика жареной картошки в красное озерцо, и помахала ими в его сторону. — По-моему, я еще не встречала никого, кто мазал бы жареную картошку горчицей.

— Ну хоть этим я запомнюсь, — протянул Киллиан, заканчивая еду.

Он не мог вспомнить, когда в последний раз ел в подобном заведении. И уж конечно, ему не случалось разделять трапезу с такой странной спутницей. Силк должна была бы чувствовать себя не в своей тарелке, но почему-то этого не случилось. Она заказала себе еду, словно всю жизнь питалась в дешевых забегаловках, и принялась за завернутый в бумагу гамбургер, словно это была ресторанная вырезка.

— Ты опять на меня уставился, — заметила она, качая головой. — Под какой образ я на этот раз не подошла?

Изумленный Киллиан ответил не сразу.

— А почему ты задала именно такой вопрос?

Она пожала плечами:

— Твои мысли не так уж трудно прочесть. И потом, я ведь предупреждала, что у меня это хорошо получается.

Киллиан мог бы рассказать ей, как трудно его понимать, как мало людей хорошо его знают и сколь немногих хотелось близко узнать ему самому.

— А еще у тебя не получится отвечать вопросом на вопрос. Память у меня тоже выше средней.

Он не видел, почему бы не ответить ей честно.

— Ты держишься так, словно всю жизнь провела в таких закусочных.

— Моя история не является тайной. Лоррейн и Джеффри Сент-Джеймс удочерили меня, когда мне было тринадцать.

— Наверное, это был трудный возраст, — пробормотал он.

Силк посмотрела мимо него, заглянув в прошлое, которое с радостью оставила позади, в темноту, которой почти удалось сжать ее смертельной хваткой. Даже сейчас ей трудно было поверить в то, что она смогла вырваться, не пострадав физически.

Увидев промелькнувший в ее взгляде отголосок боли, Киллиан резко втянул в себя воздух. Иногда он не замечал в ней ничего, кроме того, что она сама готова была показать. И очень редко она ослабляла свою бдительность настолько, чтобы дать ему проникнуть вглубь, как это произошло только что. Это оказалось больно. Слишком больно для человека, которому положено оставаться нейтральным, объективным. Не удержавшись, он протянул руку и сжал ее пальцы, нежно погладив тыльную сторону тонкой кисти.

— Что бы это ни было, похорони это снова, Силк. Это прошло.

Странно — грубоватые и в то же время мягкие слова проникли в черноту ее мыслей и принесли с собой свет и тепло. Силк заморгала, возвращаясь к настоящему, к нескрываемой тревоге, которая светилась в его взгляде.

— Ты же умный человек. Никакая часть нас, ни одно воспоминание никогда не бывает по-настоящему похоронено и никогда не проходит, — сказала она, высвобождая руку.

— Бывает — если ты ему это позволяешь.

— Вырезать часть того, что меня сделало такой, какая я есть? — Силк глубокомысленно приподняла брови. — Забыть полученные мною уроки, ошибки и победы? — Она покачала головой. — Нет. Это не для меня. Я так никогда не сделаю.

— Тебе больно. Я это заметил.

— Да. Но я смогла это пережить, научить ся на этом, заплатить за это, жить с этим. Это — часть меня. Да, возможно, темная часть. Но если не будет темноты, ограничивающей свет, то не будет никакой картины, никакого изображения. — Она оттолкнула остатки еды, вдруг растеряв ощущение веселья и спокойствия. — Я устала.

Киллиан встал из-за стола, понимая, что совершил серьезный просчет и сейчас вернуться на прежние позиции у него не получится.

— Я отвезу тебя домой.

Ничего не ответив, Силк пошла к машине. Киллиан вел автомобиль, а Силк молчала. Наблюдая за ней, он решил, что она даже не замечает собственного молчания. Он не мог понять, чего именно коснулся, чем причинил ей боль. Ему страшно хотелось обнять ее, прижать к себе и пообещать, что он больше никогда не причинит ей такой боли, но он сдержался. Он видел, как раненые животные вот так уходят в себя, когда боль настолько велика, что прикосновение не поможет. Силк вела себя сейчас именно так: она страдала от мучительной боли, на которую он не считал ее способной. Только когда они вышли из машины, он позволил себе спросить:

— Где ты будешь спать?

Силк посмотрела на него, едва расслышав вопрос.

— На полу. Мне приходилось ночевать в гораздо менее комфортных условиях. По крайней мере, тут тепло.

— А спальный мешок не пригодится?

Силк изумилась:

— А у тебя есть?

Он кивнул.

— А как же тогда будешь спать ты?

— Так же. Я взял два — на тот случай, если не будет работать отопление. А оно работает. — Он не стал дожидаться ее согласия, прешел к багажнику и достал оттуда пуховый спальник и подушку, сунув их под мышку. — За своими спущусь после того, как отнесу наверх твои.

— Я сама справлюсь.

— Но тебе это не понадобится.

Он вызывающе посмотрел на нее, давая понять, что не примет возражений.

Уголки ее губ чуть приподнялись, в тело снова вернулась жизнь. Прошлое отступило.

— Тогда я твоя должница.

Взяв у нее ключи, Киллиан отпер багажник ее машины.

— Хорошо. Можешь расплатиться со мной завтра. Мне нужна помощь, чтобы выбрать мебель. Только самое необходимое, пока я не начну работать. Судя по тому, что я слышал в Филадельфии, ты в том же положении. Так что пожалей меня и давай отправимся по магазинам вместе.

Эта мысль ей понравилась. Больше, чем следовало бы. Можно, конечно, повторять себе, что рада оказаться одна в незнакомом городе, но это не всегда помогает.

— Не смогу. Мне завтра на собеседование по поводу приема на работу.

— Где?

Киллиан вытащил из машины оба ее чемодана, оставив себе более тяжелый.

— «Дуглас Пластике».

Он чуть заметно улыбнулся, легко входя в роль, которую для себя наметил.

— Значит, ты собираешься работать в новом филиале, который они тут открывают!

— Ты их знаешь?

Силк начала подниматься по лестнице.

— Еще бы. Владелец — мой друг. Он сказал, что, скорее всего, сможет предложить мне работу.

Силк отперла дверь своей квартиры и вошла туда первой.

— В качестве кого?

— Мы еще не обсуждали. Я собирался поговорить с ним послезавтра, но раз ты едешь в ту сторону, то почему бы мне к тебе не присоединиться? А потом отправимся по магазинам.

Силк поставила чемодан на пол в большей из спален.

— Я начинаю верить в то, что ты действительно меня преследуешь, — негромко сказала она, поворачиваясь и вглядываясь в его лицо.

Киллиан молча встретился с ней взглядом, предоставив самой принимать решения. Она долго молчала, и, не выдержав, он спросил:

— Ну?

— Ладно. Сделаем именно так.

Согласие далось ей слишком легко. Совместный обед создал атмосферу непринужденности, которой хотелось бы насладиться. Не считая того короткого укола памяти, в котором Киллиан, в сущности, не был виноват, он оказался добрым, веселым и приятным собеседником. И потом, она очень тревожилась по поводу своей первой попытки найти работу. В компании это определенно будет легче, чем одной.

Он улыбнулся и одним шагом уничтожил разделявшее их пространство.

У Силк была достаточно хорошая реакция, чтобы уловить стремительное изменение в выражении его лица. Мужской интерес вдруг ожил и разгорелся с новой силой. А она не готова была рисковать. Не успел он к ней прикоснуться, как она остановила его, приложив ладонь к его груди.

— Но как друзья.

— Друзья?

Киллиан попробовал это слово на вкус, и оно показалось ему странным. Его доминирующий характер проснулся, собранный и бдительный, готовый к бою. Он всмотрелся в ее лицо, пытаясь найти уязвимое место в броне, которой она себя окружила, и не находя его.

Силк почувствовала, что происходит в его душе. Ее нервы напряглись, готовясь к защите. Если он сейчас попробует на нее наброситься, она больше его к себе не подпустит. Она будет знать, что он поверил лжи, не потрудился поискать правду, не поверил тому, что говорили ему его собственные глаза. Но пока это решение еще только оформлялось в ее мозгу, она поняла, что груз, который она возложила на него, неоправданно тяжел. Но судьба и ее собственный выбор сделали такую конфронтацию неизбежной, и она повторила:

— Как друзья. Или никак.

По ее лицу он прочел, что дальше идти нельзя. Ему казалось, что уж ей не удастся укротить свое желание лучше, чем это удается ему. Но, хотелось ему это признавать или нет, Силк была права. Он предостерег своих людей против того, чтобы они давали волю эмоциям, а сам уже нарушил собственный запрет.

— Хорошо. Пусть будет — как друзья. — Он сделал шаг назад, подальше от соблазна. — Я зайду за тобой в девять.

Упоминание о столь раннем часе заставило Силк поморщиться: ей вдруг стало страшно, что она не сможет работать, как все люди, с девяти до пяти, раз она не в состоянии нормально спать по ночам.

— Почему ты нахмурилась?

Силк покачала головой:

— Да так.

Киллиан снова всмотрелся в ее лицо и увидел там то, чего не было прежде: уклончивость.

— Если тебе действительно не хочется этого, достаточно просто сказать мне.

— Дело не в этом.

Она нагнулась, чтобы отпереть чемодан. Киллиан присел рядом на корточки и заставил Силк остановиться, накрыв ее руку своей ладонью.

— А мне показалось, что ты — сторонница честности.

— Да. — Она посмотрела на него и увидела: он твердо намерен выяснить, что именно заставило ее хмуриться. Вздохнув, она села на пятки. — Ты — просто невыносимый человек! Не понимаю, почему я разрешаю тебе меня терроризировать.

Он чуть улыбнулся, понимая, что, вопреки себе, она собирается сказать ему, в чем дело.

— Наверное, все дело в том, что я такой обаятельный. — Он нежно прикоснулся к ее щеке. — Перестань оттягивать. Просто скажи, в чем дело — и я уйду.

Впервые в жизни Силк почувствовала себя страшно глупо. Никто, включая ее близких, не знал, как трудно ей бывает заснуть ночью.

— Я — ночное существо. Я не сплю по ночам — просто не могу.

Улыбка на лице Киллиана погасла. Заглянув ей в глаза, он убедился в том, что она сказала правду. Та мучительная боль, которую он уже видел, появилась снова.

— Почему?

Вопрос прозвучал мягко, но потребность узнать, в чем дело, была сильной и острой. Его пальцы скользнули по нежной округлости ее щеки, наслаждаясь теплым шелком кожи.

У Силк затрепетали ресницы.

— Просто не могу, и все.

Она лгала. Киллиан беспокойно шевельнулся. Ему хотелось добиться от нее правдивого ответа, но он понимал, что не сделает этого — пока. Что бы Силк ни скрывала, она не готова поделиться этим с человеком, которому пока даже не вполне доверяет.

— Ты устала?

Услышав его тихий вопрос, Силк быстро вскинула ресницы.

— Нет.

— Я тоже. Давай решим вот как. Я помогаю тебе устроиться здесь, потом мы проделываем то же самое у меня. А после этого отправляемся в круглосуточный магазин и покупаем каких-нибудь продуктов.

Силк смотрела на него, пытаясь понять, не шутит ли он.

Киллиан улыбнулся такому откровенному изумлению и нежно постучал пальцем по ее носу. Ему было бы гораздо приятнее поцеловать ее дивные губки, но он уже немного начал понимать эту сирену по имени Силк. Ее нельзя заставлять и обольщать, и она слишком честна, чтобы ее обманывать. Она продиктовала ему условия. Он не понимал, почему, но, как ни странно, ему не хотелось строить догадки, которые могли оказаться неверными. Так что он будет придерживаться ее правил, пока не получит всех ответов.

— Ну, милая дама, давайте пошевеливаться. Мне этих гамбургеров на всю ночь не хватит. — Он встал и направился к двери. — Оставляю тебя распаковывать свои кружавчики, а я пока принесу мои вещи.

Силк прислушалась к звуку закрывающейся двери, а ее глаза все еще были прикованы к пустоте, оставшейся после его ухода. Бессознательно она поднесла руку к тому месту, где его пальцы скользнули вдоль ее щеки. Никому — ни одному мужчине, ни ее родителям, ни сестрам, ни друзьям — не удавалось затронуть ее так легко и в то же время так глубоко. Она, не верившая в нежные чувства, вдруг открыла для себя нежность: в его улыбке, голосе, в легком прикосновении его руки. Она согрелась, а прежде даже не замечала, что ей холодно. Она вдруг перестала быть одинокой, как раз когда позволила себе ощутить, насколько изолирована от жизни. И все благодаря этому мужчине, незнакомцу — и в то же время он не казался ей незнакомцем! Она не заметила, как долго стояла, глядя на дверь. Только услышав, как он что-то насвистывает, проходя мимо ее квартиры, Силк поняла, сколько времени оставалась в полной неподвижности. Встряхнув головой и чуть улыбнувшись своей необъяснимой реакции, она повернулась к чемодану. Когда Силк рассмотрела его содержимое, улыбка превратилась в смех. Все самые интимные детали ее сногсшибательного белья были разбросаны в шелково-атласном натюрморте поверх аккуратно сложенных блузок и брюк.

Неудивительно, что он сказал «кружавчики».

— Я могу надеяться, имея в виду нашу близкую дружбу, уговорить тебя устроить демонстрацию всех этих моделей? — спросил Киллиан, прислонившись к дверному косяку и скрестив руки на груди.

При первых звуках его голоса Силк, державшая в руках охапку трусиков и лифчиков, подняла голову. Тон легкого поддразнивания не вязался с открытым желанием, отражавшимся в его глазах. Только когда она молча покачала головой, он подошел к ней и опустился на колени рядом с ее чемоданом.

— Предполагалось, что ты закончишь с этим до моего возвращения.

Мысли Силк непривычно смешались, но ей удалось найти достойный ответ, прозвучавший вполне связно:

— Их некуда положить.

— И ты решила, что будешь держать их в руках? — Выразительно подняв темные брови, Киллиан посмотрел на ее роскошную добычу. — А что, если я возьму эту обязанность на себя? — Он запустил пальцы в воздушную охапку, и почувствовал, как шелк, атлас и кружева ласкают ему ладони. Все намерения оставаться по отношению к ней дружелюбно-отстраненным были забыты. Вот такой же мягкой, нежной, гладкой и теплой будет Силк, когда он станет ее ласкать. Переплетя пальцы с ее хрупкими пальчиками, Киллиан заглянул ей в глаза. — Мне нравится твой вкус… — напевно проговорил он, не спуская глаз с ее губ, — …в одежде.

Силк почувствовала, как его жаркие слова оплетают ее, притягивая и маня. Он владел даром околдовывать — интонацией, ритмом речи, — и ей уже начинало казаться, что он любит ее, не прикасаясь к ее телу. Губы Силк полуоткрылись, а язык скользнул вдоль них, прослеживая контур так, как это сделал бы его поцелуй.

Желание по имени Силк было жарким, недоверчивым и требовательным. Киллиан понимал, что нарушает ее правила и свои собственные, но вдруг ясно понял, что будет нарушать их и дальше.

— Иди сюда, — негромко приказал он. Он ничего не будет брать, но обязательно будет дарить.

Силк подалась навстречу ему, потерявшись в лабиринте, в который он завел ее и по которому шел вместе с ней. Нежное белье упало ему на колени, но они оба этого не заметили. Он притянул ее еще ближе, по-прежнему держа за руки и не заключая в объятия.

— Один поцелуй.

Силк смотрела на его губы: ей безумно хотелось ощутить их прикосновение. Такого острого желания она еще никогда не испытывала.

— Один поцелуй, — согласилась она на выдохе и сама не узнала собственного голоса, который вдруг оказался нежным и уступчивым.

Но Киллиан этот голос узнал. Именно его он слышал в своих снах, этот голос, который опровергал все, что он о ней думал. Он прикоснулся к ее губам легко, ласково. Он дразнил, а не овладевал, приглашал, а не врывался. Желание узнать ее тело раскалило его добела, но важнее оказалось уважение к ее разуму и чувствам.

Силк отдалась его поцелую, ожидая страсть, а почувствовала необыкновенную нежность. Осторожный, словно рассвет, его поцелуй разрушил всю тщательно выстроенную защиту, проскользнув мимо нее так, словно ее не существовало. Его тепло манило. Силк прижалась к Киллиану теснее и положила голову ему на плечо, а он с почти ленивой тщательностью познавал все уголки ее рта. Когда Киллиан, наконец, поднял голову, то оказалось, что, незаметно для них обоих, она очутилась у него на руках, полулежа в его объятиях. Она чувствовала себя одновременно ребенком, которым ей так никогда и не удалось побыть, и женщиной, непохожей на все те фальшивые роли, что она играла. Силк всмотрелась в его лицо, в яркий огонь, пылавший в его потемневших глазах. Она не в силах была отвернуться, и ей не хотелось слышать слова, способные нарушить очарование этой минуты. Она подняла руку, и ее пальцы скользнули по его лицу, повторив ту первую ласку, которую он подарил ей. А потом она сама приникла к его губам — губам, давшим ей такое пьянящее наслаждение, что она не могла им насытиться.

— Мне нравится, как ты понимаешь дружбу, — глуховато пробормотал Киллиан. — У меня еще никогда не было такого друга, как ты.

— И у меня тоже, — прошептала она, забыв о том, что он может о ней подумать. Она помнила только, какой она была, когда он обнимал ее.

Киллиан заглянул Силк в глаза, увидел ее искренность и поверил ей так, как не поверил бы еще совсем недавно. Что бы у нее ни было с другими мужчинами, такого она не испытывала. Между ними возникло какое-то волшебство — и в этом они оба были девственны. Наклоняя голову, чтобы еще раз припасть к ее губам, он успел подумать, что эта необыкновенная мысль его радует и удовлетворяет так, как ни одна из тех, что приходили ему в голову прежде.

— Киллиан, нам вдвоем столько не съесть! — протестовала Силк, глядя на овощи, которые он укладывал в тележку для покупок.

— Я люблю овощи, а ты сказала, что умеешь готовить. Вот я и подумал: раз мы друзья, ты согласишься меня пожалеть.

Он бросил поверх уже образовавшейся горы пакет с отборными луковицами и перешел к картофелю.

Силк шла следом, отметив про себя, что, несмотря на свое неумение готовить, он очень тщательно отбирает продукты, которые кладет в тележку.

— Ты хочешь, чтобы я тебе готовила?

— Вроде того. — Он бросил на нее через плечо быстрый взгляд и не заметил никаких признаков того, что она собирается заупрямиться. — Я задумал взаимовыгодный обмен. Я буду возить нас обоих на работу, а ты научишь меня основным блюдам. Мы оба окажемся в выигрыше. Я не умру с голода, а тебе не придется тратить на бензин свои ограниченные средства.

Силк нахмурилась, обдумывая его предложение. Хотя она и не собиралась признаваться в этом Киллиану, ее первым желанием было согласиться.

— Не думаю, чтоб мои родители наметили на этот год нечто в этом духе, — сказала она наконец, имея в виду план матери и не видя оснований его скрывать.

Пожав плечами, Киллиан прошел вдоль прилавка с замороженными продуктами.

— Ты говорила, что единственным условием является твое проживание на три тысячи долларов, пока ты не найдешь работу и жилье. Предполагалось, что у тебя появятся друзья, которые не будут интересоваться твоим именем или влиянием, и что ты будешь заниматься каким-нибудь полезным делом. Насколько я понимаю, ты все это выполняешь.

Силк вынуждена была признать, что если ставить вопрос так, то она действительно придерживается правил, установленных ее родителями.

— Давай считать эту договоренность временной: любой из нас всегда сможет от нее отказаться, — предложил Киллиан, снова возвращаясь к тележке.

— Ладно. Но на мой взгляд, от нашей договоренности я выигрываю больше.

Он улыбнулся, наклонился и быстро поцеловал ее, не дав времени сообразить, что намерен сделать.

— Не заблуждайся. Ты еще не видела меня на кухне.