Кажется, я вам уже как-то говорил: я поэт... Я никогда не подыскиваю слова, когда рассказываю девчонкам истории вроде тех, что Ромео плел Джульетте, пока их предки занимались своими делами.

Я чемпион в том, чтобы, держа киску за пальчик, нашептывать ей словечки, от которых бы свалилось кресло на колесиках.

На вопрос малышки Клод, что произошло, я отвечаю:

– Тебе приснился плохой сон, мой ангел. Он забудется, когда пропоет петух...

И великолепно имитирую петушиный крик. Если бы его услышала курица, она бы приняла его за настоящий и просто бы обалдела.

Клод смеется, но тут же морщится, потому что пока еще смеяться ей нельзя.

Дверь приоткрывает медсестра.

– Месье Сан-Антонио, – шепчет она.

– Он самый! – кричу я.

– Вас к телефону!

– Иду!

Я отпускаю пальчик Клод.

– До скорого, лапочка...

Спускаюсь в кабинет. Разумеется, это шеф.

– Как вы узнали, что я здесь? – спрашиваю я его.

– Вы думаете, я бы занимал кресло, в котором сижу, если бы не мог находить своих сотрудников? Он кашляет.

– Что будем делать с Вдавленным Носом?

Я смеюсь.

– Я про него совсем забыл. Отпустите его, и пусть ему сделают небольшой подарок.

– Какой, например?

– Те сто штук, что мне дал Анджелино, все еще у вас?

– Вы мне сказали передать их в благотворительный фонд...

– Гм! О фонде подумаем в следующий раз. Отдайте их Вдавленному Носу Должны же мы его как-то вознаградить.

Он снова кашляет

– Кстати, – говорит он, – я только что из МИДа...

– Да?

– Да... В большой гостиной стоит бюст не Монтескье, а Талейрана.

– Идиот! – говорю я. – Если бы тот швейцар, которого я спрашивал, ответил правильно...

–...Вас бы уже не было в живых, – договаривает босс. – Не забывайте, что ложный след спас вам жизнь

– Это правда... Патрон, я вам не понадоблюсь в ближайшие дни?

– Нет, а что?

– Да я хотел уладить одно семейное дело...

– Ладно, – говорит босс. – Поцелуйте ее от меня покрепче.