— Рад, что мне удалось довести операцию до успешного завершения, — заявляет Старик, шнобель которого напоминает красный болгарский перец.

Все смотрят на него глазами, полными недоверия. Похоже, стыд над ним не властен. Этому старому ослу, только что изукрасили всю физиономию, и вот он уже пыжится так, словно выиграл битву при Вердене в одиночку!

Он продолжает:

— Сноровка, господа, проворство. Энергичность и расторопность.

Ладно, оставляем его украшать себя павлиньими перьями. Сдача в утиль не дает ему покоя. Он по-прежнему ощущает себя начальником вокзала, а прибытие электрички считает своей заслугой, надо быть снисходительным.

Мы располагаемся вокруг блюда со свининой, настолько гарнированной, что она погребена под гималаями картофеля и кислой капусты. Берю рубает изо всех сил, не дожидаясь никого. Пино, присоединившийся к нам, предпочел салат из порея. Папаша затеял тысячу церемоний со своим прибором, так что его можно принять за заведующего протокольным отделом, устроившего показательный урок для обитателей Елисейского дворца.

Мы забросили бедного Коротышку Дзана в Кюско. После чего я отвез оставшееся трио, знаешь куда? В морг!

Парни не ухватывали цели прогулки. Ты бы их видел, с браслетами на руках в полукруг перед шкафчиком Прэнса. Они продолжали недоумевать, куда я клоню, и что вообще происходит. Они были так заинтригованы, что даже не возбухали.

Служащий открыл маленькую толстую дверцу, затем потянул на себя выдвижную полку. Господа воры узрели Флавия Прэнса, одеревенелого, как бревно, мертвенно-бледного под своим загаром, с совершенно синюшными губами.

Один из них воскликнул:

— Вот же черт!

Двое других лишь застучали зубами.

— Таково ремесло, — сказал я им. — Похоже, ваш круиз в депозитарий ГДБ плохо кончился. Вы как, вчетвером спланировали его убрать, или же это была инициатива кого-то одного?

И тут они принялись неприглядно колоться. Они заговорили все сразу, наперебой. И я увидел, по их поведению и минам, что они ни при чем в смерти своего мозгового центра. Что они ни сном ни духом. Что это был дополнительный пункт, в программу не включенный. Полное единодушие в отрицании, русский хор в протестах. Нет, нет, только не это, Лизетта. Они воры, но никаких кровавых дел. Доказательством сему служит то, что они не доставили особых хлопот при задержании. И можно до самой смерти искать, у них, за исключением фомки или отвертки, не найдешь никакого оружия. Их стиль кража, вскрытие без боли.

Перед мозговыми костями (если будет позволено так выразиться), они выложили все начистоту. Целиком, полностью и подробно. Дело, разработанное красавчиком Флавием, способ, которым он вербовал своих пролаз. Период тренировок в дымоходных трубах заброшенного здания.

Лебедка на крыше, управляемая Педро и Прэнсом, в то время как трое худышек спускались по воздуховоду. Телефонная система для постоянной связи. Затем безопасная зона внутри хранилища. Копилки депонировал Когтистый с помощью своего первоклассного инвентаря. Благочестивый Робер занимался сортировкой, Коротышка Дзан загружал отобранное барахло в пластиковую корзину, используемую для подъема на крышу. Замечательная работа, чистая, аккуратная, которой они гордятся. Флавий составил план доступной части с безукоризненной точностью. Из настоящих профи, точно.

— Ладно, а что со сбытчиком? — осведомляюсь я.

Так же как и Мари-Анна, они не знают его имени. Прэнс не уставал повторять, что великие дела держатся на тайне. Он поделил наличные и золото, выдал им со всей честностью заключение, что и за сколько должно быть продано специалистом, и обещал держать их в курсе предложений, которые будут поступать. Сделка совершится только с согласия всех или, по крайней мере, абсолютного большинства.

И они ждали.

Ну и вот…

Что касаемо чемоданчика, то он входил в лот с не установленной стоимостью. Эти банки ничего не говорили им в смысле цены. Однако было понятно, что если их держат в депозитарии, то они неизбежно представляют какую-то ценность.

Получив признания, мы отвезли это маленькое общество в Большую Вольеру и загнали в клетку. Потом закатились заправиться свининой с картофелем и кислой капустой, чтобы восстановить сильно потраченные силы, в одну известную пивную в порту Сен-Мартен.

Эльзасское еще сохраняет вкус винограда и молодости. Разглагольствования Старика нас слегка достают, но куда денешься, надо уметь терпеть предков, прося Господа позволить нам когда-нибудь дожить до их лет.

— По-вашему, патрон, — спрашивает меня Лефанже, — кто спустил главаря?

— Только не один из этих гангстеров. Они ювелиры, а не живодеры.

В этот момент какой-то халдей в черной жилетке, совсем старомодный и даже с усами а ля Мопассан, подходит спросить, не присутствует ли г-н Сан-Антонио в нашем досточтимом обществе?

Заинтригованный, я указываю на себя.

— Телефон! — долго рассказывает он.

Ладно, покидаю алтарь и направляюсь в туалетные комнаты, поскольку рестораторы взяли за привычку размещать телефоны по соседству с толчками, чтобы явственно различался запах дерьма, когда говоришь о любви или делах.

Это Матиас.

— Откуда тебе известно, что мы здесь? — удивляюсь я.

— Я позвонил в главную контору, господин комиссар; бригадир Пуалала слышал, как вы предложили отправиться поесть свинину с кислой капустой, а поскольку я знаю, что вам нравится та, которую готовят в Пойле…

— Какие новости?

— Звонил «он».

— Парень, предлагавший продать нам чемоданчик?

— Он самый, я сразу же узнал его голос. Он потребовал Жерома Растепая. Я ответил, что вы вышли, парень сказал срочно с вами связаться и сообщить, что он готов скостить до трех миллионов, при условии, что дело завершится прямо сегодня, поскольку он покидает Францию и завтра будет уже поздно.

— Как с ним связаться?

— Он будет звонить сюда каждый час, пока вас не застанет.

— Когда перезвонит, скажи, мы согласны, и спроси, где он хочет, чтобы дело было урегулировано?

— Полагаю, он потребует прямого разговора с вами.

— Не обязательно, он ведь начал говорить с тобой?

— Верно.

— Но в любом случае, я еду.

Лица моих товарищей начинают разрумяниваться, за исключением пинюшевского, которое принимает оттенок его порея.

Я пересказываю изысканной компании, что происходит. Возбуждение становится всеобщим.

— Вы собираетесь отдать три миллиона? — спрашивает Люретт.

— Где я, по-твоему, их достану?

— То есть, будем их брать в момент обмена?

— Не вижу иного выхода.

— Было бы хорошо, если бы организацией сделки занялся я, — принимает решение Ахилл, вытягивая манжеты с запонками из сапфиров, которые крупнее, но не голубее его глаз.

— Рубайте вашу свинину, Ах, и ни о чем не беспокойтесь, — бурчит Его Величество, запихивающее в себя картофелину целиком, предварительно закутав ее в слой сала.

— Если мне будет позволительно высказать свою точку зрения, — блеет лилиоголовый, — я полагаю, за этим что-то скрывается.

Я всегда был чувствителен к мнению Ископаемого. Это существо рассудительное, умеющее обращаться со здравым смыслом так же хорошо, как я с молнией моей ширинки.

Очаровательная дама с красноречивой попой проходит мимо нашего столика, вызывая за ним молчание. Она помещает это дело на глупую банкетку, возвращая тем самым нам способность говорить.

— И что это может скрывать? — ворчит Берюрье, после экстравагантного звука, пришедшего откуда-то из глубины.

— Тип, предлагающий полюбовное соглашение с тем, чтобы сделка была заключена как можно быстрее, мне кажется малосерьезным.

И у меня телефонный звонок породил странное ощущение. Похоже, в стане держателей чемоданчика случилось нечто непредвиденное.

— Я побежал, ждите от меня вестей здесь, самое главное — не возвращайтесь на КП, на тот случай, если они следят за нашей «лабораторией».

— Я буду вас сопровождать, — принимает категоричное решение Старик, не рискующий оказаться пятым колесом в телеге.

В конце концов, если ему так хочется…

Он складывает свою салфетку, приглаживает плешь и встает. Его уход не огорчает моих подручных, которые чувствуют себя более непринужденно без него. Впрочем, Берю не ждет, когда мы выйдем, чтобы выразить в полный голос свое облегчение.

— Попутного ветра, приятель! — трубит его пещерный глас, — надо уметь отделять зерна от плевков. Вообще-то, это неплохой малый; вот только постоянно ему кажется, что он читает проповедь в Магдалине.