Вечеринка превращалась в истинный кошмар. Во всяком случае, для меня — голодной, трезвой и измученной двумя днями подготовки. Еще немного, и если бы их поведение не представлялось мне позорным, я бы вознаградила себя парой-другой бокалов шампанского, чтобы тоже испытать блаженное состояние, в котором самые дикие выходки кажутся вам нормальными.

Компания в пятнадцать человек подходила как нельзя лучше для подобного рода приемов. Шла взаимовыручка: те, кто отходили от хмеля, заменяли тех, кого он валил с ног. Натертый мною паркет стал походить на пол в свинарнике. Чтобы его очистить, мне придется здорово потрудиться, ни жалея ни пота, ни крови! В сумятице чувств я продолжала наблюдать за месье. Видя, что все набрались, он решил последовать их примеру и изображал ча-ча-ча в компании с генеральской женой, возвышавшейся над ним наподобие каланчи. В момент, когда я уносила поднос с грязными стаканами, один из гостей обхватил меня за талию, приглашая танцевать. Это был подстриженный ежиком крепыш в очках с золотой оправой, делавшей его глаза рыбьими.

Я сопротивлялась, ведь прислуге не положено танцевать с приглашенными, но он насильно заставил меня. Мой поднос упал, гости расхохотались. Американец так крепко прижал меня к животу, что у меня перехватило дыхание. Я кое-как передвигала ногами. Он же нарочно наступал на битые бокалы. Когда пластинка подошла к концу, мы оказались у двери, ведущей в коридор. Он потащил меня туда. Поскольку было решено провести вечеринку при свечах, месье Руленд выключил рубильник, чтобы не зажегся свет, если кому-нибудь придет в голову щелкнуть выключателем. Дом был погружен во тьму. В коридоре почти ничего не было видно. Мой партнер припечатал меня к стене и попытался поцеловать. Я сопротивлялась как могла, но этот тип был здоровее быка. Чувствуя, что мои губы ускользают от него, он стал задирать мне платье. Это уже было свыше моих сил, и я заорала во всю глотку: «Месье Руленд!»

Он прибежал скорее, нежели я могла надеяться. Схватив руку гостя, Джесс примирительным тоном стал увещевать его. Было похоже, что тот старается скрыть смущение, нагнувшись якобы для того, чтобы завязать шнурок на ботинке.

Месье и я ни о чем не подозревали. Но внезапно крепыш схватил подол моего платья и резким движением рванул его вверх, к талии, наподобие того, как сдирают кожу с кролика! Платье было достаточно узким — если вы помните, то самое, черное, что оставалось с похорон — и мне не сразу удалось снова опустить его на голые бедра, ведь с тех пор я выросла и пополнела…

Когда, наконец, я привела себя в порядок, я увидела, что мой танцор валяется на полу в коридоре, получив мощный удар в подбородок. Джесс, добрая душа, стоял на коленях возле своей жертвы, встряхивая ему голову и повторяя: «Сорри, Дик! Сорри!», что означает, как с тех пор я знаю: «Я сожалею».

Но именно я, как никто другой, была достойна жалости. Вложить всю душу, весь дар изобретательности в подготовку вечеринки и наблюдать, чем все это кончилось, — согласитесь, было нелегко!

Близкая к истерике, я вышла из дома. Ночь, осклизлая, как всегда у нас в зимнюю пору, наводила тоску. Беловатый туман стелился по улице, и каждый предмет имел странный отблеск, как шерсть намокшего животного.

Машины гостей выстроились на песчаной дорожке одна за другой, упираясь бампером в бампер. Я подошла полюбоваться ими вблизи, чтобы прогнать ужас пережитой сцены. Крыши и ветровые стекла покрывала изморозь. В автомобилях мне больше всего нравился салон, и я соскребала ногтем иней, чтобы заглянуть внутрь. На мне было только мое бедное черное платьице, и однако я не чувствовала холода! Я шла от машины к машине, внимательно разглядывая их, стараясь угомонить заставлявший меня дрожать внутренний гнев.

И вдруг в третьем автомобиле я различила две пригнувшиеся фигуры. Первой моей реакцией был страх — должно быть под шум гулянки воры обшаривали машины и при моем приближении решили спрятаться в одной из них. Стремглав я бросилась к дому. Мой партнер уже поднялся и радостно дубасил месье по спине. Хук в челюсть показался ему верхом остроумия. Джесс тоже смеялся, и казалось, что все обстоит наилучшим образом в этом лучшем из миров.

— Месье, идите скорее, похоже, грабят машины!

Он последовал за мной. На крыльце я прошептала:

— Они в третьей машине!

Он посчитал, вытянув палец — один, два, три.

— Вот в этой?

— Да.

Он бросился вперед. В ту же секунду я поняла, насколько он неосторожен. Если грабители вооружены, он рискует получить пулю!

— Стойте, я предупрежу комиссара!

И я закричала:

— Господин комиссар, воры!

Джесс, казалось, не слышал, и я бросилась вдогонку, чтобы удержать его, но он уже схватил ручку дверцы. Лампочка на потолке загорается автоматически, когда распахивается дверца. Белый свет сразу залил салон машины. Джесс замер, пораженный; то же случилось и со мной, когда я увидела этот спектакль. Не воры вовсе были внутри, а мадам и генерал с седой шевелюрой. Чем они занимались, я никогда не осмелюсь описать вам. Мне думается, до конца дней своих я буду видеть эти две растерянные, повернутые в нашу сторону головы. Они походили на ослепленных дневным светом сов. Лица Тельмы и генерала выглядели так, будто выварились в кипятке, а глазницы были совсем пустыми. Комиссар, прибежавший на мой зов, смотрел не менее обескураженно.

Резким движением месье Руленд захлопнул дверцу. Видение исчезло, все снова погрузилось во тьму. И тогда случилось неожиданное: он дал мне пощечину. Не знаю, вообразил ли он, что я нарочно его позвала, или у него так чесались руки, что он не смог сдержаться… Одновременно он прокричал какое-то слово на своем языке. Я, конечно, не поняла, но угадала по его взгляду, что это было ругательство. Тогда меня охватило отчаяние. Отчаяние такое глубокое, такое полное, какое вряд ли когда-нибудь испытывало человеческое существо. Я расплакалась возле автомобиля, в котором продолжали шевелиться две тени.

Джесс вернулся в дом. Я подняла глаза к небу, ища утешения. Увы, это уже был не милосердный небосвод Рулендов с барашками облаков на сером фоне… а ядовитое небо Леопольдвиля.

Враждебное небо, говорящее людям «нет». Как автомат, я двинулась к калитке. Мертвая улица с редкими фонарями поглотила меня. Своим «прежним», неуверенным шагом я направилась к дому Артура.