Я всегда обожал путешествовать — это в моей природе и моем гороскопе.
Послезавтра — отправление… Я позвонил матушке и немного посвятил в свои планы. Но маман действительно не слишком сильна в географии (как все французы). Для нее что Галапагосы, что Лебединое озеро — все едино. Она беспокоится только, чтоб я не простудился. Пообещав принять все меры предосторожности, после звучного поцелуя через мембрану вешаю трубку.
До Кокпинока мы добираемся блошиными прыжками. Сначала из Ниццы в Париж, затем из Парижа в Мехико. Затем из Мехико в Кито, где нанимаем частный самолет для влюбленных и берем курс на Гуаякиль. Таким образом мы проводим над морями и континентами два дня. В Гуаякиле нас поджидает одна из яхт мистера Окакиса. Всего яхт шестнадцать, различного водоизмещения. О, мужики, если бы вы видели эту скорлупку! Большего люкса даже представить себе нельзя! Или, скорее, более дорогого! Судно окрашено в небесно-голубой цвет. Мостик отливает нежно-розовым. У матросов форма белая с розовым, так что от зависти обделался бы даже директор универсальных магазинов в Шатле. Штаны белого цвета с розовым кантом доходят до коленей, как бермуды. Шик! Матроска розовая с белым кружевным воротником и манжетами. Большое «О» (Окакис) вышито золотом на груди и на спине. На головах береты, напоминающие о венецианских гондольерах, но в белую и розовую полоску и с помпоном на макушке. Среди остальной команды капитан отличается одеянием и сразу бросается в глаза, поскольку на нем что-то вроде королевского сюртука голубого цвета. Ниже сюртука розовые подштанники и лаковые черные сапоги. Под сюртуком белоснежная рубашка с шикарным жабо, как у голубя-дутыша, а на голове черная фуражка, украшенная страусовым пером. Обалдеть! Только в Голливуде можно увидеть нечто подобное.
Как жаль, что я не взял свой «роллейфлекс» — сняться бы на память вместе с экипажем! О, сколько моряков, сколько капитанов мечтали бы обрядиться подобным образом и получать такую же зарплату в придачу!
Но внутри корабля, дорогие мои, — это песня! Коридоры и переходы обтянуты розовым шелком, каждая дверь выполнена из палисандрового дерева и украшена картиной в массивной золотой раме. Под ногами что-то классическое — Тегеран, господа! Каюты обставлены подлинной мебелью эпохи Людовика XVI, и на каждой стенке по оригиналу Рембрандта. Каких это все бабок стоит, а? Вы еще не потеряли дар речи? Тогда продолжу описание внутренностей корабля. Ванные комнаты, да что там комнаты-залы! — выложены розовым мрамором, а краны из чистой платины… Что вы хотите сказать? Вам наплевать? Ну и тяжело же вас эпатировать, господа! Вы мне кинете свои мокрые трусы в морду, если я вам скажу, что бассейн на яхте сделан из изумрудов? А, пробрало?! Так вот нет, пардон! Из толстого венецианского стекла! А переливается на солнце, как изумруд! Вы думаете, слишком дешево? Но вот лестница из чистого золота и инкрустирована брильянтами! Могу поклясться головой вашего младшего брата, но не того, что учится на одни двойки, а другого, который подхватил свинку от кормилицы!
На капитанском мостике нет классических откидывающихся сидений, а стоят банкетки времен Людовика XV. Мне начинает нравиться, и я мысленно поздравляю себя с тем, что согласился с предложением Глории.
— Симпатичная посудина, правда? — спрашивает она, входя ко мне из смежной каюты, которую занимает.
Я клею ей засос из категории большого плавания.
— Просто чудесно, сердце мое.
— Каким замечательным будет наш медовый месяц, — ласково произносит она, вешаясь мне на шею.
Сожалею, что по разнарядке судьбы на мою долю не выпало охранять более сексапильное тело. Не хочу кривить душой: Глория вовсе не мерзкая. Были в моем послужном списке всякие — и похуже. Я не стесняюсь об этом говорить. Для дождливого послеобеденного отдыха или для хижины в горах такие могут вполне подойти: надо же не забывать о физических упражнениях. Но Глория как-то не вписывается в шикарный антураж морского круиза, понимаете? Ноги слишком худые, а грудь ушла, не оставив адреса, — словом, она не для выхода в свет, тут она не то чтобы теряется, но во всем этом люксе проигрывает. На мой взгляд, ей не стоит раздеваться на публике. Ее стиль — штаны-дудочки и свитер. В общем, хорошо бы одеть ее в шкуру пингвина! Чтоб больше не поносить девушку, скажу: у Глории есть шасси, но кузову не хватает аэродинамизма. И закончим на этом!
Впрочем, благодаря ей я поимел много приятного, включая ее саму!
Я разодет как турист класса суперлюкс. Белые полотняные брюки, белая шелковая рубашка с коротким рукавом, белый клубный блейзер из тонкой фланели с шикарным гербом на кармане, на котором изображен лев, пожирающий удава на фоне пожара в джунглях. Смотрю на себя в зеркало — и глаз радуется! Глория настаивала, чтобы я купил себе фуражку яхтсмена с якорем, но я заартачился. Когда человек в моем лице располагает физическими данными, как у Ромео, то нет смысла одеваться под служащего газовой компании, чтобы понравиться Джульетте.
Итак, напялив на себя все вышеперечисленное, я вылезаю на мостик в сопровождении моей псевдоневесты. Там нас ждет старший сын Окакиса. Ему поручено сопровождать гостей на папашин остров. Парень немного смахивает на макаку, темный, но будто немного выцветший после употребления отбеливателя; вьющиеся мелким бесом волосы, шерсть на ушах, густые черные брови и сильно косящие глаза. У наследника руки горбуна, слишком длинные для его куриной впалой груди, но, видимо, это очень удобно, чтобы доставать чековую книжку из кармана пиджака. Он научится профессии миллиардера, но это будет позже, когда папашины танкеры достаточно избороздят Мировой океан.
Зато старик Окакис с помощью компетентных людей научил сынка прекрасным манерам, ибо он встречает нас на палубе с распростертыми объятиями. По телексу он узнал, что Глория приезжает со своим женихом, и по этому случаю выражает всяческую радость. Малый спрашивает, чем я занимаюсь, и в ответ слышит, что я, мол, великий французский писатель и публикую свои шедевры под псевдонимом Шарля Перо, чем он совершенно потрясен.
Прибытие на борт одной старушки ставит точку в наших переговорах. Старая дама настолько морщинистая, что если ее разгладить утюгом, то увеличится по площади раза в три. Кто-то выкрасил ее медным купоросом и плохо промыл, так что в многочисленных впадинах лица проступила зелень. На ней черное платье с кружевами, что очень контрастирует с основными цветами корабля. Нас представляют. Она оказывается старушкой королевой Брабанса. Без тени сомнения мадам протягивает сморщенную лапку для поцелуя, и мы, Гомер Окакис и я, ныряем вниз по очереди в соответствии с протоколом. Дворцовый слет, мать твою!
У меня мелькает мысль, что если все гости Окакиса пребывают в таком полуразложившемся состоянии, новоселье будет смахивать скорее на тусовку в доме престарелых. Но поскольку я очень воспитанный мальчик, то пускаюсь в церемонную беседу с Ее Величеством. Все-таки первая королева-мамаша в моей жизни — никак нельзя пропустить. Мы оба живо (насколько старушка может) обсуждаем статью 24-бис Конституции Брабанса, предусматривающую право премьер-министра в случае плохой погоды распустить парламент. Затем легким галопом переходим к статье 189, параграфу 2, где говорится, что каждый приговоренный к смертной казни имеет право на курс лечения на водах перед исполнением приговора. Королева-пенсионерка без ума от моих познаний. Между прочим, прошу заметить, для иностранца обладание подобными сведениями очень большая редкость! Сам-то я прочитал об этом в журнале, пока сидел в очереди к зубному врачу. Хочу подчеркнуть: если вам нужно запломбировать большой коренной зуб, это не значит, что нужно терять время зря, ясно? Кстати сказать, сколько людей углубляют и расширяют свои знания, сидя в залах ожидания и очередях в стоматологических клиниках! Я так полагаю, надо написать диссертацию на эту тему — ведь если вдуматься, настоящее образование зависит от наличия кариеса на ваших зубах!
Когда я заканчиваю изложение своего видения вопроса, маманя-королева (кстати, пардон, я забыл назвать вам ее имя: Мелания Брабансская!) чуть не пускает слезу и готова наградить меня Свинцовой медалью Высших брабансских заслуг, одной из самых почетных наград в Европе после Пальмовой ветви Академии!
Что касается малышки Глории, которая все это время стояла и зевала, разглядывая чаек, то она просто ошарашена.
— О, Тони, — мурлычет она, — я и не думала, что вы такой эрудированный!
Никогда не упускайте возможность произвести впечатление на дам, дорогие мои мужчины! Помните это всегда! Женский пол взял дурную моду — им, видите ли, просто необходимо доминировать над нами, поэтому надо почаще напоминать, что лошадь впервые оседлал мужчина, нравится им это или нет!
А именитые гости продолжают прибывать. Папаша Окакис, видно, денег на приглашения не жалел. Меня представляют по очереди принцу Салиму Бен-Зини, будущему суверену арабской республики Пропан, затем лорду Паддлогу, министру Великобритании, который мог бы быть англичанином, если бы не был британцем, потом я склоняюсь перед синьорой Ла Кавале, знаменитейшей лысой певицей, чье контральто заставляло лопаться евстахиевы трубы почитателей в театрах всего мира, после этого жму пятерню Теду Рванини, королю бамбуковых занавесок с электрическим приводом и гидравлической подвеской, и сопровождающей его американской супруге цвета растворимого кофе, с ресницами, похожими на перевернутого тарантула. Обмениваемся рукопожатием с герром Бипланном, знаменитым немецким авиаконструктором, создавшим во время войны непревзойденную модель самолета «Фокке-Шлюх-39», немного видоизменив газовую камеру, а также его соотечественником, престарелым генералом фон Дряхлером, со сверкающим моноклем в левом глазу и негнущейся правой ногой. За ним сразу появляется Омон Бам-Там I, провозгласивший себя императором мыса Северной Банании, как только Франция убрала оттуда городскую свалку. Омон прибыл со своими одиннадцатью женами и сыном сестры, у которого случилась краснуха, и знахари горячо (над костром) рекомендовали отпрыску морской воздух. Следом на палубу поднимается его превосходйтельство Нету Метро Киото, до чрезвычайности полномочный посол Японии в Пинту-на-Литру. С некоторым опозданием из-за отказа светофора на перекрестка кучей прибыли следующие господа: великий князь Франц-Иосиф Хольстен Премиум Светлый и барон Самуил де Леви-Тель-авош — человек, пробивший стену непонимании между народами по обе стороны Атлантики, заменив ее финансово-экономическими дрязгами.
Все, как на подбор, один забавнее другого. Не говоря уж о дряхлости. Не хочу вам показаться нескромным, но пока что я единственный красивый парень из всей честной компании. Женщины очень зажигательны, как спички — они в основном худы, и от них дурно пахнет серой. Средний возраст тусовки на уровне шестидесяти пяти. А у самого старшего, генерала фон Дряхлера, зашкалило прибор определения возраста, но известно, что он герой франко-прусской войны и был в то время двоюродным дядюшкой Бисмарка, отправившего генерала на переподготовку с целью получения новой профессии.
В четыре часа пополудни мы отдаем концы (в прямом смысле). Ночь пути по океану, а завтра, когда забелеют вершины, как написал бы Виктор Гюго, если б тщательнее работал над слогом, мы будем вблизи острова Кокпинок. Впереди нас ждет грандиозный прием, в связи с чем всю ночь во всех редакциях мира точат карандаши и смазывают пишущие машинки.
Каждый занят своим делом: кто гуляет по палубе, кто ныряет в бассейн, а некоторые расселись в баре, потягивая деликатные напитки и внимая Берлинскому симфоническому оркестру.
Лишь прекрасно сервированный обед объединяет всех. Мы вкушаем из массивной золотой посуды, усыпанной драгоценными камнями. Последнее, на мой взгляд, явно лишнее: перед тем как вылить воду после мытья посуды, еЕ необходимо тщательно фильтровать, чтоб не выплеснуть за борт какой-нибудь шаловливый, освободившийся из золотого плена изумруд. Теперь о меню. Я специально его назову, поскольку среди вас, я знаю, полно гурманов и чревоугодников. Так вот черная икра прямо из Ирана, паштет из печени жаворонков с трюфелями, ножки колибри, завернутые в листья орхидеи (помню, что рецепт с островов, но не помню с каких). И на десерт конфитюр из цветков ананаса, запеченный в тонком тесте из крылышек стрекоз (даю гарантию, что этого вы не найдете даже в магазине Фашо на на площади Мадлен!). И все вместе орошается в желудках прекрасным шампанским «Брют Империаль» по черт знает сколько за бутылку, а потом еще ликер с клубничкой. Выходя из-за стола, чувствуешь себя одновременно сытым, легким и в эйфории. А про себя думаешь: все-таки от богатства нет вреда, и лучше иметь состояние и здоровый желудок, чем его не иметь и все время думать о камнях в почках или язве.
Люди высшего света, даже когда находятся на отдыхе, умеют вести себя подобающим образом. Во всяком случае, за столом все выглядит весьма пристойно. Конечно, чувствуешь себя не так уютно, как, например, на банкете слесарей своего родного Четырнадцатого округа, но безобразий нет, чего я в душе немного опасался.
После обеда мы с Глорией идем на мостик подышать чистым морским воздухом. Если бы вы видели океан в лучах заходящего солнца, от зависти сгрызли бы кольцо от салфетки! Океан темно-зеленых тонов с розовыми и красными переливами на горизонте. Полный отпад! Блестит лучше итальянской хромированной посуды! Мы садимс в кресла. Тут же перед нами вырастает стюард и спрашивает, не желаем ли чего хлебнуть. Заказываем немудрено: два виски! Потом беремся за руки, делая вид, будто безумно любим друг друга.
— Знаете, Тони, я действительно хотела бы стать вашей невестой, — нежно шепчет мне Глория.
Чувствую, мой желудок делает кульбит! Интересное предложение — может, попробовать? Жениться на птичке, а потом заняться делами ее папаши Виктиса — ну очень заманчиво! Тем более, кроме Глории, у него детей нет. Представьте себе вашего Сан-А за столом размером с площадь Согласия, батареей телефонов и кучей секретарш — все на подбор как мисс Вселенная, — выводком сидящих на подлокотниках его вращающегося суперкресла! Культурное наращивание состояния, мне кажется, принесет намного больше, чем выращивание всех садовых и огородных культур, вместе взятых, включая турнепс и кабачки! Я уже вижу, как возвращаюсь домой на «Кадиллаке» из золота, навороченный как милорд. Затем со свитой в апартаменты люкс в «Георге V», личный столик в тихом зале «Гранд Вефур» и все такое…
Да-а… Ну а дальше? Что-то я слишком увлекся! Прощайте, мои добрые друзья, привет уютным ресторанчикам, где жрешь и пьешь вкусно и просто, а главное, без историй (особенно в прессе). Опять же, мои милые парижаночки с такими чувственными трусиками! Тоже до свидания? Так, что ли?
— Тони, вы мне не отвечаете?
— Я взвешиваю ваши слова, сердце мое. Думаю, вы слишком богаты для меня. Я знаю, в Штатах это не является препятствием, но у нас во Франции мы мыслим более узко…
Стюард приносит виски, и уж не знаю, как получилось у этого олуха, но он переворачивает стакан Глории прямо ей на красивое платье. Словом, обливает ее чуть ли не с головы до ног, так что она становится похожа на мокрую курицу.
— О, если мадемуазель проследует за мной, — лепечет он, заикаясь от страха, — я попытаюсь исправить свою неловкость…
Не пойму я, где папаша Окакис набирает свой персонал? Когда приглашаешь одних королей, то людей нужно брать квалифицированных, способных хотя бы поднос держать в руках, не так ли?
Глория встает и идет за стюардом. Я вздыхаю и с улыбкой смотрю в небо. Когда я расскажу маман, что шамал с королями и королевами, она же с ума сойдет, моя бедная старушка!
В южных широтах обалденное небо! Темно-фиолетовое. И луна совсем другая, не такая, как у нас. Будто и не луна вовсе висит над головой. Она оранжевая с красными точками — словом, как на картинке о других мирах!
Вдруг до меня доносится «плюх». Да что я говорю! — Не «плюх», а «плюххх!» с тремя «х». Шальная мысль проскакивает молнией в моем котелке: кто-то грохнулся в воду! Только я об этом подумал, как вдруг раздается еще один «плюхххх!» (именно с четырьмя «х», потому что сильнее первого). Бросаюсь к перилам, но там внизу ничего не видно. В этот момент позади яхты слышу рокот лодочного мотора. Бегу на корму. И что же я вижу, дорогие мои? В нескольких метрах от яхты Окакиса держится катер, тихо тарахтя двигателем. А в водном пространстве между яхтой и катером лихо плывут двое.
Странное дело, но, похоже, кроме прекрасного комиссара Сан-Антонио, никто и ухом не ведет.
Я издаю призывный клич, но на корме никого нет!
Естественно, у меня возникает вопрос таких размеров, что не умещаетс в голове. Я взлетаю на верхнюю палубу. Первый пловец достиг борта катера, и к нему тянутся руки. Волосы встают дыбом на моей гармонично сбитой голове. Пловец, о котором я вам говорю, оказывается пловчихой, и не какой-нибудь там простой олимпийской чемпионкой, а мисс Глорией! Глория! Слышали? С борта двое здоровых парней помогают ей залезть на катер. В тот же момент второй пловец также хватается за борт. И я узнаю в нем неуклюжего стюарда, опрокинувшего виски на платье моей временной невесты.
Ну, ребята, вы, значит, опять за старое! И похоже, похищение Глории на этот раз им прекрасно удалось. Быстро соображаю, что произошло. В плане проведения — не операция, а маленький шедевр — просто и гениально! Стюард схватил мою ничего не подозревавшую Глорию и быстренько спихнул в воду, а затем уж сиганул следом.
Катер, следовавший за нами на некотором расстоянии, быстро подходит к яхте. И теперь сукины дети готовы на всех парах мчаться на какой-нибудь соседний остров, где их поджидает самолет.
И весь этот спектакль происходит у меня непосредственно перед носом. А мне отводится всего лишь роль пассивного наблюдателя!
Прочь сомнения, друзья! Вы, наверное, слышали о парне по имени Сан-Антонио? Это тот самый замечательный комиссар с теплом в глазах и жаром в сердце, способный зажечь любую куколку!
Сан-Антонио доверху наполнен отвагой и мужеством. А дерзкую смелость ему иной раз приходится удерживать двумя руками!
Словом, я исполняю цирковой трюк, на который не отважился бы даже самый лучший русский эквилибрист. В доли секунды вырываюсь из состояния оцепенения и оказываюсь на крыше мостика.
Рассчитываю прыжок, напрягаюсь как пружина. Если я промахнусь, то рискую сломать шею. Мне нужно попасть в узкое пространство между яхтой и катером. А, наплевать: сбрасываю пиджак, туфли и катапультируюсь в черную бездну. На ходу тем не менее прошу Господа Бога помочь мне не повредиться в свободном падении. Пролетаю в нескольких сантиметрах от перил палубы и, сложив вытянутые руки над головой, иду навстречу стремительному соприкосновению с Тихим океаном. Перед глазами вдруг возникает борт катера. Время будто парализовано в моем воображении. Как же все медленно происходит! Страшно медленно! Невообразимо! Как замедленная съемка в кино!
Я спокойно соображаю, что оттолкнулся слишком сильно и сейчас мордой стремительно соприкоснусь не с Тихим океаном, а с носом катера.
Делаю резкое движение телом. В пустоте, на ходу — это трудно, попробуйте, тогда узнаете!
Так вот, значит, я продолжаю лететь и наконец вхожу в воду с такой силой, что, наверное, в порыве достал бы до дна. Но у меня другие задачи, если вы помните, — а я о них помню! На скорости, как дельфин, прохожу под килем катера, вспоминая о пожелании «семи футов под килем» (но это так, для красного словца!).
Кстати, я шучу специально, чтобы вам было весело! Но представьте себе, каково сейчас мне! Ведь эти друзья на катере видели мой смелый прыжок, кинулись с пистолетами к левому борту и уже готовы встретить меня на поверхности радостной прицельной стрельбой на поражение.
Но я прохожу под днищем катера и оказываюсь у правого борта, понимаете? Выныриваю, прячусь за выступом борта и выравниваю дыхание. Вы можете мне пожелать быстрого его восстановления? Спасибо!
В жизни все зависит от конъюнктуры. Если вам необходимо что-то предпринять, а расклад не тот, то лучше оставайтесь дома, возьмите журнал «Здоровье» и постарайтесь вздремнуть.
Но, к счастью, сегодня расклад в самый раз! Когда я лезу на борт, мерзавец-стюард, выливший прекрасное виски на прекрасное платье Глории, тоже взбирается на катер, только с другой стороны. Поэтому его сообщники находятся там же.
Мне ведь тут принимать морские ванны некогда! Ах, друзья, жаль, что вы не можете мне поаплодировать! Жаль, что вы не видите своего Сан-А в действии!
Побег Тарзана! Возвращение Зорро! Приключения Супер-Жоржа! Все это приключения одноногих инвалидов по сравнению с тем, что я сейчас делаю. Но как донести вам, чтоб вы хоть чуточку поняли? У вас так мало сообразительности — а воображения еще меньше, — что передо мной всегда встают непреодолимые проблемы, каким образом описывать ту или иную картину!
Ладно, попробую! Не мокнуть же в воде, пока вы будете врубаться в ситуацию! Короче, вы помните, я залезаю на борт… Вспомнили? Отлично!
К счастью, я оказываюсь на скамейке. Просчитываю ситуацию с быстротой ЭВМ «IBM» и решаю продолжить поступательное движение. Схватившись за край скамьи, двумя ногами вперед с силой бью в спины двух умников, наклонившихся через борт. Они ныряют в воду с потрясающей синхронностью. Как в фильме Джерри Льюиса по поводу водной феерии. Глория, лежащая на дне катера, тяжело дышит и смотрит на меня, как на привидение, не веря своим глазам. Я даю себе пару секунд, чтоб отдышаться и проветрить легкие. Тут я замечаю, что оставил дыхалку под килем катера. Неужели навсегда? Впечатление, будто легкие раздуло, как мешки. Черт, не хватает только задохнуться! Хоть обруч надевай на грудь, хоть что — воздух не идет, мой завод по переработке углекислого газа встал по причине забастовки! Видно, нахлебался воды, а может, слишком долго сдерживал дыхание или чересчур глубоко нырнул — нужно учесть на следующий раз! Без лишней скромности скажу: то, что я проделал, вряд ли кто другой сможет когда-нибудь повторить! Честно!
И вдруг — о чудо! Я вновь дышу. Самое смешное, что хорек стюард, забравшийся на борт, пребывает в таком же состоянии, как и я. Мы сидим друг против друга, не в силах драться. Любопытная ситуация, согласитесь!
В это время оба ныряльщика-синхрониста плавают вокруг катера и пытаются забраться на борт. Если Сан-А быстро не придет в себя, то имеет шанс вступить в схватку сразу с тремя. А это уж слишком, не так ли?
Как же паршиво я себя сейчас чувствую, как ватный — самому противно! Но инстинкт самосохранения, к счастью, не дремлет…
Буквально в нескольких сантиметрах от себя вижу штурвал. Заторможенным движением берусь за него. Затем рычаг скорости толкаю в положение «вперед», и катер как ошпаренный делает резкий рывок. Оба нападающих вопят как помешанные и хватаются за борт. К своему ужасу, я вижу, что нос катера направлен на яхту. Поскольку нас разделяют лишь несколько метров, то еще секунда — и я протараню борт яхты, и тогда катастрофа! Резко кручу штурвал. Катер делает крутой поворот, ложась на борт, и я лишь слегка цепляю корму яхты боком. Но не звук удара или скрип я слышу! А знаете что? Нет, решительно вам нужно все объяснять, все разжевывать… Катер должен был неизбежно удариться боком о яхту, но, поскольку двое пловцов ухватились за борт, они своими телами смягчили удар. Я даже их крика не слышал — они не успели. Просто что-то хрустнуло, и все. Катер еще раз задевает о борт яхты и наконец отходит в сторону. Я делаю широкий полукруг, чтобы прояснить ситуацию. Смотрю на воду. Огромное красное пятно около судна Окакиса как раз на уровне ватерлинии.
Крик Глории заставляет меня обернуться. Стюард стоит позади меня. В руках у него здоровый тесак, и он приноравливается всадить мне эту железяку в спину. Надо же мне было о нем забыть! Я очень вовремя делаю прыжок в сторону, и широкое стальное лезвие вонзается в щиток приборов.
Меня захлестывает ярость. Я хватаю сукиного сына за лапу и пытаюсь вывернуть, но в порыве натыкаюсь на скамейку и падаю навзничь. Хорек прыгает на меня. К счастью, лезвие ножа глубоко ушло в деревянную поверхность щитка, иначе мне бы это стоило нескольких непредвиденных отверстий в моей скульптуре.
Мы боремся, как два нанайца, а в это время катер со скоростью шестьдесят километров в час несется к берегу. Если наскочим на риф, то нам всем троим обеспечены вечные морские ванны.
Там, на яхте, наконец спохватились и подняли тревогу, но что они могут сделать для нас, я вас спрашиваю?
Пропускаю несколько замечательных ударов в физиономию, заставляющих меня увидеть в полной красоте Южный Крест и еще несколько созвездий. Пытаюсь сложить ноги, чтобы нанести удар ему в сокровенное, но парень знает толк в такого рода занятиях, поэтому изворачивается как уж. Хотел бы я посмотреть, что б вы делали, когда он вам залезет между ног!
Ему удается двумя руками ухватить меня за глотку. Как последнего урода он заваливает меня под скамейку, и мне не удается пропихнуть руки, чтобы освободиться от его мертвой хватки. Ну все, мне хана!
Пытаюсь выкручиваться, но это ничего не дает. Он еще сильнее сдавливает мне горло. А я ведь еще как следует не отдышался после купания. Кровь бьет у меня в висках, в ушах. Я слышу колокола! Какого черта вы мне не сказали, что сегодня воскресенье и пора идти на мессу!
Но вдруг его руки разжимаются и он падает на колени рядом со мной. Я позволяю себе глоток свежего воздуха и прихожу в себя. Вижу мисс Виктис, вооруженную веслом, и понимаю, что она употребила его не по назначению. Встаю на ноги. Но проклятый стюард делает то же самое.
Тогда я протягиваю руку назад. — Дайте! — выдыхаю я с трудом. Чувствую круглую и гладкую рукоятку весла у себя в ладони. Ну теперь я не удивлюсь, если бравый Сан-Антонио возьмет верх! А вы?
Когда тот бросается на меня, я со всей силы втыкаю конец весла ему в живот. У него вырывается дикий вопль, и он падает на спину. Теперь нельзя давать ему возможность опомниться. Для разнообразия удовольствий наношу ему плашмя веслом несколько деревянных оплеух (исполняется впервые). Он соскальзывает на край борта и головой вниз валится в воду. Я прыгаю за штурвал. Яхта на горизонте уже совсем маленькая. Очень красиво смотрятся отблески ее огней в черной воде. Разворачиваю катер и убираю газ, чтобы не спеша найти своего стюарда. Где мое виски, черт побери! Имею я право на передышку?! Но поди найди маленькую точку в пляшущем океане. У меня глаза чуть на лоб не выезжают, но все равно ничего не вижу.
Тем лучше, да? В конце концов, этот джентльмен оставит нас в покое. Согласитесь, мы его заслужили. Если помните, мы просили малого принести нам виски, а не поиграть в новые приключения Фантомаса!
Я тем не менее выключаю двигатель, чтобы прислушаться, не подает ли он крики о помощи. Но лишь мощный голос океана звучит в наших ушах (красиво я пишу, правда?).
Мы с Глорией за все это время не сказали друг другу ни слова. Она какая-то вся съежившаяся, моя миллиардерша. Про себя же у меня складывается впечатление, будто я только что посмотрел фильм о мучениях Наполеона. Словно меня ломом по башке огрели. Как-то даже спать хочется…
Я еще некоторое время смотрю на волны, покрытые барашками пены (как пишут в более дорогих, но менее интересных, чем мои, романах), чтобы убедиться, нет ли кого тонущего в воде. Может, кто-нибудь нуждается в моей помощи. Затем угрызения совести утихают, я завожу мотор и беру курс на яхту.
Ветер бьет нам в лицо, и мы немного приходим в себя. Глория выглядит почти красавицей при свете луны в своем мокром, облегающем тело платье.
— Тони, — вскрикивает она вдруг, — я никогда не встречала такого мужчину, как вы!
— Я тоже никогда, королева моя! — отвечаю я со свойственной мне скромностью.
Надо признать, что на этот раз я с честью исполнил свой долг! Мне кажется, я заработал свои пять тысяч баксов? Если вы не согласны, скажите прямо — я сообщу папаше Виктису, что готов пойти на снижение тарифа!
Вся морская баталия длилась всего пять или шесть минут. Хорошо, семь, не буду с вами спорить!
За меньшее время, чем потребуется продавцу в магазине, чтобы взвесить восемьсот граммов вареной колбасы и продать вам ее за килограмм, я расставил все на свои места, ликвидировал трех гангстеров, завладел катером и спас жизнь Глории.
Жаль, телевидения рядом не было, а то бы мои друзья из хроники сделали специальный выпуск с моей физиономией крупным планом!
Классный был бы материал! Затем они продали бы пленку коллегам-янки, поскольку те до ужаса любят смотреть, как спасают дочек миллиардеров, особенно в Далласе.
— Вы не ранены? — спрашиваю я.
— Нет, но воды наглоталась предостаточно.
— Вам удалось узнать бандитов?
— Да, это те, из Канн.
— Ну вот, они вас больше не побеспокоят… Она вдруг зло смеется.
— И поделом им!
Не могу сказать, чтобы Глория была очень чувствительна. Но это в природе элиты, особенно американской, так ведь? В них играет кровь завоевателей Дикого Запада! Если судить по ее реакциям, то ясно, что предки решали все проблемы с индейцами с помощью мушкетов.
— Я так думаю, вы теперь должны успокоиться, моя дорогая Банда жаждущих получить доллары за вашу драгоценную жизнь уничтожена Мне даже кажется, все эти трое коварных господ родились под знаком Рыб или, в крайнем случае, Водолея.