В комнату сэра Конси входит Мак-Орниш, еще более круглый, более розовый и более любезный, чем всегда.

Когда он замечает меня, его лицо освещается счастливой улыбкой.

– Я думал, вы вернулись во Францию, дорогой мистер СанАнтонио.

– Я сгонял туда-обратно, мой добрый друг. Шотландия похожа на ее виски: если раз попробовал, уже не забудешь...

Говоря, я подхожу к толстяку и в тот момент, когда он менее всего этого ожидает, произвожу. захват. Мак-Орниш оказывается на полу с заломленной за спину рукой и, болтая своими короткими ножками, отчаянно вопит:

– Да что на вас нашло! Какая неудачная шутка! Господа, что это такое?

– Заткнись! – говорю я по-английски. Одновременно я ощупываю карманы директора. В них только бумажник и деньги.

– Это нападение. О господи! – возмущается толстяк.

– Куда вы дели свой револьвер? – спрашиваю я, отвесив ему удар ребром ладони по физиономии.

– У меня нет никакого револьвера! – стонет он.

– Пузырь надутый! На ужине он у вас был!

Он садится на пол, достает платок и вытирает лоб.

– Это правда, – признает он, не особо смущаясь, – но на следующий же день я отнес его шерифу.

– Простите?

Его пухлая физиономия становится фиолетовой от волнения. Он смотрит на Сан-А, на сэра Конси и его друга.

– Ну да. Я нашел этот револьвер во дворе завода и сунул в карман, потому что такие предметы лучше не оставлять на дороге, тем более он был заряжен. На следующий день я отнес его в полицию. Если не верите мне, можете сходить туда и убедиться.

Он со стонами поднимается на ноги.

– Что за манеры, – протестует он. – Обращаться со мной как с каким-нибудь бандитом! Джентльмены, вы потеряли голову или пьяны? А этот телефонный звонок посреди ночи? Гм!

Он сильно возмущен. Его история с пушкой кажется мне правдоподобной. Итак, у меня стало еще одним подозреваемым меньше.

Тогда я открываю ему, кто я такой и зачем приехал сюда. Он не может прийти в себя.

– Леди Мак-Геррел замешана в торговле наркотиками! Даже не думайте об этом!

– Леди Мак-Геррел умерла двадцать пять месяцев назад, джентльмены, и не от закупорки кишечника.

Восклицания, изумление.

– Объяснения позднее, – останавливаю я их. – Мак-Орниш, у вас есть ключи от завода?

– Естественно!

– Тогда поехали туда!

– Что?

– Быстро!

Сказано – сделано. Мак-Орниш, двое парней в смокингах и я, единственный и всегда любимый сын Фелиси, садимся в мою катафалкообразную «бентли».

По дороге я забрасываю директора вопросами. Он дает удовлетворительные ответы, которые меня просвещают. Например, я узнаю, что по бутылкам разливают один бак в день и иногда по приказу миссис Дафны дневную продукцию увозит грузовик, который якобы доставляет ее друзьям старой леди (чему я охотно верю).

– Старая пройдоха была в курсе розлива скотча из баков по бутылкам?

– Каждый вечер миссис Мак-Геррел указывает мне, из какого бака следует завтра разливать виски. Я всегда считал это старческим маразмом.

Странный маразм! Это просто-напросто ключ к разгадке подпольного бизнеса. Ночью Синтия или другой сообщник высыпал героин в указанный бак. За ночь наркотик растворялся, а на следующий день виски с приправой, разлитое по бутылкам, забирали другие сообщники, которые посылали его потребителям. Однажды произошла ошибка и месье Оливьери получил ящик виски с наркотиками. Роковая ошибка (роковая главным образом дли Оливьери) и позволила раскрыть всю хитрость.

– Почему вы хотите осмотреть завод в такой час? – беспокоится Мак-Орниш.

В такой час! Сколько раз я слышал это возражение! С ума сойти, как люди беспокоятся о времени!

– Я хочу не осматривать завод, а только заглянуть в подвал.

Мы направляемся туда спортивным шагом. Под ошеломленными взглядами моих спутников иду прямо к баку с трупом. Возле него огромная лужа.

Я залезаю на него и издаю крик отчаяния.

Мою дырку заделали. Поверх нее теперь набит деревянный диск. Я просекаю все в одну секунду. Эти гады схватили Берю, убили его, как того типа, и решили, что они составят друг Другу компанию. Проклятье! Три раза проклятье! Мой бедный Берю! Придя открывать бак, они увидели, что я выпилил дырку в крышке...

– Быстро! Клещи, долото, молоток!

Господа в смокингах протягивают мне инструменты. Это зрелище я никогда не забуду.

Я срываю деревянный диск, потом крышку. Мои предчувствия оправдываются. Вместо одного в виски плавают два трупа: человека с кобурой и Берюрье.

Я кричу остальным, чтобы они помогли мне. Ударами кувалды мы разбиваем верх бака. Я беру Берюрье за одну руку, сэр Конси за другую. Мы вынимаем его из этого странного саркофага и кладем на пол.

По моим щекам бегут слезы.

Мой храбрый, мой верный Берю! Умер утопленный! Правда, в виски, но все равно утопленный! Значит, конец его словесным ляпам, его ругани, его обжорству и бесценным замечаниям?

И вдруг сквозь застилающий глаза туман я вижу, как огромная мокрая масса шевелится, а пьяный голос затягивает песню: «Чешите шерсть, мы же матрасники». Да, это Берю...

«Мы матрасники, братцы, мы матрасники». Я не знаю автора этого шедевра французского фольклора, но будь он благословен за ту радость, что доставил мне своей песней!

Закутанный в. одеяло и удобно лежащий на диване в кабинете Мак-Орниша, Толстяк щелкает зубами. Его тошнит, и он периодически пачкает пол. Бедняга проглотил, должно быть, не меньше двух литров скотча!

– Что с тобой случилось? – спрашиваю я. Его снизу доверху сотрясает дрожь, и он смотрит на меня налитыми кровью глазами.

– А, ты вернулся, комиссар хренов! – булькает он. – Не слишком... ик!.. быстро. Слушай, я... ик!.. тебе скажу одну вещь. Нельзя зарекаться на будущее, но... ик!.. я больше никогда не буду пить виски! Какая же это гадость! Ик...

– Ну, мой бледнолицый брат, приди в себя и рассказывай!

Он разглядывает моих спутников.

– Какого хрена тут надо... ик!.. этим типам? И чЕ они на меня пялятся, как... ик!

– Они помогли мне вытащить тебя из бака. Ты чуть не утонул, Берюрье! В это невозможно поверить! Давай объясни!

– У вас не найдется немного воды? – бормочет он. Я знаю, что мы живем в эпоху сенсаций, но все-таки услышать, как Толстяк просит воды, это огромное потрясение. Ему приносят стакан воды, и, к моему огромному облегчению, он выливает ее себе на затылок.

– У меня жуть как болит башка, корешок! Эти сволочи отвесили мне по кумполу такой удар дубинкой, что от него у быка запросто бы отлетели рога!

– Наверное, твои крепче приросли. Рассказывай, как все произошло.

Он рыгает с такой силой, что Мак-Орниш отлетает к стене, потом громко чихает.

– Эта мерзость виски у меня повсюду, я ей совершенно пропитался... Значит, так, пока тебя не было, я следил за всей компанией из дома Глэдис... Насчет этого (он показывает на МакОрниша) сказать нечего Но вот этот (он изысканно тычет пальцем в сэра Конси) устроил в замке большой шухер! Я наблюдал за ним в бинокль. Он так орал, что я удивлялся, как это его не слышно Наконец он ушел Я отчалил от Глэдис, чтобы постараться узнать, что он затевает...

Берю замолкает.

– Бр-р, эта гадость сожгла мне весь желудок. Отныне я буду пить только мюскаде и божоле, даю тебе слово.

– Спасибо, я тщательно сберегу его. Продолжай.

– Думаю, – рассуждает Толстяк, – что я сделал глупость.

– Какую?

– Что вернулся в замок.

– Ты вернулся в замок?

– Да, через черный ход. Я пришел потихоньку и сказал лакеям, что забыл в своей комнате часы. Я сходил туда и спрятался в маленькой каморке как раз рядом.

– Придурок! – бешусь я. – Я ведь тебе говорил, чтобы ты был крайне осторожен.

– Вся разница между мной и Байардом состоит в том, – сообщает он, – что на мне нет доспехов, запомни это, комиссар...

– Хватит! Продолжай.

– Я прождал несколько часов в темноте Хотел, чтобы лакеи подумали, что я свалил, сечешь?

– Еще бы. Дальше.

Остальные, по крайней мере сэр Конси и сэр Констенс Хаггравент, которые закончили Оксфорд и владеют французским, с Молчаливым вниманием слушают его. Мак-Орниш же поочередно разглядывает нас, стараясь по нашим физиономиям понять, о чем говорит Берюрье.

– Я дождался ночи, чтобы предпринять вылазку, – продолжает спасенный из виски. – Мне потребовалось много терпения, чтобы досидеть.

– Ты заснул? – догадываюсь я. Он краснеет

– Скажем, чуток подремал. В этой каморке было невесело, а я всегда был подвержен кастрации

Сэр Констенс Хаггравент поворачивается ко мне с озабоченным видом.

– Кажется, это также называется клаустрофобией? – Кажется.

– Спасибо.

– Я могу говорить? – возмущается Толстяк, который боится снизить эффект рассказа так же, как кастрации.

– Можешь.

– Тогда я пошел по хибаре. Поскольку я ее знал, то неплохо ориентировался... Я спустился и увидел свет в салоне. Я подошел, пригнулся заглянуть в замочную скважину и увидел блондинку совсем одну. И вдруг я получил по башке жуткий удар! Могу тебе сказать, что у меня звезды посыпались из глаз. Я сразу отрубился, как будто ток выключили.

– А потом?

– Потом ничего. Я ничего не помню. Хотя, если задуматься, мне кажется, меня везли на машине. Когда я очнулся, то уже плавал в этой пакости. Я стал Тонуть, от того и очухался. В тот момент, когда я уже совсем подыхал, мне удалось вдохнуть. Для этого я встал на какую-то кучу, тоже находившуюся в баке. Держа морду возле крышки, я мог немного дышать. Вдруг моя нога соскользнула, я нырнул вниз и наглотался.

Он замолкает.

– Это все, – говорит он.

– Кажется, мы пришли вовремя, чтобы вытащить тебя.

– Мне тоже так кажется,

– Куча, о которой ты говоришь, это труп, дружище.

– Не может быть.

– И ты остался в живых потому, что тебя бросили в бак. Твой вес выплеснул часть виски, что позволило тебе высунуть твою великолепную морду из жидкости.

Я поворачиваюсь к сэру Конси.

– Ну что, Фил, вы все еще сомневаетесь?

– Нет, комиссар. Я слишком поздно понял, что влюбился в монстра.

– А что теперь? – спрашивает Мак-Орниш, которому пересказали по-английски приключения Берю.

Я стою возле окна его кабинета и смотрю на унылый двор завода. Я думаю, вернее, советуюсь с самим собой.

– Теперь начнем охоту. Мак-Орниш, позвоните в Стингинес Кастл. Попросите Синтию и скажите ей, что случилось большое несчастье: Конси нашел меня и убил. Вы ей скажете, что он хочет в последний раз встретиться с ней перед тем, как сдаться, сечете?

– Я не совсем понимаю, к чему вы клоните, но сделаю то, что вы говорите.

И звонит малышке. Все проходит великолепно, и бедная мисс Синтия, перепугавшись, отвечает, что согласна на прощальную встречу со своим женихом-убийцей.

Мак-Орниш кладет трубку.

– Отлично, – хвалю его я. – Теперь, поскольку вы знакомы с шерифом, позвоните ему и попросите приехать в Стингинес Кастл. Пусть он возьмет с собой одного из своих людей и запасется наручниками. Мак-Орниш, убежденный моим тоном, набирает номер, но кладет трубку, сообщив: «Занято».

Пауза. Он набирает номер снова. На этот раз ему отвечают.

– Мак-Хесдресс? – спрашивает Мак-Орниш.

Директор говорит шерифу то, что я ему велел. Тот долго отвечает, и Мак-Орнишу приходится слушать. Закрыв микрофон трубки ладонью, он ошеломленно шепчет мне:

– Ему только что позвонила Синтия. Это с ней он разговаривал. Она попросила его немедленно приехать в Стингинес Каста арестовать ее жениха, который совершил большую глупость!

Бедняга Конси со стоном падает на стул и, обхватив голову руками, начинает рыдать. Мне его жаль.

– Ну, Фил, – успокаиваю его я, – мужайтесь. Девчонки никогда не стоят слез, которые мы по ним проливаем!

Потом я делаю Мак-Орнишу знак заканчивать разговор с шерифом.