Солнце повисло высоко в небе, разбросав яркие золотые лучи, сильнее прогревающие землю. Набраться тепла каменистой почве много времени не требовалось, отчего путники, пробирающиеся вдоль скалистой местности, не стучали зубами от холода.

Дарина, следовала за Тёмным Князем и его духами-защитниками, но шла очень медленно. Обычно шустрая и проворная девушка, теперь напоминала улитку, тащившую на спине скрученный увесистый «дом». Свободно двигаться мешала одежда, благосклонно предоставленная Константином, по его словам, наилучшим образом подходящая для путешествий. Любопытно, что фантомы, прибывшие на утреннюю трапезу, были одеты в абсолютно такие же наряды. Обещалось, что данное одеяние будет наиболее комфортным в передвижении по горам, но вышло совсем наоборот. Облегающие черные бриджи, сковывают движения, высокие сапоги мешают свободно согнуть колени, длинные просторные рукава белой батистовой рубашки колышутся на легком ветру, словно пытаясь удрать и начать собственный путь, а тугой кожаный корсет, поддерживающий талию, постоянно намеревается впиться в ребра. Создается впечатление, что из всего, что сейчас на ней надето, наиболее удобная вещь — золотая лента, вплетенная в локоны.

Сделав шаг вперед, Дарина поморщилась, попыталась набрать больше воздуха в легкие, и не произвольно тихо застонала. Алтэра обернулась на звук, нахмурилась. Притормозив, негромко спросила:

— Что беспокоит?

— Трудно дышать, — скрывать мучения не было смысла.

Выражение лица Алтэры осталось неизменным, но при этом она обошла юную особу, встала за её спиной, хмыкнула:

— Кто зашнуровывал корсет?

— Ансилла.

— Бестолковое создание, — пробубнила дух-защитница, слегка ослабив шнуровку. — Легче?

— Намного, — Дарина выдохнула, тень довольной улыбки коснулась губ, — ужасный наряд, в нем совершенно неудобно, трудно двигаться.

— Это поправимо, — обнадежила Алтэра, и принялась ворожить над одеждой девушки.

Ослабила ремешки сапог, стягивающий верхнюю часть икр, потуже затянула манжеты на рукавах рубашки, потянула кожаные бриджи на уровне колен, слегка высвободив, придав эластичности. Отступила на шаг, оценивающе поглядела на сделанную работу.

— Удобнее?

— О да! — избранница не скрывала радости, после небольших манипуляций, наряд действительно стал удобней.

— Ансилла подобной одежды не носит, — пояснила дух-защитница, — ей невдомек, какой мукой могут обернуться даже малые погрешности в наряде такого рода.

Она развела руки в стороны, пожала плечами, намекнув на бриджи и корсет, которые носила сама.

— Не думала, что призраки могут испытывать неудобства, — выпалила Дарина, тут же пожалев о необдуманных словах, ведь могла ненароком обидеть спутницу.

— В той или иной степени все испытывают неудобства, — губы Алтэры тронула легкая улыбка. — Но я и ранее носила такой наряд, до того, как стала… призраком.

— В самом деле? — в глазах юной особы блеснули искорки любопытства.

— Что да, то да, — кивнула дух-защитница и перевела взгляд в сторону Князя и Примориса, шагавших впереди. — Нужно идти, мы и так сильно отстали.

Она увидела, как Константин обернулся, хмуро и настороженно поглядел на отстающих. Подняв руку, дала понять, что все в порядке, мужчины продолжили путь.

— Пойдем, — повторила Алтэра, поставила ногу на небольшой выступ скалы, запрыгнула и подала руку Дарине.

Девушка не отказалась от предложенной помощи, при этом не без удовольствия отметила, что движения стали легки.

Дальнейший путь проходил в молчании, но любопытство Дарины росло, в конце концов, не выдержав, она спросила:

— А как давно ты…

— Умерла? — голос Алтэры звучал на удивление спокойно.

— Стала духом, — сконфуженно пролепетала спутница.

— Около четырех сотен лет назад. Столетием больше, столетием меньше, я давно сбилась со счета.

— И что было причиной?

— Действительно хочешь знать? — бровь Алтэры удивленно приподнялась.

— Хочу! Но, если ты не хочешь рассказывать, настаивать не буду.

Алтэра хмыкнула и отвернулась. Помолчав, она шумно вздохнула, тяжело ворошить прошлое, и все же сказала:

— Не люблю теребить воспоминания минувших дней жизни, но надо же когда-то делать исключения.

Юная особа благодарно кивнула, внимая каждому слову собеседницы, та ее завораживала.

— Мы с Приморисом росли в бедной семье, — начала рассказ дух-защитница, предупредила вопрос спутницы, поспешно добавив, — да, да, Приморис мой брат. Всего нас было пятеро у родителей, я вторая по старшинству. Наша старшая сестра Петера, такая долгожданная и выпрошенная у Высших Сил, как говорила матушка, умерла, едва ей исполнился год. Убитая горем мать, будучи беременна мной, разрешилась от бремени раньше срока. Боясь, что слишком слабый недоношенный младенец не протянет и одного дня, не желала даже взглянуть на меня, взять на руки, покормить. Но я выжила, и мать, смирившаяся со смертью первого ребенка, окружила меня заботой и любовью. Я подрастала, а матушка тем временем снова понесла, и меньше чем через три года, на свет появился Приморис, первый сын. После этого, ей долгое время не удавалось отяжелеть. Но когда она снова понесла, невзирая на бедность и невзгоды, все в нашей семье были несказанно рады. Так в положенный срок на свет появились близнецы Гауд и Гаидан. Они оказались прелестными малышами, принесшими в мир столько света и теплоты, что позволило развеять печаль нищенского существования. Пусть денег нам и хватало лишь на пропитание, но мы все усердно трудились, и были счастливы в нашем семейном мирке. Жаль только, что радость продлилась не долго.

Когда мне исполнилось одиннадцать, Приморису на тот момент было лишь девять, близнецам по три года, жизни наших родителей унесла болезнь и мы остались совершенно одни. Теперь нам самим нужно было думать, как не встретить голодную смерть.

Но беда, как известно, не приходит одна. В скором времени, после похорон родителей, к нам домой явился незнакомец и сказал, чтобы мы выметались на улицу, отныне некому было оплачивать налог за проживание. Так мы остались ещё и без крова. Стали скитаться от одного поселения к другому, выпрашивая еду. Тяжелые времена. Но с приходом зимы, стало хуже.

Не имея возможности спрятаться от стужи и метелей, мы снова вернулись в родное поселение, к отчему дому, чтобы просить нового хозяина о милости, позволить переждать и пережить холода. Я была готова выполнять любую, самую тяжелую работу, лишь бы спасти братьев. Но человек, вышедший на порог нашего бывшего дома, лишь с презрением посмотрел на нас, повелев убираться с глаз долой, обозвав попрошайками и пригрозив натравить на нас здоровенного пса.

Перепуганные, усталые, голодные, что мы могли сделать? Ничего! Мы ушли, направившись в Сильва Амбра, лес неподалеку от поселения. Там нам удалось разыскать пустую медвежью берлогу, спрятаться в ней от разбушевавшейся вьюги и уснуть, согревая друг друга теплом наших тел.

Проснувшись поутру, я сразу почувствовала необъяснимую тревогу. Мне хотелось верить, что предчувствие связано с ложным страхом перед внезапным появлением медведя шатуна, почуявшего тепло из берлоги, но надежда не оправдалась.

На мгновение Алтэра смолкла. Дарина увидела, как прекрасное лицо исказила гримаса боли, и пожалела о неуемном любопытстве. Ей захотелось крикнуть, остановить повествование, воскресившее в памяти спутницы мучительные события прошлого, но не поспела.

— Да, — снова заговорила Алтэра надтреснувшим голосом, — мои надежды не оправдались, предчувствие коснулось Гауда, он не пробудился в то мрачное утро. Его маленькое холодное тельце прижималось ко мне в утраченной надежде сохранить немного драгоценного тепла. Я смотрела на него, на его закрытые веки, на белое, словно первый выпавший снег, личико, отчетливо понимая, что он мертв. Никогда прежде я не чувствовала такой беспомощности. Даже смерть родителей не ужаснула меня так сильно, как потеря одного из младших братьев.

Как долго неподвижно смотрела на маленький холодный трупик Гауда, не знаю, оцепенение прошло, когда услышала надрывный вопль Гаидана. Он проснулся и каким-то образом осознал — брата-близнеца больше нет, хотя тельце и лежало в моих объятиях. Видимо между близнецами действительно существует особенная связь.

От криков Гаидана проснулся Приморис, он не сразу понял, что произошло, но осознав, попытался отобрать тельце Гауда, искренне надеясь, что тот лишь крепко спит, и его можно разбудит. Попытки оказались тщетными, горько оплакав младшего брата, мы похоронили его недалеко от злосчастной берлоги, где он провел последнюю ночь жизни.

Понимая, что оставаться в промерзшем лесу, кишащем голодным зверьем, не безопасно, мы приняли решение отправится в Ангулан. Пеши до города не менее пяти дней, дорога пролегала вдоль опушки леса, еды у нас оставалось совсем немного и мы отправились в путь немедленно.

Город занимал обширную территорию, но мы долго не решались идти туда, чужаков в Ангулане не привечали, нас подтолкнула смерть Гауда. В городе промышляли искуснейшие воры и карманники, готовые перегрызть глотку за территорию, но, увы, выбора не оставалось.

Дарина с трепетом ловила слова Алтэры, сердце переполняла жалость к несчастным детям, сколько же страданий выпало на их долю. Она изредка поглядывала на лицо спутницы, искаженное гримасой боли, в тайне опасаясь встретиться с ней взглядом. Но Алтэра слишком глубоко погрузилась в воспоминания, мрачные видения мелькали перед глазами, она отрешенно продолжала излагать печальную историю:

— Путь оказался не легким, морозы крепчали, снег не прекращал падать, ноги утопали в белой холодной массе. При свете дня мы шли без остановок, малыша Гаидана, быстро устававшего от интенсивной ходьбы, мне приходилось нести на руках. Приморис старался не показывать усталости, череда печальных событий заставила его повзрослеть, он стал угрюмей, молчаливей. Остановки на ночь, разведение костра, отпугивание диких животных, он взвалил на хрупкие мальчишеские плечики, давая мне возможность передохнуть.

Вместе нам удалось преодолеть большую часть пути, четверо суток оставалось позади, и мы уже приготовились к тому, чтобы провести последнюю ночь в лесу. Ничто не предвещало несчастья, но поутру меня вновь разбудило неприятное чувство, тесно сжавшее грудь. Взгляд упал на Примориса, тот крепко спал, покрутилась в поисках Гаидана, и сердце забилось в тревоге, малыша по близости не было.

Подпрыгнув на месте, словно лежала на раскаленном железе, я рванулась к лесу, кроме как в чащу, близнец некуда не мог уйти. Ноги не разбирали пути, брела наугад, кричала, звала, сердце колотилось от страха, в ушах звенело. Но младший брат не откликался. Казалось, поиски длились вечно и малыша не отыскать, лес поглотил невинную душу. Из глаз покатились непрошенные слезы, и вот, наконец, через эту пелену горько-соленой влаги я увидела нечеткий силуэт лежавшего на снегу Гаидана.

Не помню, как оказалась рядом, упала на колени, схватила малыша на руки. Он был еще жив, неосознанный пустой взгляд блуждал по моему лицу, испачканный чем-то рот, хватая воздух, открывался как у рыбы, выброшенной на берег. Я почувствовала, как маленькое тельце содрогнулось в предсмертной агонии, увидела плотно сжатый кулачок. Разжав ладошку, обнаружила небольшие тёмно-фиолетовые ягоды и все поняла. Это были ядовитые ягоды эфедры, хвойного кустарника, росшего в Сильва Амбра. Видимо малыш проснулся от нестерпимого чувства голода, и не став нас будит, побрел по лесу, не ведая, какая мрачная участь его ожидает.

Глядя на умирающего младшего брата, я ничего не могла сделать, лишь сильнее прижать к груди, убаюкивать, стараться облегчить страдания, пока Гаидан не издал хрипящий стон, вздохнул последний раз, и скончался прямо на моих руках.

Еще долго стояла на коленях в снегу, не отпускала малыша, не верила, что и его тоже не стало, совсем позабыв о Приморисе. Он отыскал меня ближе к полудню, увидел прижатого к груди Гаидана, слезы, молча отобрал ребенка и унес к месту ночевки.

Похоронили близнеца мы в полной тишине, ни звука не сорвалось с наших уст, но боль и отчаяние, плескавшиеся в глазах брата окончательно надломили мою душу. И тогда я поклялась, во что бы то ни стало, охранять и оберегать единственного оставшегося родного человека. Поклялась отдать жизнь, лишь бы сделать его счастливым, не позволить погибнуть, как все те, кого любила.

Думаю, Приморис дал себе подобное обещание в отношении меня (хотя никогда в этом не сознавался), потому как с момента потери Гаидана, мы стали, словно единое целое. Ход наших мыслей, действия, абсолютно все обрело общие черты, словно в каждом поселилась частичка души другого. Это дало силы продолжить путь и вскоре мы добрались до города.

В Ангулане мы принялись осваивать территорию, незаметно наблюдали за работой пронырливых воришек. Уловить маневры смышленых карманников сложно, но со временем я уяснила суть занятия, стала практиковаться в людных местах, где шныряли уже опытные мошенники.

У меня хорошо получалось красть кошельки, совесть не мучила, ведь богачи безжалостнее и скупее бедняков. Жадностью, злобой, нескрываемым презрением к низшим сословиям, они распаляли в сердцах обделенных ненависть, и те не гнушались хитростью, ловкостью рук, и даже силой, отбирать у них всевозможные ценности. Вот и мои ловкие пальчики присваивали излишки алчных господ с чувством абсолютной справедливости.

Вскоре бродяги, называвшие себя «хозяевами улиц» заметили мои проделки, выследили нас с Приморисом и «посоветовали» не соваться на их территории, в противном случае пообещали искалечить и вышвырнуть из города силой. Но нам некуда было идти, за стенами Ангулана ждала голодная смерть. Возраст не позволял взять нас на работу, но мне все же удалось просьбами и уговорами устроиться поломойкой и прачкой в местном доме для ночлега, за труд с утра до ночи платили скудные копейки, нам едва хватало на пропитание, ночевали на чердаке того же дома.

Приморис, изголодавшийся, изможденный помогал мне во всем, но его молчание, странный угрюмый вид и необычная решимость в глазах тревожили меня. Когда однажды он пропал на пол дня, вернувшись, протянул полный кошелек денег, я не удивилась, испугалась, но не удивилась.

— Украл? — тихо спросила я, брат кивнул. — Тебя могли поймать, избить…

— Не волнуйся, сестра, я был осторожен, зато теперь мы сможем хорошо поесть.

Я отругала брата, сказала, что лучше отдам ему всю еду на которую заработаю, лишь бы он не рисковал жизнью, кроме него у меня никого не осталось. Он выслушал, не проронив ни слова, а на следующий день снова принес украденные деньги, пришлось смириться, упрямством он пошел в мать. Зато теперь мы ели досыта, а вскоре мне пришлось бросить работу и съехать с братом с чердака, хозяин дома стал распускать руки, мы вовремя сбежали, иначе могло дойти до насилия.

Приморис продолжал воровать, его худая маленькая фигурка без труда проскальзывала в толпе, оставаясь незамеченной, словно легкий ветерок, шмыгающий меж листвой, ловкие ручонки стаскивали кошельки умело, даже самый чуткий прохожий не догадывался, что секунду назад его обобрали. Стыдно признаться, но я стала содержанкой младшего брата. На украденные деньги мы покупали еду, платили за ночлег в дешевых постоялых дворах, старались меньше попадаться кому-либо на глаза. Брат как-то пошутил, назвав нас призраками Ангулана, кто бы знал, какая ирония таилась в этих словах.

Скрываясь в городе, мы просуществовали четыре года, казалось, жалкое прожигание жизни никогда не кончится. Уж лучше бы я не роптала. Как бы мы не прятались, «хозяева улиц» напали на наш след и если бы не главарь воровского сброда, положивший на меня глаз, нас бы уничтожили.

Его звали Масер, в девятнадцать с половиной лет он уже успел прославиться как жестокий, порочный ублюдок, попиравший законы. Но он имел одно важное качество, врожденное чувство справедливости. Старый предводитель воров скончался и Масер, имея острый ум, силу, горячность и живость молодости без труда занял его место. Сколько бы за ним не гонялись вершители закона, он всегда выходил сухим из воды.

Когда наша игра в прятки раскрылась, Масер приказал нас не трогать, наблюдал исподтишка, следил за каждым шагом на расстоянии, изучал. Терпение его в конце концов лопнуло, он решался действовать.

На дворе стояла осень, вожак уличного сброда выследил меня в тот момент, когда Примориса не было рядом. Ранним утром, солнце едва встало, брат спал, я отправилась в лавку булочника Тага, у него самая вкусная выпечка в городе. Если б я знала, чего мне будут стоить эти треклятые булки!

Масер дождался, пока я выйду из лавки, зайду в проулок, там преградил путь, внезапно, я растерялась. Не дав мне опомниться, молниеносно подскочил, схватил в охапку, впился в губы жестким поцелуем. Я оторопела, неожиданная выходка незнакомца словно оглушила меня, попыталась оттолкнуть наглеца, высвободиться из душивших объятий, закричать. Но тот отступать не собирался. И вдруг дернулся, вскрикнул, разжал стальные объятия и повалился на землю словно подкошенный.

В ужасе я зажала рот ладонью, увидев в спине вожака уличного сброда торчащий нож и Примориса, стоявшего с все еще поднятой рукой после броска. Брата терзала крупная дрожь, осознание содеянного проникало в сознание.

— Что ты наделал? — ком в горле едва позволил мне выговорить несколько слов.

— Я пытался… тебя… защитить, — кулаки Примориса, с силой сжимались и разжимались, но озноб не отступал. — Он напал на тебя! Что мне оставалось?

Масер застонал, я инстинктивно подскочила к нему, утренние лучи просочились в проулок, упали на бледное лицо страдальца. Перевернув его, положила голову к себе на колени, в едва приоткрытых глазах отражалось страдание.

— Хотел понравиться… не ту выбрал… тактику…

Струйка крови потекла из уголка искривленного рта, тяжелый вздох вырвался из легких, глаза закатились и он затих, тело обмякло. Никакой агонии, никаких стенаний, быстрая и несправедливая смерть за украденный поцелуй. Жалость к незнакомцу наполнила мое сердце, но лишь на короткое мгновение. Жуткий визг разорвал утреннюю тишину, разнесся вдоль домов полупустынных улиц:

— На помощь! Помогите! Скорее! Убийство!

Водоворот последовавших событий закрутился стремительно, не дав нам с Приморисом опомниться. Нас схватили, заковали в цепи, отправили в крепость. Иллюзий я не питала, за убийство наказание — смерть. Но эта проклятая старуха с косой и на сей раз пошла кривой дорогой, обойдя нас стороной, видимо, решив позже поглумиться.

Спустя некоторое время заточения в мрачных подземельях крепости Ангулана, нас отправили на суд, где было оглашено решение заменить смертную казнь службой графу Рагнару Эрускому, жестокому, бессердечному человеку, заработавшему богатства кровью и потом принадлежавших ему людей.

Замок графа, Эрус Карструм, куда нас отвезли, предстал огромной серой каменной глыбой с нерушимыми мощными стенами, вызывавшими трепет и страх. В тот день, когда переступили порог жуткого обиталища графа, мы утратили не только свободу, но и право на жизни, стали собственностью человека, не знавшего жалости к падшим существам, коими он нас считал.

У Рагнара были планы на прибывших подростков, заключавшиеся в том, чтобы выдрессировать искусных убийц, действующих по указке хозяина, способных стать орудием, уничтожающим любого, вставшего на пути к цели.

Шесть лет обучения и дрессировки пронеслись стремительно, суровые испытания, наказания, требования вышколили нас, пришло время доказать, что мы стоили потраченных сил и денег. Рагнар приказал в недельный срок доставить в Эрус Каструм голову мертвеца, убитого собственноручно, жребий пал на меня, я первой отправилась на задание, подстегиваемая предупреждением, если не управлюсь за неделю, с плеч полетит голова Примориса.

Стояла ранняя весна, на деревьях зеленела молодая листва, теплый воздух, пропитанный ароматами цветов, заряжал энергией. Не мешкая, я оседлала запряженного для меня коня, под уверенной твердой рукой он рванулся в путь. Цель была выбрана, определиться с необходимым курсом сложности не составило. Рысак галопом нес меня по дороге вдоль Сильва Амбра к местам ушедшего детства, к бывшему родительскому дому, где приобрела и потеряла почти все, что было дорого.

Кровь кипела, усталости не чувствовалось, сильного молодого коня не останавливала, продолжали скачку даже ночью. На вторые сутки добрались до места, взглядом окинула родные места, и сердце защемило от предсказуемой боли.

До заката оставалось немного времени, решила подождать, привал сделала в лесу, коня привязала, он храпел и греб землю копытом, требуя продолжения скачки, пройденный путь ему был нипочем.

Едва солнце скрылось за горизонтом, я, прихватив кинжал и небольшой тряпичный мешок, отправилась к бывшему отчему дому, конь остался на привязи, он провожал меня огромными черными выпуклыми глазами, словно зная, куда и зачем направляюсь, кивал головой, подначивая.

Старый каменный дом не изменил внешнего вида, по-прежнему стоял одинокий и невзрачный в отдалении от других построек, но брошенный на него взгляд поднял в моей душе бурю смешанных чувств. Я попыталась взять себя в руки, глубоко вздохнула и тут входная дверь отворилась, на пороге показался человек, ради которого я проделала долгий путь, мужчина, не пустивший нас с братьями переждать зимней ночной стужи, ублюдок, погубивший Гауда и Гаидана, тот, чью жизнь пришла отобрать в уплату за бессердечие.

Дальше все было как во сне. Вскрикнув, я выхватила из-за пояса кинжал, молниеносно подскочила к жертве, ощутила, как лезвие входит в чужую плоть, легко без сопротивления, липкая влага касается пальцев, стекает, капает на землю, услышала предсмертный хрип, вырвавшийся из заполненной кровью глотки. Все это время я смотрела на его лицо, бессознательно наслаждаясь агонией, гримасами боли, бешенным вращением глаз и ликовала, месть свершилась.

Труп повалился на землю, я огляделась, улица оставалась пустынной, склонилась, наспех отделила голову от туловища, сложила в мешок и опрометью бросилась бежать. Конь смирно ждал меня на месте, прекратив похрапывать и бить копытом, он с опаской поглядел на мешок, почуяв запах свежей крови.

Успокаивающе похлопав животное по крупу, я привязала «трофей» к седлу, шустро запрыгнула на коня, пустив его во весь опор. Скачка была быстрой, но сердце стучало гораздо быстрее, грохот ударов стоял в ушах, заглушая топот копыт рысака. Я неслась вперед, не разбирая дороги, доверившись инстинкту скакуна, перед глазами стояла пелена, мелькавшие в лунном свете деревья сливались по обеим сторонам в сплошную черную стену. Бросавшийся в лицо ветер, относил прочь тошнотворный запах свежей крови, покрывавшей мою одежду, руки, и просачивающейся сквозь ткань мешка с отрезанной головой.

Поглотившие меня эмоции были неописуемы, никогда прежде не испытывали ничего подобного. Мне всегда думалось, что лишить человека жизни не просто, даже в период обучения сомневалась, смогу ли стать убийцей, но когда пришел момент, рука моя не дрогнула. Именно тогда открылось понимание, что я могу красть чужие жизни также легко, как когда-то воровала чужие кошельки.

Эрус Каструм показался на горизонте, обратный путь занял больше времени, но мне казалось наоборот. Рагнар ждал меня с добычей в большом зале, восседая во главе длинного деревянного стола, охотничьи псы, лежавшие у его ног, лениво мусолили оставшиеся после ужина кости. Я вошла в помещение, животные устремили на меня черные глаза-пуговицы, оскалили зубы, почуяв запах смерти, граф молчал, выжидая. Подойдя к столу, сунула руку в окровавленный мешок, содрогнулась от омерзения, схватив прядь волос покойника и, вынув голову мертвеца, бросила на стол перед графом, словно еду на пустую тарелку. Жесткий взгляд Рагнара скользнул по искаженной посиневшей физиономии, скупая улыбка коснулась тонких плотно сжатых губ.

— Хорошо потрудилась, — сухо проговорил он, — ступай.

Позже я узнала, что брата тоже постигла учесть проверки, и он справился не хуже меня. Судьба из воришек превратила нас в тайных убийц, за кусок хлеба служивших хозяину. Но мы с Приморисом не роптали, крыша над головой, теплые постели и еда, лучше виселицы. Рагнар не злоупотреблял властью, убивать приходилось не часто и в основном мерзких, отвратительных типов, заслуживающих смерти.

Но однажды, нам приказали украсть жизнь ребенка, сына одного из знатных господ, давнего врага графа Эруского. Пришло время поквитаться с обидчиком, лишив того единственного чада.

Ослушаться, значит умереть, и мы с братом, заглушая крик совести, глубокой ночью, покрывшей город одеялом мрака, направились к дому жертвы. На задание шли вместе, решив, если дрогнет рука у одного, то второй обязан довести дело до конца.

Бесшумные, словно тени, мастера своего дела, мы без труда проникли в спальню ребенка, обреченного на смерть. Малыш мирно спал, ничего не подозревая, тихо посапывая в крохотной постельке. Глядя на ангельское личико, мы боролись с желанием оставить дитя, уйти, и, в конце концов, сдались, осознав, ни я, ни Приморис не сможем отнять невинную жизнь беззащитного создания.

Оставив приказ не исполненным, в смятении вернулись в Эрус Каструм. Рагнар пришел в ярость, он жаждал смерти ребенка, страданий врага и не мог стерпеть неповиновения. Жалости не было места в его сердце, и мы поплатились за сострадание к чужому сыну. Не раздумывая, граф приказал нас уничтожить. И приказ немедленно исполнили. Стоявший неподалёку от Примориса лучник, выстрелил в него, и мой последний брат замертво рухнул на холодный каменный пол. Придя в неописуемый ужас, я неистово закричала, выхватила из-за пояса, покоившийся там кинжал, метнула в лучника, тот свалился как подкошенный. Но через мгновение и сама погрузилась во мрак.

Свет, просочившись сквозь пелену тьмы, окутавшей разум, заставил открыть глаза, первое, что увидела, собственное бездыханное тело, распростертое в луже багровой крови. В груди трупа глубоко засела длинная стрела с черным наконечником из жестких перьев, излюбленное орудие графа Эруского, сделанного для лучников по специальному заказу. Стрела молниеносно пробила сердце, смерть наступила внезапно, и лишь глядя на покойницу с собственным лицом, я осознала, что мертва. Дух отделился от тела, пришла пора отправиться в ад.

Но ожидания оказались долгими, ни демоны, ни ангелы не являлись за мной, ни ад, ни рай, ни отворяли врат, я оставалась в мире смертных. Это было жестоким, но заслуженным наказанием, вечное скитание неприкаянной души, без пристанища, без надежды, без возможности искупить грехи.

В вечном блуждании, часто думала о Приморисе. Смог ли он обрести покой? Или дух его так же обречен влачить существование без смысла.

Время неумолимо летело вперед, счет его давно был потерян, надежды утонули в печали, отчаяние давило на меня невыносимой тяжестью. Скитания слишком затянулись, но выбора не предоставлялось, и я протекала по смерти вместе с уходящими десятилетиями, превращавшимися в века.

Однажды судьба вновь привела меня к владениям Рагнара Эруского. Столетия не пощадили ни местности, ни архитектуры, Эрус Каструм был разрушен до основания, массивные камни некогда великого замка лежали огромной уродливой кучей, поросшей сорняками, небольшими кустарниками. По развалинам шныряла стайка бродячих собак, в небе кружила пара черных воронов, мрачный вид пустыря невольно вызывал чувство жалости.

Смутные видения минувшей жизни воскресили в памяти образ Примориса, всколыхнулась утихшая боль, совесть напомнила о неисполненном обещании защитить брата. И если бы могла проронить хоть одну слезу, облегчить страдания, но дух бесплотен и слезы недоступная роскошь для таких как я.

Без жизни, без тела, призрак, продолжала наблюдать за мрачным пейзажем развалин, пока не почувствовала легкое прикосновение чьей-то легкой руки к плечу. Не успев удивиться подобному чуду, резко обернулась и замерла на месте. Если бы мое сердце могло биться в груди, то оно непременно выскочило бы наружу от волнения, ведь передо мной стоял Приморис.

— Брат, неужели это ты? — слова давались с трудом.

— Я, — тихо сказал он и обнял.

— Столько веков минуло… я помню твою… гибель. Но почему ты в мире смертных?

— Иной мир не принял меня, — Приморис говорил спокойно, без сожалений. — Я часто вспоминал тебя, снова и снова возвращался на развалины Эрус Каструм, мне всегда казалось, что ты где-то поблизости.

— Но ты не привязан к этому месту?

— Нет, сестра, — легкая улыбка коснулась милых родных губ, — неприкаянным призраком я долгое время скитался по миру, но все же обрел пристанище.

— Пристанище? Ни ад, ни рай не приняли тебя, как и меня, о каком же пристанище ты толкуешь?

— Это пристанище сад колдуна, место окутанное магией, ставшее моим домом, вскоре станет и твоим. Оттуда я пришел сегодня, туда и вернусь. Ты со мной?

Сад, пристанище неприкаянных призраков, о чем он толковал? Возможно ли такое? Слушая брата, я смотрела на него с непониманием, шутит ли он или говорит серьёзно? Во взгляде его читалась твердость, уверенность в сказанном и я поверила.

Приморис многое рассказал о могущественном колдуне, о том, как случайно встретил его, как тот отнесся с пониманием к тяжелой судьбе фантома, приютил в обители, создав посредством магии сад, и к прочему наделил дух брата особыми свойствами. Взамен попросил лишь помощи в защите обители, если возникнет в том необходимость.

Так мой брат стал первым призраком, поселившимся в саду Амбра Каструм. Я же стала второй, ибо колдун, звавшийся Князем Константином Ратмировым, принял меня в обитель также легко, как и Примориса. В благодарность за столь великую оказанную честь, последовала примеру брата, поклялись защищать Князя и его обитель от любого врага, любой ценой.

Кончив рассказ, Алтэра умолкла, пристальный взгляд устремился на спутницу. Дарину била мелка дрожь, она сильно прониклась к словам духа-защитницы, казалось, прожила жизнь вместе с ней, прочувствовала боль и горечь до мельчайшей частицы. С повествованием пришло осознание, почему именно эти призраки оказались безгранично преданными Князю, и почему именно им Константин доверял больше всего.

— Будешь меня презирать? — вопрос Алтэры удивил Дарину.

— Презирать? — растерянно спросила та. — За что?

— За совершенные поступки. Я при жизни была убийцей по приказу, и после смерти мало что изменилось.

— Все твои поступки — вынужденная мера, — искренне ответила избранница Князя, протянула руку, легко коснулась запястья спутницы. — Будь я на твоем месте, и половины не смогла бы вынести. Я не призираю, а восхищаюсь стойкостью и силой твоего духа.

— Благодарю, — честно ответила дух-защитница, но на лице не промелькнула даже тень улыбки.

— Алтэра! — позвал идущий впереди Приморис.

Сестра коротко взглянула на зовущего впереди брата, стоявшего по правую руку от Константина. Позади них вырисовывалась черная пасть пещеры Каменного Плодородия, у самого входа которой, почти на пороге, виднелись пугающие сталактиты, свисающие с потолка и жуткие сталагмиты, растущие прямо из-под земли. Эти диковинные природные явления, походили на острые зубы, торчащие из пасти чудовища, готового в любой момент захлопнуть рот и проглотить глупцов, осмелившихся заглянуть внутрь.

— Мы у цели, — сказала Алтэра, направившись к входу пещеры.

Дарина последовала за ней, остановилась у порога, взгляд опасливо упал на каменные сосульки.

— Что случилось, душа моя? — спросил Князь, видя тревогу во взгляде избранницы.

— Ничего, — коротко ответила та, решив оставаться храброй, но голос дрогнул. — Я только надеюсь, что это чудище, во чрево которого мы собираемся войти, не проснётся и не поглотит нас.

— Это чудище не живое, — легкая улыбка коснулась красиво очерченных губ Константина, — оно не опасно, но стоит остерегаться того, что скрыто в его глубинах.

— А как же эти огромные ужасные зубищи? — юная особа указала на сталактиты и сталагмиты, угрожающий оскал пещеры.

— Всего лишь острые камни.

— Что ж, раз ты говоришь, — согласилась Дарина, тяжело вздохнула. — Пойдем, отыщем то, зачем пришли.

Но Князь остановил ее, положил руки на хрупкие плечи, твердо сказал:

— Ты не пойдёшь с нами, останешься здесь, у входа в пещеру.

— Почему? — удивилась Дарина.

— В пещере слишком опасно, я не могу еще сильнее рисковать тобой, — пояснил Князь. — Останешься у входа, отсюда излучаемой энергии достаточно, чтобы она смогла распространиться на необходимое расстояние. Алтэра останется при тебе.

— Но я… — встрепенулась дух-защитница.

— Останешься с Дариной, — тоном, не терпящим возражений, сказал Константин, — ей нужна твоя защита.

— Слушаюсь.

Алтэра не стала перечить, колдун прав, его избранница хрупка и наивна, за ней необходимо присмотреть. Даже прочная защита Амбра Каструм не сдержала натиск жрицы Далия, защитное заклинание против ищеек Каллиды тем более нельзя считать абсолютно надежным. Дух-защитница знала истинную ценность спутницы, пренебрегать ее безопасностью недопустимо. Сам факт их вынужденной вылазки, организовывался лишь с целью раздобыть магический предмет, способный энергетически оградить Дарину от опасности.

— Будь осторожна, — тихо сказал колдун, ладонь невесомым движение коснулась нежной щеки избранницы, а через мгновение он скрылся во мраке пещеры вместе с верным помощником.

— Ты тоже, — прошептала девушка, но Константин уже не слышал ее.

Время шло, мужчины не возвращались, Дарина нервничала сильнее. Казалось, минула вечность с последней минуты, как она глядела в кобальтовые глаза Князя. Потемневшее небо с набежавшими невесть откуда серыми тучами сильнее нагнетало тревогу, солнечные лучи изредка пробивались сквозь мрачную пелену облаков, словно остатки тающей надежды, чтобы тут же скрыться, утонув в темно-синей воздушной массе.

— Мне следовало бы пойти за ними, — Алтэра не выдержала напряжения.

— Они так долго не возвращаются, — терпение юной особы достигло вершины, желание предпринять какие-либо действия вскипало сильнее с каждой минутой, — Может что-то случилось?

Спутница не отвечала, но суровое выражение лица говорило красноречивее любых слов.

— Глупо сходить с ума от ожидания! — крикнула юная особа, повернулась к пещере, сделала шаг вперед. — Я больше не могу ждать!

— Нет, — рука духа-защитницы схватила тонкое запястье девушки, — это невозможно. Князь недвусмысленно дал понять, что тебя немыслимо подвергать опасности. В этой пещере обитают венарии, существа, рожденные непосредственным вмешательством магии. Эти твари опасны, одна малейшая царапина их крохотного ядовитого коготка и мгновенная смерть обеспечена. И не только тело умирает, душа растворяется и пустотой уносится в небытие.

Кровь отхлынула от лица Дарины, ладони в ужасе зажали рот, сдерживая рвущийся крик, страх парализовал движения. Но боялась она не за собственную жизнь, страх усилился по отношению к тем, кто сейчас подвергался опасности, находясь во мраке пещеры, служившей обителью смертоносных тварей.

— Господи, — простонала избранница Князя, слегка разжав ладони, — зачем я только согласилась на все это? О чем думала? Они же могут погибнуть… из-за меня!

— Этого не случится.

— Как бы там ни было, я больше не могу бездействовать, — выпалила Дарина и, высвободившись из цепкой хватки спутницы, рванулась вперед.

— Постой! — закричала Алтэра, но было слишком поздно, проскользнув между грозными клыками сталагмитов, юная особа погрузилась во мрак.

— Глупое создание! — негодующе прошипела дух-защитница, теряя телесную оболочку и обретая размытые очертания призрака. Так ей будет проще почувствовать ауру девушки в темноте и легче ускользнуть от венарий.