Шершавые каменные стены неприятно царапали кожу рук, Дарина пробиралась вперед на ощупь, направляясь вглубь пещеры. В скалистом мешке царила абсолютная мгла, избранница двигалась медленными шажками, нащупывая дорогу, стараясь не споткнуться о мелкие булыжники, валявшиеся повсюду. Одновременно прислушивалась к окружающим звукам, надеясь услышать шаги или голоса, но в кромешной тьме лишь шуршали мелкие камешки под ногами, да мерно звенела капель, падающая с вытянутых сталактитов, свисающих с каменного потолка.

Внезапно вспыхнувший, и тут же погасший, впереди неяркий свет привлек внимание девушки, остановилась, прищурив глаза, уставилась на то место, где почудилось странное видение. Мгновение, еще одна вспышка, нечто блеснуло, потухло. Юная особа вздрогнула, почувствовала мелкие мурашки, покрывшие нежную кожу, по спине пробежал легкий холодок. От страха сердце забилось сильнее, но отступать обратно она не собиралась. Мысли о Константине предали ей уверенности, загадочный свет вспыхнул снова, не погас, и Дарина, зачарованно побрела к манящему огниву.

Волшебный золотистый огонек, сверкал в глубине пещеры Каменного Плодородия, заигрывая с незваной гостьей, гипнотизируя, притягивая ближе порывистым колыханием. И чем меньше становилось расстояние между ними, тем ярче он пылал. Но магия заключалась не только в необычном свечении. Огонек постоянно менял цвета, перевоплощаясь из золотого в голубой, зеленый, красный, сиреневый, при этом выбрасывая мелкие искорки, разлетавшиеся в разные стороны.

Девушка вплотную приблизилась к волшебной стихии, не в силах отвести глаз от крохотного пламени. Тот, зависнув в воздухе на уровне груди, продолжал вспыхивать, потрескивать. Поразительно, но костерок не подпитывался от естественных источников, Дарина изумилась, попыталась разглядеть возможную опору, даже поводила рукой под пламенем, ничего не обнаружила.

— Нравится? — внезапно прозвучавший из темноты голос напугал ее, взвизгнув, она подпрыгнула на месте, принялась озираться.

— Кто здесь?

— Не надо так пугаться, — голос, снова раздавшийся из мрака, походил на мурлыканье кошки.

— Тогда не надо меня пугать, — выпалила девушка, продолжая лихорадочно оглядываться.

— И не думала.

— Если так, то выйди на свет, — предложила юная особа, чувствуя, как сильно колотится сердце, дыхание затруднилось.

— Лучше сама отойди от моего игни, ты мешаешь ему сильнее разгореться, — возразил голос. — Твоя энергия подавляет его, он не может пылать ярче, видишь? Отойди, дай малышу набраться сил.

— Не понимаю, как можно помешать огню гореть, стоя рядом, — нахмурилась Дарина.

— А что тут понимать? — хмыкнул неведомый обладатель мурлыкающего голоса. — Игни необходимо больше места, так что отступи на пару шагов назад. Малыш почувствует свободу, подрастет и осветит больше пространства.

— Огонек разве живой, чтобы чувствовать? — недоверчиво спросила девушка, отступая назад.

— Конечно живой, — послышался несложный ответ, — я его создала.

— Но кто ты?

Сделав очередной шаг назад, избранница освободила необходимое пространство для огонька, тот вспыхнул ярче, засиял сине-золотым пламенем, тонкие лучики коснулись окружающего пространства, частично показав ответа на вопрос. Освещенные стены пещеры замерцали чарующими бликами, обнаружились редкие сталагмиты, торчавшие из каменного пола, и неведомое существо с кошачьим голосом.

Дарина судорожно сглотнула, увидев внезапную собеседницу, тревожно насторожилась, но виду не подала, молча ожидая ответа. А между тем, перед ней, взгромоздившись на толстенный сталагмит, сидело маленькое подобие человека, с незначительными отличиями, ростом не больше одного метра. Лицо существа казалось прекрасным, большие черные сверкающие глаза, обрамленные густыми ресницами, миниатюрный вздернутый носик, с розовым мягким приплюснутым кончиком, пухленькие губки в форме бантика. Уши странной формы, не человечьи, огромные раковины, с заостренными кончиками. Кожа существа покрыта мелкой бледно-золотистой шерстью, а за спиной пара перепончатых крыльев, подрагивают, готовясь к взлету при необходимости. Руки словно младенческие, исхудалые, когтей не видно, ноги похожи на кошачьи лапы, с вытянутыми ступнями, пухлыми пяточками.

— Странно, — хмыкнуло существо, — думала, что те, у кого хватает смелости явиться в пещеру Каменного Плодородия, знают, к кому в гости они направляются.

— Ты — венария? — предположила Дарина, попыталась сглотнуть комок, образовавшийся в горле.

— Верно, — прищурилась та, — я одна из хранительниц сокровищ пещеры.

— Хранительница сокровищ? — переспросила девушка, стараясь понять, к чему клонит неведомое существо.

— Именно, — отозвалась венария, слегка подалась вперед, неприветливо зыркнув в сторону незваной гостьи, лицо утратило дружелюбный вид, — разве не за ними ты пришла?

— Нет, — ответила юная особа, перемены в собеседнице вызвали тревогу, но виду подавать нельзя, — мне нужна особая чешуя венарий.

— Что тебе нужно? — переспросило существо, не веря собственным ушам, пораженная дерзостью нахальной девчонки, брови поползли вверх. — Чешуя? А видишь ли ты на мне чешую?

— Нет, — немного поколебавшись, честно ответила Дарина. — Но я не знала, что…

— Не знала, что здесь нет того, зачем ты пришла? — перебила венария и внезапно громко неестественно расхохоталась.

Растерянная, сбитая с толку, юная особа лишь беспомощно наблюдала за глумлениями странной твари, не зная, как поступать в подобном случае. Существо в данный момент не казалось ни враждебным, ни дружелюбным, предугадать действия немыслимо, остается ждать, надеяться на благосклонность фортуны или действовать по наитию.

— Кто же поведал тебе о чешуе венарий? — хохот прекратился, в кошачьем голосе послышались нотки раздражения.

Дарина молчала, мысли лихорадочно кружились в голове, но подходящие на ум не приходили.

— Ну же, отвечай! — не унималось существо.

— О тварях с золотой чешуей подобных тебе, о магии и еще много о чем, девушке поведал я, — мужской голос прозвучал внезапно из темноты пещеры, докуда не доставали лучики игни, венария насторожилась, избранница вздохнула с облегчением.

— Ты еще кто такой? — зло крикнуло существо, чувствуя нарастающее раздражение, слишком много непрошеных гостей шныряло по мрачной пещере.

— Мое имя Князь Константин Арман Ратмиров.

— Колдун?! — прошипела венария, крылья задрожали, несколько мощных взмахов подняли ее к потолку. — Многое довелось слышать о тебе.

— Хорошо, — Константин вышел из тени, тонкие блестящие лучики огонька осветили величественный стан.

— Чего хорошего? — выплюнула венария, черные глаза сверкнули злобой.

Князь не реагировал на язвительный тон существа, казалось, опасная игра наоборот его забавляет. Инстинкт охотника не мог солгать, под маской раздражения, тварь скрывает страхи, присматривается, выбирает момент для атаки. Но решение существо принимать не торопилось, главная стратегия — изучить противника. Хитрый взгляд скользнул по мужчине: суровое выражение красивого для человека лица, прямая осанка, мощный торс, одна рука лежит вдоль туловища, другая покоится на бедре, ладонь сжимает рукоять кинжала, торчащего из-за пояса. Вид сдержанный, но воинственный, к тому же за спиной Князя в воздухе колышутся две черные тени, похожие на густые облачка дыма.

— Вижу, колдун, ты явился сюда не один? — съязвила венария, кивнула, указывая на призраков.

— Только глупец сунется в одиночку в пещеру к смертоносным тварям, — не без сарказма заявил мужчина.

— Пф, — фыркнула тварь, указав рукой на Дарину, — почему ж тогда не объяснил девчонке?

Не дав Константину ответить, венария извернувшись в воздухе, метнулась к девушке, худощавая ручонка обвила тонкую шею, показались, до этого скрытые, тонкие острые коготки, походившие на причудливые иглы, готовые в любую секунду оцарапать нежную кожу.

Ярость ледяной волной окатила Князя, рука крепче стиснула кинжал, костяшки пальцев побелели от напряжения, он сделал шаг в сторону избранницы, но существо предостерегающе зарычало:

— Не стоит рисковать, колдун! Думаю, ты прекрасно знаешь, что будет, если я оцарапаю тонкую кожу этого прелестного создания.

— Если посмеешь, даю тебе слово, я камня на камне не оставлю от этой проклятой дыры, — прошипел Константин, брови угрожающе сошлись на переносице.

— Пустые угрозы, — осклабилась венария, чувствуя, как по спине пробежал холодок.

— Думаешь?

Существо задумалось, глаза колдуна полны решимости, предупреждение весомо, по давним слухам он суров, могущественен и беспощаден. Пусть пересуды о нем давно умолкли, к прошлому надо отнестись серьезно. Расценив ситуацию не в свою пользу, венария изменила тактику. Одной рукой продолжая удерживать Дарину, подалось вперед, другую руку протянула в направлении мерцающего игни, костерок полыхнул, задвигавшись в направлении хозяйки.

— Что ты задумала? — терпение Константина подходило к концу.

— Всего лишь немного поиграть, — промурлыкала венария, в хитрых глазенках мелькнула насмешка.

На гневный взгляд колдуна она ответила легкой кокетливой улыбкой, а затем, как только огонек коснулся маленькой ладошки, тут же растворилась в воздухе, вместе с избранницей.

— Проклятое создание! — выругался Князь. — Эта пещера с тварями мне порядком надоела!

— Моя вина, это я не уследила за избранницей, — мрачный голос Алтэры, походил на гудение ветра в дымоходной трубе.

— Что сделано, то сделано, — ледяным тоном сказал Константин. — Надо идти.

Подняв руки, как бы ощупывая сгустившуюся тьму, он принялся бормотать заклинание, разгоняющее мрак. Умолк, хлопнул в ладоши, под каменным сводом пещеры тут же вспыхнула ярким белым светом небольшая сфера, залив пространство холодными лучами, вырисовав в отдалении три разветвляющихся прохода.

Князь тяжело вздохнул:

— Видимо лабиринтов пещеры избежать не удастся.

— Если мы войдем туда, обратно можем не вернуться, — сказал Приморис, телесная оболочка мешала ему, он предпочел на некоторое время расстаться с материальной формой, отчего голос, как и у сестры, походил на гудение ветра.

— Знаю, — мрачно ответил колдун, на лице отразилась решимость, меж бровей пролегла глубокая бороздка, — но выбора у нас нет.

* * *

Мрак рассеялся, взгляд Дарины метнулся из стороны в сторону, наткнулся на грубые каменные стены. Где это она? Помещение напоминало огромный уродливый мешок изнутри: низкий потолок усеян вздувшимися буграми, не доросшими до сталактитов, пол холодный, шершавый, из стен пробиваются множество золотистых огоньков. Они переливаются, мерцают, создают забавные блики на каменистых поверхностях.

Опустив глаза, девушка обнаружила разбросанные по полу блестящие необычные предметы: золотые монеты, кубки, чаши, изящные фигурки, усыпанные драгоценными камнями. К одной из стен привалены полые доспехи, похожие на те, что она видела в коридоре Амбра Каструм, принявши тогда железную фигуру за живого человека. Но разница этих одеяний воинов, оказалась в том, что они выплавлены из чистого золота.

Судя по обстановке, подумала юная особа, венария перенесла ее в упомянутую ранее сокровищницу. Едва мысль промелькнула в ее сознании, существо возникло прямо из воздуха и, хлопая перепончатыми крыльями, зависло перед лицом девушки, пристально заглянуло в глаза.

— Зачем ты это сделала? — голос избранницы дрожал, сердце колотило в грудную клетку, но она старалась не отводить взгляда от твари, напуская храбрости.

— А что еще оставалось? — ехидно пропела венария, морща розовый нос. — Ты прекрасно слышала угрозы колдуна. Он мог совершить непоправимое, как его предшественница. А мне только этого и не хватало. Столько лет покоя! И вдруг, словно гром среди ясного неба!

— О чем ты?

— Вот только не надо хитрить! — Зашипело существо. — Золотых чешуек им захотелось! И так много зла натворили, довольно! А ты мой залог, колдун не станет применять магию, пока ты в моей власти.

— Я не представляю для Князя никакой ценности? — Дарина попыталась сбит венарию с толку.

— Ну-ну, девочка, — существо осклабилось, — не надо меня дурачить. Хоть и редко, но пещеру я покидала. К тому же мне более семи тысяч лет, и в чувствах, уж поверь, неплохо разбираюсь. Его ярость и взгляд, коим он глядел на тебя, говорят красноречивее любых слов — колдун влюблен!

Дарина почувствовала, как сжалось сердце, рванулось, гулко ударилось о грудную клетку, в глазах на короткое мгновение потемнело. Темный Князь любит ее? Жалеет, защищает, но любит ли? Она ключ, способный избавить Константина от заклятий жрицы Далия, об этом необходимо помнить. Ее чувства не важны. Лишь бы он обрел свободу и счастье…

— Я не представляю для Князя никакой ценности, — упрямо, сдержанно повторила избранница, огромным усилием воли стараясь остановить поток набежавших слез и проглотить образовавшийся в горле ком.

— Ба-а, — расхохоталась венария, следившая за реакцией пленницы, захлопала в ладоши, — да у вас это взаимно!

Девушка сдалась.

— Правда лишь в том, что я люблю его! — прошептала она надтреснувшим голосом. — Он же слишком велик, чтобы разделить чувства простой бедной девушки. Князь спас меня, отнесся с пониманием и добротой, и я благодарна…

— Постой, — резко прикрикнуло существо, прервав исповедь, вплотную приблизилось к лицу юной особы, прищурилось, старательно что-то высматривая. Стремительно отпрянув, снова разразилось громким хохотом.

В замешательстве Дарина уставилась на развеселившуюся тварь.

— Да ты невинней, чем самая благопорядочная девственница, — сквозь неудержимый смех, пропыхтела венария, — Не телом, но душой! Удивительное сочетание! Да не смотри на меня так, я многое вижу!

— Что ты говоришь? — девушка шагнула назад, не зная, чего еще ожидать от глумливого существа, золотые огоньки в стенах замерцали ярче.

Хохот резко прервался, венария отлетела в сторону, умостилась на грудь золотых доспехов, неприятно скрежетнула коготками по металлу. Помедлив, как бы раздумывая, продолжать ли разговор, с ухмылкой сказала:

— А то, что ты уникальна, и как погляжу, мир этот не твой. Ведь из другого мира пришла, не так ли?

— Даже если и так, что с того?

— А ничего, — фыркнуло существо, — просто иначе, и быть не может.

— Почему это?

— Во-первых, — венария ловко загнула крохотный пальчик, — душ, чистотой хоть отдаленно напоминающих твою, в этом мире и подавно уже нет, во-вторых, я отчетливо вижу нити лазурной волны, переплетенной с твоей аурой, что может быть лишь следствием перехода через межмирье. Знаний магии у тебя не нахожу, из чего следует, ты здесь по воле колдуна с избытком магических сил. Единственное, что никак не могу понять, зачем ему играть со смертью? Золотой чешуи все равно не видать, ни я, ни сестры этого не допустим, а вот умереть, пожалуйста. Так зачем проявлять безумие? Зачем чешуя понадобилась?

— Это для меня, — выпалила девушка, и тут же запнувшись, прикрыла рот ладонью.

— Для тебя? — венария склонила голову на бок, огоньки в каменных стенах заплясали в бешеном ритме.

— Это поможет усилить защиту от…

— Говори же!

— От одной ведьмы… — Дарина запнулась, в груди образовалась неприятная тяжесть, настороженно посмотрела на существо.

Венария хмыкнула, помрачнела, переместилась на кучу из золотых монет, зазвеневших под ее лапами, пара блестящих кругляшков скатились с горки, зашуршали по холодному полу, остановившись у ног избранницы. Черные глазки безучастно проследили за движением монет, взгляд переместился на девушку, из груди вырвался тяжелый вздох. Каменные стены завибрировали в ответ, мерцание огоньков ослабло.

— И как же имя той ведьмы, от которой самостоятельно не может защититься даже великий колдун?

Девушка пришла в замешательство. Что будет, скажи она имя жрицы Далия?

— Молчишь? — венария взяла монетку, принялась рассматривать. — Нда, — протяжно выдохнула она, положив кругляшок на место, — Каллида способна внушить ужас кому угодно.

Дарина вздрогнула, не ожидав услышать от твари собственных мыслей.

— Ну, конечно же, я права, — продолжала венария, глядя в побледневшее лицо пленницы, — Эта особа соткана из мрака и отчаяния. Одного только не пойму, как прислужник ведьмы, может пойти против своей повелительницы. Ведь Темный Князь служит Каллиде, не так ли?

— Нет, это не правда, — пробормотала девушка, поборов оцепенение, сердце заколотилось быстрее.

— А вот лгать нехорошо!

— Но я не лгу, — крик избранницы выдал отчаяние, желание защитить, не дать оклеветать, — Князь больше не служит ведьме!

— Да тише ты, — скривилось существо, — не надо так орать, верю я тебе, верю, чистая твоя душонка.

— Ты боишься ведьмы? — вопрос Дарины сложился сам по себе, на что венария надула губки, насупилась, сморщив маленький нос.

— С чего решала? — спросила она с напускной обидой.

— Ты же удрала от Князя, узнав кто он…

— Не надо преувеличивать, — венария махнула ручонкой, затем покачала головой, — хотя отрицать не стану, Каллида могущественна.

— Тебе приходилось с ней сталкиваться?

— Не только сталкиваться, — печально выдохнуло существо, лицо погрустнело, плечики осунулись. — Дело в том, что эту ведьму породили мы — венарии.

Девушка подалась вперед, удивленная признанием, холод каменных стен, не смотря на золотые огоньки, проник сквозь одежду, отчего легкая дрожь сотрясала юное тело.

— Зачем говорю тебе об этом? — скорее себе задала вопрос венария, и тут же ответила, — видимо кристальная чистота души внушает доверие. Уйми дрожь, девочка, тебе ничего не угрожает, сегодня я добрая.

Избранница слабо улыбнулась, озноб поутих, невзирая на холод, но тяжесть в груди усилилась.

— Если хочешь, я расскажу тебе, как Каллида стала ведьмой, — ирония, прозвучавшая в мурлыкающем голосе разоткровенничавшегося существа, не укрылась от внимания Дарины.

— Хочу, — просто и честно ответила она.

— Что ж, — хмыкнула венария, — слушай. Как я уже говорила, мы существуем в лабиринтах пещеры Каменного Плодородия, порядка семи-восьми тысяч лет. Сотворил нас величий бог Омнис, прародитель и хранитель всей магии мира. Создал он нас по той простой причине, что хранение магии с течением времени стало его сильно обременять, поэтому он спрессовал большую ее часть в маленькие чешуйки, и поместил на наши спины, прямо между крыльев.

В доказательство, венария приподнялась с золотой кучки, зашуршав потревоженными монетами и, повернувшись спиной к Дарине, блеснула маленькими, еле заметными, золотистыми чешуйками. Девушка ойкнула, подавила желание прикоснуться к невероятному чуду.

— Так значит, они у тебя есть?!

— Понятное дело, — венария снова поудобнее устроилась на золоте, — Да только те, кто их видел, долго не живут.

На лице пленницы промелькнул испуг, существо хохотнуло:

— Да не бойся, тебя не трону, сказала же, добрая сегодня.

Неожиданно Дарина низко поклонилась, выказав благодарность, удивив венарию. Та передернула плечиками, ощутив тепло, давно покинувшее ее маленькое сердечко.

— Ты действительно уникальное создание, — тихим шепотом промурлыкала она, нетерпеливо добавила, — но слушай дальше. Бог Омнис, знающий алчность созданий мира сего, сотворил лабиринт в самой отдаленной части земли, в темной и глубокой пещере, которую назвал пещерой Каменного Плодородия, ибо магия теперь рождалась и существовала среди камней. Поместив нас в сохранное место, как он считал, Омнис решил забыть о нашем существовании до тех пор, пока не понадобится больше магии для его деяний.

Нас не беспокоило подобное решение Создателя, ведь мы пока не знали жизни, и любое решение Великого, принимали как должное. Так мы просуществовали полвека. Со временем, обвыкнувшись в коридорах лабиринта, изучив их вдоль и поперек, в наших сердцах стало зарождаться любопытство. Проявлялся интерес к тому, что снаружи, какая там обстановка, есть ли вообще это «снаружи» или мир весь состоит из лабиринтов пещеры? Но долго гадать не пришлось, в один из судьбоносных дней, наша сестра наткнулась на странное свечение вдали одного из коридоров. Подобравшись ближе, она обнаружила выход в совершенно иное пространство, совсем не походившее на наше обитание. Зачарованная столь великим открытием, она поведала о нем сестрам, и мы, ведомые любопытством, впервые покинули пещеру Каменного Плодородия. Какой восторг вызвало это действие невозможно описать словами. Восхищало все, что попадалось на глаза: облака, деревья, цветы, насекомые. Конечно, тогда мы не знали всех причудливых названий, просто любовались созерцанием чего-то нового. Так, увлеченно разглядывая, изучая странный непознанный мир, не заметили, что за нами тоже наблюдают…

Скрываясь за кронами деревьев, за появлением странных существ, следил человек. Это был мужчина средних лет, волосы которого уже посеребрило время и печаль. Он пришел в лес собрать хвороста для растопки печи, но нашел гораздо больше. Существа, представшие пред ним, могли принести ему неслыханные богатства, но не это привлекало путника. У одной из тварей, находившейся совсем рядом с наблюдателем, оказалось лицо, столь сильно напомнившее личико его покойной дочери, что он решил изловить ее.

Подпустив неведомое создание поближе, он накинул на нее, припасенный для хвороста, мешок, и прижал к груди, чтобы заглушить протестующий вопль. Увлеченные исследованиями нового мира, никто из венарий не обнаружил пропажи, и все вернулись в пещеру без одной из соратниц.

Мужчина, радуясь удачной поимке, принес существо в дом, располагавшийся на опушке леса, запер дверь, закрыл окна и выпустил из мешка. Взметнувшись к потолку, венария стала лихорадочно искать выход, измотавшись, забилась в ближайший угол, ожидая последующей участи. Видя удручающую картину, похититель стал ласково уговаривать перепуганное существо, попытался убедить в том, что вреда не причинит, и в знак доброй воли, налил немного молока в глиняную миску, поставил рядом с пленницей. Та подняла на него перепуганные глаза, а затем уставилась на преподнесенный дар.

— Пей, — предложил мужчина, сделав показательный жест, поднеся ладони к губам и опрокинув их так, словно сам что-то выпил.

Венария помедлила, затем взяла миску в тоненькие ручонки, глотнула содержимое. Белая жидкость понравилась ей, быстро допила остатки и протянула опустевший сосуд хозяину дома, молчаливо прося добавки. Не удивительно, что ей хотелось еще, ведь за пять сотен лет, есть доводилось лишь пещерных жучков, да пить капающую со сталактитов воду.

Мужчина с улыбкой на устах наполнил миску. Осушив и ее до дна, венария осмелела, принялась рассматривать человека, убранство комнаты, вытягивать шею для обзора. Созерцаемых предметов она не знала, но все, что попадалось на глаза, нравилось ей, поэтому, выбравшись из угла, стала подходить к вещам и указывать на них пальчиком, при этом, в красноречивом молчании приподнимая брови, словно спрашивая, что же перед ней. И похититель с радостью отвечал:

— Стол, стул, тумба…

Венария указала на него, и мужчина расплылся в более широкой улыбке.

— Я? — шутливо спросил он, хлопнул ладонью по груди, и, дождавшись подтверждающего кивка, ответил, — Я — Урсус.

Но когда загадочное существо указало на квадратный предмет, висевший на стене, лицо мужчины переменилось, помрачнело, а глаза наполнились слезами печали, и он тихо прошептал:

— Портрет.

Небольшая миниатюра, с изображением лика покойной дочери, запечатленного одним бродячим мастером живописных дел, в благодарность за спасение от волков в лесу, располагалась на самом видном месте. Девочка на картинке выглядела словно живая, поэтому венария снова указала на стену, в попытке узнать, кто же это. Понимая без слов, что от него требуют, мужчина ответил:

— Это портрет моей дочери. Ее жизнь, и жизнь ее матери, унесла болезнь, и теперь я остался совсем один. Но ты так похожа на мою милую маленькую Флорию…

Он не смог закончить начатую фразу, голос дрогнул, по щеке покатилась скупая мужская слеза. Венария словно почувствовала боль и страдания мужчины, внимательно вгляделась в портрет и промурлыкала:

— Флория.

Мужчина в недоумении уставился на существо, и на мгновение, позабыв о печали, выпалил:

— Ты говоришь!

— Говоришь, — просто повторила венария.

— Тогда скажи, останешься ли ты со мной, не покинешь?

— Останешься со мной? — эхом вторило существо, склонив голову на бок.

Время шло, венария прижилась у одинокого мужчины, тот бережно заботился, охранял, оберегал ее, называл именем покойной дочери. И все же, иногда, вечерами он подходил к портрету истинного дитя, подолгу глядел на милое родное личико, наполнявшее сердце болью и горем. Позже усталость брала верх, и тогда он отправлялся в постель, изможденный, усталый, потерянный.

Новоявленная Флория, поначалу спокойно наблюдала мрачное поведение Урсуса в моменты печальной скорби о покойной. Но постепенно, по мере привыкания к человеку, опекавшему ее, в сердечке венарии зарождалось новое чувство — жалость. С каждым разом, видя терзания благодетеля, ей все больше хотелось облегчить ему невыносимые душевные страдания. И наконец, забыв об осторожности, существо решилось на опрометчивый шаг.

Густой вечерний сумрак накинул темное покрывало на землю, Урсус в очередной раз печально глядел на портрет покойной дочери, венария приблизилась к нему, дотронулась до крупной грубой руки, стараясь привлечь внимания.

— Моя маленькая Флория, — натянуто улыбнулся мужчина, — ты единственная радость, оставшаяся в моей жизни.

Венария склонила голову на бок, пристально глядя на опекуна, не произнеся ни слова, завела руку за спину, что-то соскребла с кожи. Протянув ладошку вперед, показала поблескивающую золотую чешуйку.

— Что это? — спросил Урсус.

Венария не ответила на вопрос, указала на портрет:

— Подай!

— Зачем? — удивился мужчина, но словно зачарованный, снял картинку со стены, протянул к вытянутой маленькой ручонке.

Портрет оказался в цепких пальцах существа. Венария растерла волшебную чешуйку в порошок, посыпала изображение, аккуратным движением уложила на пол и отступила. Через мгновение легкая вибрация заполнила комнату, дрожащий портрет скакнул на месте, образовалось странное облачко прямо над ним, принялось расти. Достигнув метра в высоту, замерло, колыхнулось, затрепетало сильнее, вырисовалась отчетливая форма детского человеческого тельца. На узнавание не потребовалось времени, перед горюющим отцом предстало умершее дитя в любимом стареньком платьице зеленого цвета, тряпичных башмачках и с зачесанными назад каштановыми локонами, заплетенными в тоненькую косичку. Девочка могла показаться вполне живой, если бы не легкая прозрачность, выдававшая ее возвращение из потустороннего мира.

— Папочка, — детский голосок зазвенел в ушах Урсуса, стоявшего в оцепенении, не понимавшего, спит он или бредит наяву. — Папочка, мне холодно.

Мужчина вздрогнул, словно от резкого удара, бросился к ребенку желая обнять, согреть, протянул сильные руки и тут же отпрянул. В теле девочки не ощущалось ни твердости, ни гибкости, образ, призрак, вот чем являлось дитя, призванное магией чешуи из мира теней.

— Что же это? — простонал Урсус.

— Это душа, — тихо ответила венария, — ты тосковал, я позвала, она пришла.

— Но я даже не могу ее обнять, — голос мужчины сорвался на хрип, и он в отчаянии закрыл лицо руками.

Существо вздохнуло, отскребло еще одну чешуйку со спины, и, растерев в порошок, осыпало золотой пыльцой фантом ребенка. Результата не потребовалось долго ждать, прозрачность духа исчезла, плоть окрепла и малышка, сделав шаг в сторону мужчины, радостно захлопала в ладоши, закричала:

— Папочка, смотри!

Урсус поднял красные глаза, полные слез, руки его дрожали, потянулся к дочери, осторожно тронул подол зеленого платья, не сдержавшись, схватил дитя в охапку и зарыдал.

— Папочка, почему ты плачешь? — голосок малышки звучал приглушенно, она уткнулась личиком в горячее отцовское плечо.

— Ох, милая, вы с мамой очень рано покинули меня, сделав таким одиноким.

— Но ты не пошел с нами! Почему? Мы с мамочкой скучали по тебе. Там, где мы сейчас живем очень красиво…

— Доченька, — хрипел мужчина, сдерживая рыдания, крепче прижимая к могучей груди худенькую родную фигурку, — мне хотелось уйти, хотелось больше всего на свете…

— Тогда пойдем сейчас, — просто сказало дитя.

— Нет, — предостерегла венария, — его время не пришло.

— Но почему? — в осипшем голосе Урсуса звучало страдание.

— Мир теней принимает каждого в свое время, — ответ казался простым и сложным одновременно.

— Это жестоко!

— Урсус, — позвала венария, растерянная и расстроенная поведением опекуна, — пора прощаться с детенышем.

— Нет! Нет! — закричал Урсус, крепче сжимая в объятиях дочь, — я не могу снова потерять ее!

— Но так надо, — нежно потребовало существо, склонив голову на бок. — Время вашего свидания истекло.

— Зачем ты это делаешь? — взмолился несчастный. — Зачем снова заставляешь переживать боль утраты?

— Я не думала, что так будет, — прошептала венария, ее маленькое сердечко обрело новое чувство боли, защемило, сжалось от горечи, — хотела порадовать…

Договорить она не смогла, горло перехватило, глаза невыносимо защипало. Две горячие дорожки увлажнили щеки, венария потрогала прозрачную капельку, та переместилась на кончики ее пальцев, блеснула в тусклом свете прогоревших свечей. Слезы существа тронули сердце Урсуса, горечь разочарования уступила место жалости.

— Не надо плакать! Прости меня!

Он вытянул одну руку в молчаливом призыве, другой продолжая крепко прижимать родное дитя. Но как ни старался, ребенка удержать не смог. Физическая оболочка девочки исчезала, фигурка делалась прозрачной, гибкой. Одно мгновение Урсус еще смотрел в милое личико дочери, но образ поблек, растаял, подобно крохотной снежинке на разгоряченной ладони.

Часть свечей погасла, полумрак и тишина окутали помещение, тяжелой ношей легли на плечи мужчины, не желавшего подниматься с колен. Слезы его иссякли, пустой взгляд устремился на портрет, лежавший на полу, тяжелое горячее дыхание толчками вырывалось из груди. Венария приблизилась к замершему в удручающей позе опекуну, быстро прильнула так, как недавно льнула его ненадолго воскресшая дочь.

— Прости, — услышала она горький шепот мужчины. — Ты старалась сделать меня немного счастливее, и я благодарен за это.

Больше в этот вечер Урсус не произнес ни слова. Поднятое с пола изображение девочки обрело прежнее место, дрема сморила мужчину, и он, оставив существо в одиночестве, не разоблачаясь, рухнул на постель, уносясь в мир спасительного сна.

Следующим утром венария не узнала опекуна, бодрый, радостный, он улыбался искренней улыбкой, стеревшей печаль с лица. Хотелось верить, что с этого момента жизнь потекла по новому руслу, увы, судьба любит преподносить сюрпризы, и чаще они не приходятся по душе.

Мирному существованию уготовано было прекратиться по велению случая, приведшего заплутавшего в чаще дровосека к домику на опушке леса, ставшего случайным свидетелем магии венарии. Долго скитался тот по чащобе, знакомой с юных лет, словно нечто водило его за руку кругами. Под вечер, уставший, голодный, наконец, заметил редеющие деревья, выбрался на опушку. Небольшой домик из сруба вырос перед ним подобно чуду, на шатающихся ногах подошел ближе, заглянул в крохотное оконце. Именно в этот момент венария оторвала золотую чешуйку от спины, растерев, развеяла пыльцу над портретом. Дальнейшие события повергли дровосека одновременно в ужас и благоговение. Он уже не думал о помощи, сердце бешено колотилось, чувство страха овладело рассудком, заставило рвануться прочь, бежать обратно в лес, не разбирая дороги.

Ноги, обретшие силу, мчали дровосека вперед, пока дыхание в груди ни сперло, в глазах потемнело. Он резко остановился, со свистом выталкивая из легких воздух, пот струился по смуглому с жесткими чертами лицу, черные кудри сбились на голове, прилипли к вискам. Постарался прийти в себя, огляделся. Сумрак подступил незаметно, окутал чащу, верного пути, казалось, найти невозможно. Но случай услужливо направил взгляд дровосека, тот увидел знакомую пометку на стволе могучего дуба, сделанную им ранее, это помогло сориентироваться на местности.

Ночь тяжелое время для одинокого путника, дровосек смог добраться до дома лишь к полудню нового дня. Поведав об увиденном чуде жителям поселения, пообещал показать дорогу смельчакам, желающим отправиться на другой конец леса, чтобы присвоить сказочное диво. Но с условием, что добычей с ним поделятся.

Многие приняли слова дровосека за бред, чего ни привидится до смерти перепуганному человеку, ночь блуждавшему в лесу, но сыскались и те, кто не остался равнодушным, ведь собственное чудо, так заманчиво.

На сборы понадобилось двое суток, на третьи двинулись в путь.

Урсус не подозревал о набеге, он как обычно отправился на охоту ранним утром. Его маленькой венарии полюбилась жареное мясо, опекун не мог отказать ей в простом удовольствии, полакомиться свежатиной. Лес загадочно шумел, приветствуя частого гостя, птицы щебетали, умостившись на кроны вековых деревьев, но зверьки, так часто шнырявшие по кустарникам, в этот раз усердно прятались от опытного лесника. Время охоты затянулось, добыча обнаружилась лишь к полудню, утомленный поисками, но счастливый, что возвращается не с пустыми руками, мужчина направился к дому. Чем ближе он подходил к опушке, тем стремительней увеличивал шаги, неизвестная тревога спирала грудь.

На краю леса он понял, что беспокоился не напрасно, подле его дома сновали пятеро чужаков. Двое из них держали схваченную венарию за тоненькие ручонки, раздирали в сторону крылья, третий беспощадно драл, с изгибавшейся от боли спины, золотые чешуйки, складывал добычу в тряпичный мешочек, остальные бесстыдно наблюдали за истязанием несчастного существа.

Венария резко дернулась, очередная попытка вырваться не увенчалась успехом.

— Держите крепче, — гаркнул дровосек, очередная чешуйка выскользнула из его крючковатых пальцев из-за трепыхания жертвы, — тварь может вырваться!

— Почему просто ни запихнуть ее в мешок, и дело с концом, — огрызнулся сообщник, поборов желание почесать густую рыжую бороду.

— Чешуя важнее, тварь пользовалась ею. Сначала возьмем то, что наверняка не ускользнет от нас, а уж потом и бестию в мешок…

Дровосек не окончил фразу, с ужасом распахнул глаза, уставился на огромного мужика, походившего на разъяренного медведя, надвигавшегося из леса. Венария неистово закричала, заметив опекуна, лицо Урсуса исказила гримаса боли и гнева, он, бросив добычу, мчался к ней на помощь, размахивая тонкой деревянной рогатиной. Первый удар пришелся по голове рыжебородого, он не успел увернуться от палки, бесчувственной массой рухнул на землю. Его тощий напарник с вытянутым лицом, державший существо, бросился наутек, едва не сбив с ног дровосека. Венария больно ударилась при падении, отползла в сторону, волоча пачкающиеся в пыли крылья. Лесник уловил ее движение, в бешенстве кинулся на стоявшего в оцепенении обидчика, но путь ему преградили двое сподвижников врага, до этого момента находившихся в стороне. Завязалась жестокая драка, Урсус, выронивший рогатину, махал кулачищами, раздавал тумаки, выкрикивая бранные слова.

Внезапная резкая боль под лопаткой выгнула спину дугой, заставила вскрикнуть. Обернувшись, он увидел жесткую насмешливую ухмылку на лице нападавшего, блеснувшее в руке, окровавленное лезвие кинжала. Потянувшись к убийце, не устоял на ногах, рухнул на колени, тяжелая голова повисла, густые каштановые волосы упали на лицо. Ухмылка дровосека превратилась в торжествующую улыбку, ему нравился вид поверженного умирающего лесника, единственного препятствия на пути к цели.

Венария с ужасом наблюдала падение опекуна, до этого она не сталкивалась со смертью так близко. Тонкая тягучая струйка крови, потекла из его рта, оросила землю, вызвав у существа сначала чувство отчаяния, быстро сменившегося гневом и яростью. Дотянувшись до остатков золотых чешуек, она оторвала одну, растерла, подула на ладонь. Крохотная пыльца, подхваченная горячим дыханием, понеслась в направлении зеленой чащи, сопровождаемая просьбой:

— Защити!

Душераздирающий вопль послышался из леса, сменился треском, грохотом и скрежетанием. Трое соучастников одновременно повернули головы в сторону кошмарных звуков.

— Что это? — осипшим голосом выговорил дровосек.

В ответ минутную тишину заполнило грозное рычание, из-за стволов деревьев замелькали страшные волчьи морды, перепачканные свежей кровью. Стало ясно, звери расправились с тощим соучастником, трусливо убежавшим в лес.

Медленно, словно присматриваясь к добыче, дикие хищные животные выходили из укрытия, их было не меньше десятка. Волки имели не свойственные им размеры, в высоту достигали не менее полутора метров, густая черная шерсть вздыблена, мощные лапы напряжены, острые клыки белели в голодном угрожающем оскале.

Ледяной озноб прошиб одновременно троих участников нападения, холодный пот выступил на их лбах, сердца сжались в комки от страха и предчувствия неизбежного наказания за сотворенное зло. Инстинкт самосохранения заставил тела бывших смельчаков, скованных ужасом, сбросить оковы оцепенения, пуститься наутек, в надежде сохранить жизни.

Дровосек бежал впереди, сжимая в руке тряпичный мешочек с золотыми чешуйками, даже чувство смертельной опасности не заставило его расстаться с добычей. Он слышал, как раздраженные запахом крови звери достигли сперва одного из его спутников, под жуткие вопли разодрали в клочья, затем другого постигла та же участь. Но дровосек продолжал бежать, не оглядываясь, не смея перевести дыхание. Внезапно в мозгу вспыхнула мысль, что уйти от свирепых хищников не удастся, резко остановившись, он крутанулся, упал на колени, сунул руку в мешочек, извлек чешуйку, растер и швырнул пыльцу в сторону приближающихся волков с отчаянным криком:

— Стойте! Остановитесь!

Магия подействовала, животные не стали набрасываться на него, но запах добычи не давал им покоя, звери с перепачканными багровыми мордами принялись описывать круги возле трясущегося от страха мужчины, не отходя дальше, чем на пару метров.

— Что же это! — стон сорвался на рыдания, лицо исказила гримаса безумия.

Сквозь пелену слез дровосек разглядывал окровавленные растерзанные тела погибших, горько сожалея теперь о решении явиться сюда.

Венария тоже разглядывала бездыханные трупы бывших мучителей, не чувствуя ни радости, ни удовлетворения. Гнев продолжал ускорять биение сердечка, пока она не услышала стон опекуна, инстинктивно поняла, близилась кончина Урсуса. Ярость сменилась тревогой и страданием, попыталась встать, приблизиться к мужчине, но резкое жгучее нестерпимое чувство боли между крыльев, сковало движения, заставило вскрикнуть.

— Флория, — прохрипел Урсус, лежавший на пропитанной кровью земле, тонкая струйка алой жидкости продолжала вытекать изо рта.

— Я здесь… я иду, — сдавленно простонала та, превозмогая мучения поползла к опекуну.

— Прости… прости… не уберег, — бормотал мужчина, сквозь пелену тумана, застилавшего взор, наблюдая за трудными движениями приближающегося существа.

— Тише, береги силы, — доползши, венария положила голову на едва вздымающуюся грудь Урсуса, прислушалась к угасающему биению сердца.

— Кто теперь защитит тебя?

— Не уходи, — горькая слезинка покатилась по щеке существа, тонкие пальчики вцепились в мужскую рубашку, сжались в кулачок, скомкали ткань.

— Время, — выдохнул Урсус. — Посмотри Флория… они пришли за мной… время настало…

Голова Урсуса завалилась набок, венария проследила за его тускнеющим взглядом. Неподалеку, в окружении теплого белого света, с мягкими улыбками на устах, стоили красивая женщина с вьющимися светлыми волосами в бледно-голубом легком платье и маленькая девочка в зеленом, жена и дочь лесника. Они заждались его в царстве мертвых.

— Время настало, — горестно прошептала венария, не в силах помешать неизбежному.

Последний тяжелый вздох возвестил о кончине Урсуса, бывшая подопечная заглянула в ставшие стеклянными глаза мужчины, снова положила голову ему на грудь, отдалась печали. Плакала она долго, не замечая, как день близится к исходу.

С наступлением вечера пришло странное чувство покоя. Слезы венарии иссякли, она приняла решение вернуться в Пещеру Каменного Плодородия, ничего другого не оставалось. Тяжело вздохнув, она бросила мрачный взгляд на белое, словно погребальный саван, лицо опекуна. Нельзя оставлять его здесь в таком виде! В ход пошла очередная чешуйка, испачканная запекшейся кровью на расцарапанной спине, растертая в мелкий порошок. Золотая пыльца окутала тело Урсуса, заволокла шелковой паутинкой, обернув в кокон, и земля медленно поглотила странный дар, преподнесенный случаем. Теперь он надежно спрятан, никто, и ничто не сможет потревожить его!

С трудом поднявшись с земли, тело ломало, болело, между крыльев по-прежнему жгло, венария поковыляла к лесу. Крик дровосека остановил ее, обернулась.

— Постой! — истерично вопил тот, размахивая руками. — Спаси меня! Не бросай!

Он израсходовал всю чешую из тряпичного мешочка на волков, но силу магии, созданную разъяренным и одновременно до смерти перепуганным существом, перебить не смог. Голодные хищники не размыкали созданный круг, пристально следили за жертвой, не давали ступить шагу, в жутком оскале обнажали белые зубы, разодравшие не одну добычу, приглушенно рычали. Они не могли причинить вреда дровосеку в образовавшемся защитном пространстве, но могли дождаться, пока тот его покинет. Несчастный был обречен, прекрасно сознавал это, пытался схватиться за последнюю соломинку, но упускал важную деталь, вина лежала полностью на нем.

Венария скривила презрительную гримасу, молебные стенания недавнего мучителя и убийцы не возымели на нее никакого эффекта.

— Спасай себя сам! — прошипела она и, не обращая больше внимания на крики дровосека, побрела прочь от печального места.

Долгий путь отнял последние силы, но цели венария достигла, родовое гнездо ждало блудную дочь, раскрыв черный объятия, до «разинутой пасти» пещеры оставалось не более двадцати шагов. Собрав волю в кулак, существо намерилось войти в темнеющий зев, но стоило сделать шаг, небо тут же разрезала яркая зигзагообразная молния, загрохотал оглушительный раскат грома, затряс землю. Испуганно шарахнувшись в сторону, венария не устояла на ослабевших ногах, рухнула на каменистую почву. Вскрикнув от боли, несчастная плотно зажмурила глаза, сконцентрировалась, сознание упорно стремилось во мрак.

— Дитя мое! — знакомый многогранный голос, сливающийся с гулом разыгравшегося ветра, пронзил разум существа подобно раскаленной игле.

— Омнис! — потрескавшиеся, пересохшие губы беззвучно обозначили имя создателя, взгляд лихорадочно метнулся из стороны в сторону, на лице читалась откровенная паника.

— Ты боишься? — голос звучал отовсюду, бархатистый, обволакивающий, навевающий тревогу. — Чего ты боишься, дитя? Наказания за бегство?

Венария вздрогнула, ощутила как бешено заколотилось сердце, закрыла лицо руками, не в силах вымолвить хоть слово. Она же не сбегала, но и не вернулась при первой возможности.

— Отринь страхи, дитя мое, — продолжал Омнис, — все пустое, важно лишь твое возвращение, отныне ты в родной обители.

Слова не успокоили, тревога не отступила. Отняв руки от лица, существо огляделось, повсюду царил мрак, лишь мерная капель, падающая откуда-то сверху, дала понять, создатель переместил ее в пещеру. Она пошевелилась, сделала попытку подняться, и тут же застонала, боль пронзила хрупкое тельце, напомнила о ранах меж крыльев. Стон послужил сигналом, и в тот же миг из небольшой расщелины в стене вырвался пучок огня, частично осветил участок пещеры, за ним вспыхнул другой, третий, огоньки загорались часто и быстро, пока в каменном мешке стало светло как днем. Венария увидела собирающихся вокруг нее сестер, в их глазах светились ужас и сострадание, тихий жалостливый шепот, блуждавший среди подобных ей, донесся до острого слуха. Она поняла, что причиной неприятной реакции послужила ее спина, покрытая запекшейся кровью, и отсутствие немалой доли золотой чешуи.

— Что сталось с твоей чешуей? — вопрос Омниса заглушил перешептывания, существа в раз затихли, ожидая ответа сестры.

— Ее украли, — проговорила та, дрожа всем телом.

— Как ты допустила? — взревел создатель, венарии в испуге бросились в рассыпную, укрылись за ближайшими сталагмитами — Ты покинула обитель, храм магии и я простил тебе, но ты не сберегла то, ради чего была создана! Ответь, что двигало тобой? Что заставило уйти?

— Любопытство, — выдохнула венария и вспомнила Урсуса, дрожь утихла, она гордо вздернула подбородок, голос окреп, громко выпалила, — но я не жалею о совершенном поступке!

— Как смеешь ты говорить мне подобное?

— Не смею! Но говорю, ибо ослушавшись, я познала самое великое чудо!

— Чудо? Величественней магия? — в голосе создателя слышались недоверие и насмешка.

— Да, — венария стояла на своем, — намного величественней.

— И что же за великое чудо ты познала? Ради чего пожертвовала золотой чешуей? Поведай, дитя мое!

— Любовь! — воскликнула венария. — Любовь человека! Истинную любовь отца к своему чаду!

— Лю-бовь?! — протяжно выговорил создатель и расхохотался так громко, что задрожали стены пещеры.

— Любил ли ты нас когда-нибудь? — дерзнуло спросить существо, обиженное пренебрежительным смехом. — Создавши нас, даровал разум, чувства, но обрек на безрадостное существование в мрачных лабиринтах холодной сырой пещеры.

— Твои обвинения справедливы, — хохот прекратился, голос Омниса погрубел, и, к удивлению всех присутствующих венарий, создатель материализовался перед той, которую Урсус называл именем покойной дочери, Флорией.

Огромный, высокий, достающий до потолка пещеры исполин, внушающий благоговение и трепет, пред таким впору падать на колени, прося милости. Внешне Омнис походил на человека, с одним весомым отличием, тело его гораздо мощнее, крепче, несокрушимее, лицо прекрасно, невозможно отвести взор, большие черные глаза, в обрамлении густых ресниц, блестели, безупречные ноздри на прямом носу раздувались, без единого изъяна, великолепно очерченные губы кривила легкая усмешка. На широкие плечи ему, ниспадали пряди шелковистых темно-каштановых волос, вьющихся от самых корней. Легкая белая накидка, повязанная через плечо, открывала половину могучей груди, доходила до колен и служила лишь для того, чтобы подчеркнуть божественную красоту.

— Ты пробудила мою совесть, — губ создателя коснулась едва заметная улыбка. — Отныне я буду звать тебя Фида.

— Мне уже даровано имя!

— Забудь его, оно в прошлом, — отрезал создатель, протест венарии не пошел в расчет. — Происходящее ранее, отныне утратило значение. Я сотворил вас как сосуды, хранилища магии, не дав ни имен, ни определений, ни достаточного количества знаний. Но время перемен настало. Встань же, Фида, и созови сестер.

Венария попыталась встать, ноги задрожали, стон сорвался с губ.

— Больно, не по силам.

— Встань, дитя мое, — настойчиво повторил Омнис, — раны твои исцелены, боль не потревожит.

Венария умоляюще глянула на исполина, послушалась, уперлась дрожащими руками в холодный каменный пол и оторвала тело от земли. Боль не появилась, существо увереннее стало на ноги.

— А теперь приблизьтесь все, дети мои! — позвал создатель.

Продолжая скрываться за сталагмитами, существа медлили, боязливо выглядывая из ненадежных укрытий. Реакция сестер вызвала у Фиды раздражение, трусливые создания, так всю жизнь и сидели бы в холодной норе, тихо, незамечено, она громко с осуждением крикнула:

— Вы не слышите, сестры, отец зовет вас? Приблизьтесь и исполните все, что он потребует!

— Не пугай их еще сильнее, Фида, — хохотнул Омнис, удивленный воинственностью маленькой венарии, та полна жизни, он не ждал подобного от своих творений. — Не бойтесь, дети мои, решение принято вам во благо.

Послышалось шуршание, маленькие существа выбирались из укрытий, повинуясь инстинктам, окружали Фиду, трепетно, благоговейно разглядывали создателя.

— Мне ведомо, что вы познали свободу вне стен родового гнезда, — сказал создатель, окинув взглядом сгрудившихся творений. — Пещера Каменного Плодородия была создана не только как ваша обитель, но и как защита от внешнего мира, увы, она утратила предназначение. Удерживать вас в лабиринтах я не стану, каждая отныне вольна покидать пещеру по своему желанию. Но печальный опыт в лице вашей сестры, указывает на то, что вам необходима более тщательная защита. Ведь в скором времени многие узнают о силе магии, хранимой в вашей чешуе, и возжелают получить эту силу.

В толпе послышался тревожный шепот, Омнис продолжил:

— Не бойтесь, дети мои, не ропщите, отныне вам дарована защитная магия, сокрытая на кончиках когтей, яд, способный умертвить физическую оболочку, развеять дух, сослать в небытие. Но не пользуйтесь им без надобности, ибо как смерти, так и прощения может заслуживать каждый…

В тот день венарии приобрели страшное оружие, не подозревая, что в скором времени им придется воспользоваться даром создателя.

Шли дни, существа часто покидали родовое гнездо, не рискуя отдаляться на большие расстояния. Фида больше остальных стремилась к свету, держалась обособленно, отдаленно от сестер, предпочитая уединение. Она тосковала по счастливым дням, проведенным с Урсусом, образ бывшего опекуна часто вставал перед мысленным взором, навевал печаль. Воспоминания, размышления перетекали к последним мгновениям его жизни, к людям, сотворившим зло, и ее охватывало непонимание. Доброта Урсуса ставилась на одну чашу весов, алчность, жестокость, бессердечие чужаков, причинивших ей боль, на другую. Вторая нередко перевешивала, это пугало Фиду, заводило в тупик. Если люди познают истинную силу золотой чешуи, что станет с миром?

Погруженная в раздумья, Фида сидела на большом валуне, расположенном неподалеку от входа в пещеру. Яркое солнце ласкало теплыми лучами ее задумчивое лицо, легкий ветерок касался расслабленных крыльев, трепал невысокие пучки травы, пробившихся, растущих на каменистой поверхности. Она так сильно погрузилась в размышления, что не обратила внимания на странный шелест за спиной.

— Хватай ее!

Внезапно раздавшийся крик напугал венарию, она подскочила на месте, резко обернулась, к ней тянулась пара огромных рук. Несколько взмахов сильными, окрепшими крыльями подняли ее в воздух, не позволив схватить. Обзор с высоты открыл неприятную картину, Фида окинула негодующим взглядом семерых пришельцев, рассредоточившихся полукольцом недалеко от валуна, недавно служившего ей местом отдыха. Все незнакомцы, кроме одного, чья гнусная физиономия не раз всплывала в воспоминаниях, дровосек, оставленный в окружении волчьей стаи.

— Ты, — прошипела венария, — как ты выжил?

— Узнала, — дрожь в хриплом голосе дровосека выдавала нетерпение, — ты бросила меня! Хотя я молил о пощаде!

— Пощада? — хохотнула Фида, а через мгновение лицо ее исказилось от ярости, — Ни мне, ни человеку, павшему от твоей руки пощады не было!

— Я потерял счет времени, находясь на волоске от смерти! — кричал пришелец, не слушая существо, выкатив глаза, изо рта брызгала слюна. — Эти звери смотрели на меня, как на кусок мяса, скалились и облизывались. Ты хоть представляешь, каково мне было? Но потом они ушли, внезапно ушли, а я все боялся сойти с места, боялся, что волки вернутся и сожрут меня! Они не вернулись, и я поклялся, что отыщу тебя и уничтожу, гадкая тварь! Слышишь? Я уничтожу тебя! Вырву со шкурой твою чешую!

— Ну что ж, — выплюнула Фида, — попробуй!

Венария метнулась в воздухе, устремилась к зеву пещеры, юркнула внутрь, скрывшись во мраке каменной пасти.

— За ней! Ее нельзя упустить!

Чужаки бросились в погоню, у входа в пещеру остановились, замялись.

— Как мы поймаем бестию, Тороп? — вопрос был адресован дровосеку. — В этой норе так темно, что глаза выколи, не понадобятся.

— Сейчас, — Тороп раздраженно сплюнул, извлек из-за пазухи тряпичный мешочек, — вот.

— Что это?

— То, ради чего мы сюда явились.

— Ты же говорил о богатствах, коими можно построить целый град! — возмущенно рявкнул один из соучастников, остальные раздраженно зароптали, поддерживая его.

— И я не врал! У меня чудом уцелела всего одна чешуйка, прилипшая ко дну тряпицы, она обладает чем-то непознанным и сотни таких безделиц положат к нашим ногам все богатства мира! Вот, смотрите!

Дровосек извлек из тряпичного мешочка тонкую блестящую пластинку, растер меж пальцев, приказал:

— Гори!

На ладони незамедлительно всполыхнуло яркое пламя, слепящее, мерцающее, оно танцевало в руке Торопа, не причиняя вреда. Сгрудившиеся вокруг него мужики ахнули, глаза их заблестели.

— Вот о чем я говорил! Как только мы завладеем чешуей твари, любое наше желание будет исполнено! — махнув горящей рукой, дровосек воскликнул, — Вперед!

Союзники последовали за ним, переполненные желанием обладать невероятным чудом, способным в корне изменить их жизни. Но чем дальше уходили в лабиринт, тем опаснее становилась ловушка, затеряться в мудреных коридорах по незнанию легко, и выбраться, распутать дорогу по силам лишь венариям, об этом чужаки не подозревали.

— Куда подевалась эта тварь? — скрипнул зубами Тороп, терпение его было на исходе.

— Эта тварь перед тобой! — крикнула Фида, вынырнувшая из темноты, стены отреагировали на вибрацию голоса, дрогнули, из щелей вырвались языки пламени, пространство осветилось сильнее. — И я не одна!

Семеро чужаков обернулись, почувствовав движение за спинами, воззрившись на зависших в воздухе существ, те проскользнули под потолком, преградили обратный путь. Непредвиденному повороту обрадовался лишь дровосек, глаза алчно заблестели, он запусти руку за спину, ища рапсагит, специально купленный для похода за тварью. Оружие, походившее на тонкое колесо, с натянутой тетивой, закрепленной в нескольких местах, придерживающей сотню острых тонких железных стрел, с крючковатым наконечником, небольшого размера, нацелилось на Фиду.

— Ба, какая удача, скорее доставайте мешки, улов будет крупнее, чем я мог предполагать!

— Не будь так уверен, — огрызнулась Фида, метнулась в сторону, ускользнув от стрелы, несущейся ей прямо в сердце.

— Хватайте тварей! Хватайте! — завизжал дровосек, взбешенный бездействием союзников.

Очнувшись от оцепенения, чужаки ринулись в сторону венарий, существа бросились в рассыпную, но одну удалось схватить за ногу, подтащить, крепко зажав стальной хваткой. Та закричала от боли, почувствовав, как мучитель добрался до крыльев, вывихнул, пресекая попытку вырваться, улететь.

— Не убегайте! Защищайте сестру! — крикнула Фида ретировавшимся венариям, бросилась в атаку.

Вцепившись в волосы нападавшему, выламывающему крылья существу, она с силой дернула, потянула. Тот взвыл как раненое животное, выпустил венарию, отмахнулся, потянулся к источнику страданий. Фида отпрянула, вздрогнула, голень обожгла грубая мужская рука. Взгляд метнулся вниз, сердце на мгновение остановилось, дровосек поймал ее, с довольной злорадной ухмылкой торжествуя призрачную победу. Такого она не ожидала. Ярость огненным потоком ворвалась в сознание, пальцы инстинктивно скрючились, показались острые когти.

— Ты заслуживаешь смерти, — прошипела венария, глядя прямо в глаза врага, резко подалась вперед и полоснула его когтями по лицу.

Тороп закричал, боль от царапин оказалась невыносимой, выпустил существо, прижал ладонь к ране, липкая горячая кровь потекла меж растопыренных пальцев. Ноги подкосились, он рухнул на колени, глаза полезли из орбит, кожа на лице почернела, треснула, по шее вытянулись жилы, похожие на темно-синюю паутину, подобно тоненьким ручейкам, распространились по всему телу. Крупинка за крупинкой, частицы плоти отделялись друг от друга, пока материальная оболочка дровосека не обратилась в прах, оставив дух незащищенным. Перед обезумевшей от страха шайкой чужаков предстал полупрозрачный фантом, корчившийся в муках, но и тот очень скоро растворился в пространстве.

Оцепенение, владевшее пришельцами, отступило, они сбились в кучу, осознав мощь противника, считавшегося жертвой, обнажили имеющееся оружие, клинки, острые недлинные ножи, кто-то умудрился подобрать рапсагит почившего Торопа, применить в защиту, надеясь избежать ужасов ада.

Фида расхохоталась, ее позабавила реакция врагов, ставших мишенью, эта роль предназначалась венариям, но судьба распорядилась не в пользу чужаков.

— Спрячьте это жалкое подобие когтей! — крикнула она. — И убирайтесь отсюда подальше! Магия Пещеры Каменного Плодородия предназначена только для венарий. Любого, кто осмелится прийти сюда, ждет смерть!

По щелчку пальцев Фиды, в коридорах лабиринта ведущих к выходу зажегся огонь, чужаки бросились наутек, воспользовавшись замешательством остальных существ. Вскоре по миру поползли слухи о тварях, кишащих в одной из пещер каменистого нагорья запада, имеющих золотую чешую, исполняющую желания, но обладающих странной силой, зовущейся магией, испепеляющей тело, растворяющей дух одной царапиной жутких когтей.

Повествования, окутанные тайной, проносились сквозь века, передаваясь из уст в уста. Но чем больше времени утекало, тем меньше страху нагоняли сказания о силе венарий, а любопытство подталкивало глупцов и смельчаков к действию. Кому же не хочется завладеть золотой чешуей, если таковая существует, чудом, способным даровать власть над всем миром.

Пришло время, Пещера Каменного Плодородия обнаружилась, начались набеги, венарии оказались вынужденными сражаться с варварами, жаждущими овладеть чудотворной золотой чешуей. Враги умирали, гибли и существа, редко, но этого хватило, и магия просочилась во внешний мир. Подобного не должно было произойти, роковую ошибку способную повергнуть в хаос абсолютно все, чего могла коснуться магия неверных, надлежало исправить.

День суда был определен, под покровом ночи венарии покинули обитель, смертной тенью пронестись по земле, отбирая жизни тех, кому удалось заполучить хоть одну золотую чешуйку.

Одной ночи оказалось недостаточно, пережидая дни в укромных местах, венарии снова и снова тайно отправлялись на охоту. Постепенно нараставшее любопытство заставляло существ прятаться ближе к людям, под крышей, в темных уголках комнат, изучать их. Они непринужденно наблюдали за человеческим поведением, повадками, узнавали о пристрастиях, нередко вызывавших недоумение, иногда одобрение, желание попробовать, повторить. Объятия, ласки, нежность, они никогда подобного не знали, никто кроме Фиды.

Охота кончилась, магия, по мнению венарий, оказалась в безопасности, необходимость вернуться в родовую обитель нельзя было игнорировать. Но Фида не могла последовать за сестрами, жизнь в каменном лабиринте казалась невыносимой после невероятных открытий, сделанных за последнее время. И чудеснейшее среди прочего — книги.

Часто прятавшись в замках, она часами любила наблюдать за читающими людьми, водившими пальцами по незнакомым узорчатым пятнам на белых тонких листьях. Неоднозначная реакция чтецов ее забавляла, те хмурились, улыбались, напряженно вздыхали, перебирая в уме неслучайные мысли. Ей не терпелось узнать, что же владело тем или иным человеком, держащим в руках необычный предмет, называющийся книгой. Но кто мог обучить существо читать? Пришлось воспользоваться магией.

Жажда знаний, проснувшаяся в венарии, стоило ей изучить первую книгу, оказалась неуемной. Интерес вызывали без исключений все учения, она поглощала их с невероятной скоростью, обустраиваясь в библиотеках замков богатых вельмож. Но источники быстро иссякали, приходилось искать новые места, полные непрочитанных томов.

В очередном замке, облюбованном венарией, размещалась библиотека внушительных размеров, хранившая на полках тысячи экземпляров разносторонних книг. Владелец бесценного богатства не слишком часто посещал комнату знаний, Фиде не приходилось прятаться, она беспрепятственно перемещалась от полки к полке, занимаясь любимым делом.

Но в один из дождливых вечеров, огромная дверь библиотеки с шумом распахнулась, помещение заполнили несколько слуг, зажгли множество свечей, растопили камин, а через некоторое время в комнату вошел хозяин, держа за руку маленькую девочку. Подойдя к массивному столу, выделанному из цельного дерева, располагавшемуся в дальнем углу комнаты, он присел в кожаное кресло, усадил малышку на колени, выдвинул верхний ящик стола и извлек крохотную резную шкатулку, покоившуюся на дне.

Фида, притаившись меж книг на верхней полке, с любопытством наблюдала за разворачивающейся картиной.

— Смотри, дочка, — протянул бархатистый мужской голос, — я купил ее специально для тебя.

— Что это? — спросила девочка, нетерпеливо поерзав, наблюдая, как отец приподнимает крышечку. Внезапный приступ кашля отвлек ее, ладошки прикрыли рот, пытаясь остановить хрипы, на пальчиках осели капли крови.

— Ну, ну, моя милая, — отец крепче прижал девочку, стараясь унять боль, рвущую сердце, вытер алые пятнышки носовым платком. — Погляди сюда, то, что хранится в шкатулке не простая вещица, видишь? Это золотая чешуйка венарии. Помнишь, я рассказывал тебе о них? Чешуйка обладает неведомой силой, она поможет тебе, исцелит недуг.

Фида оцепенела от ужаса, охота оказалась неудачной, магия осталась во внешнем мире. Недопустимо позволить человеку воспользоваться даром Омниса, острые когти венарии поползли наружу, но лишь один взгляд на больного ребенка, мирно устроившегося в объятиях отца, остудил ярость существа. Расправив крылья, венария спланировала вниз, взгромоздилась на массивный стол, впилась немигающим взглядом в перепуганного хозяина с дочерью. Девочка от неожиданности вскрикнула, новый приступ кашля сдавил легкие, задушил, с хрипом и стоном воздух вырывался из крохотной груди.

— Не тронь мое дитя! — закричал мужчина, прижал малышку, защищая.

— Па-па, — сквозь непрекращающийся кашель, едва вымолвила девочка, губы алели, испачканные кровью, она вытерла их ладошкой, протянула отцу, силясь показать, тяжело вдохнула и обмякла у него на руках.

— Каллида! — крик обезумевшего от страха человека пронесся по комнате, он принялся трясти ребенка, но бледное личико ничего не выражало.

— Она мертва, — прошептала Фида.

— Нет! Нет! Она уснула! Спит! Просто спит! — мужчина прижал дитя к груди, слезы катились по щекам.

— Она мертва, — громче повторила венария, но сострадание уже овладело ее чувствами.

— Что же мне делать? Я опоздал! Эта дрянь мне больше не нужна! — он с яростью швырнул на стол резную шкатулку, крышечка слетела с крохотных петель, высвободив золотую чешуйку. — Откуда ты взялась? Это твоя вина, если б ты не напугала ее, я бы успел! — крикнул он венарии. — Теперь все кончено! Кончено! Моя девочка, доченька моя…

Рыдания поглотили слова, мужчина принялся баюкать дочь, словно та действительно просто спала. Фида молчала, в памяти воскрес образ Урсуса, его страдания и сердце существа смягчилось.

— Я верну твое дитя к жизни, — необдуманно сказала венария, — но с одним условием.

Убитый горем отец встрепенулся, с надеждой выдохнул:

— Любое условие! Я выполню все, что пожелаешь!

— Лишь дочь твоя проснется от мертвого сна, я заберу ее с собой.

— Нет! Это немыслимо!

— Решай…

— Но куда? Куда ты ее заберешь?

— Туда, где никто не узнает, что она вернулась из мира теней посредством магии. В безопасное место, сокрытое от любопытных глаз. Дитя будет расти во здравии и покое, но в дали от человеческой глупости. Решай же!

— Выведи ее к свету, — прошептал мужчина, погладил крохотную головку дочери, выбора не оставалось, — верни к жизни.

Венария исполнила обещание, и как только девочка очнулась от мертвого сна, обе исчезли, не услышав клятвы отца, разыскать дитя, не смотря на предупреждения неведомой твари.

Пещера плохое место для пятилетнего ребенка, но девочка не роптала, смиренно принимая волю судьбы. Мир теней притупил память о прошлом, обрывки дней до гибели всплывали несвязными картинками. Она часто бродила по коридорам лабиринта в темноте, четко различая путь, стараясь объединить видения, увы, тщетно.

Фида восхищалась умением детеныша человека, к тому же кроха оказалась на удивление смышленой, а вот сестры негодовали. На возврат души из земель мертвых был наложен строгий запрет, его нарушили, и к прочему, свидетельство маячило перед глазами, в родовом гнезде, подобное недопустимо.

Но что сделано, то сделано, ребенок невинен, постепенно сестры смирились с присутствием девочки, тщательно оберегали тайну, наблюдали, боясь лишь одного, земля мертвых могла оставить отпечаток в душе Каллиды, способный постепенно совратить чистый дух.

Время неуклонно стремилось вперед, девочка росла, Фида обучала ее знаниям, что успела почерпнуть из книг. По началу дитя с трепетом относилась к венарии, покладисто следовало требованиям наставницы, проявляла уважение. Но чем старше она становилась, тем заметнее менялся характер, очевиднее проявлялось хладнокровие, расчетливость, не редко она раздражалась по мелочам, проявляла не свойственную ранее агрессию, хитрила, насмехалась. Ей становилось труднее уживаться в темной, холодной пещере, та была слишком мала для нее, и лишь минула одиннадцатая зима, с того момента, как Фида вернула ее из мира теней, Каллида покинула Пещеру Каменного Плодородия, унося в неизвестность знания существ о мире и одну крохотную, хитро украденную, золотую чешуйку.

Магической пыльцой беглянка воспользовалась по уму, вобрав, пусть малую, долю чар в себя, она принялась старательно развивать колдовские способности. Первое время ей с трудом удавалось подчинить магию, но упорство помогало приобретать навыки, шлифовать их, доводить до совершенства. Спустя год она с легкостью могла заворожить человека, заставить исполнить любую прихоть, ей подчинялись стихии, огонь пылал и затухал по щелчку пальцев, ветер проносился ураганом по направлению перста.

Могущество Каллиды росло, появлялись последователи, становившиеся ее рабами по собственной воле. Но и этого было колдунье мало. Она жаждала власти, полной и безграничной.

Власть строиться на завоеваниях, это Каллида усвоила лучше всякого, она давно слышала о Далие, богатом, красивейшем граде, заслуживающим внимания, решение возвести там первую крепость, набраться сил, показалось ей наилучшим выбором.

Град принял колдунью с открытыми объятьями, не ведая, что последует за прибытием странной гостьи. Та, углубляясь в улицы, замечала немало мест, казавшиеся знакомыми, словно мозаика, картинки из прошлого всплывали в затуманенной памяти, прорисовывая события давно минувших дней. Внезапная вспышка памяти молнией озарила сознание, она вспомнила, Далий град ее детства, здесь родилась, росла… умерла!

Ярость пронзила сердце девушки, породила желание отыскать отца, призвать к ответу.

Без труда Каллида отыскала дорогу к родительскому замку, беспрепятственно проникла внутрь, шаг за шагом гнев ее нарастал, требовал выхода.

Старый хозяин расположился в библиотеке, разбирал скопившиеся бумаги, массивные двери, протяжно скрипнув петлями, с грохотом распахнулись, ударились о стены, несколько книг рухнули с полки, напугав мужчину. Взгляд его метнулся к хрупкой фигуре девушки, стоявшей в дверном проеме, лицо было искажено яростью, брови сведены на переносице, губы плотно сжаты, он не узнал ее.

— Кто ты, дитя? — голос хозяина дрожал, сердце колотилось с немыслимой скоростью, странное предчувствие спирало грудь. — Зачем пришла? Чего хочешь?

— Хочу узнать, — прошипела колдунья, — каково жить со спокойной совестью, зная, что родная дочь прозябает в мерзкой холодной пещере, кишащей тварями, способными испепелить тело, изгнать дух одной лишь царапиной острого когтя? Каково это позабыть собственного ребенка и продолжать наслаждаться роскошью?

— Каллида?! — изумленно прохрипел отец, разглядев знакомые черты, вспомнив, медленно поднялся из-за стола. — Доченька, ты ли это?!

— Узнал, наконец.

— Девочка моя! — слезы заблестели в глазах мужчины. — Малышка моя, как же долго я тебя искал, с тех пор, как венария забрала тебя, мою милую кроху, не прошло ни одного дня без поисков!

— Пф, искал, говоришь? — выплюнула колдунья, гнев не угас, усилился, — Плохо искал! Мне не нужны никчемные оправдания. И раз уж я, наследница, здесь, то и ты мне больше не нужен.

Тонкая рука с растопыренными пальцами метнулась вперед, дрогнула, медленно сжалась в кулак, словно пытаясь раздавить невидимую букашку. Отец схватился за горло, букашкой оказалась его шея, дыхание перехватило, захрипел, неосознанно попытался нащупать пальцы душившего, тщетно, еще мгновение, глаза закатились, губы посинели и родитель, долгие годы мечтавший о встрече с любимой дочерью, покинул мир живых, убитый собственным ребенком.

Каллида удовлетворенно хмыкнула, бросив холодный взгляд на распростертый на полу труп, ни сожаления, ни раскаяния она не чувствовала, смерть позабавила ее, безразлично отвернувшись от дела собственных рук, вышла в коридор. С этой минуты Далий принадлежал ей. Вскоре весь мир должен был пасть к ногам колдуньи, но существовала опасность, венарии, владеющие более могущественной силой, способные помешать задуманным планам. Тварей необходимо было уничтожить. Просто от существ не избавиться, в серьезном деле необходима серьезная тактика, Каллида решила схитрить. Она подластится к венариям, умаслит их, усыпит бдительность, заставит поверить, что опасности нет, ни что не угрожает их мирной жизни, а затем нанесет смертельный удар.

По ее приказу, горожане собрали множество золотых изделий: монеты, посуду, украшения. Погрузили драгоценности в запряженную двумя вороными жеребцами повозку, Каллида взгромоздилась на козлы, раздался хлесткий звук кнута о спины животных, возбужденное ржание, цокот копыт. Долгая дорога в одиночестве и прежде не пугала колдунью, спутники в задуманном деле были бы ей лишь помехой.

Венарии настороженно встретили беглянку, ее наигранное дружелюбие смущало их, ранее угрюмая, нелюдимая девушка, коей та запомнилась, нынче щебетала без умолку. Сладкие речи лились из улыбчивых уст, просьбы о прощении за бегство, рассказы о мире, красотах, знаниях не прекращали поток. Существа польстились на хитрые речи Каллиды, приняли драгоценные подношения, разрешив девушке остаться в пещере всего на одну ночь. Этого было недостаточно, но пришлось довольствоваться малым. Стараясь не вызвать подозрений, колдунья незаметно умыкнула еще одну чешуйку, и на утро покинула Пещеру Каменного Плодородия, прежде испросив разрешения вновь погостить у венарий, если окажется в здешних краях.

Магия украденной золотой чешуйки усилила возможности колдуньи, власть стала понемногу перетекать в ее руки. Она создала армию, разрушила небольшие города, селения, ее приспешники грабили, убивали, силой вынуждали поклоняться жрице Далия. Небольшие доли кровавого золота Каллида отвозила венариям, зачастив с посещениями в пещеру тварей. Лучезарно улыбаясь, она ссылалась на родного отца, богатейшего человека, волей случая встретившегося ей на пути, тайну ее спасения тот хранил, как и прежде, но не мог остаться неблагодарным. Бдительность венарий была усыплена, даже Фида не чувствовала надвигающейся беды, поверив лживым россказням бывшей подопечной.

Пришла осень, холодный дождь поливал размокшую землю, Каллида появилась возле Пещеры Каменного Плодородия с очередным визитом в грязном, вымокшем плаще, спутанными волосами, прилипшими тонкими прядями к испачканному лицу.

— Моя повозка застряла, отец наложил в нее слишком много даров, к тому же пара корзин от тряски перевернулись, дары просыпались, если всем вместе отправиться туда, мы сможем в один заход все перенести в пещеру.

Любопытство венарий, привыкших к блестящим подношениям девушки, красиво озарявшим пещеру золотым сиянием при свете настенных огоньков, подтолкнуло выбраться из родового гнезда в ненастную погоду, чтобы посмотреть, что же на этот раз будет среди драгоценных безделушек. Только Фида почувствовала легкий укол тревоги, но последовала за сестрами. Каллида тихо ликовала, все шло по задуманному плану.

До места застрявшей повозки венарии добрались быстро, но та оказалась пуста, не прекращающийся дождь падал с набрякших влагой серых небес, барабаня по голым доскам, запряженная пара вымокших, перепачканных грязью лошадей, мотала головами, била передними копытами, разбрызгивая черную жижу.

— Что это значит? — крикнула Фида, оглянулась, сердце ее похолодело от страшной догадки.

Место идеально подходило для атаки, позади камни, горы, пещера, впереди густой лес, они же в середине, на стыке, местность открыта, к прочему идет дождь, крылья промокли насквозь, тяжелая влага падает сверху нескончаемым потоком, тянет к земле.

— Что это значит? — повторила венария, голос срывался, гнев смешался с отчаянием.

Каллида в ответ хохотнула, подняла вверх сжатый кулак, в лесу замелькали тени. Мгновение, из-за деревьев посыпались люди, они быстро надвигались, не смотря на тяжелые стальные доспехи, издававшие неприятное шипящее лязганье при движении. Существа запаниковали, взлететь плохо удавалось, необходимо бежать к пещере, в спасительный лабиринт, но путь к отступлению перекрыли, войны колдуньи зашли с тыла еще до того, как пещера опустела, венарий окружили, выхода не было.

— Уничтожить! — выпалила жрица Далия. — Уничтожить всех! До единой!

Кольцо атакующих сузилось, ловушка захлопнулась, передние ряды зарядили рапсагиты, стрелы слились с дождем, полетели к целям. Не успев увернуться, часть венарий полегла в грязь, сраженная острием тонкой железной смерти. Остальные, перепуганные, сбитые с толку, превозмогая тяжесть набрякших крыльев, ринулись ввысь, ища спасения в небе. Дождь не позволил, прибил к земле, и выход у существ остался только один.

— Поднимайтесь, сестры, — призвала Фида. — Защищайтесь! Разите врага!

Крик Фиды послужил сигналом, уворачиваясь от очередного потока стрел, венарии выпустили смертоносные когти, бросились на воинов колдуньи. Шум дождя заглушал крики, стоны, но не скрежет когтей по металлу, хруст разрываемой плоти, казалось, звуки сливаются в единую страшную какофонию смерти, не успевшая пролиться кровь стыла в жилах.

Каллида наблюдала за схваткой со стороны, войны ее слабели, умирали, сраженные ядом венарий. Негодование росло в ней с каждым павшим слугой, так недалеко до поражения, она слишком долго шла к поставленной цели, чтобы сейчас проиграть. Подняв руку к темному небу, жрица Далия призвала мощь колдовской силы, десятки молний по ее приказу заплясали в вышине, сопровождаемые раскатами грома.

— Хватит сопротивляться, — несдерживаемая ярость в голосе колдуньи соответствовала шуму нарастающей бури, — отдайте мне всю вашу магию! Отдайте или смерть ваша станет куда мучительнее!

Взмахнув рукой, она указала на одну из венарий, молния в ту же секунду поразила несчастную в самое сердце, и та упала на землю, извиваясь в предсмертной агонии. Фида бросилась к умирающей сестре, с ужасом воззрившись на зияющую в груди рану.

— За что? — выпалили она, не в силах удержать рвущееся наружу горе.

— Разве не ясно? — Каллида скорчила презрительную мину. Знаком приказала войнам отступись, медленным шагом направилась к Фиде.

Остальные венарии неподвижно наблюдали, страха не осталось, лишь смятение, ожидание следующего шага предательницы, ранее искусно носившей маску добродетели.

— Бедная маленькая венария, — колдунья склонилась над Фидой, та не отстранилась, достойно встретив порочный взгляд врага, — ты же прекрасно знаешь, почему я так поступаю. Из мира теней нет пути обратно, а если побываешь на земле мертвых, и все же путь домой найдешь, то уж вернешься не тем, кем прежде оставался. Мрак прокрался внутрь, найдя укромное местечко в моей душе и с каждым годом, что я росла, глубже пускал корни и расцветал до тех пор, пока не заполнил собой все имеющееся пространство. Теперь я часть смерти, во мне живет тьма, она требует пищи, а ее самое излюбленное блюдо, чужие жизни. Вот видишь, Фида, ты своими руками создала чудовище, так пожинай плоды своего творения.

— Ты, — горечь опалила сердце венарии, на глазах выступили слезы, — моя самая великая ошибка.

— Напротив, я твое велико творение!

— Ты украла нашу магию!

— Это правда, ею вас и уничтожу!

— Не спеши, — прошипела Фида. — Как жаль, что я не в силах убить тебя, но кое-что я могу…

— Что же? — ирония в голосе колдуньи придала уверенности венарии.

— Ты больше не получишь и крупицы нашей магии, путь к Пещере Каменного Плодородия отныне для тебя навсегда закрыт.

Молниеносно перевернув труп сестры, Фида выпустила когти, содрала пучок золотой чешую вместе с кожей и швырнула мокрую окровавленную массу прямо в лицо Каллиды.

— Прочь отсюда и пусть Высшие рассудят и воздадут тебе по заслугам!

Венария притихла, украдкой взглянула на Дарину, та неподвижно сидела на холодном полу, внимание приковано к повествовавшей.

— С тех пор минуло много столетий, — печальный вздох прошелестел меж каменных стен, — Каллида предпринимала тысячи попыток отыскать путь обратно, мне это известно, но магию чешуи не сломить, ни она, ни те, кто ей служит, никогда не отыщут пути сюда. Нас с сестрами осталось слишком мало, чтобы рисковать, пещеру мы редко покидаем. Магия расползлась по миру, не смотря на усилия сохранить ее в тайне, что теперь горевать.

— А как же Омнис? — спросила девушка. — Почему тогда он не помог вам?

— Он дал нам возможность защищаться и защищать магию, мы сами виноваты в случившемся…

— Он же вас создал!

Венария бросила на девушку косой ироничный взгляд, оттолкнулась от горки золотых монет, разлетевшихся по каменному полу с характерным звоном, блеснув в свете настенных огоньков, подлетела к пленнице, уселась рядом.

— Что с того? — хмыкнула она, склонила голову набок. — Многие ли оберегают свои творения? Урсус отдал жизнь за меня, но собственное дитя не уберег.

— Он хотя бы желал этого, — с грустью сказала Дарина, вспомнив отца.

— Ну да ладно, — вздохнула Фида, — прошлое не воротишь, а жалости мне не надо, в мире хватает лжи, грязи и предательства, этого не изменить, но и хорошего в нем достаточно, уж я то научилась распознавать всякое. Душа твоя чиста, вижу, посему дам то, зачем пришла.

Запустив руку за спину, венария соскребла золотую чешуйку, протянула Дарине.

— Держи, но обещай, что мне не придется вновь пожалеть о своем поступке.

— Обещаю.

Чешуйка невесомым перышком легла на ладонь избранницы, она облегченно вздохнула и тут же насторожилась, свободной рукой потянулась к мешочку на шее, дар лешего заметно потяжелел, причиняя неудобство.

— Что это? — венария заметила странный предмет.

— Дар лесного духа…

Отдаленный глухой звук, походивший на грозу, разыгравшуюся в коробке, оборвал фразу Дарины. Видимо Князь находился где-то поблизости. Фида скривила недовольную гримасу, поднялась, натянуто пропыхтела:

— Наглый колдун! Вот, правда, пустоголовый, наглый колдун! Вставай, девочка, пора усмирить этого безобразника!

* * *

В глубине лабиринта Константин отражал атаки возбужденных вторжением существ. Венарии окружили чужаков, колдуну с трудом удавалось сдерживать натиск, выставив защитный магический щит. Он знал, что твари будут защищать родовую обитель агрессивно, но сил у него достаточно, чтобы отразить нападки врага, добиться поставленной цели. Князь пристально следил за маневрами нападающих, усиливая защитные места, принимавшие наиболее яростные удары, отчего рождался грохот, разлетавшийся по извилистым коридорам пещеры, забиваясь в дальние щели.

— Как долго мы продержимся? — голос Примориса звенел от напряжения, на кончиках пальцев искрились синие молнии, готовые в любую секунду поразить любую выбранную цель.

— Столько сколько понадобится, — спокойствие в голосе Константина обнадеживало.

— Почему не атакуем? Одного броска будет достаточно, твари отступят, а мы упростим себе задачу.

— Никаких атак, — обрубил Князь, — Разве не видишь, силы их покидают, еще немного и венарии разлетятся в стороны, надеясь на пещеру, что та поглотит нас.

Приморис спорить не стал, но молнии продолжили плясать на его пальцах, если колдуну будет угрожать серьезная опасность, дух-защитник воспользуется магией, не смотря на запрет.

— Стойте! Прекратите безумствовать! — внезапно появившаяся из темноты Фида, привлекла всеобщее внимание, за ней следовала девушка.

В замершей обстановке повисла тишина, слышалось лишь фырканье потрескивание огня, выбивавшегося из каменных стен. Фида вихрем пронеслась меж сестер, остановилась перед Константином, глянула исподтишка, на губах заиграла насмешливая улыбка.

— Ты что, колдун, совсем разум утратил? Думаешь защититься вот этим? — фыркнула венария, ткнула пальцем в поблескивающее магическое сплетение.

— Как видишь, мне это неплохо удается, — в голосе Князя чувствовалось напряжение, но внешне он выглядел спокойным. — Признаюсь, мне это изрядно наскучило, не пора ли перейти в наступление?

Взгляд Фиды метнулся к духам-защитникам, стоявшим позади Константина, их пальцы окутывали икрящиеся синие молнии, признак готовности к атаке. Венария не знала полной мощи подобных атакующих заклинаний, но чутье подсказывало, что одного выпада будет достаточно, чтобы отнять жизнь. Странная мысль втиснулась ей в голову. А ведь колдун мог убить сестер, и не тронул ни одну, терпеливо сносил их нападки.

— Да будет тебе, — настроение ее резко переменилось, стало игривым, улыбка растянула пухлые губы, — Зачем в наступление? Может, помиримся?

— Что так? — Князь оставался на стороже, если тварь хитрит, нельзя попасться в ловушку.

Что-то знакомое мелькнуло невдалеке, он поднял голову, сердце замерло в страхе, на лбу выступил холодный пот. Сквозь толпу ядовитых существ, неподвижно наблюдавших за сестрой, аккуратно пробиралась Дарина. Одно неверное движение, толчок и твари оцарапают ее.

Девушка напротив, казалось, опасности не чувствовала, уверенно шагала вперед, венарии не трогали ее, даже не реагировали. Константин напряженно следил за передвижением избранницы, ровная походка, спокойствие, и вдруг споткнулась, покачнулась, подалась вперед, с трудом устояв на ногах. Колдун дернулся, концентрация на защите оборвалась, и та рассыпалась миллионами сверкающих блесток.

— Осторожнее! — крикнул он, выдав тревогу.

Дарина замерла.

— Ох уж эти человеческие чувства… — пропыхтела Фида, иронично закатив глаза, громче добавила, — Иди, иди сюда, девочка, да не бойся.

— Что ты задумала? — в голосе Константина слышалась угроза, обращаясь к существу, он не сводил глаз с избранницы, продолжившей путь.

— Мы не так глупы, как считаете вы, надменные людишки. Сестры не тронут твою драгоценную деву, колдун, я им не позволю, а тебе не позволю причинить вред венариям. К тому же, я знаю, что ты больше не служишь Каллиде…

Имя жрица Даллия резануло слух Князя, поморщился от неприятного ощущения.

— Не так ли? — спросила Фида.

— Ты прекрасно осведомлена для той, что живет в глухой пещере.

— На твое счастье, — фыркнула венария.

— Ты права, я давно не служу… Каллиде.

— А еще, — существо понизило голос, быстро взглянула на Дарину, почти добравшуюся до места, — а еще у девочки уникальная чистая энергия, способная развеять самый густой мрак, и ты это прекрасно знаешь, колдун, поэтому привел ее сюда, верно? Погляди, мои сестры чуют ее, они спокойно пропускают незнакомку пройти меж ними, не реагируют, я впервые вижу такое. Время обучило нас читать суть человеческой натуры по аурам, твоя аура перепачкана, колдун, вываляна в грязи прошлых поступков, но ты не безнадежен. Эта девочка твое спасение, верно?

— Верно, — тихо ответил Константин, ему не нравились рассуждения венарии, но не признать ее правоту он не мог.

— Что ж, радуйся, колдун, — крикнула Фида, в этот момент Дарина подступала к Князю, схватила протянутую руку, тот притянул, крепко прижал к могучей груди. — Твой приход не был напрасным, в твоих руках сейчас все, что тебе нужно. А теперь ступайте, нельзя вам больше здесь оставаться.

Константин понял намек лишь, когда Дарина приоткрыла сжатый кулачок, маленькая золотая чешуйка блеснула на ладони. Он кивнул венарии, развернулся, увлекая за собой избранницу, но та замешкалась, высвободилась, подошла к Фиде и, склонившись, обняла.

— Спасибо, — тихий шепот сорвался с ее уст.

Изумленное существо рассеяно моргнуло, небольшая головка дернулась, лбом уткнулась в хрупкое плечо девушки. Давно утраченная нежность, тронула очерствевшее сердце Фиды, вера в добро снова затеплилась в душе, она отстранилась, улыбнулась теплой ласковой улыбкой.

— Ступай девочка, пора.

* * *

Путники вернулись в Амбра Каструм ровно в полночь, о чем возвестили большие деревянные напольные часы в гостиной. Куранты отбили двенадцать раз, затихли, сменив громкий шум на мерное тиканье.

Духи-защитники, взяв под защиту чешуйку венарии, устремились в призрачный Сад Грез, Константин с избранницей остались наедине.

— Минувший день был слишком непредсказуем. Прости, душа моя, что подверг тебя риску. Ты наверняка утомилась, — нежность в голосе Князя обволакивала.

— Нет, — солгала Дарина, не хотелось расставаться с мужчиной, она страстно нуждалась в его близости, защите, объятиях, — разве что от этой неудобной одежды.

— Необходимо избавиться от нее, — слова колдуна внезапно налились тяжестью, слышалась хрипотца, выдававшая растущее возбуждение.

— Прямо здесь?

— Было бы неплохо, — глаза Князя блестели от желания, губы кривила лукавая усмешка, — но, думаю, лучше это сделать в более подходящем месте. Пойдем, я отведу тебя в покои.

Девушка не противилась, радостно вложила тонкие пальчики в большую мужскую ладонь, колдун повел ее по коридору. Предчувствие возможных событий вызывало в ней непроизвольный трепет, сильная, и в то же время, нежная рука, чувственно сжимавшая ее пальцы, напомнила о ласках, страстных прикосновениях Князя, она вздрогнула, отогнала навязчивые мысли.

Дверь неожиданно возникла перед ней, так сильно задумалась, что длинный коридор промелькнул незаметно. Хозяин замка потянул за стальную ручку, пропустил Дарину вперед. Комната приветливо встретила гостей, повсюду горели свечи, окутывая пространство приятным золотистым теплом. Постель аккуратно разобрана, на прикроватном столике предусмотрительно располагался поднос с холодным жареным мясом, сыром, хлебом, фруктами и бутылкой красного сладкого вина. Над горячей водой в железной кадушке, стоявшей в центре помещения, вздымались клубы белого пара.

— Что же ты, душа моя? — губы Князя почти касались нежного ушка девушки, остановившейся на проходе, дыхание обожгло кожу.

Стараясь унять дрожь, Дарина преодолела оцепенение, помедлила, прошла в комнату, взгляд оставался прикованным к манящей горячей водой в ванной.

— Странно, — произнесла она.

— Что именно?

— Здесь все подготовлено к часу нашего возвращения, к этому часу, словно знали, что мы будем здесь именно сейчас.

— Ты каждый раз удивляешься, душа моя, забывая кто я, — Константин приблизился, став за спиной избранницы, пальцы принялись умело расшнуровывать туго затянутый корсет.

— Колдун, — едва слышно прошептала она.

— Именно, — его горячее дыхание коснулось тонкой шеи Дарины, а затем и губы прильнули к бархатистой коже.

Одурманенная лаской, девушка непроизвольно закрыла глаза, голова склонилась набок, открыв больше пространства для прикосновений, тяжелый вздох, полный истомы, вырвался из высоко вздымающейся груди.

Корсет полетел в сторону, сильные руки легли на тонкую талию, отстранились. Он играл с ней, как кошка с мышью, обошел ее, встал на одно колено, взял за лодыжку, потянул сапог, сидевший на ноге так плотно, что она покачнулась, едва не плюхнулась на пол, быстро ухватилась за мужское плечо.

— Ох, — невольно вырвалось у Дарины, колдун высвободил вторую ногу, потянулся вверх к шнуровке бриджей.

Умелые пальцы обжигали лаской кожу избранницы даже через ткань одежды. Она не заметила, как осталась полностью нагой, следовала молчаливым приказам хозяина, управлявшим ею прикосновениями.

Князь помог ей забраться в железную кадушку, кусок ароматного мыла в его руке, скользнул по изгибам девичьих плеч к груди, задел розовый сосок, мгновенно отреагировавший, затвердевший, преобразившийся в сочную ягоду. Легкими быстрыми движениями Константин освободился от одежды, забрался в кадушку, притянул девушку к себе, она запрокинула голову, затылок коснулся широкой груди. Мыльные руки продолжили исследовать податливое девичье тело, массировать, расслаблять. Горячее покрывало воды защищало от ночной прохлады, врывавшейся через открытое окно и Дарине захотелось чтобы время остановилось, оставило ей навсегда это мгновение безмятежного, всепоглощающего блаженства.

— Пусть это длится вечно, — прошептала она.

Но Константин прервал ее грезы, отстранился, встал, выбрался из кадушки. Махра полотенца впитала влагу на его коже, поманил избранницу, та нехотя повиновалась. Он подхватил ее на руки, укутав в пушистую мягкую ткань, усадил на постель, поставил рядом поднос с едой.

— Поешь, восстанови силы.

Не дожидаясь ни протестов, ни согласия, колдун отломил кусочек сыра, поднес к губам избранницы. Та зачарованно наблюдала за его движениями, медленно открыла рот, позволив сырному ломтику соскользнуть с пальцев Князя, упасть ей на язык.

— Еще, — тихо попросила она, удивленная собственной смелостью.

Константин протянул руку над тарелкой с холодным мясом, оно заскворчало, словно на раскаленной сковороде, пьянящий аромат коснулся ноздрей, дразня, рот наполнился слюной.

— Ты никогда не перестанешь меня удивлять, — сказала Дарина, принимая от колдуна кусочек жареного лакомства.

Ели они в тишине, прислушиваясь к треску горящих свечей, мерному свисту ветра, гулявшему в ночи за окном, их не смущала нагота, не беспокоил завтрашний день, только сегодня, только сейчас имело значение.

Князь отставил полупустой бокал, потянулся к избраннице, привлек к себе. Она почувствовала, как гулко бьется его сердце, замерла, ожидая дальнейших действий. Он не торопился, гладил ее по волосам, перебирая в пальцах золотые пряди.

— Пусть это длится вечно, — тихо, почти не слышно, произнесла девушка, теснее прижавшись к груди Князя.

Странная тяжесть потянула ее за шею, отвлекла. Дарина слегка отстранилась, потерла кожу под натянувшейся веревочкой, подаренный лешим мешочек, качнулся, причинил неудобство, поерзала, оттянула «удавку».

— Что тебя беспокоит? — спросил Константин, чувствуя, как напряглась избранница.

— Мешочек, — она снова потянула за веревочку, натянувшуюся еще сильнее, — он потяжелел.

— Как сильно? — колдун выглядел обеспокоенным.

— Еще в пещере я ощутила легкую тяжесть, но сейчас… немного и он меня задушит.

— Снимай, скорее!

Дарина пыталась, но небольшой с виду мешочек весил целый пуд, неуклонно тянул за шею, веревкой царапая кожу.

— Склонись ближе, я помогу.

Князь тронул «удавку», отдернул руку, касание высекло мелкие искры, плохой знак. Но это его не остановило, колдун схватил мошну, резко дернул, веревка натянулась, лопнула, дар лешего шлепнулся на пол.

— Пусть лежит, — предупредил Константин, остановил руку избранницы, готовую потянуться к мешочку.

— Леший об этом что-то говорил. Но почему?

— Время пришло.

— Время для чего?

— Для этого, — солгал Князь, потянул Дарину на себя и жадно припал к ее губам.

Одна рука его легла на затылок, бережно придержала откинувшуюся назад голову, другая ласково погладила плечо, спину, потянулась к шее, пальцы скользнули по багровой полосе на коже, след от «удавки». Девушка вздрогнула, почувствовав боль. Губы колдуна потянулись к отметинам, язык коснулся царапин, оставил влажную дорожку.

— Если бы ты только знала, — прошептал он, внутренняя борьба, тщательно скрытая от посторонних глаз, не давала покоя, чем ближе подступал назначенный срок спланированных событий, тем сложнее приходилось не менять решимость действовать.

— Я знаю, — отозвалась избранница, Константин напрягся, — знаю, что люблю тебя, этого мне достаточно.

Тихие слова признания для Князя прогремели подобно барабанному кармагалу, сердце сжалось, и все что он мог сделать для нее в данный момент, вновь поцеловать. Он бережно уложил ее, не размыкая уст, рука обласкала груди, живот, бедра. Девушка плавилась под неустанными ласками, подобно разбитым кусочкам льда, тающим под теплыми весенними лучами. Мир искрился радужными переливами, все смешалось, страсть, нежность, благоговение, наслаждение. Обнаженные тела слились в единое существо, порожденное желанием, повинуясь естественности, той, что в любом из миров дарует жизнь.

Ночь таяла, блики рассвета на горизонте предвещали близость нового дня. Дарина крепко спала в объятиях колдуна, хмурого от собственных мыслей. Он тесно прижимал хрупкое создание, зная, что пришло время отпустить, дать возможность событиям продолжаться, идти согласно намеченному плану, должен отправить избранницу в другой мир, туда, откуда привел ее, сослать в Великий Новгород.

Князь тяжело вздохнул, иного выбора нет, на кон поставлена не одна жизнь. С трудом расцепив объятия, подвинулся к краю постели, взгляд упал на юное лицо, прелестное, спокойное, на устах играет едва уловимая улыбка, щеки алеют, ресницы подрагивают. Картина резанула по сердцу ржавым лезвием совести, но отступать Константин не собирался. Рука его поднялась, зависла над девушкой, заклинание повисло в воздухе едва разборчивым шепотом. Через мгновение все стихло, а от избранницы осталось тепло на измятой простыне и шелест мерного дыхания в памяти.

Мрачнее грозовой тучи в разгар бури, колдун продолжал смотреть на место, где только что лежала Дарина. В висках пульсировала боль, он сжал голову ладонями, усилив страдания. Так ему и надо! Девушке предстоит не легкое испытание, и он тому виной!