Все меняется.
Иногда это происходит внезапно – жизнь сбивает человека с ног, обрушиваясь на него неожиданно и беспощадно, переворачивая все с ног на голову и оставляя после себя одни лишь осколки. Порой это происходит медленно – все меняется за час, минуту или даже секунду, и это мгновение настолько неуловимо, что никто не сможет определить, когда именно это произошло. В результате, человек оказывается в незнакомом для себя месте, занимаясь тем, чем никогда не занимался, и в итоге становится совсем другим.
В силу того, что Диа была занята, а все остальные знакомые ей люди жили за сотни миль, Хейвен часто оставалась одна в небольшой квартире в городке Шарлотт. Будучи предоставленной самой себе, она выходила на улицу и гуляла – свежий воздух и перемена обстановки помогали ей навести порядок в мыслях. Переходя улицу, она шла в небольшой парк и сидела на качели – по утрам парк пустовал, поскольку температура воздуха по-прежнему была достаточно низкой. Хейвен наслаждалась подобной погодой – от морозного воздуха у нее щипало щеки, и, ощущая это, она чувствовала себя по-настоящему живой, несмотря на то, какую боль она испытывала и насколько реальным было ощущением того, что ее душа умерла. Она, как и прежде, дышала, и каждый ее вдох, сопровождаемый облаком теплого пара, служил тому подтверждением.
Пока она будет дышать, все будет в порядке.
Диа помогла Хейвен разобраться с базовыми вещами, с которыми Кармин так и не успел ее познакомить – среди прочего, Диа научила ее отправлять письма и пользоваться компьютером. Хейвен приобрела в магазине несколько открыток, отправить которые она планировала Тесс и Доминику, и завела себе электронную почту для того, чтобы поддерживать с ними связь.
Хейвен испытывала непередаваемые ощущения, находя в почтовом ящике адресованные ей письма. Большинство людей воспринимали это как должное, находя процесс общения чрезвычайно простым, однако для нее это имело особое значение. Это было доказательством того, что она была самостоятельной личностью, что она была реально существующим человеком.
Получив впервые в своей жизни рекламную листовку о продажах от местного предприятия, Хейвен пришла в восторг. Она не знала, как им удалось узнать ее имя, и Диа не обратила на это никакого внимания, посоветовав Хейвен выкинуть рекламу, однако она отказалась от этой идеи, поскольку эта листовка служила подтверждением ее существования – гарантом того, что она была отдельной самостоятельной единицей. На смену Хейвен Антонелли – бывшей рабыне пришла Хейвен Антонелли – потенциальный клиент.
Для Хейвен это имело неоценимое значение.
После того, как она решилась дать жизни шанс, все, казалось, наладилось, однако время от времени Хейвен все же окуналась в воспоминания. Она очень сильно скучала по Кармину, ее любовь к нему не ослабевала. Она часто писала ему письма, но ни разу их не отправила. Она не знала, мешала ли ей гордость, гнев или обычный страх, но что-то останавливало ее от того, чтобы попытаться связаться с ним вновь.
Проснувшись в один из дней в квартире Дии, Хейвен обнаружила солнечный свет, лившийся в окна. Зима сменилась весной – на смену январю пришел февраль, своевременно уступивший место марту, расцветавшему на глазах у Хейвен. Выбравшись из постели и открыв окно, она сделала глоток свежего утреннего воздуха и посмотрела вниз на улицу. Деревья облачились в наряды из зеленых листьев, мелкие цветы привнесли в пейзаж новых ярких красок, которых не было еще накануне.
Закончив с утренними процедурами, Хейвен вышла в гостиную. В квартире царила тишина, поскольку Диа уже ушла. На том месте, где накануне были разбросаны ее учебники, теперь лежала брошюра с наклеенной на нее желтой запиской. С любопытством взяв брошюру и записку, Хейвен прошла на кухню.
«Подумала, что тебе это может быть интересно», – Диа.
Налив себе стакан сока, Хейвен сделала глоток и открыла брошюру, в верхней части которой было написано «Весеннее расписание Академии художеств города Шарлотт», чуть ниже был напечатан список запланированных семинаров. Просмотрев их, Хейвен прочла информации о заинтересовавшем ее мероприятии.
Живопись для новичков
Этот бесплатный семинар поможет ученикам расслабиться и взглянуть на мир другими глазами. Участники семинара насладятся процессом живописи и изучат процесс самовыражения посредством искусства. Опыт не обязателен. Художественные принадлежности имеются.
Понедельник – пятница, 12 – 23 марта, 12:00 – 15:00
На календаре было 12 марта.
Перечитав брошюру еще три раза, Хейвен поставила стакан на стол. На мгновение замешкавшись, она задумалась о том, сможет ли она действительно этим заниматься, после чего отодвинула все сомнения в сторону и взяла свои вещи. Выйдя из квартиры, она обнаружила «Мазду», припаркованную на противоположной стороне улицы. Нерешительно проведя рукой по гладкому капоту, она села на водительское сиденье и завела машину.
Хейвен нервничала, лавируя по городским улицам, и мысленно, словно мантру, повторяла себе слова доктора ДеМарко: «Если ты не можешь сделать этого ради себя, то сделай это хотя бы ради Кармина».
Хейвен потребовалось немало времени на то, чтобы найти нужное здание, и ничуть не меньше времени на то, чтобы припарковаться. К тому времени, когда она вошла в Академию художеств, было уже пятнадцать минут первого. Не зная, куда ей следовало идти, она, сжимая в руках брошюру, подошла к женщине, сидевшей за столом в фойе.
– Уже, наверное, поздно, но меня заинтересовал семинар, который начался сегодня.
– По живописи? – спросила женщина.
Хейвен кивнула.
– Да, мэм.
– Вам повезло, – сказала женщина. – У нас осталось одно место.
Хейвен заполнила анкету, приложив максимум усилий для того, чтобы ее рука не дрожала, пока она вписывала свое имя. После того, как все формальности были выполнены, женщина проводила ее к классу. Освещение в зале было приглушенным, из вмонтированных в потолок динамиков лилась тихая классическая музыка. Места для рисования были выстроены рядами, в передней части класса находился мужчина – присев на свой стол, он скрестил на груди руки и обвел взглядом собравшихся. Заметив Хейвен, он улыбнулся и направился к дверям.
– У нас новая ученица, – сказала женщина, протянув мужчине анкету. – Хейвен Антонелли.
– Очень приятно, – сказал он, пожав ей руку. – Давай я покажу тебе твое рабочее место.
Мужчина проводил Хейвен к последнему свободному месту и порекомендовал ей изобразить то, что она пожелает. Медля, Хейвен изучила взглядом чистый холст, в то время как преподаватель вернулся на свое место. На ее губах появилась улыбка, когда она взяла кисточку и окунула ее в баночку с красной краской.
Перейдя к делу, она нарисовала в центре холста обычное сердечко.
В тот вечер – впервые за все время их совместного проживания – Хейвен вернулась домой позднее Дии. День близился к окончанию, когда она поднялась на шестой этаж, где располагалась квартира Дии, неся под мышкой свою первую картину. Диа сидела на полу гостиной в окружении недавно проявленных фотографий. Подняв голову, она посмотрела на Хейвен, и моментально перевела взгляд на холст.
– Как все прошло? – спросила она с опаской.
– Хорошо, – ответила Хейвен. – Мне понравилось.
Забрав у Хейвен рисунок, Диа развернула его и подняла вверх, рассматривая цветные полосы и искаженные сердечки.
– Здорово! Давай его повесим!
Хейвен рассмеялась.
– Я всего лишь практиковалась.
– И что? – обойдя разложенные на полу фотографии, Диа прошла к шкафу и достала молоток и гвозди. Забравшись на диван, она слегка криво приколотила рисунок по центру стены. Закончив, она спрыгнула на пол и вновь посмотрела на рисунок.
– Это твоя первая работа! Ты можешь собой гордиться.
Посмотрев на свой рисунок, Хейвен улыбнулась.
– Я горжусь.
Каждый последующий вечер, после того, как Хейвен возвращалась домой, на стене рядом с первой картиной появлялись все новые и новые. Вскоре к ним присоединились и десятки фотографий – в том числе и те, которые Диа сняла со стены по прибытию Хейвен. Некогда голые стены, с которых все было убрано для того, чтобы избавить Хейвен от дополнительной боли, вновь ожили, благодаря ярким цветам и счастливым воспоминаниям.
* * *
Деятельность La Cosa Nostra в Чикаго отличалась от того, как вели дела восточные группировки. В Нью-Йорке все дела были распределены между пятью семьями, которые, действуя автономно, по-прежнему составляли единое целое. Боссы и подчиненные встречались на регулярной основе для того, чтобы обсудить бизнес и выработать необходимые решения, приводившие к максимизации прибыли и снижению внутренних конфликтов. На восточном побережье существовал так называемый комитет, состоявший из выбранных членов мафии, которые занимались голосованием, планированием и контролем.
Другими словами, там царила демократия. Кровавая, беспощадная и абсолютно незаконная, но все же демократия.
В Чикаго все было иначе. Там десятилетиями господствовала строгая диктатура. Члены организации зачастую пытались создать иллюзию равноправия, и все вокруг способствовали этому, дабы почувствовать себя важными и значимыми, однако в действительности все понимали, каково реальное положение вещей. Всем заправлял один человек. Именно он устанавливал правила. Именно он решал, будете ли вы жить или же вас ожидает смерть.
В силу этого, Нью-Йорк и Чикаго с самого начала связывали натянутые отношения. Порой между ними царила любовь, порой – ненависть, но чувство неизменной зависти было постоянным. Боссы мафии с восточного побережья жаждали той независимости, которой располагал дон Чикаго, в то время как боссы Города Ветров жаждали большего контроля.
Пока у руля чикагской организации находился Антонио ДеМарко, города активно взаимодействовали, однако те дни давно канули в лету. Всякий раз, когда одному из боссов требовалась помощь, он просил другого об одолжении, прося выступить в разгоравшейся войне не самым ближайшим, но все же союзником, однако в последний раз, когда кто-то из Нью-Йорка попросил Сальваторе о помощи, тот проигнорировал эту просьбу.
Если члены различных организаций не были друзьями, то они становились врагами.
Результатом негласной вражды стало то, что сделки стали осуществляться тайно, деньги курсировали между городами без ведома боссов. Никто не знал, были ли они осведомлены о том, что происходило, получали ли они что-нибудь от этих сделок или нет, но одно было неоспоримо – уважение было растоптано.
Сложившаяся ситуация поставила под удар всех и каждого, и теперь они, не колеблясь, могли противостоять друг другу. Наступили тяжелые времена. Это был очередной источник раздора, с которым Коррадо совершенно не хотелось иметь дела.
– Как обстоят дела со сделкой по казино? – спросил Сал, побалтывая в стакане виски и развалившись в кресле. Собравшиеся вокруг него мужчины хранили молчание – некоторые осушали один стакан за другим, в то время как другие, к числу которых относился и Коррадо, просто убивали время, ожидая того, когда они смогут покинуть дом Дона.
В кабинете царила тишина. Никто не ответил.
– В чем дело? – сурово спросил Сал. – Все языки проглотили? Вы призваны быть лучшими, а на деле даже разговаривать не умеете? Никто из вас не в состоянии провернуть это дело?
– Это невозможно, – пробормотал капо с противоположной стороны кабинета. – Здесь мы бессильны, босс.
– Чушь, – сказал Сал. – Нет ничего невозможного.
В силу повышенного внимания к организации, ее членам и их семьям со стороны федералов, Сал решил заняться переориентацией бизнеса. Но, в то время, пока он был занят сохранением контроля над неспокойным Чикаго, стычками с русскими и давнишней враждой с ирландцами, их нью-йоркские соратники сумели распространить свое влияние по территории всей страны. Однако главная проблема в этом отношении заключалась в том, что группировки с восточного побережья затаили серьезную обиду, поэтому, пытаясь расширить зону своего влияния, Сал наталкивался на одни лишь только преграды и незамедлительные отказы.
Никто больше не хотел иметь дел с Саламандрой.
– Владелец казино вырос на Манхэттене, – объяснил капо. – Он находится под защитой. Мы не сможем инвестировать деньги без разрешения, а его они не дадут. Вам не дадут.
– Так надавите на них, – сказал Сал. – Не допустите отказа.
– Развяжем очередную войну? Из-за казино?
Сал покачал головой, сделав небольшой глоток виски.
– Это наш принцип.
– Это самоубийство.
В кабинете раздался сухой, характерный смешок. Повернув голову в направлении звука, Коррадо посмотрел на Карло, вальяжно облокотившегося на стену.
– Когда это мы стали трусами? Мы не отступаем и не спрашиваем разрешения. Мы берем то, что пожелаем.
Сал кивнул.
– Я рад, что хоть кто-то это понимает.
– Разумеется, – подтвердил Карло. – Не беспокойтесь об этом, босс. Нам нужно добиться от них сотрудничества? Мы его добьемся. У меня свои методы. Вы же знаете, что подобные сделки – мой конек.
На губах Сала появилась злобная усмешка.
– Я знал, что могу на тебя рассчитывать.
По комнате прокатился коллективный ропот, однако Коррадо продолжал молчать, ожидая, когда Сал отпустит их взмахом руки. Поднявшись, он кивнул боссу, после чего покинул особняк.
По возращении домой Коррадо встретили только лишь мрак и тишина. Селии не было дома и на сей раз он был даже рад тому, что она отсутствовала. Собрав сумку и даже не потрудившись включить свет, он оставил своей жене записку.
«Не жди меня».
Селия не стала бы его дожидаться. Она давно бросила эту привычку. Если Коррадо не возвращался к определенному часу, то он, вероятнее всего, вовсе не вернется в этот день домой, поэтому Селия ложилась спать в одиночестве, всей душой надеясь на то, что она увидит мужа на следующий день – живым, здоровым и настолько невредимым, насколько может быть человек в его положении.
Тем вечером Коррадо направился в аэропорт и приобрел билет на ночной рейс в Вашингтон. Его самолет приземлился незадолго до рассвета, и, арендовав машину, он направился к небольшому ресторанчику, расположенному в Арлингтоне. Несколько лет назад он уже бывал там – он посещал это место в компании того же самого человека, которого искал этим утром.
В такой ранний час необычная закусочная пустовала, заняты были только стулья возле барной стойки, в то время как кабинки были свободны. Когда Коррадо зашел в закусочную, над головой у него раздался звук колокольчика, привлекший внимание посетителей – за исключением того, ради кого он проделал такой долгий путь. Сев на стул рядом с мужчиной, Коррадо едва заметно задел его локтем. Мужчина напрягся, поднеся чашку кофе к губам и украдкой посмотрев на Коррадо.
Коррадо слегка наклонил голову в знак приветствия.
– Сенатор Бролин.
– Мистер Моретти, – опустив чашку на барную стойку, сенатор оглянулся назад, оценивая свое окружение. – Что привело Вас сюда?
– Мне нужно с Вами побеседовать, – ответил Коррадо.
– Откуда Вы узнали, что я буду здесь?
Коррадо покачал головой, вглядываясь в лицо сенатора.
– Вы приходите сюда каждое утро для того, чтобы выпить кофе без сахара с двумя ложками сливок, и съесть пшеничный рогалик с клубничным кремом. После этого вы отправляетесь в город на работу.
На лице мужчины промелькнул шок.
– Как…
– О, прошу Вас, сенатор. Думаете, я не справляюсь со своими обязанностями?
Сенатор Кейн Бролин получил назначение в Нью-Йорке, проведя все свое детство на Адской кухне Манхэттена. Он попал в плохую компанию, завел друзей среди опасных людей и попал в органы управления. Благодаря своим знакомым, он однажды и встретился с Коррадо. Несколько лет назад он вместе с семьями Нью-Йорка и Чикаго – наряду с сенатором из Иллинойса – участвовал в организации трудовой схемы, делая фиктивные предложения на государственном рынке застроек, благодаря чему контролируемые мафией компании за огромные вознаграждения получали необходимые заказы.
Насколько Коррадо знал, они по-прежнему проворачивали подобные схемы, однако Сальваторе давно вычеркнули из игры, посчитав его участие слишком рискованным.
Подошедшая к ним официантка прервала их беседу, помешав сенатору Бролину ответить.
– Что закажешь, милый? Кофе?
Коррадо покачал головой.
– Воду. Я…
– Он не пьет кофе, – сказал сенатор Бролин. – От этого у него бывает расстройство желудка.
Коррадо перевел взгляд на сенатора, когда официантка отошла от них.
– Полагаю, не только я один отличаюсь наблюдательностью.
– Конечно же, нет, мистер Моретти.
Когда официантка принесла Коррадо воду, они с сенатором Бролином пересели в кабинку, располагавшуюся в дальнем конце закусочной, желая оказаться подальше от посторонних ушей и любопытствующих взглядов.
– Так зачем Вы пожаловали? – спросил сенатор Бролин, теребя в руках рогалик и не приступая к завтраку. – Вы не из тех, кто заглядывает просто поболтать.
– Верно, – согласился Коррадо. – Но привела меня сюда крайняя необходимость.
– Слушайте, если речь пойдет о Вашем деле, находящемся на рассмотрении, то я скажу Вам то же самое, что и доктору ДеМарко. Это действительно не в моей компетенции…
– Речь пойдет не об этом, – перебил его Коррадо, прищурившись. – ДеМарко? Вы разговаривали с Винсентом по поводу уголовного процесса?
– Да, несколько недель назад. Он самостоятельно связался со мной.
– Чего он хотел?
– Я не знаю. До этого мы не дошли. Он спросил о том, каким влиянием я обладаю в Министерстве юстиции, и обладаю ли вообще. Я ответил ему, что это не входит в мою компетенцию. На этом наш разговор закончился.
Коррадо не уловил смысла звонка Винсента, однако решил оставить этот вопрос на потом. Сейчас у него не было времени на размышления о том, что задумал его шурин. Существовали куда более важные дела, не терпевшие отлагательств.
– Что ж, как я уже сказал, речь пойдет не об этом.
– О чем тогда?
– В Коннектикуте появилось новое место, где Сал хочет вести бизнес – «Graves Resort & Casino». Им владеет человек по имени Самуэль Грейвз.
– Я в курсе, – ответил сенатор Бролин. – Грейвз рос с младшим боссом семьи Калабрези. Я дружен с ним. В действительности, с ними обоими.
– Я знаю. Семья Калабрези уже давно не питает к нам симпатии. С семьями Амаро и Женева дела обстоят иначе, там у меня еще остались связи. Но семья Калабрези… – Коррадо покачал головой. Сал обидел их слишком много раз. – Без их одобрения сделка не состоится.
– Чего Вы от меня ожидаете?
– Необходимо, что бы Вы поспособствовали нашему сотрудничеству.
– И зачем мне это нужно?
– Зачем? – саркастично спросил Коррадо, облокотившись на спинку. – Они в любом случае добьются желаемого, независимо от того, получится ли сделать это мирным путем или же нет. Они уже строят планы для ускорения процесса. Думаю, не стоит напоминать Вам, сенатор, что может случиться, если между Нью-Йорком и Чикаго начнется война.
Сенатор Бролин погрузился в размышления, опустив глаза и продолжая крутить в руках рогалик.
– Почему выбор пал именно на это казино? – наконец, спросил он. – У вас же уже есть свои люди в Вегасе. Почему бы не сосредоточиться на том, что происходит там?
– В Вегасе мы под прицелом, – ответил Коррадо. – За нас вплотную взялась комиссия по контролю за азартными играми. Половине из наших людей запрещен вход в казино – мне в том числе. Приходится искать другие варианты.
– Ладно, – отодвинув тарелку в сторону, сенатор взглянул на часы, после чего посмотрел Коррадо в глаза. – Я поговорю с друзьями и посмотрю, чем смогу помочь.
– Хорошо.
– Позже сочтемся, – сказал сенатор Бролин, бросив на стол несколько купюр и поднявшись на ноги. – Вы знаете правила.
– Разумеется, – ответил Коррадо. Ничего другого он и не ожидал. – Услуга за услугу.
– Именно, – сенатор Бролин надел пальто, покачав головой. – Хотя, говоря начистоту, поддержание мира всем нам пойдет на пользу… и, сдается мне, с каждым годом поддерживать его становится все сложнее и сложнее. Не знаю, что вселилось в вашего босса.
– Да уж, – пробормотал Коррадо, когда сенатор направился к выходу из закусочной. – Я тоже.
Вечером того же дня Коррадо вернулся домой. Пройдясь по дому, он обнаружил свою жену в постели – она спала, крепко сжав в руке мобильный телефон. Вытянув его, он положил телефон на небольшой деревянный столик, стоявший рядом с кроватью, и поцеловал жену в лоб, после чего направился в клуб. Был четверг, по праву считавшийся одним из самых загруженных дней недели для его бизнеса. Поскольку выходные члены организации посвящали семейным делам, празднованиям и обязательному времяпрепровождению с женами, в четверг они обычно позволяли себе расслабиться.
Зайдя в клуб «Luna Rossa», Коррадо отмахнулся от вскочившего на ноги охранника, и направился в свой кабинет, расположенный в дальнем конце заведения. Высокий голос босса, позвавшего его по имени, заставил его остановиться на полпути.
– Коррадо! – воскликнул Сал, жестом приглашая его присоединиться к собравшимся. – Иди к нам, выпей. Отпразднуй с нами!
– А что за повод? – спросил Коррадо, беря стул и подзывая свою любимую официантку. – Принеси мне как обычно.
– Мы отмечаем сделку по казино, – сказал Сал. – Все, наконец-то, улажено.
Коррадо приподнял брови.
– Правда?
Подошедшая официантка протянула ему небольшой стакан, наполненный прозрачной жидкостью.
– Пожалуйста, сэр. С верхней полки. Охлажденная. Все, как Вы любите.
– Спасибо, дорогая, – засунув руку в карман, Коррадо достал несколько купюр, вручив их официантке в качестве чаевых. Взяв их, официантка поспешили отойти от их столика, в то время как Коррадо сделал глоток из своего стакана. Холодный напиток успокоил его горло.
Натуральная артезианская вода «Fiji». Никто и никогда не интересовался тем, что он пил. Все они предпочитали темный ликер – скотч, бренди, иногда даже бурбон – поэтому никто не утруждал себя мыслями о том, что было в его стакане.
– Карло даже не пришлось… делать то, что он обычно делает, – сказал Сал, указав на Карло, который сидел в стороне, приобняв юную блондинку. – Кажется, они и сами все поняли. Они позвонили нам около часа назад и сообщили о том, что сделка в силе.
– Замечательно, – сказал Коррадо, сделав очередной глоток. – Полезно знать, на кого сейчас можно рассчитывать.