Я, конечно, умру, но не так, как вам, верно, хотелось — Под забором иль дома в постели – с родней и попом. Все в душе отшумело уже, отошло, отболелось. И не хочется уж ничего оставлять на потом. Что так скулы свело и зрачки – уж давно поджидаем, Чтобы хлопнуть стакан с запотелой моею судьбой? Не пугайте меня вашим скучным затёрханным раем И тем более – старым, испитым, больным Сатаной. Я умру, окочурюсь, но не так, как все остальные, — Покрасивее, что ли, с гитарою или ножом. Эх, но прежде успеть бы распрячь вас, родные гнедые, Чтобы новый ездок расстарался приличным овсом. Перестаньте скулить, я и сам не хотел оставаться Среди умных и трезвых, желающих только добра. Чтоб поэта отпеть, нужно, братцы, еще постараться, А потом со спокойной душою гулять до утра. Дьякон ноту возьмет так, чтоб стекла в сердцах задрожали, И на клиросе враз: «…со святыми его упокой!» На Руси убиенных чуть больше всегда уважали, Может, мне повезет – самому не придется с собой… Где-то там наверху приютят, ободрят, обогреют, И, смотрясь в позолоту намоленных здесь куполов, Напослед о грехах своих тяжких слегка пожалею, И что слишком недолго бросал в вас каменьями слов.