После занятий в школе Ольга направилась на почту. И не просто так — еще вчера она заглянула в ящик, висящий на стене в подъезде, и обнаружила там среди бумажного спама извещение. Его туда, скорее всего, бросили до выходных, но предыдущие пару дней Ольга забывала проверять корреспонденцию. Отлично, наконец-то пришла еще одна долгожданная игрушка…

Не слишком ли их у меня уже много? — вдруг мелькнуло в голове у Ольги. — Десяток ведь точно наберется… Ощутив знакомый накат пред-возбуждения, Ольга постаралась отогнать от себя приятные воспоминания. Крыльцо отделения связи, оборудованное пандусом, находилось уже в двух шагах. Ступеньки были старыми, выкрошенными, словно щербатые челюсти, и Ольга в очередной раз предпочла подняться по пологому склону пандуса — он по крайней мере был ровным. Внутри почтового офиса стояли в очереди четыре клиента, их обслуживал один оператор — тот самый мужчина, что жил по соседству. Все чувства Ольги сейчас были особенно обострены, и она, встав в очередь, сразу же ощутила на себе неумело скрываемый, но пристальный, взор «почтмейстера». Он и раньше пытался раздевать ее глазами, но сегодня взгляд оператора показался ей особенно жадным, словно бы мужчина увидел в ней что-то новое и примечательное… Так-то да, незабываемый удар молнии не только высвободил у Ольги необычные способности, но и спровоцировал своего рода «обратную связь» — Точилова заметила, что стала больше привлекать к себе внимания, в том числе и у незнакомцев, любого пола и возраста притом. И это оно далеко не всегда было приятным. (Привет вам, пассажиры автобуса. Я вас тоже всех люблю…)

— Извещение заполнили? — спросил оператор привычно.

— Конечно, — спокойно сказала Ольга.

— Паспорт, — произнес он традиционно, хотя документ Точилова уже держала наготове.

— С прошлого раза не меняла, — ответила она, и тоже традиционной фразой.

Оператор взял документ и извещение, быстро сверил данные, и вернул паспорт Ольге. Раньше он всегда почти незаметно усмехался — чуть криво, но добродушно, совсем как Харрисон Форд, однако же сегодня почему-то был странно серьезен, даже мрачен.

«Словно поп на исповеди», — вдруг пришло в голову Ольге, которая отродясь не ходила на исповедь, да и в церкви была всего дважды. Один раз — в католическом храме в Мукачеве (в те времена, когда ее родители жили вместе и пару раз возили с собой к родственникам отца), и второй — в Исаакиевском соборе, как раз, когда его передавали под управление РПЦ. Посещала она собор исключительно в познавательных целях. Да, и один раз побывала в турецкой мечети, точно в тех же целях, когда Гена случайно ухватил горящие путевки в Анталью. В то время Ольге еще можно было спокойно выезжать за границу.

«Нет, он выглядит, словно вчера перебрал спиртного», — подумала Ольга, принимая посылку из рук «почтмейстера». Костяшки пальцев его были заклеены кусочками телесного цвета лейкопластыря. «Не иначе, выяснял отношения с собутыльниками»…

Критически осмотрев упаковку, Точилова нахмурилась. Она была почти уверена, что посылку вскрывали. Может быть, ее вскрывал как раз именно этот хмурый оператор… Н-да. На будущее, видимо, стоит выбрать другое отделение связи. Хотя в наши дни, когда вокруг творится истеричная шпиономания, нет никакой гарантии, что посылку не вскроют в другом месте и совсем другие люди… Те, кого весьма заинтересует, почему кто-то решил получить посылку не по своей регистрации согласно паспорту…

* * *

— Вы к кому собственно, гражданка?

— Мне надо подать заявление. На меня вчера напали.

Полицейский сержант внимательно рассмотрел стоящую у окна дежурной части молодую женщину. Высокая, стройная, длинноволосая брюнетка. Жгучая такая. Лицо напоминает полную луну, а глаза — смотровые щели танка. Но говорит без малейшего акцента, что удивительно.

— Кто это на вас напал-то? И с какой целью?

— Вы уже принимаете у меня заявление?

— Нет…

— Тогда как и к кому мне пройти, чтобы подать заявление?

«Судя по всему, упертая… Ну ладно, он в любом случае обязан выписать ей пропуск…»

— У вас есть какой-нибудь документ? Хотя бы миграционная карта?

— Какая еще карта? — с негодованием переспросила женщина. — Я — гражданка Российской Федерации, вот мой паспорт… — И протянула его через щель внизу толстого стекла дежурному сержанту. До которого только сейчас стало доходить, что если посетительница не врет, то ее необходимо как можно скорее направить к начальнику убойного отдела. Неважно, кто на нее нападал и с какой целью, но все подобные случаи сейчас находятся на особом контроле…

— Анатолий Павлович на месте? — спросил сержант в телефонную трубку. — А кто примет по оперативному номер двенадцать-А?.. Столетов? Да, нападение. Все, пропуск выписал! Сейчас к вам подойдет гражданка Улаханова, она хочет подать заявление… Хорошо…

Сержант вернул паспорт с пропуском женщине и произнес:

— Санжима Онхотоевна, сейчас по коридору направо, подниметесь на второй этаж и пройдите в кабинет номер двадцать два.

Женщина молча приняла документы и прошествовала через рамку металлоискателя в сторону коридора — стройная, гордая… Сержант повернулся к приятелю, сидевшему рядом с ним в дежурке:

— Я было подумал, что это гастерша какая-нибудь, сейчас будет жаловаться, что у нее кошелек подрезали…

— Какая гастерша? — с недоумением ответил коллега. — Наша же, сибирячка из Бурятии… Че, не знаешь? Улаханова, между прочим, олимпийская чемпионка по плаванию. В нашем городе живет. Вон какие люди к нам в управу приходят, а ты с них миграционную карту требуешь…

* * *

— Смотри, что я по почте получила!

— Классная штучка! — согласилась Лена, рассмотрев на своем экране предмет. — Когда испробовать думаешь? Сегодня?

— Нет, вряд ли. Сегодня мне он точно не понадобится. Вечером меня ждет кое-что другое.

— Ага, понимаю. Ты хочешь войти в «тему» со своим мужчиной?

— Думаю попробовать…

— Ответ неправильный, Оля. Если ты вступила на новый путь — надо не «пробовать», а идти по нему. Неизвестно, каким он будет, долгим или коротким, но придется пройти полностью. Как говорится, испить чашу до дна. Даже, если будет больно. Лучше боль, чем опустошение, а оно обязательно появится, если ты передумаешь…

— Я уже ощущаю и то, и другое…

— Это ты про мальчика?

— Да, про моего ученика. Он сильно страдает, но, с другой стороны, может и свинью подложить…

— Про кого?! Кто он? Какой ученик? Господи боже, ты в школе работаешь, что ли?

— Именно, — коротко произнесла Ольга, поняв, что рано или поздно она все равно рассказала бы об этом подруге. — Более того, я классный руководитель. А мальчик из моего класса.

— Я в шоке… Оленька, вот сейчас самое время, когда нужно тебя обнять и успокоить. Как плохо, что по скайпу этого нельзя сделать!.. Ты литературу преподаешь ведь? Явно не математику!

— Ты опять угадала…

— Трудно не угадать. Но я не смогла бы предположить, что ты учительница. Хотя знаешь, литература… Это ведь творческий предмет. Значит, ты пусть немного, но богемная девушка… Нет, я все равно в шоке. Даже не от того, что у тебя роман с учеником… Насколько я уже знаю тебя, это вполне в твоем стиле.

— Ты так считаешь?

— Абсолютно. Меня больше удивляет другое. Что ты выбрала именно педагогику. Ну ладно, ты любишь литературу, творчество… Почему не журналистика, например? Слушай, а может быть, ты стихи пишешь?

— Нет, не стихи… Рассказы пишу.

— В стол?

— Да. Даже не представляю, как их можно дать кому-то читать. Я же умру, если кто-то скажет про них гадость… А они могут быть слабыми. Наверное.

— Оля, а мне можно будет почитать? Клянусь, я никому не скажу!

— Ленчик, давай только не сейчас. Я должна немного пожить с этой мыслью.

— Ладно, хотя бы расскажи, о чем ты пишешь? Лямур-тужур?

— Нет… Про детей. Про подростков. Про то, как их ломает школа и общество. О том, как прекрасные, искренние, открытые люди постепенно превращаются в чудовищ.

— Серьезная тема. И ты полагаешь, что школа как таковая — зло?

— Лен, а ты задумывалась, для чего в принципе нужна школа? В том виде, какая она сейчас.

— Ну, какие-никакие, а знания все-таки дает…

— Это побочная роль. Школа нужна не для того, чтобы вбивать в головы будущих водителей маршруток и продавцов-кассиров логарифмы и Льва Толстого. Школа нужна для социализации — а если точнее, для всесторонней подготовки людей к тому, чтобы они успешно входили в систему. В матрицу.

— Понимаю. «Еще один кирпич в стене». Смотрела когда-то с отцом. Он любит рок-музыку тех времен, а в том фильме была музыка культовой группы семидесятых — «Пинк Флойд». Сейчас-то их мало кто помнит, а фильм поставь кому — так не поймут ведь, скажут — бред… Вот он как раз про то, о чем ты говоришь… А ты и сама работаешь в школе. Получается, что и ты как-то руку прикладываешь ко всему этому, да?

— Ты знаешь, что для меня школа? И знаешь, для чего я в школе? Да для того, чтобы среди десятка этих «кирпичей» оказался хотя бы один, который не будет прямоугольным. Пусть он станет иным — круглым, пирамидальным, цилиндрическим, а то и вообще многогранным кристаллом. Почему бы нет? Если из моего класса два-три человека не окажутся очередными кирпичиками в стене, не уместятся в нее, а если их туда запихнут — начнут расшатывать ее, то я буду считать, что не зря живу на земле.

— Оля, да ты — луч света в темном царстве.

— Перечитала?

— Перечитала. Знаешь, сейчас эта пьеса совершенно по-иному воспринимается. Детям, к сожалению, не понять всей ее глубины.

— Лен, а ты рассказ «Муму» помнишь?

— Помню. Это ты к чему?

— Скажи, только честно — он комедия, из которой вышли смешные анекдоты или жестокая человеческая трагедия?

— Конечно, трагедия, о чем ты? Будто сама не знаешь. Просто так почему-то сложилось, что над этим рассказом принято стебаться. И если ты не стебешься, то ты какой-то странный, и к тому же «асси», как говорят в Германии. Это, кстати, происходит от слова «асоциальный», а если перевести точнее по смыслу — то получится «не вписавшийся в систему».

— Не ставший кирпичом. Как ты. Потому, наверное, мне так легко с тобой.

— Да, я не кирпич. Я — дельфин.

— Я знаю. Хочешь, что-то прочитаю?

— Ага, слушаю.

— Так, минутку… Вот. «Татуировка с изображением дельфина очень подходит для нежных девушек, стремящихся подчеркнуть свою индивидуальность. Морское млекопитающее, олицетворяющее собой силу водной стихии, мудрость и дружелюбие, наносят, как правило, натуры страстные и открытые. Удачным решением станет изображение выпрыгивающего из воды дельфина, сделанного в реалистическом стиле. Изящный изгиб хвоста и брызги моря создадут романтичную композицию. В целом же значение может быть следующим.

Талисман. Тату с изображением дельфина является очень действенным и сильным оберегом, который хранит владелицу не только от внешнего негативного влияния, но и от дурных мыслей, сглаза и людской злобы.

Мягкость. Девушки, выбравшие в качестве тату дельфина, отличаются, как правило, мягкостью нрава. Символ призван подчеркнуть именно эту особенность. Это некий намек на то, что женщина доверчива и легко ранима.

Мудрость. Поскольку дельфин — это еще и символ незаурядного ума, изображение такого рода может быть намеком на высокий уровень интеллекта своей обладательницы, а также на принадлежность к творческой профессии.

В целом изображение дельфина характеризуется практически одинаково как для мужчин, так и для женщин, поэтому не существует принципиальной разницы в значениях для обоих полов. Он сам по себе унисекс, но иногда девушка такой татуировкой может подчеркнуть свою бисексуальность. Кроме того, у древних греков дельфин являлся символом плотской любви. Возможно, потому что дельфины — едва ли не единственные животные в мире (кроме людей) которые занимаются сексом для удовольствия. В критской и этрусской мифологиях считалось, что на дельфинах путешествуют боги». От себя добавлю — и богини, естественно.

— Оль, я, конечно, читала многие толкования… Но все равно, спасибо тебе… А я ведь и про тебя кое-что знаю!

— И что же ты знаешь?

— А вот что… «Тату с бабочкой имеет огромное количество значений, и зависит только от того, какой смысл в нее будет вкладывать владелец. Если вы хотите, чтобы ваша тату имела не одна, а несколько значений, то пусть так оно для вас и будет.

Это одно из немногих изображений, которое принято считать исключительно женским. Оно подчеркивает элегантность, силу духа, независимость и легкость.

Татуировка с бабочкой — символ воскрешения, перерождения, стремления к новизне, преображению. Ее можно делать девушкам, пытающимся изменить свою жизнь или встать на новый путь. Она подойдёт и тем, кто хочет забыть прошлое либо жалеет о своих прежних ошибках.

Бабочка — это символ женской красоты, женского начала, а в особенности — красоты утонченной и даже хрупкой. Ведь крылышки бабочки очень нежны и их легко сломать при неаккуратном прикосновении.

Еще одно значение бабочки — это душа, а точнее — бессмертие души. Кто-то делает себе такую татуировку, чтобы показать свое стремление сохранить красоту своей души навсегда.

Бабочка, которая порхает, где ей нравится, является символом свободы. Для нее не существует границ и преград. Девушки, желающие показать, что они свободны и независимы, делают такую татуировку.

О чем не всегда принято упоминать: в ряде культур тату с бабочкой у людей преступного мира могло означать падшую женщину, особенно если такое изображение сделано на интимном месте. В Японии яркие, разноцветные татуировки бабочек символизировали изящество, грацию, женственность. Но, кроме того, они зачастую служили и обозначением гейш. Возможно, этот факт и повлиял на то, что означает тату бабочки у некоторых современных девушек, а именно — ветреность, доступность и легкомыслие в делах любовных».

— Лена, а ты тоже время даром не теряла!

— Это ведь ты. Правильно?

— Не всё… Я думаю, и с твоим дельфином не всё.

— Да. Не всё. Я, наверное, когда-нибудь расскажу тебе именно то, что я вложила в этот рисунок.

— И я тебе про свой. Но тоже не сейчас.

— И лучше не по скайпу.

— Ты думаешь, мы когда-нибудь сможем пообщаться иначе?

— Оля, мы с тобой просто обязаны встретиться.

— Мне почему-то тоже так кажется. Как же иначе я смогу узнать истинную сущность дельфина?

— А я буду смотреть на бабочку без всяких телефонов, близко-близко… и слушать, как ты мне про нее рассказываешь.

* * *

Две молодые женщины шли по малолюдной улице — той самой, на которой вчера случился инцидент с чемпионкой.

— То есть, ты понимаешь, о ком речь? — решила уточнить Света.

— Конечно. На Олимпиаде она ведь практически вытянула нашу женскую сборную, — ответила Ольга… Не на этой, правда, а на предыдущей. Когда еще Россия под своим флагом могла выступать.

— Нарвался маньяк на сильную женщину, — усмехнулась Света. — Нашла коса на камень.

— Было бы весьма занятно, сумей она сама его скрутить…

— Да ладно. Улаханова и без того страху натерпелась. Говорит, бежала так, что себя не помнила, и не понимала, куда. Главное — удрать поскорее и подальше.

— Значит, машина стояла здесь? — спросила Ольга, когда они остановились возле проулка.

— Вот тут, — сказала Света, немного нервничая. Она хорошо знала, что сейчас сознательно идет на нарушение наставлений и правил оперативной работы… Ольгу не следовало привлекать к розыскным мероприятиям, не говоря уже о том, чтобы делиться с ней информацией. Но у нее были свои резоны поступать именно так.

— Значит, Улаханова заметила, что машина белого цвета? Или просто светлая?

— Во всяком случае, не темная. И не яркая. Если цвет не белый, то, возможно, серебристый. Вроде бы, иномарка, но какая — она этого не может сказать с уверенностью… Оль, посмотри, пожалуйста, вокруг. Ты же явно умеешь извлекать информацию буквально из ничего…

«Не совсем так, Света… Здесь я не смогу «извлечь» ничего. И не слышу никаких мысленных посылов, естественно. Для того чтобы я восприняла неслышимую другим речь, нужны живые люди, а к тому же мне необходим хотя бы небольшой электрический разряд».

Женщины прошли по проулку, дойдя до пересечения с той улицей, где, собственно, и случилось нападение.

— Вы тут уже все собрали? — поинтересовалась Ольга.

— Да, конечно. Опергруппа буквально землю рыла. У нас все сотрудники уже воспринимают действия маньяка как личное оскорбление. Да и за начальника нашего борются… Так, я этого тебе не говорила… Нашли только шапочку, которую Улаханова опознала как свою, да еще пуговицу — самую простую, из черного пластика. Возможно, ее потерял маньяк, а возможно, она уже давно тут валялась.

— Вы уверены, что это был он?

— Улаханова подробно описала все нюансы поведения нападавшего. Что характерно — когда он сбил ее с ног и придавил к земле, сразу же полез ощупывать живот.

— Не ниже?

— В том-то и дело, что нет. Его интересовал именно живот женщины. Он сильно надавил на него, и вроде как выразил одобрение… Так что это именно он, наш потрошитель…

— Думаешь, у чемпионки такого уровня пресс не накачанный? А потрошитель, если я правильно поняла, недолюбливает плоские, твердые животы.

— Ну, если бы она занималась другим видом спорта — гимнастикой, например… И плавание — это далеко не бодифитнес. Вода сглаживает, смягчает рельефность тела. Я сама больше двух лет плотно занималась в бассейне, знаю, о чем говорю. Во время плавания задействованы все мышцы, кроме живота. Нам даже тренер говорил, что если кто хочет равномерно качаться, то нагрузку на пресс придется давать дополнительно, но для многих спортсменок это бессмысленно, а для некоторых стилей даже вредно… Я разговаривала с этой женщиной. Кроме лица, у нее с тобой по внешности очень много общего. Разве что волосы чернее, да руки крупнее.

— Ты по-прежнему думаешь, что мне грозит опасность?

— Да, Оля.

— Тогда почему он до сих пор не попытался… Ну, напасть на меня? Или заманить куда-нибудь?

— Я скажу, только ты не смейся, пожалуйста…

— Обещаю.

— Потрошитель не так уж глуп, и не лишен наблюдательности. Думаю, он уже давно приметил тебя, и терпеливо выжидает момента. С тобой он не хочет полагаться на случай. Он будет действовать наверняка, чтобы не получилось такого «прокола» как вчера, например.

— Но почему именно мне он должен уделять особое внимание?

— Да потому что, — Светлана резко повернулась к Ольге и, глядя ей прямо в глаза, проговорила: — ты отличаешься от всех других женщин настолько же сильно, как… Как молния от фонарика!

* * *

Кнехт сделал замах и хлестнул ракеткой для настольного тенниса по голой ягодице Ольги. Точилова, которая лежала на кровати животом вниз и упиралась коленями в пол, охнула, но скорее от неожиданности и непривычности, нежели от боли. Но Сергей не дал ей возможности углубиться в анализ собственных ощущений, и снова хлестко ударил. Затем шлепки посыпались один за другим; после пятого или шестого Ольга наконец вскрикнула — ей стало по-настоящему больно. Но, прикусив зубами простыню, она лишь раскинула крестом руки и приготовилась к новой серии ударов.

Подобного с ней не проделывали ни разу. Родители ее были против любых телесных наказаний, а отец так просто приходил в ужас от самой мысли, что кто-то может поднять руку на девочку. Партнеры (включая даже и тех, немногочисленных «одноразовых») тоже не рассматривали порку в любом виде как сексуальный элемент. И только Сережа Кнехт, который и сам, по его словам, не мог до сего времени в полной мере раскрыть свои предпочтения, сейчас «наказывал» Ольгу… Может, даже и без кавычек.

«Вот, я перешла еще одну черту… Я стала «нижней», «сабочкой», как их там называют… И самое странное, это мне начинает нравиться…»

Несмотря на боль. Хотя Ольга стонала и кричала в голос, но пока даже и не думала о «желтом». Не говоря уже о «красном». Если бы она могла видеть себя сейчас со стороны, вернее, сзади, то, естественно, поразилась бы ярко-малиновым пятнам на ягодицах, по которым продолжал хлестать ракеткой Сергей. Но все равно, наступил тот момент, когда Точилова, слегка задыхаясь, произнесла «красный!» Кнехт немедленно прекратил экзекуцию, а Ольга, ощущая жгучее пламя от ударов, перевернулась на кровати, сползла на пол, подошла на коленях к Сергею, обняла его и произнесла «спасибо тебе, мой хозяин».

Смешно, но они оба все еще смущались и испытывали неловкость! Правда, у мужчины глаза уже горели. Да и член стоял, хотя и не в полной готовности; оба любовника знали, что сейчас они продолжат заниматься немного другими вещами, нежели обычный секс. Ольга тоже чувствовала возбуждение — наверное, от всего вместе: новизны, боли, унижения (хотя бы и наигранного). А может, и от обстановки: они зажгли десятка три красных свечей, подвесили над «сексодромом» красного же цвета простыни, ну и — чего греха таить! — распили бутылку вина (опять-таки красного), постепенно раздевая друг друга.

— Я достаточно тебя наказал? — спросил Сергей, помахивая ракеткой.

— Нет… Я очень плохо себя веду.

— Тогда встань… Да, лицом ко мне… Нет, не смей прикрываться руками! Сцепи руки за затылком… И не вздумай их опустить…

Ольга с готовностью выполнила приказание. Сердце ее стучало, несмотря на то, что она знала, что сейчас последует. Опять новое и непривычное… Увидев флоггер (только сегодня распакованный) в руках Сергея, Ольга ощутила знакомую теплоту, разливающуюся между ног. Да, это было именно то, что ей сейчас нужно… И неважно, что она никогда прежде даже не помышляла о том, что ей может понравиться подобное!

— Раздвинь ноги… Шире… Ты должна быть полностью беззащитной. И любой участок твоей кожи, любая часть твоего тела пусть будут готовы к тому, что сейчас последует… Ты ведь хочешь этого?

— Да, конечно…

— Не так!

— Да, хочу, мой хозяин! Пожалуйста, накажи меня… А-ай!

Сергей хлестнул Ольгу флоггером по бедру. Совсем несильно для начала. Он это делал впервые в жизни, но знал (в основном из соответствующих фильмов и форумов), как должна лежать в руке плетка, как правильно придерживать ее хвосты второй рукой непосредственно перед нанесением удара.

— Продолжай… Продолжай, пожалуйста!

Несмотря на то, что реплика прозвучала не вполне по сценарию (отсутствовало слово «хозяин»), Сергей с готовностью принялся охаживать Ольгу, каждый раз с удовольствием наблюдая, как вздрагивает ее тело после очередного контакта с плеткой… Он бил ее по плечам, животу, бедрам, ощущая, как все сильнее нарастает ее возбуждение, судя по тому, как она непроизвольно подается навстречу хлестким ударам… Вот и первый удар по груди. Ольга издала крик… Нет, даже не крик — это было словно вопль дикой рыси. Вопль дикого, животного вожделения. Кожа Ольги постепенно покрывалась малиновыми полосками, от чего чувствительность к новым ударам только повышалась. Сергей, несмотря на то, что был захвачен этой игрой полностью, все же контролировал себя. Он хотел довести Ольгу до экстаза, но боялся «перегнуть палку», притом и сам все сильнее возбуждался от зрелища изгибающегося под ударами женского тела и вскриков — то глухих, то звонких, то нежных.

И вскоре игра опять немного отошла от сценария — Ольга требовательно, даже грубо закричала: «Я больше не могу! Я хочу тебя! Слышишь! Прямо сейчас!»

Какой там «хозяин», куда там «плохо себя веду»!.. Впрочем, Кнехту и самому уже стало наплевать на узкие рамки игры. Он отбросил плетку, схватил Ольгу за плечи, повалил ее на кровать животом вниз…

Минут через десять Ольга, чье тело долго еще потряхивали легкие судороги, словно «афтершоки» после землетрясения, медленно перевернулась на спину.

— Боже мой, — пробормотала она, — я раньше думала, что такого в принципе быть не может…

— Просто ты самая страстная женщина на свете, — с восхищением произнес Сергей.

— Это ты заставил меня дойти до такого состояния, грубый самэц!

Любовники тихо засмеялись. Сергей обнял Ольгу, та слегка вскрикнула:

— У меня вся шкура полосатая, осторожно!

Но приникла к нему, пряча голову на груди Кнехта. Ей было хорошо, тепло и уютно с этим мужчиной, как, наверное, ни с кем до этого.

— Мы тут так расшумелись, — сказал вдруг Сергей. — Соседи полицию не вызовут?

— Не должны… Я, знаешь, иногда сама себя ласкаю, тоже бывает, заведусь. Квартира угловая, первый этаж. Сверху бабушка глухая живет, за стенкой вот этой — там другой подъезд, сдают посуточно. Иной раз такие оргии устраивают… А через коридор с ванной комнатой нас почти и не слышно.

— А ведь нам обоим это нравится…

— Да. Возможно, мы еще многое сможем придумать. Представляешь, Серж, мы же с тобой только в самом начале пути.

— Я даже подумать боюсь, до чего мы можем дойти, — усмехнулся Кнехт. — С такой безбашенностью.

— Это точно. А если учесть, что я бы тоже не отказалась побывать верхней…

— Ну, не знаю… — В голосе Сергея вдруг послышалась легкая сухость. — Я не уверен, что это мое…

— Я еще несколько дней назад вообще не была уверена, что меня заинтересует «тема». Но если так, то давай пока не будем об этом. Может, подумаем над сценарием следующей встречи?

— Я уже кое-что придумал…

— Правда?

— Точно. Вот увидишь, мало тебе не покажется.

— Ты меня пугаешь… Ладно, я люблю сюрпризы… Пойду-ка до душа…

Поднявшись с кровати, Ольга прошествовала в ванную комнату. Что-то ее встревожило, то ли в словах Сергея, то ли в его тоне. Включив чуть теплую воду и ополоснув все еще горящую кожу, Ольга вылезла из ванны на пол, не закрывая кранов, осторожно обсушилась полотенцем и сняла с полочки две металлические шпильки — придется рискнуть, как тогда в деревне. Ох, и неприятная же это штука — бытовое напряжение… Сумев приглушить непроизвольный крик и судорожно схватившись за край ванны, Ольга прислушалась… И ведь что-то почувствовала! Но доносившиеся до нее слова… нет, не слова даже, а какие-то «информационные единицы», были тихими, очень тихими и невнятными. Если это «звучал» Сергей, то странно, что она могла «слышать» через всю квартиру, да еще с той пластиной в черепе! Обрывки ментальных образов были странно неприятными, почти нечеловеческими — так мог бы думать крокодил, если бы каким-то чудом заполучил чуть более развитый мозг… Что-то непонятное происходило здесь, да и мысли разве она сейчас слышит? А если мысли, то Сережи ли?

— Как ты там? Скоро? — донесся голос Кнехта.

— Иду уже…

Ольга вернулась в комнату, где Сергей смотрел на нее влюбленными глазами. Он зажег несколько новых свечей, и при их свете выражение его лица Ольгу вряд ли могло обмануть. Она прислушалась к себе. В голове было тихо. Совсем тихо.

— С тобой все в порядке? — обеспокоенно спросил Сергей.

— Не знаю, — честно ответила Ольга, забираясь к нему на кровать и покрывая поцелуями его лицо. — Сержик, успокой меня пожалуйста… Скажи сам, что со мной все хорошо. Очень прошу тебя… Мой хозяин…