«Оно» вернулось неожиданно, и куда сильнее, чем сразу после встречи с молнией. Стоя у доски спиной к классу, Точилова провела мокрой тряпкой по ее поверхности, стирая написанное, как вдруг руку с зажатой в ней тканью пронзила неприятная, если не сказать — болезненная — дрожь, и в тот же миг в голове загомонили десятки голосов. Хаотичные, рваные обрывки фраз, неразборчивые слова слились в единую какофонию, но смысл Ольге стал понятен сразу: ее хотели. Либо прямо сейчас, а если и чуть позже, то уж непременно в разных позах и весьма изощренными способами. Тряпка выпала у Точиловой из пальцев и с влажным шлепком плюхнулась у ее ног. Хаос в голове постепенно становился все более разборчивым. Но фразы по-прежнему были отрывистыми, и — самое странное — их не получалось идентифицировать с теми людьми, в чьих головах они зарождались. Голоса вроде разные… но практически неотличимые один от другого, даже не всегда понятно — девушке принадлежала реплика или парню. Учительница, присев на корточки, подняла тряпку (взрыв эмоций), выпрямилась, повернулась и строго посмотрела поверх голов в классе. Неслышимый гомон чуть стих, но не особенно, и теперь фразы стали отчетливыми, даже, пожалуй, излишне, по мнению Ольги, которая замерла у стола с мелом в руке, словно оглушенная коллективным эротическим посылом.
(Представляю, вот бы потрогать…)
(Да она настоящая секси, лучше любой порноактрисы…)
(Интересно, громко ли она кричит…)
(Все бы отдала за то, чтоб переспать с ней…)
(А если вот так подойти и сказать — Ольга Викторовна, я вас люблю…)
(Она даже в длинной юбке выглядит убойно…)
(Фигура зачетная, куда лучше, чем у Гальки…)
(Животик классный такой — мягкий и округлый…)
(Обожаю смотреть, когда она садится на стул…)
(Оля, Оля, любовь моя, если бы ты только знала…)
Ольге хотелось закричать во весь голос «заткнитесь сейчас же!» Но она лишь медленно подошла к своему столу и села на стул — да, действительно проведя ладонью по ягодице и бедру, чтобы длинный подол не задрался или не замялся. Она готова была заткнуть уши, только бы не слышать всего этого, но какой смысл — ведь эти страстные слова воспринимались не ушами. Прижав вздрагивающие руки к поверхности стола и тщетно пытаясь унять скачущий ритм сердца, Ольга чувствовала, как эти бесстыдные, похотливые, идущие не от разума, а от инстинкта, возгласы, поднимают в ней самой сильнейшее плотское желание. Внутренний жар опалил лицо, в животе беспокойно забились бабочки, тело ощутило каждую складочку белья, которое вдруг стали тесным, словно бы лишним на ее теле. У нее возникло дикое ощущение, словно бы она занялась сексом на виду у всего класса, демонстративно, напоказ… И в этот момент наваждение схлынуло, словно чья-то рука повернула выключатель. Голоса исчезли, и вместо скопища похотливых обезьян перед Ольгой вновь появился ее класс — обычные юноши и девушки, спокойные и серьезные, внимательно слушающие ее объяснения и на первый взгляд куда больше озабоченные предстоящим менее чем через год ЕГЭ, нежели возможностью заняться сексом со смазливой училкой…
— Продолжим урок, — твердым голосом произнесла Ольга, глядя в глаза то одному ученику, то другому. В их взглядах она теперь куда более явственно читала истинное отношение к ней; то есть, она и раньше подозревала, что старшеклассники под влиянием гормонов способны на нескромные мысли, но то, что сейчас услышала, «нескромностью» назвать было нельзя. Видимо, только теперь она по-настоящему прониклась тем, что Есенин называл «буйством глаз и половодьем чувств». И нельзя сказать, что ей это не нравилось.
«Хорошо, что это последний урок сегодня, — думала Точилова. — Следующего наваждения я просто не выдержу — взорвусь прямо на месте».
Странные перешептывания и приглушенные восклицания слегка тревожили Ольгу. Ей казалось, что ученики говорят друг другу: «мы знаем, мы теперь знаем про вас, Ольга Викторовна, что-то новое!..» Скорее всего, это было не так, но…
— Тише, дети! — изобразив голосом всю строгость педагогической науки, произнесла Точилова, резко обернувшись от доски к классу и даже пристукнув каблуками. Юбка мотнулась вокруг ее ног.
(Ты бы так классно смотрелась с хлыстом и в латексе…) — прозвучало еле слышное мнение.
* * *
— Оля, подожди минутку, — раздался знакомый голос, когда Точилова подходила к подъезду.
Ее окликнула Сима Сафонова, странноватая разведенная толстуха лет пятидесяти, как и Ольга, жившая на первом этаже, но в соседнем подъезде. Детей школьного возраста у Симы не было, но это не мешало то и дело обращаться к Ольге с малозначащими просьбами и даже жалобами. Точиловой пришлось пару раз сухо сказать, что она не намерена «разруливать» соседкины горести, и та, к ее чести, сумела понять, что нет смысла загружать своими проблемами постороннего, по сути, человека. Однако сравнительно ровные отношения у них сохранились, и Ольга ничего не имела против того, чтобы общаться с соседкой чисто по-житейски. К тому же Сима, будучи неработающей (видимо, сумевшей сделать нормальные алименты), то и дело снабжала Ольгу нужной бытовой информацией: когда в доме меняют трубы, чья собака у подъезда гадит, и все такое прочее.
— Лену Соколову нашли вчера, — с заговорщицким видом сказала Сима.
Ольга даже не поняла, о ком речь. Прокрутив в голове списки из классного журнала, она убедилась, что соседка говорит не об одной из ее учениц.
— Девочка из первого подъезда, на втором курсе промышленного училась, — разъяснила Сафонова, увидев недоумение на лице Точиловой. — Она пропала два дня назад…
Теперь Ольга поняла: позавчера поздно вечером родители этой девушки прошли по подъездам, прося мужчин помочь в поисках, хотя бы в близлежащих местах; вроде бы дочь звонила с мобильного, говоря, что до дома ей минут пятнадцать идти. Добровольцев нашлось не слишком много — справедливости ради, мужчин активного возраста в каждом из подъездов оказалось раз-два и обчелся: что ни квартира, то либо пенсионеры, либо разведенка с детьми…
— Убили ее, — громким шепотом продолжила Сима. — Зарезали. За гаражами пустырь, а внизу ложок. Там и лежала она.
— Обокрали? — спросила Ольга только затем, чтобы поддержать разговор.
— Нет, насильник, наверное… Ну, она сама хороша: зачем было тащиться через пустырь в юбке такой вот… — Сима развела большой и указательный пальцы, показывая длину той самой юбки.
Ольге как-то враз стало чуть не до слез жалко девчонку, которую она, скорее всего и в глаза не видела. И даже вроде досады ощутила: что же это за бред такой творится, коль стоит девочке надеть мини, и она уже подвергает опасности свою жизнь?.. Точилова вспомнила, как зажигала сама, будучи студенткой, и как ей раза четыре пришлось получать «опыт борьбы против потных рук», о чем пел кто-то из современных… Пятый опыт оказался неудачным, хотя как сказать, если уж честно… По крайней мере этот абрек потом отвез ее домой на такси, (причем сидя рядом с ней на заднем сиденье, не прекращал признаваться в любви), да еще купил цветы по дороге, а она потом целый час плакала и смеялась, не понимая, что с ней такое происходит.
Зато что с ней происходило сейчас, Ольга понимала лучше. Она так и предвкушала себе, как поднимется домой, примет душ, поработает часок с классным журналом (выносить из школы его не разрешалось, но этот запрет игнорировался традиционно), проверит тетради, а потом…
— Откуда такие подробности? — спросила Ольга. Не без легкой тревоги, смешанной со странным любопытством.
— Дед один с ихнего подъезда сказал. Его внук с друзьями ее и нашел. Я думаю, что мальчишки, прежде чем звать на помощь, внимательно все там осмотрели. Сыщики, понимаешь… Жуткое дело, я бы умерла со страху.
Ольгу слегка подрал мороз по коже. Конечно, жуткое, что там говорить…
— По квартирам уже ходили двое из полиции, звонили в твою, пока тебя не было, — продолжала тем временем соседка. — Я сказала, что ты работаешь в школе, будешь около пяти часов. Может быть, придут еще.
— Спасибо, Сима, — слегка улыбнулась Ольга. Весьма ценно, что ее предупредили о визите посторонних, придется их дождаться. Ладно, ничего страшного, скоро уже появятся. В это время можно будет как раз с тетрадями поработать.
… С тетрадями Ольга закончила к шести вечера, но полиция в гости пока что еще не заглянула. Ожидание стало слегка напрягать, Ольга не любила неопределенности, к тому же ее тело нуждалось (очень сильно нуждалось) в доброй разрядке. А этому не должен был мешать никто, даже мужчина. Если он не живет с ней, конечно…
Точилова призадумалась. Научившись довольно рано (лет в восемь-девять) получать ни с чем не сравнимое наслаждение с помощью собственных пальчиков, и став постарше, она была уверена, что с появлением в ее жизни постоянного мужчины потребность в самоудовлетворении отпадет сама собой. Однако этого не произошло. Со временем ее тело начало требовать все более новых, разнообразных и изощренных способов достижения разрядки, словно организм наркомана, требующий увеличения дозы. Геннадию, первому (и пока что последнему) кандидату в мужья, это не нравилось. Словом, долгих отношений не случилось. При этом секс с Геной был вполне добротным, а сам несостоявшийся муж — достаточно неутомимым, чего нельзя сказать про Дмитрия… Этот человек, во-первых — был женат, во-вторых — был пьяницей. Но также оказался единственным из немногочисленных мужчин Ольги, кто поощрял ее «сольные» занятия. Жена Димки, по его словам, была принципиально против многих вещей, но в итоге он к ней вернулся, забрав с собой навязчивые запахи дешевого коньяка и дорогих сигарет. Последние два пункта Ольга не считала потерей — исчезновение этих «ароматов» она восприняла с некоторым облегчением… Алексей, с кем она прожила недавно целых полгода без перспектив законного брака — был всем «в меру». В меру ласков, в меру настойчив, в меру терпим, в меру пьющ. Похоже, он на самом деле любил ее, как и она его… Месяцев пять. Пока он вдруг не показался ей до безумия унылым и предсказуемым.
Будучи женщиной в меру (опять это «в меру»!) прагматичной, Ольга заставила себя прекратить расстраиваться, принять самое себя такой, какая она есть и не спешить форсировать события… И конечно, признаться: она уж очень любит себя. Речь шла о плотских радостях, естественно — с этим она сама с собой тоже согласилась. Причем как раз в тот момент, когда смотрела по кабельному ТВ очередной немецко-голландско-ирландский фильм с банальным названием. В каждой из таких лент непременно имели место одна-две сцены лесбийской любви, у Ольги особого интереса не вызывавшие. Отвращения, впрочем, тоже. В студенческие времена к ней клеилась высокая, крепкая спортсменка, учившаяся двумя курсами старше, и которую тоже звали Ольгой, но натолкнувшись даже не на неприятие, а на ледяное равнодушие, быстро отвалила. Точиловой сложно было представить себя в постели с женщиной… и только обрывки редких влажных снов говорили ей, что она еще не все про себя знает. По крайней мере, когда-то книжки про Эммануэль ее возбуждали — Ольга помнила, как она любила сидеть за столом совершенно голой и читать нескромные, бесстыдные откровения… Сейчас она тоже сидела за столом совсем голая, но только перед ней лежала не эротическая беллетристика, а классный журнал. Ведя по списку тонким пальцем с аккуратно подстриженным ногтем, покрытым бесцветным лаком, Ольга пыталась понять, кто из ее учеников и чего именно хотел бы. Девушек она вычислила быстро — Косинская и Лямина. Они напоказ выставляли свою взаимную привязанность, даже по улице всегда шли либо держась за руки, либо сцепив мизинцы, а при встрече прилюдно целовали друг дружку в губы… Да и других девочек, если те были не против. С парнями сложнее. В любви ей могли признаться, вероятно, Лаврушин и Сероклинов — мечтательные, флегматичные, неагрессивные — словом, немного не от мира сего. Кто же представил ее в наряде садистки? Каширин? Иванов? Савлук? А кому так понравился ее животик?
Точилова невольно провела ладонью по гладкой коже живота — мягкого и чуть округлого, но при этом упругого. Дима так любил его целовать…
Словно легкая волна коснулась внутренней части бедер. Ольга поменяла положение тела, и в этот момент в дверь позвонили. Точилова быстро облачилась в домашнее платье, достаточно плотное для того, чтобы не дать никому возможности определить отсутствие лифчика и, пройдя в прихожую, открыла дверь.
Так и есть — двое сотрудников со знаками различия: он и она. Он — светловолосый гигант не менее двух метров роста, на чьих плечах трещал китель; она — маленькая, щуплая, рыжеволосая, с виду как есть школьница, по ошибке влезшая в полицейскую форму.
Разговор оказался недолог — представителям закона заранее было все ясно. Впрочем, после формальной беседы гигант пробасил:
— Завтра с утра, скорее всего, к вам в школу придет сотрудник с инструкциями. У руководства есть мнение — надо довести до сведения всех старшеклассниц, что в районе завелся серийный убийца. Сексуальный маньяк.
— Это действительно настолько серьезно?
— Да, очень похоже на то, — произнесла высоким певучим голоском рыженькая полицейская девушка, ощупав Точилову взглядом. — Вам и самой есть смысл быть осторожной.
— Вам тоже, — не удержалась Ольга.
— Я серьезно, — продолжила девушка. — Убийца настиг Соколову, связал ее. Рот заклеил скотчем, чтобы не могла кричать, руки и ноги тоже скотчем обмотал. Потом вспорол ножом живот чуть ниже пупка. Когда ее нашли, она лежала скрючившись на боку — наверное, мучилась всю ночь до утра.
Ольгу слегка передернуло, когда она представила себе эту картину — скорчившаяся девичья фигурка в луже запекшейся крови с подтянутыми из последних сил коленками к животу… С другой стороны, она внезапно ощутила возникший из не пойми каких «подвалов» странный, нехороший интерес. «Темный» такой. Это было для Ольги внове, она даже немного рассердилась на себя за дикие мысли…
Проводив с некоторым облегчением полицейских, Ольга скорчила себе гримаску в зеркале, потом, кое-что вспомнив, сняла висевший на маленьком крючке ключ от почтового ящика — дойти, посмотреть на всякий случай…
Внутри лежал плотный белый прямоугольник. Сердце Ольги бешено застучало: — неужели? Так быстро?..
Чуть вздрагивающей рукой она взяла извещение. Так и есть — оно! Чувствуя, как к щекам приливает жар, а промежность заполняет приятное тепло, Ольга буквально взлетела к двери квартиры. Паспорт! В сумку! Платье для улицы… На голое тело?.. Да к черту белье! Нет времени на подобную ерунду!
Точиловой несказанно повезло. Почтовое отделение, расположенное в старинном одноэтажном здании с печными трубами, еще было открыто, хотя внутри по случаю окончания рабочего дня толпились люди — душ семь-восемь. Приди Ольга пятнадцатью минутами позже, и посылку ей уже не удалось бы получить — за ней в очередь встали лишь два человека — остальным «почтмейстер» то и дело кричал «не занимайте!»
«Почтмейстерами» в отделении посменно трудились двое — пожилая подслеповатая дама с пучком седых волос на затылке и круглолицый шатен с бородкой и усиками а-ля Джонни Депп, примерно возраста Ольги; его она иногда видела возле своего дома — наверное, жил в нем же или поблизости. Несмотря на небольшую полноту, выглядел он вполне складным, даже — можно сказать — интересным, будучи к тому же не низеньким. И уж точно не подслеповатым — вид у парня был такой, словно он мог распознавать содержимое посылок сквозь плотный картон, а может, и тело через одежду…
Взяв в руки коробку под пристальным взглядом стоящих позади Ольги солидного мужчины в светлом костюме и неряшливой красотки лет тридцати пяти, Точилова подумала: знали бы они, что там находится… А с другой стороны — даже вскрой она сейчас упаковку, не всякий и поймет ведь, что это такое и как его можно применять… Ощущая ткань длинного платья каждой клеточкой кожи, Точилова быстрым шагом направилась домой. Вернувшееся состояние пред-возбуждения уже почти переросло в вожделение.
…Не раздеваясь, но и не торопясь, оттягивая момент, когда можно будет погрузиться в тепло наслаждения, Ольга вскрывает посылку — пакет из плотной коричневой бумаги, в который завернута картонная коробка. Открывает эту упаковку и вытряхивает на стол предмет. Облизывает губы трепещущим языком. Оно! Сердце бьется так, что кажется — вот-вот выскочит. По-прежнему неспешно, наслаждаясь собственным возбуждением, женщина расстегивает две верхние пуговицы — платье имеет застежки сверху донизу и может распахиваться полностью.
С легким вздохом ложится на кровать прямо в платье, открывающее тело сверху. Грудь обнажена полностью, Ольга ласкает ее кончиками пальцев, делая круговые движения по кромкам темных ореолов. Платье держится только на тех пуговицах, которые ниже губ… Женщина гладит нежную кожу своего живота, слегка проминает ее.
Расстегнув последнюю пару пуговиц, Точилова берет в руку продолговатый предмет, и толкает пальцем движок. Слышится негромкое жужжание, Ольга осторожно трогает торчащим концом интимного аппаратика у себя между ног. Это действует на нее словно удар тока: тело содрогается, женщина коротко вскрикивает. И замирает, проверяя свои ощущения… Если бы она могла себя видеть сейчас со стороны, то поразилась, как широко раскрыты ее сине-фиолетовые глаза… Все в порядке — устройство действительно работает так, как она прочитала на одном из форумов, куда периодически заглядывает под созвучным ее фамилии ником «Touch-a-Love». Глаза женщины закрываются, левая ладонь ложится на живот, пряча бабочку, слегка давит, проминая плотную упругость. Правая с зажатым в ней вибратором нежными, но при этом словно бы жалящими движениями касается плоти, и каждое прикосновение вызывает все новые восклицания.
Фантастическая гамма чувственных ощущений немного ошеломляет женщину, у нее перехватывает дыхание, учащается сердечный ритм, начинают вздрагивать приподнятые колени. Поворотом регулятора она включает вибрацию на полную мощность, ощущая, как мелкая дрожь распространяется по всему животу. Ольга извивается в пароксизмах сладострастия, заполнившего ее всю «под завязку». Каждая частичка тела поет песню наслаждения, требует разрядки.
…Проходит несколько минут. Расслабленной рукой Ольга кладет рядом с собою выключенный вибратор, проводит затем пальцами по груди и животу. Тело слегка вздрагивает, словно через него пропускают электрические импульсы, — кожа сразу после акта сольной любви всегда чертовски чувствительна. Голова кружится — это она отчетливо ощущает, даже несмотря на то, что лежит навзничь, распластавшись на постели, будучи в состоянии удовлетворенности и опустошения. Ольга вздыхает, оглаживает себя спереди, шепча что-то вроде слов благодарности собственному телу, которое доставило ей столько радости и счастья.
Наводить порядок уже нет ни сил, ни желания. Решив, что с успехом займется этим завтра, Ольга ставит будильник на телефоне, сдвинув время сигнала на полчаса ранее обычного. Впрочем, времени хватит на то, чтобы хорошо выспаться. Покачиваясь от легкой усталости, Ольга идет в ванную, включает несильный напор душа, подставив тело струям воды. Хочется спать, очень хочется, и никакого резона нет для того, чтобы организовывать ужин — можно ведь ограничиться парой яблок. Да и чего наедаться на ночь, талию портить?.. Очень тонкой ее, конечно, не назвать… да и не нужно. Ольга не полагала плоский живот привлекательным; такой, как у нее, ей самой нравился куда как больше. Да и любовникам тоже… Кто же из ее учеников хотел увидеть его свободным от одежды?
…Голая Ольга лежит на кровати поверх постельного белья и крепко спит. Завтра утром она снова наденет платье-футляр, водрузит на лицо каменную маску и направится в школу — холодная и строгая леди.