Спустя три часа мы вышли на широкую равнину, окруженную невысокими холмами с покатыми склонами. Когда-то здесь росли деревья, но годы романизации изменили пейзаж – повсюду, насколько хватало глаз, сплошные аккуратные поля и приусадебные участки. Но сейчас одну сторону горизонта занимали массы людей, построенных в длинный боевой порядок, фронтом обращенный в нашу сторону. Перед этим я вместе с Бирдом и сотней его всадников выехал вперед, опередив наш авангард, и собственными глазами убедился в огромных размерах войска, что преградило нам путь. К середине утра оно уже выстроилось в длинную линию, закрывающую весь горизонт – одетые в кольчуги римляне, построенные когортами и до зубов вооруженные, и голые по пояс галлы со щитами, боевыми топорами, копьями и длинными мечами. Нас почти сразу заметили, и группа римских конников выскочила из их боевого порядка и галопом направилась на нас – всадники с большими круглыми красными щитами и с копьями. Они шли на нас колонной по трое в ряд, затем развернулись в линию на некотором расстоянии от нас и опустили копья, явно рассчитывая на схватку врукопашную. Но я дал сигнал отступить, и мы легким аллюром двинулись прочь. Я занял позицию позади нашей сотни, и когда римляне приблизились, вместе с несколькими парфянами начал стрелять по ним, пуская стрелы над крупами лошадей. С подобной тактикой они явно никогда прежде не сталкивались, потому что когда с полдюжины римских воинов вылетели из седел, они замедлили ход, а затем и вовсе остановились. А мы быстро ушли от них.

Когда мы добрались до своих, я немедленно рассказал Спартаку о том, что успел увидеть.

– Они, по-видимому, намерены навязать нам бой, – доложил я. – Бирд оказался прав насчет двух легионов. Но я никогда прежде не видел столько галлов, собравшихся в одном месте.

Спартак, как обычно, шел пешком вместе с Клавдией. Акмон двигался в середине своих фракийцев.

– Ну, что же, раз они оказались столь любезны, чтобы собраться в одном месте, было бы невежливо с нашей стороны не пойти им навстречу, – он улыбнулся. – Кроме того, если перебьем их сейчас, это избавит нас от необходимости убивать их потом.

– Уверен, они думают точно так же, – мрачно заметил Акмон, чье настроение всегда портилось перед битвой.

Уже наступил полдень, когда наше войско начало перестраиваться в боевой порядок. Я выставил вперед конный заслон, чтобы не дать противнику возможности мешать нашим перестроениям, но римляне и их союзники не двигались с места. Бирд доложил, что слева равнину прорезает глубокий канал, прикрывающий правый фланг неприятеля. Когда я подъехал туда, чтобы увидеть это своими глазами, то понял, что канал не даст нашей коннице зайти врагу во фланг с этой стороны. Канал был широкий – около тридцати футов, с крутыми склонами и глубиной, должно быть по меньшей мере десяти футов. Он был совершенно прямой, тянулся полетом стрелы и уходил куда-то вдаль; командир римских легионов, то есть губернатор Мутины, очевидно хорошо продумал план предстоящего сражения: едва ли у кого-то из галлов хватило бы ума на что-то подобное. Он поставил свой правый фланг вплотную к этому непреодолимому препятствию. А как насчет левого фланга? Мы с Бирдом промчались через пространство, разделявшее два войска, через эту смертельно опасную и пока еще ничейную территорию, но вскоре должна была стать заваленной телами мертвых и раненых. Мы держались вне досягаемости вражеских лучников, хотя несколько их пращников попытали свое счастье, когда мы скакали мимо, пуская в нас небольшие свинцовые снаряды, которые, к счастью, не причинили нам вреда и лишь со свистом пролетели мимо. От канала до того места, где встали два римских легиона, расстояние было примерно с две мили. Все это пространство заполняли галлы – одни стояли группами, а другие сидели на земле – а перед их сборищем торчали деревянные колья футов шести в длину, вбитые в грунт и направленные под углом в нашу сторону; их концы, и это было видно даже на расстоянии, были заострены. Весь боевой порядок галлов защищало несколько рядов таких кольев. В центре римской боевой линии стояли легионы, размещенные рядом друг с другом. Каждый выставил по четыре когорты в первый эшелон, и я решил, что каждый легион применил обычное боевое построение в три эшелона. Оба легиона занимали по фронту около полумили. Когда мы скакали мимо римлян, то заметили еще одну большую группу галлов, на сей раз на левом фланге неприятеля. Их были тысячи, они стояли группами, так же прикрываясь рядами заостренных деревянных кольев, и так же занимая по фронту примерно две мили. В общем и целом весь фронт неприятеля растянулся почти на пять миль. Перед нами сейчас стояло самое большое войско, с которым мы до сего времени встречались в Италии; да и я до сего момента такого огромного войска никогда в жизни не видел.

Я сообщил все это военному совету, который расселся на табуретах в тени возле фургона с кухонными принадлежностями. Пока войско перестраивалось, фургоны, мулов, повозки, быков и всех нестроевых отодвинули в тыл. Фургоны и повозки выстроили квадратом, создав нечто вроде барьера, за которым можно было спрятать животных и укрыть продовольствие и запасное оружие. Этот импровизированный лагерь охраняли примерно пять сотен воинов, по большей части пожилых мужчин, непригодных для боя в составе центурии, но все же умевших обращаться с мечом и копьем. Если войско потерпит поражение, противник быстро с ними расправится, но нас успокаивала мысль, что они прикрывают войско с тыла. Я хотел использовать Галлию и ее женщин для охраны этого лагеря, но она категорически отказалась, заявив, что лучше погибнуть в бою, нежели быть изнасилованной, а затем убитой победителями, если нас разгромят. Я и смирился. Всех ходячих раненых тоже отрядили охранять этот лагерь. День выдался теплый, становилось все жарче, и воины в когортах и центуриях уже прикладывались к фляжкам. К войску шел непрерывный поток повозок с водой, они челноками перемещались к реке, которая протекала в трех милях от нашего тыла, и обратно, пополняя запасы воды в преддверие жаркого боя, когда всех будет одолевать жажда. У конницы имелись собственные такие повозки, они также доставляли нам воду, правда, две трети моих конников были все еще у реки – поили своих коней. У них еще будет полно времени выдвинуться сюда до начала сражения.

– Они не станут драться, если мы их не атакуем, – сказал Спартак. – Они приглашают нас напасть на них, а сами сидят за острыми кольями.

– Моя конница бесполезна против этих кольев, господин, – сказал я несколько уныло.

Акмон доел яблоко и отбросил огрызок.

– Кто бы у них ни командовал, он знает свое дело. Очевидно, он уже слышал про твою конницу, Пакор, и нейтрализовал ее одним приемом. Умно.

– Поставь моих людей в центре, господин, и мы прорвемся сквозь них, как острое копье! – заявил Афраний, недавно назначенный командир трех легионов испанцев. Смотрелся он прямо как юный Акмон. Оливковая кожа, темно-карие глаза и коротко остриженные волосы. Он был ниже меня дюймов на шесть, но гораздо более мощного и крепкого сложения. Чрезвычайно агрессивный – следствие пяти лет сражений с римлянами в его родных краях, прежде чем Акмона захватили в плен и продали на невольничьем рынке. Его жирный старый хозяин думал, что из Афрания выйдет хороший мальчик для педерастических развлечений, но вместо этого нашел смерть на кончике ножа, которым тот пронзил ему сердце. Ему не хотелось ничего другого, кроме как резать римлян, и он признавал только старшинство Спартака и его команды, поскольку это был единственный способ и дальше убивать своих врагов. По этой причине он так вымуштровал свои три испанских легиона, что их стали считать лучшими из всего, что у нас было.

Спартак покачал головой:

– Нет, Афраний, они же именно этого и хотят!

– Тогда как нам их победить, господин? – спросил Каст. Его лицо и шея были покрыты потом от жаркого полуденного солнца.

– Мы вымотаем и сломим их одними стрелами.

– Но лучники у нас только в коннице Пакора, – заметил Годарз.

Спартак кивнул:

– Это так, вот мы и поставим их на флангах, позади второй линии когорт, чтобы они стреляли по галлам. Галлам нечем защищаться от стрел, у них отсутствует дисциплина, они не умеют, как римляне, смыкать щиты, создавая подобие крыши из дерева и кожи. Так что есть надежда выманить их вперед, чтобы они атаковали нас, и таким образом их стена из кольев станет бесполезной.

– Сколько конных лучников тебе нужно, господин? – спросил я.

– По тысяче на каждом фланге, и обеспечь, чтобы у них было достаточно стрел.

– Я доставлю дополнительные стрелы из наших запасов, – сказал Годарз.

Спартак встал и взглянул по очереди на каждого из нас.

– Всего еще одно сражение, и мы вырвемся из этой страны. Напомните об этом своим людям. Мы били их и раньше, сможем разбить и снова. И пусть боги помогут вам.

Мы пожали друг другу руки и вернулись к своим подразделениям, хотя лично мне, кажется, почти нечего было делать, разве что выстроить резерв из оставшихся конников. Спартак уже решил, как построить имеющиеся у нас десять легионов. Три легиона испанцев под командованием Афрания он поставил на левом фланге, рядом с каналом, лицом к галлам. Афраний был этим крайне недоволен, однако Спартак заявил, что если его убьют, испанец сможет делать все, что ему угодно, но не раньше. Справа от него располагались два легиона германцев Каста, воинов, вполне сравнимых с фракийцами, спокойных, хладнокровных в бою и очень надежных. Под командой Каста находился еще один легион, собранный из галлов, что присоединились к нам после разгрома Крикса, а также большого количества греков, даков и евреев. Справа от германцев стояли фракийцы Акмона, двадцать тысяч человек, распределенные по четырем легионам; первые два из них были выставлены напротив двух римских легионов. Оставшиеся два фракийских легиона, занимавшие наш правый фланг, стояли в боевом порядке из двух эшелонов – это была попытка соответствовать фронту галлов, стоящих перед ними, но она не достигла своей цели. Это означало, что наше правое крыло могли обойти, поскольку фронт галлов простирался на полмили дальше нашего, а то и больше, и если галлы решат не стоять на месте позади рядов кольев, то легко смогут захватить наш правый фланг.

Нашим легионам потребовалось два часа, чтобы перестроиться в боевой порядок, а в это время мои конники вернулись с реки. Я объяснил Нергалу и Буребисте план предстоящей битвы и сообщил последнему, что он будет командовать той частью конных лучников, что займет место на правом фланге, а Годарз возглавит тех, что встанут на левом. Их коней отведут подальше в тыл.

– В том маловероятном случае, если противник прорвет наш фронт, им следует тут же бежать назад, к своим коням и скакать к реке. В этом случае она станет нашим пунктом сбора.

– А ты где будешь, принц? – спросил Нергал.

– С людьми Буребисты, прикрывающими наш правый фланг. Молитесь Шамашу, чтобы галлы не решились атаковать этот фланг.

Воины Буребисты почти все были вооружены длинными копьями, лишь у немногих были луки. Я добрался до них, когда они ставили полотняные навесы на деревянных шестах, готовя тенистые убежища для коней. Лошади, побыв хоть немного в относительной прохладе, будут более свежими, когда понесут на себе воинов в бой. Парфяне уже давно научились этому. Буребиста был, как обычно, весел, совершенно уверен в себе и все время шутил; эта уверенность передалась и людям его драгона.

– Прекрасный день, чтобы убивать римлян! – сияя, заявил он.

В эту минуту подъехала Галлия со своей сотней женщин-воительниц. Она была одета в полное боевое снаряжение – кольчужную рубаху и шлем, с мечом, кинжалом и с полным колчаном стрел на плече. Лук в саадаке был приторочен к седлу. На ней были плотно облегающие штаны и коричневые кожаные сапоги, как и на всех других женщинах. Они представляли собой устрашающее зрелище, а с нащечниками, застегнутыми под подбородками, вполне могли сойти за мужчин. Ехали они в четком строю: Галлия знала, что многие в нашем войске полагали, будто женщин нельзя обучить и вымуштровать, чтобы они сражались, как мужчины, поэтому она добилась того, что ее женское подразделение обучалось в два раза больше и гораздо суровее, чем все остальные. Она остановилась, спрыгнула на землю и подошла ко мне. Сняла шлем, и ее светлые волосы, заплетенные в одну длинную косу, упали ей на спину.

– Нергал сказал мне, что мы не сможем сражаться вместе с ним в качестве лучников. Это так?

Я заметил удивленный взгляд Буребисты. Он никогда не посмел бы разговаривать со мной таким тоном. Я взял Галлию за руку и отвел в сторону.

– Я бы предпочел, любовь моя, чтобы ты со своими женщинами все время боя держалась поближе ко мне. У меня достаточно забот и без того, чтобы волноваться о твоей безопасности.

Она выдернула руку.

– Ты не смеешь запретить нам сражаться!

Но я был не в том настроении, чтобы спорить.

– Ты останешься здесь, с Буребистой, до моего возвращения. Это приказ! Ставьте лошадей под навес, напоите их и сами поешьте. День будет долгий.

Я сел верхом на Рема и сделал знак Буребисте:

– Проследи, чтобы они оставались здесь. Под твою ответственность.

Потом я осмотрел оба фланга войска. Сначала левый, где Годарз отдавал распоряжения, куда сложить колчаны с запасными стрелами – по тридцать в каждом. Как и я, он был одет в одну хлопковую тунику, правда, под ней у него имелась еще и шелковая нижняя рубашка, для дополнительной защиты. Хотя Спартак приказал на каждом фланге поставить по тысяче лучников, в действительности их оказалось меньше. Каждого десятого воина оставили в тылу заниматься лошадьми, а другим дали задание подносить воду с доставлявших ее повозок и обеспечивать ей тех, кто будет стрелять. Кто никогда не стрелял из лука, не поймет, что лучник не способен стрелять весь день без перерыва. Даже самому опытному лучнику время от времени требуется отдых; невозможно долгое время поддерживать темп стрельбы по семь стрел в минуту. Нормой скорее является интенсивная стрельба в течение коротких промежутков времени. Я прошел вдоль первой линии, глядя, как воины натягивают на луки тетивы. Я хлопал их по плечам, подбадривал, пожимал руки, шутил и смеялся. Боевой дух был высок. Вопрос лишь в том, сколько воинов останется в живых через несколько часов.

– Помните, что я говорил. Если фронт будет прорван, не ждите ни минуты. Бегите к лошадям и как можно быстрее убирайтесь отсюда. Пешие лучники не преграда для тяжеловооруженных легионеров.

– Не беспокойся, – ответил Годарз. – Если такое случится, я обгоню всех, даже самых молодых.

Я обнял его и направился на правый фланг, где Нергал стоял напротив скопища галлов. Поскольку этот фланг оставался под угрозой флангового обхода и окружения, я поставил драгон Буребисты сразу за воинами Нергала, в пятистах шагах позади них.

– Мы стоим вон там, Нергал, видишь? При первых признаках того, что противник пошел в атаку, мы придем к вам на помощь.

– Да, принц. Не беспокойся, мы не подведем.

Отличный он был воин, и я благодарил судьбу за то, что он сражается вместе со мной.

– Праксима осталась при Галлии, и я присмотрю за ними, так что не волнуйся.

Он улыбнулся и отдал честь.

– Спасибо, принц.

Я поехал с Резусом обратно к Буребисте.

– Умный малый, этот отец Галлии, – сказал он. – Явно именно он самый мозговитый в их семейке.

– Он сущее животное, – сплюнул я.

– Истинно так, однако он способен широко мыслить. Как только он заполучил наше золото, сразу же, видимо, подкупил других племенных вождей, чтобы те присоединились к нему, а потом отправился к римлянам и предложил им помощь всех галлов, чтобы разгромить нас.

– И как это ему поможет? – меня, в общем-то, не слишком интересовал отец Галлии, но было заметно, что Резус обдумывал эту тему, так что я дал ему возможность высказаться.

– Он намерен разбить нас, а потом уничтожить и римлян. Галлов там, должно быть, тысяч шестьдесят, этого более, чем достаточно, чтоб противостоять двум легионам, особенно если он ударит им в спину. Умно, очень умно.

– Ты забываешь об одной вещи, Резус.

– Какой, принц?

– Чтобы его план сработал, он сначала должен разбить нас.

Минуту спустя я услышал громкий сигнал труб и рогов, а затем рев тысяч людей. И вскоре все вокруг оказалось заполнено глухим низким грохотом – воины били копьями по щитам. Спартак рассказывал мне потом, как происходило первое столкновение. Наши легионы пошли вперед – огромная стена из стали, кольчуг и кожи; они двигались четким шагом, пока не оказались на расстоянии ста шагов от противника, после чего трубы дали сигнал к атаке, и весь первый эшелон бросился вперед. Воины начали метать дротики в плотную массу неприятеля. Римляне сомкнули щиты по всему фронту и подняли их над головами, так что туча дротиков произвела на них незначительный эффект, а вот на флангах дело обстояло совсем иначе. Ряды острых кольев не давали нашим людям возможности броситься сразу в рукопашную схватку и начать работать мечами, но плохо дисциплинированные галлы стояли врассыпную, а не плотной массой, закрытой сомкнутыми щитами. Кроме того, многие галлы шли в бой без шлемов, они лишь смазали волосы известковым раствором и заплели их в длинные острые косицы. Так что через несколько секунд они уже десятками падали на землю, сраженные дротиками, чьи тонкие наконечники пронзали плоть и раскалывали черепа. Галлы в ответ начали метать копья и топоры, но они отскакивали от щитов наступающих, не причиняя особого вреда. У галлов тоже было некоторое количество лучников и пращников, которые обильно засыпали наших воинов стрелами и камнями. Свинцовые снаряды пращников наносили нам заметный ущерб, меткость этих ребят была поразительная: они могли точно попасть в узкую щель между вертикально поставленным щитом воина первого ряда и поднятым горизонтально щитом воина, стоящего позади. Поскольку все наши люди были в римских шлемах, раны они получали серьезные, но не смертельные, хотя иной раз такой свинцовый снаряд поражал человека насмерть, он падал, и в рядах тут же образовывалась брешь. Но она сразу же заполнялась другим воином, следовавшим позади. Галлы продолжали непрерывно обстреливать наших людей, а те не имели возможности выдергивать или сбивать колья, поскольку при этом подставились бы под стрелы и снаряды противника. По этой причине бой на флангах превратился в безрезультатный и бессистемный обмен метательными снарядами, но град стрел, копий, камней и ядер скоро иссяк, когда галлы израсходовали их запасы.

В центре же фракийцы атаковали римлян с мечами в руках, и там началась яростная рукопашная схватка: воины кололи и рубили, стараясь попасть клинком в незащищенное бедро, пах или живот. Те, кто оказался невнимателен или неосторожен, уже развозили по земле собственные кишки, но большинство хорошо усвоило уроки и держало щит близко к телу. В этой схватке было очень много обменов ударами, толчков, рубящих и колющих выпадов, но немного потерь; лишь изредка раненого воина утаскивали в тыл товарищи, а его место немедленно занимал другой. Через полчаса или чуть больше такой рубки и усилий с обеих сторон, словно по общему соглашению, оба войска отступили на несколько шагов, чтобы передохнуть и перестроиться. День был жаркий, и воины, одетые в кольчужные рубахи и стальные шлемы, все покрылись потом и были обезвожены. Центурии и когорты второго эшелона выдвинулись вперед, заменяя подразделения первого эшелона, ходячие раненые, хромая, отправились дальше в тыл, где их ожидали врачи, а раненых более серьезно унесли на носилках. Те, кто участвовал в схватке и теперь оказался заменен, жадно пили воду из фляжек, которые им подносили нестроевые, женщины и юнцы, еще неспособные сражаться.

На левом фланге Афраний, снедаемый нетерпением, приказал четырем заранее построенным и вооруженным топорами центуриям идти вперед через ряды первого эшелона и прорубить дорогу сквозь утыканное кольями поле. В результате за две минуты он потерял две сотни воинов – их поразили брошенные топоры, копья и тучи стрел и свинцовых снарядов. Второй такой попытки Афраний предпринимать не стал. Мои лучники, поставленные позади его второго эшелона, выдвинулись вперед и начали стрелять по галлам, нанеся им значительные потери. Но галлы упрямо стояли на месте позади рядов кольев, и наши усилия не производили на них особого впечатления, если не считать тех, кого поразили наши стрелы. Но у нас не имелось значительных запасов стрел, так что через час лучникам был дан приказ ограничиться парой выстрелов в минуту.

На правом фланге происходило то же самое, поскольку Каст ни на секунду не забывал о том, что фронт галлов по меньшей мере на полмили длиннее, чем его построение. Он даже не пытался сблизиться с противником, а просто дал моим лучникам возможность выпускать залп за залпом, пока тем также не отдали приказ снизить темп стрельбы. Фракийцы в центре, выставив вперед свежие силы, снова попытались прорвать фронт римлян, но результат был тот же, что и раньше. Первые ряды метнули в неприятеля дротики и бросились в атаку с мечами наголо, рубя и коля легионеров в передних рядах и стараясь пробиться сквозь их боевой порядок. Сначала даже показалось, что враг вот-вот дрогнет и сломается, поскольку убитые и раненые все падали и падали, а фракийцы прорывались в образовавшиеся бреши в рядах римлян, рубя направо и налево. Линия римлян прогнулась, подалась назад, но тут в бой вступили их проклятые «скорпионы», и на фракийцев обрушился град тяжелых железных стрел, которые насквозь пробивали щиты и кольчуги. В передних рядах образовались бреши, и лишь когда Спартак забрал часть лучников с флангов, приказав им перестрелять команды «скорпионов», смертельный град железных стрел прекратился, а римляне оттянули свои боевые машины назад, на безопасное расстояние. Но им все же удалось остановить и отбить нашу атаку, и обе стороны снова отошли назад зализывать раны и готовиться к новой схватке за развороченную и заваленную трупами полоску земли между двумя войсками.

Тысячи ног, обутых в сапоги и сандалии, и тысячи копыт подняли в воздух гигантское облако пыли, от которой задыхались и люди, и животные. Сражение продолжалось, и облако над полем становилось все больше и чернее.

Пыль оказалась еще одним противником, с которым нас пришлось сражаться в тот день. Мне было очень жарко в кожаном доспехе и шлеме, и вскоре струйки пота уже стекали по лицу и по шее, пропитывая тунику и шелковую нижнюю рубашку. Прошел по крайней мере час с начала битвы, когда к расположению моей конницы подъехал Спартак. Большая часть моих людей валялась на земле, сняв шлемы, но одна из каждых пяти сотен оставалась в седле и стояла сразу позади правого фланга на случай внезапной атаки противника. По мере продолжения битвы бдительность стала более насущной проблемой, поскольку видимость значительно снизилась.

– Этот проконсул, что командует римским войском, оказался умным ублюдком, – сказал Спартак. – Мы никак не можем их сбить, – он допил содержимое меха с водой, что я ему протянул.

Я пожал плечами:

– Мы могли бы и отойти. Моя конница прикроет отступление.

– Нет. Если мы отступим, в следующий раз римлян окажется в два раза больше. Кроме того, это будет иметь скверные последствия в плане боевого духа, если мы убежим от двух легионов и жалкого скопища галлов.

Через некоторое время подъехал Каст и сообщил, что перевел четыре свои когорты на крайний правый фланг нашего боевого порядка и поставил их правым фронтом, под прямым углом к основной линии, обращенной лицом к галлам.

– Спартак, прости, я не знал, что ты здесь. Ты не ранен?

– Нет. Что случилось?

– Галлы убирают свои колья там, где их фронт длиннее нашего. Думаю, они намерены нас атаковать. Пакор, нам может понадобиться твоя конница, чтобы усилить нашу позицию.

Я дал знак Буребисте подъехать к нам.

Спартак смотрел в ту сторону, откуда приехал Каст.

– Стало быть, галлам надоело стоять без дела, пока их товарищи забирают себе всю славу, – он улыбнулся. – Возможно, это боги дают нам знак. Сколько у тебя конников, Пакор?

– Пятнадцать сотен, мой господин.

– Отлично, – он хлопнул Каста по плечу. – Возвращайся к своим людям и обеспечь, чтобы они стояли на месте. Держитесь! И помни, что галлы атакуют совсем не так, как римляне. Они бросятся вперед дикой орущей толпой, но она разобьется о вашу стену щитов.

Каст выглядел обеспокоенным.

– Но они могут обойти нас и зайти в тыл!

Спартак покачал головой:

– Вытяни свой первый эшелон вбок, возьми часть людей из второго. Пусти в ход лучников Пакора, чтобы они перестреляли галлов. Их, может, и много, но это недисциплинированная толпа, а битвы выигрывает именно дисциплина. Ступай.

Каст отдал честь и поспешно удалился. Спартак обернулся ко мне. От возбуждения у него даже глаза расширились.

– Пакор, твоя конница – ключ, которым мы вскроем и развалим их оборону. Бери своих людей и двигай параллельно левому флангу противника, а затем заходи им в тыл. Пыль закроет твое передвижение.

Переместить конницу более чем на полмили вдоль неприятельского фронта означало лишить войско резервов, и если галлы прорвутся через наш правый фланг, то тысячи их воинов свободно устроят резню среди наших раненых и бросятся грабить наш обоз. Это опасно, но Касту, вероятно, удастся их сдержать, по крайней мере, достаточно долго, чтобы моя конница успела зайти им в тыл. Задумка могла и сработать.

– Опасная игра, господин, – заметил я.

Он обхватил меня за плечи:

– Твоя конница лучше всех подготовлена, ее возглавляет лучший командир не то что в Парфии, в мире! – да, он знал, как польстить. – Ты ни разу нас не подвел, не подведешь и сегодня.

Я почувствовал прилив гордости. И повернулся к Буребисте:

– Вели всем садиться в седло, мы сейчас пойдем бить галлов.

– Есть, господин! – просиял он и начал отдавать приказы командирам сотен, чтобы те собирали и строили своих конников.

Спартак вскочил на коня:

– Заходи им в тыл, Пакор, и постарайся нанести как можно больший ущерб. Удачи!

Он ускакал. Я пошел к Гафарну, который держал Рема и своего коня. Взял поводья Рема. Вокруг нас всадники уже строились в колонны, и наконечники их копий поблескивали в пропыленном воздухе.

– Ну, Гафарн, сейчас поглядим, как эти галлы умеют драться.

– Мечами и копьями, и только. Они все здорово похожи на Крикса.

– Не напоминай мне о нем. Галлию и Диану никуда не отпускай. Они должны оставаться здесь, охранять обоз, – конечно, обоз уже имел приличную охрану, но это не имело особого значения.

– Да, принц.

Я вскочил в седло.

– И смотри в оба, Гафарн!

– Ты тоже, принц, – кивнул он.

Не успел я выехать вперед перед фронтом колонны всадников, которая сейчас медленно двигалась вправо – пятнадцать сотен конных, построенных по сотням в три шеренги каждая, как рядом со мной оказалась Галлия. Она расстегнула нащечники своего шлема.

– Гафарн передал мне твое предложение. Я обдумала его и отвергла. Мы сегодня будем драться!

– Это было не предложение, – ответил я. – Это был приказ!

– Нет уж! – возразила она. – Мы имеем право сражаться! Мы же просто последуем за арьергардом конницы. Ты кого хочешь иметь в качестве жены, волчицу или овцу?!

У меня не осталось времени на споры.

– Хорошо. Но держись поближе ко мне.

– Не беспокойся. Не дам я этим галлам тебя убить.

– Хорошо-хорошо! – резко бросил я. – Поставь своих женщин позади моей сотни. И держитесь поближе к нам.

Она вскрикнула от радости, застегнула нащечники и погнала Эпону к своим воительницам. Через несколько минут сто всадниц построились позади даков, которых я возглавил.

Я все время нервно вглядывался влево, туда, где на левом фланге войска неприятеля сосредоточились массы галлов. Разглядеть их было нелегко, пыль и дрожащий раскаленный воздух искажали перспективу. Я вознес молитву Шамашу, моля его, чтобы и им было нас едва видно.

Справа от меня во главе средней колонны конников ехал Буребиста, держа в руке копье и забросив щит слева за спину. Правее шла еще одна сотня, а позади нас по трое в ряд тремя колоннами параллельно фронту неприятельского крыла двигались остальные.

Командиры сотен держали своих людей в строгом порядке, поскольку в бою у воинов частенько возникает желание ускорить свои действия и поскорее покончить с кровопролитием. Но те, кто уже бывал в схватке, понимают, что дисциплина и сдержанность – лучший способ остаться в живых. Нет смысла гнать коня еще до начала атаки; результатом станет лишь то, что он выдохнется раньше времени, когда тебе более всего понадобится вся его мощь и энергия. К тому же конь воспринимает настроение своего всадника и даже его жажду крови, начинает нервничать и капризничать, а это крайне нежелательно, когда ты верхом на нем влетаешь в самую гущу сражения. Он вполне может запаниковать и стать либо неуправляемым, либо вообще сбросить всадника в попытке удрать в безопасное место. Вот мы и двигались спокойным, равномерным шагом, держа боевой порядок и всячески ободряя своих коней. Рем был норовистым скакуном, поэтому я все время оглаживал его и называл разными ласковыми именами. По крайней мере он вполне воспринимал спокойный тон моего голоса. Я оглянулся назад, желая убедиться, что Галлия и ее воительницы выполняют данный им приказ; да, они шли безукоризненным строем. Мы подняли огромную тучу пыли, и потребовались бы усилия гения, чтобы рассмотреть движущуюся огромную массу конницы. Я молился, чтобы галлы были слишком заняты атакой людей Каста, чтобы нас заметить.

Так мы и перемещались параллельно фронту галлов, пока, по моей оценке, не достигли конца их строя. Тогда я развернул колонны резко влево и повел их вперед. Мы прошли так с пять сотен шагов, и командиры сотен по-прежнему поддерживали темп. Потом я вообще остановил движение. Перед нами оказалось пустое пространство – мы уже обошли левый фланг противника и оказались позади него. Но слева от себя я разглядел огромную массу войск, медленно перемещающуюся в сторону нашего правого фланга. Значит, они и действительно убрали колья и двинулись в атаку на подразделения Каста. Римляне всегда подчинялись строгой дисциплине, но у галлов не хватало терпения выжидать, чтобы выиграть время – к счастью для нас. Я почувствовал прилив возбуждения при мысли о том, что сейчас мы врежемся в их тылы, и подъехал ближе к Буребисте.

– Всем командирам сотен перестроить людей фронтом к врагу, в три шеренги. Идем прямо на них. Жди моего сигнала.

Он отдал честь и галопом помчался к своим командирам, которые уже собрались позади нас. Несколько минут продолжалось замешательство с проклятьями и криками, пока пятнадцать сотен всадников перестраивались в боевой порядок, в итоге выстроившись лицом к врагу в тонкую линию длиной около двух миль. Насколько я мог видеть сквозь тучи пыли, галлы все еще разворачивались, чтобы атаковать Каста и его людей, которые, я надеялся, еще удерживали свою позицию. Я проехал вдоль фронта конников, выкрикивая что-то ободряющее и размахивая мечом, и все отвечали мне криками «ура» и радостными возгласами. Боевой дух был на высоте, к тому же я знал, что они отлично подготовлены. Я вернулся к центру нашего построения, где верхом на своих конях меня ждали Резус и Буребиста, в пятидесяти футах от первой шеренги. По обе стороны от нас перед сотнями уже стояли их командиры, готовые лично вести своих конников в бой, подавая пример. Заметил я и Галлию в закрывающем щеки шлеме, она тоже стояла перед своим женским воинством, держа в руке лук. Я кивнул ей, и она кивнула в ответ. Во рту у меня пересохло, сердце сильно колотилось. Я проверил ремешки шлема, поясной ремень с ножнами и саадак. Похлопал Рема по шее и опустил меч, а потом несильно послал его коленями вперед.

Позади меня затрубили боевые рога – драгон Буребисты тронулся следом за мной.

Расстояние до неприятеля начало сокращаться. Я вдруг почувствовал себя совершенно одиноким. Я уже хорошо видел галлов – медленно передвигающиеся темные фигурки, но в каком направлении они движутся, рассмотреть было невозможно. И еще я слышал их – постепенно усиливающийся рев тысяч людей. Я оглянулся назад. Конница шла в идеальном порядке. Сотни двигались рассыпным строем – расстояние между всадниками составляло до двадцати футов, так что если галлам удастся выстроить стену из щитов, то у каждого всадника будет, по крайней мере, возможность остановиться и развернуться, поскольку ни один конь не попрет на сплошную стену врагов. Я придержал Рема, поскольку он уже хотел рвануть во всю мочь галопом, так быстро, как могли нести его мощные ноги. Нет, пока рано, коню еще понадобятся его запасы сил и энергии, все тяжкие испытания еще впереди. Мы уже сближались с неприятелем, и я увидел, что наше приближение замечено – враги начали концентрироваться группами вокруг вождей. Галлия рассказывала мне, что каждый племенной вождь имеет свою собственную боевую дружину, а в бою эти дружины собираются вокруг своего командира. Так оно сейчас и происходило, и я почувствовал прилив радости, когда разглядел бреши в неравномерном фронте противника. Я дал Рему шенкеля и послал его вперед, в атаку, направляя в пустое пространство, появившееся между двумя группами галлов, которые поспешно бросали длинные овальные щиты и вбивали в землю тыльные концы копий, стремясь выстроить стену из острых наконечников. Я промчался между этими двумя группами и рассек мечом шлем галла, который подвернулся мне под руку. Потом рубанул еще одного, тщетно пытавшегося меня обогнать. Мой клинок попал по шлему, и удар швырнул галла на землю. Мчавшиеся за мной всадники кололи копьями и рубили мечами, прорываясь сквозь кучки противника. Да, именно кучки. Это была не дисциплинированная сплошная масса римских легионеров, а лишь группы воинов, пытающихся оказывать сопротивление, собравшись вокруг вождей и соплеменников. Тех, кто впал в панику и побежал, положили на месте: либо проткнули копьем, либо располосовали мечом. Или же просто затоптали конскими копытами.

После первого столкновения дисциплина моей конницы и отсутствие дисциплины у галлов начали здорово сказываться. Мои сотни не только рубили и топтали отдельных воинов противника, но и дробили неприятельское войско на мелкие группки, столпившиеся вокруг предводителей, а потом рубили их всех подряд мечами. Время от времени кто-то из моих конников падал с седла, пронзенный копьем или со стрелой в груди, на лучников у галлов было мало, а мои люди умели придержать коня, не нарываясь на копья галлов. После первого столкновения мы перестроились и снова пошли в атаку. А земля уже была завалена трупами галлов. Начало казалось хорошим.

Итак, мы перестроились и снова атаковали, на этот раз сотнями, построенными клиньями по три ряда в глубину. И глубоко врезались в массы противника, рубя мечами направо и налево и прикрываясь щитами. Мы снова положили множество воинов противника, которые теперь превратились в дезорганизованную толпу, состоящую как бы из отдельных людей. Но глубина их боевого порядка была настолько значительной, что мы никак не могли пробиться сквозь них и соединиться с людьми Каста. Я молился, желая ему продержаться еще немного.

Те, кто никогда не бывал в сражениях, любят говорить, что конница способна сокрушить оборону противника ударом с фланга, но войско – это не пучок соломы. Сопротивление тысяч воинов не так-то просто сокрушить и отбросить. Большой массой конницы невозможно управлять, не говоря уж о том, чтобы четко контролировать и направлять сотни всадников на фронте шириной в две мили. Все, на что можно надеяться, так это на то, что их командиры и те, кого они ведут за собой, сохранят хладнокровие и будут помнить уроки, усвоенные в ходе обучения, что они смогут превозмочь страх и жажду крови и будут выполнять полученный приказ. Но это трудно, очень трудно. Галлы уже бежали во всех направлениях, а мы продолжали рубить их, но внезапно перед нами возник новый их эшелон, уже пришедший в беспорядок и перемешавшийся, но пытавшийся поспешно выстроиться в новый боевой порядок. Вожди и предводители отчаянно распихивали своих людей по местам, формируя тонкую линию сомкнутых щитов, и она понемногу усиливалась. Между этим эшелоном и группами галлов, разбежавшихся в ходе первого столкновения, лежала заваленная трупами полоса земли, растянувшаяся почти на две мили. Мы оттянулись немного назад и оказались прямо перед фронтом нового эшелона галлов. Но далеко не вся моя конница успела перестроиться. Я оглянулся назад и увидел, что Галлия, крича и жестикулируя, расставляет своих женщин кольцом вокруг большой группы галлов. Ко мне подъехал Буребиста. На его правой руке я увидел глубокую рану, из которой текла кровь.

– Обрати на это внимание, – я указал на продолжающую укрепляться оборонительную линию галлов прямо перед нами. – Не спускай с них глаз, но пока не атакуй, еще рано. Жди меня здесь.

Я послал коня назад, к Галлии, которая накладывала на лук стрелу. Впереди ее воительницы расстреливали противника, как в тире. Она велела всем своим женщинам снять шлемы, демонстрируя врагам свой пол. Галлы купились на эту уловку, заорали, завизжали, побросали щиты на землю, а затем стали делать бедрами похабные телодвижения. По большей части они были обнажены по пояс, а некоторые вообще оказались голыми, покрытыми с головы до ног боевой раскраской. Галлы сочли смешным, что в числе их противников имеется группа женщин. Некоторые еще продолжали смеяться и демонстрировать свои гениталии, когда их вдруг поразили стрелы, пронзавшие плоть, кости и сухожилия. Сотня луков выпускала по три стрелы в минуту, так что очень скоро эта группа галлов превратилась в кучу мертвых и умирающих.

Тогда Галлия приказала своим женщинам, которые уже надели шлемы и перестроились, окружить следующую группу галлов, около сотни воинов, сплотившихся вокруг штандарта в виде черепа быка, украшенного полосками плоти, видимо, человеческой. Вид его вызывал жуткое отвращение.

– Ты все еще полагаешь, что мои женщины зря тратят стрелы, а, Пакор? – глаза Галлии сверкали яростью. Да, меня достойным образом поставили на место.

– Нет, госпожа, – ответил я. – Я благодарю Шамаша за то, что ты здесь, со мной.

Она толкнула Эпону коленями и отъехала. Ее женщины уже окружили группу около штандарта с черепом быка. Праксима подскакала к Галлии и отдала честь. Неужели это не сон?

– Все готово, госпожа!

Галлия шагом подвела Эпону на расстояние пятидесяти футов от галлов и сняла шлем. Я подъехал и встал рядом с ней. Она заговорила на латыни, не на своем родном языке:

– Воины! Сеноны! Я одна из вас, из вашего племени, но сражаюсь против вас. Вы потерпели поражение, и это цена, которую вы заплатили за то, что выступили на стороне римлян. Бросайте оружие и падайте ниц передо мной, тогда останетесь в живых. А иначе вы все умрете.

Галлы заорали, засвистели в ответ, стали насмехаться над нею, поворачиваясь и нагибаясь, демонстрируя свои задницы. Другие смеялись и приглашали Галлию сойти с коня и поиграть с их мужскими достоинствами. Она лишь улыбнулась в ответ и крикнула: «Стреляйте!» Стрелы со свистом взвились в воздух и с тупым стуком начали поражать цели. Женщины стреляли безукоризненно, почти прекрасно.

Первый залп свалил десятки галлов, а остальные в отчаянии схватились за щиты и попытались создать видимость оборонительной стены, но женщины стреляли по ним из неподвижного, устойчивого положения и тщательно целились. Второй залп оставил на земле еще одну кучу трупов. На сей раз стрелы били в глаза и в шеи, поскольку у галлов шлемы надевали только вожди. Остальные были с непокрытыми головами, их вымоченные в известковом растворе волосы торчали острыми косицами. Им было некуда спрятаться, и некоторые уже бросали на землю щиты и копья и поднимали руки, давая понять, что сдаются, но их противницы были не в том настроении, чтобы кого-то жалеть и щадить, и третий залп уложил всех, кто еще совсем недавно изрыгал угрозы и насмешки. Из куч упавших раздавались жалостные стоны и крики, и я заметил нескольких раненых, корчащихся на земле от боли с торчащими из них стрелами. Некоторые пытались уползти, цепляясь руками за землю и таща свое израненное тело в поисках спасения. Напрасные надежды. Галлия кивнула Праксиме, та сунула лук в саадак и спрыгнула с седла. К ней присоединилась каждая пятая женщина, а остальные прикрывали своих товарок, держа луки наготове. Праксима вытащила меч и спокойно пошла между лежащими галлами, убивая всех, кто ей попадался на пути. Остальные делали то же самое. Я в ужасе смотрел на это кровавое действо, понимая при этом, что, если бы роли поменялись, мы имели бы точно такую же судьбу. Гафарн стоял рядом с Дианой, которая, как я отметил, не принимала участия в этой резне, а глянув на ее колчан, я понял, что она вообще не стреляла. Она была явно не настроена на бойню и вообще не желала выступать в роли мясника, но Галлия предпочитала держать ее при себе, а Гафарн следил за ней, прямо как ястреб.

Праксима сунула меч в ножны и вытащила кинжал. И стала им отрезать гениталии у мертвого галла. После чего, улыбаясь, подняла повыше свой окровавленный трофей, чтобы я им полюбовался. Я еще слышал вопли и крики боли – это приканчивали последних галлов. Галлия внимательно смотрела на меня.

– Когда твои женщины покончат с этим развлечением, строй их и веди на соединение с остальными, – велел я ей.

Я развернул Рема и вернулся к своим строящимся сотням. Буребиста разъезжал вдоль передней шеренги, выкрикивая слова одобрения и поощрения. Он кричал своим воинам, что хватит всего одной атаки, чтобы сломить неприятеля. Но я-то знал, что мы не сможем начать эту атаку. Да, мы отлично поработали, перебили сотни, может, даже тысячи галлов, но теперь в нескольких сотнях футов перед нами стояла новая сила, и нам ее было не сломить. Во-первых, наши кони устали. А во-вторых, эти галлы от нас явно не побегут. Задумка не удалась.

Я послал Рема вперед, чтобы с более близкого расстояния изучить боевой порядок нового отряда галлов, и остановил его в двух сотнях футов от них. Из их рядов доносились крики, предназначенные, несомненно, мне. И вдруг в мое седло вонзилась стрела. Я быстро отвел Рема обратно. Мне здорово повезло: на шесть дюймов правее, и стрела воткнулась бы мне в пах. Легко отделался. Но, изучив трехгранный наконечник стрелы, я понял, что это одна из наших. Откуда она взялась?!

Я уставился вперед, туда, где стояли галлы, и различил маленькие черные точки, падающие в их ряды с неба. И все понял. Воины Каста прорубались сквозь порядки галлов, которых больше не прикрывали ряды вбитых в землю кольев. А позади Каста и его центурий шел Нергал со своими лучниками. Это подтвердилось, когда я послал Рема вперед и разглядел, что стрелы падают прямо перед фронтом поредевшего отряда противника. Это были перелеты, не достигшие намеченных целей. Я дал знак Буребисте, подзывая его к себе. Он подъехал, и я заметил, что его раненая рука уже перевязана. Я указал ему на ряды врага:

– Это наши стрелы на них падают. Видишь, многие уже подняли щиты над головой. Каст и его люди, видимо, прорываются сквозь их порядки. И обрати внимание, их шеренги не двигаются с места. Если бы они продолжали наступать на Каста, то уходили бы от нас. Они вот-вот сломаются! Сообщи это нашим людям, пусть стоят наготове.

Он недоуменно посмотрел на меня:

– Ты уверен, господин?

– Конечно, уверен! – раздраженно бросил я. – Ступай!

До конца я все же уверен не был, но инстинкт подсказывал мне, что галлы скоро побегут, спасая свои жизни. Я оглянулся назад, налево и направо и увидел, что люди начали вытаскивать мечи из ножен – до них уже дошло сообщение, что сейчас произойдет. Галлия остановила Эпону рядом со мной, за ней подъехали Гафарн и Резус. Женская сотня уже строилась позади меня. Галлия снова надела шлем и застегнула нащечники, но я видел, что ее глаза по-прежнему сияют от возбуждения.

– Они сейчас сломаются, а когда это произойдет, то побегут во все стороны. И тогда начнется охота, как на стадо ягнят, – я глянул на ее колчан. – Да у тебя почти не осталось стрел!

– У меня еще есть меч и кинжал, – проворчала она, потом посмотрел на мой колчан, который был полон.

– У тебя лук сломался?

Гафарн рассмеялся:

– Может, это госпоже Галлии следует возглавить атаку, а, принц? Если ты сам к этому не готов.

– Может, тебе лучше заткнуться? – резко бросил я в ответ.

– Посмотри вперед, господин! – рявкнул Резус.

В этот момент все и произошло.

Поначалу это было всего несколько человек, которые выбежали из рядов галлов. Но за ними сразу же последовали другие, все больше и больше, и от боевого порядка галлов вскоре не осталось даже воспоминания. О нас же они либо забыли, либо пребывали сейчас в таком ужасе, что полагали столкновение с нами меньшей опасностью, чем то, что происходило позади них. А это было и впрямь ужасающее зрелище: центурии Каста, рубя и коля направо и налево своими короткими мечами, прокладывали себе кровавый путь сквозь стоявшие перед ними массы галлов, сея вокруг смерть. И те, кто еще мог убежать, рванули по направлению к нам и проскочили сквозь наш строй слева и справа от меня. Видимо, они решили, что раз мы остановились и просто сидим в седлах на месте, значит, выдохлись или успели запалить своих лошадей и не в состоянии снова идти в атаку. Но, что более вероятно, они теперь думали только о собственном спасении и бежали в надежде уберечь свои шкуры, ведь паника – вещь заразительная, и, едва успев начаться, она продолжает распространяться как смертельно опасная эпидемия чумы, обрушившаяся на город.

Я накрутил поводья на запястье, вытащил из саадака лук и проверил, легко ли выходят из колчана стрелы. После чего ткнул коленями в бока Рема. Он рванул вперед, набирая скорость. Я не стал оглядываться назад, будучи уверен, что все сотни последуют за мною, держась в плотном строю и стремительно надвигаясь на врага. Гул и грохот тысяч копыт, бьющих по твердой земле, звучал низким гулом, похожим на гром. Мы быстро сближались с галлами, а тех уже поразил страх. Потом я услышал громкие боевые кличи сотен наших всадников, и мы вломились в ряды галлов, проткнули их насквозь, как ветер проникает сквозь созревшую пшеницу.

Началась бойня.

Первого галла я поразил стрелой в грудь – это был огромный малый, размахивавший двухлезвийным топором. Он чуть присел и замахнулся своим оружием, готовый срубить Рему передние ноги, но вместо этого упал, сраженный стрелой. Она его не убила, но свалила на землю. Я проскакал мимо, а он выронил топор, и я развернулся в седле и всадил вторую стрелу ему в спину. Слева от меня Резус вел вперед свою сотню, которая была построена по трое в глубину и шла клином. Подобно наконечнику копья она глубоко врезалась в ряды врага. Галлов топтали копыта коней и рубили клинки всадников. Потом бойцы все как один развернулись влево и еще раз влево и начали прорубаться назад, затем вырвались из рядов неприятеля и продолжили мчаться, пока не высвободились из его окружения. Брюхо замедлившего ход или остановившегося коня – это привлекательная цель для копий, топоров и мечей неприятеля, даже если этот неприятель уже бежит. Как только мы вернулись на первоначальную позицию и перестроились, все сотни снова пошли в атаку. Это походило на меч, собранный из коней и всадников, вонзающийся в плоть врага, быстро извлекаемый назад и бьющий снова и снова.

Я видел лошадей, вырвавшихся из месива схватки с пустыми седлами, видел всадников, оторвавшихся от своих сотен, оттесненных врагами или же решивших, что они неуязвимы. По большей части это были те, кого окружили, стащили с коня и забили и затоптали до смерти обезумевшие толпы галлов, или же они получали смертельные ранения, пытаясь выбраться из боя. Но на каждого нашего павшего бойца приходилось по два десятка убитых галлов, а то и больше. Одна их группа попыталась поставить стену из щитов, чтобы отбиться от нас, сплотившись вокруг нескольких потрепанных и окровавленных вождей, и даже некоторое время ухитрялась держаться, сохраняя подобие боевой спайки. Но этого оказалось недостаточно.

– Галлия! – крикнул я во весь голос, и через пару секунд она уже была рядом. Когда мы начали эту атаку, я следил, чтобы она оставалась поблизости, а теперь мне были нужны стрелы ее женской сотни. – У тебя много стрел осталось?

– Всего с полдюжины, – ответила она.

– Тогда прикрой меня. Если можешь, держись поближе.

Я галопом рванул вперед к группе галлов. Проскакав с грохотом мимо них, я свалил одного, стоявшего с копьем и огромным овальным щитом, выкрашенным в синий цвет. Стрела угодила ему в шею, он вскрикнул и рухнул назад. Галлия следовала за мной по пятам. Она выбила еще одного галльского воина, а я резко два раза свернул влево и помчался назад, обходя построение врагов с противоположной стороны. И сразил еще одного, пролетая мимо них. Галлия проделала то же самое, а за нею Гафарн, Праксима и остальные, поражая стрелами оставшихся галлов. Последний из них, высокий и толстый воин с большими усами, свисавшими до пояса, заорал от ярости и отчаяния, видя своих людей мертвыми и упавшими у его ног. Однако он быстро присоединился к ним, когда Галлия всадила стрелу ему в правый глаз. Исключительно меткий выстрел!

Весь левый фланг вражеского войска уже развалился, втоптанный в землю моими конниками и пехотой Каста, которая сейчас добивала последних галлов и уже разворачивалась влево, чтобы атаковать обнажившийся фланг римлян. Ко мне подскакал Буребиста. Он выглядел вымотанным, раненная рука явно болела, сквозь повязку проступала кровь.

– Собери сотни здесь, спешивай раненых и убирай запаленных лошадей.

– А ты куда направляешься? – спросила Галлия, снимая шлем. Она казалась поразительно свежей, несмотря на несколько часов боя.

– Надо отыскать Каста.

Я послал Рема вперед. Он тоже устал, я ногами чувствовал, как он напрягается и как разгорячен, поэтому повел его шагом, и мы неспешно двинулись по полю, перепаханному, заваленному трупами, похожему на бойню под открытым небом. Мертвые лежали неподвижно, но вокруг них корчились, ползали и стонали десятки, сотни раненых, пронзенных копьями и стрелами или порубленных мечами; они молили смерть поскорее прийти за ними, а жизнь между тем вытекала из них вместе с кровью. Я заметил галла, стоящего на четвереньках и выкашливающего кровь, и еще одного, сидящего на земле и пытающегося засунуть кишки обратно во вспоротый живот. Некоторые стенали, держась за обрубки, оставшиеся от их рук. Между мертвыми галлами валялись мертвые или смертельно раненные кони. В некоторых местах трупы громоздились кучами вокруг сраженного вождя или командира, тела воинов, до конца оставшихся верными своему господину. Казалось, мне целую вечность придется пробираться через это ужасное место, но в конечном итоге я выбрался оттуда и увидел ряды красных щитов, движущихся впереди, – наши воины, центурия за центурией перемещались влево, готовясь ударить римлянам во фланг. Я улыбнулся, разглядев длинные черные волосы, выбивающиеся из-под стальных шлемов. Германцы Каста поддерживали железную дисциплину, но все равно выглядели как варвары, нарядившиеся в римские одежды и доспехи. Те, кого Каст поставил центурионами, заметили меня первыми, но не стали ничего предпринимать – они достаточно часто видели меня в своем лагере и знали, кто я такой; или по крайней мере узнали моего белого коня.

Каста я обнаружил сидящим на табуретке. Рядом с ним стоял хирург, накладывая повязку ему на голову. У его ног лежал шлем, в котором виднелась большая дыра. Ганник с озабоченным видом наблюдал за действиями хирурга, маленького тощего человечка в простой серой тунике с большой полотняной сумкой, висевшей на плече. Тот закрепил повязку, обследовал Касту глаза и провозгласил: «Будешь жить!» После чего отправился осматривать других раненых. Каст заметил меня и встал, а я спешился и подвел Рема к нему. Мы обнялись, и я пожал руку, протянутую Ганником.

– Рад видеть тебя почти целым, мой друг, – сказал я и улыбнулся.

Он скривился от боли.

– Один галл чуть не снес мне голову своим топором. Я, правда, успел распороть ему живот. Где твоя конница?

– С полмили отсюда. Они сейчас не нужны, да и лошади в запале.

– Это неважно, мой господин, – сказал Ганник. – Ты помог остановить их, а потом дал нам возможность атаковать. После этого нам оставалось лишь давить на них и разить всех, кого только можно.

– Верно, – кивнул Каст. – Им бы следовало сидеть за своими кольями. А они полезли в атаку. И когда мы их остановили, оставалось только аккуратно и неспешно бить и резать их на части. Зрелище было весьма приятное, уж я-то знаю, я все время был в передних рядах.

Я отпил воды из фляжки, предложенной Ганником.

– Могу себе представить. А Нергал где?

– К нам приезжал Спартак и велел ему со всеми твоими лучниками переместиться на другой фланг, когда понял, что здесь мы уже одержали победу. – Каст оглянулся назад, на своих людей, которые шеренга за шеренгой проходили вперед, держа в руках дротики и прижав к телу слева щиты. – Ну, теперь осталось совсем немного.

Каст поднял с земли свой шлем и скривился от боли, натягивая его на голову поверх повязки. Затем он сжал мне руку:

– Ну, еще увидимся!

– Береги себя, Каст! И ты тоже, Ганник!

Они улыбнулись и направились к своим людям. Издали по-прежнему доносились крики людей и звон оружия, подтверждая, что битва не закончилась, и схватки еще свирепствуют.

Сражение вступило в финальную кровавую фазу: легионы Каста врубились в левый фланг римлян, заходя в тыл вражескому войску, которое уже было на грани разгрома. Наши воины устали, но уничтожение галлов на правом фланге открыло у них второе дыхание, они уже чувствовали вкус победы. Один германский легион, тот, что оказался ближе всех к римлянам, резко развернулся налево, во фланг римскому боевому порядку, который еще сдерживал наступающих на него с фронта фракийцев. Но сейчас его атаковали одновременно с фронта и с фланга, и римляне ничего не могли поделать против других легионов Каста, которые ранее бились с галлами, а теперь наступали на них и заворачивали влево, заходя им в тыл. Римлян постепенно и неотвратимо оттесняли влево, к их собственному правому флангу, где против войск Афрания стояли галлы. И этих галлов, которые по-прежнему укрывались за рядами кольев и представляли собой открытую цель, сейчас расстреливали мои лучники. Они, возможно, смогли бы выдержать короткий интенсивный обстрел, но под непрерывным потоком стрел выстоять было невозможно. Афраний отвел своих людей назад, где они закрылись щитами, выставив их перед собой и над головами – больше он атак не предпринимал, – и они теперь стояли в безопасности, недоступные для вражеских снарядов – брошенных топоров, копий, снарядов из пращей, случайных стрел. Наших же лучников он вывел вперед, поставив их сразу за спинами испанских когорт, откуда они теперь стреляли по неприятелю.

Я отдал Рему последние остатки воды из своего меха и отправился обратно к подразделениям Буребисты. Когда я до них добрался, то увидел, что многие лежат на земле, положив рядом снятые с коней седла. Вокруг них был выставлен защитный кордон из конников, чтобы предупредить о возможной атаке противника, но вблизи не было видно никакой римской конницы; я вообще за весь день видел всего нескольких вражеских всадников. Резус, Буребиста, Гафарн и Галлия стояли сбоку. Было заметно, что мужчины уже воспринимали ее присутствие как должное. Ее отвага и доблесть в бою явно завоевали их сердца.

– Всем командирам сотен собрать и построить своих людей! – приказал я, подъезжая к ним.

Буребиста отдал соответствующие распоряжения своим командирам, и те разъехались. Галлия тоже уехала.

– Что нового, господин? – спросил Буребиста.

– Бой идет хорошо, – ответил я. – Нам нужно сделать еще одно усилие, помочь нашим товарищам, что бьются в пешем строю.

На его лице появилось озабоченное выражение:

– Лошади устали, мой господин, да и люди тоже.

– Знаю, но в атаку мы больше не пойдем. Задача другая: раскинуть пошире сети, чтобы поменьше рыбок успело удрать.

– Не понял, господин?

– Ничего, Буребиста, скоро все прояснится.

Я выехал перед фронтом тысячи всадников – это было все, что у меня осталось, поскольку мы потеряли две сотни убитыми и еще три ранеными. Плюс к тому десятки убитых и раненых коней. Раненых оставили позади, велев идти к фургонам, где им окажут помощь. Раненых лошадей тоже оставили на попечение ветеринаров. День клонился к вечеру, жара постепенно спадала, хотя было все еще очень тепло. Мы все покрылись пылью и грязью, пропитались потом. День выдался длинным и тяжелым.

Мы двинулись вперед одной мощной колонной, пять сотен, одна рядом с другой, каждая в две шеренги; остальные пять сотен следовали сзади. Шли неспешным аллюром, кентером, давая коням возможность сберечь остатки сил, но, когда выехали к тылам все уменьшающегося войска противника, я увидел, что центурии Каста идут туда же, заполняя пространство перед нами. Мы двинулись вперед, в сторону канала, который противник использовал в качестве опорного пункта у себя на правом фланге. Наших войск здесь не было, но когда мы построились в боевой порядок в нескольких сотнях футов позади галлов, я услышал жуткий грохот и рев, доносящийся из их рядов. Рассмотреть, что там происходит, я был не в состоянии, все закрывали тучи пыли, но, как я понял, там шла какая-то схватка. Я дал сигнал двигаться вперед, и мы шагом направились на галлов. Когда мы сблизились с ними, я рассмотрел, что на земле прямо перед нами лежит множество тел, а многих других уносят на носилках, или они, хромая, сами уходят в тыл, раненые. Их были сотни, может, даже тысячи, и когда они нас заметили, то разразились жалобными и трагическими воплями. Я присоединился к Буребисте и сделал знак Галлии присоединиться к нам. И дал сигнал к атаке.

Наша атака провалилась.

Лошади, уже вымотанные многочасовым боем, не слушались всадников, да те и не особенно их понукали; я и сам понял, что Рем сильно устал и вспотел, а мне вовсе не хотелось рисковать, чтобы окончательно запалить его, пусть даже во имя славы. Мы неспешно подобрались к галлам, которые успели создать импровизированную линию обороны, выставив вперед щиты и копья и прикрыв своих раненых. Мои конники замедлили ход, а затем остановились в сотне футов от выставленной ими стены из дерева и стали. Мы, правда, нанесли им кое-какой ущерб, поскольку Галлия и ее женщины выпустили по ним свои последние стрелы, да и я тоже, так что через несколько минут еще больше врагов уже лежало мертвыми под стеной из щитов. Ничего больше мы сделать уже не могли. Я дал команду отступить, и мы шагом отошли на безопасное расстояние вне зоны действия луков или пращников неприятеля, которые еще могли у него оставаться.

Ждать пришлось недолго. Римские легионы, продолжавшие стойко сражаться и соблюдать боевой порядок, тем не менее продолжали под напором нашей пехоты отступать вправо, к каналу. Сквозь пылевую завесу, которая постоянно поднималась из-под ног и копыт, я с трудом разглядел галлов, которые медленно смещались вправо от нас. А слева появились несколько наших свежих когорт – воины Каста, построенные по центуриям, постепенно охватывали толпу галлов. Два римских легиона оказались окружены с трех сторон, с фронта, слева и справа. Интересно, сколько легионеров еще оставалось в живых? День клонился к вечеру, солнце уже начало смещаться к западу, но было еще очень тепло и не совсем ощущалось ветра. У меня жутко пересохло во рту, а язык, казалось, страшно распух. Глаза щипало от стекавшего в них пота. Я стащил с головы шлем. Его кожаная подкладка была насквозь мокрая, а волосы прилипли к черепу. Рядом возник Буребиста:

– Ты не ранен, господин?

– Нет. Вели людям спешиться и отдать коням всю оставшуюся воду. Больше ничего делать не нужно.

– Мне очень жаль, что мы их не одолели, господин.

Я протянул руку и положил на его плечо:

– Это полностью моя вина.

Наше участие в битве уже закончилось, но я еще не понял, что скоро закончится и сама битва. Наше войско теснило противника к каналу, и ряды галлов окончательно расстроились и смешались, поскольку до них наконец начало доходить мрачное осознание того, что их разгромили. Римляне же, следует отдать им должное, бились и погибали, не теряя боевого порядка, правда, одна или две центурии попытались сбежать. Это не принесло им успеха, поскольку они лишь ввалились в давящуюся толпу тех, кто пытался перебраться через канал. Этот канал избрали опорной точкой для их правого фланга, потому что он был широк и с крутыми склонами, а поскольку стояло лето, то почва там высохла до каменной твердости. Люди прыгали и скатывались вниз, ломали ноги и руки о его твердое дно. Сотни воинов скатывались вниз, падая на тех, кто спрыгнул туда секундой раньше, и вскоре там образовалась бьющаяся в корчах и извивающаяся масса переплетенных тел, вбившаяся в дно канала. Некоторые счастливцы ухитрились бежать, высвободившись из этой дикой мешанины тел, и затем уйти, убежать или прохромать по дну канала на север. Не знаю, сколько времени им придется так брести, канал тянулся на многие мили.

Оставшиеся центурии римлян тем временем побросали оружие и подняли руки, моля о пощаде. Наши войска, по большей части фракийцы и германцы, которые с ними сражались весь этот долгий день, тоже были вымотаны и, вероятно, рады перестать рубить и колоть. Римлян повели в наш тыл ожидать решения Спартака об их дальнейшей судьбе. Афраний оказался не столь милосерден. Когда противостоявшие ему галлы, весь день подвергавшиеся непрерывному массированному обстрелу из луков, смешались и побежали, он приказал своим людям свалить и срубить колья, выставленные между ними и противником. А когда это было сделано, бросил свои центурии вперед. Единственными, от кого они встретили какое-то сопротивление, оказалась тоненькая шеренга галлов, пытавшихся прикрыть отступление своих товарищей. Их перебили за считаные минуты, и тогда все когорты испанцев понеслись вперед, рубя всех, кто им встретился на пути. Через пятнадцать минут они соединились с людьми Каста, и битва закончилась. Но не резня.

Я приказал своим конникам снова сесть в седло, построиться по сотням, и мы двинулись вперед, чтобы оказать нашим всю требуемую помощь. Я нашел Ганника, всего в крови и страшно усталого, на ходу совещавшегося со своими командирами когорт. Он поднял руку, увидев меня.

– Ты живой, Ганник? А где Каст?

Он хлопнул одного из своих командиров по спине и распустил остальных.

– Он тоже цел. Они со Спартаком разбираются с пленными.

– У нас имеются пленные?

– Как только мы сломили сопротивление левого крыла и окружили их, они сразу утратили весь боевой дух, особенно после того, как пал командир. Мы отрубили ему голову и забросили ее в римские ряды. Я считаю, что их там, должно быть, четыре или пять тысяч. Все римляне.

Итак, губернатор Мутины погиб. Я надеялся, что вождь Амбиорикс тоже лежит где-то среди мертвых.

Звуки боя все еще доносились со стороны канала, до которого было с полмили. Ганник снял шлем и вытер тряпкой лицо.

– Там все еще дерутся. Видимо, зажали каких-то галлов.

– Поеду туда, погляжу, может, мы сможем чем-то помочь, – сказал я. – Ты побереги себя, Ганник.

Он улыбнулся:

– Ты тоже, Пакор.

Я двинулся во главе конницы туда, где воины Афрания добивали последних галлов. Большую группу галльских воинов окружили его воины в трех сотнях шагов от канала. Сейчас они сейчас стояли, сплотившись плечом к плечу, сомкнув щиты и выставив копья. Галлы выстроились большим четырехугольником, в центре которого почти не осталось пустого пространства, лишь масса усталых воинов, по большей части с обнаженными головами, мрачно ожидающих смерти. Со всех четырех сторон против них выстроились когорты Афрания, а позади стояли мои лучники. Я заметил Годарза и подъехал к нему. Спешился и обнялся с ним, а его лучники, увидев своих товарищей-конников, приветствовали нас радостными криками.

– Рад тебя видеть, принц.

– Я тоже, Годарз. Денек выдался тяжелый!

– Да, и впрямь тяжелый.

– А где Нергал?

Годарз махнул рукой в сторону севера.

– Афраний послал его в сторону каналу. Там полно убегающих галлов. Теперь уже мертвых галлов, надо полагать.

Я посмотрел на квадратное оборонительное построение галлов:

– А там что происходит?

Годарз сплюнул на землю.

– Мы сумели захлопнуть этих в мышеловку, и теперь Афраний решает, что с ними делать. Там их, кажется, от трех до четырех тысяч.

Внезапно рядом появился сам Афраний и улыбнулся, увидев меня:

– Великая победа, Пакор! – он поклонился мне. – Я послал Нергала на север, чтобы перебить всех галлов, что в канале. Твои люди прекрасные лучники!

– Конечно, – ответил я. – Их же парфяне учили! – я мотнул головой в сторону окруженных галлов. – Ты что, пытаешься убедить их сдаться?

Афраний, кажется, пришел в ужас:

– Ну уж нет! Мы послали к ним человека под флагом перемирия, но они зарубили его! Они весь день простояли за этими проклятыми кольями! И только когда все остатки их войска оказались окруженными, они дали сигнал к отступлению. После чего нам пришлось поспешно срубать и вытаскивать все эти колья. Галлы-то думали, что это нас задержит достаточно надолго, чтобы они успели убежать. Но они ошиблись.

Я снова посмотрел на галлов.

– И в самом деле, ошиблись. Ты не видел среди них вождя?

– Вождя?

– Ладно, неважно. Это такой тип, который платит другим, чтобы те делали за него всю грязную работу.

– Как только мои люди займут позицию, мы их всех перебьем, – заявил Афраний.

Я повернулся к Годарзу:

– У твоих людей много стрел осталось?

Он пожал плечами:

– Может, по десятку у каждого или около того. Нам нынче много пришлось стрелять.

Я обернулся к Афранию:

– Пусти Годарза вперед, пусть он их сначала немного проредит, – и добавил, уже обращаясь к Годарзу. – Можешь израсходовать все стрелы. Мы всегда можем изготовить новые.

Я положил руку на плечо Афрания:

– Отличная работа!

Он радостно просиял, а я влез в седло Рема.

– Годарз, когда все будет кончено, оставайся здесь. Я же хочу отыскать Нергала, – и, посмотрев на небо, которое уже начинало темнеть, добавил: – Вернусь еще до полуночи.

Мы направились на север параллельно ирригационному каналу, а позади нас уже раздавался свист от стрел, вспарывающих воздух, а следом за этим вопли и крики поражаемых ими галлов. Спешить теперь было незачем, так что мы ехали неспешной рысью, продвигаясь вдоль канала. Подобно большинству построек римской работы, он был идеально прямым. Я ехал в нескольких футах от его края, Галлия следовала рядом, а ее женщины, Гафарн и Буребиста, рысили позади нас, и за ними двигались их сотни. Сам канал был заполнен мертвыми галлами, сраженными лучниками Нергала. Мы проехали по меньшей мере полмили, прежде чем наткнулись на первую группу людей, сотню из его драгона, которая направлялась обратно к полю сражения. Они приветствовали нас, когда мы сблизились, и я поговорил с их командиром, высоким парфянином с темным лицом и длинными руками.

– Где командир Нергал?

– Еще в полумиле дальше, принц. У нас не осталось стрел, вот он и отослал нас назад.

Я внимательно посмотрел на него:

– Ты откуда?

– Из Хатры, принц. Десять лет в войске твоего отца.

– Прекрасно! Мы с тобой еще вернемся в Хатру! А сегодня вы отлично поработали!

Он поклонился:

– Спасибо, принц!

Мы нашли Нергала в миле к северу. Он возвращался пешком во главе своих сотен и вел коня в поводу. Выглядел он усталым и был весь покрыт пылью, но радостно и довольно засиял, едва завидев нас, и остановил свою колонну. Нергал поклонился мне, и мы обнялись. Я был рад его видеть. А когда мы выпустили друг друга из объятий, к нам подлетела Праксима и обхватила Нергала руками, что вызвало у его людей взрыв радостных воплей.

– У вас тоже кончились стрелы? – спросил я.

Он показал мне пустой колчан:

– Ни одной не осталось, принц.

– У меня еще есть стрелы, милый, – заявила Праксима. – Можем вернуться и еще кое-кого перебить.

Нергал и те, кто это расслышал, засмеялись:

– Думаю, на сегодня уже хватит убивать, моя милая.

Итак, после битвы осталось то, что многие именуют полем славы и что на самом деле являлось территорией, заваленной мертвецами. Они лежали кучами и грудами, особенно там, где проходили самые яростные схватки, где воины не имели возможности укрыться от туч стрел, что дождем падали на них. Убитые галлы лежали кучами вокруг тел своих предводителей, десятки трупов окружали мертвые тела вождей. Все они погибли, когда пытались защитить своих господ. Канал, куда их воины прыгали в попытке спастись, был заполнен огромными грудами мертвых и умирающих галлов, все его дно ковром устилали трупы.

– Огромная победа, принц! – сказал Резус. – Мои поздравления!

– Спасибо, Резус.

Я посмотрел на него и внезапно понял, что он очень бледен. И тут он свалился с седла на землю. Я спрыгнул к нему и наклонился, остальные тоже спешились и сгрудились вокруг.

– Разойдитесь! – крикнул я. – И воды принесите!

Диана протянула мне свой мех с водой и опустилась на колени возле Резуса, потом осторожно подняла ему голову, чтобы он мог напиться. Он содрогнулся от боли, и я увидел, что бок у него весь в крови. Диана взяла его голову в ладони, а он все корчился от боли.

– Галльское копье, принц, – слабым голосом произнес он.

– Не разговаривай. Тебя скоро починят и залатают.

Диана смотрела на него карими глазами, полными сострадания и доброты, потом улыбнулась и дала ему еще воды.

– Спасибо, госпожа, – он посмотрел на нее. – Ты веришь в рай?

– Конечно, – ответила она.

– Я потерял жену и ребенка в эпидемии чумы несколько лет назад. И всегда надеялся, что они будут меня ждать.

Она улыбнулась ему:

– Они ждут тебя, Резус, ждут тебя в таком месте, где нет болезней и боли, а есть только любовь и счастье.

Она держала его за руку, пока Резус, храбрый фракийский воин, уходил из жизни, чтобы соединиться в раю со своей семьей. Диана закрыла ему глаза и поцеловала в лоб, а остальные опустились на колени и склонили головы. Я кивнул Диане в знак благодарности, а по щекам у меня текли слезы.

Так закончилась битва при Мутине. Теперь перед нами был открыт путь на север, прочь из Италии.

Спартак сдержал обещание.