Совершенно СЕКРЕТНО № 5/300
Перевод: Ольга Дмитриева
Художник: Михаил Златковский
Агнесс Флеминг умерла, свалившись с лестницы, и ее смерть была признана естественной. Ничего удивительного, когда восьмидесятилетняя женщина оступается и ломает себе шею. Так, во всяком случае, объяснили ее внучатой племяннице в полиции. Но Джой Флеминг продолжала твердить, что ее тетушку убили, и инспектор Вуд, плотный мужчина средних лет, понял, что так просто от упрямой девицы, которая пихала ему прямо под нос потрепанную общую тетрадь, не отделаться.
– Как вы не понимаете, они не должны были пропасть! – утверждала она. – Был целый шкаф, набитый этими тетрадками, а осталась только та, которую я взяла с собой, значит, остальные украдены.
Инспектор взял тетрадку, вяло пролистал и ничего не понял.
– Что это? – спросил он Джой.
– Роман моей тетушки, – несколько смущенно ответила та.
– Он представляет какую-нибудь ценность?
– Абсолютно никакой, – честно ответила Джой. – Агнесс была самой настоящей графоманкой и всю жизнь писала вещи, которые никогда и нигде не публиковались.
– Тогда что вас смущает? – с трудом подавив зевок, спросил Вуд.
– Видите ли, – начала Джой, – две недели назад я собственными глазами видела шкаф, набитый этими тетрадками, – а после смерти Агнесс он был пуст.
– Они могли кому-нибудь понадобиться?
– Только для растопки, – махнула рукой Джой, – добровольно можно прочитать не более пяти страниц. Типичные готические романы с привидениями, разрушенными замками, подземельями и родовыми тайнами. Я пролистала их только потому, что обещала напечатать к Рождеству несколько вещиц в моем журнале.
Вуд насторожился, так как имел печальный опыт общения с журналистами и знал, что отделаться от них практически невозможно.
– Вы считаете, что вашу тетушку столкнули с лестницы? – устало спросил он.
– Да, и сделали это совершенно сознательно: у старых женщин очень хрупкие кости и вполне можно было предположить, что она умрет от падения.
– А кто мог желать ее смерти?
– Понятия не имею, Агнесс жила очень уединенно и кроме меня ни с кем не общалась. Но последние три года она рассказывала мне о некоем таинственном мужчине, которому очень нравились ее романы. При этом ни за что не хотела называть его имя и говорила, что это ее маленькая тайна.
– А он существовал в действительности?
– Не могу сказать наверняка, – пожала плечами Джой, – у тетушки было очень богатое воображение. И тем не менее вы, наверное, обратили внимание, что на сушилке в кухне лежала форма для кекса, а в вазе стояли ее любимые нарциссы. А это означает, что тетушка принимала гостей, а они знали, какие цветы она любит! Поклонник был, инспектор!
Вуд вздохнул. Он был вынужден признать, что настырная девица в чем-то права.
– Я обещаю, что займусь вашим делом и дам знать, когда выясню что-нибудь новое, – сказал Вуд.
И Джой, понимая, что большего она сейчас не добьется, покинула кабинет.
Выйдя из полиции, она двинулась к дому Агнесс, размышляя по дороге, кто мог желать несчастной старушке зла. Агнесс была совершенно безобидна. Тихая, робкая, она проработала всю жизнь помощником дантиста и нигде, кроме работы и своего крошечного домика, который завещала Джой, не бывала. Путешествия, развлечения и даже любовь Агнесс находила в фантазиях, которые изливала на бумагу. Обещание опубликовать ее произведения Джой дала из сострадания, когда в один несчастливый вечер тетушка стала сокрушаться, что жизнь прошла, а ничего так и не было опубликовано. Агнесс плакала и жаловалась на бездарно прожитые годы и бесталанность.
Парадоксальность ситуации заключалась в том, что двумя несомненными талантами она обладала. Агнесс прекрасно готовила и была великолепной рассказчицей. Ее устные сочинения были увлекательны и изящны, и для Джой оставалось загадкой, каким образом они становились такими невыносимо скучными после перенесения на бумагу. Зато кулинарные изделия Агнесс, ее дивные шоколадные кексы, были безупречны, и готовила она их в количестве, способном удовлетворить аппетиты целого семейства. Собственно, полное исчезновение кекса и насторожило Джой, а пропажу сочинений она обнаружила позднее. Но в тот вечер все они были на месте, так как Агнесс, продолжающая лить слезы, сама подвела Джой к шкафу и показала полки, уставленные рядами пухлых тетрадей. И Джой решила утешить старушку. Она подумала, что если из романов Агнесс сделать несколько коротеньких новелл в духе ее рассказов, то их вполне можно будет напечатать. Воображением в семействе Флемингов никто обделен не был, и Джой, увлекшись красотой замысла, соврала бедняжке (это она всегда делала легко), что месяц назад стащила у нее несколько заветных тетрадей и отдала в издательство, а там обещали, что к Рождеству напечатают. Агнесс просто сияла от счастья, и обмануть ее ожидания было жестоко. Поэтому Джой пришлось взять первую попавшуюся под руку тетрадку, чтобы сделать из нее в оставшееся до Рождества время что-нибудь достойное опубликования. А вскоре Агнесс погибла. В том, что ее убили, Джой не сомневалась, как и в том, что убийство было тщательно продумано, поскольку таинственный гость у старушки был, а кроме отпечатков пальцев Агнесс и Джой никаких других обнаружено не было. Из чего следовало, что их стерли.
Джой медленно брела по улице, на которой стоял дом Агнесс, и размышляла. Убить Агнесс мог только человек, которого она хорошо знала. Посторонних она к себе не впускала, навещала ее только Джой, так что оставался один загадочный поклонник, познакомиться с которым Агнесс могла лишь где-то поблизости от дома. Джой зашла в бакалею, аптеку и церковь, но не обнаружила там никого, подходящего на роль поклонника Агнесс, – одни женщины и старый суровый священник. Оставалось посетить только антикварный магазин. Оказавшись в большом помещении, уставленном множеством самых разнообразных предметов, Джой несколько минут побродила, прежде чем сумела вычислить среди покупателей хозяина. Это был седой импозантный мужчина. Он стоял перед старинным женским портретом, беседуя с супружеской парой, прибывшей, судя по акценту, из Австралии. Джой подошла поближе и прислушалась.
– Этот портрет мне привезли из поместья графа Фицроя, которое вскоре будет переделано под санаторий. Он принадлежит кисти Маркуса Геррарда-младшего, художника эпохи Тюдоров.
Пара не выразила особого энтузиазма, но хозяин магазина знал свое дело.
– Не буду вас обманывать, ценность этой картины заключается не столько в мастерстве художника, сколько в удивительной истории, связанной с изображенной на нем леди. Обратите внимание на васильки, вышитые у ворота, корсажа и по подолу. Видите, какого они необычного цвета?
– Действительно, они бледно-зеленые, мистер Дарем, – произнесла дама и, сверкнув бриллиантами на пальцах, надела очки.
– Совершенно верно, – ответил Дарем, – и в этом прелесть данного произведения. Картины с историей имеют особую ценность, а эта просто великолепна. Васильки на портрете позеленели от страха за оригинал – графиню Кэтрин Фицрой, когда неожиданно вернувшийся с охоты супруг обнаружил ее в объятиях музыканта. Прелюбодеи были тут же сброшены в колодец замка, а цветы сохранили зловещий зеленый цвет навсегда, чем собственно и прославился портрет.
Женщина ахнула и начала что-то быстро шептать своему спутнику.
Дарем тем временем провел их к следующему полотну.
– Эта вещь была написана раньше, в пятнадцатом столетии, и качество живописи хуже, но зато история картины романтичнее. Здесь изображены супруги Морленды, держащиеся за руки, а на заднем плане можно увидеть пруд, в котором резвятся две золотые рыбки. Карп изображен и на гербе в правом углу картины. Морленды утверждали, что ведут свой род от феи Мелюзины, древней речной богини. И по легенде, во время одного из штурмов замка, когда ситуация стала безнадежной, супруги, взявшись за руки, выбросились из башни в пруд, но, вместо того чтобы погибнуть, превратились в золотых карпов. С этого времени вплоть до девятнадцатого столетия, пока род Морлендов не угас, никто из его членов не ел рыбы.
Джой просто застонала от восторга, услышав эту историю, и отвернулась, чтобы ее веселье не обидело мистера Дарема и австралийцев, застывших в благоговейном молчании. Оставив их, Дарем перешел к другим покупателям. Им он поведал историю небольшой старой статуи, которая оживала по ночам и бродила по замку, пугая гостей. Акцент делался именно на гостях, из чего следовало, что хозяева, привыкшие к экстравагантному поведению скульптуры, просто не обращали на это внимания. Дарем дружески похлопывал статую по плечу, как бы доказывая, что ее будущим владельцам не грозит ничего неприятного, напротив, их ожидает зависть всех друзей и знакомых, не имеющих подобного феномена в доме.
Нелепость историй Дарема была очевидна – тем не менее они имели коммерческий успех. Австралиец выписал чек, а за статую расплатились наличными, и это навело Джой на вывод, который многое объяснял. Она тихо выскользнула за дверь, прошла в сквер неподалеку и села на скамейку. Прежде чем начать действовать, надо было собраться с мыслями.
Но долго предаваться раздумьям не удалось. Джой увидела юную мулатку, которая робко вошла в магазин. Девушка явно не относилась к покупателям, что подтвердилось, когда она очень быстро вновь появилась на улице, утирая слезы. Джой последовала за ней и, спросив, не может ли помочь, легко ее разговорила. Информация, полученная от юной Аны (так звали девушку), оказалась поистине бесценной. Ана готовила и убирала у Дарема в доме и пришла в магазин за ключами, которые забыла захватить с собой. Слезы вызвал не только жестокий нагоняй от хозяина, но и жалость к себе. Ана поведала, что работает у Дарема всего два месяца и уже ищет другое место, так как скупость антиквара оказалась странной даже для девушки из трущоб Сан-Паулу. С темпераментом истинной бразильянки она описала экономию Дарема на продуктах и средствах для уборки, и один из приведенных ею примеров заставил Джой остановиться и схватить Ану за руку.
– Какой кекс? – слабым голосом спросила она.
– Шоколадный, – с удовольствием повторила Ана, – принес откуда-то, держит уже две недели в морозилке и мало того, что ест сам, но еще и угощает этой заледеневшей гадостью мистера Хакли, художника, который продает ему картины.
Девушка оказалась не только темпераментна, но и наблюдательна и, когда Джой попросила ее описать эти картины, легко и живо передала их сюжеты, похожие на сцены из готических романов. Джой сразу же вспомнила произведения искусства из антикварного магазина и поняла – Дарем заказывал Хакли картины, которые продавал как старинные.
Инспектор Вуд выслушал взволнованную речь Джой без особого восторга.
– Мисс Флеминг, все, что вы мне рассказали, безусловно, интересно, но не считаю приведенные доводы убедительными.
Джой не сдавалась.
– Послушайте. Все очень просто. Дарему нужны были сюжеты, так как произведения искусства «с историей» стоят дороже и продаются лучше. Каким-то образом он вышел на Агнесс, и она стала бесплатно и с удовольствием дарить ему сюжеты, причем чем фантастичнее они были, тем больше им верили и тем лучше продавались подделки. Все шло хорошо, но тут вдруг возникла я со злосчастной идеей опубликования романов Агнесс. Та поделилась радостью с Даремом, и он испугался, что кто-то из его обманутых клиентов прочтет и обнаружит, что его обвели вокруг пальца. Разоблачение грозило тюрьмой и разорением, поэтому Дарем решил убрать Агнесс и уничтожить ее романы, все до единого… или сохранить, чтобы и далее черпать из них сюжеты. Во время очередного посещения Агнесс Дарем столкнул ее с лестницы, взял тетради да еще и прихватил кекс!
– Это, конечно, определяющая деталь, – усмехнулся Вуд.
– Она характеризует преступника как личность, – мрачно возразила Джой.
– Все, что я услышал, – только догадки, – сказал Вуд – и у нас нет ничего против Дарема. Он скажет, что все истории придумывал сам, так же как и сам испек это кулинарное изделие. Вот если бы у нас были тетради, да еще с отпечатками пальцев Дарема…
– Они будут у вас, инспектор, – решительно сказала Джой, – и с кексом в придачу.
– Сегодня мой хозяин был страшно испуган, – сообщила Ана, с которой у Джой завязались самые дружеские отношения. – Хакли увезли в больницу, и он отдал там концы.
– И чего же испугался твой хозяин? – живо поинтересовалась Джой.
– Что Хакли убили неведомые враги, – засмеялась Ана, – наверное, те, кого он обдурил с картинами. Сообразительность Аны была эквивалентна ее наблюдательности, и Джой решила открыться. Она честно рассказала Ане о том, что использовала ее в своих интересах, чтобы доказать виновность Дарема в убийстве, попросила помочь в этом, а со своей стороны обещала оказать помощь в поисках работы, достойной способностей девушки. Ана не колебалась ни минуты и, сказав, что наказать подобного типа – дело святое, передала Джой ключи от дома Дарема. Все шло прекрасно, кроме одного. Ана предупредила, что антиквар имеет привычку появляться в самое неожиданное время. Но выхода не было, Джой решила рискнуть и в полдень следующего дня стояла в холле его дома. Мебели в комнатах было немного, что сильно облегчало задачу поисков, но они и не понадобились. Тетради Агнесс лежали под кроватью, а остатки кекса бережно хранились в морозилке холодильника. Джой сразу же узнала его по ягодам клюквы, которыми тетушка имела обыкновение украшать свои десерты. Джой вытащила тетради и пошла в холл за рюкзаком. По дороге она зашла на кухню за кексом и, пока шла обратно, то к своему ужасу услышала щелчок открывающегося замка, а через несколько секунд Дарем собственной персоной стоял у входа в холл. Увидев Джой с кексом в руках, он замер. Ситуация была необъяснимой. Джой, вполне респектабельная на вид особа, не напоминала воровку, да и добыча была весьма странной.
«Интересно, Агнесс рассказывала, обо мне? – подумала Джой, чувствуя дрожь в конечностях. – Даже если не говорила, то он мог видеть мою фотографию. Если сейчас вспомнит ее, то сразу же сообразит, зачем я здесь, и тогда наверняка попытается убить. Что же делать?» Она попыталась взять себя в руки и не поддаваться панике.
Дарем продолжал молча смотреть на нее. И Джой решилась.
– Я – Кэтрин Фицрой, – отчеканила она.
– Кто?! – Дарем удивленно поднял брови – по его данным, все представители этого аристократического семейства умерли еще в девятнадцатом столетии.
– Последняя из рода, – любезно пояснила Джой, усаживаясь в кресло и указывая Дарему на сиденье рядом.
– И что вы здесь делаете? – Дарем послушно сел и, видимо, был настолько ошеломлен происходящим, что даже не поинтересовался, как Джой проникла в его дом.
– Пытаюсь узнать, как вы посмели раскрыть нашу семейную тайну!
Дарем не стал спрашивать, какую именно тайну. Историю о позеленевших от ужаса васильках Фицроев он рассказывал не один раз, а эффект неожиданности не позволил ему вспомнить, что вся эта история – от начала до конца выдумка.
Джой решила закрепить успех.
– Вы осквернили память моих предков и должны поплатиться за это! – величаво произнесла она, поднялась со своего места и, так и не выпустив из рук кекс, стала спиной потихоньку пятиться к двери. Ни о каких тетрадях она уже не думала. Главное было – успеть убежать до того, как Дарем придет в себя и начнет трезво мыслить.
Но Дарем вдруг поднялся и, глядя на кекс, который Джой продолжала сжимать в руках, стал бледнеть, постепенно приобретая цвет злосчастных васильков.
– Я все понял.
«Догадался!» – подумала Джой и стала прикидывать, успеет ли она высунуться из окна и позвать на помощь, но дальше произошло нечто, напоминающее сцены из романов Агнесс.
– Это вы убили Джорджа Хакли! – обличающе произнес Дарем. – А это, – он указал на кекс, – орудие убийства.
Джой понимала, что спорить не в ее интересах, и медленно, так как ноги ее дрожали, продолжила путь к выходу. Но у двери она остановилась и, мстительно прищурившись, сказала:
– Вы правы, мистер Дарем, этот десерт – орудие возмездия. Но яд был положен давно, просто на вас он действует медленнее, чем на Хакли. Я пришла для того, чтобы забрать с собой улику. И вы умрете, – Джой посмотрела на часы, словно сверяясь, – не позднее чем через три часа.
Произнеся эти слова и в полном противоречии с ними, Джой швырнула кекс в голову Дарема. Бросок оказался на удивление метким. Последнее, что она увидела, пулей вылетая за дверь, – это как Дарем с грохотом свалился на пол.
Нельзя сказать, чтобы вызов в полицию на следующий день был для Джой полной неожиданностью. Дарем наверняка уже сообщил о ее визите, и Джой очень живо представляла, как сейчас ее арестуют за незаконное проникновение в дом. Но инспектор Вуд был исполнен благожелательности и дружелюбия, и ничто не указывало на то, что Джой прямо сейчас отправят в камеру.
– Я обещал, что сообщу вам, когда обнаружится что-то новое в деле о смерти мисс Агнесс Флеминг, и должен признать, что вы оказались правы. Тетради мисс Флеминг с отпечатками пальцев Дарема были обнаружены в его доме, как и кекс. Он лежал рядом с телом.
– Ччччьим телом? – заикаясь спросила Джой.
– Дарема, – спокойно пояснил инспектор, – он умер от удара.
– Кого-нибудь подозревают? – робко поинтересовалась Джой, теперь уже представив, как ее осуждают за преднамеренное убийство кексом.
– В чем? – рассмеялся инспектор. – Дарем умер от апоплексического удара, вызванного, как предполагают врачи, сильным душевным потрясением. Тело обнаружил сотрудник магазина, обеспокоенный отсутствием хозяина. Он пришел к нему домой и вызвал полицию. В холле стоял большой рюкзак. Видимо, Дарем собирался бежать, но не успел.
– Да-да, – рассеянно кивнула Джой, чьи мысли были уже далеко от полицейского участка. Она прикидывала, хватит ли денег от продажи домика Агнесс на открытие небольшой кондитерской, куда она пригласит работать Ану. В этом заведении будут выпекать и продавать традиционные английские сладости и среди них, разумеется, шоколадные кексы. А в центре, за стеклом, можно будет поместить кусочек этого кулинарного изделия, про которое станут рассказывать увлекательнейшую детективную историю.