Как любого ребенка, Нергала интересовали игры, а не заутреня в церкви

И возможно, он не отказывал себе в рюмочке.

Когда ты в последний раз был на исповеди?

Не знаю. Не помню. Сто лет назад.

Ведь каждый польский ребенок был на исповеди!

Мне было тогда лет четырнадцать. Я готовился к таинству миропомазания, которого так и не получил. Сбежал. По собственной воле сбежал из этого вертепа. Религия меня словно тормозила. Там дурно пахло. Ощущение смрадности возникло еще тогда, когда я считал себя католиком. Был такой период. Правда. Эго был скорее импульс, чем вера. И его не сопровождало ничего глубокого. Я был ребенком, меня интересовали игры, а не заутреня в церкви.

Сосредоточься, может, вспомнишь, как в последний раз исповедовался в грехах?

Нет. Помню только, что чувствовал, приближаясь к исповедальне. Стоишь, ждешь своей очереди, а вокруг холод и грусть. Я это ненавидел. До сих пор помню. Снаружи костелы могут быть красивыми, но все равно внутри — тоска и холод.

Дарский убежал перед намазом, а небо даже не заплакало…

Наверное, твое рождение было каким-то особенным.

Ничего особенного, кроме того, что я родился в больнице Гдыни, хотя моя семья жила в Гданьске. Все было обычно. Не явились трое волхвов, ни одна звезда не засияла. Это было обыкновенное, неприметное рождение. Таким же было и мое детство. В типичной польской семье.

Адам — это такое хорошее библейское имя…

Нехорошее.

В семье важны были традиции?

Как декорации. Крест на стене висел, праздничные гимны пелись, но я чувствовал, что это только украшательства. Был какой-то диссонанс между тем, что на стенах, и тем, что происходило на самом деле. Мой отец был партийным [ПОРП]. Я видел, как он пытается найти компромисс между своим мировоззрением и традициями. Он сохранял видимость религиозного человека, на все праздники ходил в костел, но коленей никогда не преклонял.

А мама?

Мама придавала большое значение религии, но я не думаю, что она была глубоко верующей. Может, это и обидно, но я видел это… Хотя был у нее в жизни такой период, когда она искала помощи у бога. Мне было восемь лет, моему брату Павлу — шестнадцать. Как-то раз он принес домой неразорвавшуюся гранату. У нас не было компьютеров, в телевизоре два канала, вот дети и искали себе развлечение. Брат заинтересовался старым оружием. Его было легко найти — достаточно просто пойти в лес. Павел заигрался. Граната взорвалась, он надолго потерял зрение, на несколько месяцев попал в больницу. Не было известно, восстановится зрение или нет. Именно тогда мама начала молиться. Ходила в костел, просила помощи. Когда брат выздоровел, успокоилась. Не ударилась в религию. К моей и своей удаче.

Ты вспомнил о Павле. Между вами довольно большая разница — восемь лет. Какие у вас были отношения?

У нас одна мама, но не знаю, один ли у нас отец… Я шучу, конечно. Мы были полными противоположностями. Отличались друг от друга всем, начиная характером и заканчивая образом жизни. Павлу сложно было адаптироваться в обществе; он примкнул к расистской группировке и с трудом закончил восемь классов. Дальше учиться не захотел. Пошел в ремесленное училище, а потом начал работать. Его амбиции были далеки от учебы. Павла интересовали главным образом вечеринки, девушки и спорт. На чердаке он сделал тренажерный зал. Как-то раз я нашел на шкафу набор шприцов и какие-то странные ампулки. Я понятия не имел, что это такое. И только когда Павел за очень короткий срок развил впечатляющую мускулатуру, понял, для чего они. Меня же это совсем не интересовало. Жили мы в одной комнате, рядом, но не вместе. Хотя именно благодаря ему я открыл для себя музыку, изменившую всю мою жизнь…

Павел был непослушный, а маленький Адам?

Адам — наоборот. Я хорошо учился; ни дома, ни в школе со мной не было больших проблем…

…И на Пасху бегал в костел освятить куличи.

Никогда! Даже когда я считал себя католиком, костелов не терпел. Инстинктивно. Я лгал родителям. Говорил маме, что был на мессе, хотя на самом деле там не был. Приходило воскресенье, брат, конечно, исчезал куда-то с самого утра, отец уезжал на дачу, а я оставался с мамой. Когда приближалось одиннадцать, время мессы для детей, я добропорядочно выходил из дома.

И куда же ты шел?

Целая компания со двора избегала костела. В основном мы шли что-нибудь покушать. Тогда в кафетериях пекли пирожки с грибами. Вот и шли мы за пирожками и морковным соком. Еще очень часто ходили на пляж. Было близко, и мы шли пешком, валяли дурака, кидались камнями в птиц. У нас был только один час. Точь-в-точь к полудню я должен был быть дома.

И мама стояла в дверях и проверяла проповедь?

Никогда не устраивала гестапо. А вот многим моим товарищам приходилось ждать, когда с проповеди вернется кто-то из знакомых и расскажет им содержание. Меня это не беспокоило. Я не чувствовал над собой кнута, только легкое давление. Я даже не помню, как закончились эти мои воскресные вылазки. Просто в один прекрасный день я не пошел на мессу. И все. Не было никаких наказаний, карманных денег меня не лишали.

Семья почти в сборе　На первом плане дядя Клеменс.　

Это он показал Нергалу его первые гитарные финты. 　

ТРАКТОРИСТ

Как родители зарабатывали на жизнь?

Отец работал технологом кораблестроения на судоверфи имени Ленина. У него было место в конторе. Несколько раз он брал меня на работу, и там было скучно до смерти. Мама же всю жизнь проработала на подшипниковом заводе. Тоже в конторе. В молодости она хотела стать медсестрой, но когда на одном из занятий увидела кровь и потеряла сознание, отказалась от этой идеи. Богатыми мы не были, но ни в чем и не нуждались. Всегда было что поесть и что надеть. А если чего-то не хватало, то родители старались, чтобы этого не чувствовалось.

Тебя баловали?

Мне до сих пор стыдно из-за одного случая. В восьмидесятых годах на полках магазинов было пусто. Но на рынке можно было найти много интересных вещей. В Гданьске он размещался в районе Вжещ. Я любил там гулять. С родителями, а потом и со знакомыми. Как-то раз я увидел на прилавке компьютер. ZX-81, самый примитивный. Скорее калькулятор, но в игры играть можно было. После него в продажу вышли ZX-Spectrum, Atari, Commodore. Иметь такую штуку — заветная мечта каждого мальчишки. Цена меня не заботила. Родители сначала отказались его купить, потому что это была на самом деле дорогая вещь. Но они видели блеск в моих глазах. Мы попросили продавца, чтобы он пришел к нам и объяснил, как компьютер работает. Я его получил. И никогда не включал. Он просто стоял и покрывался пылью. Это были сложные времена, и деньги можно было потратить лучшим образом. Вот такими были и остаются мои родители. Исполняли все мои капризы. Им не хватало характера.

А тебе — дисциплины?

Это палка о двух концах.

В смысле?

Я очень благодарен родителям за то, как они меня воспитали. С детства у меня было право самому управлять своей жизнью. Я научился ответственности и самостоятельности. Меня не заставляли играть на пианино или ходить на балет. Языки я учил, потому что хотел, а не потому что кто-то меня заставил. Я мог заниматься боевыми искусствами, играть на гитаре. Никто ничего мне не запрещал. Наоборот, родители всегда меня поддерживали.

Родители гордятся　своим сыном.　

Фото сделано после концерта в Гданьске. 　

Тебя когда-нибудь били?

Нет. В отличие от моего брата. Он часто получал нагоняи. Во многом именно поэтому моя кожа так и осталась не выдубленной. Родители видели, что толку все равно нет. Меня они воспитывали по-другому.

Неужели ни разу не получил нагоняя?

Ну, может, раза два в жизни.

Заслуженно?

Один раз точно. Мне было шесть лет, я проводил каникулы в деревне. Дом наш стоял на пригорке, дорога от него круто шла под откос и спускалась к речке. А на самом краю стоял трактор. Я забрался на сиденье водителя, нажал сцепление и трактор поехал. Прямо к воде. Я пробовал рулить, но шансов, что маленький мальчик сможет справиться с управлением, не было. К счастью, по близости стояли мой дядя и папа. Они остановили трактор в нескольких метрах от воды. Мне тогда сильно влетело по заднице. Я два дня не вставал с кровати, так было больно.

Обижаешься на отца?

Нет. Я заслужил. Возле дороги часто играли дети. Чудом поблизости не оказалось ни одного из них. Даже сейчас я содрогаюсь при мысли о том, что могло произойти. Когда я был маленьким, я делал много глупых вещей.

Трактористом ты не стал, а как обстояло дело с боевыми искусствами?

Отец отдал меня в секцию дзюдо. Я втянулся по уши. Это стало частью моей жизни, почти такой же важной, как музыка. Была у меня еще одна страсть. Рисование. Я проводил часы, разрисовывал целые альбомы. Делал собственные комиксы. В основном рисовал сцены сражений. Всем мальчикам нравится война.

Ты играл в солдатики?

Ко мне приходил сосед с седьмого этажа, Пётрек. Мы разыгрывали масштабные сражения, бросая мячик в «войска» противника. Пётреку это удавалось лучше, чем мне. Я в основном проигрывал. Это доводило меня до белого каления.

Ты топал ногой и сметал солдатиков со стола?

Нет, но проигрыш сильно меня огорчал. Я вообще не умел проигрывать, даже быть вторым. Когда другие дети играли в футбол, я не участвовал, чтобы не проиграть, — пинать мячик у меня не получалось. Зато у меня были большие успехи в дзюдо. Я был добросовестным учеником — не пропустил ни одной тренировки. Лучший ученик в награду за успехи получал одноразовый абонемент в бассейн. И это было по-настоящему эксклюзивное развлечение. Сейчас любой человек идет, платит и плавает. А тогда на все Труймясто приходилось несколько бассейнов, куда нелегко было записаться. Я плавал каждую субботу.

БОЖЕНКА

Интересовали тебя тогда девочки?

Я быстро открыл для себя прелесть секса. Уже в детском саду. И успел сменить аж целых три.

Тебя исключили из какого-то?

Нет. Хотя мой первый детсадовский опыт довольно драматичен. Я был очень привязан к родителям и не понимал, почему мама оставляет меня в каком-то чужом месте. Я, заплаканный, стоял у окна и смотрел, как она выходит из здания. Потом закрывался в туалете и ревел дальше.

Так ты был маменькиным сынком?

Немножко. Другие дети так не реагировали. Но я в принципе ненавидел детсад. Самым ужасным были так называемые свиные котлеты. Я говорю «так называемые», потому что на самом деле они не имели ничего общего со свининой. Связки, хрящи, сухожилия, соединенные между собой кусками мяса, — и все это держалось только благодаря панировке. Такими были детсадовские котлеты. Есть это было невозможно. Проблема в том, что нам не позволяли встать из-за стола, пока что-то оставалось в тарелке…

И ты стискивал кулачки и ел?

Я пытался. Однажды я не справился. Это, наверное, самая большая травма детства. Жую я эту котлету, откусывая то с одной стороны, то с другой, а куски мяса прячу за щеками, как хомяк. В этот момент я осознаю, что у моего кишечника есть для меня важная информация. Появилась проблема. Но выйти из-за стола мне нельзя, поскольку тарелка все еще полная. Как могу, борюсь с природой, верчусь на стуле в надежде, что кто-то заметит и позволит выйти. Однако никто ничего не делает. Когда подходит на самом деле критический момент, я срываюсь с места и выбегаю в туалет. Слышу, как кто-то на меня кричит, но совершенно не обращаю на это внимания… Тебе надо узнать еще одну вещь. В этот же детский сад, в параллельную группу, ходила тогда одна блондинка. Боженка.

Первая любовь?

Все мальчики были в нее влюблены, я тоже. Чисто платонически, у меня не было с ней близкого контакта. Это была очень хорошая девочка. Спокойная, тихая и красивая. Короче, идеал. Мне нравилось на нее смотреть, этим все и ограничивалось.

И какова ее роль в истории с котлетой?

…Я выбегаю из комнаты. Бегу со всех ног. Но было уже поздно. Я даже не успел закрыть кабинку и снять штаны. Все произошло очень быстро. И вот я уже стою весь обосранный и пытаюсь вытираться бумагой. В этот момент открываются двери, я оборачиваюсь и вижу на пороге Боженку. Она смотрит на меня, я смотрю на нее. И я весь в говне. Я глупо улыбаюсь, открываю рот и прошу ее, чтобы только не рассказывала воспитательнице… Естественно, новость моментально разлетелась по всему садику. Закончилось все страшным позором и купанием в детсадовской ванне. Воспитательница держала меня за руки, как тряпку, и мыла из шланга. Я получил выговор и дополнительный тихий час в качестве бонуса. Ну, и чувство, что это моя большая неразделенная любовь настучала, что я наделал в штаны.

Так вот как ты узнал об отношениях мужчины и женщины?

Нет. Это случилось еще раньше и было гораздо приятней. Я за что-то провинился, уже не помню за что, и получил наказание. Я должен был переодеться в пижаму лежать в кровати, вместо того чтобы играть с другими детьми. Когда время моего наказания истекло, ко мне подошла учительница и сказала, что я могу встать. В этот момент я почувствовал, что встало что-то другое. Это была первая эрекция, которую я помню.

Ну а девочка, реальная, была у тебя в садике?

Я даже получил первый минет! Хорошо это помню. Девочку звали Магда, и она была не в моем вкусе. У нее был крючковатый нос и коротко стриженные торчащие волосы. Как-то раз во время тихого часа ее положили рядом со мной. Мы стали потихоньку перешептываться. И тут она сделала мне предложение, от которого нельзя было отказаться. Сказала, что полижет у меня там внизу, если и я сделаю то же самое. Мне было интересно, и я согласился. Когда она забралась ко мне под одеяло, я ничего такого особенного не ощутил…

А вторая часть сделки?

Я дезертировал. Сунул голову под одеяло, но на полпути понял, что совсем этого не хочу. Вылез обратно и с серьезным лицом сообщил, что она ничего не получит. Отвернувшись, лег спать.

Разбил девочке сердце. Когда ты вообще осознал, что это у тебя там внизу болтается?

Трудно сказать. Довольно рано. Свой первый урок сексуального воспитания я получил в восемь лет. Учителем стал друг моего брата Цезарь. Это был завсегдатай вечеринок, местный хулиган. Но со мной всегда хорошо обращался. Родителей не было дома, и мой брат устроил вечеринку. Я должен был сидеть тихо в своей комнате. Я лежал на кровати и читал, а за стеной веселье набирало обороты: сигареты, алкоголь, громкая музыка. Тут ко мне в комнату заваливается Цезарь. Садится рядом с моей кроватью и начинает пьяный монолог. Спустя некоторое время вытаскивает откуда-то кассету VHS. Он сказал, что одолжит ее и можно не спешить с возвратом, но только я должен смотреть ее, когда буду дома один. Я посмотрел на следующий день.

Это были не диснеевские мультфильмы?

Мультики там тоже были, но неприличные. Три часа жесткого порно. Я несколько месяцев не отдавал кассету. Она была очень вдохновляющей. Если бы не Цезарь, то я бы наткнулся на подобный фильм несколькими годами позднее.

Вернемся лучше в детский сад. Ты был хулиганом?

Скорее бунтарем. Строил разные планы и воплощал их в жизнь. Один раз мне даже удалось сбежать. Причина была прозаичной. Я не мог понять, почему я должен находиться в каком-то чужом месте, если дома никого нет. И я придумал план. Ничего сложного. В то время, когда мы выйдем играть на улицу, я собирался направиться прямо к калитке, обойти все препятствия и там дальше как пойдет… Так я и сделал. Воспитательница пыталась догнать меня. Она была неповоротливой и бегала неуклюже. Я без проблем добежал до калитки раньше нее.

Вот и первый прогул…

Прогуливал как раз и мой брат. Я встретил его по дороге домой. Он заметил меня, очень удивился и спросил: «Что ты тут делаешь?» Я ответил, что сбежал. Брат проводил меня домой. В тот день я уже не вернулся в садик, так что можно сказать, что план удался.

ХОТИМ БИТЬ ОМОН

За детсадом началась школа.

Я ходил в школу № 93 города Гданьска. Она находилась рядом с моим домом, метрах в трехстах. Это было очень удобно, потому что я всегда терпеть не мог рано вставать.

Ты чувствовал себя тогда не таким, как твои друзья?

Не очень. Наверное, не в то время. Я отличался только тем, что хорошо рисовал. И это имело последствия — я должен был рисовать для школьной стенгазеты.

Аттестат получил с «пояском»?

Я учился лучше брата, но не настолько хорошо.

В чем ты был лучшим?

Физкультура. Мне всегда очень нравилась физическая активность. Была для меня противоядием от тех предметов, которые я плохо переваривал. На некоторые у меня была аллергия, а врагом номер один стала математика. До сих пор им и остается. Я без калькулятора никуда.

Художник, музыкант, гуманитарий.

Такие способности появились у меня позже, в лицее. В начальной школе книги не сильно меня привлекали. Их нужно было читать, а когда что-то нужно, то это редко бывает приятно. Прошло некоторое время, прежде чем я понял, что есть такие вещи, которые можно читать по собственной воле и получать от этого удовольствие.

Тогда, может, ты хотя бы смотрел кино?

Дома имелся видеопроигрыватель. И я им пользовался. Был без ума от фильмов про боевые искусства, особенно про карате. Каждую субботу я ходил на рынок и приносил по два фильма. Они были записаны на одной кассете. Первую я купил, а потом за небольшую плату обменивал кассеты на другие. Конечно, это было кино класса Z. Дурацкий сюжет, ужасный дубляж. Но главным в нем было действие — все, что было мне необходимо для счастья.

Русский учил с удовольствием?

У меня хорошо получалось. Хотя сейчас я уже помню не много. А жаль.

Отец состоял в партии, ты жалеешь, что не выучил русский. Так, может, ты из большевиков? Не выступал против коммунизма?

Брат выступал. Меня интересовали мои друзья и игры во дворе. Я сталкивался с политикой, только когда убирался на полках Павла. Там лежали листовки и брошюры «Солидарности». Я рассматривал их — не путать с «читал». В квартире было две комнаты. В одной жили мои родители, в другой — я с братом. Иногда отец смотрел у себя телевизор, а там говорящие головы зачитывали протоколы заседаний ЦК ПОРП. В нашей комнате брат включал Perfect и объяснял мне, что chcemy być sobą [5]Строчка из припева песни Chcemy być sobą польской рок-группы Perfect
— «хотим быть собой» на самом деле означает chcemy bić ZOMO — «хотим бить ОМОН».

Брат и отец не ссорились из-за разных убеждений?

Нет. Отец не приносил политику домой. В партию вступил, но в деятельность ее не ввязывался. У него просто лежал партийный билет в кармане, и только. Павлу ничего не говорил про его взгляды. Сейчас я, конечно, понимаю, что коммунизм — это рабство, но тогда все это было мне до одного…

Рассказы брата тебя не заинтересовали?

Он был очень увлечен деятельностью «Солидарности», однако меня в этом всем больше трогали не его слова, а музыка Perfect. Звуки, которые для него были лишь носителем определенного смысла.

Так что же это была за музыка? С чего все началось?

Поначалу меня привлек просто вид парня с гитарой. Это поразило мое воображение. Меньшее значение имело то, что я слушал. Меня радовала любая музыка.

Кто-то должен был стать первым.

Не исключено, что это была группа Kombi. Тогда их крутили по телевизору очень часто. В целом, забавно то, что с Гжегожем Скавиньским, их гитаристом и вокалистом, я сейчас очень дружен. Как-то раз, выпив несколько бокалов вина, я ему признался, что очень уважаю старые вещи Kombi. Он подумал, что я прикалываюсь. Особенно Słodkiego miłego życia и Black and White засели у меня в голове очень прочно. Наверное, это сентиментально.

Сентиментальность сентиментальностью, но если бы кто-то сказал, что спустя годы ты будешь попивать с Гжегожем вино, не как фанат, а как известный музыкант, что бы ты подумал? Появлялись у тебя в голове такие мысли?

He смеши меня. Я представлял, что играю на гитаре, а на самом деле играл на палке от метлы. Но я даже и подумать не мог, что стану музыкантом. Это были обычные детские фантазии. Хотя музыка притягивала меня невероятно. Звуки были как магнит. Когда я проводил каникулы в деревне, рядом с нами жила очень музыкальная семья — проводили свадьбы. Мне нравилось бывать у них. Только для того, чтобы сесть за барабаны, взять в руки палочки или дотронуться до гитары. Инструмент был дорогой, и его сложно было достать. Для меня он был реликвией.

И как ты получил свой первый инструмент?

Это было в году 1983-м или 1984-м. Я сидел уже в пижаме и ждал, когда отец вернется с работы. Он вошел в квартиру, а в руках — гитара. Акустическое старье. Она была в ужасном состоянии, на корпусе были наклеены черные полосы, которые скрывали царапины. Гитара выглядела так, словно сейчас сломается, но для меня это не имело никакого значения. Как только ее увидел, я впал в экстаз.

Она не надоела тебе так же быстро, как твой первый компьютер?

Ни за что! Я садился на кровати и бессознательно ударял правой рукой по струнам. Каждый раз получался один и тот же звук. Под этот аккомпанемент я пропевал все песни, которые знал со школы или слышал по телевизору. Так все и началось.

Брат поддерживал твое увлечение музыкой?

Он слушал ее, но по выражению лица было видно, что ему безразлично, что это за музыка. Он любил польский рок, но на стене висели плакаты Сандры и СС Catch.

А что украшало стены над твоей кроватью?

Первыми я повесил плакаты ZZ Тор и Ex Dance. Они довольно хорошо вписались во внешний облик типичной польской комнаты того времени: две кровати, стол, над ним что-то вроде гирлянды с бахромой. Рядом со столом стояла стенка, которую украшали пивные банки, составленные башенкой.

КАИН И АВЕЛЬ

Вы часто дрались с братом?

У нас не было особенной причины, чтобы прицепиться друг к другу. Свое дело сделала разница в возрасте. В какой-то степени я его боялся. Он был старше, иногда выглядел угрожающе. Как-то раз он вздул меня так, что несколько дней у меня все болело и я ходил в синяках.

КАК КОШКА С СОБАКОЙ НО ВСЕ-ТАКИ ВМЕСТЕ

Тогда враждовали, а сейчас? «Братишка, прости, что я пытался убить тебя дротиком», — признаётся Нергал.

Без повода?　

Не совсем. Сейчас я вспоминаю это как игру, довольно трагикомичная ситуация получилась. Был у нас дома набор для дартса: дротики и мишень. Родителей не было дома, а мой брат сидел в кресле в одних трусах и читал телепрограмму. Я подумал, что будет смешно, если бросить дротик рядом с его ногой. Это должна была быть шутка. Я не хотел попасть в него. Мне казалось, что я смогу попасть дротиком в паркет. Конечно же, я промахнулся и попал прямо ему в ногу. Он закричал так, словно с него сдирали кожу. Какое-то время он скакал на одной ноге. А потом хорошенько меня отдубасил.　

Он часто ставил тебя на место?

У нас были плохие отношения, даже очень плохие. Он смотрел на меня свысока, мы практически друг с другом не разговаривали. Может, потому что родители воспитывали меня иначе. К Адаму относились нежнее. Павел мог переживать из-за этого. Его отношения с родителями тоже были напряженными. И он сломался очень быстро.　

Съехал?

Никому не сказав.

Встреча спустя годы:　Нергал и его брат Павел.　

На втором плане племянник Адама — Кароль. Он играет на гитаре и хочет стать таким, как его дядя. 　

Сбежал?

Павел развозил фрукты. В один прекрасный день мама, как всегда, приготовила ему бутерброды с собой. Он взял пакетик и вышел из дома. И не вернулся. Его друзья рассказали нам, что он уехал за границу. Увиделись мы только через несколько лет.

Ты переживал?

В конце концов, я получил отдельную комнату. И почувствовал облегчение. Все почувствовали. И родители тоже. Ситуация была на самом деле напряженная. Что-то витало в воздухе, и кто-то должен был сделать решительный шаг. С высоты лет я вижу, что Павел сделал то, что должен был. Он сделал этот шаг. Но сейчас у него очень хорошие отношения с родителями.

Вы знаете, что с ним произошло?

Через год он прислал нам весточку из Испании. Хотя сначала поехал во Францию. Там у него был какой-то знакомый. Даже выслал Павлу открытку, на которой отметил дом, где жил. Брат нашел тот дом и стал звать его. Никакого эффекта. Он там больше не проживал. Брат решил двигать дальше и попал на Пиренейский полуостров.

И как он там устроился?

Какое-то время он жил в очень тяжелых условиях, в заброшенных зданиях. Трудился на стройке, брался за любую тяжелую работу. Но головы не терял, заработанные деньги откладывал. Со временем он пробил себе дорогу в нормальную жизнь. Снял собственное жилье, встретил девушку, женился, открыл свой магазин. Он хорошо сложенный, красивый, люди его уважали, называли «варвар с севера». В какой-то мере я им восхищаюсь. Он показал мне, что такое настоящая решительность. Быть может, на мою жизнь он имел большее влияние, чем я хотел бы признать. Привил мне не только любовь к музыке.

ТОЛСТАЯ СТРУНА,

ТОЛСТЫЙ ПАЛЕЦ

Возвратимся к музыке. Долго тебе пришлось играть на «акустическом старье»?

Я замучил родителей своей игрой. Я ходил по квартире с гитарой в руках, ударял по струнам и пел. Наверное, они все-таки слышали в этих звуках какой-то потенциал. Я попросил их, чтобы записали меня в музыкальную школу. Они согласились. Но уже тогда я хотел играть тяжелую музыку. Хотел играть рок. То, что слышал по радио. В школе я разучивал Pojedziemy па tów, а дома упрашивал брата, чтобы он показал мне, как играть Lokomotyw группы Perfect. Старья теперь для меня было недостаточно. К счастью, приближалось первое причастие.

Первая «ЭЛЕКТРУХА» АДАМА

Гитара была в далеко не идеальном состоянии, но тех шести струн хватило, чтобы наполнить без остатка жизнь мальчика.

И ты получил электрогитару?

Деньги. Двадцать две тысячи старых злотых. Гитару я подарил себе сам. За тринадцать тысяч. Как сейчас помню. До сих пор ее храню. Была она кустарного производства, но походила на Fender. Я выкупил ее у Якова Дониевского, моего первого музыкального наставника. Он был самоучкой, но у него была «электрика». Он просил моего отца сделать корпус и гриф для нес (отец работал на верфи, и это было нетрудно), а все остальное закончил сам. Он же научил меня первому риффу — из песни Bez podtekstów группы TSA.

Это он показал Нергалу, как сыграть bez podtekstów группы TSA.

ФУТБОЛКА МЕТАLLIСА　и наклейка Venom на гитаре говорят о первых вдохновителях Адама　

Кто еще повлиял на твое музыкальное воспитание?

Дядя, Клеменс Ивицкий. Родня со стороны мамы была очень музыкальной. Дядя много на чем умел играть. На аккордеоне, скрипке, гитаре… Дядя показал мне, как играть вальс. Я тогда басовую струну дергал большим пальцем.

Толстая струна — толстый палец.

Вот именно. Но прежде чем ударить по струнам, гитару надо было настроить. Сам я этого сделать не мог, поэтому брал гитару с собой на уроки музыки. Вместе со мной ходила туда Селина, моя первая настоящая девушка. Тогда, конечно, еще ею не была. Однако она мне помогала. Наука ей давалась легче, чем мне. У нее были тонкие длинные пальцы…

Настраивала тебе гитару?

Я никогда не забуду ее реакцию, когда об этом попросил. В классе не было ни усилителя, ни радиоприемника. Она посмотрела на мою гитару и сказала: «Может, включим ее в розетку?»

И что ты хотел играть?

У меня мурашки бежали по спине от Perfect Stranger Deep Purple. Они вне времени. Такую музыку крутили тогда по телевизору. А я смотрел эти телепередачи в черно-белом цвете. Показывали Deep Purple, Iron Maiden. Даже в такой программе, как Wideoteka крутили только тяжеляк. Так я познакомился с WASP, Kiss, Marillion, ZZ Top. К динамику телевизора мы с братом приставляли магнитофон и записывали. Вся семья должна была сидеть тихо. Кабеля с разъемом, чтобы подключиться к телевизору, не было. Мы раздобыли его позже. О стереосистеме даже не мечтали. Такие вещи можно было видеть только в квартирах моряков и тех, кто имел доступ в Pewex. Но это не имело значения. Важно было только одно: я нашел что-то свое.

Что притягивало тебя в этой музыке?

Энергия и адреналин. Это просто. Один ребенок станет футболистом, другой — лыжником. Ну а мне нравилось тяжелое звучание. Остальное — результат совершенствования. Словно входишь в лес и с каждым новым шагом видишь, сколь много в нем разных деревьев.

Информацию из лесу не сложно было получать?

Было радио. Благодаря другу из класса, я открыл для себя программу Muzyka młodych. Эта программа была для меня откровением. Раз в неделю они пускали в эфир целые альбомы. Я сходил с ума! Каждый понедельник в 15:15, а в воскресенье в 19:10 я садился перед радиоприемником и записывал все подряд. Названия групп записывал на слух. Кшиштоф Бранковский вместе с ведущим программы Metalowe tortury, Романом Роговецким, переводили названия песен: «Группа Metalika, Кill’ет All, или «Убить их всех». Это было просвещение. Я ждал этого целую неделю. Как-то раз они пустили в программу альбом группы Kat — 38 Minutes of Life. Я сильно расстроился, потому что у меня уже был винил. Это был день насмарку! Именно по радио я услышал первый трэш-метал. Изначально он мне не понравился, был слишком экстремальным, и я должен был к нему привыкнуть. Я проходил классическую эволюцию. От хард-рока до экстрим-метала. Я жил музыкой.

Как на это реагировали старшие?

Они меня понимали. Я приходил со школы, забрасывал портфель в угол, надевал куртку… Отец — по моей просьбе, конечно, — нарисовал на ней череп и вывел надпись «Heavy Metal». Был костюм, была гитара. Я играл на ней часами. Домашнее задание меня не интересовало. Зато я писал первые песни и сочинял тексты. Одна из них носила название Kanalia. Я даже слова помню, но умер бы от стыда, если бы должен был их сейчас прочитать. Радиоприемник, который я использовал вместо усилителя, находился в большей комнате, где жили родители. Это была модель «Amator 2». Родители спокойно сидели на кухне, чтобы я мог бренчать. Сын должен был играть, необходимо было пространство. Только когда я заканчивал, они возвращались в комнату. Садились на диван и смотрели телевизор.

Ты не хотел собрать группу?

А я собрал. Из друзей. Барабанщик играл на пуфах, а единственным более-менее нормальным инструментом была моя гитара. Чужих песен мы не играли. Уже тогда хотели писать свои.

И кто был в твоей группе?

Друзья из класса. Я раздавал роли. Говорил: «Вы в моей группе. Ты будешь играть на этом, а ты — на том». Как-то раз барабанщик отстучал что-то неправильно. Я посчитал это нарушением субординации и ударил его. Он покраснел и расплакался.

Ты и в школе тоже такой был?

Я входил в компанию, которая терроризировала остальных одноклассников. Альфа-самцом был с детства. Но никогда никого не оскорблял, проблем с учебой тоже не было. Родители не возвращались злыми с родительских собраний, смысла держать меня на коротком поводке не было.

Друзья питали такую же любовь к музыке, как и ты?

В школе скорее нет. Некоторые ребята со двора любили тяжелую музыку, но никто не впитывал ее атмосферу так же сильно. Я был сам по себе. Ну, может, еще компания местных панков. Был момент, когда я довольно близко с ними сошелся. Проникся панк-роком к концу школы. Даже выглядел в соответствии с канонами. У меня были короткие волосы, а на куртке — нашивка «The Exploited». Боты себе тоже купил. Они были охрененные. Я даже кричалку помню: «Punki z Żabianki nie pija maślanki» — «Панки с Забянки не пьют ряженки».

Однако ты не стал одним из них.

Это было короткое, но увлекательное знакомство. Меня притягивала музыка, ну и, честно говоря, идеология тоже, любовь к анархии. Мы чувствовали свободу. Мы хотели свободы. Выходили за грани. Кто-то пошел дальше; Jaboleдля некоторых было недостаточно, и они нюхали клей. Некоторые шли по программе: школа, съемная квартира, семья, дети, развод, вторая жена. А мы хотели сломать эту схему. Но на первом месте был метал.

Когда ты начал слушать по-настоящему экстремальные вещи?

Меня очень сильно вдохновлял приятель со двора, Даниэль Гешанов. Мы друг друга вдохновляли. Как-то летом, после каникул, он вернулся совершенно изменившимся. До этого мы боялись Slayer, их сатанинского имиджа. Я думал, что их музыку играть невозможно, считал ее обычным шумом. Однако, возвратившись, Даниэль рассказал: «Знаешь что? Slayer на самом деле не такие злые». И я быстро признал, что он прав. Я снова и снова слушал Reign in Blood. Он был записан у меня на старой желтой кассете. И я подцепил бациллу тяжелой музыки. Она мне привилась! После Slayer пришло время Death. Даниэлю нравился Leprosy, а мне — Scream Bloody Gore. Я и сейчас часто возвращаюсь к этому альбому. Это классика жанра! Я знаю все тексты наизусть. Потом произошел эффект домино. На приморском рынке появились люди, которые на свои прилавки выкладывали кассеты. Я покупал их килограммами. Тратил все свои карманные деньги. Ты, Крис, тоже там торговал. Наверное, так мы с тобой и познакомились… У тебя я купил кассеты Hellhamer и Sepultura. Вернулся домой и включил Hellhamer. Но на двадцатой минуте музыка закончилась. Я рассмотрел кассету — это была «BASF 90». «Он обманул меня!», — подумал я тогда. Конечно же, это был мини-альбом. Но я не имел об этом ни малейшего понятия и очень расстроился. Только позже я понял, что ты не обманщик и, наоборот, записываешь эти альбомы на самых лучших кассетах.

Даже слезы наворачиваются на глаза.

Да, ты знаешь, как это было. Друзья обменивались кассетами между собой. Чтобы сэкономить, все покупали разные альбомы. Таким образом, получалось больше музыки. Так поступали и мы с Даниэлем. Еще пробовали играть вместе. Однако со временем наша дружба стала угасать. Тогда на горизонте появился Баал, Адам Мурашко.

БОГ ЗЛА

Как вы познакомились?

Вообще, знакомы мы были с детства. Были соседями. Играли вместе в чародеев. Во дворе стояла деревянная башня, там мы основали свою лабораторию. Адам всегда был сумасшедшим. Ему нравилось нарушать запреты. На глазах у друзей он съедал сырых улиток. Это впечатляло.

И у тебя есть подобный опыт?

Я целиком ел кузнечиков. Такой вот детский эмпиризм. Хочется узнать, выживет ли насекомое. Какое-то время во мне жил юный естествоиспытатель, но я экспериментировал только на червяках. Никогда не обижал животных.

Сблизила, однако, вас музыка, а не эксперименты.

В какой-то момент оказалось, что притягивают нас одинаковые звуки. Я сидел на балконе и играл на гитаре. Он окрикнул меня и похвастался, что у его отца есть настоящий Gibson. Мне стало завидно и интересно. Интриговало то, что у кого-то из соседей был интерес к музыке и имелась дома гитара. Потом я узнал, что еще у него был синтезатор марки Casio. На синтезаторе были программы ударных. «Ура! У нас есть ритм-секция!», — подумали мы. Начали собираться и играть.

Ты помнишь вашу первую песню?

Одна из них называлась Wielki Thak — «Большой Тхак». Взяли мы его из книги о Конане из Киммерии Р. И. Говарда. Очень вдохновляла меня в то время вот такая вот воинственная фантастика. Эта песня стала дворовым хитом. Каким-то образом услышали ее местные панки. Плохо поняли слова, подумали, что мы поем ««wielki tank» — «большой бак». Может, у них это ассоциировалось с пивом. Когда мы репетировали, панки становились под окном, пили и слушали нашу музыку. А мы гордились.

Где вы играли?

У меня дома. Мы проводили друг с другом много времени. Писали тексты, рисовали обложки. Только фотографий не делали, с этим было много хлопот. Баал был более экстремальным, смелым. Музыку любил такую же. Я помню его сумасшествие, когда он услышал первый альбом Deicide. Мне требовалось больше времени, чтобы освоиться.

Связывало вас что-то, кроме музыки?

Мы страшно увлекались боевыми искусствами. Хотели себя усовершенствовать.

Тренировались вместе?

У меня уже был желтый пояс по дзюдо, позже я записался в секцию вовинам вьет во дао. Это вьетнамское военное боевое искусство. Довольно опасное. Меня привлекла черная форма. Практиковались мы и с оружием. Баал занимался более медитативным тай чи. Мы объединяли свои знания и пробовали разработать собственную школу боевых искусств с названием бо да чи до. Шли в лес или к реке и придумывали новые техники. Все записывали в тетрадях. Рисовали в них позиции, добавляли подробные описания форм и ударов. Я до сих пор храню эти великолепные тома.

Нергала и Баала связала не только любовь к музыке, но и боевые искусства.　Они сами выдумывали новые техники и тщательно их описывали.

Каверов не играли, разрабатывали собственные боевые искусства…

Я всегда хотел быть творцом.

А играть вживую?

Как-то раз мы играли.

Уже как Behemoth?

Да. Сначала мы назвались Baphomet, но потом узнали, что уже есть группа с таким названием, и не одна. Стали искать новое. У Баала дома мы нашли книжку «Бог зла». Это была короткая, в несколько десятков страниц, научная работа о гностицизме. Ничего в ней не поняли, но был там фрагмент о Левиафане и Бегемоте, двух чудовищах, упомянутых в Библии в Книге Иова. Олицетворяли зло; то, что нам было нужно. Behemoth звучало почти как Baphomet… Мы хотели название на «Б», хотели быть, как язычники из Beherit и Blasphemy. Долго мы этим вопросом не задавались.

Все думают, что название взято из книги «Мастер и Маргарита».

Роман Булгакова я прочитал несколькими годами позднее. Эта книжка, конечно, гораздо лучше, чем «Бог зла», и одна из моих любимых. Но я не стал бы утверждать, что именно из нее мы взяли название.

Где вы сыграли первый концерт?

В нашей школе. Это был страшный опыт, первый рывок, преувеличенные амбиции. Слушать было нечего. Собрались все местные панки. Начали поговать, потом драться. Перед нами играла группа Herbapol. Я спел с ними две песни Black Sabbath: Iron Man и Paranoid. За день до выступления, развернувшись на крыше нашего дома, мы нарисовали логотип Behemoth на большом белом полотне. Перед самым выступлением Баал расправил его и промаршировал перед публикой. Как девушки перед боем на ринге. Уже тогда он был чуть ли не под два метра ростом, производил впечатление. Потом он положил плакат на барабаны, и мы начали молотить. Иначе этого назвать нельзя. Мы были абсолютными мастерами хаоса и какофонии. На нас были надеты майки Blasphemy, черные джинсы и белые кроссовки. В то время мы только начали отращивать волосы. Примерно также выглядели и на нашей первой фотосессии, еще в корпспэйнте.

Фотосессия к первому альбому Behemoth. 　

Так в начале 90-х зародился культ Балтийского Поморья.

Для чего его использовали?

Такая была традиция. Меня восхищала финская блэк-метал сцена во главе с Beherit, а так же греческие группы. Корпспэйнт был нашей боевой раскраской. А ведь мы и были на войне. С богом.

Но это был еще не сатанинский имидж?

К этому и пришли. Я долго склонялся в сторону экстремальной музыки, но если уж подхватил этот вирус, то уже не излечишься.

Откуда вы брали краски?

Сначала мы использовали черную гуашь.

А белый цвет?

Пользовались белой пудрой, которая очень плохо держалась на лицах. Позже мы перешли на профессиональный грим.

Кто устраивал вам фотосессии?

Один знакомый. Фотосессии были любительские. Фотоаппараты — ужасные. Фотографировались ночью в лесу, используя лампу, которая заливала светом весь передний план.

Корпспэйнт наносили в потемках среди деревьев?

Иногда да, иногда дома, а потом шли два, три километра до леса, прямо среди зимы. Не раз готовились в близлежащем бараке. Держали фонарик по очереди.

Случалось вам встретить и испугать кого-нибудь?

Нет. Но на одной из фотосессий мы использовали огонь, и я сам себя поджег. Огонь тоже был среди обычаев блэк-метала. Брали факел, плевались огнем и увековечивали это на фотографиях. Мы не использовали специального лампового масла, только очищенный и легковоспламеняющийся бензин. Я набрал его слишком много, и огненное облако было раза в два жарче, чем я ожидал. Обожгло мне все лицо. Кто-то из друзей набросил на меня куртку, чтобы погасить огонь. Ожог был не очень сильным, через несколько месяцев не осталось ни следа. Но волосы выгорели аж до макушки. И вообще, выглядел я как Джимми Хендрикс.

БАРАБАНЫ

Ваши ранние записи были простыми, если не сказать примитивными…

Инструментарий наш был жалок, но нас это не ограничивало. Это было быстрое течение, в которое мы окунулись с головой. Играли в нечеловеческом темпе. Пускали свинговый ритм, только раз в тридцать быстрее, и под него сочиняли музыку. Видимо, тогда никто гак нс играл. Как дети, бессознательно, спонтанно, мы достигали границ экстремального жанра. Наша музыка была нага. Как нагим рождается ребенок. Потом, со временем, получает опыт. Каждая вещь, которой учится, это одежда, которую он надевает. Таким образом он шлифует свой характер.

Прежде чем behemoth попали в известные издания, их интервью печатали в фанатских журналах, растиражированных на ксероксе.

Как ты шлифовал свой?

Например, копил деньги на группу. Я видел, что если я не куплю барабаны, никто не купит. У Баала были другие приоритеты, другие расходы. А у меня была определенная цель. В конце концов я их купил.

С барабанами, наверное, сложно было играть дома?

Мы переместились в школу. Расположились в холле. Шансов на более-менее сносную акустику никаких не было. Условия были плохие, но мы играли. В школе сделали нашу первую запись, Endless Damnation. Принесли магнитофон — тот самый, который мы с братом приставляли к динамику телевизора. Перед каждой песней мы в полной тишине ждали четырех ударов палочек Баала и начинали запись. А перед записью очень много репетировали. Все должно было быть просто идеально, у меня был на этом пунктик. Каждая ошибка сопровождалась вспышками ярости.

В какой момент ты осознал, что Behemoth стал настоящей группой?

Когда мы отправились в студию. Сэкономили деньги на запись The Return of the Northern Moon. Однако мы не были к этому готовы. Баал считал, что это фальстарт и мы должны лучше сыграться. А я горячился. Хотел скорее услышать нормально записанные плоды многомесячной работы на репетициях.

Кто был прав?

Баал. Это был огромный стресс. Мы были еще зеленые. Нам было по шестнадцать лет. Баал играл на электронных ударных. Видел их в первый раз в жизни. У него возникли проблемы с удержанием нужного темпа. Пэды отбивали совершенно не так, как мембраны. И мы не совсем понимали, как быстро под это подстроиться. Но чувствовали, что это наше назначение, что мы рождены, чтобы играть. Кто-то мудрый однажды сказал, что детский рисунок намного ценнее любой самой достоверной копии Пикассо. Важна его подлинность. Поэтому у. меня такое трепетное отношение ко всему, что я сделал. Как и к первым записям Behemoth.

Какую же вы получили отдачу от своих записей?

Прослушивание их стало праздником. Сопровождалось сильными эмоциями. Мы слышали ошибки, но впитывали музыку в ее совокупности. Недоработки не имели значения. Чтобы записать кавер Hellhammer, нам нужен был текст. Но откуда мы могли его взять? У нас не было оригинального альбома. Это сейчас есть Интернет, откуда за минуту можно все скачать. Та же ситуация была и с кавером Mayhem. На самом деле, в тех песнях нет слов. Хрен его знает, что я там пою.

Запись делал Томаш Краевский из Pagan Records.

Первый профессионал на нашем пути. Издавал отличный англоязычный журнал, Holocaust. Я выслал ему Endless Damnation. Ему понравилось. Однако он знал, что мы только зародились, и не захотел подписывать контракт. Но я, отчаянный, выслал ему и следующий материал.

Отчаянный?

Да. Кассету должна была записать гданьская фирма Bestial Records. Чувак, который ее вел, долго нас обманывал. Мы ездили к нему домой каждый день и каждый раз целовали дверь. У нас не было телефонов, тем более мобильных. Нужно было сесть в поезд и ехать. От этих двухчасовых неудачных путешествий меня тошнило. Мы оставляли ему записки в дверях. Проходили недели, месяцы… Я взял дело в свои руки и выслал материал Тому. Он был в восторге. Заметил, какой огромный шаг мы совершили, и сделал нам первую профессиональную запись.

Как человек ты тоже сделал огромный шаг? Быстро вырос?

Я изменился. Музыка стала для меня самым главным. Она определяла мою жизнь. Я отпустил волосы, одевался в кожу и футболки любимых групп. Стал членом субкультуры. Вошел в мир андеграунда.

КРЕСТНЫЕ РОДИТЕЛИ

BEHEMOTH во время работы над своим вторым альбомом.

Репетиция в здании школы № 6 в Сопоте.

Были у тебя проводники в этот мир?

Мира и Яцек. Эта пара пережила все возможные бури и штормы. В прямом и переносном смысле. В течение многих лет Мира плавала на паромах в Швецию, а Яцек был морским офицером. Сейчас они женаты. Они были уже вместе, когда я, пятнадцатилетний, постучался в их дверь. Издавали англоязычный журнал Esoteric. Именно в их доме я открыл мир наичернейшего метала. У них были сотни, может, тысячи кассет. У них я раздобыл демо Beherit, Blasphemy, Mortuary Drape. Они обучали меня. Записав Endless Damnation, я побежал к ним и с гордостью вручил свою запись.

Она им понравилась?

Мира ушла от ответа, сказав, что демо занимается Яцек, которого как раз нет дома… Это были мои крестные родители в метале. Благодаря им я познавал музыку. И жизнь. Именно в их доме прошли мои первые большие вечеринки.

Слева направо: Селина, Нергал Мира и Яцек.　

После концерта Paradise Lost в Сопоте в 1996 году. 　

Мало того, что они пичкали тебя дьявольщиной, так еще и алкоголь под нос подсунули.

У Миры был день рождения. Я решил пойти. В одной комнате она праздновала со своей семьей, а в другой сидели мы с Яцеком и слушали музыку. Мне давали всякие непривычные вкусные напитки. В конце концов, я собрался домой. Дверь открыл отец. Это все, что я помню. Очнулся утром. Под головой полотенце, тазик рядом с кроватью. Каждый день отец оставлял мне записки с домашними заданиями, которые я должен был сделать: «Вынеси мусор, помой посуду», — в таком духе. На этот раз добавил пункт: «Вымой подоконник соседки снизу». Я спустился к ней, улыбнулся и поздоровался. Она, тоже с улыбкой, поздоровалась в ответ. Увидев тряпку у меня в руке, впустила войти. Я вытер блевотину. В первый раз… и не в последний. С Мирой и Яцеком мы до сих пор друзья. Весной 2012 года мы играли с Vader на концерте в честь шестьсот шестьдесят шестой годовщины присвоения Быдгощу статуса города. Они приехали на концерт. Их присутствие для меня было очень важно.

Сегодня он сам творец своего будущего. На снимке фрагмент натального гороскопа, короткую интерпретацию-которого сделал когда-то соавтор книги — Кшиштоф Азаревич.

Поделились впечатлениями?

На этот раз Мира не собиралась убегать от ответа. «Бля, было охренительно!» Коротко, но искренне. Я почувствовал себя как ученик, оцененный своим учителем. Мне очень повезло с людьми, которые указывали мне путь. Я впитывал их знания. Сейчас они стоят у сцены и подбадривают меня. Невероятно, куда завела меня судьба. Подростком я знал, что хочу играть музыку. Но даже не мечтал об успехе, к которому привела эта дорога. Я ценю людей, которые смотрели на меня с плакатов на стенах моей комнаты. В Быдгоще мы играли с Vader. Их лидер, Петер, вышел из поколения перед моим. Он торил тропу. Сейчас мы выступаем вместе. Я рад, что он в хорошей форме и не забывает о том, кто он есть. Недавно я встретил Роба Каджано. Он подошел ко мне и сказал: «Видел ваше выступление на Бемово. Охренительно!» Он легенда, он может никому не говорить таких слов. Это все показывает мне, что мы не группа для одного поколения, одной конъюнктуры и моды. Мы нечто большее. Таких историй много. Взять хотя бы Кинга Даймонда…

Ты с ним знаком?

Да, хотя больше я подружился с музыкантами его группы. Сам он держался в стороне. Мы открывали концерт в одном из его американских туров. Перед самым входом в клуб остановился лимузин… Я помню, как я познакомился с его музыкой. Это было еще до того, как я окунулся в метал. К брату пришел приятель, Яцек Дониевский. Посмотрел на меня лукаво и вытащил из-за пазухи ужасно раздолбанную кассету. И сказал: «Адам, это музыка сатанистов». Я вытаращил глаза. Послушно сел и замер… Из динамиков послышались звуки колоколов, дождя, костельного органа. Зазвучала молитва на иностранном языке. Потом гитары, ударные и этот незаурядный фальцет. Я был загипнотизирован. И немного испуган. Яцек забрал кассету с собой, но впечатление осталось на многие месяцы. Через несколько лет я наткнулся на альбом Don't Break the Oath культовой датской группы Mercyful Fate. И нашел ту песню. А через двадцать лет я сыграл на одной сцене с обладателем того бесовского голоса.

Живая легенда метала и один из вдохновителей Адама КИНГ ДАЙМОНД. В 2005 году Behemoth были с ним в туре по США. Фото сделано после концерта в клубе The Masquerade во Флориде.

Твои родители тоже бывали на концертах?

Конечно. После одного из них мама подошла ко мне и возбужденно сказала: «Адам, там даже мелодия была». Она не понимает моей музыки, но искренне поддерживает. Как-то раз я забежал к ним на минутку. По телевизору шел музыкальный блок. Начался клип группы Nirvana. Мама даже подскочила и закричала: «Адам, это ты? Это ты?»

В детстве ты их сильно терроризировал, видимо, все-таки не зря?

Мне всегда было сложно сказать родителям, как много они для меня значат. Я не мог подойти к маме, поцеловать и сказать: «Я люблю тебя». Для меня по-прежнему это трудно. Легче рассказать о чувствах, которые испытываю к ним. Надеюсь, родители прочтут это. Без них не было бы Нергала.