Дождь. Дождь без начала и без конца. Быстрый перестук незримых пальцев, что нетерпеливо выводят бесконечную дробь. Над отверстием рудной шахты слышался лишь шум дождя да хриплое дыхание девушки — немой, оборванной, изнуренной. Потеряв память, не имея ни малейшего понятия, ни кто она, ни как попала сюда, бедняжка ползла, вслепую нащупывая путь во мгле подземелья, пока не наткнулась на отверстие и не вывалилась под стрелы дождя. Недели страданий от лангота, многодневный голод во время блужданий по лесной глуши, отсутствие аппетита к пище Эриса после благоуханных яств Фаэрии истощили ее, и теперь девушка из последних сил гнала себя вперед по вырубленным в тверди скал тоннелям, вырывалась из цепких лап хищных кустарников. Иногда девушка ненадолго забывалась тяжелым сном, а быть может — теряла сознание.

Одна радость: в такие минуты даже лангот забывался.

Девушка медленно ползла по грязи и мокрым камням заброшенных рудников, не замечая ни окружающего ее величия, ни препятствий, что вырастали на пути. Добравшись до верхнего уровня, она поднялась на трясущиеся ноги и пошла дальше — казалось, занемевшее, коченеющее тело движется каким-то инстинктом, уже не зависящим от разума.

Собачонка пропала. После обвала девушка долго лежала в подземелье, время от времени слизывая капли сочащейся сквозь толщу скал воды. Ее сочли мертвой, похороненной заживо. Охоту прервали — ведь охотники не ведали, кто она такая, считали ее какой-нибудь глупой шпионкой, неудачливой искательницей приключений или воровкой, жестоко поплатившейся за свою опрометчивость. Камнепад должен был убить ее — и все же девушка выжила: благодаря ли загадочному дару леди Нимриэль, собственным ли внутренним силам или чему-то еще — неведомо.

Внезапно земля ушла у нее из под ног, и девушка покатилась вниз — навстречу мучительной боли. Браслет ее зацепился за сухой сук. Она расстегнула застежку и рухнула в заросли ядовитого плюща.

Потянулись медленные, мучительные часы.

Гораздо позже проезжий возчик нашел валявшуюся на обочине стриженую бродяжку в оборванном мужском платье. Он украл ее эльфийский плащ, а саму девушку передал на попечение Гретхет.

С тех пор много воды утекло…

Теперь же, когда воспоминания нахлынули на распростертую в полубессознательном состоянии под сенью ночного леса близ Призрачных Башен девушку — так весной живица рьяно устремляется по стеблю растения, — в груди ее разгоралась странная эйфория. Опыт пережитого исполнил ее силой. Ей чудилось — у нее выросли крылья и она взирает на мир с немыслимой высоты, а отсветы славы окрашивают золотом оперение могучих крыльев. И в этом мысленном образе она могла бы — только протяни руку — собрать в ладонь дождь. Тучи холодили росой ее щеки, а солнцем она могла бы играть, точно золотым мячиком. Люди копошились у ее ног, точно жалкие муравьишки; ничто, ничто не могло затронуть или задеть ее. Она все вынесла, прошла через все — и победила.

Пока…

Плечо болело от хватки железных когтей. Все тело тряслось. Невнятно застонав, девушка вырвалась из этой хватки.

— Рохейн! Госпожа!

С круглого, в ямочках лица в обрамлении золотистых кудряшек с темными кончиками на нее встревожеино смотрели два карих глаза.

Сев, сновидица сделала большой глоток из фляги. Как всякий истинный воин, она прополоскала водой рот и сплюнула, а потом вытерла губы окровавленным рукавом.

— Виа! Я же говорила тебе не звать меня госпожой. И подстриги ногти. — Она потерла плечо. — Мы живы?

— Да, все три. Вы спасли нас.

— Хотелось бы мне согласиться, но на самом деле за нынешнее наше относительно благополучное состояние ответственно скорее украшение на моем пальце. — Подняв руку, она осторожно провела ладонью по лицу — по лбу, носу, подбородку. Внимательно поглядела на прядь черных волос. — Я такая же, как была? Красива или безобразна? Парень или девушка?

Вивиана и Кейтри обменялись многозначительными взглядами.

— Пережитое в Призрачных Ьашнях растревожило вас… гм… Тахгил, — сказала Кейтри. — Давайте-ка мы поможем вам подняться. Надо поскорее уходить. Мы все еще слишком близки к проклятому месту.

Когда они поднялись, та, кого спутницы называли Тахгил, пошатнулась, схватилась за сердце и, закрыв глаза, с гримасой боли прислонилась к дереву.

— Мадам, что это с вами? — сочувственно спросила Вивиана.

— О нет, не может быть. Увы, это опять он. Значит, такова цена.

— Опять что?

— Лангот. От него нет исцеления. — Страдалица сглотнула, пытаясь подавить боль. — Идемте.

Я должна выносить невыносимое.

Она только гадала: сколько времени потребуется недугу, чтобы убить ее?

Было второе диалеагмиса, месяца листьев, последнего, буйного месяца весны. Почки в лесу только что развернулись, и каждый листочек, еще не изъеденный насекомыми, не тронутый ветром и дождем, казалось, был выточен из прозрачного изумруда.

Путницы вышли на поляну, испещренную тонкими серебристыми стволами, ровную гладь которых через равные промежутки нарушали черные зарубки. Верхушки стволов терялись в желтоватой дымке нежнейшей зелени.

Девушка, которую называли Тахгил, вертела на пальце золотое кольцо в форме листа. Мысли ее устремились к тому, кто надел ей это кольцо. Я тоскую по тебе. Я прошла полный круг. Я снова здесь. А ты, любимый, увижу ли я тебя вновь?

Девушка, Тахгил. Внутри у нее все так и сводило от желания.

Так думала она: Я прожила тысячу семнадцать лет и еще полгода. Я пришла из времен, когда мир не знал еще шанга, не знал Летучих кораблей и силдрона. Королевство, где родилась я, кануло в ничто. Меня преследует один из могущественнейших Светлых Айя - но почему? Потому ли просто, что я невзначай услышала нечто, чего слышать была не должна, и избегла мести - или же он догадывается, что я нашла путь обратно в Королевство? Жизнь ли моя нужна ему - или то, что я знаю? Второй же могущественный Светлый, его царственный брат, тем временем спит вместе со своими рыцарями под каким-то безвестным холмом.

И все же одни Ворота в Фаэрию не закрылись окончательно: Ворота Поцелуя Забвения. Только я могу пройти через них, только я могу узнать их - если вспомню. Нопрошлое вернулось ко мне не до конца. Самое главное воспоминание, тайна нахождения Ворот, все еще скрыта в тумане забвения - и, может статься, навсегда. И в самом деле, многим событиям, сопутствующим моему путешествию через Ворота, все еще недостает четкости.

Если бы я, воспользовавшись паролем «элиндор», вернулась в Королевство Светлых, то могла бы извлечь Ключи из Зеленого Ларца. Ворота отворились бы вновь. Светлые могли бы украдкой послать гонца туда, где покоится их Верховный король - уж, верно, они догадаются, где это, или же сумеют найти его посредством колдовства, - и скажут ему как можно скорее и как можно секретнее возвращаться в Королевство. Однако если Принц-Ворон догадается, что Ворота открыты, и проникнет в Волшебное Королевство раньше своего брата, то сможет запечатать их в силу своего второго желания и тем самым обречь Верховного короля на вечное изгнание.

О мысли мои, мои смятенные мысли. Совсем как игра в королей и королев: если так, то этак, но если вот так, то уже по-другому.

И все же теперь многое стало ясно. Теперь я понимаю, кто преследует меня по пятам - все же не Рогатый. Хуон - этот всего лишь один из прислужников Моррагана. Силы Хуона ничто по сравнению с силами его господина. Теперь я понимаю, чьи слуги заметили мои талитские волосы на ярмарке в Жильварисе Тарве, кто потерял мой след после нападения на караванной дороге и кто снова нашел меня, когда меня предали Дайанелла и Саргот. Я поняла, кто приказал Дикой Охоте напасть на Башню Исс, кто послал Трех Воронов Войны на Тамханию. Знаю, кто преследует меня, куда бы я ни пошла: Лорд-Ворон, Морраган, фитиач Карнконнора, наследный принц Светлых.

Уныло бредя через березовую рощу, обвешанная тимьяновыми гирляндами путница с темными крашеными волосами вновь вызвала в памяти тот миг, когда впервые увидела его в Залах Карнконнора под Хоббовой горой.

Глаза у него были серыми, точно холодное южное море, а сам он — прекраснее и суровее всех, кто стоял рядом с ним. Иссиня-черные волосы цвета воронова крыла блестящими волнами спадали на плечи. Он пристально поглядел на девушку, но ничего не сказал.

Я не стану думать о нем, - твердо сказала она себе. - От него одни огорчения. Светлый! Я встречала их, говорила с ними! Они приносят людям скорбь - но ирадость тоже, а сами невероятно, немыслимо веселы и хороши собой.

Печально улыбаясь, она снова погладила золотое кольцо на пальце, глаза ее затуманились от воспоминаний.

И то сказать, не видь я собственными глазами, как Торн держит холодное железо, непременно подумала бы, что он светлой крови. Возлюбленный мой! Моя печаль! Я безумно рада, что он не из Светлых, - но сейчас должна запретить себе мысли о нем.

Я собиралась приложить все силы, чтобы восстановить Верховного короля Светлых на престоле его королевства. Интересно, сколько лет правил он там, Верховный король бессмертного народа, осиянный своей гордыней, разбухший от мощи, перезревший в ореоле славы своих закатных годов? Сколько веков просидел на древнем троне Светлого государства, играя жизнями смертных, прежде чем сам стал изгнанником? И так ли мне важно, останется ли этот стародавний король со своими спящими рыцарями навеки погребен под осыпающимися горами Эриса.

Девушка вздохнула. Она уже знала ответ.

Да, это важно. Настанет день, когда Спящие очнутся от сна.

В этой эпохе я слышала куда больше сказок про Светлых, чем в былые годы. Сказки эти описывали народ ослепительный, но жестокий и черствый. Как все смертные, я тянулась к ним, однако теперь, зная историю, утвердилась в ненависти к этому народу. Я не люблю Светлых почти столь же страстно, как Принц-Ворон ненавидитсмертных. Я не вынесу, если Светлые воины проснутся и примутся, бессмертные, свободно бродить по моему Эрису. Именно Светлые, их ссоры и их бессердечные законы виной тому, что я сейчас нахожусь здесь, в этом опасном месте, вдали от всех, кого люблю. И я прекрасно сознаю, сколько бед могут они причинить, если проснутся от зачарованного сна.

Та, которой я была прежде, Ашалинда моих воспоминаний - она любила их. Я, ее будущее воплощение, мудрее. О да, они прекрасны - невозможно не восхищаться ими. Но я, Тахгил-Рохейн, не люблю и боюсь их чуждых людям поступков, их зловещей морали, незыблемых законов и надменного могущества. Правда, иногда, когда им это выгодно, Светлые бывают великодушны, однако легенды наперебой твердят об их высокомерии, гордыне, зазнайстве и жестокости. Они используют мой народ, пренебрегают им. Не зря в просторечье им дано прозвище Чужаки. Они и вправду чужие нам, испепеляющее пламя черного колдовства. Необходимо изгнать их из нашего мира.

Вот что решила я: Спящие должны пробудиться и уйти. Вернуться в мир, которому принадлежат. Все Светлые Эриса, все до последнего, должны вернуться на родину.

Если лангот не слишком быстро проделает свою разрушительную работу, я вернусь к Аркдуру и отыщу Ворота. Затем вернусь через них в Фаэрию и при помощи пароля отопру Ларец с Ключами, чтобы Светлые могли выйти в Эрис и найти холм, под которым спит их король. Одни разбудят его и его благородный отряд и уведут их прочь. Другие заберут прекрасного Принца-Ворона, который так яростно протестует против своего изгнания. А когда они и все их блистательные, мрачные, прекрасные и ужасные соотечественники уйдут, пусть Ворота закроются навеки. Я не успокоюсь, пока не добьюсь своего!

Вот к какому решению я пришла. Вот как я понимаю ситуацию, в которой оказалась.

* * *

Меж серебристых стволов тянулись ряды разноцветных люпинов высотой по колено. Каждое изящное веретенце могло похвастать своим особенным, неповторимым оттенком — от нежно-розового, персикового и абрикосового до лилового, темно-бордового или сиреневого. Стройные соцветия горделиво высились на зеленых колоннах стеблей. Сейчас, в пору самого цветения, они стояли так прямо, ровно и симметрично, каждый лепесток был столь упруг и совершенен, что казался искусственным. Лепестки шелестели, задевая края одежд проходящих мимо странниц.

— И куда мы идем? — задала Кейтри вполне логичный вопрос.

— На северо-восток. Потом на север. — Ближе к Торну. Однако я ни за что не стану искать тебя, любимый, не навлеку на тебя тех, кто гонится за мной.

— Вы нашли в Призрачных Башнях то, что искали?

— Да. Сегодня, если мы отыщем безопасное место для отдыха, я вам все расскажу.

— Сегодня вы будете спать, — заявила Вивиана безапелляционно и очень по-матерински, — поскольку прошлой ночью не спали совсем. Мы уж решили было, вы впали в транс. Испугались, вы околдованы.

— А почему мы идем на север? — не унималась Кейтри.

— Потому что земля Аркдур находится именно на севере. Мне нужно там кое-что найти — Ворота. В первый же раз, как мы увидим Всадников Бури, вы должны замахать им и отправиться с ними, притворившись, будто меня и не видели. Вы обе и так уже натерпелись. Новый мой поход не для изнеженных фрейлин.

— Вы нас оскорбляете, — возмутилась Вивиана.

— Прости, но это чистая правда.

Дальше шли молча.

— Все равно мы не увидим никаких Всадников, — сказала наконец Кейтри. — Мы далеко от обычных маршрутов Летучих кораблей. Кроме того, это побережье Всадники уже обыскали. Они решат, что мы пропали без вести, — и больше уже не вернутся.

— Отсюда в Аркдур ведут какие-нибудь дороги? — спросила Вивиана.

— Нет. Во всяком случае, я о них не слышала. Раньше в Аркдур добирались по Королевскому Тракту, но его давно уже поглотили леса и море. Я знаю только, что западные границы Аркдура проходят по северо-западному побережью Эль-дарайна.

— Тогда надо двигаться вдоль моря, — рассудила Вивиана. — Если океан все время будет по левую руку, рано или поздно, но до Аркдура мы доберемся.

— Не выйдет, — возразила Тахгил-Ашалинда, прежде Рохейн. — Вдоль берега тянутся непроходимые утесы и скалы, да еще там много заливов, вторгающихся далеко в глубь суши. Без корабля или лодки нам там путь закрыт.

Вивиана остановилась около невысоких зарослей папоротника и выдернула несколько плотных тугих завитков, скрученных в упругие зеленые спиральки, будто пружинки часов. Другие пучки зелени и корешков уже свисали на кусочках бечевки на поясе, плечах и даже локтях девушки, загораживая пеструю коллекцию самых разнообразных предметов на поясной цепочке.

— У вас и маковой росинки во рту не было аж с позавчерашнего дня, аурадонна, - напомнила фрейлина Тахгил из-за спадающих на лицо блеклых крашеных кудряшек. — Неудивительно, что у вас живот подвело.

Эйфория спала, растаяла. Тахгил поглядела на сухую, вянущую листву, которой была обвешана сама, на грязные, изъеденные червями клубни. В глубине ее существа зашевелились тонкие щупальца голода. Нельзя жить одними воспоминаниями. Три странницы сели под тонкими стволами берез и разожгли костер. Вивиана отвязала пучки съедобных кореньев и трав.

— Виа стала знатоком по сбору пищи, — пояснила Кейтри с чуть заметной ноткой упрека в голосе, — особенно после того, как вы взяли да и сбежали в одиночку. Она вспомнила все, чему вы нас учили. У нее просто талант по этой части.

— Даже фрейлины могут чему-то научиться, — высокомерно отозвалась Вивиана. — Даже от них бывает прок.

— Тогда давай я поучу тебя еще и готовить, — предложила Тахгил. — Все хоть какое-то отвлечение от внутренней боли.

Пологие лесистые холмы носили название Великого Западного Леса, однако, будучи на самом деле куда безобиднее обычных лесов, являли собой безбрежные заросли буков, берез, дубов и шумных, говорливых тополей, только что выпустивших первые клейкие листочки. Кое-где деревья перемежались орешником или кустами дикой смородины, подернутой прозрачной вуалью цветов. По усыпанным прошлогодней листвой овражкам текли звонкие ручьи, а на пригорках распускались лазурным ковром опасные, но такие красивые колокольчики.

Ориентируясь по блеклому, затуманенному солнцу, что изредка проглядывало в гуще ветвей, путницы весь день брели сквозь красно-коричневую дымку, а на закате, когда Тахгил от усталости уже буквально валилась с ног, нашли себе укрытие на исполинском буке, толстый ствол которого оплетал плющ — по этим-то живым канатам странницы и взобрались на удобную развилку, где отходили сразу три толстые ветви.

Внизу, вокруг корявых корней, на ковре палых листьев, щебеча, словно выводок воробьев, прыгала и кувыркалась стайка каких-то существ — веселых человечков не выше восьми дюймов ростом, с румяными и круглыми, точно спелые яблоки, щечками, темно-карими глазами без белков и постоянной ухмылкой на дерзком ротике. На головах у них лихо торчали высокие островерхие колпачки с кисточками. Они носили темно-коричневые штанишки до колен и зеленые камзольчики — и в этом-то типично сказочно-эльфийском виде ходили колесом и проделывали прочие акробатические трюки, которые сами, судя по всему, считали смешными и уморительными. Впрочем, трюки эти не вызывали у притомившихся зрительниц ничего, кроме скуки и раздражения.

— Ох, швырнуть бы в них чем-нибудь этаким, — досадливо промолвила Вивиана.

Угнездившись в развилке, Тахгил быстро уснула, снова погрузилась в полное забытье. Она проспала даже шанг, но несущая дозор Вивиана заботливо надела на голову госпоже капюшон талтри, чтобы той не приснилось дурных снов. Пряный воздух искрился и сверкал.

— Скоро придется рассказать ей обо всем, — сказала Кейтри.

Рассвет возвестил о себе едкой, зловонной моросью. Слабые лучи силились пронзить завесу пыли, порожденной гибелью Тамхании. Путницы потягивались, разминая затекшие руки и ноги.

— Силы небесные! — вскричала Тахгил, внезапно вспоминая о бдительности. — Повезло же нам, что вообще в живых остались, — мы не караулили ночью!

— Это вы не караулили, — чопорно отозвалась Кейтри, растирая в руках тимьяновые листья, чтобы выдавить эфирные масла. — А мы — очень даже.

Тахгил улыбнулась сквозь въевшуюся в лицо корку грязи и золы.

— Хорошо, что вы со мной.

Она тоже натерла листьями тимьяна тело и одежду. Позавтракали водой. Затыкая флягу, Кейтри поглядела на свою госпожу. Ввалившиеся глаза ее казались огромными, щеки были бледнее, чем обычно.

— Трудное предстоит время, — туманно заметила она.

— О чем ты, дитя? Твои глаза сулят мне какую-то ужасную повесть. Ах да, вспоминаю, ты уже пыталась рассказать мне что-то некоторое время назад. И теперь мне просто не терпится узнать, в чем дело. На этот раз ты должна непременно договорить до конца — ибо я чувствую это нечто, очень сильно меня касающееся.

Кейтри нервно сглотнула.

— Так и есть. Мне следовало рассказать вам раньше, но я не могла. Даже теперь…

— Ну давай же! Рассказывай скорее, не то я сойду с ума от ожидания!

— Подлый Саргот, тот, что прежде был Королевским Чародеем…

— Что с ним?

— Он бежал из дворцовых темниц и теперь свободно скитается по Эльдарайну. Он ищет вас и поклялся ужасно вам отомстить.

Потрепанный непогодой бук тянулся ветвями к свинцовому небу. Среди листвы, точно марионетки на ниточках, трепыхались синие, отливающие металлом бабочки.

— Кейтри, откуда ты знаешь?

— Подслушала в Тане, на следующий день после того, как приплыл последний корабль с новостями. Это было так жутко, я просто не могла ничего вам сказать. И потом, это ведь запрещено.

— От кого ты услышала?

— От принца Эдварда и герцога Эрсилдоуна. Они беседовали меж собой в соседней комнате, а я расставляла для вас цветы в вазе — розы-кровохлебки. Я не хотела подслушивать, просто ничего не могла поделать — они так громко разговаривали. Принц был очень расстроен и взволнован. Говорил, что хочет покинуть остров, отправиться на север, на войну. Сказал, чувствует себя, точно сокол в клетке, который только и мечтает о том, чтобы лететь в битву вместе с другими воинами. Сказал, это не по-мужски — отсиживаться в Тамхании, когда его место на поле битвы, когда он должен разить нежить, омыть меч черной дымящейся кровью. Герцог, он пытался переубедить принца, говорил, что тот еще слишком молод для битвы. А принц ответил, что должен тогда по крайней мере прочесать Эльдарайн в поисках бежавшего колдуна Саргота, который благодаря какой-то коварной уловке убил преследующих его солдат и поклялся пустить все свое могущество на то, чтобы сокрушить леди Рохейн, против которой затаил глубокую обиду.

Кейтри кусала губы, страдая от того, что рассказывает столь плохие новости.

— А потом герцог, он велел принцу Эдварду замолчать, говорить потише, потому что колдуна, без всяких сомнений, скоро поймают и не надо сеять панику, пересказывая угрозы, которые по сути дела и не угрозы вовсе, ведь миледи живет в безопасности Королевского Острова. И принц помолчал, а потом сказал, да, он и сам знает. И больше они на эту тему уже ничего не говорили.

— Ты уверена, что все верно расслышала?

— Да, абсолютно уверена. Ну как тут ошибешься? Мне очень жаль, но я решила, лучше предупредить вас…

Тахгил-Рохейн глядела на светло-коричневую кору бука, по которой медленно ползла яркая божья коровка, крошечное полушарие красного и черного на тоненьких, едва видных лапках. Хрупкое насекомое покачивалось на краю широкой трещины в коре.

— Спасибо, Кейтри, — наконец произнесла девушка. — Ты хорошо поступила, что предупредила меня о том, что еще один враг жаждет моей крови. Нет-нет, я не смеюсь над тобой. Я совершенно серьезно. Тот, кто знает своего врага, лучше сумеет защититься. Презренный Саргот, куда бы он ни устремил свои шаги, уже не застанет меня врасплох.

Однако Кейтри, позволив себе на краткий миг вновь вспомнить о Тамхании, уже плакала.

— Бедный Эдвард, — всхлипывала она. — И милый Томас!

Слезы ее словно привели в действие спусковой механизм. Воспоминания обо всех, кого они любили и потеряли, явились трем девушкам с убийственной ясностью. Трагедия Тамхании, на время поблекшая в памяти из-за необходимости бороться за свою жизнь, теперь вновь вспомнилась им со всей силой и яркостью. Они вместе рыдали, пока не выплакали все слезы.

А потом на них снизошел глубочайший покой. Наконец Тахгил, уцепившись за побеги плюща, раскачалась и спрыгнула на землю. Наверх она не глядела.

— Пойдемте. — Горло саднило. — Пора в дорогу.

Вверху, над пологом лесной листвы, собирались дождевые тучи. Распустив серебристые пряди, они смывали висящие в воздухе пепел и пыль.

А на следующее утро прояснилось и омытый дождем воздух сверкал хрустальными искрами.

Подруги шли на северо-восток, держась примерно в двух милях от линии побережья. Северный ветер приносил резкий запах моря. Кругом постоянно, особенно по ночам, слышалось присутствие нежити: шаги, шорохи, внезапные взрывы безумного хохота или вопли, это особенное ощущение чьего-то незримого присутствия, от которого волосы на голове становятся дыбом, по коже начинают бегать мурашки, горло словно давят чьи-то холодные руки, а сердце стучит быстро и часто. Даже непонятно, что именно — тилгалы ли, сверкающее кольцо, здравый смысл, удача или все это вместе взятое — до сих пор оберегало неопытных путешественниц.

Время от времени Кейтри и Вивиана продолжали смазывать Тахгил маслом тимьяна, чтобы ее нельзя было опознать по запаху, поскольку в мире нашлось бы немало тех, кого не отпугнешь простыми чарами или удачей. Тахгил показала спутницам золотой браслет с инкрустацией и рассказала им, что вернулось к ней, пока она сидела в тени кальдеры. Обе девушки были поражены и преисполнены благоговейного ужаса.

— После всего, что стало известно теперь, моя госпожа и в самом деле настоящая леди, — сказала Вивиана с чисто придворной чуткостью к вопросам иерархии. — Редчайшая леди, если мне позволено будет так выразиться!

— Но как же это, госпожа, — на ходу недоумевала Кейтри, — как же вы не рассыпались в прах? В сказках, когда смертные возвращаются домой после многих лет в царстве Светлых, они завсегда рассыпаются в прах, едва коснутся ногой почвы Эриса.

Пепел к пеплу, прах к праху.

— Не знаю. Разве что это входит в дар леди Нимриэль или же просто свойство самих Ворот, в которых я провела тысячу лет.

— Но вы не можете вспомнить точного месторасположения прохода?

— Нет. Однако думаю, что узнаю его, если увижу.

— Мы для того и идем туда — искать?

— Да.

— Но не лучше нам было бы отправиться к Королю-Императору, чтобы вы рассказали ему обо всем, что вспомнили? — настаивала девочка. — Потому что если кто и может помочь вам в поисках Ворот, так именно его величество! Да с Королевским Аттриодом и всеми легионами Эриса он кого хочешь победит!

— У него и так сейчас связаны руки войной на севере, — быстро возразила Тахгил. Она немного помолчала, словно задумавшись, а потом добавила: — Говоря уж совсем начистоту, я бы предпочла держать моего господина подальше от всех этих опасностей, связанных с Воротами, принцами Светлых и охотниками из числа неявной нежити. Он и так рискует жизнью на поле брани. Я не хочу навлекать на него еще большую опасность.

— А на мой взгляд, — ответила Кейтри, тщательно подбирая слова, — решение ничего не рассказывать его величеству — не слишком разумно. Ведь он наш могучий государь и дайнаннский воин, которому нет равных. Волшебники толпами являются к нему на зов. Он командует великой армией, вооруженной железом и бронзой. Неужели моя госпожа и вправду считает, будто такой, как он, не способен защитить себя от какой-то нежити? А по-моему, очень даже может — как может и посодействовать выполнению вашей миссии.

— Я благодарна тебе за откровенность, — искренне произнесла Тахгил. — В твоих словах есть здравое зерно.

Кроме того, - хмуро подумала она, — между мной и моим возлюбленным, с которым я обручена, не должно быть никаких тайн…

— И уж верно, наш верноподданнический долг, — вмешалась Вивиана, — уведомить государя о природе ныне проявившихся смут и беспорядков. Уж верно, он, как монарх Эриса, имеет полное право знать имена врагов империи.

Лицо Тахгил исказилось от боли. Раздираемая сомнениями, она зашагала быстрее, хватая руками воздух, точно хотела нашарить ответ. Не в силах решить, стоит ли поддаваться на доводы подруг, она позволила себе немного подумать о другом.

Воистину, он командует многими армиями, - размышляла она. — Доспехи его сделаны из сверкающей стали, и если бы я не видела, как мой возлюбленный облачается в латы, то призадумалась бы - не в первый раз, - уж не течет ли в его жилах кровь Светлых. Однако для Светлых холодное железо - что для смертных огонь. Они не могут даже прикоснуться к нему. Ни один лорд или леди Светлых не в силах даже кончиком ногтя провести по стали, не испытав при том неимоверной боли.

Нет, он не из их народа. Причиной всему - моя любовь. Именно она заставляет его казаться в моих глазах куда прекраснее и удивительнее всех прочих мужчин. Говорят - любовь слепа. А правильнее сказать бы: «Любовь делает простолюдина принцем крови, смертного - властелином Светлых. В глазах любящего любимый теряет все земные недостатки, становится полубогом».

Кроме того, как может он быть кем-то, кроме как смертным? Он же Король-Император, при рождении которого присутствовал сам Лорд-Канцлep, не говоря уж о множестве бабок и повитух.

Тахгил резко замедлила шаг и подождала остальных.

— Сейчас нам важнее всего скорость, — решительно сказала она. — Если отправимся на поиски его величества, то потеряем слишком много времени. Чем быстрее мы приведем в исполнение мой план, тем скорее Светлые покинут Эрис и оставят нас в покое. А чем сильнее замешкаемся — тем больше шансов, что принц Морраган успеет найти Ворота раньше нас!

— И то верно! — согласилась Кейтри. Вивиана, смиряясь, пожала плечами.

— Значит, так тому и быть. Хотя мне это и не по вкусу, я с вами.

— Я тебя не держу, — мягко укорила Тахгил. Фрейлина улыбнулась и широким жестом обвела дикий лес вокруг.

— Ну да. А куда еще мне идти?

Небольшой родник питал лесное озерцо — темно-зеленый лоскут тишины в сени весеннего леса. Здесь странницы остановились, чтобы умыться, но держались настороженно, выглядывая, не заметят ли признаков, что озерце населено неявными, водяной нежитью — утопленниками, водяными лошадьми или фуатами, с которых вечно течет вода. Купаться девушки не осмеливались из страха, а вдруг из подводных глубин взметнутся бледные руки и схватят их. Впрочем, ничего особенного не произошло — если не считать того, что уже уходя от озерца, Тахгил обернулась и ей померещилось, будто бы в неверных, колеблющихся тенях она различает у кромки воды, там, где еще секунду назад никого не было, какую-то сидящую фигуру. Накинув талтри на голову, девушка поторопила подруг уходить.

Окутанные зеленой поволокой березовые рощи уступили место кущам цветущего миндаля и персиковых деревьев, теперь путь девушек лежал под иным морем: пенящимся простором роскошных белых лепестков, воздушным подвенечным нарядом весны, где роль музыкантов исполняли пчелы.

— Должно быть, последние остатки какого-нибудь старинного сада, — заметила Вивиана. — Как Циннарин. О, увидеть эти земли весной!

— На мой вкус, Циннарин расположен слишком близко к полям сражений, — возразила Кейтри.

Узкие длинные заостренные листья миндаля и округлые глянцевитые персиковые листочки еще не развернулись из тугих почек, и на ветвях покачивались лишь девственно-белые облака цветов. Каждый восковой лепесток был безупречен в своем изяществе. А меж цветов маленькими клочками пара скользили белые бабочки. Стаи белоснежных горлиц то вспархивали с деревьев, то вновь опускались на них — как пух, когда выбивают подушки. В воздухе призраками упавших звезд носились пушинки чертополоха.

Путницы перекусили листьями цикория и корешками лапчатки. По какой-то причуде памяти резкий запах заставил Тахгил с необычайной отчетливостью представить себе освиновские медовые персики, сваренные в соусе из кардамона и аниса, маслянистые миндальные рогалики — и хотя последний раз она ела их тысячу лет назад, казалось, это было только вчера. Но даже воспоминания о таких лакомствах не пробудили в ней аппетита, уже подточенного ланготом.

Как предсказал хор сумеречных птиц, небо налилось серебристой голубизной, подобной оттенку тускло светящегося жемчуга. На атласном фоне чернели верхушки деревьев. С самого тонкого кончика самой тонкой торчащей ветки медленно и тихо спустился, цепляясь за нее хвостом, крошечный опоссум. На несколько мгновений он завис в воздухе, а потом ухватился лапами за ветку чуть ниже, качнулся и снова исчез.

Той ночью, лежа в самой природой образованном гамаке густого плюща и выжидая, пока к ней придет сон, Тахгил слушала шебуршание опоссумов. Когда глаза ее привыкли к темноте, она осознала, что глядит прямо на одного из них — а тот, темный силуэт на фоне бледного неба, в свою очередь, смотрит прямо на нее. Застенчивая подружка зверька в панике убежала, напролом рвясь через сеть плюща. Этот же важно воззрился на девушку и лишь потом неторопливо растаял в ночи — дикое, любопытное, отважное создание. Неприкосновенное.

На миг девушка позволила себе наслаждаться фантазией, будто бы, повернув голову, увидит рядом с собой Торна. И не стала поворачиваться — чтобы не обнаружить, что его рядом нет.

Спутницы ее сладко спали. Треугольное личико Кейтри, обрамленное облаком густых каштановых волос, выражало мир и спокойствие. Тонкие бледные ручки привольно раскинулись по листве, а аккуратный изогнутый ротик был чуть приоткрыт.

На следующее утро снова двинулись в путь. По ту сторону белоснежного сада деревья росли реже, в просветы меж ними кое-где проглядывало небо — пастельно-нежная синь оттенка птичьего яйца, пересеченная неровными лентами рваных облаков. Сад начал редеть и наконец окончился, сменившись простором лугов и пастбищ, испещренных цветными пятнами цвета жженого сахара.

Эти приграничные земли напоминали дикий сад в самую пору цветения. Едкие ядовитые дожди, последствия гибели Тамхании, практически не затронули их. Повсюду росли кущи высоких рододендронов, пышные хвощи дерзко вздымали вверх свои потрясающие алые ершики, кругом виднелись лиловые магнолии. Ближе к середине цветочные луга тонули в глицинии, море душистых кистей, водопаде изящных цветочных цепочек, усеянных лепестками и пчелами.

Путницы поглядели вдаль. Там, на севере, за лугами, весь горизонт с запада на восток перегораживала темная полоса. С такого расстояния она напоминала не то горную гряду, не то оборонительный вал, не то строй рослых воинов, стоящих плечом к плечу.

— Впереди начинается великий лес Тимбрилфин, — сообщила Тахгил, заставляя себя перестать думать о Торне и вспомнить уроки географии, полученные еще в детстве. — Я никогда не бывала здесь, но слышала о нем, а однажды, с борта корабля, видела западную его окраину. Мы вышли на Арвенские луга на границе Тимбрилфина.

— Я знала, что в этих краях есть огромный лес, — заметила Вивиана, — однако такого названия не слышала. Не помню, как именно его называли, но в одном уверена — не так красиво, как вы.

— Наверное, за много лет название изменилось, — предположила Кейтри.

— Со временем все меняется, — отозвалась Тахгил. — И сам лес, наверное, стал другим.

— Как бы там ни было, а я туда идти не хочу, — заявила Вивиана. — Какой-то он темный и жутковатый, даже издалека видно.

— Очень может быть, — согласилась Тахгил, — и тем не менее наш путь лежит через него — в обход никак не пройти. А если и пойти в обход, придется на много лиг отклониться от выбранного маршрута: лес тянется на запад прямо до прибрежных скал — и почти столько же на восток.

— В ваше время, может, именно так он и тянулся, — возразила Вивиана, — но за тысячу лет вполне мог уменьшиться.

— Думаешь? — спросила Тахгил. — Что-то ему ни в одну сторону конца-края не видно.

Сколько ни вглядывались ее подруги в темный горизонт, но в конце концов были вынуждены согласиться.

Нагруженные тяжелыми тюками путницы неуклюже пробирались среди высоких цветов. Случайный наблюдатель скорее всего принял бы их за трех крестьянок в капюшонах-талтри и крепких башмаках. Первая — и скорее всего главная — была высока и стройна, на лицо ее падали пряди грязных темных волос. Из-под капюшона второй, пониже и попухлее, выбивались соломенные кудряшки. Тонкое личико третьей, самой маленькой и хрупкой, казалось совсем еще детским, а волосы ее были аккуратно зачесаны назад. Странницы брели почти по пояс в цветах — среди многоцветья тюльпанов, похожих на изящные бокалы на тонких ножках, шелковистых неженок-пионов и лютиков, душистых стрелок нарциссов и шляпок фрезий, гроздей и колокольчиков гиацинтов, синих лент «девицы в зелени», простодушных личиков примул и столбиков крокусов, усыпанных шафранной пыльцой. Переходили вброд заболоченные ручейки по колено глубиной, и так же, по колено, шли среди воинств низкорослых ирисов, что размахивали благородными знаменами аметистовых цветов с желтыми язычками. На ночь девушки находили приют в развилках или на островках в таких вот ручейках, чтобы проточная вода уберегла их хотя бы от мелкой нежити.

Ибо нежить тут так и кишела.

С приближением вечера меж цветочных стеблей начинали скакать ежжи — крошечные горбатые карлики с выпученными глазами и злобными поросячьими лицами. Они швырялись в путниц камешками, выкрикивали всякие ругательства тонкими птичьими голосами, а потом, сделав сальто, катились по земле кувырком — и там, где только что был карлик, вдруг возникал ощетинившийся еж. Он разворачивался, фыркал и исчезал в траве. Цветы шелестели и покачивались, как будто по Арвенским лугам шли чьи-то невидимые ноги.

Эти ежжи изрядно досаждали девушкам, а кидались так метко, что очень скоро путницы были все в ссадинах и синяках. Причем, похоже, чем больше жертвы кричали и отмахивались, пытаясь прогнать мелких пакостников, тем больше тем все это нравилось. С презрительным хохотом они швыряли очередную порцию камней и, перекувырнувшись, пропадали из виду.

— Хватит, — наконец сказала подругам Тахгил. — Наша реакция их только раззадоривает. Не обращайте внимания на их выходки — авось им скоро наскучит.

— Гнусные ежжи, из-за них про всех ежей дурная слава идет, — в сердцах промолвила Кейтри, вытирая кровь со щеки, рассеченной острым камнем. — Верно, тут много лет смертных не проходило, вот теперь они так над нами и потешаются.

— Навряд ли им есть, о чем еще думать, — заметила Вивиана.

— Навряд ли им есть, чем думать, — язвительно поправила Кейтри.

Ежжи еще пару раз возвращались — видно, на случай, если странницы истосковались по столь малоприятной компании.

— И где они находят столько камней? — недоумевала Вивиана.

Звезды висели над головой огромными пылающими снежинками.

* * *

Однажды на закате, отправившись собирать сухие ветки рододендронов на растопку, Вивиана вдруг истошно закричала и, лепеча от ужаса что-то невнятное, бросилась через ручей на островок, где устроили лагерь. Схватив ножи и увесистые палки, Тахгил и Кейтри встали спина к спине, зажав между собой дрожащую Вивиану, и приготовились защищаться.

— Если явится что-нибудь и вправду серьезное, шансов у нас никаких, — пробормотала Кейтри Тахгил под истерические всхлипы Вивианы.

— Знаю.

Они обшаривали взглядами луга. Омываемые вольным ветерком цветы кивали головками. Слышались протяжные, точно голос флейты, крики сорокопутов. Казалось, этим безбрежным диким садам неведомо зло.

— Что ты видела, Виа? — не поворачивая головы, спросила Тахгил.

Нервы у нее вибрировали от напряжения, точно оснастка корабля в бурю.

— Он на меня ка-ак выскочил. Лицо человечье, только все такое помятое, с рожками. Выше пояса совсем голый, десять футов ростом, а ноги как у козла.

— Как у козла? А ты уверена, что он десяти футов ростом?

— Ну, скорее девять. Может, восемь. Но никак не меньше пяти или четырех…

— Уриск.

— Вы бы его видели! Просто ужас!

— По описанию, Виа, получается уриск. Скажи, он был похож на мраморную фигуру, что подпирает каминную полку в Каэрмелорском дворце?

— Нуда, пожалуй. Только…

— Если ты видела уриска, нам бояться нечего.

— Может, его, а может, и не его. Только страхолюдный он — жуть.

Никакой нежити на Арвенских полях сейчас не было видно и в помине.

Когда странницы зажгли костерок, книга ночи раскрылась. Темные страницы ее были покрыты рунами созвездий, медлительным, исполинским языком, древним, как мир.

— Вокруг полно трау, — заметила Тахгил на следующее утро, когда они собрали вещи и вновь двинулись по испещренной цветными пятнами равнине. — Я каждую ночь вижу, как они разгуливают в звездном свете.

— А, Серые Соседи, — кивнула Вивиана. — Вообще-то они довольно безвредные, но если их рассердить, непременно отомстят, не забудут обиды.

— В Башне мы вообще никакой нежити в глаза не видели, — сказала Кейтри. — Только когда собирали грибы и ягоды и возвращались из леса совсем уж поздно, иногда кто-нибудь мельком замечал в глубине чащи чьи-то горящие глаза. Но такое бывало совсем редко.

— У нас в Уитэме жил домовой, — сообщила Вивиана. — Его звали Слепой Билл — весьма ответственный домовик, его стараниями там все так и сверкало, ни сориночки. И еще одна придворная нечисть из свиты миледи в Аркуне — она, бывало, частенько пела с нами и раскачивалась на крючке для чайника. Но неявных я вблизи никогда не видела, — она передернулась, — пока не встретила хобиягов по пути в твою Башню, Кейт. Да и без этой встречи, по чести говоря, охотно бы обошлась.

— А теперь вот ты видала еще и уриска, — добавила Тахгил, — и более того, сильно подозреваю, что этот уриск идет за нами. По здравом размышлении сейчас мне кажется, он увязался за нами после того, как мы остановились умыться в том озерце в березовой роще.

— И что только ему нужно? — занервничала Вивиана.

— Вот уж не знаю.

Тем вечером Вивиана отстегнула от своего чудо-пояса швейные принадлежности, чтобы зашить прореху на штанах. Всю ночь девушки по очереди несли стражу, однако поутру обнаружилось, что пропал серебряный наперсток.

— Я же оставила его здесь, у костра! — восклицала Вивиана. — А теперь его нет. Исчез. Его кто-то украл.

— Трау, — мрачно сказала Тахгил. — Они всегда так и норовят стащить что-нибудь серебряное.

На миг ей перед ее мысленным взором предстало видение прошлого — счастливых часов, проведенных ею среди трау под звуки потусторонней музыки.

Они танцевали, дайнаннец и девушка - о, как близко, совсем близко, и все же не касаясь друг друга. Ни прядь его волос ни разу не задела мимолетно ее плеча, ни ее расшитый драгоценными камнями подол не скользнул по его башмаку - вот как танцевали они. Позднее, вспоминая ту ночь, Имриен никак не могла отчетливо представить себе ни медлительную красоту нечеловеческой гармонии, ни улыбавшиеся ей поразительно ясные глаза - только помнила, как ветер играл длинными черными волосами Торна, раздувая их, точно два черных крыла.

— Получше сторожи свой пояс, Вивиана, — посоветовала она, не обращая внимания на внезапную острую боль в сердце — точно в ране повернулся нож.

Фрейлина проверила витиеватую застежку, удерживавшую цепочку, на которой болталась целая коллекция всевозможных полезных мелочей: ножницы, маникюрные принадлежности, длинные шпильки, ложка, флакон нюхательной соли, игольник, зеркало, ситечко, неисправные часы, корзиночка с рукоделием, тилгалы, маленький кинжальчик, перочинный нож, табакерка и карандаш.

— В такой глуши все это выглядит до прискорбия неуместно, — вздохнула она.

— Ничего, зато очень может еще пригодиться, — заверила ее Тахгил.

Лежа на спине на мягкой траве, она прикрыла глаза. Как хочется отдохнуть! Но доносившаяся сквозь пелену неизбывной тоски беседа спутниц постепенно вернула ее к реальности.

— А ты не томишься по дому и родному очагу? — негромко спросила Вивиана у девочки.

— По маме скучаю, — созналась Кейтри, явно удивленная вопросом, — но сама по себе жизнь в Башне Исс была просто ужасна — не жизнь, а одно прозябание. А теперь я служу моей госпоже и с радостью последую за ней куда угодно. Меня же к этому и готовили. Я иду следом, прислуживаю, учусь. Мне хватает уже и возможности выйти за стены Дома Всадников Бури. О большем я и не мечтаю. А ты?

Вивиана заколебалась.

— Я боюсь всей этой нежити, что так и кишит вокруг, — наконец отозвалась она. — Хотелось бы уж укрыться за какими-нибудь безопасными стенами.

— Стены тоже вовсе не гарантируют никакой безопасности, — напомнила ей Кейтри.

— Да, но они хотя бы выглядят надежно, что уже хорошо.

— Значит, ты бы не хотела идти с госпожой в это странствие?

— Ничего подобного! Но мне было бы куда как спокойнее, знай я наверняка, что у нашей затеи есть хоть какой-то шанс на успех. Очень уж боязно — а ну как эти опасные края, по которым нам идти, заманят нас в какую-нибудь ловушку да там и погубят.

На следующее утро снова пустились в дорогу.

Неровная, холмистая местность изобиловала оврагами и перелесками, на склонах отливали оловянным блеском ручейки. Чем ближе подходили путницы по цветочному морю к густым темным границам Тимбрилфина, тем выше и толще становились деревья вокруг, тем ближе росли друг к другу. Вот уже четырнадцать промозглых дней девушки брели по бездорожью сквозь туманы и дожди. Они почти не разговаривали меж собой, еды еле хватало. По истечении полумесяца с тех пор, как они спустились по склонам кальдеры, Тахгил со своими двумя спутницами вступила под сень леса.

Солнце, осуществлявшее свой ежегодный переменчивый путь к южным тропикам, светило на северо-востоке. Гигантская стена деревьев отбрасывала длинную зловещую тень. Граница леса тонула в стылом сером сумраке.

Безрадостное, таинственное место. Чувствовалось в нем что-то нечеловеческое, зловещее.

Путницы остановились и, запрокинув головы, поглядели наверх. Прямые и толстые стволы массивных аутаркановых деревьев вздымались на добрых сто пятьдесят футов к далекому пологу листвы. Между этими величественными колоннами сбиралась тьма — безжизненное отсутствие света, вихрящиеся сумерки.

— Тимбрилфин, Край Исполинских Дерев, где нет жилищ смертных, — произнесла Тахгил вслух — и тотчас же пожалела о своей опрометчивости. По коже побежали мурашки.

— Тут кто-то слушает, — прошептала Кейтри, выражая общее мнение.

Странницы дружно повернулись и бросились прочь. Оказавшись на таком расстоянии от леса, что неведомое зло, рыскавшее во тьме меж стволов, уже не могло их услышать, они остановились обсудить ситуацию.

— Я-то думала, Тимбрилфин будет похож на прекрасный лес Тириендор, — негромко призналась Тахгил. — Но я ошибалась. Да, в Тириендоре есть свои опасности, но там хотя бы воздух пронизан светом. А эти темные своды источают угрозу. Должно быть, за столетия, что прошли с моего рождения, там, в лишенных солнца лощинах, собралось множество неявных. Кто скажет, какие ужасы царят там теперь? Мы не дайнаннские рыцари. Втроем, без чьей-либо помощи, мы не справимся ни с одной по-настоящему опасной тварью. Едва ли нам удастся пройти здесь.

— Что же делать? — спросила Вивиана. — Вы говорили, к западу отсюда лес тянется до самого океана, а на восток — и вовсе неизвестно на сколько миль. Придется ли нам свернуть перед этим препятствием — после того как мы уже проделали такой путь? Должны ли мы все-таки вернуться во дворец?

В голосе фрейлины прорезалась нотка надежды. Пожевывая травинку, Тахгил задумчиво щурилась, глядя на небо.

— Нет, — покачала она головой. — Но мне нужно время подумать. А нам всем требуется отдых. Помните родник, мимо которого мы недавно прошли, — на склоне холма? Давайте вернемся туда.

Родник оказался всего лишь болотистым прудиком, затянутым ярко-зеленой ряской. Берега его поросли тростником и ирисами, в воздухе висели золотисто-зеленые и переливчато-алые, радужные стрекозы. Они то взмывали на прозрачных крыльях ввысь, то вновь замирали, почти касаясь воды. Кругом стоял монотонный комариный звон да лягушачья разноголосица. Предвечернее солнце лило с небес маслянисто-желтый свет.

Странницы отдыхали там, пока солнечные лучи не вытянулись, не зашарили вдоль земли теплыми пальцами. Постепенно эти пальцы истончились, собрались в раскаленный кулак, что, ударив оземь, исчез за горизонтом. Лес чуть дальше по склону словно бы вырос на глазах, стал еще выше, еще темнее, еще угрожающее. За то время, что девушки не глядели в ту сторону, он даже как будто придвинулся на несколько ярдов. Теперь странницы не могли отвести от него глаз.

Над землей сгущались сумерки.

Над травой и между деревьями гулял печальный ветер. В слабом мелодичном шелесте листьев угадывались чьи-то легкие шаги.

Тахгил поднялась.

— Нежить, — громко сказала она. — Уриск.

Ответа не было. Стаккато стрекоз умолкло. Все кругом молчало.

— Уриск, — повторила она. — Покажись.

Вивиана с Кейтри замерли, боясь даже пошелохнуться. Лишь губы фрейлины беззвучно двигались, нашептывая оберегающее заклинание. Вода ждала, темно поблескивая меж листьев болотных кувшинок.

— Оббан теш! - пробормотала Тахгил. — Ну как мне его убедить?

Вивиана подняла голову.

— Уриск, — дрожащим голосом пролепетала она, — пожалуйста, выходи.

В ближайших кустах что-то обнадеживающе зашуршало. Тростник чуть заметно качнулся.

— Во имя Короля-Императора Эриса, — добавила Тахгил. — Во имя Нимриэль Озерной и Эсгатайра, Стража Ворот. Появись, уриск!

Затаив дыхание, путешественницы вглядывались в колышущиеся заросли тростника. А в следующий миг Тахгил резко обернулась. За спиной у них, словно сплетясь из сумерек, возникло невысокое черное существо с остреньким личиком и маленькой козлиной бородкой. Из вороха темно-коричневых кудряшек торчали два коротеньких рога. Ноги у этого создания вплоть до аккуратных раздвоенных копытец поросли густой шерстью. Талию обвивал пояс из сплетенного камыша, а с него свисала свирель.

Голос уриска был заунывен и печален, как ветер в пустынных лесах.

— Добрвечер, — хрюкнул он.

Внезапно мимо ушей странниц снова засвистели камни, из камышей донесся гогот и улюлюканье. После очередного набега ежжей у Тахгил появилась новая ссадина на щеке, а Кейтри растирала ушибленный локоть. Уриск остался на прежнем месте. Тахгил откашлялась.

Я призвала нежить, - думала она. — Воззвала к сверхъестественному существу. Такой призыв может дорого обойтись призывающему, может иметь для него плохие последствия. Надо проделать все правильно. Что я знаю об этих козлоногих духах? Они явные. Тот, самое имя которого пронзает мне сердце, когда-то сказал, что уриски томятся по обществу людей, но их вид пугает смертных.

Надо ли благодарить их - или благодарность только отпугнет?

— Ты оказал нам честь, — срывающимся голосом произнесла она. — Мы просим тебя о помощи.

— Но, — прошелестело существо, — вы страшитесь меня.

— Да нет же, вовсе нет, — поспешила заверить Вивиана. Глаза у нее сделались размером с блюдце. — Прости, что я завизжала тогда в рододендронах. Ты застал меня врасплох, только и всего.

— Мне в привычку такое обхождение, — траурно сообщил уриск. — Ваш род чурается меня и не водит со мной компании с тех самых пор, как пал в руины дом, при котором я жил.

— Пусть так, — не стала спорить Тахгил. — Но теперь, раз уж мы пригласили тебя поговорить с нами, поможешь отыскать путь через Тимбрилфин?

— Ух, вот уже много лет не слыхал я, чтобы лес так называли, — сказал уриск, приседая на корточки. — Это старинное имя, из тех давних-предавних времен, когда лес был юн, а Те, что дали это название, скакали или охотились под зелеными кронами. О, высокие своды Арда Масгар Дабба давно уже не зелены. Они серее пыли.

— Это лес теперь так называется? — уточнила Тахгил, даже не пытаясь выговорить название. — Жутковатое название!

— Для жутковатого леса, — согласился уриск. — Под таким именем знает его ныне мой народ — это одно из многих имен. Призраки зовут его Бол Скеаду, Великие — Аксис Умбру, а для лебедей, язык которых и по сей день близок к языку светлых, он Урлалиат. Но люди из Залива Серого Стекла называют его Казатдаур, что означает «Темные Мачты».

— Ты можешь показать нам безопасный проход через него?

— О, это не так-то просто. Безопасный? В тех вон туманных и ненадежных дебрях смертным никакой безопасности и в помине не найти. О нет, вы, три девицы, сами не захотите туда. Это же глухие чащобы. Вы разве не знаете, кто обитает в тамошних мрачных логовах?

Путешественницы покачали головами.

— Злобные твари, — многозначительно сообщил уриск. — Могучие твари. Внизу, под пологом леса, всегда темно и мрачно. Деревья высоки, а густая листва не пропускает ни единого луча солнца, так что свет дня никогда не касается земли. Там всегда если не сумерки, так непроглядная ночь, а в тени рыщут неявные твари всех сортов. Скрикеры и пикси, что сбивают путников с дороги.

— А я думала, пикси — вполне милые маленькие существа навроде фейнов, только с крылышками, — перебила Кейтри.

— Нет, малышка, пикси вовсе не милые. Своими призрачными фонариками они заманивают таких вот смертных, как вы, в непроходимые болота, где вы увязнете в грязи и тине. Они кричат притворными голосами, зовут вас к себе — и вы идете, пока не слетите с высокой скалы. Они манят, уводят с дороги, и вы теряетесь в бесконечных диких чащах.

— Скрикеры и пикси опасны, — в свою очередь, перебила Тахгил, — но если не терять головы и руководствоваться здравым смыслом, с этой мелкой нежитью вполне можно справиться. Прошу прощения, — добавила она на случай, если невольно обидела уриска.

— Берегись — я не поведал еще самого худшего. Слыхали о Гриме?

— Ой, да, — вздрогнув, сказала Вивиана. — Он нем легенд много. Он умеет менять обличье, крадет из сердец радость.

— О, на это он мастер, а обитает он в высоких чертогах Арда Масгар Дабба. И Черная Эннис, она тоже живет здесь — кошачья ведьма, пожирательница людских детей. И, говоря о кошках, еще в этом лесу охотятся серые малкины.

Путешественницы переглянулись. От серых малкинов не спасали никакие заклятия, поскольку то были лорралъные чудища — огромные и смертоносные кошки.

— А если вы сумеете избежать встречи с Гримом, Черной Эннис, малкинами, бродячими огнями и прочими, вам скорее всего придется иметь дело с еще одним существом, часто бывающим под темным пологом Арды, — с самим Кербом.

— Убийцей? — переспросила Тахгил пересохшими губами.

— Да.

— Значит, нет никаких шансов пересечь Казатдаур без помощи Летучих кораблей или эотавров?

— Ох, ну, может, тропа-то и найдется, — гулко проухал уриск.

Девушки выжидательно уставились на него, но он больше ничего не сказал. Сзади, у уриска за плечом, поднималась луна. В серебристом свете четко обрисовывался рогатый, до жути чужой силуэт. Однако лицо уриска казалось кротким и мирным. Он гляделся в маленькое зеркальце, крошечной луной свисавшее с пояса Вивианы.

— Мне приходилось бывать в этом лесу, — наконец заговорил он, — и на его окраинах — с тех пор, как я лишился дома на берегах Ишкилиата, который люди зовут Заливом Серого Стекла. Я знаю лес, знаю лесных жителей — и стараюсь держаться от них подальше. Но там, среди ветвей, высоко над землей, в кронах деревьев живет племя людей. Их дороги висят средь листвы, куда проникает солнце. Сетками и железом они защищаются от всех малкинов и прочих тварей. Может, они и позволят вам пройти по их дорогам, если я попрошу.

— Если они пользуются железом, то уж, верно, не колдовского рода.

— Они смертные, только вот не могу сказать, что за племя такое. Я их попрошу — потому как для вас тут слишком Шебуршасто. Взять хоть этих милых ежиков в кустах.

— Шебуршасто?

— Опасно.

Уриск снова растворился в пейзаже.

— Держитесь начеку, — раздался гулкий прощальный возглас.

— Интересно, можно ли ему доверять? — вслух спросила Вивиана, не обращаясь ни к кому в отдельности.

Луна поднялась на двадцать семь градусов выше. Три путешественницы сидели подле источника, то задремывая ненадолго, то пробуждаясь вновь. Тахгил грезилось, будто бы дуновение ветра у нее на щеке — дыхание Торна. Выпала роса. Лягушки выводили монотонные колыбельные, от которых мысли в голове распадались невнятными обрывками, постепенно сменяясь полусном.

Громкий вопль рывком вернул Тахгил к действительности. Вскочив на ноги, Вивиана лихорадочно обшаривала складки плаща.

— Гром и молния! — вскричала она. — Мои часы! Их украли — прямо с пояса!

Неподалеку от кромки леса многозначительно покачивались кусты.

— Вон они где! — торжествующе завопила Вивиана. — Трау — ворюги!

И, не успел никто остановить ее, бросилась туда. Когда ее спутницы бросились следом, на пальце Тахгил вдруг возникло бледное свечение.

— Кольцо предупреждает: кто-то неявный совсем близко, — тревожно сообщила девушка Кейтри. — Причем неявный пострашнее, чем трау.

Они догнали фрейлину уже почти у самой тени черных ветвей Казатдаура. Из-за ближайших стволов высовывались серые лица с огромными выпученными глазами и длинными обвислыми носами с круглыми кончиками. Ближе всего к трем подругам стояла маленькая трау в традиционном сером платке на голове. В руке она держала серебряные часы в футляре, отделанном бронзой и слоновой костью. Все трау глазели из тени на смертных. Сверху, в ста пятидесяти футах над головой, с ветви сорвался одинокий листок, в свете луны похожий на черный клочок сажи.

— А ну отдавай, жалкая тварь, — сердито потребовала Вивиана, протягивая руку. — Это мое. Все, что у меня осталось в этой окаянной глуши. Отдай немедленно!

Маленькая трау ничего не ответила. Где-то вдалеке резко и отрывисто тявкнула лисица — казалось, подобный звук никак не мог вырваться из горла обычного лесного зверька. Кольцо пульсировало ярким сиянием, точно предупреждая: грядет опасность.

Внезапно выпученные глаза трау выпучились еще больше. Подвижные, гибкие рты словно бы стекли вниз. Трау разом попятились и отступили в тень.

— Нет! — кинулась вдогонку Вивиана. — Не уходите…

Скорчив последнюю гримасу, трау исчезли в лесу.

— Одними только рожами вы нас не запугаете! — крикнула им вслед Вивиана.

— Странно, — заметила Кейтри. — Готова поклясться, они вдруг сами чего-то испугались.

— Да, но не нас — а чего-то у нас за спиной, — сказала Тахгил, резко разворачиваясь.

Тот, кого испугались трау, двигался прямо к ним — не то шел, не то скользил по траве, высокий и прямой, будто труба. Девушка не сразу сумела разглядеть его среди стволов деревьев на склоне. В воздухе рядом с ним хлопали, развиваясь, два треугольника — полы длинного черного пальто. Неужели это человек?

Если да, то с головой у него было что-то очень не так.

Тахгил почувствовала, как внутренности у нее обращаются в воду. Ноги отнялись. Голова приближающегося существа, так похожего на человека, была наклонена влево, то есть не просто даже наклонена, а лежала на плечах горизонтально, под углом, совершенно немыслимым, если не свернута шея. Это была голова повешенного.

Луч лунного света задрожал и распался.

Запрокинутое лицо скользило вперед, вращаясь и парализуя путниц, словно связывая их незримыми нитями. И тут раздался гулкий крик:

— Это же Кривошей! Девоньки, не стойте столбом! Бегите! Бегите!

Незримые нити порвались. Девушек охватила сверхъестественная энергия паники. Освободившись от оков ужаса, они помчались на зов уриска:

— Сюда! Сюда!

Они мчались по темным полянам Казатдаура. За спиной, отсекая свет луны, сомкнулись высокие стволы похожих на стальные башни аутаркеновых деревьев.

Запах страха был тьмой. И во тьме этой не существовало скорости — лишь тягостное давление со всех сторон, как будто три преследуемые чудовищем странницы бежали внутри губки. Кольцо на пальце, точно почувствовав, что надо маскироваться, померкло.

— Наверх! Наверх!

Крики уриска звучали слабее.

— Это ловушка! — воскликнула Вивиана. — Нас заманивают пикси!

— Нет! — яростно возразила Тахгил.

Они из последних сил бежали сквозь мглу, что слепила глаза, забивала нос и рот, душила. Тахгил лицом врезалась во что-то.

— Лезьте! — раздался пронзительный голос козлоногого существа.

Слепо шаря во тьме, девушка нащупала ряд параллельных планок — лестницу.

— Ты первая!

Она с силой дернула Кейтри за локоть и почувствовала, как девочка лихорадочно карабкается наверх мимо нее. Лестница дергалась и извивалась, точно угорь.

— Твоя очередь, Виа.

Второй раз просить фрейлину не пришлось. Она полезла было за Кейтри, но вдруг остановилась.

— Госпожа…

— Давай, если тебе жизнь дорога! Он еще гонится за нами!

Так оно и было. Плесневая поросль на аутаркеновых стволах слабо светилась, и этого мертвенного свечения хватало, чтобы разглядеть во тьме сгусток еще более непроглядной тьмы — прямой столб в развевающемся плаще неумолимо надвигался. Едва только подошвы Вивианы оказались выше головы Тахгил, девушка тоже схватилась за ступеньку и принялась судорожно подтягиваться на качающейся лестнице, нащупывая ногами опору, срываясь и снова находя.

Слишком поздно. Из тьмы вырвалась длинная хищная челюсть. Одним быстрым движением Тахгил выхватила нож, прицелилась и метнула его. Лезвие вспыхнуло кобальтово-синим цветом и бесследно исчезло, точно растаяло. Однако неожиданная атака заставила врага на мгновение замешкаться — и за это мгновение Тахгил взобралась выше, туда, где длинная зубастая челюсть уже не могла ее достать. Со всей силы карабкаясь наверх, девушка скоро ударилась лицом о каблук Вивианы.

— Выше! Выше! — отчаянно завопила она. — Он лезет за нами!

И в самом деле, скособоченная голова тоже поднималась по лестнице. Тахгил метнула второй нож. Он вспыхнул и исчез, как и первый, на сей раз не задержав преследователя ни на секунду. Крючковатая челюсть потянулась к лодыжке девушки, чтобы сдернуть беглянку вниз.

И тут через лес струйкой дыма просочилась мелодия флейты.

А в следующий миг ее сменил громкий вопль.

— Ах ты, гнусный жадина, у тебя вместо головы задница, Кривошей прожорливый! А вот меня не поймаешь, хоть ты шаром катись.

Оскорбление вышло, пожалуй, не настолько нестерпимым, чтобы зловещий дух немедленно перекинулся на новую цель, но все же достаточно обидным, чтобы он приостановился. Вдобавок Кривошея на миг сковала сила произнесенного вслух имени. За этот миг передышки Тахгил снова рванулась вверх — и вместо продолжения лестницы наткнулась на ошеломляющую пустоту. Башмаки Вивианы исчезли, зато чьи-то руки крепко ухватили девушку под мышки и рванули вверх и вбок — на деревянный настил. Лестница со свистом и треском полетела вниз, увлекая за собой кошмарного преследователя, и тяжело рухнула на землю.

Жадно глотая воздух, три путешественницы сидели, привалившись спинами к толстому стволу. Кроме них, на платформе никого не было. Где-то совсем рядом раздался каскад невнятных звуков, отдаленно напоминающих человеческую речь, но на слух девушек абсолютно бессмысленных, — однако скоро и эти звуки затихли вдали.

Судя по всему, беглянки хотя бы на несколько минут оказались в безопасности.

— Как вам удалось сбросить лестницу? — задыхаясь, выговорила Тахгил.

— Это не мы, — пропыхтела Вивиана. — Кто-то другой. Здесь были какие-то существа, но я их не разглядела. Они помогли нам слезть с лестницы, а потом куда-то делись.

Похоже, неизвестные спасители исчезли, оставив спасенных справляться далее собственными силами. Тахгил подползла к краю деревянного настила, утыканному железными прутьями, и, ухватившись за один из них, поглядела вниз.

— Мы не так уж высоко — всего в двадцати футах над землей. А та тварь, дай ей время, еще может до нас добраться. Надо бы залезть повыше.

— Да, выбора у нас нет, — согласилась Кейтри, глядя во тьму над головой. Вдоль ствола тянулась вверх следующая лестница. Тем временем внизу, на усыпанной прошлогодней листвой земле, зазвучали чьи-то неверные шаги.

— Кривошей вообще никаких звуков не издает. Это кто-то еще, — сказала Вивиана, ослабляя врезавшиеся в тело лямки заплечного мешка. — Чем выше мы заберемся, тем спокойнее мне будет на душе.

Однако на смену пережитому страху, бешеному броску на пределе сил пришло полнейшее опустошение. Чудом спасшись от смерти, путешественницы теперь только и могли, что жаться к толстому стволу, не в силах и помыслить о том, чтобы немедленно лезть дальше.

От гладких аутаркеновых стволов не отходило ни единой ветви. Ровные толстые колонны высились на добрых сто пятьдесят футов, а там раздваивались — и каждая ветвь тотчас же раздваивалась снова, и снова, и снова, выпуская листву. Переплетаясь меж собой, ветки образовывали густую сеть, объединяющую все деревья в лесу. Правда, эти последние прутики были совсем уж тонки, так что перебраться по ним могли разве что птицы и самые мелкие лазающие зверьки.

Снизу донеслось тяжелое дыхание и какой-то скрежет. Между парой торчащих железных прутьев показались два быстро приближающихся зеленых глаза. Лесную тишину прорезало басовитое рычание. За черными вывернутыми губами сверкнули ярко-алые десны и белоснежная эмаль острейших зубов.

Сами удивляясь, и откуда только силы берутся, беглянки рванулись вверх по второй лестнице. Не успели они добраться до очередной платформы, как уши заложило от яростного, дикого вопля. Опасливо глянув вниз, они увидели огромную лапу, которая бешено когтила только что опустевший помост. Длинные ядовитые когти, способные без малейшего усилия вспороть человеку живот, сейчас прочерчивали в досках глубокие борозды. Над платформой стоял жуткий треск. Промежутки между кольями были слишком узки, и хищник неосторожным движением сорвал себе коготь. Помост дрогнул от могучего удара снизу, доски не выдержали и поддались. Медленно покатился вниз выломанный кусок. В образовавшейся бреши показалась неистовая кошачья морда: клыки, с которых капала слюна, плоские, прижатые к голове уши, узкие раскосые глаза. Мощный хвост хищника так и ходил ходуном. Три пташки, на которых охотилась сейчас милая киска, не стали ждать, что будет дальше, а, выбравшись на более надежный насест, поспешно втянули за собой лестницу.

Теперь по соседним стволам скакали уже шесть или семь мускулистых гигантских кошек. С поистине удивительным при их размере проворством они прыгали с дерева на дерево, ловко изгибаясь, чтобы не удариться брюхом, а зацепиться за кору когтями, Лесной исполин, приютивший трех насмерть перепуганных представительниц человечьего рода, стоял чуть наособицу — и даже такие ловкие хищницы, как серые малкины, как ни силились, не могли допрыгнуть до него. Одна из них, взобравшись выше второго помоста, метнулась наискосок, изогнулась, едва не сломав себе при этом спину, и, пролетев буквально в нескольких дюймах от края площадки, камнем ухнула вниз.

Дерево, по которому лезли Тахгил, Вивиана и Кейтри, было более или менее защищено от нападения малкинов шипами на платформах, достаточно большим расстоянием до соседних деревьев, а кроме того — широкими заржавевшими металлическими полосами, что обвивали ствол на равном расстоянии друг от друга. Никакие когти не могли впиться в этот металл, а потому хищницы, даже и запрыгнув вдруг на ствол в одном месте, не могли бы залезть выше. Не обращая более внимания на рычание и мяуканье разочарованных охотниц, беглянки поднимались все выше и выше. Фляги и заплечные мешки так и стучали по спинам. Через каждые двадцать — тридцать футов лестница выводила к отверстию на очередную платформу, приделанную к широкому стволу. Там путешественницы позволяли себе немного отдохнуть и перевести дух.

Наконец они уже более не могли подниматься.

И причин тому было две: во-первых, все три вконец вымотались, а во-вторых, лестница кончилась. Здесь завеса листвы была чуть реже, чем вокруг, но о том, что над лесом светит луна, возвещало лишь слабое серебристое свечение, примешивающееся к темноте ночи. От ствола отходили в разные стороны веревки, крепящиеся к крюкам и примитивным блокам. Концы веревок терялись во мгле. Разгоряченные, раскрасневшиеся, подруги жадно напились воды из фляг и точно три деревянные марионетки, на время отпущенные с ниток кукольника, уселись дожидаться утра. Лишь страх перед неведомыми опасностями не давал им забыться тяжелым сном.

Тахгил склонила голову на ствол, и ей показалось, будто она слышит, как, журча и пульсируя, бежит зеленая кровь под корой — совсем как биение ее собственной жизни. Мысли девушки, как обычно, обратились к Торну.

С той минуты, как она впервые увидела дайнаннца под деревьями Тириендора, он безраздельно воцарился в помыслах девушки, так что иной раз она казалась себе лишь наблюдательницей, что следит за пьесой жизни и собственной ролью в ней со стороны. А с тех пор как к любовному томлению прибавились муки лангота, страдания ее удвоились. А вдруг они с Торном никогда уже не увидятся? Вдруг он пал в бою и навеки утрачен для нее? Сомнения и неуверенность высасывали из Тахгил жизнь, высасывали кровь — капля по капле, так что теперь девушке казалось, по венам у нее бежит лишь жидкая водица, а кости сделались хрупким стеклом, таким прозрачным, что свет проходит сквозь нее насквозь, а вся она так истаяла, что первый же порыв яростного южного ветра унесет ее прочь.

И все же она цеплялась за жизнь — так же крепко и решительно, как рука ее сейчас цеплялась за ребристую, неровную кору гигантского аутаркенового дерева, — ибо в этом хрустальном стекле горело жгучее пламя, еще не до конца притушенное отчаянием. Фантазия унесла девушку далеко от Казатдаура, в мыслях Тахгил сейчас стояла на залитой звездным светом поляне Фаэрии рядом с высоким рыцарем. Черную голову его терновым венцом украшали белые звезды.

Сладкая печаль и ужасная тоска навеки поселились в моем сердце, отравляя каждое слово, каждый шаг.

Где-то вдали зазвучали непонятные звуки. Они поднимались все выше и выше над Казатдауром — деловитое жужжание и гул, похожий на шум вращающихся колес. А потом неожиданно грянула развеселая музыка — как будто целый оркестр скрипачей и флейтистов наяривал пляшущим крестьянам в каком-нибудь сельском амбаре. Однако в мелодию закрадывались и резкие, неприятные звуки — музыка казалась лишь бледной копией, беспомощной попыткой изобразить веселье, едва ли не пародией. И прервалась она так же неожиданно, как началась, на середине фразы.

— По правде сказать, вот уж не пикник, — заметила Вивиана.

Во мраке ее лицо казалось бледным, как у покойника.

Деревянный настил, на котором они сидели, легонько покачивался в лад танцу древесных крон. Лесная колыбельная мало-помалу навеяла на путниц сон столь глубокий и крепкий, что ни шорох веревок, ни вздох потревоженного чьим-то приближением воздуха не разбудили их.

Серебряная голубизна растаяла, перешла в густые зеленые сумерки. Утреннее солнце просачивалось сквозь ярусы изумрудных крон, миллионы и миллионы листочков что-то бормотали и нашептывали. Казатдаур никогда не умолкал. Ветер, ворошащий листву, не достигал пола темных чертогов, зато здесь, наверху, стоял тихий звон, как будто кто-то запустил руку в сундук, набитый крохотными хрусталиками. Сотни тысяч листьев медленно скользили вниз, точно нанизанные на невидимые нити.

Тоска по Земле По Ту Сторону Звезд стальным обручем сжимала грудь Тахгил, соленой влагой проступала на глазах девушки. В каплях непролитых слез дрожали отражения листьев.

В утреннем свете путешественницы увидели на противоположном конце платформы горку свежесобранной растительности. Ослепительные цветы с оранжево-желтыми сердцевинками. Похожие на тыквы плоды, все в полосках и пятнышках, которые при ином освещении, наверное, были маренового оттенка. Ветка с листьями — кожица с нее была содрана, и три выдолбленные сухие тыквы со свежайшей родниковой водой. А еще — маленькая плетеная корзиночка с маленькими, точно конфетки, шелковистыми коконами нежно-розовых, шафранных и жемчужных тонов. С чашечек и цветов, и плодов свисали длинные шлейфы белесых волоконец.

От цветов исходил медовый аромат — столь сильный, что даже голова шла кругом. Подруги обнаружили, что эти сочащиеся нектаром ветви можно есть. Хрустящие аутаркановые листья тоже оказались съедобными и по вкусу напоминали сладкую ангелику. Разрезав плоды, путницы обнаружили темно-красную, точно живая плоть, мякоть, мясистую и очень вкусную. А внутренний слой коры напоминал зачерствевший хлеб. Кейтри разрезала один из длинных овальных кокончиков. Внутри извивалась белая слепая личинка. Девочка торопливо, точно обжегшись, отбросила ее на помост.

— Ох ты, бедняжечка.

Мгновенно устыдившись своей несдержанности, она аккуратно подняла кокон и положила обратно в корзиночку. Больше к разноцветным коконам никто не притрагивался.

— Прямо-таки удивительно, что они не принесли нам птичьих тушек, — сказала Кейтри.

— Здесь нет птиц, — ответила Тахгил. — Разве ты еще не соскучилась по их пению?

— Лично я вполне могу обойтись и без птиц, одними сладостями, — с набитым ртом проговорила Вивиана. — Ну кто бы подумал, что можно есть цветы!

— Ну, едят же цветную капусту, — возразила Кейтри. И прибавила, наморщив носик: — Во всяком случае, некоторые едят.

— И засахаренные фиалки, и розовые лепестки, — согласилась Вивиана, впиваясь зубами в сочный плод.

Кейтри поглядела на серый и сумрачный высокий полог, изредка ронявший одинокие листья.

— Что-то не вижу здесь ни таких цветов, ни плодов. Сдается мне, они все растут на длинных побегах гораздо выше. И как только Древолазы их достают?

— Ума не приложу, — промолвила Тахгил. — Но, насколько понимаю, тот уриск попросил Древолазов помочь нам и спустить одну из своих лестниц. В конце концов, все-таки звал нас именно он, а вовсе не пикси пытались заманить в дебри Казатдаура навстречу злой судьбе.

— Да, малыш оказался очень порядочным, такому можно доверять, — согласилась Вивиана. — Да и трау нам помогли, хотя и не нарочно. Не укради они мою вещицу, мы бы так и сидели у пруда, когда на нас напала эта тварь, Кривошей. А тогда он бы мог отрезать нас от леса и никакие Древолазы нам бы не помогли.

При одной мысли о подобном кошмаре все три примолкли.

Лесной мир, окутанный нежно-зеленой дымкой, казалось, состоял сплошь из перпендикуляров, теряющихся во мгле далеко внизу. Головокружительная перспектива. На земле ждала опасность, над головой покачивались тонкие ветки, слишком ломкие и хрупкие, чтобы выдержать кого-нибудь тяжелее опоссума. А по бокам простирались воздушные бездны, столь глубокие, что туда и глядеть было невозможно из-за страха упасть.

Идти было некуда.

Тахгил внимательно изучала сложный аппарат из веревок и лебедок, привязанных к вбитым в ствол крюкам.

— Канаты сплетены из волокон, которые торчат из стеблей этих цветов и плодов, — они очень крепкие, грубые и прочные. В нашей ситуации веревки нужны просто позарез. Может, нам удастся самим такие сплести…

— Ни веревки, ни что другое нам не понадобится, если мы на веки вечные останемся торчать тут на насесте, — сварливо заявила Вивиана. — Пора бы уж этим Древолазам вернуться и помочь нам.

— Уриск сказал, у них есть свои дороги поверху, — промолвила Кейтри, проводя пальцем по уходящему в глубь леса канату. — По-моему, это как раз начало одной из таких дорог, а еще одна идет от платформы чуть ниже.

Тахгил отцепила толстый канат, завязанный на свободном конце массивным узлом.

— Снаряжение Древолазов имеет вполне определенное назначение, — сказала она, рассмотрев узел. — Просто и эффективно. Вот это известно мне под названием «летучая собака». У Придери тоже такая была. Вела от его балкона к основанию холма. Когда я была маленькой, он разрешал мне кататься на ней, а я воображала, что летаю — отца бы удар хватил, узнай он только. — Она дернула за веревку. — Закреплено надежно. Глядите, а вот так вот веревку с узлом можно вернуть в исходное положение, после того как благополучно приземлишься на другой стороне.

— Да, но где эта самая «другая сторона»? — засомневалась Кейтри.

— Есть только один способ узнать. — Тахгил последний раз дернула за канат. — Я пойду первой. Если все будет хорошо, привяжу к веревке какой-нибудь знак — ну например, пучок сухого тимьяна, раз уж я с ним так сроднилась. Эта вот возвратная бечевка должна сопровождать основную. Очень важно, чтобы она свободно разворачивалась, когда я прыгну, а потом, когда канат будет возвращен, аккуратно смоталась — не то ничего не выйдет. Если вдруг возвратная бечевка застопорится и летучая собака резко остановится посередине, пассажир сорвется. Тут нет никакой петли безопасности.

— Но вы ведь не станете прыгать отсюда на этакой ненадежной штуковине! — вскричала Вивиана.

— Не трусь, Виа, — ободряюще сказала Тахгил. — Ничего другого нам не остается.

— Вечно одно и то же, — простонала фрейлина. — У нас нет выбора. Ну неужели мы просто щепки в потоке, швыряющем нас из стороны в сторону по прихоти обстоятельств, на которые мы и повлиять-то никак не можем? По-моему, госпожа моя, до сих пор единственный выбор, что я сделала, состоял в решении сопровождать вас, да и его в сущности выбором не назовешь, потому как иначе поступить мне бы совесть не позволила.

— По личному моему опыту, — ответила Тахгил, — могу сказать, что, пожалуй, за всю жизнь я приняла действительно серьезное решение только один раз, а все остальное было результатом событий, никак от меня не зависящих. Я семь лет искала украденных детей — но как я могла их не искать? Вошла в Светлое Королевство — и как я могла отказаться от возможности спасти их? Я по своему выбору покинула Светлое Королевство в последнюю минуту — хотя даже тогда в глубине своего сердца знала, что должна покинуть его, так что, по правде, никакого выбора я не совершала. Похоже, ты права.

— Настоящий выбор, — заметила Кейтри, — приходится делать каждый день — принимая всевозможные мелкие решения. И пусть мы не можем сказать, куда приведет наш путь, но по крайней мере можем сами решать, куда направить свои стопы и на что именно обращать внимание по дороге.

— А вот герцог Эрсилдоун стоял на том, что мы сами выбираем свою судьбу… — начала было Вивиана, однако Тахгил перебила ее:

— Что-то беседа становится слишком аллегоричной для меня. — Она сменила тему: — Когда я доберусь до другого конца, то дерну толстый канат, основной, три раза. По этому сигналу тащите возвратную бечевку. До встречи.

С этими словами она крепко схватилась за веревку двумя руками, оттолкнулась и прыгнула вперед. Едва ноги Тахгил оторвались от края платформы, она зацепилась ими за узел. Над головой заскрипела лебедка, бегущая вдоль ведущего каната вниз, во тьму и неизвестность.

Девушка со все нарастающей скоростью летела вниз. Волосы, плащ и капюшон ее развевались подобно знаменам. Лес мелькал по бокам, как сложенные из высоких колонн стены отвесного каньона.

Трос уводил куда-то далеко-далеко, казалось — до самого конца света.

Наконец из сумерек впереди с ошеломляющей скоростью вынырнуло место назначения летучей собаки — другая платформа на аутаркеновом дереве. Почти перед самым концом троса блок достиг самого низкого места спуска и дернулся вверх, сбрасывая скорость, набранную за время головокружительного спуска. Болтающаяся на веревке Тахгил задела ногами о край платформы, закричала от боли и невольно отпустила одну руку. Ее бесцеремонно поволокло дальше, на помост, и только тогда она вспомнила, что надо разжать и вторую руку. Тем временем блок летучей собаки, взлетев на высшую точку дуги, утратил последние остатки инерции, поддался соблазну земного притяжения, сменил направление движения и заскользил обратно вниз. Тахгил с трудом успела обрести равновесие, выпрямиться и поймать канат, пока он не отлетел туда, куда бы она уже не могла дотянуться с платформы. Однако ее и саму сдернуло бы с края, не успей она со всей силы откинуться назад и обмотать веревку вокруг вбитого в толстый ствол колышка.

Переведя дух и оглядевшись, Тахгил обнаружила, что платформа, куда вынес ее канат, является второй в целом ряду платформ. Дерево, на котором они располагались, на вид ровным счетом ничем не отличалось от всех остальных деревьев Казатдаура. С платформы ниже отходил трос обратно к первому дереву, с платформы выше бежали сразу три каната, каждый в свою сторону. Судя по всему, это дерево являлось своеобразным воздушным перекрестком.

Привязав к блоку пучок сухого тимьяна, девушка трижды дернула за канат. По тросу пробежала дрожь, но он был таким толстым, что она затихла задолго до того, как канат хотя бы скрылся из виду. Она дернула снова — гораздо сильнее, и была вознаграждена внезапным напряжением возвратной бечевки. Отцепив блок, Тахгил подтолкнула его вперед и следила, как он исчезает в глубокой тени. Тут ей пришло в голову, что прежде, чем призывать подруг, следовало бы удостовериться, что на верхней платформе не поджидает никаких опасностей. Однако теперь уже времени не было.

Внезапно трос натянулся и загудел. Из полумрака появилась Кейтри. Она летела, прильнув к веревке, как виноградинка к лозе, и крепко зажмурившись.

— Открой глаза!

Блок замедлился на последнем коротком подъеме. Башмаки Кейтри коснулись помоста. Она отпустила канат слишком рано — инерция утащила ее вперед, и девочка полетела через дальний край платформы. Тахгил поспешно ухватила ее обеими руками и что было сил рванула на себя. Обе со всего маху плюхнулись на платформу. Канат раскачивался у них над головой.

— Рога Анта! — только и вымолвила белая от потрясения Кейтри.

Они подали знак Вивиане, которая появилась с гораздо большей скоростью и соответственно большей инерцией. Соскочила с каната фрейлина изящно и ловко, как будто всю жизнь только и делала, что тренировалась летать между деревьями.

— А это куда легче, чем я думала.

Спутницы уставились на нее в полном ошеломлении.

— Куда дальше? — не замечая их изумления, поинтересовалась Вивиана и огляделась кругом. — Смотрите, с платформы над нами идет сразу три троса.

— На север. Нам надо двигаться к северу, — ответила Тахгил. — Только вот понятия не имею, где тут север. Когда мы удирали от той твари с перевернутой головой, я напрочь утратила всяческую ориентацию, а сюда солнце не проникает, так что и не разберешься.

Сверху, над лесом, зарядил свежий сладостный дождь, дар чистой воды, предназначенный питать влагой почки, разглаживать иссушенные листья, промывать длинные зеленые косы леса. Однако под плотный полог листвы не проникло ни одной капли.

Когда дождь закончился, подруги вскарабкались по вьющейся лестнице на верхнюю платформу.

— Глядите! — воскликнула Кейтри. — К центральному канату привязаны цветы, и к бечевке тоже. А на остальных двух летучих собаках нет веревок, за которые можно цепляться.

— Недвусмысленное указание, уж это очевидно, — мрачно заметила Тахгил. — С какой бы стороны ни находился север, Древолазы четко показали, по какой дороге нам следует двигаться. Будем надеяться, они и вправду так дружественно настроены, как говорил уриск.

— Но мы бы могли подтянуть тех двух летучих собак при помощи возвратных бечевок, — логично указала Кейтри.

— Честно говоря, не хочется сердить лесных жителей. Не забывайте, мы в их владениях. Наша жизнь и смерть всецело в их руках. Давайте же пока повиноваться им, однако не забывать и об осмотрительности.

Точно так же, как и в первый раз, они перебрались по летучей собаке на следующее дерево, где все выглядело ровно так же, как на двух предыдущих.

— Однообразие начинает действовать мне на нервы, — пожаловалась Вивиана. — Как будто мы движемся в никуда — или по кругу.

— Только не по кругу, — возразила Кейтри. — Обрати внимание, до сих пор мы двигались по одной прямой.

Словно в насмешку следующий же трос шел куда-то в сторону и вынес подруг на платформу, с которой виднелись еще несколько обвешанных платформами аутаркенов. Все деревья были соединены канатами. Чем дальше забирались три подруги в глубь Казатдаура, тем привычнее становился им этот метод передвижения и тем ловчее они приземлялись и отталкивались на площадках. И тем больше становилось кругом деревьев со столь необычной оснасткой.

— Самая настоящая паучья сеть! — дивилась Вивиана.

Преодолев с дюжину таких отрезков, каждый добрых сорок ярдов длиной, они остановились отдохнуть на очередной платформе. Руки и ноги с непривычки болели — так крепко и отчаянно приходилось цепляться за канат, тем более сознавая: страховки нет никакой. Ослабь путницы хватку, ничто не удержало бы их от падения.

Далеко справа из сумерек смутно вырисовывался правильный геометрический узор из длинных треугольников, как будто сплетение веревок между тремя высоченными колоннами. Раз или два, вглядываясь в полутьму, подруги вроде бы различали на этих линиях чьи-то маленькие фигурки.

Перебравшись на следующее дерево и снова поглядев в сторону загадочной конструкции, они заметили, что далекая сеть стала сложнее, а движение по ней усилилось. От этой платформы уже не отходило летучих собак — вместо нее путешественницы увидели несколько подвесных мостиков: деревянных дощечек, привязанных к двум параллельным канатам. Третья веревка служила перилами. Вход на два из этих мостиков был перевязан бечевками. А на перилах третьего висел букетик цветов.

— Вот это мне уже больше по нраву! — воскликнула Вивиана. — Да, не думала, что когда-либо обрадуюсь такому шаткому мосточку, но после висения на этих веревках и тут кажется безопасно.

— А может, он выведет нас к городу Древолазов, — сказала Кейтри, поглядев направо. — Вот любопытно было бы поглядеть поближе и на него, и на них самих.

Однако идти по подвесному мосту оказалось не так приятно, как думали путницы. Стоило только ступить туда, как вся конструкция начала скрипеть и трястись, точно сердитая гусеница. Поскольку девушки шли каждая в своем ритме, мостик раскачивался не в лад ни одной из них — то неожиданно дергался наверх, подсекая шаг, то, напротив, уходил из под ног, заставляя спотыкаться. Подруги медленно продвигались вперед, стараясь не глядеть вниз — между перекладинками зияла великая пустота, лишь совсем далеко внизу тонула в темной мантии мглы земля. На миг сквозь завесу листвы пробился тоненький солнечный лучик, золотой булавкой пронзая мостик, по которому шли Тахгил, Кейтри и Вивиана. Кругом все так же продолжали опадать листья, а лес все так же вздыхал и тихонько шелестел.

Справа уже более отчетливо виднелось то, что Кейтри назвала лесным городом. Среди хитросплетения летучих собак, тарзанок, подвесных мостов, мостиков и мосточков аутаркены несли на себе более широкие и основательные платформы, иные из них — даже обнесенные стенами. К стволам жались маленькие жилища с крошечными продолговатыми окнами и дверями, чернеющими на фоне серых стен. Ушей путниц начали достигать какие-то слабые тонкие звуки — как будто голоса самого воздуха — и отдаленное пение.

— Нас проводят мимо города, — огорчилась девочка. — Ну почему они боятся нас?

— Или презирают, — добавила Вивиана, — или заводят в глушь.

— Зачем им кормить нас, чтобы потом самим же отправить на погибель? — возразила Тахгил.

— Может, откармливают нас для своих кладовых, — мрачно предположила Вивиана.

— Да нет, по-моему, никакое это не презрение и не страх, — промолвила Кейтри, — а просто жажда уединения, но в сочетании с доброжелательностью. Они хотят помочь нам, только так, чтобы мы как можно скорее прошли мимо и не мешались в их дела и их привычную жизнь.

— Презрение, презрение, — повторила Вивиана. Пронзительный крик заставил всех трех подпрыгнуть от неожиданности. Мостик просел под новым грузом и заходил ходуном. Словно из ниоткуда — или, напротив, отовсюду сразу — раздался гортанный голос:

Мощные крылья завибрировали и заскрежетали, точно несмазанные петли, а потом захлопали и скрылись во мгле.

— А я думала, здесь нет птиц, — удивилась Вивиана.

— Это была НЕ птица.

Подруги на дрожащих ногах двинулись к новому украшенному цветами мосту.

День вроде бы начал подходить к концу. Мир вокруг из светло-серого сделался темно-серым. Приближалось время нежити. Между деревьями уже звенел безумный хохот, перемежаемый глупым хихиканьем и душераздирающими стонами.

На счастье, следующая площадка оказалась обнесена оградой. Там лежали съедобные плоды, листья, цветы и тыквы-долбленки с дождевой водой.

— Здесь можно спать, не боясь свалиться, — признательно произнесла Вивиана.

Подруги поели и, поскольку вечер выдался прохладным, отпили по капле из флакончика с «драконьей кровью» — запас ее по-прежнему казался неиссякаемым. Этой ночью, по очереди неся стражу, они видели далекие крохотные огоньки, что двигались высоко справа — в той стороне, которую девушки между собой стали называть востоком. Именно там располагался город Древолазов.

Но вокруг самого дерева, где ночевали Тахгил, Кейтри и Вивиана, атмосфера ночного леса была более зловещей. Холодные ветерки доносили порывы сладостной и шалой музыки, что задевала самые потаенные струны сердца. Мелодия пробуждала воспоминания о давно утраченной любви, о прозрачных горных озерах. А далеко внизу что-то невидимое шаркало и шуршало на лесной подстилке из сухих листьев, принюхивалось, фыркало и чем-то лязгало, как будто громыхало стальными цепями.

В середине ночи огни лесного города один за другим погасли. Настала тишина, лишь все так же неумолчно шептались кроны деревьев. Тахгил, которая как раз стояла на страже, вспоминала тот край, где играли арфы и флейты, пели сладкие голоса, — однако пытаться пленить мимолетные видения Светлого королевства было столь же бесполезно, как черпать воду решетом, плести веревки из песка или жать хлеб кожаным серпом.

Тирнан Алайн — Фаэрия.

Как же я могу так любить это место? - думала девушка. — Землю грез и легенд, вероятно, столь же нереальную, как сами грезы и легенды, землю, что лежит за звездами, землю, где жить мне столь же невозможно, как в глубинах моря. Почему я должна страдать, сохнуть и чахнуть из-за сверкающей драгоценности, которую все равно никогда не возьму в руки? Уж верно, мне бы вполне хватило домотканого холста и грубого хлеба Эриса - ну да, ладно, даже прохладных шелков и сахарных булочек.

Однако лангот сильнее моей ненависти к Фаэрии и даже любви к родине. Он пульсирует в крови, и я ничего не могу изменить. Что-то в самой глубине моего существа отзывается на его зов - воспоминания являются из времен еще до моего рождения. Как могущественная память предков, что вдруг пробуждается, тянется из твоего сердца и, не найдя удовлетворения, вгоняет в тоску. Ибо стоило мне впервые увидеть Светлое королевство, мне показалось - я всегда знала его. Каждое деревце, каждое облачко, каждое озеро и гору я узнавала и признавала в них самую пламенную мечту своего сердца. Вот и теперь, если бы я только могла отправиться туда, полетела бы стрелой, не задумываясь.

Она не в первый раз задумалась — за сколько времени лангот убьет ее? Иные из детей Хите Меллин зачахли за считанные недели после возвращения в Эрис. Другие протянули несколько месяцев, медленно угасая. Она, Тахгил, терпела постоянные муки, и еда не приносила ей никакого удовлетворения или облегчения. Однако силы ее еще не иссякли. Возможно, благодаря каким-то свойствам кольца Торна, а может быть — это было частью таинственного дара, что Нимриэль вручила ей в Королевстве. Как бы там ни было, лангот вроде бы убивал ее не так быстро, как она ожидала.

Золотое кольцо сдавило ей палец.

Тьму прорезал резкий взмах хлыста. Тахгил выглянула за веерные прутья ограды. Меж деревьев, освещаемая лишь собственным мертвенным сиянием, ехала запряженная четверкой лошадей карета. Издали она казалась совсем маленькой. Кучер был облачен в короткий плащ и треуголку. Кто ехал в карете, Тахгил разглядеть не могла. Экипаж остановился, а потом немного откатился назад, как оно всегда бывает с каретами. Пожалуй, только это и роднило черный экипаж с более лорральными средствами передвижения.

Дверь отворилась.

На подножку тяжело шагнула чья-то нога. Вторая ступила на влажную плесень лесной подстилки. Рядом с каретой стояла статуя. Лошади тоже замерли в полной неподвижности, кучер сидел на козлах прямой, словно палка. Затем голова статуи повернулась — будто шар, насаженный на кол. Так и казалось, сейчас раздастся скрип приведенных в движение механизмов.

Тахгил затаила дыхание. Как ни странно, с высокого насеста она отчетливо различала все подробности, развертывающиеся перед ней, точно на сцене миниатюрного театра, вроде заводных фигурок на столе, освещенных мягким призрачным сиянием.

Так же молча, как и появилась, скульптурная фигура удалилась. Карета дрогнула и осела, принимая на себя тяжесть седока. Дверца захлопнулась, лошади тронулись вперед, зазвенела упряжь, а трескающий хлопок хлыста снова прорезал воздух совсем над ухом Тахгил.

Девушка не знала, за нею ли с ее спутницами охотился этот неявный, — но столь могущественный дух едва ли мог промахнуться мимо цели, оказавшись так близко к ней. Оставалось лишь предположить, что, на счастье трех смертных, существо это выслеживало кого-то другого и даже не сознавало, что люди так близко — и вообще, что в лесу сейчас есть люди. Тахгил знала: именно этот экипаж они с Муирной видели перед нападением на Караванном Пути. И теперь она со всей определенностью поняла, что это карета Керба, неявного, любимое занятие которого состояло в том, чтобы убивать скот и людей. Его даже называли Убийцей.

День за днем три путешественницы двигались по высоким дорогам Казатдаура, оставив таинственное поселение Древолазов далеко позади. Постепенно разбегающиеся во все стороны подвесные мосты сменились менее многочисленными летучими собаками. От постоянного висения на веревках руки и плечи подруг болели и ныли, а мышцы сами превратились в стальные канаты — если, конечно, стальные канаты способны так отчаянно болеть.

Когда налетел шанг, аутаркены вспыхнули дынным сиянием старинной позолоты, мрачноватым глянцем последних лучей позднего лета, утомленно играющих на темной бронзе. Каждый падающий лист превратился в хрустальную блестку, каждый канат — в цепочку светлячков, купол леса — в зелено-золотую вселенную. Единственной живой картинкой, которую увидели путницы, было изображение двух ребятишек, что собирали цветы в самой глубине леса, где веками разворачивались лепестки соцветий, не выносящих солнца. Эти изображения сохранились даже теперь, когда слой опавшей листвы доставал детям до самого пояса. Никакие другие свидетельства былых страстей не омрачали пасторальной сцены.

Каждым вечером лес оживал с новой силой. Звучали странные и неприятные звуки, виднелись странные и неприятные твари. Далеко внизу начиналось душераздирающее нытье, точно монотонный скрип мельничного колеса, а не то доносилось потустороннее пронзительное пение — словно играли на резонирующих стеклянных прутьях, или зловещий стук откуда-то из-под корней будил под высокими сводами гулкое лесное эхо. Порой по воздуху плыли кольца дыма — серо-голубые венки пара медленно выписывали между деревьев вереницу букв «О», пока случайное дуновение воздуха не искажало их. Ютясь на высоком насесте, странницы дрожали от страха, наблюдая все эти диковинные явления, однако постоянно ощущали, что за ними самими наблюдают скрытные Древолазы: ведь они никогда не знали недостатка ни в еде, пусть и однообразной, ни в воде.

И все же время от времени Тахгил, Вивиана и Кейтри сознавали, что за ними следят и чьи-то другие глаза. Другие, чуждые людям создания обитали здесь, в Казатдауре, среди лесных близнецов-исполинов, под мрачными сводами, в переменчивых тенях каждой парящей в вышине ветки, окутанной дымкой лишайника, в бесконечных шуршащих листьях, тонущих в текучем сумраке. Этот мир головокружительных высот и умопомрачительных глубин, недоступных ни солнцу, ни ветру, был очень стар — и полон своих секретов. Кривые корни вгрызались в глубь многовековых слоев опавшей листвы, а на мхах виднелись причудливые, жутковатые отпечатки или же глубокие следы колес. Под надежной защитой мягкого податливого перегноя таилось немало всего странного — но немало еще более странного торчало наружу…

На дальних границах леса, где в строй аутаркеновых деревьев начинали вклиниваться необхватные дубы, в воздухе висел сильный запах анисового семени, точно где-то пролили душистое масло. Здесь водились серые малкины. Глаза их расцвечивали ночь изумрудами. Когти этих огромных кошек не могли пронзить широкие полосы желез вокруг стволов. Хищники выли от злости и разочарования. Иногда тишину ночи бередил протяжный пронзительный вопль, похожий на их вопли, только почти человеческий — то завывала от голода в далекой пещере где-то под замшелыми валунами Черная Эннис. Однажды вечером три путешественницы услышали монотонный напев:

— Да уж, песенка, — прошептала Вивиана. — Как вы думаете, это Черная Эннис?

Если идти по мостам получалось только очень медленно, путешествие по веревкам и блокам выходило гораздо быстрее. Через две недели после того, как подруги вступили под затхлые своды Тимбрилфина-Казатдаура, настал день, когда, ловко приземлившись на довольно-таки неухоженную и шаткую площадку с неровными обломанными краями, вместо очередных листьев и цветов, указывающих, куда идти дальше, подруги обнаружили, что пришли в тупик.

Отсюда вело только два пути: обратно к темному сердцу леса или вниз по расшатанной лесенке, что свисала вдоль ствола и терялась в полутьме над землей. По всей видимости, это дерево было последним постом в сети поднебесных путей Древолазов. Вокруг, насколько хватало глаз, все так же бежали вдаль ряды за рядами деревьев, перечеркивающих пространство от земли до лиственного полога ровными и одинаковыми черно-серыми полосами. Однако верхняя дорога здесь заканчивалась.

На платформе странниц ждало последнее приношение лесных припасов, но открытие привело девушек в такой ужас, что все три начисто лишились аппетита.

— И куда теперь? — спросила Кейтри, вглядываясь над зазубренным расщепленным краем в полумрак, скрадывающий расстояние между деревьями — казалось, что они просто жмутся друг к другу.

— Вниз, куда ж еще, — пожала плечами Тахгил. — И давайте спускаться скорее, пока не настала ночь, и неплохо бы захватить с собой побольше этих припасов. Кто знает, когда еще мы разживемся провизией, лишившись покровительства Древолазов?

— И напротив, — прибавила Вивиана, — весьма вероятно, мы сами очень скоро пополним запас провизии серых малкинов или Черной Эннис. По сравнению с ними коготки прелестной Дайанеллы кажутся куда как предпочтительнее.

— Не стоит недооценивать вооружение этой милой дамы, — возразила Тахгил.

Они полезли вниз по длинной-предлинной лестнице, мимо стальных полос, защищавших от когтей хищниц. Но в двадцати футах над землей она закончилась узкой площадкой. На вбитый в кору крючок была аккуратно намотана веревка, одним концом привязанная к дереву. Последний участок спуска предстояло преодолеть самостоятельно, продев свободный конец этой веревки под ногу и помаленьку отпуская его.

— Я первой, — сказала Вивиана. — Мне не привыкать — мы с братом в детстве, бывало, частенько лазали по дубам в Уитэм-Парке, хотя родители и сердились на наши забавы. До сих пор моя госпожа первой брала на себя любой риск в нашем походе — теперь моя очередь. Только попробуйте мне не разрешить — я за себя не ручаюсь.

— Хорошо, — согласилась Тахгил, хмуро улыбаясь решительности фрейлины. — За время скитаний в глуши я тоже поднаторела лазать по канату. Кейтри, смотри и учись. Вивиана, если заметишь опасность — кричи погромче, мы попытаемся втащить тебя обратно, хотя, боюсь, на такой узкой площадке особо не размахнешься.

Вивиана обеими руками взялась за веревку. Сплетенный из мягких шелковистых волокон аутаркеновых цветов канат совсем не резал ладони. Медленно пропуская его в кулаках, Вивиана нервно уперлась ногами в ствол, напряженно улыбнулась и откинулась назад, изображая на лице уверенность, которой на самом деле отнюдь не испытывала. Перебирая ногами по дереву, она двинулась спиной вниз во мрак вечных сумерек. Плечи от напряжения едва не выламывались из суставов. Руки тупо ныли и болели, как избитые, потом — очень скоро — начали дрожать, а вскоре и вовсе ослабли и подвели свою хозяйку. Веревка стремительно заскользила меж ладоней, и девушка упала на огромную кучу палых листьев, что полетели во все стороны, как брызги воды.

Как ни вглядывались вниз ее спутницы, но все равно ничего разглядеть им не удавалось.

— Я цела и невредима! — закричала Вивиана, выныривая из листьев. — Тяните!

Тахгил с Кейтри втянули веревку наверх. Тут Вивиане пришло в голову, что куча листьев, на которой она так и продолжала сидеть, запросто может служить убежищем каким-нибудь существам, встречи с которыми лучше бы избежать. Девушка торопливо вылезла оттуда, утопая почти по пояс. Сверху стремительно спустилась Тахгил, за ней — Кейтри. При слабом мерцании волшебного кольца Тахгил подруги поглядели друг на друга.

— Нам так и оставлять веревку болтаться? — спросила Тахгил. — Вот уж не хотелось бы, чтоб обитатели этого леса поднялись к высоким тропам Народа Деревьев.

Они попытались зашвырнуть веревку обратно, однако ничего не вышло.

— Мы просим прощения, — негромко крикнула Тахгил, задрав голову. — Мы не можем закрыть ваши ворота. — Памятуя о том, что не следует прямо благодарить своих спасителей на случай, если они, подобно нежити, оскорбляются на благодарность, она прибавила: — Ваша доброта принята с признательностью. Да будут ваши деревья плодоносны во веки веков!

Из нефритовых сумерек не донеслось никакого ответа.

— Идемте, — сказала Тахгил, вытряхивая листья из волос. — Больше мы ничего сделать не можем, а надо спешить, пока не настала ночь.

Они двинулись в путь. Густые сумерки паучьими сетями висели в проемах между древних деревьев. Лишь тускло светилось во мгле, озаряя три девичьих лица, кольцо на руке Тахгил. Подруги сами не знали, куда идут, — их вела лишь интуиция, ощущение, что надо двигаться в направлении, указанном им Древолазами.

Теперь, на земле, снедавшая их постоянная тревога быстро перешла в страх. Вокруг бездны Казатдаура кишели всякими грязными тварями. Робкий шепот смертных умирал на сырой вязкой почве. Путницы едва волочили ноги, как будто к ним привязали камни. Всех трех не оставляло ощущение, что какой-то безликий ужас преследует их, уже тянется, чтобы схватить добычу.

Вивиана крепко придерживала застежку пояса, чтобы он не звенел на ходу. Ноги путешественниц по щиколотку утопали в палой листве, ниже пружинил слой перегноя. Кое-где кучи листьев, нанесенных вечным шелестящим дождем, нисходившим от далеких, неразличимых с земли лесных сводов, доходили почти до пояса. Крохотные семена беспокойства крепко укоренились в сердцах подруг, разрастаясь леденящим ужасом, от которого тяжелели руки и ноги, — скоро всем трем уже казалось, что они не смогут идти дальше, вот-вот без сил осядут на лесную подстилку, обреченные погибнуть в этих заклятых чащах.

И тут где-то вдалеке протрубил рог.

Воздух, словно по сигналу, всколыхнулся. В лес вторгся легкий свежий ветерок — и на крыльях его вновь раздался зов, такой протяжный и чистый, как будто он прилетел сюда с открытых холмов под безбрежными небесами.

И третий раз пропел рог. Подруги с новыми силами продолжили путь, надежда вернулась к ним.

Наконец деревья поредели, меж высоких стволов начал пробиваться слабый серый свет, появился подлесок. Красно-золотые стрелы солнечных лучей кое-где пронзали лиственный полог, выхватывая на полу сумрачных чертогов то перышко меди, то пятнышко охры, то серп медового золота. К темной зелени добавились кусты можжевельника и побеги мирта. Тахгил, Вивиана и Кейтри чуть приободрились при мысли о том, что наконец-то достигли окраин Казатдаура, что над головой кое-где проглядывает небо, а волосы вновь ерошит вольный ветерок. Стремясь окончательно выйти из леса, они все убыстряли и убыстряли шаг — а навстречу им меж деревьев струился янтарный свет заката. Подруг охватила радость — заветная цель уже так близка!

Внезапно Тахгил вскинула руку. Кольцо на пальце сжалось резким, щемящим предупреждением о тревоге, как будто приняв на себя звонкий сильный удар. И в тот же миг Вивиана со сдавленным криком дернулась в сторону, невольно отпустив пояс.

— Меня что-то ударило! Прямо в заплечный мешок!

Кусты вокруг словно вскипели. В воздухе разъяренными осами запели невидимые стрелы, и там, куда они приземлялись, взлетали в воздух охапки растревоженной листвы. Из кустов высунулись похожие на мухоморы красные колпачки, под которыми виднелись мрачные физиономии крошечных лучников.

Подруги ринулись вперед. Острые наконечники свистели у них над головой, невидимые дротики застревали в плащах, отлетали от кольца на руке у Тахгил. Один такой дротик ударил прямо в пряжку пояса Кейтри, другой отскочил от какой-то из звенящих побрякушек Вивианы. Мягкая грязь липла к башмакам и ногам, точно вязкая глина. Становилось все очевиднее: несмотря ни на что, выйти из Казатдаура не удастся. И тут стволы деревьев вдруг расступились и остались позади. Путешественницы выбежали на опушку леса. Кейтри с отчаянным криком упала на траву.

— Вставай! Бежим! — понуждали ее подруги, силясь поставить девочку на ноги.

Кругом по-прежнему свистели эльфийские стрелы. Кейтри извивалась от боли, держась за подбородок. Не боясь рассыпать драгоценные припасы, Тахгил сорвала с бедняжки заплечный мешок и, ухватив Кейтри за подмышки, поволокла прочь. Вивиана на ходу подхватила мешок и бросилась следом, заслоняясь от града стрел из леса сразу двумя тюками.

Они мчались вниз по травянистому склону. Кейтри вся обмякла и висела на руках Тахгил мертвым грузом. Когда беглянки оказались вне досягаемости эльфийских дротиков, стрельба прекратилась.

— Ух! — выдохнула Вивиана. — Атака закончена. Остановитесь, я вам помогу.

Тахгил бережно уложила Кейтри на серо-зеленую траву под кустом можжевельника и наклонилась над девочкой.

— В нее попали! — рыдала Вивиана. — Ее же парализует!

— Кейт, ты меня слышишь? — нежно спросила Тахгил. Веки девочки затрепетали. Она открыла глаза. Лицо ее посерело и осунулось.

— Со мной все в порядке, — хрипло прошептала она и попыталась приподняться, однако со стоном упала навзничь. — Я не чувствую одной руки и ноги…

— Потерпи немножко, — попросила Тахгил. — Мы понесем тебя.

Она не стала говорить, что одна сторона лица девочки оплыла вниз, а когда Кейтри говорила, половина рта у нее оставалась неподвижной. Малышка стала похожа на куклу, сделанную наполовину из фарфора, а наполовину из тряпья. Надо унести бедняжку подальше от опасностей леса — но куда же идти?

Тахгил выпрямилась и вгляделась вдаль, прикрывая глаза ладонью от косых оранжевых лучей заходящего солнца. По склону гулял свежий ветер. Серебристые травы гнулись и колыхались, волнами сбегая вниз.

Девушка посмотрела на север. Земля полого спускалась у нее из-под ног к узкому морскому заливу. Хотя западное побережье находилось в нескольких милях отсюда, здесь море глубоко врезалось в сушу, образуя расщелину, заполненную неподвижной водой, сталь которой сейчас золотило сияние кроткого вечера. Берега залива ограждали отвесные скалы. По воздуху скользили морские птицы, крылья их имели форму Марграна, руны «М». К западу и востоку от места, где стояли путницы, а также к северу, на другом берегу залива, тянулись невысокие холмы. Чуть дальше залив заканчивался, переходя в топкую болотистую долину, орошаемую несколькими источниками, что питали быструю говорливую речку, впадавшую в океан.

Земля меж опушкой, куда вышли путницы, и входом в долину была исчерчена клеточками маленьких зеленых лугов с живыми изгородями из цветущего боярышника, ивняка и ольхи. На сочной высокой траве пестрели весенние цветы. Ниже, вдоль берега залива меж темных деревьев проглядывали плетеные крыши. Над трубами шерстяной нитью вился дымок, а ветер играл этими нитями, точно озорной котенок клубком.

— Деревня, — севшим от внезапно нахлынувшего облегчения голосом прохрипела Тахгил. — Жилище людей, в такой глуши. Надо идти туда: бьюсь об заклад, у них есть лекарь — бабка-ведунья или знахарь.

Она обернулась на высокие зловещие своды леса, из чьих владений они с таким трудом выбрались. Деревья клонились вперед, словно пытаясь поймать беглянок.

— Виа, давай возьмемся за руки, вот так, сделаем сиденье, чтобы снести бедняжечку Кейтри с холма. Закидывай ее руку себе на плечо.

В это мгновение солнце село в притихшие океанские волны далеко за холмами и чей-то гортанный голос звучно произнес:

— Стойте!

Призыв этот исходил от крупного косматого существа, этакого домового-переростка с виду. Одет он был, как и полагается домовому, во всякие обноски, но достигал добрых пяти футов роста, а массивная грудь и литые мускулы выдавали немалую силу.

— Бежим!

Вивиана не склонна была внять его словам. Она ринулась вперед, волоча за собой беспомощную Кейтри. Дух без видимого усилия, как будто даже не шелохнувшись, преградил им дорогу.

— Они кличут меня явным, — произнес он. — Там, в Ишкилиате. Я умею лечить раны от эльфийских стрел, вот правда, умею. Дайте мне девочку.

Он улыбнулся щербатой толстогубой улыбкой.

— Опусти ее, Виа.

Тахгил нарочно назвала подругу уменьшительно, а не полным именем. Пока Вивиана клала Кейтри на траву, Тахгил не сводила глаз с духа.

— Ты и правда можешь то, о чем говорил? — спросила она.

— Да. Могу.

— Не позволяйте ему касаться ее, — прошипела Вивиана. Тахгил замялась.

— А как еще тебя кличут там, в деревне?

Существо неуклюже поклонилось.

— Финодири к вашим услугам, леди. Я пашу, я засеваю, я жну и в скирды метаю. Пасу коров и овец, молочу, сгребаю и таскаю, сметываю стога. За час исправлю дневную работу, а взамен ничего и не прошу, кроме как плошку снятого молока. Всю ночь напролет тружусь, а днем прячусь на вершине Глен Рашен, над лачугами. Я умею заживлять раны, лечить больных, и эту вот смертную девочку могу вылечить.

— Что ж, сэр, вы как следует описали, кто вы такой и чем занимаетесь, — настороженно промолвила Тахгил. — Вижу, вы малый сильный и испытываете приязнь к людям. Если я позволю вам ее вылечить, что вы попросите в обмен за труды?

Глаза Финодири расширились от потрясения, заросшая щетиной челюсть так и отвалилась.

— Увы, бедный Финодири, не прогоняйте его! Он только и хочет, что помочь!

— Значит, никакой награды, — торопливо сказала Тахгил, встревоженная этой неожиданной вспышкой страха. — Тем не менее если ты можешь исцелить ее, не причинив ей вреда…

— Мне бы перемолвиться с тобой словечком, девонька моя, — вежливо вступил в разговор уриск, сидевший под кустом можжевельника.

Тахгил, пораженная внезапным появлением их друга, подошла к нему. Вивиана осталась сторожить Кейтри, недоверчиво поглядывая на Финодири. Тот неуклюже возил огромной косматой ступней по траве.

— О, да лекарство-то вполне простое, — доверительно пробормотал уриск. — Надо только найти обломок стрелы, что ранила девочку, и дать ее ей, и малышка вскочит такая же здоровехонькая, как была. Только эти вот стрелы, они в ране не остаются. Лежит себе где-нибудь на земле. Однако не позволяй Финодири первому ее отыскать — вот мой тебе совет. Он, конечно, вылечил рыжую корову Дэна Брума, да только потом сам ее и унес. Но умом он не так крепок, как телом. Если попросить его об услуге, он так и ринется выполнять, а обвести его вокруг пальца несложно.

Тахгил благодарно кивнула уриску.

— Финодири, — ясным голосом обратилась она к овинному, — нам нужна твоя помощь. Пожалуйста, возьми вот это, — она отстегнула серебряное ситечко от чудо-пояса возмущенно зашипевшей от подобного святотатства Вивианы, — набери воды из ручья и принеси нам, хорошо?

Финодири прытко рванулся вниз по склону, унося с собой сокровище запасливой Вивианы.

— Мое серебряное ситечко!

— Быстрее, Вивиана, нам надо найти наконечник стрелы, которая ранила Кейтри.

Вернувшись чуть назад по холму, они принялись ползать на четвереньках по кочкам среди травы. Уриск присоединился к поискам.

— Как она выглядит? — спросила Тахгил, лихорадочно обшаривая каждый дюйм земли.

— Вся беда в том, что я ничего не вижу, слишком темно, — пожаловалась Вивиана. — А вы отослали этого Финодири с глупым поручением. Вот он поймет, что задача невыполнима, да как разозлится, как заявится обратно к нам.

— Только не он, — возразил уриск. — Единственное, чего он не выносит, так это когда ругают его работу. Если вам случится обронить про нее худое словцо, берегитесь, он злопамятный и мстительный. А если вы послали его выполнить то, чего он выполнить не может, так значит, его работу и ругать нечего, верно?

— Ой, вот что-то такое! — вскрикнула Вивиана. — Ах, просто колючка. Нет-нет, кажется, я нашла наконечник!

Она протянула спутникам треугольный плоский камешек, обтесанные края которого были тонки и остры, как сталь.

— Отлично! — похвалил уриск.

Вивиана подбежала к Кейтри и вручила ей свою находку. Взяв наконечник в здоровую руку, девочка дотронулась им до парализованной ноги. Надежда у нее на лице сменилась отчаянием, на крупной слезе, выкатившейся из края глаза, сверкнула дальним светом первая звезда.

— Не вышло, — одними губами шепнула Кейтри.

— Не след отчаиваться, — ободрил ее уриск. — Просто надо поискать получше — только и всего.

— Ты ведь видишь в темноте, правда? — спросила Тахгил.

— Да, но не сквозь траву и дерн. Я, знаете ли, не из рода Светлых!

— Этот недомерок сейчас примчится обратно, — простонала Вивиана, — и если он первым найдет нужный наконечник, то унесет Кейтри. А если никто его не найдет, Кейтри на всю жизнь останется калекой!

Пошарив кругом, уриск вернулся к беспомощно лежащей на земле больной с полной горстью наконечников.

— Попробуй-ка, девонька!

Кейтри перепробовала их всех по очереди, но снова безрезультатно.

— Наверное, если я буду на кого-нибудь опираться, то смогу сама, прыгая на одной ноге, спуститься с холма, — сказала она.

— Вздор! — отрезала Тахгил. — Эта штука где-то здесь, рядом.

Она дала Кейтри глотнуть «драконьей крови» и при этом случайно дотронулась до левого бока девочки. Кольцо сдавило ей палец. Двинувшись вверх по склону, Тахгил позволила этому давлению направить ее руку в заросли сухих колючих стеблей. Внизу, среди корней, пальцы нащупали твердый и холодный обломок.

— Вот, я нашла еще один. — Она вложила находку в руку Кейтри.

В этот предпоследний день последнего месяца весны над горизонтом не было видно луны. Где-то над крышами хижин в долине заухали ночные птицы. На небо, исчерчивая трещинами отражений стеклянную гладь залива, высыпали звезды. Листья на опушке Казатдаура зашелестели, деревья словно сделались выше, черной угрозой вырисовываясь на фоне ночного неба.

— Лес пробуждается, — тихо предупредил уриск. Тахгил не сводила глаз с Кейтри. Девочка улыбнулась и поднялась на ноги.

— Вот этот оказался правильным, — сказала она, разжимая ладонь, чтобы показать спутникам обломок эльфийской стрелы. — Ой, смотрите, рассыпался в порошок!

— Вот и хорошо, — радостно заявил уриск. — Так он никогда уже никому не причинит зла.

Вивиана засмеялась от облегчения. Они с Тахгил обняли Кейтри.

— Лучшего совета нам еще никогда не давалось, — деликатно сказала Тахгил, желая поблагодарить уриска, однако памятуя о том, что прямая благодарность может обидеть его, как часто бывает с нежитью.

— Ты пришел как раз вовремя — но как тебе удалось пробраться сюда? — спросила козлоногого человечка Кейтри.

— Терпеть не могу высоту. Я проскользнул через лес, — гулким голосом ответит тот. — Я там уже немало странствовал, успел узнать этот край как следует. И тем не менее родина моя в землях Ишкилиата — во всяком случае, прежде так оно и было.

— А те, кто живет там внизу, в деревне, — они будут добры к трем путешественницам издалека?

— Едва ли кто-либо из смертных до сих пор являлся в Апплтон-Торн пешком. Единственные иностранцы, каких они видели, всегда приплывали с моря, на кораблях. Жители деревни будут косо поглядывать на вас, но по большей части они народ неплохой.

Внизу, в полосе деревьев вдоль края лощины, засветилась пара огней.

— А теперь, — продолжил уриск, — лучше уйти. Вы стоите на краю Крич-холма, где порой охотится Быконищий. Кроме того, вы все еще на границах Арда Мусгах Даба, а у его высоких жителей дли-и-инные корни.

— Однако стрелки из тех лилипутиков никудышные, — заявила Вивиана. — На наше счастье.

Тахгил задумчиво глядела на деревню.

Стоит ли мне показываться на глаза сородичам-людям? Не окажется ли среди них лазутчиков принца Моррагана, которые узнают и предадут меня? В людских поселениях обитает мало нежити - только одиночные домовые и овинные, как правило, из числа явных - не охотники до путешествий, ибо они не любят покидать свои Дома. В этой деревне я буду в большей безопасности, чем где-либо, и все же…

За спиной подруг безмолвным невысказанным заклятием высилась черная стена леса. Услужливый Финодири виднелся лишь черной точкой — он по-прежнему стоял на коленях возле ручья. До слуха Тахгил долетел его невыразительный голос, исполнявший столь же монотонную песню:

Три странницы подобрали мешки. Ночной ветер играл волосами и полами одежды. Уже вчетвером они зашагали вниз по холму к Апплтон-Торну, что притулился на утесах Залива Серого Стекла, а гибкие травы, распрямляясь, вздыхали им вслед.