Урки среагировали первыми на возню у входа. Стоило лишь раздаться подозрительному шуму, как они повскакали со своих мест и кинулись врассыпную. А снаружи уже неслись тревожные выкрики и свист.

«Облава!», — разлетелось по залу.

Самый ловкий бандюган бросился к окну, ногой высадил раму и едва не выпрыгнул в дыру, которая зияла острыми, словно пасть акулы, осколками разбитого стекла. Помешал прогремевший с улицы выстрел. Колычев нарочно расставил бойцов так, чтобы никто не улизнул из здания.

Тогда урка метнулся к черному ходу, но оттуда уже бежали, громыхая ботинками, чоновцы. Через центральный вход ворвался Колычев, размахивая револьвером.

— Уголовный розыск! Всем оставаться на своих местах! Проверка документов.

Для убедительности он бахнул в потолок, с которого сразу посыпалась побелка. Выстрел отрезвил всех, кроме урки, прыгавшего в окно.

Взгляд бандита встревоженной птицей заметался по сторонам и наконец остановился на худенькой синеглазой девушке, сидевшей за одним столиком с седоволосым, хорошо одетым мужчиной с бородкой-клинышком. Елисеев заприметил ее сразу. Даже удивился, что она делает в таком заведении: на пресловутых «манек»-проституток девушка не походила и явно была из бывших. Впрочем, жизнь сейчас такова, что немало воспитанниц учреждений для благородных девиц пошли на панель, чтобы хоть как-то прокормиться. И если бы не фамильное сходство между девушкой и ее спутником, то Петр так бы и подумал.

События развивались стремительно. Одним рывком бандит выдернул девушку из-за стола и приставил дуло револьвера к ее виску. Та испуганно взвизгнула, однако сознание не потеряла. Ее синие глаза с мольбой глядели на окружающих, лицо побелело.

— Не дергайся, курва! — пригрозил урка.

Серьезный преступник, сообразил Елисеев. Вон как быстро соориентировался в ситуации.

Чоновцам еще не приходилось оказываться в такой ситуации. Бойцы растеряно попятились.

— Но-но! — прикрикнул один, пытаясь потеснить бандита штыком. — Не балуй!

— Сам не балуй, дядя! — весело осклабился урка. — Видишь, какую кралю я на мушке держу? Дай пройти, если не хочешь, чтобы я этой бабенции мозги вышиб.

Колычев пристально уставился на него, вспоминая.

— Леха-конокрад?

— Он самый! — снова заухмылялся уголовник. — Стало быть, известна вам моя физиономия!

— Еще как известна. Только говорили, что убили тебя.

— То брехня была! Слухи…

Конокрад гоготнул.

— Отпусти девушку, — сказал Колычев.

— Да ну?! — изумился Леха. — С какой такой стати?

— Отпусти, — повторил Колычев. — Тебе же хуже будет.

— Я ведь выстрелю, — сказал бандит. — Ей-богу, выстрелю, если меня не пропустите. Ты меня знаешь, Колычев.

— Знаю, Леха, — кивнул сыщик. — Знаю, что для тебя человеческая жизнь — копейка.

— То-то, — польщенно произнес Леха. — Выпусти меня и моих корешей, и никто не умрет. Слово даю.

— Много твое воровское слово стоит! — брезгливо сказал Колычев.

Он поискал взглядом напряженно сидевшего Елисеева, повел бровью: ну что же ты сидишь, Петр! Придумай что-нибудь…

Елисеев осторожно опустил подбородок. Он и сам лихорадочно искал способ, как выкрутиться из ситуации. Жалко девчонку — Колычев сказал, что бандиту убить ее — раз плюнуть. И Борис тоже не отступится. Не станет он выпускать конокрада из ресторана. Для него это — что ржавым ножом по печенке. Ведь кто такой конокрад — это не просто вор, а еще и убийца. Уводя лошадей, он фактически обрекал крестьянскую семью на голодную смерть. Нельзя прожить в деревне без лошади. Для огромного большинства крестьян — она единственная кормилица. На ней и вспашешь, и за сеном съездишь, и товар отвезешь. Не зря сельчане, поймав конокрада на месте преступления, зачастую люто с ним расправлялись.

Что делать?

Спутник девушки сделал попытку подняться.

— Лиза!

— Сидеть! — властно прикрикнул на него Леха.

Он бешено крутил головой, не выпуская из поля внимания никого из присутствующих.

Опытный, сука! — подумал Елисеев.

Он попробовал пошевелиться и сразу замер, когда бандит зацокал языком.

— Не надо ерзать, дядя. А ты, — прикрикнул он на отца Лизы, — опусти зад на стул и сиди ровно.

— Сердце, — сдавленно прохрипел тот. — Мне нужно достать лекарство.

— Доставай, — любезно согласился тот, словно козыряя перед Колычевым своим гуманизмом.

Мужчина обессилено плюхнулся на место, достал дрожащими руками из внутреннего кармана пиджака какую-то склянку с пилюлями, но тут же уронил. Маленький бутылек покатился по полу, замерев возле штиблет Елисеева.

На секунду это отвлекло общее внимание. Пузырек магнитом приковал взгляды всех, включая бандита. А Елисеев почувствовал в руке холодок рукоятки незаметно вытащенного «бульдога». Чтобы не выдать себя, он сунул его под полу узенького пиджачка.

— Папа! — всхлипнула девушка. — Папочка!

Теперь Елисеев знал, как ее зовут, вот только легче от этого не стало. И угораздило же ее оказаться здесь вместе со своим долбанным папашей! Как будто другого места в городе не нашли! Он чуть не застонал от досады.

— Иди! — толкнул девушку Леха.

Та сделала нерешительный шаг вперед, и сразу же остановилась: Колычев со зловещей ухмылкой преградил путь.

— Без моего разрешения отсюда никто не выйдет, — заявил он.

— Колычев, тебе уже говорили, что ты упрямый дурак? — сквозь зубы процедил бандит.

Сыщик промолчал. И тогда Леха покачал головой:

— Вижу, что нет. Ладно, пусть эта краля останется на твоей совести.

Его палец надавил на спусковой крючок…

Бах! Леха повалился навзничь, револьвер выпал из его руки. Елисеев на долю секунды опередивший бандита, оказался возле девушки. Ноги ее подкосились, Лиза упала. Петр посмотрел на ее красивое лицо и убедился, что она в глубоком обмороке.

— Наповал, — констатировал Колычев, склонившись над Лехой. — Здорово ты его из этой пукалки. С одного выстрела и насмерть. Хотя рискованно, чего уж спорить.

— Выбора не было, — признался Петр. — Пришлось рисковать.

Он и сам не мог поверить, что все обошлось, ведь стрелял, почти не целясь. То, что при этом он не зацепил девушку, просто счастливый случай, а не мастерство.

Чоновцы уже вязали дружков Лехи. А растерянный Петр не знал, что делать с потерявшей сознание Лизой. Как ни крути, городская барышня. К таким, наверное, особый подход нужен. Он продолжил стоять, прижимая к груди девушку.

Положение спас отец Лизы. Забыв о лекарстве, мужчина чуть ли не силком вырвал дочь из объятий сыщика.

— Доченька моя! Очнись! Очнись, пожалуйста, — заговорил он надтреснутым голосом.

Девушка открыла глаза, испуганно ойкнула и сделала попытку встать на ноги, но при этом пошатнулась и едва не упала.

— Борь, — кликнул Елисеев.

— Что тебе? — отозвался Колычев.

— Отпусти дамочку с отцом без проверки. Видишь: плохо им.

— Ладно, — кивнул он. — Пусть идут. Лишь бы завтра к нам в губро зашли.

Петр обратился к отцу Лизы:

— Слышали наш разговор?

— Да, — часто закивал тот.

— Ступайте домой, вызовите врача. А завтра обязательно придите в губрозыск. Спросите Колычева или Елисеева, Елисеев — это я. Придете? — сверкнул глазами сыщик.

— Конечно. Прямо с утра будем вместе с дочкой, — поспешно согласился мужчина и направился к выходу, минуя расступающихся чоновцев.

— Погодите, — окликнул Петр.

Мужчина обернулся.

— Слушаю вас.

— Забыл узнать, как вас зовут.

— Простите. Я — Воронов Аристарх Тимофеевич, а это моя дочь — Елизавета Воронова. У вас есть еще какие-то вопросы?

— Больше нет. Ступайте, — разрешил Елисеев.

Вместе с Колычевым он приступил к проверке документов. Всех подозрительных чоновцы выводили из здания, где ждали несколько подвод. Остальных пока просили оставаться на местах.

Арестованных набралось около дюжины. Сопротивления никто больше не оказывал. Многих впечатлил пример с Лехой-конокрадом. Тот, как выяснилось, даже не был цыганом. Кроме воровства коней, за ним числилось много других преступлений. Некоторые «подвиги» тянули на высшую меру социальной справедливости, то есть на расстрел. Неудивительно, что Леха пошел на столь отчаянные действия. Все это Петр услышал от Колычева.

Закончив с гостями «Михалыча», сыщики принялись трясти хозяина ресторана и его прислугу. Быстро выяснилось, что торговал тот с многочисленными нарушениями, а его патент на продажу спиртных напитков и вовсе был просрочен. Все это тянуло минимум на закрытие заведения и арест Платона Сергеевича Соболева, владельца этого злачного места.

Однако Колычев удивил Петра. Вместо того, чтобы тащить господина Соболева в камеру, Борис отвел насмерть перепуганного хозяйчика в отдельный кабинет, где приступил к процессу вербовки того в сексоты.

Соболев долго не ломался. Он согласился сотрудничать с уголовным розыском и, более того, в порядке аванса дал ценную наколку на квартиру скупщика краденых вещей. К нему Колычев и Петр поехали сразу же после обыска в ресторане.

Облава оказалась удачной. В сети угрозыска попало много разной публики, но, к сожалению, не было ни членов банды дровосеков, ни хитрого вора с грустными глазами, над делом которого сыщики сейчас плотно работали.

Петр долго думал, как затеять разговор о Федоре. Колычев помог ему решиться, заметив, что товарища что-то гложет.

— Говори, что стряслось, — потребовал он. — Вижу, у тебя на душе кошки скребутся.

— Борь, в общем, можешь со мной, все что угодно делать — хоть прямо сейчас арестовывай…

— Прям-таки арестовывай? — усмехнулся Колычев, но взгляд его стал жестким, как наждак.

— Да, Борь. Я, наверное, служебное преступление совершил. Даже не наверное, а точно…

Елисеев запнулся.

— Ух ты… Вот как заговорил. Ну-ка, давай, раскалывайся, чего натворил за эти полчаса, что я тебя не видел, — нахмурился Колычев.

— Тут дело такое: в ресторане сидел мой старый приятель, еще с детства. Федя Глушков…

— Не слышал о таком. И что с ним такого плохого с этим Глушковым?

— Дезертир он. А вдобавок еще и с ворами да бандитами связан.

Петр опустил глаза.

— Короче, я его отпустил.

— То есть как — отпустил? — ошалел Колычев.

— Да так: сказал, чтобы через четверть часа и духу его в ресторане не было.

— Здорово живешь! Так ты еще и служебную тайну какому-то бандюгану выдал. Предупредил, что облава будет?

— Да.

Колычев задумчиво протянул:

— М-да, и впрямь наворотил ты, брат, де-лов.

— Я же сказал: хоть сейчас можешь меня арестовать, — вскинул подбородок Петр.

— Под арест ты всегда пойти успеешь. За этим не заржавеет. Лучше поясни, какие такие резоны тебя побудили на самоуправство пойти?

— Я Федьку хорошо знаю. Не конченный он человек, еще исправиться может. Я ему шанс дал: прийти к нам и во всем честно признаться. Если не сделает, сам из-под земли достану и в губрозыск приведу.

— Значит, шанс человеку дал… — Губы Колычева сложились в узкую полоску.

Петр осторожно посмотрел на старшего товарища, а тот стоял, глядя в невидимую точку.

— Людям надо верить, — наконец сказал Борис. — Окажись я на твоем месте, думаю, также бы поступил. И не только я. Губрозыск не только наказывать должен. Мы — не царская полиция, нам не человека в кутузку посадить нужно, чтобы потом забыть о его существовании. Мы будто лекари: если можем кого-то спасти, то хоть из кожи вывернись, а сделай. И точка! Правильно ты поступил, Петр. И что помог Федору, и, что мне рассказал, не испугался.

— А товарищ Янсон?

— Не переживай: с ним я поговорю. Товарищ Янсон — настоящий большевик. И тоже зрит в корень. Но, если подведет тебя Федор, ты знаешь, что делать. Верно?

— Верно, — кивнул Елисеев.