Вечернее дежурство на вокзале прошло впустую. Никого подозрительного Елисеев вместе с напарником не обнаружили, хоть и все глаза проглядели. Народ сновал туда-сюда, толкался, бегал, суетился, занимая места заранее. Носильщики катали по перрону тележки с чемоданами, баулами, сумками, мешками и узлами. У вокзала играла гармошка и несколько подвыпивших мужиков плясали вприсядку, распевая похабные песни. С ними никто не связывался, тем более плясуны никого не задевали и вели себя довольно мирно. А что касается песен… ну да, слова скабрезные, однако для поднятия настроения порой действительно необходимо что-то эдакое. Во всяком случае, никто не краснел, проходя мимо веселящихся. Кое-кто так даже подбадривал, подзуживая танцоров выкинуть новое коленце, а те и рады.

Сновали вездесущие мальчишки-беспризорники. На каждом шагу просили милостыню нищие, одетые в невообразимую рванину. С шумом спорили бабки-торговки, воюя за торговую площадь. Прошагал отряд красноармейцев. Бойцы шли не в ногу, видать, совсем новобранцы. В общем, народа хватало, как и всегда перед отправлением поезда. Вокзал в такие часы жил особой полнокровной жизнью. Однако ни разу глаз не зацепился за того, кто подходил бы под описание парочки преступников.

Когда паровоз засвистел и с шумом и лязгом дернул вагоны, сыщики покинули перрон. Сегодня им больше делать было нечего. Зато завтра с утра снова на вокзал — встречать гостя из Петрограда. И вставать придется пораньше. Эх, опять ходить весь день не выспавшись, с красными глазами.

Пожав руки, сыщики разошлись по домам. Время позднее, становилось все темнее и темнее, а уличные фонари не горели еще с гражданской. С электричеством тоже постоянно случались перебои. Не раз и не два им в уголовном розыске по вечерам приходилось зажигать керосиновые лампы и писать при их тусклом свете.

Прохожих почти не было. Город словно вымер. Разве что редкие огоньки в завешенных окнах домов, да лай собак за забором напоминали о том, что Петр не один в этом мире. Вечер был теплый, ветерок дул ласковый, и Елисеев шагал, с удовольствием подставив лицо порывам свежего воздуха. Елисеев мечтал о том, как придет домой, как перекусит и завалится спать на мягкую перину. Простые человеческие желания, в которых нет ничего плохого. Тем более, спать долго ему не придется. Такая уж хлопотная у него профессия.

Он свернул за угол и едва не сбил с ног отчаянно спешившую девушку. Только в последний момент он успел подхватить ее тонкую фигурку, чтобы удержать от падения. Это была Лиза.

— Вы? — удивился Петр. — А что вы делаете на улице в такое позднее время?

— С уроков возвращалась, — сказала она и, спохватившись, добавила:

— Здравствуйте, Петр! Вас ведь так зовут — я не ошиблась?

— Не ошиблись. Петр Елисеев, будем знакомы, — улыбнулся он. — Надеюсь, домой спешите?

— Да. Сегодня моя ученица задержалась на работе, урок начался поздно. Вот и пришлось возвращаться в такую темень. А тут еще позади какая-то компашка была поддатая. Они начали мне вслед свистеть, я и испугалась, что еще, не ровен час, пристанут, и почти побежала, — с облегчением призналась она.

— Компашка, говорите… Тогда я вас провожу. Цепляйтесь. — Петр галантно предложил девушку руку, и та с радостью в нее вцепилась, хотя немного покраснела от своей бесцеремонности. — Показывайте дорогу.

— А вас это не сильно затруднит? — тихо спросила девушка.

Она немного побаивалась Петра, не зная, как тот себя поведет на пустынной улице, оказавшись с ней наедине. Про комиссаров рассказывали много страшного. Лиза, конечно, понимала, что многое в тех рассказах — вранье, сказки, но дыма без огня не бывает. Вдруг воспользуется ее беззащитностью, затащит к себе, накинется в порыве мужланской страсти… И тут же усмехнулась своим страхам. Нет, Петр не такой. Это ей подсказывала интуиция, которая каждой женщине дана свыше. Да, не рыцарь в сверкающих латах на белом коне. И манеры оставляют желать лучшего… Но при этом мужчина, защитник. Готовый пойти на риск ради правого дела, но на подлой поступок совершенно неспособный. Прежде о таких она только читала в книгах. И вот сегодня он оказался на ее пути. Смотрит красивыми улыбающимися глазами…

— Да что вы! Что может быть лучше вечерней прогулки, да еще в приятном обществе! — заверил молодой человек.

Она лукаво усмехнулась.

— Мне повезло, что у меня такой храбрый, а главное — воспитанный провожающий. Пойдемте.

С каждым шагом он ловил себя на мысли, что девушка начинает ему нравиться. Умная, образованная, знающая столько, сколько Петру даже не снилось. При этом не кичится своими знаниями, не выставляет их напоказ. Не жеманится, не кокетничает… Правда, конечно, дворянского происхождения, но даже у самого совершенного человека обязательно найдется свой недостаток.

Девушке тоже было хорошо со своим спутником. Светское воспитание и хорошие манеры ничуть не мешали Лизе вести себя с ним очень естественно. Она с удовольствием слушала рассказы и шутки парня, много улыбалась и смеялась, и вообще, чувствовала себя совершенно беззаботно в компании этого крепкого и сильного молодого человека, работника угрозыска. Те горести и несчастья, что свалились на их семью с того дня, как началась кутерьма со свержением царя и революциями, словно остались позади, а впереди ждала только новая счастливая жизнь.

Они шли, не замечая никого, да и кому шататься по страшным ночным улицам… За все время им попался только патруль бойцов ЧОН. Петр показал им документы, и их сразу же пропустили, пожелав на прощание доброго пути.

Но вот показался заветный дом. Елисеев с сожалением осознал, что сейчас они расстанутся, быть может, надолго или навсегда…

— Вот мы и пришли, — сказала она. — Я здесь живу.

Лиза почувствовала, о чем думает этот высокий и складный парень. Удивляясь своей невыдержанности (боже мой, слышали бы ее подруги еще по той жизни! Что бы они подумали о ней?! Ведь это же неприлично так вести себя с мужчиной, тем более из другого круга!), она вдруг выпалила:

— Петр! Я снова у вас в должниках! С этим нельзя мириться! Помните, вы обещали к нам на чай прийти? Помните?

Петр машинально кивнул.

— Было дело.

— Конечно, было. Так вот — обещания надо выполнять. Приходите к нам завтра вечером. Ну как — вы придете? — Лиза с надеждой уставилась на молодого человека, а тот замер с таким ошарашенным лицом, словно увидел призрака.

Потом, очнувшись от забытья, встрепенулся. Еле слышным, как шуршание листьев по земле, голосом прошептал:

— Обязательно приду.

— Прекрасно!

Девушка развернулась и подбежала к крыльцу. Из дома уже выходил навстречу отец: встревоженный, с нервно трясущимися руками.

— Лиза, ты почему так долго? — укоризненно произнес он, не заметив Петра. — Ты что, забыла, что в городе по ночам творится?! Я уже весь извелся… Знаешь, с твоими уроками пора заканчивать. Проживем, как-нибудь, на мое жалованье.

Дочь привстала на цыпочки и чмокнула мужчину в небритую щеку.

— Пришлось задержаться, папочка. Но ты зря переживал: меня проводили.

Отец вскинул голову, узнал сыщика.

— Это вы… спаситель Лизы? Здравствуйте!

— Добрый вечер!

— Спасибо, что доставили мое сокровище в целости и сохранности.

— Не за что. Мы совершенно случайно встретились, так получилось, — смутился он.

— Папа, — не давая отцу опомниться, заговорила Лиза, — я Петю пригласила к нам завтра на чай. Ну, как договаривались еще в губрозыске…

— Скорее уже не завтра, а сегодня, — засмеялся тот. — Все верно, долг платежом красен. Обязательно приходите к нам, Петр.

— Да я… я загляну. Всенепременно.

— Тогда до свидания! Мы вас ждем, не забудьте!

Петр глядел на Лизу, не веря своему счастью. Он понял, что влюблен по самые уши, и такая любовь приключилась с ним впервые. Как бы оно ни сложилось потом, в будущем, он никогда не пожалеет об этой любви.

И, засунув руки в карманы, Петр пошел домой. Спать, если получится заснуть.

Степановна, открывая ему дверь, с укоризной покачала головой:

— Это что ж ты теперь на службе сутками пропадать собрался?

Но, заметив счастливую улыбку на его лице, догадалась.

— Никак дролечку себе нашел? — ахнула она.

— Степановна, ничего не могу тебе сказать. Военная тайна, — засмеялся Петр.

— Вот как не дам тебе ужина, отправлю спать голодным — будет тебе военная тайна, — строго сказала старушка, но Елисеев видел, что она ни капельки не обижена, а наоборот, подхватила его шутливую интонацию.

Еще через минуту Степановна уже вовсю хлопотала над постояльцем. Достала ухватом из печи истомившуюся за несколько часов кашу, сваренную на парном молоке, нарезала домашнего хлеба. Вытерла тряпкой и без того чистый стол и села напротив Елисеева, с умилением глядя, как тот, не пережевывая, по-солдатски быстро ест.

— Эх, — вздохнула она, — здорово тебя, видать, окрутили, парень. От счастья ажно светишься! Девушка-то как, хорошая?

— Хорошая, — с набитым ртом произнес Елисеев, но хозяйка его поняла.

Степановна довольно кивнула.

— Тогда, считай, тебе крупно повезло! Свадьба скоро?

Он чуть не поперхнулся, бросил недоуменный взгляд на хозяйку.

— Какая свадьба?

— Какая-какая! — передразнила она. — Человеческая свадьба. Нельзя девке голову долго дурить. Чувствуешь, что твоя — тащи сразу под венец или куда там по-новому идти надо? — Степановна вопросительно подняла подбородок. — А может, у вас в губрозыске и вовсе жениться запрещено?

— Рановато мне еще свадьбу играть, — сказал он. — Мы и знакомы-то без году неделя, да и не знаю пока, чем все сложится. Давай, Степановна, завтра поговорим. Спать охота — мочи нет.

— Ну, иди-иди, спи! Кавалер!

— Степановна!

— Молчу я, молчу, Петя! Покойной ночи!

— Покойной ночи!

Он разделся, лег на кровать, с наслаждением вытянул уставшее от беготни тело.

«А ведь если б не та облава и дурная лихость Лехи-конокрада, кто знает — довелось бы нам встретиться?», — задумался он. Или это судьба, которая, несмотря на все твои ухищрения, обязательно сведет с нужным человеком? Интересно, есть ли на этот счет в трудах у товарища Ленина? Ведь не только же об экономике да политике ему приходилось писать. Наверняка и о любви, и прочих человеческих чувствах — тоже. Вот только спрашивать у старших товарищей, у того же более подкованного Колычева, он точно не станет. Своим умом доберется. Лишь бы время нашлось.

В библиотеку пойдет, за книжки сядет. Нельзя перед красивыми девушками чувствовать себя каким-то чурбаном неотесанным. Учиться, учиться и еще раз — учиться! Правильно Ильич когда-то сказал.