Как обычно, поезд прибыл в Железно-рудск с опозданием, о чем недвусмысленно свидетельствовали большие часы на вокзальной стене. Но все на свете имеет свойство заканчиваться, даже томительное ожидание. Спустя несколько часов, которые могли кому-то показаться вечностью, прибыл, обдав перрон клубами дыма и пара, старенький паровоз, который с натугом тащил полтора десятка вагонов — от пульмановских спальных первого класса, в синей, облупившейся краске, до теплушек ржавого цвета. Из них стали лихо выпрыгивать красноармейцы и выстраиваться в две шеренги под бдительным руководством совсем еще молоденького краскома в мятой фуражке. Голос у паренька то и дело срывался, предательски пуская петуха. Видно, это был недавний выпускник командирских курсов.

Колычев и Елисеев подошли к спальному вагону, в котором, если верить телеграмме, должен был приехать эксперт из Петербурга. Питерские товарищи расстарались, выбив для прежнего сотрудника весьма недешевые билеты. Елисееву было любопытно посмотреть, что же внутри этого роскошного вагона. Никогда прежде ему не удавалось ездить в подобных. Все как-то среди большой толпы, сидя всю ночь напролет, вдыхая густой махорочный дым и слыша храп десятков попутчиков.

Но положение обязывало, и он стоял на перроне с каменным выражением лица. Мимо прошли знакомые из транспортной милиции, перекинулись с ним парой слов и двинулись дальше. Пассажиров в спальном оказалось немного, а сам вагон был реликтом из прошлого: слишком роскошный и дорогой для теперешней небогатой публики. Немудрено, что на перрон вышло всего трое пассажиров. Двое навострились к багажному вагону, а третий, безошибочно угадав в паре сыщиков встречающих, сразу направился к ним.

— Добрый день, молодые люди, — поздоровался он. — Вы из губрозыска?

— Да, — подтвердил Колычев. — А вы — Иннокентий Сергеевич?

— Он самый, — улыбнулся мужчина.

— Покажите документы, — потребовал Борис.

Он с интересом глянул на сухощавого мужчину среднего роста, одетого в тщательно отутюженный шерстяной костюм коричневого цвета, белоснежную накрахмаленную манишку, франтоватый галстук-бабочку в тон и блестящие штиблеты из хорошей кожи. Через левую руку, в которой пассажир держал трость с набалдашником в виде львиной головы, был перекинут легкий плащик. В правой был слегка потертый саквояж.

Хворостинин не смутился. Пристроив саквояж под левую мышку, он полез во внутренний карман пиджака.

— Как же, все понимаю. Порядок есть порядок. Вот, пожалуйста. — Франт подал Колычеву свое удостоверение.

— Везет вам в Петрограде, — вздохнул Борис, возвращая документ. — Все чин чином, даже фотокарточка вклеена. А у нас до сих пор только одна гербовая печать. Приходится ей верить.

— Ничего, и до вас в скором времени прогресс доберется, — заверил Хворостинин. — Я могу считать, что все формальности улажены?

— Конечно. Как добрались, Иннокентий Сергеевич?

— К счастью, вполне благополучно. — Он обвел сыщиков веселым взглядом. — Коли мне выпала честь работать вместе с вами, давайте, что ли, познакомимся. Мое имя вам уже известно, но, прошу извинения, как мне вас звать-величать? А то как-то невежливо с моей стороны…

Сыщики представились по очереди.

— Борис Колычев.

— А по отчеству?

— Можно и без него. Зовите Борисом — я не обижусь.

— Прекрасно. А вас, молодой человек, как величают?

— Петр Елисеев. И тоже без отчеств.

— Как скажете, Петр. Очень рад нашему знакомству.

— Взаимно, Иннокентий Сергеевич.

— Что же, тогда показывайте дорогу. Куда идем? — Хворостинин переложил плащ на другую руку.

— Для начала к нам, в губрозыск. А дальше — как начальство распорядится, — ответил Колычев.

— Что ж, звучит крайне логично. Прежде мне никогда не доводилось у вас бывать. Любопытно посмотреть, где же я оказался.

— Вот по пути как раз и посмотрите город.

— Чудесно. Надеюсь, мое любопытство будет удовлетворено сполна.

Колычев подал Петру знак, чтобы тот взял у Иннокентия Сергеевича саквояж.

— Давайте, я помогу нести. Все же вы наш гость, — сказал Елисеев.

— Благодарю. — Хворостинин расстался с чемоданчиком без особого сожаления. — Вижу, что хорошие манеры — отличительный признак вашей молодежи. Приятно, знаете ли, особенно мне, как человеку старого уклада. Смена общественного строя еще не означает отмену хороших манер, не так ли?

— Все так, Иннокентий Сергеевич.

Втроем они покинули привокзальную площадь и направились к губрозыску. По дороге Хворостинин с любопытством рассматривал местные достопримечательности, задавал много вопросов и вел себя без присущей столичному человеку снисходительности по отношению к провинциалам.

— В прежние времена, — рассказывал Колычев, — в наших краях многие известные личности в ссылке побывали. Товарищ Луначарский, товарищ Сталин, Марина Ильинична Ульянова… Всех, пожалуй, не перечислишь. У нас даже музей подумывают открыть.

— Как же, наслышан, — кивнул Хворостинин. — Не зря ваш край называли подстоличная Сибирь.

— А вы, говорят, — набрался смелости Елисеев, — до революции в царском сыске служили?

— Был такой факт в моей биографии. При дактилоскопическом кабинете сыскной части находился. Знаете, сколько через меня пальчиков прошло? Почитай, с каждым известным злодеем приходилось иметь дело. Потом царя-батюшку поперли, пришли господа-временщики и первым делом все наши архивы в пепел превратили. Я тогда с тоски едва не уволился. Думал, все, пошли прахом наши старания, пропала Россия! Потом в октябре настали другие порядки, и мои умения вновь оказались востребованы. Оказывается, большевики прекрасно понимают всю важность нашей работы. Но, — вздохнул он, — есть и среди них такие, для кого я — отрыжка старого мира. Представляете, именно так мне в лицо и сказали.

— Представляю, — понимающе кивнул Колычев. — Не от большого ума, уж извините.

— Что вы — я не в обиде. Успел всякого наслушаться. До смешного доходило. Как только узнавали, что я из тех, так сразу скандал за скандалом. Как же так — на столь ответственном посту и не пролетарий, а какая-то недобитая контра! — Он горько усмехнулся. — Не хотим, говорят, с царским сатрапом работать вместе! До товарища Петерса, а то и до самого Дзержинского доходили. К счастью, они умеют охлаждать самые горячие головы.

— И все же вы попали к нам, — заметил Елисеев.

— Да. Никогда бы не подумал прежде, что осяду в вашем прекрасном городе. Заметьте, говорю это без всякой иронии. Есть в вашем Же-лезнорудске что-то спокойное, патриархальное. В Питере уже не то…

— Но ведь все равно жалеете, что пришлось покинуть Петроград? — догадался Петр.

— Грешен, увы. Зело грешен. Тот, кто рожден на берегах Невы, не в силах забыть ее гранитные набережные и несет в себе эту инфекцию до конца дней. Однако мое появление здесь — еще не повод для грусти. Иногда бывает полезно сменить обстановку. К тому же климат… У вас, знаете, тепло и солнышко, а когда я покидал Петроград, то дождь лил почти целую неделю.

— Сыро у вас, — поддакнул Колычев.

— Не без этого. Море есть море. Даже если кто-то зовет его лужей. Так что буду наслаждаться теплом и сухостью вашего края.

— Теплом, значит… У нас тот еще курорт, — усмехнулся Елисеев.

Они подошли к губрозыску.

— Вот тут мы и работаем, — сказал Колычев. — Наш начальник, товарищ Янсон, велел выделить для научно-технического отдела особое помещение.

— Прекрасно, — обрадовался Хворостинин. — Вот только на одном помещении далеко не уедешь. Скажите, насколько реально приобрести у вас фотографический аппарат, бумагу, реактивы, микроскоп? Интуиция мне подсказывает, что ничего этого у вас нет, а прихватить хоть что-то с собой из Петрограда у меня, к огромному огорчению, не получилось.

Борис задумчиво почесал в затылке.

— Купить-то, наверное, можно, вот только в какие деньжищи это обойдется — подумать страшно. Это ж не фунт изюму, хотя и тот нынче дорог.

— Главное я услышал — достать возможно. Остальное, надеюсь, решится. Здесь, — Хворостинин похлопал по саквояжу, — должно хватить на самое основное.

Сыщики остолбенели.

— Простите, Иннокентий Сергеевич, вы что — с собой большую сумму казенных денег везли?

— Пришлось, — грустно сказал Хворостинин. — Выбора не было. Здесь, на месте, пока вам фонды выпишут, пока деньги дойдут… Петроградские товарищи по старой памяти помогли с получением денег на приобретение аппаратуры и расходных материалов, но вот доставку пришлось осуществлять собственными силами.

— Ох, и рисковый же вы, Иннокентий Сергеевич! — в сердцах воскликнул Колычев. — А ну как грабанули бы вас в поезде?!

— Знаю, все знаю. Я из-за этого груза ночей не спал. Но, обошлось. Значит, судьбой было предначертано не допустить такого злодейства.

— Вы фаталист?

— Я верующий человек. Вас это задевает?

— Никоим образом.

Янсон оказался в своем кабинете. Он радостно вышел из-за стола навстречу Хворостинину.

— Здравствуйте, Иннокентий Сергеевич! Рад вас видеть! Очень рассчитываю на ваши знания. Наука должна помогать нам раскрывать преступления!

— К сожалению, не все товарищи на местах понимают это.

— Дураков всегда хватало. Думаю, и в прежние времена тоже, — засмеялся Янсон.

— Могу только согласиться. Есть у меня и такой весьма печальный опыт.

— Не станем терять время. Пойдемте, я покажу вам будущее место работы. Мы возлагаем на отдел большие надежды.

— Постараюсь их оправдать, — склонил подбородок Хворостинин.

Вчетвером они вышли в коридор, подошли к тяжелой двери, обитой кожей.

— Это еще от прежних хозяев осталось, — пояснил Колычев.

За дверью была просторная светлая комната с тщательно вымытыми полами и оконными стеклами. Это постаралась Туманова, не один свободный вечер посвятившая уборке. Из мебели было несколько тяжелых дубовых шкафов, разнокалиберные стулья, столы письменный и обеденный, а еще почему-то школьная парта.

— Вот, — с гордостью показал на это хозяйство Янсон. — Принимайте, товарищ Хворостинин, и работайте.

— Обязательно, — сказал тот. — Решу кое-какой вопрос с оборудованием и сразу же засучу рукава.

— У товарища Хворостинина с собой деньги на приобретение необходимого, — сказал Колычев. — Надо бы помочь ему с покупками.

— Хорошо. Пусть стажер этим и займется, — распорядился Янсон.

— Но товарищ Янсон! — заговорил Елисеев, которого не прельщала возможность поработать грузчиком и сопровождающим при эксперте, а манили совсем другие дела.

— Никаких возражений. Приказ есть приказ, — по-военному оборвал его Янсон. — Выполнять.

— Ничего, — сказал Колычев. — Сегодня помоги Иннокентию Сергеевичу, а я уж как-нибудь без тебя справлюсь. Лады?

— Лады, — грустно отозвался Петр.