Глава 11. Старый и пыльный

В пятницу, полностью излечившись и наверстав упущенное в школе, Тик сидел в кабинете физики, пытаясь слушать мистеру Чу, говорившего о загадках, которые еще таила в себе физика. Обычно Тик наслаждался этим уроком больше, чем кто-либо еще, но теперь он не мог сосредоточиться ни на чем, кроме второй подсказки, досадуя, что не сумел разгадать код первого письма.

— Мистер Хиггинботтом? — окликнул его мистер Чу.

Тик вернулся в реальный ми и посмотрел на учителя, внезапно запаниковав, потому что не знал, зачем он понадобился мистеру Чу.

— Извините, какой был вопрос?

— Я не задавал тебе вопроса, — ответил учитель, сложив руки. — Мне просто любопытно, почему ты смотришь в окно, как будто там проходит парад. Я нагоняю тоску? — Он поднял брови.

— Нет, я просто обдумывал законы движения летающего вон там мяча.

По комнате пронесся смех, но Тик знал, что это не было данью его чувству юмора. Кое-кто из его класса уже даже не слушал, что он говорил, а просто смеялся, как только он раскрывал рот, чтобы прослыть крутым за то, что смеется над ботаником Фигиботтомом с его Тошношарфом. Смех никоим образом не задевал Тика; для него эти люди давным-давно перестали существовать.

— Что ж, — сказал мистер Чу, — может быть, ты выйдешь к доске и нарисуешь этот график? — Тик понимал, что учителю надо иногда задавать ему трепку, чтобы не было так очевидно, что он особо выделяет умного мальчика в красно-черном шарфе.

— Нет, сэр, — ответил Тик. — Я еще не додумал.

— Скажешь, когда тебе удастся. А пока удели мне немного своего внимания.

Тик кивнул и снова сел, уперев взгляд в переднюю часть класса. Кто-то за его спиной кинул в него комком бумаги, отлетевшим и упавшим на пол — он не обратил внимания. Мистер Чу продолжил урок, но сбился, когда кто-то пробормотал, что физика очень скучна.

— Да ну? — спросил мистер Чу почти с сарказмом. — Вы что, не понимаете, что все это ведет куда более интересным вещам? Чтобы потом хорошо развлечься. Нужно сначала изучить основы.

В ответ он получил только мутные взгляды.

— Я серьезно! Могу привести пример. Кто из вас слышал о квантовой физике?

Вместе с еще несколькими учениками, Тик поднял руку. Он когда-то смотрел с отцом действительно классную передачу по каналу «Дискавери» как раз на эту тему. Потом они сошлись на том, что квантовую физику изобрели фанаты «Star Trek», чтобы им было, что обсуждать, кроме того, сколько в среднем раз в день мистер Спок ходил в туалет.

— Кто рискнет рассказать классу, что это такое? — спросил мистер Чу.

Пытаясь искупить вину после своего сна наяву, Тик предложил свою кандидатуру, единственный из класса. Мистер Чу кивнул ему.

— Это наука об очень-очень маленьких штуковинах, даже меньше атомов, у которых куча свойств и которые не подчиняются нормальным законам физики.

— Да ты умен, Спанч Боб, — прошептал кто-то с задних рядов. Он подумал, что это Билли-козел, но не стал это выяснять.

— Например? — подтолкнул его мистер Чу, то ли не услышав остроты, то ли проигнорировав ее.

— Ну, я не помню всей передачи, которую я видел, но самое крутое во всем этом то, что с его помощью можно доказать, что что-то может одновременно быть в двух и более местах.

— Очень хорошо, Тик, это часть дела. — Мистер Чу расхаживал перед учениками, сцепив руки за спиной и пытаясь походить на образ Очень Умного Учителя. — Мы не можем особенно углубляться в это сейчас, но я думаю, что многим из вас будет интересно изучить это в старшей школе. Мой любимый аспект К. Ф., как мы называли ее в мои студенческие годы, — это то, что она также доказывает, что можно влиять на местоположение объекта, просто наблюдая за ним. Иными словами, то, как вы ее изучаете, влияет на результат, то есть, одновременно может быть больше одного результата. Что-нибудь понятно?

Тик заворожено кивнул, желая, чтобы они перестали говорить об элементарных вещах и обсудили предмет более глубоко. Он даже не пытался посмотреть вокруг себя, зная, что остальные ученики, как всегда, тупо смотрят в пространство.

— То есть, — продолжил мистер Чу, — это значит, что в любой момент могут существовать альтернативные версии происходящего, и ваши действия и наблюдения, ваш выбор может повлиять на то, что вы увидите. Другими словами, мы живем в одной из миллиона различных вселенных. Кое-кто называет это многомирием. — Он сложил руки и слегка потряс головой, смотря в пол и улыбаясь своим воспоминаниям. — Ничто в физике не интересовало меня так, как квантовая физика.

Он остановился, оглядел комнату, и его лицо сложилось в гримасу разочарования, как у маленького ребенка, сказавшего родителям, что он только что увидел стрекозу, и получившего в ответ: «Кого это заботит? Вымой руки к обеду».

— В любом случае, достаточно об этом. Скоро прозвенит звонок. Не забудьте завтра сдать ваш ежемесячный исследовательский отчет.

Тик собрал свои вещи и сунул их в рюкзак, не волнуясь об отчете, который был готов еще до нападения Осокрыса.

Мистер Чу подошел и положил руку ему на плечо:

— Тик, подумай о том, чтобы поподробнее изучить квантовую физику, когда представится случай. Мы живем в довольно странном мире, тебе не кажется?

— И не говорите, — пробормотал Тик. — А, мистер Чу?..

— Да?

— Ваша семья… То есть… Вы когда-нибудь слышали о компании «Чу Индастриз»?

Лицо мистера Чу удивленно сморщилось:

— Нет, никогда раньше не слышал. В мире много разных Чу. А в чем дело?

— А… Ничего. Просто увидел где-то рекламу и подумал, имеете ли вы к этому отношение.

— Хотел бы я… Это как будто бы может меня озолотить.

— Возможно. Ну, до завтра. — Тик перекинул рюкзак через плечо и пошел на следующий урок.

Вечером Тик решил, что ему нужно получше расположить письма, полученные от М. Д. и Нафталин, особенно с учетом того, что он не сжег первое письмо, а значит, будут приходить новые и новые.

Он спустился в подвал и принялся рыться в коробках с его именем и годом. Каждый год или два Лорена Хиггинботтом заставляла семейство убирать дом от пола до крыши, и первым ее правилом было выбрасывать или убирать на хранение все, что члены семьи не использовали больше года. Эти коробки были результатом весенней чистки у Тика в шкафу.

Он вспомнил, что два или три рождества назад бабушка Мэри подарила ему дневник. Он поклялся писать туда каждый день, освещая жизнь гения из Джексонской средней школы, но в первый же день, когда он уселся перед дневником с намерением что-нибудь написать, он не смог придумать ничего интересного. Ему удалось только написать на обложке свое имя, прежде чем он отложил его, надеясь, что бабушка Мэри никогда об этом не узнает. Такое отношение к ее подарку разбило бы ее сердце.

Но он не забыл, как здорово выглядело его имя на обложке, и дневник был сейчас именно тем, что нужно. Жизнь Тика больше не была неинтересной.

Он нашел дневник под стопкой книг о братьях Харди. Тик прочитал каждую из них несколько раз, прежде чем переключиться на более объемные и серьезные романы.

Он извлек дневник и посмотрел на обложку. Она была твердой и коричневой с мраморными прожилками. Ее уголки были специально сделаны изношенными и даже немножко подпалены, чтобы придать ей вид обложки записной книжки путешественника, исследователя диких земель. Страницы внутри были слегка пожелтевшими для того же эффекта, разлинованы сверху донизу и, казалось, только и ждали его мыслей, заметок, чертежей.

Идеально.

В центре передней обложки был прямоугольник шириной в три дюйма, выкрашенный в грязно-оранжевый цвет. Туда он пару лет назад вписал свое имя. С помощью черного перманентного маркера, который он захватил из своей комнаты, он добавил к названию еще несколько слов. Закончив, он поднял дневник к свету и с гордостью посмотрел на него:

«Дневник загадочных писем

Тика Хиггинботтома».

Потом он позаимствовал из маминого набора газетных вырезок клей и поместил первое письмо М. Д. на первой странице дневника, стараясь прикрепить его как можно ровнее. Он оставил несколько чистых страниц для заметок и вычислений и вклеил первую подсказку, ее решение и выдранную из календаря страничку и обведенной в кружок датой шестого мая. В конце концов он приклеил вторую подсказку, дал всему просохнуть и закрыл книгу.

Довольный своей работой и тем, что теперь все собрано в одном месте, он подхватил журнал и поднялся по ступенькам.

На следующий день, как будто загадочный М. Д. был в курсе приготовлений Тика, прибыла третья подсказка.

 

Глава 12. Голос М. Д

Была суббота и, как и парой недель раньше, Тик наблюдал за почтовым ящиком, ожидая прибытия почтальона. День был ясным и морозным, и солнце, отражаясь от снега, все еще покрывавшего землю, почти ослепляло.

Тик пил горячий шоколад и наблюдал за бесчисленными каплями воды, падающими с деревьев, где таяли крошечные льдинки. Мама и папа ушли за покупками, как и положено перед Рождеством, Лиза наверху играла с Кэйлой в куклы, и мягкие звуки песни Бинга Кросби носились по дому. Тик не знал, что в жизни может быть лучше.

Около полудня грузовик наконец притарахтел к дому, и Тик даже не стал смотреть, прибыл ли желтый конверт. Он оделся, обулся и вышел еще до того, как почтальон продолжил свой путь. Когда грузовик укатил, Тик уже извлек стопку писем.

В самом верху пачки был знакомый мятый желтый конверт с тем же кривым почерком, отправленный из Южной Африки. За исключением странной выпуклости в одном углу, конверт был гладким и плоским. Дрожа от предвкушения, Тик вбежал обратно в дом и взлетел по лестнице к себе в комнату, где на кровати лежал «Дневник загадочных писем».

Он разорвал конверт и заглянул внутрь, сначала ничего не увидев. Он раскрыл его пошире, перевернул и тряс, пока оттуда не выпал на кровать маленький блестящий квадратик. Тик поднял его. Это была крошечная кассета вроде тех, которые использовал папа, когда вся семья записывала что-нибудь для дедушки и бабушки в Джорджии. (Пару лет назад папа все-таки переключился на видеокамеру, но он до сих пор иногда пользовался магнитофоном.)

На ярлычке кассеты было пусто, но не надо было быть ядерным физиком, чтобы понять, чего М. Д. хотел от подопытных. Тику потребовалось десять минут, чтобы выкопать магнитофон из-под кучи мусора, наводняющего папин печально известный «мусорный шкаф». Тик едва дотерпел до того, чтобы вернуться в комнату, запереть дверь, засунуть кассету в щель и нажать «Воспроизвести».

Несколько секунд раздавались только звуки помех, потом что-то щелкнуло. Тик вооружился карандашом и собрался записывать в дневник каждое слово, но, когда наконец началась речь, он мог только заворожено слушать.

Говорил мужчина с сильным и причудливым британским акцентом. Это не было похоже на акцент Нафталин; голос этого человека звучал более мудро и официально, как голос главного дворецкого старого английского поместья, только что обнаружившего, что весь остальной персонал заболел лихорадкой в день торжественного вечера по случаю Рождества, куда приглашены сотни очень важных персон.

По крайней мере, одна загадка получила ответ: М. Д. был мужчиной.

Когда короткое послание закончилось, Тик громко рассмеялся, а потом перемотал ее и начал слушать сначала. Потом он быстро перемотал кассету до конца на случай дополнительных сообщений. На четвертый раз он записал каждое слово в дневник:

«Скажи магические слова в назначенный день, а потом стукни землю под собой десять раз, стараясь изо всех сил, совершенно определенным объектом. Я нахожусь в затруднительном положении, потому что не могу сказать, чем именно. Скажем так: надеюсь, твоя подушка тверже моей, потому что исключений здесь быть не может. А еще предмет должен быть антонимом к слову «виновный», но не невинным.

Уф, хорошо, что это позади. Мне действительно нужно в туалет, прежде чем… ой, простите… я думал, я выключил запись. Где эта распрекрасная кнопка? А! Вот ты где!».

Щелк.

Тик нажал на «Стоп», только качая головой от того, каким странным был этот М. Д. С тех пор, как он упомянул мятные тянучки, Тик оценил его тонкое чувство юмора, так контрастирующее с мрачным предзнаменованием, просвечивающим через подсказки и предупреждения. Он уже начал доверять ему.

Тик смотрел на собственноручно записанные слова, перечитывая и запоминая их. Что-то в подсознании говорило ему, что эта задачка будет легкой, но ухватить мысль за хвост он пока не мог. Загадка была в том, чтобы угадать необходимый предмет. Как только он это узнает, останется всего-навсего стукнуть десять раз оземь и сказать волшебные слова.

Тик решил, что основной смысл заключался в двух фразах:

«Надеюсь, твоя подушка тверже моей, потому что исключений здесь быть не может. А еще предмет должен быть антонимом к слову «виновный», но не невинным».

В раздумьи, Тик перевернул страницу дневника, надеясь, что несколько заметок помогут ему разбудить свою мозговую активность. Взгляд на чистые строчки напомнил ему, что он еще не записывал странных слов, которые сказала Нафталин, перечисляя запретные темы. Злясь на себя за то, что не сделал это раньше, Тик сжал веки и принялся рыться у себя в памяти, надеясь, что оттуда выпрыгнут ярко подсвеченные надписи, которые напомнят ему о ее словах. Одно или два появились почти сразу, а через несколько минут их уже было четыре. Он записал их в левой части листа:

«Мастер. Барьерная Палочка. Реальности. Каэф».

Еще одно странное слово, которое он мог неточно расслышать. Ничего больше в голову не приходило, и он понял, что у него слипаются глаза, а мозг как раз созрел для хорошего дневного сна. Ему был нужен свежий холодный воздух, чтобы проснуться, а еще нужно было проверить электронную почту, поэтому он закинул свой дневник в рюкзак и направился в библиотеку, сказав Лизе, что вернется через пару часов.

— Тик, ты вообще когда-нибудь снимаешь этот шарф? — спросила миссис Сирс, изловив Тика до того, как он успел прошмыгнуть к компьютеру. Он потратил какое-то время, изучая «Дневник загадочных писем» и доделывая остатки домашнего задания, и теперь хотел проверить почту, хотя еще ничего не получил с тех пор, как разместил информацию на сайте друзей по переписке.

— Видимо, у меня очень зябкая шея, — сказал он, пожимая плечами в карикатурной дрожи. Конечно, миссис Сирс знала про его родимое пятно, но ему не хотелось выслушивать лекцию о том, что не надо стыдиться того, что ты — это ты. — Пришли какие-нибудь хорошие книги?

Она наморщила лоб, заставляя волну волос трястись, как целый слой земли, сдвинутый землетрясением:

— Есть новая книга Сэвиджа, но она, наверно, слишком страшная, — сказала она, пытаясь спрятать улыбку.

Тик закатил глаза:

— Я попытаюсь.

— Хорошо, но, если будешь видеть кошмары, скажи маме, что я тебя предупреждала, — улыбнулась она. — Я оставлю ее на стойке.

— Спасибо, миссис Сирс. — Он сделал движение по направлению к компьютерам, и она поняла намек:

— Хорошо, тогда развлекайся.

Он кивнул и уселся за компьютер, как только она отошла. Его мысли все еще путались, подсказки М. Д. плавали в голове, как мешанина из музыки и мультиков. Кое-что он знал точно, а что-то еще надо было сообразить. Шестого мая ему зачем-то надо было закрыть глаза, сказать что-то, что он еще не понял, и стукнуть десять раз оземь чем-то неизвестным. Легкотня.

Войдя на почтовый сервер, он помедлил секунду, прежде чем нажимать на кнопку «Входящие». Он несколько недель проверял почту каждый день, и каждый раз его ждало разочарование. Но почему это должно быть иначе? Кто знает, получал ли кто-нибудь еще такие письма и искал ли себе подобных в Сети? Но Тику казалось, что он взорвется, если не найдет кого-нибудь, чтобы делиться с ним своими догадками.

Он щелкнул мышью.

Станица входящих загрузилась за несколько секунд, и единственная написанная большими буквами строчка сразу привлекла его внимание. Его дыхание пресеклось, он вскочил от неожиданности, позволив стулу с громким металлическим стуком упасть на пол. Он заметил недовольные лица некоторых библиотекарей, пока поднимал стул и садился с горящими щеками. Усевшись, он снова поглядел в экран, надеясь, что глаза его не обманывают.

Но вот оно, черным по белому, жирным шрифтом:

«Отправитель: София Пачини.

Тема: Письма от М. Д.».

 

Глава 13. Беседа с Софией

Когда он открыл письмо, сердце Тика билось, как будто он пытался дышать под водой. Он едва мог себе поверить: он получил письмо от человека, разгадывающего те же загадки, что и он, могущего прояснить все раз и навсегда. Это было даже менее вероятно, чем встреча с Нафталин и нападение Осокрыса.

Стараясь читать медленно и впитывать каждое слово, Тик прочел:

«Дорогой Аттикус Хиггинботтом!

Я пишу тебе по-английски, поскольку я понимаю, что ты, должно быть, типичный американец и говоришь только по-американски, а мой английский, ну, идеален. Меня зовут София Пачини, и я живу у самых Альп в стране под названием Италия. Ты знаешь, где она находится? Не думаю. Тебе надо изучать Биг Мак и Спайдермэна, а не мировую географию. Учись у Софии и умней! Я просто дразнюсь, не плачь!:)

Я увидела твое сообщение на сайте друзей по переписке и чуть не проглотила свой ботинок. Нет, обувь в мой рот не попадала, просто это звучит похоже на речь забавных мальчиков по-американски».

Тик сделал паузу, пытаясь не расхохотаться в голос, раз уж он уже опозорился перед посетителями библиотеки. Но эта итальянка… она это всерьез? Он продолжил чтение:

«В ноябре я получила письмо от человека, называющего себя М. Д. Ты тоже? Сначала посмеялась и подумала, что это был мой друг Тони, но письмо пришло с Аляски, так что не знаю. Потом пришло больше, и я встретила эту действительно высокую даму по имени Нафталин. Ты тоже с ней встречался? Она похожа на дерево в одежде, но мне она понравилась.

София.

Что ты об этом думаешь? Это все всерьез? Что произойдет в этот день? Ты все разгадал? Кого-нибудь еще нашел? Пиши еще!

Твой новый друг,

P.S. Кстати, у тебя странное имечко».

Тик пожалел, что письмо уже кончилось. Он хотел бы, чтобы она написала много страниц, полных догадок, и сказала бы, разгадала ли она волшебные слова или что-нибудь еще. Он нажал на кнопку «Ответить отправителю»:

«Дорогая София!»

Он остановился, не зная, что он должен ей написать. По его коже пробежал холодок: он не знал, можно ли ей верить. Может быть, она была на стороне тех, кто послал Трепетного Духа и Осокрыса, кто бы это ни был. Может быть, они была шпионом, готовым скармливать ему дезинформацию, ведущую его по ложному пути.

«Почему бы не положиться на удачу?» — подумал он. Отметая беспокойные мысли, он начал печатать:

«Согласен, имя у меня странное. Все зовут меня Тик, так что ты тоже можешь.

Похоже, мы в одной лодке. Я пока что получил три подсказки, одна из них — на кассете. А ты? Я тоже встречался с Нафтилин. Она дала мне вторую подсказку. Может быть, мы можем помочь друг другу?»

Он почти начал рассказывать ей, до чего он додумался и что оставило его в растерянности, но решил подождать, пока она продолжит переписку. Еще одно письмо от нее докажет, что все в порядке. После минуты раздумий он закончил:

«Я могу только гадать, сколько нас таких. Надеюсь, кто-нибудь еще мне напишет. Сообщишь мне, если кто-то напишет тебе?

Тик».

Ты видела что-нибудь вроде призрака, сотканного из дыма, превращающегося в дедушкино лицо? А Осокрыса? Эта штуковина довела меня до больницы, но сейчас уже все в порядке.

Сколько тебе лет? Мне тринадцать, и я живу в Вашингтоне, хотя ты уже это знаешь с сайта.

Ты живешь в Италии? Это здорово. Хотел бы я, чтобы мы встретились и обсудили все это с глазу на глаз. Все свои заметки я храню в книге под названием «Дневник загадочных писем Тика Хиггинботтома». Круто, не правда ли?

Спишемся,

Он нажал «Отправить», зная, что София вряд ли прочтет письмо до завтра, поскольку в Италии уже стояла ночь. Его пыл немного остыл под воздействием мысли, что до завтра он вряд ли что-нибудь получит. Он вышел из Интернета и подхватил рюкзак.

У выхода миссис Сирс напомнила ему о книге, которую она придержала для него, и он взял ее просто из вежливости. С учетом всего происходящего, новая книга вдруг показалась чем-то скучным. Тик покачал головой: кто бы мог подумать, что он однажды это скажет?

Надежно засунув книгу в рюкзак рядом с дневником, Тик вышел из библиотеки и направился домой.

На полпути он разгадал третью загадку.

Это пришло к нему, когда он споткнулся о мощный корень посредине дорожки. Сидя на холодной земле и потирая колено, он глядел на подошвы своих ботинок, покрытые кусками темной грязи. Он гадал, где он так испачкался, и пришел к выводу, что это могла быть грязь, образовавшаяся из-за тающего снега, когда обе важные фразы из третьей подсказки вдруг обрели значение и несколько слов пронеслись перед его мысленным взором:

«Антоним виноватого, но не невинный — это правый!

Подушка крепче моей… Подошва крепче моей. Подошва ботинка. Правого ботинка».

Не заботясь о том, чтобы подняться с земли, Тик вытащил дневник и развернул его на странице, куда он переписал слова с кассеты. Он неправильно расслышал: подушка была ни при чем. Имелась в виду подошва, и М. Д. надеялся, что его подошвы достаточно крепки, чтобы защитись его ноги, особенно правую, когда он будет стучать ей по земле десять раз.

Тик записал свои догадки и встал, чувствуя, как течет по венам кровь. Хотя он все еще чувствовал себя до смешного невежей, был сделан еще один маленький шаг. Шестого мая Тику нужно будет произнести волшебные слова, которых он еще не знал, а потом десять раз стукнуть о землю правой ногой.

Пока он бежал домой, он осознал, до чего глупо это звучало.

Три дня прошло без писем от Софии, и, хотя он ее никогда не видел, Тик был напуган при мысли, что с ней могло что-то случиться. Или она могла сдаться и сжечь письмо М. Д., предав его раз и навсегда.

Тик не мог думать ни о чем другом, даже об учебе. Он однажды получил «B» за тест, шокировав учителя английского до потери дара речи. Каждое утро и каждый вечер он проверял почти дома и бегал в библиотеку, когда только мог.

Когда в молчании прошла целая неделя, он сошел с ума от беспокойства и потерял надежду.

В четверг перед рождественскими каникулами он шел из школы домой, опустив голову и смотря под ноги сквозь падающий снег. Белая сказка прекращалась на две недели, но прошлой ночью она вернулась и собиралась за все отыграться. Тик, конечно, не жаловался, он любил снегопад. Но он не мог радоваться, грустя о Софии и об отсутствии новых подсказок.

Когда он проходил перелесок, где встретился с Нафталин, что-то на другой стороне дороги привлекло его внимание. Деревянный знак был поспешно прибит к палке и воткнут в снег. Там что-то было написано брызгами синей краски, и буквы стекали, как кровь. Он не мог с такого расстояния прочесть большую часть написанного, но два слова выделялись, как лепреконы в клетке хомяков: «Аттикус Хиггинботтом».

 

Глава 14. Ботинки и перчатки

Тик подбежал к знаку, щурясь, чтобы разобрать сквозь снег мелкую надпись под своим именем. Он наморщил лоб в растерянности. Он снова перечитал все, почти ожидая, что слова изменятся. Когда он уже, вроде бы привык к странностям жизни, он получил сообщение, в котором было еще меньше смысла:

«Аттикус Хиггинботтом!

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

Если бы Тик проснулся с утра и придумал тысячу вещей, которые были бы написаны на табличке с его именем, там точно не было бы просьбы о ботинках маленького размера и варежках. Не зная, что еще делать, и не очень желая, чтобы знак заметил кто-то еще, он вытащил его из сугроба и принес с собой домой, пытаясь расшифровать послание. Вроде бы, в стихе не было особенных сведений, только просьба о встрече на крыльце.

«Встретимся, ночь лишь пол обретет»… Тик разгадал это почти сразу: «ночь» и «пол» давали полночь, значит, надо было с кем-то встретиться в полночь — наверно, в эту. Уже знакомая дрожь нетерпения пробежала по позвоночнику Тика, когда он поглядел на часы и понял, что осталось еще почти семь часов.

Он подумал, что это будет действительно долгий вечер.

За ужином Тик сидел за столом со всей семьей и ел мясной рулет, единственное блюдо изо всех приготовленных его мамой, которое казалось ему хуже жареных ногтей. Если бы ему пришлось выбирать между этими двумя вещами, он долго бы сомневался. Он совершенно ненавидел и презирал мясной рулет. Тьфу.

Он проглотил кусок или два, а потом попытался скатать серо-зеленые мясные шарики в один маленький кусок, чтобы казалось, что он съел больше, чем на самом деле. Кэйла, похоже, наслаждалась своей порцией, хотя на пол попадало не больше, чем в рот.

— Какие новости в школе? — спросил папа, тянущийся к миске с картофельным пюре.

— Особо никаких. Все хорошо. — Тик понял, что в последнее время слишком отвлекся от общения с семьей. Он решил исправиться. В конце концов, они были единственными его друзьями в этом мире, кроме мистера Чу. Ну, и Нафталин. И, может быть, Софии.

— Всего лишь хорошо? — спросила Лиза. — Эйнштейн-младший получил плохую оценку?

— Ой, прекрати, — сказала мама сквозь смех, как будто эта мысль была самой смешной вещью, какую когда-либо произносили вслух.

— Ну… Я получил «В» за последний тест по английскому.

За столом повисла такая тишина, как будто он только что заявил, что он пришелец и собирается произвести на свет ребенка, потому что на Марсе все только так и происходит. Даже Кэйла уронила еще кусок рулета и изумленно уставилась на него.

— Что? — спросил Тик, очень хорошо зная, каким будет ответ.

— Сынок, — сказал папа, — ты не получал «В» ни по одному предмету с тех пор, как я тебя знаю. А я тебя знаю с рождения.

— Да, — согласилась Лиза. — Похоже, планета перестала вращаться.

Тик пожал плечами, проглотив ложку бобов:

— А, ерунда. Может быть, был не в духе.

Кэйла засмеялась и прокричала-пропела:

— У Тика были колики, у Тика были колики!

Это сняло напряжение, и ужин продолжился.

— Что нового на сайте друзей по переписке? — спросила мама.

Картошка чуть не попала Тику в дыхательное горло, потому что он на секунду вообразил, что мама залезла на сайт и прочитала письмо от Софии. Но потом он сообразил, что становится параноиком, а это был всего лишь вежливый вопрос. Он завяз в этой затее несколько лет назад, но ни разу не продвинулся дальше парочки писем. Никто не был достаточно интересен ему для продолжения общения… А может быть, все было совсем наоборот.

— Не особенно много. Я получил письмо от какой-то девочки из Италии, но она немного сдвинутая по фазе.

— Сдвинутая? — спросил папа. — Что она такого написала?

— Она назвала меня мальчиком по-американски и задала тысячу дурацких вопросов.

Мама возразила:

— Насколько я понимаю, человека не делает ненормальным то, что он плохо говорит по-английски и любопытен. Дай ей шанс. Может быть, она любит шашки.

— Может быть, она милая, — добавила Лиза. — Ты можешь жениться на ней и войти в мафию.

— Дорогая, — сказал папа, — я не думаю, что все итальянцы непременно такие.

— Да, может быть, всего половина, — сказал Тик. Он ожидал, что Лиза засмеется, но она, похоже, не поняла шутки:

— Серьезно? — спросила она.

— Это была шутка, сестренка.

— Да, я так и думала.

— В любом случае, — включился в разговор папа, — мне кажется, что на выходных мы должны собраться вместе и сходить в кино или на боулинг. Кто за?

Как обычно, все подняли руки. Кэйла вскрикнула и замахала обеими руками.

— Хорошо, это надо спланировать. Встречаемся здесь же в полдень субботы.

Почему-то именно в это мгновение Тик понял, что он должен обо всем рассказать папе. Тайна ела его изнутри, а из-за молчания Софии это чувство все усиливалось и усиливалось. Сама мысль о том, чтобы ком-то рассказать, снимала с его плеч ношу весом фунтов в тридцать.

«Когда мама в следующий раз выйдет за покупками, я ему расскажу. Может быть, он что-то мне подскажет. Если, конечно, поверит».

Тик поставил тарелки в мойку, а потом посмотрел с семьей какое-то забавное игровое шоу по телевизору. Все это время он думал об одном и только об одном: полночь.

Пора было спать, но Тик хотел еще раз проверить почту. Он по-настоящему зависел от этого, проверял и проверял почту, надеясь, что эта София в итоге ему ответит.

Попивая горячий шоколад, он залез в компьютер в гостиной и едва не пролил напиток на клавиатуру, увидев «София» во «Входящих». Он поставил чашку и открыл письмо:

«Дорогой Тик!

София».

Кто-нибудь должен научить тебя отвечать на назойливые вопросы. Я задала их немало, а ты в ответ только задал еще больше. Если бы я жила в США, я бы ударила тебя по голове «Кузнечиком» [2] , но я хорошая и умная итальянка, поэтому я тебе отвечу.

Во-первых, у меня была очень тяжелая неделя. Что-то за мной охотится, я очень напугана, я едва не сожгла письмо с полдюжины раз. Но не сожгла. Когда Пачини принимает решение, Пачини не сдается. Я сделала выбор и я буду ему верна, как масло арахису, или что там говорят странные американцы.

А теперь приступлю к твоим вопросам.

У меня теперь есть четыре подсказки. Четвертая прибыла этим вечером. Может, ты тоже ее получил. Она касается мертвецов, и меня это беспокоит.

Нам точно нужно помогать друг другу.

Видела призрачную штуку, но не крысу. Не хочу об этом говорить.

Мне двенадцать, почти тринадцать.

Мне понравилась твоя затея с дневником. Я тоже так сделала. Надеюсь, ты не против, что я позаимствовала твое название. Он называется «Дневник загадочных писем Софии Пачини». Я даже озаглавила его по-английски, чтобы он выглядел похоже на твой.

Я слишком много шучу: когда мы встретимся, ты посчитаешь меня ненормальной. Прошлым летом я вздула семнадцать мальчиков. Будем друзьями!

Чао! (Это по-итальянски, эрудит ты наш!)

Он едва дочитал письмо, когда папа сказал ему вылезти из-за компьютера и идти спать. Он со стоном повиновался, не желая терпеть до завтра с ответным письмом. Он подумал о том. Чтобы пробраться вниз, когда родители заснут, но сообразил, что Эдгар «Беспокойный» Хиггинботтом поймает его еще до того, как включится кулер компьютера. Будет довольно сложно прокрасться через весь дом к крыльцу и открыть дверь в полночь, не разбудив его.

Он почистил зубы и пожелал всем спокойной ночи, а потом забрался в кровать, не выключая лампу, чтобы почитать. Он решил отдохнуть от фэнтези-романа, который он читал, и достал книгу Сэвиджа, открыв ее на первой главе.

Через двадцать минут он сделал худшую вещь изо всех возможных. Он заснул.

 

Глава 15. Кусок сырого теста

Тик подпрыгнул на кровати в половину первого. На его часах мерцали агрессивно-красные цифры, как будто желающие дать ему понять, что его ошибка была непростительной.

Со стоном выпрыгнув из постели, он подбежал к окну и выглянул в поисках следов гостя. Под этим углом он не мог видеть всего крыльца, но ступеньки были хорошо видны в ярком лунном свете, пробивающемся сквозь дырку в облаках. Там никого не было, и сердце Тика упало.

«Я идиот!»

Может быть, он все испортил и потерял доверие М. Д. Он не знал, кто нарисовал знак, но не сомневался, что это связано все с той же загадкой, и даже подозревал, что это была Нафталин или ее друг Рутгер. Она сказала, что может его навестить. София написала, что она получила четвертую подсказку, но у Тика-то ее еще не было. А что если она прибудет этой ночью?

Едва удерживаясь на месте от беспокойства, Тик надел что-то из теплых вещей, полный решимости выйти и найти посетителя.

Наступая только на беззвучные места пола, избегая наиболее знакомых скрипов и стуков, он прокрался вниз ко входной двери. Тихо надев пальто и ботинки и обернув вокруг шеи шарф, он осторожно открыл щеколду и повернул ручку. Зная, что медленно открываемая дверь будет скрипеть так, что разбудит мертвецов, он распахнул ее одним движением, почти избежав каких-либо звуков.

С бьющимся сердцем он вышел на кусачий мороз, тихо захлопнув за собой дверь.

Обыскав весь участок и никого не увидев, он сел на переднем крыльце и положил голову на руки, закрыв глаза и злясь на себя. Как можно быо быть таким глупым? Ему не следовало ложиться почитать — это способ заснуть номер один. Он удрученно вздохнул, откинулся назад, сложил руки и принялся глядеть в небо. Темные густые облака, края которых слегка подсвечивала прячущаяся за ними луна, двигались по небу в неестественном ритме, как будто это был ужастик, который решили перемотать.

Тик вздрогнул, и явно не только от холода.

Он собирался встать, когда что-то ударило его в правый висок, а затем по ступенькам загрохотал камень. Он поднял голову как раз вовремя, чтобы увидеть камешек размером с грецкий орех, приземлившийся в нескольких футах от него.

Он запоздало вскрикнул и огляделся, чтобы посмотреть, откуда прилетел камень. Ночь была тиха, только легкий ветерок дул сквозь голые деревья и вздыхал в покрытых снегом кустах, окружающих дом. Ему показалось, что один из кустов двигался сильнее, чем остальные, и он уж собрался отправиться на разведку, когда его достиг другой камень, на этот раз попавший в плечо. Понятное дело, он прилетел со стороны подозрительного куста, с которого ссыпался почти весь снег.

— Кто здесь? — спросил он, удивляясь, что не очень-то испугался. — Хватит, как маленький, бросать камни, и выходи уже.

Куст зашелестел, а потом из-за ветвей вышла маленькая круглая фигура. В слабом свете было невозможно что-либо разобрать, но человечек выглядел, как маленький ребенок, шести или семи лет от роду, завернутый во много слоев одежды. Он напоминал большой круглый мяч с бугорками рук, ног и головы.

— Ты кто? — спросил Тик, встав и подойдя поближе. — Это ты оставил мне послание на знаке?

Человечек подошел к нему, переваливаясь, как утка с избыточным весом. Свет луны прорвался сквозь облака именно в тот момент, когда посетитель подошел к Тику на несколько футов, подробно освещая того, кого Тик принял за ребенка.

Это был мужчина, только очень низкий и очень толстый.

Он был одет в черные спортивные штаны и футболку, черные кроссовки, черную куртку и черную шляпу, натянутую на уши. Отец Тика однажды пошутил, что спортивные костюмы предназначены для того, чтобы в них делать упражнения, но носят их одни ишь толстяки.

Хорошо зная, что для человека значат подобные шутки, Тик всегда старался их избегать. Пока странный маленький круглый человечек подходил к нему, Тик обещал себе воздержаться ото всех известных ему шуток о толстяках.

— Я крупный, понятно, — сказал человек, хотя он едва доходил Тику до талии. Его голос был нормальным, без странных тембров или акцента. Тик не понял, почему его это удивило, но потом сообразил. что ожидал от него чего-то вроде акцента жевунов из страны Оз.

Не нужно судить других по внешности.

Карлик продолжил:

— И я, должно быть, самый тупой толстяк, которого ты видел, потому что я оделся в черное, чтобы замаскироваться там, где все покрыто снегом.

Тик просто уставился на него, не зная, что ответить.

— Меня зовут Рутгер, — сказал незнакомец, протягивая вверх руку. — Моя рука может быть размером с большой палец твоей ноги, но не бойся пожать ее. Рад встрече.

Тик потянулся вниз и взялся за руку Рутгера, деликатно ее пожав.

— Что это было? — спросил Рутгер. — Как будто я держу вялую рыбу. Ты думаешь, я фарфоровый? Если уж ты жмешь мне руку, жми ее как следует!

Тик пожал его руку посильнее, совершенно изумленный характером нового знакомого. Наконец он ответил:

— Извини. Я просто немного удивлен. Я не знал…

— Чего? Что я выгляжу, как сжатый борец сумо? Хватит уже, давай присядем и побеседуем. Тяжесть вредит моим маленьким ножкам. — Рутгер не дождался ответа, подошел к ступенькам и уселся на нижней. Даже так, его ноги едва касались земли.

Тик улыбнулся, наконец расслабившись, и присоединился к Рутгеру:

— Вы с Нафталин друзья, так?

Рутгер хлопнул себя по пузу:

— Еще бы! Эта высоченная куча костей — лучший друг, который может быть у человека, хотя она и выше меня в три раза. Что ж, кто-то выше, кто-то ниже, если ты меня понимаешь. — Он поднял руку вертикально вверх, как будто оценивал высоту чего-то. — Нафталин очень забавная, когда узнаешь ее поближе. Но послушай стреляного воробья: никогда не спрашивай ее о том дне, когда они с ее сестрой появились на свет, если не хочешь неделю сидеть и слушать.

Тик ухмыльнулся:

— Хорошо, запомню. Зачем было кидать в меня камнями?

— А почему ты опоздал?

— Ладно, твоя взяла. Проспал.

Рутгер внимательно осмотрел Тика, ища что-то взглядом:

— Похоже, ты забыл свою часть сделки.

— Я забыл? О чем?.. — Тут Тик вспомнил стихотворение и содержащуюся в нем просьбу. Он собирался прошерстить подвал и найти какие-нибудь старые ботинки и варежки. — А, да, ты прав, я забыл. Извини.

Рутгер похлопал Тика по плечу:

— Все в порядке, я могу подождать.

— То есть…

— Именно, большой парень. Возвращайся с тем, что я просил, и я начну разговор.

Тик не стал отвечать сразу, надеясь, что Рутгер подмигнет и скажет, что он всего лишь пошутил:

— Ты… серьезно?

Рутгер наклонился к нему, как огромный резиновый мячик, катящийся по крыльцу:

— В последнюю неделю я посетил больше всяких мест, чем ты видел за всю жизнь, мальчик. Мои ботинки собираются со мной распрощаться и уйти прочь — я не планировал игры слов, но получилось хорошо. А моим рукам, молодой человек, холодно.

— То есть, ботинки и варежки для тебя?

— Для кого еще, мальчик? Ты думаешь, я собираюсь путешествовать по Реальностям с ребенком на спине? Конечно для меня! — Его голос ощутимо поднялся, и Тик испугался, что отец может услышать.

— Не говори так громко, разбудишь всех соседей.

Рутгер ответил театральным шепотом:

— Ты ни писка от меня не услышишь, пока я не буду держать в руках крепкую новую пару ботинок и теплые, как свежие кексы, варежки. — Он кивнул и сложил руки.

Тик встал:

— Я схожу, но что ты имел в виду, говоря о Реальностях?

— Расслабься, мальчик. Это касается науки Каэф, Чи-карда, Барьерной Палочки!

Тик посмотрел на него, гадая, нашелся ли кто-нибудь за всю историю человечества, кто бы ответил на вопрос еще хуже Рутгера:

— Ты вообще о чем?

Рутгер сложил два пальца и провел ими по губам — старый-престарый знак «застегиваю рот на замок».

— Ладно, — пробормотал Тик. — Через минуту вернусь.

Он поднялся на крыльцо и открыл входную дверь. Перед тем, как он вошел в дом, Рутгер сказал что-то странное:

— Это хорошо. Когда вернешься, нам нужно поговорить о мертвецах.

 

Глава 16. Но не в остальном алфавите

Тик потратил пять минут на поиски в подвале коробки, где хранилась его старая одежда, с которой мама никак не могла расстаться. В конце концов он ее обнаружил и перевернул практически вверх дном, прежде чем нашел несколько пар ботинок разных размеров. Он нашел три пары, наиболее подходящие к ноге Рутгера, а потом перерыл все еще раз в поисках варежек или перчаток. Он ничего не нашел.

Он поднялся наверх, все еще изо всех сил стараясь соблюдать тишину, и сунул нос в шкаф, где хранилась их зимняя одежда. В конце концов он нашел пару желтых варежек, которые его бабушка из Джорджии связала много лет назад. Когда-то они были его, но потом Кэйла сожгла в камине собственную пару, и они перешли к ней. Тик старался не смеяться, думая, что они как раз подойдут Рутгеру.

«Не могу поверить, что у меня во дворе хоббит».

Подавив смешок, он вышел на улицу.

— Подходят просто идеально. Спасибо! — Рутгер проворно натянул варежки и переобулся из своих изношенных ботинок в кроссовки, из которых Тик, должно быть, быстро вырос, потому что они выглядели почти что новыми.

— Рад был оказаться полезным, — сказал Тик, присаживаясь рядом со своим новым другом. Он начал дрожать от холода и покрепче завязал шарф вокруг шеи. — Мне казалось, тебе надо было о многом мне рассказать? Например, о мертвецах?

Карлик потер руки и откинулся на верхнюю ступеньку:

— А, да, мертвецы. Как любит говорить Мас… — Он зажал рот рукой на середине слова, посмотрев на Тика со стыдом, написанным на физиономии.

— Что? — спросил Тик.

— Ничего… Ничего. Я просто собирался сказать, что один мой хороший друг всегда говорит: «Ничто в мире так не отражает разницу между смертью и жизнью, как свобода воли». Он все время это повторяет.

— А какое отношение это имеет ко мне?

Рутгер пристально на него посмотрел:

— Как тебя зовут, сынок?

— Аттикус Хиггинботтом. Он же Тик.

— Да, все правильно. — Рутгер вытащил из кармана блокнот и карандаш и стал водить его кончикам по строчкам, почти как Нафталин. — Ага, вот. Продолжаем. — Он нарисовал галочку около имени Тика и убрал все обратно в карман. Когда он вытащил оттуда руку, в ней уже был желтый конверт. — Я полагаю, ты этого и ждал.

— Четвертая подсказка?

— Быстро схватываешь.

Он протянул конверт Тику, который немедленно разорвал его и вытащил картонку с новой весточкой от М. Д. Прежде чем он мог ее прочесть, Рутгер накрыл подсказку своей пухлой ладошкой:

— Запомни то, что я сказал о мертвецах, молодой человек.

— А что ты о них сказал?

— Если уж на то пошло, то особенно ничего. И в любом случае не должен был много говорить. Это ты должен догадаться.

— Да, Рутгер, ты все прояснил, спасибо.

Глаза круглого человечка сузились:

— Я чувствую сарказм.

Тик засмеялся:

— Ничуть нет. — Он вытащил записку из-под руки Рутгера. — Позволь мне, пожалуйста, это прочесть.

Рутгер махнул рукой:

— Сколько душе угодно.

Прищурившись, чтобы что-нибудь разобрать в лунном свете, Тик так и сделал:

«Ты сам выберешь место, можно даже в твоем городе. Я попрошу только, чтобы его название начиналось с буквы, идущей после А и до я, но не и остальном алфавите. С тобой может быть сколько угодно людей, но убедись, что они будут мертвы к тому моменту, как ты произнесешь волшебные слова. Но, клянусь Палочкой, убедись, что ты-то будешь жив. Иначе наши дела будут плохи».

Тик опустил глаза на Рутгера:

— Я могу брать с собой людей, но они должны быть мертвы, когда я буду исполнять условия? Это бессмыслица!

Карлик улыбнулся и пожал плечами:

— Эй, это писал не я!

— А как буква может идти после А, но до Я, и при этом не принадлежать остальному алфавиту? Букв же вообще не останется.

— Я тебе кто, Шерликен Холмстоттер? Разгадку должен найти ты, а не я. — Он растер плечи руками в перчатках.

— Что за Шерликен? Шерлок Холмс, что ли?

Рутгер удивленно посмотрел на него:

— Нет, Шерликен Холмстоттер, величайший в мире сыщик.

Тик не знал, что и думать о таком ответе:

— Ты собираешься сказать мне что-нибудь полезное или нет?

— Склоняюсь к тому, что все же нет.

— Да уж, от вас с Нафталин просто уйма толку. Почему М. Д. было просто не отправить все письма по почте? — Тик снова начал дрожать, понимая, что теплая одежда и шарф его не согревают.

— Я тоже рад знакомству. — Рутгер уставился на землю, что при его пузе было достижением. — Ты, похоже, не рад моему приходу.

— Эй, это была шутка! — Тик пытался удержаться от смеха, наклоняясь и хлопая человечка по плечу. Может быть, виноват был его рост, но у Тика было ощущение, что он утешает маленького ребенка. — Я рад, что мы познакомились. Просто хотелось бы, чтобы ты немножко разъяснил мне происходящее.

— Можешь мне поверить, я умираю от желания все тебе рассказать, но это решит смысла всю затею.

Тик воздел руки в небу:

— А в чем затея?

Рутгер посерьезнел:

— Я думал, ты понял, Тик. Ты сделал выбор не сдаваться, и ты дойдешь до конца, несмотря ни на что. Когда ты доживешь до особой даты и разгадаешь все загадки, ты будешь подготовлен к тому, чтобы… — Он остановился и принялся возиться с пуговицами на куртке.

— Чтобы что сделать?

— Не могу сказать.

— Я удивлен. — Тик хотел разозлиться, но чувствовал только смесь разочарования и нетерпения разгадать все сразу. Это была его вечная проблема — он хотел все узнавать здесь и сейчас, поэтому, наверно, так хорошо и учился. Он частенько заглядывал в следующие параграфы учебников, потому что ему не терпелось узнать, что будет дальше. Понятно. Что это только укрепляло его репутацию главного ботаника во Вселенной.

— Скажу только одно, — сказал Рутгер. — Я действительно надеюсь, что ты справишься, Тик. Я действительно хочу посмотреть на тебя, когда все это дело завертится. — Он развернул свое шарообразное тело и посмотрел Тику в глаза: — У тебя получится, я уверен.

— Буду стараться.

Рутгер фыркнул:

— Стараться — это для тараканов за печкой. А ты справишься, молодой человек, справишься.

— Ты что, Йода?

— Что?

— Проехали.

Рутгер с громким стоном поднялся, не особенно увеличившись от этого в длину:

— Что ж, пора исчезнуть в темной снежной ночи. Как будто три недели не ел. — Он погладил себя по животу. — Я уверен, ты то и дело наедаешься досыта. — Он громко прочистил горло, явно пытаясь привлечь внимание.

— Кстати, откуда ты родом? — спросил Тик, пытаясь избегать любых тем, связанных с весом.

— Я, молодой человек, из Одиннадцатой — лучшее место на свете.

— Одиннадцатая?

— Там все немного иначе, чем здесь, если ты меня понял.

— Нет, я тебя не понял.

— А, ну да. Со временем поймешь.

Тик вздохнул:

— А что за слова ты говорил сначала? Каэф, Барьерная Палочка, Чика-что-то?

Рутгер только поднял брови в ответ.

— Дай-ка я угадаю, ты снова не можешь мне сказать.

— Умнеешь не по дням, а по часам. — Рутгер потянулся и широко зевнул. — Был счастлив тебя встретить. Я ожидал увидеть кого-нибудь более гостеприимного с хлебом-солью и накрытым столом, но что поделаешь?

Тик закатил глаза:

— Ты хочешь?..

— Нет, нет, может быть, в следующий раз ты будешь хорошим хозяином, — неделикатно ответил Рутгер. — Иди внутрь и набивай живот индейкой и бобами, пока бедный маленький Рутгер идет домой. По крайней мере, у меня есть новые ботинки.

«Маленький?» — подумал Тик, но вслух этого не произнес:

— Задержись на секундочку. Ты хороший актер! — Он проскользнул в дом и захватил немного хлеба, мешок печенья и пару бананов, засунув их в большую продуктовую сумку, стараясь не шуршать. Он заставлял себя соблюдать осторожность на каждом шагу. Ему не нужно было будить отца, чтобы тот увидел, как он раздает бесплатную еду маленьким толстячкам, да еще и в середине ночи.

Когда он вручил сумку Рутгеру, тот засветился от радости:

— Ой, спасибо тебе семь раз, благодетель!

Тик улыбнулся:

— Всегда пожалуйста. Мы снова увидимся?

Рутгер направился по дорожке, оглядываясь, насколько мог, через плечо:

— Много раз, я думаю, много раз. До свидания, мастер Аттикус.

— До свидания, — помахал рукой Тик, чувствуя легкую грусть от того, что Рутгер уходит.

Эдгер наблюдал за этим из окна на втором этаже, разрываясь между изумлением от того, что его сын подружился с этим миниатюрным толстячком, и грустью от того, что Тик был втянут в какую-то очень странную авантюру и еще ничего ему не говорил. Они с Тиком всегда все друг другу рассказывали. Сколько же всего изменилось! Мальчик вырос, а бедный отец и не заметил?

Теперь все встало на свои места. В последнее время Тик вел себя очень странно, и причины этого могли сильно изменить то, как Эдгар смотрел на мир. Наблюдая за разговором на крыльце, он был готов выбежать наружу при первых признаках опасности. Но этот человечек оказался другом, и Эдгар решил немного повременить с расспросами.

Он сказал себе, что сам не знает причин, но в глубине души надеялся, что сын решит по доброй воле рассказать ему, что происходить. Эдгар мог подождать еще день, наблюдая за каждым движением Тика.

Тем временем под окном Тик махал своему удаляющемуся другу. Эдгар поспешно развернулся и ушел к себе.

 

Глава 17. Клубящийся туалет

Назавтра была пятница, последний школьный день на ближайшие две недели, и Тику казалось, что она никогда не кончится. Насладившись аж четырьмя часами сна накануне, он постоянно клевал носом на уроке, постоянно просыпаясь с ниточкой слюны на подбородке. Мистер Чу был единственным из учителей, кто задал ему трепку по этому поводу, но Тик это пережил.

Наконец прозвенел последний звонок.

Тик был у своего шкафчика, уже предвкушая наступающие каникулы, когда подоспело несчастье в виде хлопка по плечу. Он обернулся и увидел ухмыляющегося со сложенными руками Билли «Козла» Купера и его дружков, собравшихся за его широкой спиной.

«Пережди это, Тик, просто пережди это».

— Глядите-ка, — сказал Билли голосом, звучащим как дробимый в тисках камень. — Похоже, Тики Фиггинботтом и его Тошношарфик не могут дождаться пойти домой и встретить Санта Клауса. Что тебе подарят в этом году, Аттикус? Нового плюшевого мишку?

— Да, — сказал Тик с каменным лицом, зная, что это собьет Козла с толку.

Билли запнулся, явно думая, что Тик начнет яростно это отрицать или попытается уйти:

— Тогда, надеюсь… Он будет плохо пахнуть.

Тик очень хотел сказать что-нибудь ироническое в духе: «Это плюшевый мишка, а не кукла Билли Козла». Но здравый смысл победил:

— Возможно, так и будет.

— Да, так и будет. Совсем как твои ноги. — Билли усмехнулся, и его приятели подхватили.

Тик не мог поверить тому, насколько этот парень туп, но ничего не сказал.

— У меня для тебя рождественский подарок, Тики Фиггинботтом, — сказал Билли, и натянутый смех приятелей оборвался. — Сиди в шкафчике всего три минуты вместо десяти, а потом сходи в туалет и сунь голову в унитаз. Сделай это, и мы от тебя отстанем до конца рождественских каникул. По рукам?

Желудок Тика куда-то провалился: он знал, что Билли явно пошлет кого-нибудь убедиться, что он сделает все, что было приказано:

— С мокрыми волосами я могу схватить простуду.

Билли протянул руку и стукнул Тика о шкафчик, посылая по коридору эхо металлического лязга:

— Тогда, думаю, тебе повезло, что мы две недели не учимся. — Он отпустил Тика и отступил. — Пошли, парни.

Когда они ушли, Тик опустил голову и встал в шкафчик, закрывая за собой дверцу.

Через несколько минут он одиноко стоял в мужском туалете и смотрел на свое искаженное отражение в старом грязном зеркале. Он отогнул двумя пальцами шарф и осмотрел свою родинку, выглядевшую, как обычно, уродливо. Он почувствовал, что погружается в то депрессивное состояние, в котором он часто оказывался до того, как перестать позволять хулиганам портить ему настроение.

Но тут он подумал о Нафталин и Рутгере, письмах и подсказках, о том, как все это заставляло его чувствовать себя кем-то значимым. Он прогнал прочь тоску и улыбнулся своему отражению.

«Плевать на них на всех. Я не собираюсь окунать голову в унитаз, шпионят они или нет».

На отражении его лица вдруг появилось движущееся пятно, как разрастающаяся по зеркалу черная плесень. Растерявшись, Тик потрогал его пальцем, но ощутил только твердое холодное стекло. Через несколько секунд все зеркало было черным. Тик попятился, начиная паниковать.

Чернота распространялась, занимая стену и раковины, разрастаясь во всех направлениях. Она становилась плотнее, распухая, как черная вата, поглощая весь туалет. Тик обернулся и увидел, что все стены и потолок были покрыты черным дымом. Комната выглядела так. Как будто здесь разгорелся нешуточный пожар, но Тик не видел огня, и кашлять ему тоже не хотелось.

Затем странная дымообразная субстанция с громким сосущим звуком устремилась к выходу из туалета и собралась в огромный шар черного дыма. Сердце Тика едва не остановилось, когда он понял, что именно преграждало ему выход.

Трепетный Дух.

Тик собрался убежать, но тут же остановился. Бежать было некуда. Дух закрыл единственный выход из туалета, и дым уже складывался в знакомое старое бородатое лицо. Тик вспомнил то, что об этом говорила Нафталин, и передернулся.

«Если мужчина, женщина или ребенок будет слышать Смертельный вопль на протяжении тридцати секунд, его мозги превратятся в кашу. Неприятная смерть».

Тик принялся искать другой способ выбраться. Крошечное окошко впускало внутрь немного света, но кроме этого здесь были только кабинки и унитазы. Он подбежал к окну и схватился за металлическую ручку, чтобы его распахнуть. Он повернул ручку по часовой стрелке, и с ужасным металлическим скрежетом оно медленно открылось наружу.

Где-то в глубине сознания он чувствовал, что Трепетный Дух скоро начнет издавать смертельные звуки. Он посмотрел через плечо и увидел образующуюся на месте рта дыру.

Тик ускорился, толкая и толкая окно. На середине своего движения стекло застряло. Он жал и жал на ручку, но ничего не сдвигалось с места. Он бил по стеклу кулаками, но только разбил костяшки. В отчаянии он попытался протиснуться через окно, но, уже просунув туда руку, убедился, что затея была безнадежной. Отверстие было слишком маленьким.

Он бросился к кабинкам и вспрыгнул на один из унитазов, чтобы попытаться выдавить потолок кабинки и вскарабкаться по стенкам. Но это было слишком высоко.

А потом он услышал худший звук из всех, что когда-либо проникали в его барабанные перепонки, эту какофонию кошмарных стонов. Умирающих на поле битвы. Мать, скорбящую о потерянном ребенке. Преступников в петле виселицы. И все это в одном звуке.

Смертельный Вопль.

Тридцать секунд.

Пока вопль Духа становился громче и громче, Тик вскарабкался на стенку кабинки, с трудом удерживая равновесие под скрип и стон пластмассы. Он держался одной рукой, другой пытаясь достать до потолка. Он дотянулся до него кончиками пальцев, но и только.

Он спрыгнул на пол и выбежал из кабинки, обегая туалет по кругу в поисках выхода.

Смертельный Вопль с каждой секундой становился все ужаснее. Тик закрыл уши руками, пытаясь приглушить звук, но так было еще страшнее. Он знал, что его время почти закончилось, что его мозг вот-вот превратится в кашу.

Он посмотрел прямо на Трепетного Духа. Глядя в это туманное черное лицо, такое длинное, старое и грустное, со ртом, зашедшимся в жутком крике, Тик понял, что вариант был только один.

Он отнял руки от ушей, зажмурился и побежал прямо на призрака.

Тик выставил перед собой руки, как таран, и припустил. Он пересек помещение за две секунды и коснулся Духа обоими кулаками. Не зная, чего ожидать, и почти уже потеряв рассудок от страха, Тик изо всех сил бросился вперед.

Холодный, кусачий трепет окутал его руки, а потом и все тело, когда он пробежал сквозь Трепетного Духа. Смертельный Вопль изменил тональность, став ниже и мрачнее. Тику казалось, что он нырнул в Северный Ледовитый океан.

Но он уже прошел сквозь тело Духа и стукнулся о стену с другой стороны. Почти бессознательно Тик распахнул дверь и бросился в коридор, захлопнув за собой дверь туалета.

Тишина наполняла школу, но он все еще слышал приглушенный звон в ушах, похожий на колокола.

 

Глава 18. Мудрый Эдгар

Тик скрючился на полу коридора и несколько минут просто тяжело дышал, неспособный сдвинуться ни на дюйм. Он сверлил взглядом щель под дверью туалета, ожидая, что Трепетный дух будет преследовать его, но оттуда ничего не появлялось. Нафталин говорила, что Духи не очень-то подвижны после того, как образуют лицо. Смертельный вопль — их оружие.

Он наконец встал, уже почти успокоившись и чувствуя облегчение. Тик был уверен, что создание исчезло. Потрясся головой, чтобы прогнать воспоминания о том, как он пробежал сквозь Духа, мальчик направился домой, понимая, что ему нужно сделать.

Настало время кое о чем поговорить с папой.

Следующие несколько часов, кажется, тянулись вечно. Тик старался вести себя, как обычно: принял душ, чтобы смыть ощущения, оставшиеся после Трепетного Духа, шутил с мамой и Лизой, играл с Кэйлой, читал. Когда папа наконец пришел с работы, Тику хотелось сразу позвать его к себе в комнату и излить на него рассказ обо всем произошедшем. Он больше не справлялся в одиночку. Ему нужна была поддержка, а София была просто слишком далеко.

Но ожидание Тика не закончилось, потому что после ужина отец вызвал его на партию в «Скрэббл», который он обычно любил, но сейчас это тянулась дольше, чем когда-либо. Чтобы немножко оживить дело, он сложил слово «Каэф». Отец его оспорил и потребовал бросить жребий. Тик сдержал смешок, когда ему пришлось убрать слово и уступить ход отцу, меж тем как он все еще выигрывал с отрывом в сорок три очка.

Наконец, когда они убирали все в коробку, Тику удалось непринужденно попросить отца зайти к нему в комнату на минуту.

— Что такое, сынок? — спросил папа, усевшись на кровать Тика и подвернув под себя ногу. — В последнее время ты вел себя немного необычно.

Тик подождал с ответом, в последний раз все взвешивая. Другого шанса отступить не будет. Он не может сегодня все рассказать, а назавтра заявить, что это была шутка.

Все или ничего, сейчас или никогда.

Он выбрал все и сейчас:

— Пап, у меня есть веская причина вести себя странно. — Тик наклонился и вытащил «Дневник загадочных писем» из-под кровати, куда он засунул его с утра. — Помнишь письмо, которое я получил несколько недель назад? Ну, с Аляски?

— Да. Дай-ка угадаю, оно было от хорошего друга с того сайта?

— Нет, оно было от незнакомца, заявившего, что он пошлет мне кучу подсказок в надежде, что я пойму кое-что очень важное, что как-то поможет спасти сколько-то жизней. — Он остановился, ожидая реплики отца, но получил в ответ только любопытный взгляд. — Сначала я относился к этому, как к шутке, но потом начались разные странные события типа Осокрыса, я начал получать подсказки и встретил несколько очень интересных людей. И я верю, что это правда, папа. Я знаю, что это правда.

Он ожидал смеха, наказания, лекции о том, что в тринадцать лет уже не положено оправдываться таким образом. Но следующие слова отца заставили его воспрянуть духом:

— Расскажи мне все с самого начала.

Тик повиновался.

Это заняло полчаса, и Тик показал отцу каждую страничку дневника, ничего не скрывая, повторяя все, что помнил, из своих разговоров с Нафталин и Рутгером. Он рассказал все и, закончив, почувствовал, что с его плеч упала целая гора.

Папа держал в руках журнал и изучал обложку целую минуту. Тик нетерпеливо ждал, надеясь, что папа поверит ему и предложит помощь.

— Тик, ты мой сын, и я люблю тебя больше всего на свете. Наша семья — это единственная вещь в мире, которая мне дорога, и ради вас я готов на все. Но мне потребуется время, чтобы переварить это, ты согласен? — Тик кивнул. — Я возьму твой дневник и изучу его сегодня вечером. И я тщательно обдумаю каждое твое слово. Завтра вечером мы встретимся на этом самом месте. И если начнет происходить что-то странное или опасное, ты найдешь меня, ты позвонишь мне или сделаешь что-нибудь в этом роде. Хорошо?

— Хорошо. Я только перепишу четвертую подсказку, чтобы думать над ней, пока дневник у тебя.

Когда он закончил, они обнялись, отец вышел из комнаты, а Тик без труда заснул.

На следующий вечер Тик сидел за столом в мягком золотом свете лампы, ожидая прихода отца, раздумывая над четвертой подсказкой, переписанной на клочок бумаги. Что-то в этой загадке заставляло его думать, что она легче, чем кажется, и он перечитывал ее, размышляя над каждым словом.

«Ты сам выберешь место, можно даже в твоем городе. Я попрошу только, чтобы его название начиналось с буквы, идущей после А и до я, но не и остальном алфавите. С тобой может быть сколько угодно людей, но убедись, что они будут мертвы к тому моменту, как ты произнесешь волшебные слова. Но, клянусь Палочкой, убедись, что ты-то будешь жив. Иначе наши дела будут плохи».

Тик закрыл глаза и погрузился в размышления.

Все сводилось к двум подсказкам: к букве, с которой начинается слово, и к чему-то, касающемуся мертвецов. В его мозгу то и дело всплывало слово «кладбище». Оно идеально подходило под второе условие: там будет много людей и все они будут мертвы. Выбор слов М. Д. заставлял думать, что Тику придется кого-то убить, но он явно не имел этого в виду, просто играя словами. Шестого мая он должен был отправиться на кладбище.

Но все же, что делать с первой букве? После А, перед Я, но не в остальном алфавите…

— Сынок?

Тик вернулся в реальный мир, обернулся и увидел стоящего в дверном проеме отца:

— Привет, пап. — Он встал из-за стола и уселся на кровать, как и предыдущим вечером. В нетерпении, со смесью надежды и страха он ждал решения отца.

Отец присоединился к нему с серьезным выражением лица, не спуская глаз с зажатого в обеих руках «Дневника загадочных писем»:

— Тик, я прочитал это все миллион раз и весь день обдумывал прочитанное. — Он наконец посмотрел на сына.

— И ты решил, что я свихнулся. — Тик не мог не удивляться тому, как он одновременно хотел и не хотел узнать, что об этом думает его отец.

— Нет, совсем нет. Я верю всему этому.

Тик не мог подавить расплывшейся по лицу улыбки:

— Правда?

Отец кивнул:

— Вчера вечером я кое-чего тебе не сказал. Я, хм, видел твою встречу с человечком, которого ты назвал Рутгером. Я своими глазами видел, что он существует. И все те насекомые. Это нейдет у меня из головы. И потом, то письмо из Аляски. Я знаю, что у тебя нет знакомых оттуда. — Он покачал головой. — Много улик, сынок. Очень много.

— И ты…

Отец поднял руку, заставляя Тика замолчать:

— Но поверил я тебе не поэтому.

— Нет?

— Нет. — Отец подался вперед и упер локти себе в колени. — Тик, я знаю тебя тринадцать лет и не помню ни единого случая, чтобы ты мне соврал. Ты для этого слишком умный и хороший человек. Я верю тебе, и пока я смотрел в твои глаза, когда ты рассказывал, я понимал, что это правда. Мне понадобилось время, чтобы все это обдумать, но я уже тогда знал.

Тик хотел сказать что-нибудь дурацкое и глубокомысленное, но вышло только:

— Здорово.

Отец засмеялся:

— Да, здорово. Я чувствую в глубине души, что это важно и что тебя выбрали, потому что ты особенный. С тобой всегда происходило что-то почти волшебное, и я думаю, что я подозревал, что твоя жизнь будет неповторимой. Мы об этом никогда не говорили, но над тобой всегда как будто витал ангел-хранитель. Это должно быть как-то связано с письмом и подсказками.

Тик не очень понимал, о чем говорил отец, но его это не заботило: было здорово иметь поблизости кого-нибудь, кто в курсе происходящего:

— Ты поможешь мне это разгадать?

— Может быть, я могу немного подсказать в некоторых местах, но, — он указал на Тика пальцем, — можешь мне поверить, я буду самым строгим телохранителем за всю историю мироздания. Все эти жуткие вещи меня тоже пугают, понимаешь? — Он протянул руку и одарил Тика своими фирменными медвежьими объятиями. — Какие будут идеи?

Тик пожал плечами:

— Мне кажется, мы просто продолжим получать подсказки и, я надеюсь, к шестому мая мы все разгадаем.

Отец глубокомысленно почесал подбородок:

— Да… — Он как будто в чем-то сомневался.

— Что?

— Я думаю, что этот М. Д. может ожидать от тебя немного большей активности. Что ты попытаешься копнуть поглубже, чтобы разузнать побольше о происходящем.

— Пап, ты, должно быть, очень сильно ломаешь свою голову, у тебя аж вена вздулась.

Отец не обратил на шутку внимания:

— У тебя впереди две недели рождественских каникул, так?

— Так.

— А у тебя порядочный отпуск. — Он остановился. — Но что будем делать с мамой? Я не хочу ее в это дело вовлекать. Она сойдет с ума от беспокойства за меньшее время, чем ей нужно, чтобы приготовить противень печенья с арахисовым маслом.

— Папа, о чем ты говоришь?

Глаза отца сошлись на Тике:

— Мне кажется, нужно провести небольшие полевые исследования.

— Исследования?

— Да. — Он сжал плечо Тика. — В Аляске.

К следующему вечеру Эдгар уже все организовал, не в последнюю очередь благодаря своему острому уму, как он говорил себе. Выяснив из Интернета, что Макадамия, Аляска, находится всего в трех часах езды он Анкориджа, где жила его тетя Мэйбл, он с легкостью расставил все по местам. Эдгар много лет не видел свою тетю, и его мать не так давно говорила ему, что она не очень-то здорова. Она осталась в Аляске даже после того, как десять лет назад умер ее муж-рыбак, утверждая, что ее больное сердце, геморрой и сраженные варикозом ноги не перенесут путешествия.

План был продуман, билеты заказаны, машина взята напрокат.

Через десять дней, сразу после Рождества, Эдгар и Тик полетят в Анкоридж, Аляска, чтобы три дня прожить у тетушки Мэйбл.

Лорена отругала Эдгара за то, как неразумно он поступил, сообщив ей об этой поездке прямо накануне, но Эдгар выкрутился, заявив, что думал о своей тетушке с тех самых пор, как тику пришло письмо с Аляски. А зимние каникулы были его шансом.

Он также оправдался тем, что, поскольку билеты были очень дорогими, поехать могли только два человека. А еще Тик был совсем маленький при их последней встрече, так что он ее совсем не знал. Кэйла была слишком маленькой, чтобы оценить важность поездки, а Лорена и Лиза были более чем счастливы не ехать в холодную и ветреную местность, где солнце восходит всего на пару часов, в середине зимы. В коне концов Эдгар одержал победу, спросив Лорену, согласна ли она выслушать речь тети Мэйбл о полусотне вещей, которые она в своей жизни сделала не так.

В ответ Лорена поцеловала Эдгара и пожелала ему приятной поездки.

Когда Эдгар позвонил тетушке, чтобы сообщить ей приятные новости, ее радостные возгласы едва не пробили ему барабанные перепонки. Конечно, вскорости она успокоилась и сказала ему не забыть кучу теплой одежды, зубную щетку и меховые наушники для маленького Аттикуса, ну и еще полсотни полезных вещей.

Вроде бы, все складывалось хорошо.

Эдгар надеялся, что, когда они доберутся до Аляски, тетя Мэйбл хоть разок умолкнет настолько, чтобы они могли ускользнуть в Макадамию.

Кто-то послал то, первое письмо, и Эдгар собирался выяснить, кто.

 

Глава 19. Странный рождественский подарок

Тик так радовался, что папа поверил ему и хотел помочь, что вся затея с экспедицией на Аляску достигла его сознания только на следующий день, когда отец сказал, что уже купил билеты на самолет. Вроде бы, папа был уверен, что они смогут выяснить, кто послал первое письмо, и получить какие-то сведения непосредственно от него или от нее. Путешествие на Аляску само по себе казалось довольно увлекательным, и Тик не знал, как он выдержит следующие десять дней.

Каждый день рождественских каникул Тик и София обменивались письмами, в конце концов установив традицию постоянно отвечать на вопросы и рассказывать о себе все больше и больше. Тик уже понял, что София была энергичной и уверенной в себе — не тем человеком, с которым бы хотелось ссориться, если вы, конечно, не любитель пинков по голени или чего похуже. А еще она была очень умной, и Тик почти не замечал языкового барьера. Он чувствовал, что они во многом похожи, и поймал себя на том, что она очень ему нравится. Они даже играли в шашки по сети, хотя из-за разницы в часовых поясах на одну партию уходила целая неделя.

София первой разгадала последнюю часть четвертой подсказки — первую букву назначенного места. Сначала Тик боялся, что они нарушают какое-то правило тем, что помогают друг другу, но София обратила его внимание, что ни в одном письме не говорилось, что это запрещено. По ее мнению выходило, что автор писем будет впечатлен тем, что они догадались друг друга найти и начать сотрудничать.

Услышав ответ, Тик почувствовал себя тупым.

«Я попрошу только, чтобы его название начиналось с буквы, идущей после А и до Я, но не и остальном алфавите».

Тик уже подозревал, что речь шла о кладбище, но именно София догадалась, что слово «кладбище» начиналось с буквы «к», которая явно шла после «а» и до «я» и не содержалась в словосочетании «остальной алфавит». Именно это и имелось в виду, что теперь казалось Тику до боли очевидным.

Тик раздумывал, на какое кладбище ему пойти, потому что в любом городе, заслуживающем этого названия, было больше одного. Но, судя по тексту подсказки, было не особенно важно, куда именно он отправится, только бы это было кладбище. София решила ближе к делу выбрать какое-нибудь поближе к дому, и Тик поступит так же.

Конечно, оба понимали, насколько странно было бы попросить их отправиться гулять среди могил, да еще и непонятно куда. Но в этом деле странным было вообще все, так что они уже привыкли.

Тик был счастлив от того, что он нашел Софию; впервые за много лет он чувствовал, что у него есть друг. Да, она жила в Италии и любила избивать мальчиков, но дареному коню в зубы не смотрят. Он не мог дождаться следующей подсказки, чтобы обсудить ее с ней.

На Рождество его желание исполнилось.

В эти пару дней стояла идеальная погода. Миллионами мягких хлопьев падал снег, устилая участок и дом белым ковром, покрывая грязь, начавшую образовываться после двух недель без снега. Классические хиты Бинга Кросби и Фрэнка Синатры парили в доме, как теплый воздух у камина. Мама Тика целыми днями пропадала в кухне, готовя все, что угодно, от ветчины с хрустящей корочкой до фаршированных перцев, от картошки с сыром до фруктового салата, от покрытых шоколадом шариков из арахисового масла до своего знаменитого рождественского печенья, полного кокосовой стружки, ириса, ореха-пекана, грецких орехов и огромного количества всякого другого объедения.

Тик был сытым и счастливым, в который раз вспоминая, за что он любил каникулы больше всего остального. А то, что через пару дней он отправится в Аляску, только улучшало его настроение. Жизнь была прекрасна.

После шума и смеха рождественского утра повсюду валялись большие и яркие куски оберточной бумаги. Тик сидел на диване, изучая подарки: три видео-игры, несколько книг, парочка подарочных сертификатов, много сладостей. Обычно он чувствовал укол грусти, когда все подарки были открыты, и до следующего Рождества оставалось триста шестьдесят пять долгих дней. Но теперь все было не так. Он чувствовал приятное тепло, любопытство и счастье.

Загадка М. Д. и его двенадцати подсказок осветила жизнь Тика новым светом, и, невзирая на пришедшие с письмами опасности, он никогда не чувствовал себя более живым.

Он взглянул на украшенное дерево с десятками белых огней, отражающихся в красных металлических шарах и серебряных гирляндах. Что-то квадратное и явно тяжелое, спрятавшееся за гирляндой из Щелкунчиков, привлекло его внимание. За последний месяц он смотрел на это семифутовое дерево никак не меньше тысячи раз и мог с уверенностью сказать, что до сегодняшнего дня этой штуковины здесь не было.

Подскочив с дивана, он огляделся, чтобы увидеть, как идут дела у семьи. Мама углубилась в книгу, отец был в кухне, Лиза слушала в наушниках свои новые диски, а Кэйла играла со своим кухонным набором, делая вид, что готовит блины и яичницу. Стараясь выглядеть беспечно, Тик встал с дивана и подошел к дереву, уставившись на то, что приковало его внимание.

Коробка, завернутая в бумагу с изображениями фей, гномов и драконов, была засунута между двумя ветками и привязана к ним гирляндой лампочек. На одной из граней синими чернилами было разборчиво выведено: «От М. Д.». Тик еще раз огляделся, отвязал коробку и положил ее рядом с остальными подарками. Потом он набрал в руки столько подарков, сколько мог унести, включая и загадочную посылку, и направился к себе наверх.

Он сел на кровать и изучил странную упаковочную бумагу. Сам по себе подарок был очень легким, и он был уверен, что внутри будет подсказка. Но кто и когда положил туда эту коробку? Он сорвал бумагу с белой картонной коробочки. Открыв крышку, Тик увидел то, чего и ожидал.

Пятая подсказка. Он извлек картонку и почитал послание:

«Если ты не скажешь магические слова абсолютно верно, все пропало. Мне больно напоминать тебе, что я не могу сказать тебе этих слов, как не смогу ни под каким давлением, которое тебе может вздуматься на меня оказать. Что, конечно, тебе было бы очень трудно исполнить, поскольку ты не знаешь, кто я такой, и поскольку я живу в таком месте, до которого ты точно не доберешься.

Удачи, парень!»

Тик еще пару раз прочел подсказку и вклеил кусок картона в дневник. Он подумал о четвертой подсказке, о ее игре слов с «остальным алфавитом». Здесь могло быть что-то подобное.

«Если ты не скажешь магические слова абсолютно верно, все пропало»

«Скажешь магические слова абсолютно верно». Могут ли магические слова звучать как «абсолютно верно»? Тик подумал, что это было бы глупо. И потом, ему было сказано, что волшебные слова содержатся в первом письме, не в одной из последующих подсказок.

Тик в досаде закрыл дневник. Новое письмо не дало ему ничего, чего бы он не знал, только то, что в назначенный день нужно сказать что-то конкретное. В остальном же, похоже, М. Д. просто повторял, что он ни за что, ни за что, ни за что не скажет Тику волшебных слов.

В разочаровании, гадая, не ускользает ли от него что-нибудь очевидное, и все еще в растерянности от того, как к ним под елку попал подарок М. Д., Тик спустился вниз и написал Софии о пятой подсказке. Зная, что ответит она не скоро, он отправился к папе в кухню и ввел его в курс дела, попутно съедая все, до чего мог дотянуться.

София ответила тем же вечером, что по ее времени могло быть ранним утром следующего дня. Сердце Тика воспряло, когда он увидел ее письмо во входящих, и он быстро щелкнул по письму:

«Дорогой Тик!

София».

Я тоже получила пятую подсказку. Не особенно-то много информации, да? По-моему, твоя идея о словах «абсолютно верно» именно такая, как ты сам о ней сказал. То есть глупая. Это было бы слишком просто.

Я уверена, что все твои мысли сейчас заняты предстоящим путешествием на Аляску. Может быть, ты там затеряешься во льдах или тебя съест полярный медведь. На твоих похоронах гроб будет закрыт, потому что от тебя останется только мизинец правой ноги. Шучу-шучу, я очень надеюсь, что ты выберешься оттуда живым.

Мне кажется, вчера за мной шпионил какой-то мужчина. Он выглядел злобно, но исчез, прежде чем я его рассмотрела поближе. Не круто.

Удачи в стране льдов. Пиши, как вернешься.

Чао,

Тик перечитал абзац о том, что за ней кто-то шпионил. София ввернула это так, как будто это было сообщением о покупке новой пары носок. Если за ней следит какой-то жутковатый парень, он может потом переключиться на Тика. Или за ним уже кто-то шпионит, а он ничего не подозревает? По его позвоночнику пробежал знакомый холодок, напоминая, что затея с М. Д. не вся состояла из загадок и новых друзей.

Он написал быстрый ответ Софии, советуя ей быть осторожной и обещая написать снова, как только вернется с Аляски, и уже собирался освободить компьютер, когда услышал звук нового письма. Когда в ящике всплыло новое письмо, Тик почувствовал, как ледяная рука сжала его сердце:

«Отправитель: Смерть.

Тема: Без темы».

С кислотой в желудке, Тик щелкнул по сообщению. В нем была только одна строчка:

«Встретимся в Аляске».

 

Глава 20. Страна снега и льда

Два дня спустя Тик и Эдгар сидели на своих местах в самолете, в тридцати тысячах футов над землей, запивая черствые сушки газировкой и мечтая о более солидном обеде, ждавшем их в Анкоридже. Тик сидел у окна, а солидное тело его отца выпирало из-под подлокотников кресла, как шар дирижабля, засунутый в грузовик. От шума двигателей Тику казалось, что его уши набиты хлопком.

Они обсудили пятую подсказку и странное письмо от «Смерти» много раз, так и не продвинувшись. Тик уже не знал, кто из них двоих больше хотел все разгадать. С каждым днем они становились не то смелее, не то глупее, и почти уже готовы были игнорировать явные предупреждения вроде того, которое пришло по почте. Они ехали, и точка.

— Нам нужно внимательно смотреть по сторонам, — сказал папа с набитым сушками ртом. — Если кто-нибудь из нас увидит что-то подозрительное, пусть сразу кричит об этом. Если не знаешь, что делать, лучше сразу убежать. И лучше держаться людных мест.

— Папа, я бы сказал, что ты похож на параноика, но я абсолютно согласен. — Тик сделал глоток. — Мне кажется, я наполовину умираю от любопытства, а наполовину — от страха.

— Мы ведь уже не можем повернуть назад, ты это помнишь?

— Удачи. — Они чокнулись пластиковыми стаканчиками.

Через два часа они будут в Аляске.

За семь рядов от них скорчился в кресле высокий брюнет с тонкими, как бритвы, бровями, читавший забавный журнал, предлагавшийся клиентам авиакомпании и содержавший только рекламу и дурацкие статьи о местах, где ноги его никогда не будет. Шпионаж был смертельно скучной вещью, и он это ненавидел. Ни действия, ни результатов. Скука, скука, скука.

Но все это скоро изменится. Шпион станет охотником.

Его звали Фрэйзер Ганн, и он уже больше двадцати лет работал на Госпожу Джейн. Он недолюбливал ее, даже презирал. Она была самой жестокой, себялюбивой, презренной женщиной и вообще созданием, какое он только встречал, но все же он был ей искренне предан. Странная смесь чувств, но так и должно быть, если человек служит кому-то, кто планирует захватить власть над Реальностями. Ему нужен был лидер вроде нее, безжалостный и безумный. Ему не нужно было любить ее — только демонстрировать эту любовь.

Потому что со временем он планировал занять ее место.

Конечно, если он провалит хотя бы одно из ее заданий, она утопит его в озере Крок-лох, что около Лимонной крепости, безо всяких уколов совести. Но пока он был в безопасности и даже мог рассчитывать на большое поощрение, если сможет разгадать связь между письмами, разосланными мастером Джорджем подросткам всего мира. Он только недавно установил личности некоторых адресатов, что позволило ему тщательно и осторожно продолжить расследование. Но, в конце концов, все было готово для нового шага.

Было забавно отправить это письмо от «Смерти» мальчику по имени Аттикус. Даже почти умно. Тот сам был виноват: нечего было размещать информацию в Интернете, где ее мог найти кто угодно. Был, конечно, небольшой риск, что этот Аттикус испугается и не поедет в Аляску, не давая ему возможности что-либо разузнать для Госпожи Джейн, но Фрэйзер не мог отказать себе в удовольствии.

Он сунул руку в карман, чтобы почувствовать ободряющую тяжесть особенной вещи, которую он захватил с собой, чтобы осуществить свой план. Он не мог дождаться момента и привести предмет в действие. Устройства из Четвертой Реальности были такими забавными, продвинутыми и смертельными! Предстоящее зрелище будет с лихвой стоить всех этих часов шпионажа за маленькими гадами.

А если это не сработает, у него всегда был наготове план Б. Или В. Или Г.

Устав от попыток чтения журнала, Фрэйзер Ганн откинулся на сиденьи и закрыл глаза. Посредине полета мальчику с отцом некуда исчезнуть, не так ли?

Тик почувствовал огромное облегчение, когда они с отцом наконец сели в арендованную машину, спокойно забрав багаж, и направились к замерзшему шоссе, ведущему прямо к дому тети Мэйбл. Хотя была еще только середина дня, вокруг них уже сгущались сумерки: короткий путь солнца по небосводу окончился час назад.

Тик разложил на колене карту, указывая отцу направление. Мэйбл жила на окраине Анкориджа в маленьком пригороде, который было, вроде бы, несложно найти. Большая часть пути лежала на одной главной дороге, бесконечно расстилавшейся перед ними, и один за другим мелькали бледно-желтые столбы с милями.

— Что ж, Профессор, — сказал папа, — приготовься ко встрече с тетей Мэйбл. Она тот еще фрукт, и у нее больше идей о том, как спасти твою жизнь, чем ты сможешь выслушать. Просто помни, что она желает тебе добра, и побольше кивай.

— Сгораю от нетерпения уже увидеть ее.

Отец засмеялся:

— Правильно, правильно. Уж поверь, если хочешь веселья, мы едем в правильное место.

Перед тем, как выехать из аэропорта, они поели фаст-фуда, и газировка все еще была у Тика в руках. Он сделал большой глоток:

— Она ведь не будет против, когда мы отправимся в Макадамию?

— Можешь поставить все твои сбережения, что будет, но мы справимся. Скажем ей, что не хотим упускать возможности насладиться видами ее родных мест. Думаю, это беднягу проймет.

— А когда нам лучше туда поехать? Завтра с утра?

— Хорошая идея. Это позволит нам провести целый вечер с тетей Мэйбл, а завтра мы вместе позавтракаем. Она делает обалденную яичницу с беконом в невероятных количествах. Надеюсь, мы сможем что-нибудь выяснить и вернуться к ней до завтрашнего вечера.

— Надеюсь, Макадамия — это не тупик.

Отец наклонился и похлопал Тика по ноге:

— Нет, мы что-нибудь найдем. Не мог же призрак послать это письмо?

— В свете последних событий, это вполне возможно.

— Кстати, да.

Тик вгляделся в карту:

— Похоже, если ты сейчас свернешь направо, мы окажемся в нужном квартале.

Эдгар помигал фарой и замедлил машину.

В миле или около того сзади, Фрэйзер Ганн остановился на обочине, чтобы его точно не заметили. Он подождет где-нибудь часок, а потом отыщет себе хорошее место для парковки, откуда можно будет понаблюдать за домом. Мальчик и его отец, возможно, там и заночуют, а вылазка в Макадамию будет завтра.

Фрэйзер хотел увидеть то, что они там найдут, прежде чем осуществить свой план. Любая крупица информации о планах Мастера Джорджа могла помочь Госпоже Джейн, и Фрэйзер собирался выяснить все, что сможет. Когда два искателя приключений будут на пути обратно в Анкоридж, он вытащит из кармана устройство, которому уже не терпится включиться.

Он злорадно улыбнулся.

* * *

Тик и его отец стояли перед дверью дома тети Мэйбл и смотрели на пластиковый венок над дверью, которому должно было уже быть двадцать или тридцать лет, потому что он весь был покрыт пылью. Сам дом был старой и холодной кучкой белых кирпичей, но проникающий через яркие шторы теплый свет заставлял его казаться самым уютным местом в мире. Но ни один из Хиггинботтомов еще не позвонил.

— Вот и добрались, — сказал папа. Толстый слой снега и льда покрывал участок вокруг них. Это был холодный пустырь, на котором, должно быть, много лет не появлялось солнце.

— Вот и добрались, — повторил Тик, подхватывая свою сумку.

— Еще одно предупреждение. — Отец посмотрел на сына. — Тете Мэйбл около полутора сотен лет, она смеется, как гиена, и пахнет, как мазь от растяжений.

Тик ухмыльнулся:

— Звучит заманчиво. Я люблю древнюю историю и фильмы о животных, а запах мяты — это нормально.

Отец кивнул:

— Правильный настрой. Давай уже это сделаем. — Он протянул руку и нажал на звонок.

Через три секунды тетя Мэйбл открыла дверь.

 

Глава 21. Старая, забавная и пахучая

— Крошка Эдгар! — закричала она с порога: как будто кошки дрались неподалеку. Вместе с теплым воздухом из дома долетали запахи вкусной еды и мяты, а Тик пытался подавить смех.

Тетя Мэйбл выглядела не моложе, чем описывал папа, ее изборожденное морщинами лицо было покрыто как минимум тремя фунтами макияжа, увенчанными ярко-красно помадой, покрывавшей гораздо большую часть ее лица, нежели просто рот, как будто она накладывала косметику, прыгая через скакалку. Ее тело казалось слишком хрупким для громогласных приветствий, исходивших из ее легких, пока она обнимала Эдгара и Тика.

— Я так рада видеть вас! Так хорошо, что вы добрались! Наконец-то вы навестили свою старенькую тетушку!

Тик обнял ее в ответ, неожиданно почувствовав себя, как дома. В конце концов, она тоже была членом его семьи, и этот визит очень много значил для одинокой старой вдовы. Несмотря на холод, Тик почувствовал внутри тепло и захотел познакомиться с тетушкой поближе, хотя да, она его немножко напугала.

— Заходите, заходите! — сказала она, блестя вставными зубами и горя глазами, как сумасшедший клоун. — Мне нужно уронить куда-нибудь свои старые кости, вены совсем не дают мне покоя. Снимайте пальто и все прочее, а особенно этот уродливый шарф, молодой человек. — Она указала им, куда положить сумки и одежду. Тик по привычке оставил шарф на шее, проигнорировав ее замечание. Мэйбл отвела их в маленькую гостиную, где пара диванов, покрытых оранжевым бархатом, так и просили, чтобы на них уселись. Пыльная лампа со свисающей с нее паутиной светила тусклым желтым светом с обшарпанного деревянного стола. Весь дом выглядел так, как будто его обставляли под влиянием какой-нибудь действительно старой передачи.

Как только они уселись, тетя Мэйбл принесла три исходящие паром чашки с травяным чаем. По вкусу напиток напоминал скорее размоченную картонку, но Тик быстро согрелся. Он откинулся на спинку дивана и положил ногу на ногу, предвкушая зрелище под названием «Тетя Мэйбл в действии».

— Клянусь своей родной землей, я рада вас видеть, — начала она. — Жизнь на Северном полюсе в компании семнадцати одеял и пары ледышек заставляет женщин вроде меня стареть быстрее, чем хотелось бы. И, позвольте мне заметить, что, если ты родилась раньше, чем бабушки всех твоих соседей, можно забыть о партиях в пиннокль с друзьями и компании, в которой можно пересмотреть Энди Гриффита. — Мэйбл прервалась, но только для того, чтобы глубоко вздохнуть. — Этот парень, который живет за углом, — настоящая змея. Он приходил расчистить мне участок после последней снежной бури, но он даже не насыпал соли, чтобы лед растаял. Подумать только!

Войдя с зимнего воздуха в тепло после долгого и утомительного путешествия, Тик почувствовал, как под жалобы тети Мэйбл о грехах каждого из ее соседей его глаза медленно слипаются. Он напряг мышцы, пытаясь проснуться.

— … а миссис Джонсон, живущая дальше по улице, почти наверняка шпион ФБР. Все время подглядывает, задает вопросы, ну, вы поняла. Пару дней тому, я пошла вынести мусор, а она подошла ко мне. И знаете, что она мне сказала? — Пауза Мэйбл не была достаточно большой, чтобы кто-нибудь мог сделать предположение. — Ей хватило наглости спросить, как мое здоровье. Похоже, она уже планирует, что она сделает с домом, когда я умру и меня похоронят в какой-нибудь канаве. А мистер Кинг, который живет на углу… Представьте себе, у него тринадцать детей. И каждый из — исчадье ада, не будь я Мэйбл Рут Гертруда Хиггинботтом Фредриксон.

Это продолжало еще не меньше двадцати минут, и Тику уже приходилось щипать себя за руку, чтобы не засыпать. Его отец, казалось, получал от разговора удовольствие, улыбался, кивал и все время вставлял удивленные междометия. В конце концов, истощив свои могучие голосовые связки, Мэйбл замолчала и откинулась на спинку дивана.

— Здорово, — пробормотал папа, не веря, что тетушка наконец-то закончила свою тираду. — Похоже, твоя жизнь гораздо интереснее, чем ты утверждаешь, тетя Мэйбл. Мы очень рады, что приехали тебя навестить. — Он поглядел на Тика, подняв брови.

Тик распрямился:

— Да, я действительно счастлив, что познакомился с вами. — Он поднял свою чашку, как бы салютуя ей, и немедленно почувствовал себя идиотом.

— Мальчики, вы ведь не издеваетесь надо мной? — спросила Мэйбл, прищурившись.

— Нет! — в голос сказали Тик с папой.

— Хорошо. Давайте поужинаем. — Она изогнулась, но не могла приподняться ни на дюйм. — Аттикус, дорогой, побудь джентльменом и помоги старшим. — Она протянула руку.

Тик подпрыгнул и осторожно помог ей встать, а потом сопроводил ее в тесную, но уютную кухню.

Волна выжимающих слюну запахов атаковала их на входе в кухню, и Тик наелся так, как не наедался уже долго-предолго, что было удивительно, если вспомнить, как хорошо готовила его мама. Тут были свежеиспеченные булочки, утопающие в масле, печенный в лимонном соусе цыпленок, початки кукурузы, картофельное пюре с чесноком — и все это было бесподобно.

Тетя Мэйбл говорила во время всего приема пищи, осветив все темы от своего вросшего ногтя на ноге до того, как у нее сгнил последний зуб, но Тик едва ее слышал, поедая третью добавку фантастического ужина.

Фрэйзер подполз к машине своих жертв, поглядывая на дом старушки. Он смотрел на тени гостей, выходящие из гостиной и направляющиеся глубже в дом, возможно, чтобы поужинать. От этой мысли его желудок заурчал, и он решил сбежать отсюда и что-нибудь съесть, как только выполнит свою задачу. Даже профессиональным шпионам вроде него иногда нужно что-то есть.

Он скорчился около левого переднего колеса, стараясь, чтобы машина загораживала его от взгляда тех, кто мог бы посмотреть в окно. Он сунул руку в карман и вытащил нужное устройство — овальную металлическую коробочку восьми дюймов в длину и трех в ширину, со швом посредине. С одной стороны шва было несколько кнопок и тумблеров. Фрэйзер поглядел на знакомую табличку на другой стороны — табличку, отмечавшую все предметы из Четвертой Реальности: «Произведено «Чу Индастриз».

Он разломал приборчик по шву на две половинки, засунув часть с кнопками себе в карман. Другая часть, с десятками проводов и зажимов, прячущихся внутри и готовых сеять хаос, не выглядела достаточно угрожающе: Фрэйзер знал, что она может сделать с машиной, точнее, с ее пассажирами.

Фрэйзер хмыкнул и полез в недра машины, чтобы сунуть устройство от Чу поближе к мотору. Он нажал маленькую кнопку посередке и услышал шипение и металлический щелчок: устройство вытащило свои коготки и прикрепилось к машине. По машине прошел цокот: прибор пробирался туда, куда ему было нужно.

Умные маленькие штуковины. Через несколько секунд красивая и смертельная коробочка найдет то, что ей нужно.

А уже на месте оно будет ждать сигнала Фрэйзера.

«Тетя Мэйбл, должно быть, думает, что мне три года», — подумал Тик.

Все началось, когда пришло время ложиться спать. Тетя пошла с Тиком в ванную и вынула из пыльного шкафчика коробочку зубной нити. Отмотав фута три, она отдала это Тику:

— Не пропусти ни единой щелки, — сказала она, когда Тик просунул пахнущую мятой нитку между передних зубов. — Никогда нельзя знать наверняка, кто решил полакомиться твоими деснами.

Тик закончил и выбросил кусок нитки в корзинку для мусора, надеясь, что Мэйбл оставит его в покое. Когда она не сдвинулась ни на дюйм, нависая над ним, пока он смотрел в зеркало, Тик взял в руки щетку и тюбик с пастой. Недовольно косясь на тетю, он наконец включил воду и начал чистить зубы.

— Дай-ка я, — сказала Мэйбл несколько секунд спустя. К ужасу Тика, она протянула руку через его плечо и выхватила у него зубную щетку, другой рукой нагибая ему голову. Тик никогда не думал, что в такой хрупкой женщине может таиться такая сила. — Уж мы доберемся до этих коренных! — крикнула она с энтузиазмом.

Потом настало время пижамы. Тик привез пару фланелевых штанов и футболку, чтобы спать в них, но тебе Мэйбл этого было недостаточно. Она отправилась в подвал и перерыла немало коробок, прежде чем вернуться с древней длинной пижамой, красной, как ее помада — прямо нижнее белье Санты. Тик неохотно надел их, вспоминая совет отца делать все, чтобы доставить удовольствие бедной старушке, чтобы ничто не мешало им завтра. Он едва не сдался, когда Мэйбл в довесок снабдила его шерстяным спальным колпаком, от которого чесалась голоса. Вместо этого он натянуто улыбнулся и прошел за ней к свей постели.

Закутав его в семь, если не больше, толстых одеял, Мэйбл поцеловала его в лоб и спела колыбельную, похожую на вопль полумертвого падальщика, предупреждающего сородичей, что съеденный им детеныш ястреба был отравлен. Тик закрыл глаза, надеясь, что, если Мэйбл поверит, что он уснул, продолжения не последует. Довольная собой, тетушка на цыпочках вышла из комнаты, не забыв удостовериться, что принесенный ей ночник работает.

Тик поворочался, гадая, будет ли его двоюродная бабушка повторять то же самое с папой. Перестав смеяться над картиной чистки отцовских зубов, Тик заснул.

На следующее утро после волшебного завтрака из яиц, бекона, сосисок, тостов с сыром и свежевыжатого апельсинового сока, а также длинной лекции о том, как важно было не разговаривать с незнакомцами, особенно с теми из них, у кого был пистолет или не было зуба, Тик с отцом смогли сбежать «наслаждаться видами Аляски». Тетя Мэйбл, похоже, утомилась ото всех своих забот и была почти счастлива, что может немного отдохнуть.

Заправив машину газом и фаст-фудом, Тик с отцом начали свою трехчасовую поездку с «Дневником загадочных писем», лежащим между ними на сиденьи.

Следующая остановка — Макадамия, Аляска.

 

Глава 22. Путь лежит на почту

Проехав по самой прямой дороге, какую Тик когда-либо видел, по обеим сторонам которой не было ничего, кроме снега и льда, они достигли городка Макадамия как раз к полудню. Первым делом они остановились на заправочной станции и залили горючего на обратный путь, чтобы не пришлось делать этого потом. Кривые и морозные улицы были пусты, разве что несколько машин были припаркованы на главной дороге у ветхих магазинчиков и грязных мастерских.

— Мне кажется, у нас около шести часов, а потом надо отправляться обратно, — сказал папа, снова заводя машину. — А если мы ничего сегодня не найдем, всегда можно позвонить тете Мэйбл и сказать, что мы где-то застряли на ночь и вернемся завтра. Она не захочет, чтобы мы чем-нибудь рисковали.

— Да, — ответил Тик. — Но она будет грызть локти, если я окажусь в какой-нибудь заштатной гостинице, где некому будет почистить мне зубы.

Папа усмехнулся:

— Ты молодчина, Профессор. Теперь ты понял, почему мама и Лиза так быстро разрешили нам отправиться сюда без них. — Он включил нужную передачу и покатил прочь от заправочной станции. — Дама на заправке сказала, что почта находится на главной улице. Это будет наша первая остановка.

* * *

Через пять минут Тик зашел вслед за отцом в покрытую морозными узорами стеклянную дверь, расслабил узел шарфа и замер в ожидании. Сосущее чувство в желудке подсказывало ему, что первое из загадочных писем от М. Д. было отправлено из этого самого здания. Это было почти как посещение роддома, где тебя родили, или дома, построенного твоим предком. Несмотря на все эти странные ощущения, расследование следовало начать отсюда, и оставалось надеяться, что оно здесь же и не закончится.

Помещение нагоняло скуку: голые серые стены, полы и стойки. Однотонную картину оживляла только крошечная блеклая елка в углу, с редких ветвей которой свисало полдюжины гирлянд. Работников видно не было.

— Эй! — крикнул отец пустоте. На главной стойке стоял маленький колокольчик, в который он и позвонил.

Через несколько секунд из недр помещения появился старик с кустистыми бровями и седой щетиной на щеках и подбородке. Он не особенно радовался тому, что наконец-то появились посетители.

— Чем могу помочь? — недружелюбно спросил он, запоздало попытавшись изобразить улыбку.

— У нас есть вопрос к вам. — Отец запинался, как будто растерял весь свой задор, когда расследование наконец-то началось. — В середине прошлого месяца, то есть в ноябре, мы получили письмо, отправленное из этого города. И мы пытаемся найти человека, который нам его послал, поэтому мы и здесь. — Он потер глаза обеими руками и застонал. — Тик, твой выход.

— Ах, да. — Тик вытащил конверт с первым письмом из дневника, где он лежал между двумя страницами, и выложил его на стойку. — Вот он. Он вам знаком? Или, может, вы знаете почерк?

Мужчина наклонился и зачем-то понюхал конверт:

— Ничего о нем не могу сказать. Хорошего дня. — Он развернулся и направился туда, откуда пришел.

Тик почувствовал, что его сердце упало. Отец взволнованно на него посмотрел и быстро сказал мужчине:

— Подождите! Здесь еще кто-нибудь работает? Можем мы с ними поговорить?

Старик повернулся и злобно на них посмотрел:

— Это маленький город, понимаете? Я давным-давно ушел на пенсию, но в прошлом месяце мне пришлось вернуться, потому что один из работников решил, что он сошел с ума, и уволился. Скатертью дорога! Если хотите поговорить с ним, воля ваша.

— Как его звали? — спросил Тик. — Где он живет?

Бывший пенсионер вздохнул:

— Норберт Джонсон. Живет к северу отсюда, в последнем доме по главной улице. Не говорите ему, что это я вас послал.

Мужчина вышел из комнаты, не попрощавшись.

Они доехали до самого конца главной улицы и теперь разглядывали маленький домишко, как будто свернувшийся калачиком, жалкий и усталый. Тик не был уверен, был ли он в полной мере домом с привидениями, но было похоже на то: два этажа, стучащие на ветру ставни с разбитыми окнами, отстающая от стен белая краска. Через окна, как гаснущий костер, пробивались тусклые огоньки света. Два скрюченных дерева, судя по виду, уже десятки лет не знавшие листьев, стояли по обе стороны подъезда, как недокормленные часовые.

— Сынок, — сказал папа, — может быть, в этот раз говорить будешь ты?

— Папа, роль взрослого здесь на тебе.

— Ну да, моя задача — защищать тебя и представлять собой грубую силу. А ты у нас мозговой центр, поэтому разговоры — это твоя задача. — Он подмигнул сыну и залез в машину.

Тик схватил свой дневник и последовал за ним по заледенелой дорожке, вверх по скрипящим деревянным ступенькам заснеженного крыльца к унылого вида входной двери, бурой и свисающей с петель. Отец немедленно постучал.

Долгое мгновение прошло безо всяких звуков изнутри. Тик дрожал и тер руки на кусачем ветру. Отец снова постучал, нашел едва заметный звонок и нажал на него: он не работал. Без единого скрипа прошло еще полминуты.

Папа застонал:

— Только не говори, что мы забрались в такую глушь, чтобы узнать, что человек, с которым нам нужно поговорить, отправился на каникулы с солнечную Флориду.

Тик вытянул шею и заглянул в окно второго этажа:

— Там горит свет. Кто-то должен быть дома.

— Не знаю, мы вот всегда оставляем свет включенным, когда едем отдыхать, чтобы отпугнуть грабителей. — Он снова постучал, ни на что уже не надеясь. — Что ж, пойдем отсюда.

Повесив головы, они начали спускаться по ступенькам. Они прошли половину дорожки, когда сзади и сверху раздался скрежет и низкий, усталый голос:

— Что вы хотите, люди добрые?

Тик обернулся и увидел взъерошенного седого человека, высунувшегося из окна на втором этаже и водящего глазами по сторонам, высматривая кого-нибудь или что-нибудь.

— Мы пытаемся найти Норберта Джонсона, — крикнул Тик окну. — У нас есть несколько вопросов о письме, которое отсюда отправили.

Мужчина пробормотал что-то непонятное, а потом тихонько вскрикнул:

— Вы… вы работаете на Мастера Джорджа или Госпожу Джейн?

Тик и его отец обменялись растерянными взглядами:

— Мастер Джордж… — пробормотал отец и поглядел на человека в окне: — Никогда не слышал ни о первом, ни о второй, но мой сын получил письмо от кого-то, называющего себя М. Д. Может быть, это он и есть.

Человек помедлил с ответом, изучая прищуренными глазами мужчину и мальчика на предмет исходящей от них опасности:

— Вы клянетесь, что никогда не слышали о женщине по имени Госпожа Джейн?

— Никогда, — хором сказали Тик и его папа.

— Вы никогда не видели и не работали на женщину, одетую во все желтое и настолько же лысую, насколько йети волосат?

Тик не мог поверить, что разговор стал настолько странным:

— Никогда.

Мужчина захлопнул окно, не говоря ни слова. Тик мог только гадать, не был ли почтовый служащий прав, говоря, что этот Норберт действительно спятил.

Хлопнула входная дверь и Норберт высунул голову, приглаживая свои редкие седые волосы:

— Проходите, — быстро сказал он натянутым тоном, снова осматривая участок. — У меня есть кое-что для вас.

Фрэйзер припарковался на обочине в двух домах от конца улицы, сгорая от любопытства узнать, что же Тик с отцом узнают от человека, к которому они пошли. Похоже, они просто хотели узнать у почтовых работников, кто отправил письмо, но что-то во здесь было не так.

Со всем своим шпионским оборудованием — коническим звукоулавливателем, термомагнитными микрофонами и микронаушниками — Фрэйзер слышал каждое слово, сказанное на почте, и нашел ситуацию весьма занятной.

Норберт Джонсон. Имя ни о чем ему не говорило, но Госпожа Джейн и не обязана была рассказывать ему обо всех, кого она встречала в своих путешествиях. Может быть, она уже обо всем допросила этого Джонсона. Уж этого было бы достаточно, чтобы любой сошел с ума. Поведение Норберта в собственном доме, его взвинченность и постоянные страхи только подтверждали версию сумасшествия.

Фрэйзер взял в руки свое подслушивающее устройство, настроил его на дом и снова вставил в уши наушники. Потребовалось несколько секунд, чтобы обнаружить источники звука в доме, а потом он закрепил устройство на одном месте и начал слушать. Первая же реплика, которую он разобрал, заставила его глаза расшириться. Голос принадлежал Норберту:

— Вот оно. Огромная дама сказала, что это шестая подсказка.

 

Глава 23. Беседа с Норбертом

— Огромная дама? — спросил Тик, вцепившись в желтый конверт так, как будто от него зависела его жизнь. — Кто вам это дал?

Они сидели в захламленной гостиной, где, вдобавок, ни один предмет мебели не подходил к другим. «По крайней мере, здесь тепло», — подумал Тик. Они с папой сидели на продавленной диване, Норберт — напротив них на шатком стуле, на котором он раскачивался, уцепившись руками за подлокотники.

— Огромная старая высокая дама. Похожа на скелет на ходулях, — ответил Норберт полушепотом. — Я чуть в штаны не наложил, когда она вышла с кладбища за моим домом.

При упоминании кладбища Тик навострил уши. Это не могло быть совпадением. Эти события должны иметь отношение к четвертой подсказке и тому, куда он должен пойти шестого мая.

— Она что-нибудь еще вам сказала? — спросил папа. — Она вообще говорила с вами?

— Не особенно. — От раскачиваний Норберта у Тика закружилась голова. — Сказала только, что какие-то очень умные дети непременно меня найдут, и я должен отдать им эти письма. Дала мне несколько штук. Не знаю, как вы, но когда восьмифутовая женщина говорит мне что-то сделать, я предпочитаю повиноваться. Что ж, письмо я вам отдал.

Тик просунул палец под клапан конверта и начал его открывать, меж тем как Норберт продолжал говорить:

— Поскольку это почтовое отправление выглядело точь-в-точь как те, что рассылал этот британский парень, а британский парень, как я понял, был противником Банановой дамы, я подумал, что поступаю правильно.

Тик замер, уже почти ухватив кусок картона:

— Британский парень? Кто был британцем?

Его отец подался вперед, что заставило несчастный диван застонать, как раненая волчица:

— Мистер Джонсон, я запутался сильнее, чем Пасхальный кролик, попавший на Рождество. Не могли бы вы рассказать нам все, что вы знаете о письме, которое мы получили с Аляски, и о том, кто его послал? И начните, пожалуйста, с самого начала.

— Пасхальный кролик, попавший… — начал Тик, выгибая бровь.

— Тихо, сынок.

Норберт в конце концов уселся на стуле, как положено, и начал рассказ с явным облегчением от того, что ему подсказали, как следует вести разговор.

Хотя Тик отчаянно хотел прочитать шестую подсказку, он сунул ее внутрь дневника и слушал этого странного жителя Аляски:

— Я работал на почте Макадамии двадцать с хвостом лет, и я был счастлив настолько, насколько это возможно. Ну, насколько это возможно для пятидесятилетнего одинокого мужчины, который слегка попахивает вареной капустой. — Тик непроизвольно принюхался и попытался скрыть это за почесыванием носа. Норберт продолжил, ничего не заметив: — А потом им нужно было прийти и разрушить мою жизнь. Это был холодный ноябрьский день, хотя в наших краях, если вы меня понимаете, каждый ноябрьский день холодный. В общем, сначала этот маленький беспокойный английский джентльмен по имени Мастер Джордж, одетый в духе аристократов, переступил мой порог с коробкой вот таких вот писем в руках. — Он показал на дневник на колене Тика. — Вошел и начал болтать о том, как важно их все отправить, та-да, та-да. — Тик решил, что конец фразы представлял собой исключительно норбертовскую вариацию слов «и так далее» и подавил смешок. — Я уверил парня, что я обо всем позабочусь, и он ушел. Не прошло и получаса, как самая кошмарная женщина, на какую только падали мои глаза, вломилась на почту, вся с ног до головы в желтом. И она была лысой — ни волоска на все голове. Назвалась Госпожой Джейн и была ужас какой злющей. Говорю вам, злющей. Это исходило от нее волнами. — Норберт вздрогнул.

— Чего она хотела? — спросил папа.

— Она искала Мастера Джорджа, из чего я сразу заключил, что британец был хорошим парнем, потому что Лимонная Джейн явно такой не была.

Тик почувствовал себя так, как будто только что дочитал хороший детектив. У автора писем внезапно появилось имя и внешность. Это уже не были просто инициалы и смутный образ. М. Д. стал Мастером Джорджем. Из Англии. И он был хорошим парнем.

— Она угрожала мне, — продолжил Норберт. — Она была жестокой. И я не смог выбросить ее из головы. И до сих пор не могу. С тех пор она мне снится каждую ночь и говорит, что выяснит, что я ей соврал.

— Соврали? — повторил отец.

— Да, сэр. Сказал ей, что никогда в жизни не встречал ни одного Мастера Джорджа, и спрятал письма за стойкой, прежде чем она их увидела. Просто-напросто соврал ей, и она сказала, что, если я соврал, произодет много нехороших вещей. А я именно это и сделал.

— То есть, — начал Тик, — вы ушли с работы, потому что боялись ее?

Норберт посмотрел себе под ноги, как будто сам себя стыдился:

— Ты все понял правильно, мальчик. Бедный Норберт Джонсон уже не тот с тех пор, как встретил это желтое чудо-юдо. Ушел с работы, живу на счет государства, одалживаю деньги. Я прятался в этом доме с тех самых пор. Да и ту высокую даму, которая дала мне письма, я встретил только из-за того, что услышал шум за домом.

— Мне казалось, вы говорили, что она вышла с кладбища, — сказал папа.

— Так и было. Как я уже говорил, за моим домом есть старое-престарое кладбище. Боюсь, оно стало слишком старым, и они построили еще одно ближе к окраинам.

— Нафталин, — тихо сказал Тик.

— Что? — ответил Норберт.

— Ее зовут Нафталин. Ну, ту даму, которая дала вам письмо. — Тик вытащил его из дневника и взял в руку.

Норберт выглядел удивленным:

— Что это за имечко от Сирса и Робака?

— Она говорила, что отец придумывал ей имя в жуткой спешке. Вроде как солдаты пытались их похитить.

Норберт только моргнул.

— Не обращайте внимания. — Тик повернулся к отцу: — Зачем ей понадобилось давать ему шестую подсказку?

Отец наморщил лоб, на секунду задумавшись:

— Ну, может быть, все обстоит так, как я и говорил. Я думаю, что они хотели, чтобы мы проявили больше инициативы, а не просто сидели на месте и ждали подсказок. Может быть, они прогулялись по всем городам, из которых они посылали письма, и раздали добровольцам среди почтовых работником экземпляры писем. Они понимали, что, если мы решим заняться расследованием, возвращение к источнику будет логичнее всего.

Тик секунду подумал:

— Пап, мне кажется, ты попал в яблочко.

— Я гений, сынок, просто гений. — Он подмигнул.

Норберт прочистил горло:

— Извините, ребята, что прерываю, но о чем, во имя Мерлина, вы разговариваете? Вы пришли сюда задать мне пару вопросов, но, похоже, вам известно куда как больше моего.

Эдгар подался вперед и похлопал Тика по плечу:

— Мой сын, который и получает эти письма, пытается узнать стоящую за ними великую тайну. Нам кажется, что это была проверка, будем ли мы вас искать, поэтому вам и дали шестую подсказку.

Норберт кивнул:

— Да, понятно. — Он закатил глаза и передернул плечами.

— Слушайте, — сказал Тик, — вы знаете еще что-нибудь о Мастере Джордже, Госпоже Джейн, Нафталин, еще ком-нибудь?

Норберт покачал головой.

— Что ж, — резюмировал он, — тогда, мне кажется, мы получили то, за чем приходили. Пап, мне кажется, нам нужно трогаться. Я могу прочитать подсказку, пока ты будешь вести машину. — Тик пытался деликатно намекнуть, что ему не очень-то нравилось у Норберта дома.

— Подожди минуту. — Отец посмотрел на хозяина: — Мистер Джонсон, вы оказали нам неоценимую услугу, и мы бы с удовольствием отплатили вам тем же. Есть ли что-нибудь, что мы могли бы сделать, чтобы помочь вам набраться смелости и вернуться на работу?

Норберт долго не отвечал. Затем сказал:

— Не знаю. Было ужасно великодушно с вашей стороны предложить. Но, мне кажется, я слишком боюсь, что эта женщина вернется и выпотрошит меня, как свежепойманного лосося.

— Позвольте мне сказать, что я об этом думаю, — сказал папа, поднимая вверх один палец. — Я согласен с вами на сто процентов. Я думаю, эта Госпожа Джейн должна быть злой, потому что мы всей душой верим, что то, что М. Д., то есть Мастер Джордж, делает, должно быть достойным, потому что ему понадобилась помощь моего сына. И мы в этом с ним сердцем и душой, как вы сами можете видеть.

— Да, я это вижу. К чему вы клоните?

— Что ж, если эта… желтая, лысая, противная женщина заставила вас уйти с работы, отгородиться от мира и засесть здесь, как мышь в норе, мне кажется, что она уже без пяти минут захватила мир. Она раз и навсегда победила самого Норберта Джонсона, а теперь она выбирает новую жертву.

Тику понравилось наблюдать, как отец пытается помочь этому бедняге и решил присоединиться:

— Да, Норберт, вы сделали ровно то, чего она от вас добивалась: сдались и ведете жалкое существование. Возвращайтесь на работу, покажите ей, кто управляет вашей жизнью.

Норберт переводил взгляд с Тика на Эдгара с полной растерянностью на лице:

— А что, если она вернется? Тогда как?

— Тогда, ей-Богу, — продолжил папа, — защитите себя. Покажите ей, с кем она имеет дело.

— И позвоните нам, — встрял Тик. — К тому моменту мы, возможно, все уже разгадаем и будем знать, как вам помочь.

Норберт почесал голову:

— Ну, я не знаю. Я, наверно, подумаю об этом.

Папа улыбнулся:

— Послушайте, давайте мы обменяемся телефонами и будем перезваниваться? Вы не против?

Норберт очень долго не отвечал, и Тик уже подумал, что они что-то не так сделали. Но потом он увидел слезы в глазах мужчины и понял, что он просто не мог ничего выговорить от волнения.

Наконец их новый друг заговорил:

— Я не могу выразить, сколько для меня значит, что вы согласны дать мне свой номер. Если бы только вы жили на Аляске… Я бы не отказался от таких друзей.

— Ну, — сказал папа, — в нашем мире есть Интернет и куча других прелестей, так что мы можем прекрасно поддерживать связь.

Так родилась новая дружба, и Тик был страшно горд собой.

Фрэйзер наблюдал за Тиком и его отцом, выходящими из дома, пожимающими руку их новому другу и обнимающими его. Они сказали еще много слов, отражающих их чувства. И направились к машине.

«Это что, мыльная опера? Дайте мне салфетку, у меня слезы в глазах».

Он рассмеялся над собственной шуткой и завел машину, готовый преследовать их. Сумерки середины дня уже давно превратились в непроглядную темень раннего вечера.

Фрэйзер взял в руки свою половинку особого устройства и нажал большую кнопку посредине блестящей металлической поверхности.

«Всего несколько минут, — подумал он. — Несколько минут и шоу начинается».

 

Глава 24. Визг тормозов

Норберт уставился в разрисованное морозом окно, наблюдая, как мальчик Тик и его отец забираются в машину, прогревают ее и отправляются в долгий путь обратно в Анкоридж.

Так хорошо Норберту не было много недель. Он как будто наконец сделал что-то правильное, что-то предпринял против желтой ведьмы, отравлявшей ему сны. Он не мог этого объяснить: от мальчика и его отца как будто исходила какая-то невидимая магнетическая сила. Норберт чувствовал себя новым человеком, как будто его изношенные двигатели кто-то заменил на новые, развернувшие его лицом к внешнему миру с новой, невиданной стороны.

Новый год может принести новую жизнь. Он вернется на работу…

В таком направлении текли его мысли, когда неподалеку припарковалась другая машина — всего через несколько секунд после того, как мимо проехал Эдгар. Черная «Хонда» с трудом припарковалась, и сделала это не перед домом, а прямо среди занесенной снегом травы. Что-то здесь было не так. Совсем не так.

Потом до Норберта дошло.

Тот, кто вел черную машину, преследовал его новых друзей. Это не могло быть правильно. Нет уж, увольте.

Новы Норберт среагировал прежде, чем старый Норберт смог убедить себя, что все в порядке. Он влез в теплую одежду, теплую шапку и поношенные ботинки. Он долго суетился в поисках ключей, забыв, куда положил их после своей последнее вылазки в город. Их не было на шкафчике, не было на кухонном столике, — не было нигде. Через пять минут он уже был готов сдаться, но вдруг заметил их на полу под столом, схватил их и устремился к гаражу.

В дверь позвонили, и его кровь застыла в его жилах.

Пытаясь сохранить спокойствие, он взбежал по лестнице к своему обычному наблюдательному посту и выглянул. К его облегчению, звонящими оказались всего лишь девочка-подросток и мужчина, очень похожий на Мастера Джорджа: старомодно одетый, в начищенных ботинках… Но этот парень был гораздо выше и имел куда больше волос, светлых и зачесанных назад.

Должно быть, еще один умный ребенок добрался до письма.

Он сбежал по ступеням обратно, схватил еще один золотой конверт Нафталин (это что, серьезно ее имя?) и рывком открыл дверь. Он протянул вперед руку с письмом и уже собирался уронить его девочке в руку и захлопнуть дверь обратно, когда заметил краем глаза припаркованную на подъезде к дому машину гостей. Она выглядела куда лучше и… быстрее, чем его собственная. У него появилась идея.

— Ищете подсказки М. Д., господа? — спросил он.

Ошеломленные (новое любимое слово Норберта) гости дружно кивнули.

— Кто-то из друзей Нафталин в большой беде, — сказал он и потряс конвертом у них перед носом. — Вот шестая подсказка. Если хотите получить ее, помогите мне их спасти.

Медленно катясь по главной улице с запасом газа в машине, Эдгар настроился на длинную дорогу обратно к тете Мэйбл. Он поглядел на Тика, как раз достававшего шестую подсказку из конверта:

— Прочти ее, парень! — крикнул он ободряюще. — Сгораю от любопытства. Ну и поездочка, а? — Он был так рад, что у них что-то получилось: они не только добыли шестую подсказку, но и, может быть, помогли бедняге Норберту вернуться к нормальной жизни. Хотя он не признавался в этом даже самому себе, Эдгар до смерти боялся, что их поездка в Аляску ничего не принесет, и его польза для Тика, нашедшего в себе силы во все его посвятить, окажется равной нулю.

Тик положил кусок белого картона на колено:

— Не, давай подождем, пока не вернемся в Вашингтон. Что за спешка? — Он фальшиво зевнул и потянулся.

— Профессор, эти окошки можно открыть, и у меня достанет силы тебя оттуда выкинуть.

— Ладно, ладно, если ты настаиваешь. — Тик прочитал записку вслух, держа бумажку так, чтобы Эдгар мог вести машину и одновременно следить за текстом:

«Ровно в семнадцать минут от четверти часа после отметки в шесть часов до полуночи плюс сто шестьдесят шесть минут минус семь четвертей часа плюс минута, умноженная на семь, округлить до ближайшей половины, плюс три, и ни секундой раньше, ни тремя секундами позже должен ты произнести волшебные слова.

(Да, я в курсе, что тебе потребуется секунда или две, чтобы их сказать, но я говорю о времени, когда ты должен начать их произносить. Не тормози!)»

— Господи, — сказал Эдгар. — Не думаю, что моя голова сможет это переварить. Хорошо, что это твоя проблема.

Тик положил записку обратно на колено и принялся изучать каждое слово:

— Я все разгадаю еще до того, как нам понадобится остановиться, чтобы ты мог сходить в туалет и купить еще «Доритос». — Он открыл дневник и принялся записывать свои мысли и вычисления.

— Очень смешно, — ответил Эдгар, пихая сына локтем. — Ты знаешь, я так волновался насчет того письма от «смерти», но сейчас я чувствую себя счастливым толстяком.

— Вроде бы, это лучше, чем чувствовать себя грустным заморышем, — ответил Тик.

Эдгар рассмеялся. «Какой у меня замечательный сын», — подумал он.

Фрэйзер дождался, пока и он, и его жертва отъедут от города и выедут на длинное и прямое двухполосное шоссе, ведущее в Анкоридж. Он ненавидел короткие северные сутки. Предстоящее зрелище лучше было бы наблюдать при свете. Он посмотрел в зеркало заднего вида и увидел какие-то огни в отдалении, но они были слишком далеко, чтобы волноваться. Он уже поместил устройство, куда нужно, и не потребуется много времени, чтобы вволю развлечься и покончить с этим.

Он сжал в ладони пульт от Чу и положил кончик большого пальца на кнопку.

Потом он нажал на нее.

Тик смотрел вперед на длинную белую дорогу, задумавшись о шестой подсказке. Фары не освещали ничего, кроме треснутого асфальта и грязных глыб льда, теряющихся в темноте. Скорей бы вышла луна, а то уже даже снег кажется черным.

— О-ё, — шепотом выдохнул Эдгар.

Тик поглядел на отца и увидел панику в его глазах. В его груди что-то оборвалось:

— Что?

Отец положил обе руки на руль, как будто пытаясь вывернуть колесо наизнанку:

— Руль замерз! — Его ноги двигались вверх-вниз, нажимая на газ и выжимая сцепление, пока душераздирающий звук металла по пластику не наполнил машину.

— Папа, что не так?

Отец продолжил выворачивать руль, нажимать педали:

— Машина не реагирует. Она… она вообще ничего не делает. Я ничего не могу сделать.

— Что ты?..

— Сынок, машина вышла из-под контроля. Она не позволит мне… — Его голос пресекся, он повторил все манипуляции еще по разу, недоверие пересилило панику. — Что за…

Тик мог только слушать, чувствуя, как все переворачивается у него внутри. Что-то происходило совсем не так, как должно было, и это должно было иметь отношение к их новым врагам. — Ты не можешь остановить машину?

Отец в отчаянии поглядел на него:

— Сынок, я вообще ничего не могу сделать!

Они одновременно посмотрели вперед. Насколько было видно, дорога была прямой, но она уходила в темноту. А в темноте могло прятаться что угодно, готовое принять в свои объятия потерявшую управление машину.

— Руль не двигается? — спросил Тик, уже зная ответ.

Отец отстегнул ремень безопасности, поворачиваясь к сыну всем телом.

— Что ты делаешь? — прокричал Тик.

Отец подался вперед и отстегнул ремень Тика:

— Это все неспроста. Надо выбираться отсюда.

Норберт смотрел с заднего сиденья на две машины, расстояние до которых все сокращалось, зная, что происходит что-то жуткое. Он чувствовал, что в машине с Тиком происходило какое-то лихорадочное движение — там непрестанно двигались тени — и видел спокойствие преследователя, чей силуэт едва прорисовывался с помощью фар машины, в которой сидел Норберт. Они почти с ним поравнялись.

— Сейчас или никогда, — сказал Норберт и похлопал по плечу водителя: — Жми до упора, парень.

— Делай, что он говорит, — сказала девочка, как будто она была его матерью.

Фрэйзер смеялся, наблюдая за телодвижениями мужчины и мальчика, отчаянно пытающихся избежать неизбежного. Он скосил глаза на пульт, пытаясь найти колесико, которое заставит машину впереди еще ускориться. В конце концов он нашел его и слегка повернул, наслаждаясь каждой секундой этой игры.

Когда он наконец взглянул на дорогу, он не мог подавить вскрика: мимо него пронеслась еще одна машина, рванувшая вправо, чтобы его подрезать. Фрэйзер нервно стукнул по педалям и вывернул руль, сворачивая с дороги под визг тормозов и врезаясь в огромный сугроб.

Подушка безопасности взорвалась, обжигая ему руки и отбрасывая пульт на заднее сидение.

* * *

Тик чувствовал себя моряком, тонущим вместе с подводной лодкой. Передние двери не открывались, их намертво запер какой-то непонятный механизм.

— Что может это делать? — проорал отец, пытаясь перегнуться всей своей массой к задним дверям. По щелчку ручки Тик понял, что там ситуация была ничуть не лучше. Отец со стоном упал обратно на водительское сидение.

Несколько секунд назад машина непостижимым образом ускорилась, еще быстрее устремляясь в неизвестность. Пока что машина ехала прямо и огромные снежные завалы на обочинах удерживали ее от того, чтобы свалиться в кювет, но так не могло продолжаться все время. Тик понимал, что, если они доедут до поворота, у них будет много проблем.

Тик почувствовал кусок льда у себя в животе: может быть, им осталось жить минуту или две.

— Нужно разбить окно! — закричал он.

— Правильно! — ответил отец. — Усядься покрепче и стукни стекло обеими ногами по моему сигналу, хорошо?

Отчаяние прогнало страх Тика и очистило его мозг:

— Хорошо, — сказал он, усаживаясь в правильном положении и засовывая дневник как можно глубже в штаны сзади.

Когда они оба сидели с поднятыми вверх ногами, готовые к удару, Эдгар взял Тика за руку:

— На счет три. Раз, два, три!

С синхронным воплем они оба со всей силы стукнули ногами в стекло.

Оно не разбилось.

Вопя от ярости на холодном воздухе, со струйкой пара, вырывающейся изо рта, Фрэйзер Ганн пытался открыть заклинившую заднюю дверь. Когда она отказалась повиноваться, он наклонился и выглянул в окно, пытаясь найти пульт Чу. Ничего не было видно.

Как он мог выпасть? Как?

Он бросил взгляд вперед по дороге и увидел гаснущий вдали красный свет фар двух машин. Через несколько секунд устройство выйдет из радиуса влияния пульта, и тогда у него не будет больше власти над машиной и ее пассажирами. Она будет ехать, пока в ней не закончится газ или пока она во что-нибудь не врежется.

С учетом невозможности свернуть, последнее более вероятно. Будет большой бум. Эта мысль заставила его замереть и улыбнуться. Похоже, он так или иначе выполнил свое задание. Госпоже Джейн необязательно знать подробности.

Уже не заботясь ни о пульте, ни о своей разбитой машине, Фрэйзер развернулся и направился обратно в город.

Ему нужно было найти кладбище.

На пятом синхронном ударе Тика с отцом стекло со звоном треснуло. Сердце Тика подскочило к горлу и на следующем ударе, казалось, его силы удвоились. Еще несколько трещин пробежали по стеклу, как ледяная паутина. Тик слишком глубоко сидел, чтобы хорошо видеть то, что происходит впереди, но у него было предчувствие, что они могут с огромной скоростью подъезжать к повороту. Так или иначе, скоро все кончится.

— Еще раз! — крикнул папа, тяжело дыша. — Раз, два, ТРИ!

Тик снова ударил двумя ногами и почти сполз на пол машины, когда его ноги ничто не остановило и они прошли сквозь стекло с жутким хрустом и звоном. Несколько крошечных осколков ветер занес обратно в машину, но стекло в твердой пластиковой рамке вылетело и упало далеко позади.

— Вперед! — крикнул папа, помогая Тику снова сесть.

Ветер трепал их волосы и одежду, было так холодно, что собственная кожа казалась Тику резиновой. Сощурившись от ветра, он увидел крутой поворот всего в паре миль. Он не знал, что ждало их там, куст или огромный сарай: видно было только темноту, стену темного дегтя.

— Надо торопиться! — прокричал отец против ветра. — Вперед — вместе!

Собрав все остатки смелости, Тик последовал за отцом на приборную доску и в обдуваемую всеми ветрами дыру, ведущую на капот машины.

— Вон они! — прокричал Норберт срывающимся от страха голосом. — Поравняйтесь с ними, езжайте бок о бок. Если они спрыгнут, это верная смерть!

— Быстро! — добавила девочка.

Светловолосый старомодно одетый шофер молча повиновался и мучил двигатель, пока их машина не поравнялась с потерявшим управление транспортным средством. Всего в нескольких футах справа от Норберта Тик и его отец наполовину вылезли на капот машины и боролись с ветром.

— Подберитесь как можно ближе, — сказал Норберт, опуская окно. — Я хочу видеть каждую царапинку на корпусе машины.

Шофер снова повиновался, как будто он был солдатом, выполняющим приказы генерала.

* * *

Тик не мог поверить собственным глазам. Из ниоткуда всего в нескольких футах от них появилась машины. Сперва он подумал, что тот, что заварил эту кашу, явился их прикончить, но потом окно заднего сиденья открылось, и он воспрял духом, увидев забавное лицо Норберта Джонсона, каким-то образом одновременно улыбавшегося и плакавшего.

— Норберт спешит на помощь! — прокричал он сквозь воющий ветер. — Я втащу вас через окно!

Эдгар немедленно залез обратно в машину, чтобы иметь надежную опору под ногами, схватил Тика за руки и подтолкнул его к открытому окну Норберта со словами:

— Ты первый!

Не теряя времени, Тик осторожно прошел по капоту, хватаясь за металл кончиками заледеневших пальцев. Отец крепко его держал. Другая машина была буквально в футе от них, как будто дело происходило на каких-то безумных гонках. Прежде, чем Тик понял, что происходит, Норберт высунулся из окна, схватил его и втащил его в машину. Он со стоном прокатился мимо Норберта и упал на пол машины, внезапно оказавшись в тепле и безопасности и почувствовав, как края дневника врезаются ему в мягкое место.

Он втащил себя на сидение и с внезапной вспышкой страха посмотрел на отца. Тот наполовину выполз на капот, одной рукой держась за край двери, а другую протягивая к Норберту. Выражение его лица заставило все внутри Тика перевернуться. Он никогда не видел ничего похожего на эту маску паники и чистого ужаса, на обычно спокойном и радостном лице самого близкого ему человека. Он выглядел таким же напуганным, каким может выглядеть только ребенок, и это ужаснуло Тика:

— Держите моего отца! — крикнул он. — Пожалуйста, спасите моего отца.

Норберту не нужно было указывать. Он встал на колени, высунулся из окна и схватил толстяка двумя руками. Тик знал, что отец весил раза в три больше него, так что стащить его с той машины и втянуть в эту будет нелегко. Затаив дыхание, он поглядел вперед.

Дорога резко заворачивала вправо всего в сотне футов от них.

— Быстрее! — проорал он.

Норберт внезапно рванулся обратно в машину, изо всех сил пытаясь потянуть за собой отца Тика. Сначала кисти его рук, потом локти, потом голова и плечи протискивались в окно, и Норберт уже кряхтел от натуги.

— Я застрял! — закричал отец. — Моя большая жирная туша застряла!

— Нет! — крикнул Тик. — Он подался вперед, схватил отца за рубашку и стал тянуть изо всех сил. — Ты сможешь, папа. Задержи дыхание!

— Сынок, я не могу. Я застрял.

Норберт и Тик тянули снова и снова. Хотя он не мог об этом думать, Тик знал, что у них осталось всего несколько секунд.

— Отъезжайте подальше от той машины и немного замедлитесь! — крикнул Норберт водителю. — Не волнуйтесь, мистер Хиггинботтом, мы вас не отпустим. Только поднимите ноги повыше.

Водитель рванул влево и медленно затормозил. Это была определенно худшая поездка на русских горках в жизни Тика. Если он выскользнет из окна, Эдгар станет еще одной жертвой ДТП.

— Не дайте большой рыбине сорваться, — прошептал отец Тику, пытаясь улыбнуться. — Пожалуйста, не отпускайте меня.

Тик не мог говорить, поэтому он просто еще усилил хватку.

Когда машина замедлилась до скорости улитки, они услышали душераздирающий скрежет и лязг: та машина врезалась во что-то невидимое. Яркая вспышка осветила дорогу, а в воздухе прогремел взрыв.

Даже когда они наконец остановились, и все, включая Эдгара, разразились радостными криками, Тик не мог отпустить отца. Он прополз мимо Норберта и обнял отца за плечи, разразившись слезами, как будто он не видел его десять лет. После долгого молчания отец наконец открыл рот:

— Профессор, не мог бы ты немного меня подтолкнуть? Я как бы немного застрял.

 

Глава 25. Черноволосая девочка

Фрэйзер стоял на заснеженном кладбище, дрожа от холода и потирая руки, в ожидании, пока Госпожа Джейн заберет его обратно в Тринадцатую Реальность. Он послал сигнал нанолокатора несколько минут назад, но она никогда не спешила с такими вещами. Она всегда показывала людям, кто здесь главный, и помогала им, когда ей было угодно.

Хруст снега за спиной заставил Фрэйзера повернуться и посмотреть, кто вторгся в место его ожидания. Он едва не расстался с содержимым желудка, когда увидел того, кто стоял рядом с ним.

Откуда она взялась? Она должна быть…

Он не смог закончить мысль, потому что огромная женщина накрыла его нос и рот плохо пахнущей тряпкой, придерживая ее своей огромной рукой.

Проваливаясь в темноту, он не мог не подумать, будет ли Госпоже Джейн его не хватать.

* * *

Тик, сжимающий свой дневник в правой руке, в неверии глядел на то, что могло стать его смертью.

Рядом с ним стоял отец, сложив руки и тряся головой:

— Какое счастье, что я заплатил десять баксов за страховку. Компания по прокату сама оплатит эту катастрофу.

Они с Норбертом стояли на обочине, наблюдая, как языки пламени лижут не так давно потерявшую управление машину. Съехав с дороги, машина врезалась в забор и отлетела в каменистую канаву и превратилась в груду железа и разбитого стекла, пожираемую пламенем горящего бензина.

Несмотря на холод, Тик все еще был покрыт потом от того, как быстро развивались события во время их чудесного спасения. Как только машина их спасителей остановилась и они смогли освободить отца, все сразу побежали к месту аварии и теперь стояли, не в состоянии поверить, что, если бы за несколько секунд до этого не подоспел Норберт, Тик с отцом были бы теперь похоронены под грудой обломков.

— Норберт, я даже не знаю, как мы можем… — начал отец.

Почтовый работник махнул рукой, как будто отгонял мух:

— Ни слова больше, мистер Хиггинботтом, ни слова больше. Я просто сделал то, что должен был на моем месте сделать любой добропорядочный гражданин. Вы двое заставили меня снова почувствовать себя человеком. Этого одного достаточно, чтобы отблагодарить меня.

Тик наконец оторвал взгляд от горящей машины и повернулся к Норберту:

— Как вы узнали, что нам нужна помощь? И что это за люди в машине? — Водитель и его дочь еще не выбрались из машины, возможно, еще не оправившись от того, что увидели. — Как вам удалось заставить их нас спасти?

Норберт улыбнулся, что было едва заметно на его все еще искаженном паникой лице:

— Парень, ты задаешь очень хорошие вопросы. Насколько я понял, они с вами в одной лодке. Я заметил из дома, как за вами поехала очень подозрительная машина, и тут появились этот разодетый мужчина с девочкой, искавшие то же, что и вы. Пойдемте поговорим с ними. — Он показал на останки машины: — Смотреть на это бесконечно нет смысла. Что сделано, то сделано. Пойдемте.

Они направились к машине и людям, которые спасли им жизнь. Когда они были в нескольких футах, передняя дверь распахнулась, и оттуда вышел высокий и опрятно одетый мужчина, приглаживавший на ходу свои смазанные гелем светлые волосы.

Он слегка поклонился и зажмурил глаза:

— Добрый вечер господа. — У него был сильный акцент, похожий на немецкий. — Приношу свои извинения, что мы не были друг другу официально представлены.

Отец Тика шагнул вперед, чтобы пожать тому руку, но в изумлении отступил, когда незнакомец быстро обошел машину и открыл дверь с другой стороны, кланяясь тому, кто сидел внутри. Тик только растерянно наблюдал, как из машины выбралась девочка его лет и помахала им рукой. Хотя в те несколько сумасшедших секунд, которые понадобились, чтобы спасти его отца, она были всего в нескольких футах друг от друга, Тик так и не разглядел девочку, которую теперь освещали фары машины, все еще хорошо видные в темноте.

У нее была оливковая кожа и длинные темные волосы, обрамляющие ее карие глаза и изящное лицо. Она была на дюйм или два ниже Тика и была одета в совершенно обычную одежду, хотя по поведению ее спутника Тик ожидал, что она окажется чуть ли не принцессой.

— Салют, — сказала она, посмотрев на Тика.

У нее тоже был акцент, но очень легкий:

— Привет, — ответил он. — Спасибо, что спасли нас, — ты и твой… отец.

Девочка рассмеялась:

— Он не мой отец. Он мой дворецкий.

Мужчина в очередной раз склонил голову:

— Рад знакомству. Мое имя — Фруппеншайгер, но вы можете называть меня Фрупи.

Тику понадобилась вся его сила воли, чтобы не рассмеяться: Фрупи?!

Отец шагнул вперед, хотя его ноги явно болели после приключений с машиной, и крепко пожал руки Фрупи и девочке:

— Спасибо вам, спасибо вам большое. Я все еще не могу поверить в происходящее. Спасибо, что спасли нас.

Фрупи ответил своим официальным тоном:

— Не за что. Зато теперь мисс Пачини может получить шестую подсказку.

Тик почувствовал, что его желудок сорвался с насиженного места и подскочил к горлу:

— Что? — прохрипел он. — Вы сказали?.. — Он посмотрел на темноволосую девочку, улыбающуюся так, как будто ее только что наградили титулом «Мисс Вселенная».

— Привет, мальчик по-американски, — сказала она, протягивая руку. — Вот и настало время встретиться лицом к лицу.

Тик не мог поверить в происходящее.

София.

 

Глава 26. Временные рамки

У Тика и Софии ушло всего несколько секунд, чтобы проломить тонкий ледок неловкости. В конце концов, они уже хорошо друг друга знали по переписке. Они сидели на заднем сиденьи машины и непрерывно говорили всю дорогу до дома Норберта. Отец Тика втиснулся рядом с ними и то и дело вклинивался в разговор с парой вопросов.

София ни в одном письме не давала Тику понять, что она была из богатой семьи, и ничто в ней об этом не говорило. Она рассказала, что сразу решила преподнести Тику сюрприз с Аляской, потому что никто не мешал ей тоже поехать. Стоимость поездки не была проблемой для ее семьи, и, если дворецкий Фрупи ехал с ней, родители готовы были отпустить ее куда угодно.

— Как вам удалось стать такими богатыми? — спросил Тик, когда они подъехали к городу.

— Мои предки изобрели спагетти.

Тик рассмеялся, но замер, когда София повернула к нему каменное лицо:

— Стоп, ты серьезно?

София перестала сдерживать смех и хлопнула Тика по плечу. Ощутимо.

— Нет. Но ты почти попался, не так ли? На самом деле, дедушка утверждает, что его отец действительно их изобрел, или, по крайней мере, довел до совершенства. Слышал когда-нибудь о спагетти Пачини?

— Э-э-э… Нет. Прости.

София вздохнула:

— Американцы. Не едят ничего, кроме гамбургеров и картофеля фри. — Она сложила кончики всех пяти пальцев правой руки и трясла ими на каждом слове. Это очень напоминало виденный однажды Тиком фильм о боссе итальянской мафии. София даже выдыхала после каждого слова: «и-уф», «фри-уф».

— Эй, я ем спагетти все время! — обиделся Тик. — Под «Аутентичным соусом рагу»!

— Аутентичным… — София прикусила губы. — Мне кажется, о соусе Пачини ты тоже никогда не слышал. Что еще за… Рагу? Звучит как название болезни.

— На вкус это очень неплохо, но знаешь, что? — сказал Тик. — Пришли мне немного этой вашей продукции и я ее попробую.

— Фрупи! — окликнула она своего дворецкого, сидевшего за рулем.

— Да, мисс Пачини? — отозвался он, поглядев в зеркало заднего вида.

— Пошли, пожалуйста, этим бедным американцам три ящика нашей лапши и соуса.

— Как только мы вернемся, мисс.

— Спасибо. — Она снова посмотрела на Тика. — Он такой хороший дворецкий! Думаю, тебе бы такой тоже не помешал.

— Да, точно, — сказал Тик, смеясь вместе с отцом. — Мое семейство изобрело разве что Тушенку Эдгара, и поверь мне, — он понизил голос до театрального шепота, — это не для продажи.

— По крайней мере, твоя мать хорошо готовит, — вставил отец, не обращая внимание на подколку Тика. — Мне кажется, мы бы смогли с ее помощью озолотиться, если бы знали, как.

— Что, — поддразнила их София, — она хорошо готовит гамбургеры и картофель фри?

— Ты серьезно думаешь, что мы больше ничего не едим? — спросил Тик.

— Ой, прости, забыла. Хот-доги у нее тоже хорошо выходят?

Пока они смеялись, Тик пытался привыкнуть к странности происходящего. Он сидел и шутил с девочкой из Италии на заднем сидении машины, которую вел дворецкий по штату Аляски, и они только что спаслись из разбившейся машины.

Его жизнь абсолютно точно необратимо изменилась.

Как только они вернулись к Норберту, папа Тика позвонил тете Мейбл и сказал, что они не вернутся до завтра, а потом позвонил в полицию, чтобы разобраться с последствиями аварии. Фрупи и Норберт рылись в кухне, пытаясь найти еды на всех. «Смертельные автогонки явно пробуждают аппетит», — подумал Тик с урчащим животом.

Тик и София сидели рядом на том самом несчастном диване в гостиной, обсуждая последнюю полученную подсказку. Им приходилось довольствоваться экземпляром Софии, потому что Тик свой потерял во взятой напрокат машине, не успев засунуть его обратно в дневник при попытке спасения. Комнату освещала только пыльная старая лампа без абажура, которая резала по глазам, стоило посмотреть прямо на нее.

— Здесь, похоже, то же самое, что и с первой подсказкой, — сказал Тик, пока София перечитывала текста. — Только здесь речь идет о времени, а не о дате.

— Вы, Американцы, такие умные! — отозвалась она. — Как ты только до этого додумался?

— У тебя слишком острый язычок для богатой итальянской девочки.

— Девочки? — сказала она, прищурившись. — Я похожа на маленькую фарфоровую куколку?

Тик рассмеялся:

— Вот уж не думал, что в реальности ты окажешься еще ужаснее, чем по почте.

София сильно пихнула его локтем в живот:

— Просто вспомни, что я тебе говорила: прошлым летом я вздула семнадцать мальчиков. Никто не лезет к Пачини.

— Хорошо, не люблю затевать драки с де… то есть, с юными леди, владеющими компаниями по производству спагетти.

— Уже лучше, мальчик по-американски. А теперь давай это разгадаем.

— Звучит неплохо… женщина… по-итальянски… — Тик не очень понимал, почему ей можно называть его мальчиком, а вот он не должен называть ее девочкой. Ему снова захотелось рассмеяться — по непонятной причине ему было очень комфортно рядом с ней, — но он совсем не горел желанием получить очередной тычок под ребра. Вместо этого он взял у нее шестую подсказку и снова ее прочитал, пока она смотрела прямо перед собой и думала.

«Ровно в семнадцать минут от четверти часа после отметки в шесть часов до полуночи плюс сто шестьдесят шесть минут минус семь четвертей часа плюс минута, умноженная на семь, округлить до ближайшей половины, плюс три, и ни секундой раньше, ни тремя секундами позже должен ты произнести волшебные слова.

(Да, я в курсе, что тебе потребуется секунда или две, чтобы их сказать, но я говорю о времени, когда ты должен начать их произносить. Не тормози!)»

И снова в записке проглядывало чувство юмора М. Д., и Тик поймал себя на том, что очень хочет встретиться с тем, кто уже наносил вихит Норберту. По крайней мере, теперь они знают его настоящее имя.

Мастер Джордж. Звучит как что-то из «Звездных войн».

— Сколько тебе потребовалось, чтобы разгадать первую подсказку? — спросил Тик.

— Сколько требовалось тебе? — ответила София. Она периодически делала ошибки в английском, но она знала его почти идеально.

— Как только я уселся и разложил все по местам, мне потребовалось около часа.

— Тогда у меня ушло полчаса.

— Да, конечно.

София злобно ему улыбнулась и подняла брови:

— Может, засечем время сейчас? Что-то вроде Олимпиады от Мастера Джорджа.

Тик думал, что они разгадают загадку вместе, но в этой идее было что-то очень заманчивое. «Если я был ботаником раньше, теперь я в Марианской впадине по шкале нормальности», — подумал он.

— Я за, — сказал он, готовый к соревнованию.

— За что? — спросила она. — Сделай одолжение, говори по-английски.

Тик закатил глаза:

— Что ж, мы положим подсказку на этот маленький кофейный столик, где мы оба можем ее видеть. Ни один из нас не может ее тронуть. Я сбегаю к Норберту и возьму у него бумаги и карандашей, чтобы тебе было, на чем писать. — Он встал.

— А тебе? — спросила она.

Тик извлек дневник:

— Я буду писать здесь. А чего ты не захватила свой?

София пожала плечами:

— Устала таскать его с собой. Кому это нужно? — Она постучала пальцем по голове: — Все равно все хранится вот тут. Как насчет приза? Что получит победитель?

— Да, хороший вопрос. — Тик почесал шею и с ужасом осознал, что шарфа на нем не было: очевидно, его унесло ветром во время их плясок на капоте.

— Что-то не так? — спросила София.

— Что? Нет, все хорошо. — Он остановился. Шарфа на нем было, но София не сказала ни слова о его родинке. Может быть, он и вправду может жить без… нет. Дома у него был припасен еще один, и Тик в глубине души знал, что намотает его себе на шею в первый день школы.

— Тик, — сказала София, пристально глядя на него, — твой мозг замерз?

— Нет, нет, просто… пустяки. — Он щелкнул пальцами. — Придумал. Победитель приедет к проигравшему следующим летом. Но в любом случае платишь за это ты, потому что ты богаче.

— Ничего себе сделка!

— Я вернусь через секунду и все принесу.

Через пару минут они вооружились карандашами, и гонка началась.

Как и при работе с первой подсказкой, Тик выписал в дневник осмысленные словосочетания. После этого он снабдил каждое из них букво, чтобы обозначить порядок, в котором их следует считать. Поскольку он уже делал это раньше, теперь задача казалась легкой.

Самой большой проблемой было выяснить, о какой полуночи шла речь — о начале шестого мая или о конце. Потом он понял, что, коль скоро в ответе будет явно не полночь, в конце все станет ясно само собой.

Он нервно глянул на Софию, которая явно больше думала, чем писала, и стучала карандашом по лбу, уставившись в подсказку.

«Я опережаю ее», — подумал он и продолжил царапать вычисления.

Через пару минут страница его дневника выглядела так:

«Начало: полночь.

A. Отметка в шесть часов до полуночи — 18.00.

B. Четверть часа после A — 18.15.

C. Семнадцать минут после B — 18.32.

D. C плюс 166 минут — 21.18.

E. D минус 7 четвертей часа — 19.33.

F. E плюс минута умножить на 7 — 19.40.

G. F округлить до получаса — 19.30.

H. -G плюс три получаса — 21.00 шестого мая».

— Бинго! — закричал он, оборачиваясь, чтобы сказать время вслух. Его слова застряли в глотке, когда он увидел ухмылку Софии и ее лист бумаги с написанным поперек ответом: «21.00».

— Блин, — пробормотал Тик. — Но ты даже ничего не записывала!

— Зачем мне записи, если есть мозги?

Тик сложил руки:

— Я беру свои слова назад. Ты не женщина, а девочка. И я ненавижу спагетти.

— Не можешь смириться с тем, что продул, или как там выражаются американцы?

— Примерно так.

София заложила руки за голову, уставилась в потолок и глубоко вздохнула, наслаждаясь победой:

— Сгораю от нетерпения увидеть твой домишко в Вашингтоне. Твоя мама ведь приготовит мне хот-дог?

Тик схватил со стола шестую подсказку и встал:

— Если тебе повезет. А что заставляет тебя думать, что у нас не дом, а домишко, а, богатая девочка?

София опустила руки на колени и оглядела Тика с головы до ног:

— Я посмотрела на твою одежду и сказала себе, что этот мальчик, должно быть, живет в маленьком домике. — Она подмигнула и сильно ущипнула Тика за ногу.

— Ай! — вскрикнул он, потирая пострадавшее место. — Зачем?

— Нужно же дать тебе понять, что я шучу.

Тик покачал головой:

— Ты ненормальная.

— Чья бы корова молчала, твоя бы мурчала.

Тик сложился пополам от хохота и упал на диван, держась за живот.

— Что такого?

— Для начала, ты сказала все наоборот. И корова, наверно, все же мычала.

— Все равно. Вот приеду к тебе и возьмусь учить тебя итальянскому, чтобы можно было поговорить, как положено умным людям.

— Спасибо большое, я не думаю, что мне нужно знать что-нибудь по-итальянски, кроме «спагетти». Ну и еще есть пицца.

София попыталась снова его ущипнуть, но Тик опередил ее, подпрыгнув и выбежав из комнаты, чувствуя, что погоня настигает его. К счастью, в кухне уже был готов обед — лапша быстрого приготовления и бутерброды с арахисовым маслом.

* * *

На следующий день Тик с тяжестью на душе попрощался с Норбертом, а затем с Фрупи и Софией, высадившими их у агентства по прокату машин: богатой итальянке и ее дворецкому надо было спешить на самолет. Всего за день они стали одной семьей, и он не мог думать о том, что больше никогда их не увидит. Что ж, по крайней мере, всегда можно было рассчитывать на электронное письмо от Софии, и Тик надеялся, что она действительно приедет к нему этим летом.

Конечно, к тому времени волшебный день уже пройдет, и никто не может знать, что тогда изменится.

После еще пары насыщенных дней в компании сверхзаботливой тети Мэйбл, жаждущей обрисовать внучатому племяннику всю его будущую жизнь, Тик с папой направились обратно в Вашингтон.

А потом для Тика начались три самых длинных месяца в его жизни.