Без купола, облитая лунной сывороткой, она напоминала обезглавленный труп. Полуразрушенный барабан топорщился в небо обломком гигантского зуба. Я двинулся с очередным обходом. В одном из осыпавшихся окон теплилось подрагивающее пламя свечи. Эту ночь Максимиан решил провести здесь.

Неожиданно мою вялотекущую скуку нарушило едва уловимое урчание автомобиля. Я насторожился. На десятки километров вокруг леса, да опустевшие деревни. Стало не по себе. Неужели Максимиан прав, нашлось кому-то дело до руин и погребённых под ними мощей? Далёкий рокот двигателя смолк. Похоже, незваные гости на радушную встречу не рассчитывали. Я метнулся к окну. Надо предупредить святошу, чтобы не выдал нашего присутствия, пока ночные посетители не обозначат цель визита. Узкая амбразура встретила меня бездонной чернотой – ни проблеска, ни искорки. Я заглянул в окно. Залитые лунным светом груды битого кирпича, осыпавшаяся штукатурка, оголённые деревянные балки. Ни свечи, ни Максимиана. Из дверей он тоже не выходил. Послышались осторожные шаги. Удивляться было некогда. Выключив фонарик, я кинулся за угол.

Скоро из чернильной взвеси ночного пространства вынырнула приземистая фигура. Двигался мужчина с опаской, то и дело останавливался, прислушиваясь. Званые гости так не ходят. Я плотнее сжал верный «макаров». Мужчина нёс что-то тяжёлое. Судя по крадущимся шагам, не подарки. Когда он приблизился, я разглядел в его руках большую канистру. Озираясь, ночной гость плеснул из неё на изъеденную временем и непогодами стену. В воздухе разлился удушливый запах бензина. Теперь не отвертится, что имеет страстишку ночами выгуливать истомившееся в гараже горючее! Я изготовился к прыжку.

Вдруг притаившаяся тишина раскололась – с оглушительным грохотом распахнулась дверь церквушки. На опешившего поджигателя нёсся Максимиан. Перекошенное яростью лицо, развевающиеся волосы и полы белых одежд – ни дать, ни взять, потревоженный дух-хранитель святынь. Не будь я знаком с ним лично по делам суетным, сам бы струхнул. «Гость», бросив канистру, попятился. Рука скользнула за борт пиджака.

– Оружие на землю! – гаркнул я, выскакивая из укрытия.

В ту же секунду Максимиан бросился на врага. Оба, рыча, грянулись на землю.

– Идиот! – прошипел я.

«Макар» из грозного оружия превратился в бессмысленную игрушку – не стрелять же в клубок из тел. Ох уж мне эти инициаторы! Я ринулся к хрипящему, катающемуся в пыли кому. Вовремя. Превосходящий по массе и физической подготовке, «гость» придавил субтильного противника к земле. Сверкнул выхваченный из подмышечной кобуры пистолет. Я нажал на курок первым. «Гость» вскрикнул, дёрнулся, пальцы рефлекторно сжались. Грянул неприцельный выстрел. Пуля взвизгнула, отрекошетив от стены. Повалив непрошенного «гостя» лицом в пыль, я защёлкнул наручники. Максимиан, перхая и отплёвываясь, поднялся.

– Сволоч-чь! – процедил он, изрядно исказив свой благолепный образ.

– То же хотел сказать, – проворчал я. – Какого ты суёшься, когда не просят?!

– Не сдержался… – Голос Максимиана надломился, но тут же взорвался снова. – Кто тебя послал?! – заорал он, обратив багровеющее лицо к подвывающему от боли в раненном плече «гостю». – Антипенко?!

По всему выходило, опасения моего пользователя охранных услуг не были гипотетическими – оберегать руины требовалось от конкретных, известных ему людей. Я неприязненно крякнул.

– Кто такой?

– Такая… Жена Павла Антипенко, – откликнулся он и, напоровшись на мой угрюмый взор, торопливо пояснил. – Он регулярно на отчитку приезжает. Только с его бесами даже Филарету враз не справиться. Одного гоним, другие тут как тут. К земному сильно привязан. Ему от материального избавиться надо, чтоб душа полегчала.

Голова у меня пошла кругом.

– Погоди! Филарет… Вроде ж, его мощи стережём? – Максимиан утвердительно кивнул. – Так… А за экзорцизм свой кошельки прихожанам трясёте?

Хранитель мощей недовольно засопел.

– Во-первых, экзорцизм отношения к православию не имеет. А, во-вторых, избавление от материальных привязанностей – часть обряда. Проще верблюд сквозь игольное ушко…

– Куда экспроприированные привязанности-то складируешь? – подал голос пленник. – Не в собственную ли мошну?

Если честно, хотел задать Максимиану тот же вопрос. Сдаётся, впутался я в крайне несимпатичное дело. Охрана сект – не мой конёк.

– Ты б не гавкал, – посоветовал Максимиан. – За попытку поджога и покушение на убийство мотать будешь по полной.

– Не встретиться бы нам в тех краях, – многозначительно заметил «гость». – За мошенничество в особо крупных мотать не меньше.

– Я душу очищать никого не принуждаю. Сами приходят. Условия знают. Добровольные пожертвования. А сейчас поднимайся. До времени у меня погостишь. Не досуг с тобой возиться. Отслужу чудоявление на заре, после разберёмся.

Дом, куда мы привезли поджигателя, аскетичным назвать язык бы не повернулся. Два этажа, трёхметровая ограда, интерьер в английском стиле. Неплохо живут нынче хранители мощей. Не отличался Максимиан и человеколюбием – врача раненому не вызвал. Сослался на нехватку времени. Анестетик, правда, вколол. Происходящее нравилось мне всё меньше.

От предложенного кофе с коньяком я всё же не отказался. Грешен, падок на хороший коньячок. Хозяин тоже потягивал дар французских виноградников со знанием дела. Кофе остывал невостребованный. Неожиданно Максимиан панибратски хлопнул меня по плечу.

– А хорошо ты его!

– Я майорское звание не на фуршетах выходил, – буркнул я.

– Видел… Может, ко мне? На полное довольствие, так сказать. Не обижу. Агентство – штука ненадёжная, сегодня есть клиент, завтра – нет. А тут верный хлеб с маслом.

– Ты вот что… – Я стряхнул с плеча назойливую кисть. – Коробит меня от твоего бизнеса. Знал бы, не связался. Извини.

Максимиан цепко глянул мне в зрачки и вдруг рассмеялся.

– Честный – это хорошо. Ладно, – он лукаво прищурился – двое суток ты ещё мой. Продлевать контракт или нет, дело твоё. Но во время обряда быть обязан. Видишь, не всё спокойно в моём Багдаде.

– Я знаю свои обязанности.

– Прекрасно.

Едва горизонт наметился розовеющей полосой, к церкви стали подтягиваться люди. Машины оставлялись где-то за пределами видимости. Путь к храму протаптывается своими ногами – объяснил Максимиан. Всех хранитель мощей встречал поясным поклоном, многих называл по именам. Снова передо мной стоял кроткий агнец. У ног «агнца» призывно высился короб. Туда прихожане бросали пачки денег – отрекались от материального. О цене не спрашивали – то ли помнили с прошлых сеансов, то ли была она известна интересующимся из каких-то замысловатых источников. Кое-кто проходил, минуя короб. Как ответственный за установленный здесь порядок, я осведомился, не стоит ли задерживать «зайцев». Облачённый в холщёвое рубище наниматель посмотрел на меня чистыми очами и смиренно прошелестел:

– Нельзя остановить того, кто стремится к благодати. – Потом наклонился к уху и добавил. – Расплатились по безналичке или оформили дарения. Теперь понимаешь, что сотрудничать со мной выгодно?

Я отошёл. Не могу назвать себя глубоко верующим, но сейчас мне было тошно.

Скоро к церквушке подкатило шикарное авто. Из него выбрался маленький толстенький человек со странным, словно оцепеневшим, лицом. Выходит, VIP-клиенты, дорогу к храму имеют право осилить на льготных условиях. К человечку кинулся Максимиан. Он что-то бормотал, лаская прибывшего просветлённым взором. Из его речитатива я догадался – VIP-клиент и есть тот самый Павел Антипенко, из-за которого разгорелся сыр-бор.

Никогда бы не подумал, что такое крохотное помещение может вместить столько народа. Люди стояли, плотно прижавшись плечом к плечу и, затаив дыхание, смотрели в отверстую в небо дыру. Внимали Максимиану. Болтал он долго, со слезой – отрабатывал пожертвования. Из толпы слышались ответные всхлипы. Понять религиозной ажитации мне было не дано, поэтому, притулившись в затемнённом углу, я недоверчиво посматривал на действо.

Наконец, сквозь «небесные врата» (так велеречивый Максимиан окрестил дыру в потолке) в сумрачное помещение проник первый рассветный луч. В протянувшемся от свода до засыпанного мусором пола столбе света, мерцая, закружились пылинки. Оратор воздел руки и застыл в такой патетической позе минуты на три. Где-то оглушительно звенел комар. Невольно вслед за толпой я поднял глаза и… В зыбком тумане проявился силуэт высокого худого старца. Одет он был во что-то просторное, до пят. Старец простёр руки к толпе, точно хотел сказать – я с вами. По церкви прокатился стон. Кто-то истерично закричал, кто-то заплакал навзрыд. Толпа подалась вперёд.

Старик заговорил. Негромко. Голос его кутал мягкой пеленой. Баюкая, вливался пушистой негой в каждую клетку. От нахлынувшего блаженства я задохнулся. Смысл сказанного сквозь головокружительные толщи радости пробивался с трудом. Не всё ли равно, что говорит этот старик, только бы говорил!

– Вы пришли помочь ближнему, – неслось из ликующих пространств. – Значит, души ваши полны любви и света. Я слышу каждого из вас. Ваши мольбы и чаяния… – Голос тёк медленно и сладко, как тёмный гречишный мёд. – Готовы ли вы встретиться лицом к лицу с силами тьмы, терзающими брата вашего?

– Да… – тёплым сквозняком пронеслось по волосам.

– Готовы ли признать в силах тех собственных демонов?!

– Да-а…

– Готовы ли вступить с ними в схватку и победить?

– Да-а-а…

Неожиданно я почувствовал, что и из моей груди вырывается это «да», сливаясь с десятками других. Пронзило болезненное понимание – всю жизнь во мне гнездилось нечто страшное, чёрное, мешавшее испытывать то блаженство, которое даровал мне голос старца. Вязкий страх потёк по жилам, превращая их в заледеневшие мутные ручьи. Внезапно стылая кора взорвалась, вздыбилась, понеслась, грохоча бьющимися друг о друга осколками. Потащила, ломая кости, в бездонную пропасть, где, кроме мрака и выворачивающей боли, не было ничего. Тут я увидел ЕГО… Того, кто скрывался во мне. Кто увлекал теперь в нескончаемую воронку муки и ужаса.

В солнечном столбе корчился и истошно визжал толстенький человечек. От былого его оцепенения не осталось и следа. Лицо превратилось в перекошенную маску человека, заживо пожираемого кошмарами, одна мысль о которых способна убить.

– Изыди!!! – прогремело из ослепительных высей.

И ОН отступил… Исторгая зловонное пламя, обрушился в бездну, в которую только что пытался ввергнуть и меня. Я вскрикнул и рванулся вверх.

Вверх, вверх! К невесомым, блистающим мирам, разлитым в беспредельном счастье…

Подо мной медленно плыла огромная, дремотная река. Закатное небо отражалось в ней, окрашивая воды в нежные оттенки алого, бардового, розового. Радужный ветер нёс меня над терракотовыми просторами. Внизу неспешно текли окутанные дымкой луга, деревни, деревянные церквушки. Я был птицей… Нет, слишком громадны мои крылья. Они способны укрыть и согреть все эти пространства, защитить от того всепоглощающего ужаса, который я недавно пережил. Я ангел… Нет… я ничто! Прекрасное, радостное, растворившее в себе время, расстояния – весь Мир – Ничто!

Когда я снова обрёл плоть и кровь, старец исчез. В «небесные врата» светило солнце. Вокруг слышались протяжные, полные наслаждения вздохи, заливистый смех – люди возвращались из райского небытия.

Ко мне подошёл Максимиан. Лицо его тоже несло отпечаток пребывания в измерениях Абсолютной Радости.

– Теперь веришь? – спросил он приглушённо.

Не знаю, что он имел в виду, но я ответил так, как прозвучало во мне эхо, долетевшее Оттуда:

– Верую.

Охрана церквушки стала смыслом моего существования. Нельзя допустить, чтобы чья-то земная алчность испепелила двери, за которыми непререкаемое Блаженство, Любовь и Свобода. И, конечно, знание о той безысходной пустоте, в которую мы повергаем себя, не сумев побороть коварный мрак.

Всякий раз, когда Чудо должно было повториться, Максимиан получал Весть.

– Филарет знает, как велико неверие в нашем мире, – грустно пояснял Хранитель. – Он призван явить Истину как можно большему числу людей. Моё же предназначение – привести к «небесным вратам» достойных. Фомы Неверующие не должны осквернить храм.

Я был согласен. Пару раз приходилось применять силу, выдворяя каких-то умников, пытавшихся произвести возле церкви замеры. Я ненавидел их. В голове не укладывалось, как носит земля тех, кто тщится фиксировать глупыми датчиками Откровение.

Иногда дух Филарета приходил в бренный мир по каким-то неведомым мне, простому смертному, надобностям. Он обозначался в церкви или около безлунными тёмными ночами. Приближаться я не смел. Издали наблюдал, как движется в темноте сияющая точка, освещающая дорогу святому старцу. Наблюдал и трепетал от счастья служить ему.

Я понимал тех, кто снова и снова возвращался сюда, принося на алтарь Духу презренные материальные блага. Сам бы отказался от пустых мирских ценностей за возможность опять прильнуть к источнику Радости, дарованному Филаретом. Но я был избранным. Как же я был благодарен Максимиану, что он отыскал меня и сумел мягко, без нравоучений сломить моё неверие.

В церкви Максимиан появлялся наездами, доверяя мне заботы об охране святого места. Приезжал обычно раз в два-три дня. Вручал продукты, а сам исчезал. Причём исчезал в прямом смысле – не было его ни в церкви, ни в её окрестностях. Исчезали и громоздкие сумки-холодильники, привезённые им. Вопросов я не задавал. Понимал, ох, не прост заказчик, явившийся однажды в моё охранное агентство.

Вот и сегодня Максимиан торопливо сел в припаркованную у дверей машину. Автомобиль рванулся с места. Настали самые сладостные мгновения – я наедине с Филаретом. Эти безмолвные беседы давно стали неотъемлемой частью моей жизни. Я вошёл в церковь и присел у склепа. Было покойно и радостно.

Не успел я слиться с согретым пламенем свечи полумраком, послышался крик. Надрывный. Протяжный. Полный горя и ярости. Я вскочил. Казалось, истошный вопль раздавался из-под земли. Крик приближался. В следующий миг плита шевельнулась, каменная твердь расступилась. Не раз приходилось видеть призрак старца, но исход из могилы я наблюдал впервые. В лицо ударил свет. Отпрянув, я оступился и грохнулся навзничь.

Филарет вынырнул из-под могильного камня как-то вдруг. От привычной величавости не осталось и следа.

– Где он?! – прохрипел дух. Глаза белёсыми страшными шарами уставились на меня. Дышал он тяжело. – Где Максим?!

Мы сидели в тесной, похожей на встроенный шкаф, келье. Филарет плакал.

– Годы работы, – всхлипывал он. – Не успел даже долговременные наблюдения провести!

Я положил ладонь на судорожно сжатый кулак старика.

– Давайте по порядку. Пока я только понял, что зовут вас Михаил Романович Шерех, вы профессор и скрываетесь от каких-то весьма влиятельных лиц.

– Весьма-а-а, – протянул профессор.

– Но зачем весь этот маскарад?!

– Нам нужны деньги, – шепнул Шерех и опустил голову. – Наше открытие стоило жизни моим коллегам. Я не мог допустить, чтобы их гибель была напрасной. – Профессор глянул полными муки глазами. – Вне среды препарат разлагается в течение сорока восьми часов. Я вводил его себе.

– Что за препарат, вокруг которого бушуют такие страсти?

– О-о-о! Дело даже не в препарате. Дело в направлении, над которым мы работали. Представьте – мир, в котором человек не будет иметь возраста, где исчезнут болезни, а любая техника будет сама себя строить и обслуживать…

– Это каким же образом?

– Нанотехнологии! – Глаза профессора заискрились. – Да, те самые, о которых столько сегодня говорят, но не представляют и сотой доли возможностей, какие откроют нам эти бесконечно малые, в одну сорокатысячную человеческого волоса, частицы!

– Но позвольте… – Я растерялся. – Зачем же препятствовать вашей работе?

Шерех насупился.

– Наночастицы подвластны человеку. По сути, это машины, величиной в одну миллиардную метра. Научитесь ими управлять, и вам послушен мир атомов. Вы можете разложить и сложить их в необходимой вам последовательности. То есть, создать из любой субстанции требуемое вещество, материю – предмет в целом.

– Грубо говоря, вырастить из карандаша ракету?

– Именно! – Профессор возбуждённо заёрзал. – Понимаете, какие горизонты! Над этим-то и работала наша лаборатория. Агрегат, выражаясь вашими словами, куда, поместив карандаш, можно получить ракету! Мы уже добились обнадёживающих результатов, когда лаборатория была уничтожена. Её взорвали… – Шерех осёкся, потом добавил – со всеми сотрудниками.

– Но почему?! – Я оторопел.

– Мир, в котором каждый может из ничего получить всё. Понимаете? Вы помещаете в агрегат любую субстанцию и выращиваете… ну, скажем, автомобиль или целый дом. Отпадает надобность в деньгах. Товар уходит, как таковой. Его не нужно ни производить, ни покупать. Преступность стремится к нулю. Нет необходимости что-то защищать, отстаивать, объединяться для достижения каких-либо целей… Постепенно отпадает потребность в самом институте власти. Это, конечно, вопрос необозримого будущего, но путь, который открывался, благодаря нашим исследованиям, неизбежно привёл бы к этому. Как думаете, сколько сегодня людей заинтересовано в том, чтобы уничтожить в зародыше идею, способную изжить такие столпы социума, как деньги и власть?

– Согласен. Но как это связано с?.. – Я обвёл взглядом каменную кладку обжитой аскетом кельи.

– Напрямую, – буркнул он. – Моя группа работала над медицинским аспектом проблемы. Наночастицы, призванные контролировать работу всех систем организма и поддерживать его в идеальном состоянии. Такова основная тема наших исследований. Однако, как при любых подобных изысканиях, мы сталкивались с массой интереснейших ответвлений. Одним из них стало нанотехнологии и бинауральные ритмы. Понимаете, о чём речь?

– Доктор, – я усмехнулся, – вероятно, вы будете удивлены, но… Говоря современным языком, я мент. Хоть и в майорском звании.

– Да, да. – Профессор засуетился, точно заглаживал передо мной какую-то вину. – Бинауральные ритмы влияют на ритмы мозга. Проще говоря, манипулируя ими, мы получаем возможность воздействовать на сознание, настроение, состояние человека. Допустим, частота от одного до четырёх Герц носит название Дельта-ритм и вызывает естественный глубокий сон. От четырёх до восьми – Тетра-ритм – состояние медитации и творческой деятельности. Это, если не вдаваться в подробности. Существуют Альфа, Бета, Гамма и многие другие. Бинауральные ритмы давно известны. Сигналы мозга, вызываемые тем или иным ритмом, фиксируются электроэнцефалограммой. Примерно представили, о чём я говорю?

– В целом да. Если подобрать необходимый частотный диапазон, можно влиять на сознание человека. Так? – Нехорошая догадка заставила меня поёжиться.

– Да! Наше открытие состояло в том, что введённые в кровь наночастицы помогали с величайшей точностью производить желаемые частоты при помощи голосовых связок. – Шерех с опаской посмотрел на меня.

Опасался он не зря. В моей голове прорисовалась уже достаточно ясная картина. И я в этой игре интеллектов и технологий выступал в довольно идиотской роли.

– А знаете ли вы, доктор, что те, на ком вы ставили свои эксперименты, теперь зависимы? – отчеканил я, изо всех сил стараясь взять себя в руки, чтобы не размозжить умную голову этого циника о стену. – Состояния, в которые вы ввергали нас не идут ни в какое сравнение с наркотическим дурманом. За очередную дозу люди продавали квартиры, оставляли семьи без средств к существованию, отдавали последнее! И знаете ли, что отвечал ваш подельник, когда я задавал ему вопрос, что будет с теми, кому Филарет стал дороже всего и всех на свете, но кто ничего уже не может дать?

– Что? – Доктор потупился.

– Он отвечал, что не имеющий материальных привязок человек уже достаточно очищен, а, значит, больше не нуждается в помощи!

– Нам нужны были средства, чтобы открытие не погибло! – упрямо повторил профессор. – Это жертва во имя будущего.

– Зачем будущему манипулировать сознанием?! – Я вскочил. Больше сдерживаться не мог. Не помогали ни сжатые до синевы в ногтях кулаки, ни дыхательные техники.

– Вы не понимаете! – вскипел доктор. – Сколько на земле злобы, алчности! Наши разработки позволят свести на нет безумие любой оголтелой толпы, справиться с ненавистью, изжить войны, избавиться от подавленности и страха…

– Или наоборот, – прервал я его словесный поток. – Вы же сами принуждали переживать людей ужас, чтобы подчинить их и заставить ярче оценить культивируемую вами радость.

Шерех сник.

– Я в безвыходном положении. Но, когда открытие станет легальным, не будет смысла использовать его против человека.

– Как видите, открытие уже в руках сомнительной личности.

Профессор поднялся.

– Пойдёмте, я вам кое-что покажу.

Мы шли по освещённым неоновыми линиями подземным лабиринтам. Я не верил своим глазам. Вынырнув из сумрачных коридоров, мы очутились в просторной лаборатории. Мёртвая церквушка действительно, служила вратами. Но не в небеса, а в залитый ярким светом мир из стекла, пластика и металла. Строй мощных микроскопов, паутины стеклянных трубок, ряды подмигивающих миллионами бегущих цифр мониторов… Казалось, я попал на инопланетный корабль.

– Смотрите! – воскликнул профессор. – Это всё Максим! Именно ему удалось, рискуя жизнью, вынести часть оборудования из обречённой лаборатории! Именно он спас меня тогда и прятал от тех, кто охотился за нами. Он создал эту лабораторию и снабжал её всем необходимым. Не знаю, как это ему удавалось, но… Он преданнейший делу человек. Не верю, что он похитил образец с какими-то гнусными целями! Может быть, Максим отыскал кого-то, в чьей власти дать открытию ход, но… Максим не понаслышке знает о ревности первооткрывателя и… и…

Моя злость на профессора вдруг истаяла, как апрельский снег. Я смотрел на него с жалостью.

– Говорите, вам, наконец, удалось добиться, чтобы наночастицы самовоспроизводились?

– Да, – Шерех кивнул. – В том и была проблема. Введённые в кровь наночастицы гибли в недельный срок. А препарат невероятно дорог. Даже самая богатая держава не смогла бы на протяжении долгого времени поддерживать на этих инъекциях хотя бы одного человека. Необходимо было отыскать способ самовоспроизведения частиц в среде. Тогда всего лишь одна инъекция позволила бы…

– Быть Богом всю оставшуюся жизнь, – закончил я, сочувственно глядя на доктора.

Он молчал. Седая борода, атрибут былого Филарета, подрагивала.

– Хотите сказать, Максиму нужно было только это? – севшим голосом спросил он.

Я не ответил. Не сомневался – пазл в мозгу профессора уже сложился.

– Я найду его.

– Да… – Этот несчастный, проживший полжизни под землёй старик был так не похож на того Филарета, который стал для сотен людей осью мироздания, властителем Страха и Радости, Боли и Любви… Или просто наркотиком? – Если вы отыщите его, передайте, что исследования не закончены, – выдавил он. – Эксперимент в стадии наблюдений.

Дом, где я однажды уже побывал, пустовал. Не было Максима и по другим адресам, которые мне удалось вычислить. Становиться Богом он явно собирался подальше от тех, кто знал его как Хранителя мощей. Через неделю поисков я набрал номер Павла Антипенко. Всплыла ещё одна фамилия, на которую оформлялись дарственные.

Я вылетел в Швейцарию. До деревни меня доставил сонный фуникулёр. Ещё часа три я трясся в подводе, влекомой такой же сонной мохноногой лошадкой. Время здесь остановилось. Наверно, лет триста назад по этой же заснеженной тропе среди застывших вершин, этот же крестьянин лениво погонял ту же безразличную к понуканиям кобылку.

Дверь была не заперта. Непозволительная для грядущего Божества беспечность! Я вошёл. В домике на полу, на стенах, на креслах разбросаны, развешаны, накинуты шкуры. Какое-то меховое гнездо, а не пристанище для брутальных охотников. Потрескивал камин. Натоплено так, что я невольно огляделся в поисках берёзового веника.

– Я тебя ждал, – послышался из глубины комнаты негромкий голос.

Приглядевшись, я увидел лежащего в глубоком кресле Максимиана. Вернее, Максима. Был он бледен, как вечный снег на Альпийских вершинах.

– Что ж нас бросил? – язвительно спросил я. – Мы с профессором уж соскучились.

– Шерех будет доволен. – Максим скривился в болезненной ухмылке. – Нанокрошки за него отомстили. Недолго осталось. Неделя, не больше.

Я присел в кресло напротив.

– Нанопрепарат?

Он грустно хмыкнул.

– Эти твари самовоспроизводятся куда быстрее, чем мы от них ожидали. К тому же, не гибнут. Двойной эффект, так сказать.

– Что это значит? – Гримасы умирающего сбивали меня с толку. Рот его кривился в усмешке, а в глазах стыл ужас. Когда-то я испытывал подобный во время «изгнания бесов» из бывшего хозяина этого домишки.

– Артерии и сосуды практически блокированы наномассой, – устало пояснил Максимиан и закрыл глаза. – Бинго.

– Получается, всё напрасно? – Отчего-то мне хотелось задать ему этот вопрос. – Годы ожиданий, страха, что кто-то откроет тайну Филарета… Предательство, в конце концов! Ведь ты знал, что лаборатория будет взорвана, не так ли?

– Всё разнюхал…

– Менту ментово. – Я потёр лоб ладонью. Жара здесь была несусветная. – Кое-что сопоставил. Почему ты тщательно прятал профессора, а сам гулял, как откинувшийся фраер. Тебя просто никто не преследовал, ведь так? Ты для них свой… они полагали… Но ошиблись. Власть и для тебя была мёдом намазана, за неё, не глядя, ты расплатился чужими жизнями.

Максим задёргался в судорожном смехе-кашле.

– Празднуй победу, майор! Да, я работал на тех, кто принял решение уничтожить лабораторию.

– И не жаль было коллег? Не жаль их работы?

– За двумя зайцами только дураки бегают… Я выбрал Шереха и его разработки. Власть над сознанием уже сегодня могла принести дивиденды.

– Странно, ты позволял властвовать над умами профессору, а сам довольствовался ролью снабженца.

Максим повёл мутными глазами.

– Халиф на час? Нет. Я ждал большего.

– Ты дождался.

Я встал и направился к двери. Снова мне казалось, что-то сгустилось в воздухе. Что-то, стыдливо называемое людьми наказанием, а Тем, Кто Над – Карой. Там, где чёрным дымом из потухающего камина клубилась Кара, наказание смысла не имело.

С исчезновением Максимиана, рассеялась и наша паства. Какое-то время, подсевшие на бинауральный наркотик, прихожане являлись к церкви. Ждали. Взывали к небесам, печально смотрящим на них сквозь дыру в потолке. Старец не являлся.

«Старец» часами сидел в лаборатории, уставившись остановившимся взглядом в тёмные мониторы. Выходить из своего подземелья отказывался. Думаю, он был прав. Охота на него срока давности не имела. Я привозил продукты, но снабдить материалами для продолжения исследований, естественно, не мог. Не было у меня ни тех денег, которыми вертел Максим, ни связей. А, главное, не было уверенности, что поиски стоит продолжать. От пищи Шерех отказывался. По-моему, так он решил распрощаться с прошедшей мимо него жизнью. На все увещевания лишь отмахивался. Дело приняло угрожающий оборот.

Как-то раз, подъехав к церкви, я увидел доктора. Он стоял на вершине разрушенного барабана и смотрел вдаль. Снова на нём было длинное рубище, свисающее с плечей мешком.

– Что вы ещё придумали?! – заорал я.

Объяснять свои намерения профессор не стал. Они были очевидны. Вместо этого велел спуститься в лабораторию, принести какую-то из пронумерованных пробирок и шприц. Я выполнил распоряжение.

– Теперь колите! – приказал он. – В вену колите. Надеюсь, они у вас хорошие.

– Зачем? – Я пытался затянуть разговор и отвлечь старика.

– Я уничтожил записи, – простонал профессор. – Это был срыв, глупость! Я жалею об этом. Людям нужны бинауральные нанотехнологии. Моё поражение ни о чём не говорит. Мне просто не повезло. Но мне удалось собрать последний материал и синтезировать препарат. Тот, с недельным сроком действия. Спасите его! Через двое суток вне среды наночастицы погибнут. Введите его себе и езжайте в любой НИИ. Просите, требуйте… Делайте что-нибудь!

Передо мной был безумец. Одержимый, забывший о погибшей лаборатории и своей жизни.

– Доктор, спускайтесь! Поедем в НИИ вместе, вы продолжите работу…

– Я ухожу! – Шерех тряхнул спутанными космами. – Я дал обет. Колите же!

И я вколол. Не знаю, зачем. Потому что на церковном барабане стоял человек, и человек этот непременно шагнул бы, не сделай я что-то для его спасения. Вколол потому что знал – препарат действует мгновенно.

Ничего не произошло. Просто по венам понеслись сотни тысяч крошечных машин, управляемых моим сознанием и способных управлять сознанием других. Я не задумывался, как манипулировать ими. Так не задумывается новорождённый, что надо делать, чтобы разжать кулак. Я заговорил. Не помню, о чём.

Скоро на церковном барабане стоял смеющийся, абсолютно счастливый старик. Он был счастлив, несмотря на то, что его жизнь закончилась крахом. Смеялся, невзирая на то, что до сих пор не знал – добру или злу посвятил свой труд и талант. Хохотал, забыв, что единственный человек, которому он верил, оказался подлецом. Он был счастлив, потому что я велел ему в этот миг быть счастливым.

От этого смеха – страшного, явившегося из чуждой старику жизни – по спине у меня ползли мурашки.