— Ты там жив еще?

Голос Элви был слабым, но сохранил свою фирменную, еще с юности, глуховатую тональность. Это раздражало меня почти так же сильно, как песчинки, скрипевшие на моих зубах. В темноте я слышал, как подступает вода.

— Давай, Джим, — продолжал он, — если не можешь говорить, открой глаза — ради меня!

Я послушался и был немедленно ослеплен светом дня. Когда глаза привыкли, я обнаружил, что смотрю на полосу пустынного пляжа. Головы Элви и Микки Берди — казалось, отделенные от тел — торчали в песке прямо передо мной.

— Что за черт? — прохрипел я, а оба моих товарища по судовой команде только устало моргали.

— Ты вовремя проснулся, — произнес Элви, — нас похоронили.

Внезапно поднялся океанский бриз, швырнув песок мне в лицо. И когда я попытался прикрыть ладонью глаза, то обнаружил, что не в состоянии двигаться. Наконец я осознал, что скован по рукам и ногам, упакован в тяжелый, как бетон, песок. Конечно же я впал в панику.

— Береги силы, — сказал Элви, немного понаблюдав за тем, как я пытаюсь барахтаться. — Они, скорей всего, твои руки тоже связали.

— Только посмей мне сказать, — застонал я, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота, — только посмей мне сказать, что это был Роди.

— Хорошая новость состоит в том, что они закопали нас слишком далеко от воды, — сказал Элви. — Прилив уже наступал и отступил… Гребаные идиоты!

Эти самые «они», которых имел в виду Элви, скорей всего, были командой нашего бывшего траулера. Большую часть последних трех лет мы перевозили наркотики, оружие и всякие неподписанные ящики для Колина Роди. Платили хорошо, но Роди забирал львиную долю, хотя сам мало что делал. Я был сыт этим по горло, и Элви тоже.

Месяца четыре назад мы с ним на пару купили моторку и успели самостоятельно совершить два рейда вдоль побережья. Немного денег на стороне, пока притворялись, что работаем на Роди. Не то чтобы большое дело, но кто-то, очевидно, ему намекнул.

Сперва я заподозрил Микки Берди. Он был главным инфорсером Роди, жестоким мудаком, который пресекал попытки людей пойти своей дорогой. Еще он следил за порядком — на случай, если кем-то из экипажа овладеет жадность или кто-то переметнется к федералам. Но с этой теорией возникла одна-единственная проблема: Берди был закопан по шею меньше чем в пяти футах от меня.

— Микки, — начал я, тщательно подбирая слова. — Ты хоть немного представляешь, что здесь происходит?

— Самую малость, — сказал Микки, прервавшись, чтобы выплюнуть песок изо рта. — Либо вы двое делитесь с копами… либо превратились в жадных подонков. Мне без разницы. Вы для меня все равно что мертвы.

— Иди к черту, Микки, — рявкнул Элви. — Что же тогда делаешь здесь ты, а? Пожалуйста, объясни нам!

— Роди совершил огромную ошибку, — кипел Микки, закрывая глаза при очередном порыве ветра. — Все равно что отсек себе правую руку.

— Что ж, видать, ты не так уж незаменим, — сказал Элви.

Меня неудержимо тянуло расхохотаться: даже в этих обстоятельствах Элви и Микки упрямо петушились. Они выглядели как парочка непристойных садовых украшений.

— Оставь его, Элви, — вмешался я. — Давай сосредоточимся на том, как выбраться отсюда.

— Самим нам не выбраться, — ответил Элви, настроение у него упало. — Не знаю, как ты, но я больше не чувствую ни рук, ни ног.

Мои руки еще пронзала резкая боль, но ноги, казалось, уже были на расстоянии многих миль отсюда. Один мой приятель из-за вызванного героином ступора как-то раз целый день пролежал, подмяв под себя руку, и в результате потерял способность пользоваться конечностью Приняв мораль этой истории близко к сердцу, я мысленно поставил галочку, что должен попытаться регулярно разминать мускулы рук и ног.

— Ты знаешь, где мы? — спросил я, осматривая линию берега, насколько позволял угол обзора.

Даже прилагая все усилия, я мог смотреть лишь в одну сторону. Другая часть территории оставалась у меня где-то за затылком. Пляж резко выдавался в океан, примерно в миле от нас оканчиваясь каменистым мысом. В отдалении от моря белый песок уступал место скалам, зарослям кустарника и высокой траве.

— Хоть кто-то из вас был в сознании, когда нас здесь выгрузили?

— Увы. Они, похоже, свалили нас чем-то мощным, — предположил Элви. Он был зарыт лицом ко мне, что позволяло ему видеть вторую половину берега. Микки закопали немного дальше от воды, лицом к океану. — Такой песок на материке не встречается — слишком хорош. Наверное, это один из Торчащих островов, может…

— Где бы он ни был, он в стороне от фарватера, — произнес Микки Верди, его голос был едва различим за шумом волн. — Я слежу за горизонтом с тех пор, как очнулся, и не видел ни одной лодки.

Я попытался восстановить в голове последнее, что помнил. Мы с Элви, Микки, Торнтоном и Суэйном готовили траулер Роди — «Райский торт» — к ночному рейду вдоль побережья. Груз — несколько ящиков с «колесами», ничего особенного. И когда Роди заявился прямо перед отплытием, я немедленно заподозрил неладное. Но, поскольку на борту находилась «служба безопасности» в лице Микки и Торнтона, шансов смотаться без проблем не было. Я попытался потихоньку удрать, но тут возникло препятствие в лице Элви, показавшегося из трюма с торчавшей из шеи огромной иглой от шприца. Раньше, чем я успел хоть как-то отреагировать, кулак Торнтона опустился мне на темя. И я отключился прежде, чем коснулся палубы.

* * *

Пока солнце взбиралось по небу, мы молчали. Жажда мучила меня беспредельно, и я не хотел зазря тратить дыхание, пока не увижу лодку. Тогда бы я заорал изо всех сил.

Спустя несколько часов Элви принялся время от времени кричать, надеясь привлечь внимание кого-нибудь в глубине суши. С каждым новым его криком ситуация казалась все более безнадежной. Рокот волн и завывания ветра мешали нашим голосам разноситься сколько-нибудь далеко. Чтобы обнаружить нас, надо было буквально пройтись по нашим головам.

Тем временем Микки, казалось, решил дать глазам отдых или заснул. И все равно он меня беспокоил. Голова акулы, даже отрубленная, еще способна кусаться. Какая-то часть меня ждала, что безобразная башка Микки покатится по песку и вонзит в меня зубы. Если Микки найдет способ выбраться первым, у нас с Элви возникнут проблемы.

Еще одна моя часть на самом деле очень боялась, что меня найдут — боялась увидеть, как Роди, Торнтон и Суэйн шагают по пляжу, готовые завершить начатое.

В любом случае, волноваться смысла не было: мы уже оказались в глубокой заднице.

* * *

Солнце поднялось в зенит, и раскаленный песок стал настоящим орудием пытки. Я чувствовал, как кожа у меня на носу и лбу медленно сгорает, чувствовал вкус песка на языке. В голове сменяли друг друга ужасные сценарии моей смерти: умереть от обезвоживания, свертывания крови, стать жертвой ночного нападения и, помимо всего этого, захлебнуться на пике летнего шторма.

— Джим, — наконец сказал Элви, в очередной раз обозрев свою половину пляжа, — не могу поверить… Сюда!!! Сюда!!!

Микки Берди вынырнул из своего сна и тут же широко распахнул веки. Хоть я и не мог увидеть то, что завладело вниманием Элви и Микки, я прочел в их глазах надежду.

— Элви, — проговорил я, — там кто-то есть?

— Да, да… Идет по пляжу… Эй, эй!!!

Мы с Микки Берди присоединились к Элви и, не жалея глоток, завопили от радости.

— Порядок, — сказал Элви. — Он идет сюда, он нас увидел.

Наконец длинная тень постепенно накрыла меня, дав голове благословенную прохладу.

— О боже, приятель, ты не представляешь, как мы рады тебя видеть, — сказал Элви, в его голосе звучали слезы.

Поразительно, но наш спаситель просто перешагнул через мою голову — пара безволосых ног в поношенных кроссовках. Оказалось, что незнакомец — всего лишь мальчишка, даже еще не подросток. Его кожа была выдублена солнцем до коричневого цвета, тело частично прикрыто красными плавками и старой потрепанной футболкой. Спутанные каштановые космы скрывали лоб.

— Ты можешь откопать нас, малыш? — спросил я мальчика. — Кто-то сыграл с нами гадкую шутку, бросив нас здесь.

— Освободи меня первым, — внезапно вступил Микки. — Моих друзей хватил солнечный удар. Я помогу тебе откопать их побыстрее.

— Не слушай его, мальчик, у него бред, — рявкнул я в ответ. — Почему бы тебе не начать с кого-то из нас? Ему нужна медицинская помощь.

— Господь с вами, парни, помолчите, — вмешался Элви, решивший пойти другим путем. — Меня зовут Элви Фуллертон. Это Джим Лич и Микки Берди. А тебя как звать?

Мальчик не ответил. Вместо этого он навис над Элви, пристально глядя на него сверху вниз.

— Может, он француз или еще кто… — предположил я.

— Мальчик, пожалуйста, послушай меня, — сказал Элви, уже готовый сломаться после весьма неприятной минуты молчания. — Мы на пороге смерти! Откопай нас!

Мальчик опустился на колени и набрал полную пригоршню песка. Разжав пальцы, он пустил песчинки лететь по воле океанского ветра. Терпение Микки Берди достигло предела.

— Тормознутый ты, что ли? — заорал он, заскрежетав зубами. — Прекрати тут слоняться и вытащи меня! Сейчас же!

Мальчик снова остановился, на этот раз возвышаясь нал головой Микки. Если парнишка и был испуган или сердит, я не мог это определить. Его лицо выглядело непроницаемым.

— Я знаю, что ты меня понимаешь, поэтому повторяю только один раз, — проговорил Микки, сузив глаза. — Воспользуйся руками, схвати палку или еще что. Мне не важно. Я только знаю, что, если ты не начнешь копать, я тебя найду, когда выберусь отсюда. Убью твою семью, а потом и тебя, очень медленно.

Мы с Элви были просто ошарашены глупостью Микки. Мальчик просто взял и пошел прочь, а потом исчез в высокой траве, росшей за пляжем.

— Микки, ты гребаный идиот! — завопил Элви, в таком гневе я его еще никогда не видел. — Если ты спугнул парнишку своими угрозами… Э-эй!!! Вернись!!! У нас есть деньги!!! Э-э-э-эй!!!

Пока Микки кипятился, мы с Элви отчаянно оглядывали заросли кустарника, ища мальчика. Мы продолжали звать на помощь, надеясь разжалобить пацана, но все без толку. Элви потерял его из виду.

— Я не в обиде на парня за то, что он ушел, — причитал мой друг. — Видимо, ему еще никогда в своей жизни не приходилось сталкиваться с такой кучей крысиного дерьма.

— Элви, расслабься, — сказал я, увидев, как мальчик выбирается из кустов дальше по берегу. — Он возвращается. И похоже, что-то несет.

— Лучше бы это была лопата или заточенная, как лопата, палка, — взорвался Микки. — А то я сверну поганцу шею прямо на этом долбаном пляже.

— Нет-нет… Это похоже на… клюшки для гольфа!

* * *

Микки все еще дышал, но неглубокие вдохи слышались все реже. Голова его была островом посреди озерца из его собственной крови. И при каждом выдохе еще один зуб выплывал из утратившей очертания челюсти.

— Он все еще здесь? — выпалил Элви, покрутив головой туда-сюда. Похоже, он был глубоко потрясен, хотя мальчишка нас с ним и пальцем не тронул.

Я ненавидел Микки Верди. Он прикончил на моих глазах дюжину человек, и последние несколько месяцев я провел в страхе, что буду следующим. Но мы с Элви оба просили пощадить Микки, когда двенадцатилетний пацан превращал его голову в кашу. Во время всей этой средневековой пытки на лице парня не отразилось ни тени эмоции. Когда все было кончено, он забросил порыжевшие клюшки в океан и снова скрылся в высокой траве.

— Думаю, ушел на некоторое время, — прошептал я, и тут солнце исчезло за горизонтом.

Микки Верди больше не дышал.

* * *

Какими бы невыносимо жаркими ни были днем солнечные лучи, ночь на пляже оказалась в тысячу раз хуже.

Жесточайший холод проник в каждую клетку моего тела еще до того, как усилился ветер. Я был настолько истощен, что мог бы сомкнуть веки и никогда больше не просыпаться. Но мы с Элви не смыкали глаз, ожидая возвращения юного убийцы Микки.

Несколько часов прошли спокойно. Казалось все более вероятным, что пляж в конце концов заберет нас.

— Я вынужден закрыть глаза, Джим, — в первый раз за несколько часов заговорил Элви. — Я просто не могу больше бодрствовать.

— Давай-давай, я скажу тебе, если его увижу.

Над океаном в безоблачном небе светила полная луна. Идеальный вечер для полночной рыбалки.

Элви немедленно провалился в глубокий сон, а я продолжал пристально смотреть на него. Не сказал бы, что в своей жизни я часто испытывал чувство вины. Но сейчас оно нахлынуло на меня, прибывая с каждой секундой.

— Вы умные мальчики, — как-то сказал нам с Элви мой отец, — но прогнили до самого нутра. У вас могут быть все мозги мира, но если при этом нет сердца — вы все равно останетесь дураками.

Папа был прав только наполовину. Элви был хорошим человеком. Его единственная ошибка состояла в том, что большую часть жизни он таскался за мной. И наконец, я плохо кончил и утянул его за собой в толчок. И все, что теперь оставалось, ждать, пока кто-нибудь не смоет нас.

— Прости меня, Элви, — сказал я так громко, как только мог.

Даже если Элви и слышал меня, он не ответил.

* * *

Похоже, я проспал несколько часов. Меня разбудил топот босых ног по песку. Все, что я мог сделать, — поступить так, как если бы услышал ночью шум под кроватью. Не открывая глаз, я попытался представить, что все это игра воображения. А затем я ощутил, как меня накрывают мокрым полотенцем.

— Не-е-ет! — завопил я и дернул головой.

Открыв глаза, я обнаружил, что смотрю прямо в лицо маленькой сопливой девочке с широко раскрытыми глазами. Она была завернута в несколько пляжных полотенец — возможно, чтобы защититься от ветра. Моя реакция испугала ее.

— Не уходи… пожалуйста, — проскрежетал я, когда она попятилась. — Мне нужна помощь!

Тут мое иссушенное горло отказалось издавать звуки. Я пытался заговорить, но не смог. К моему облегчению, девочка вернулась. В конце концов, я был всего в фут высотой и вряд ли представлял для нее особую угрозу.

Я наблюдал, как девочка роется в маленьком пластиковом ведерке. Похоже, ей было не больше семи. Перепачканное грязью лицо венчала темная челка, а ноги были покрыты царапинами — типичные летние боевые отметины.

Влажным полотенцем девочка стерла засохшую кровь с моего лица, а потом влила в меня целую банку теплой апельсиновой шипучки. Жадно глотая, я заметил, что она уже накрыла голову Микки пляжной сумкой.

Полностью осушив банку, я указал губами на Элви:

— Ты можешь посмотреть, все ли в порядке с моим другом? Ты должна откопать его первым: он серьезно болен.

Левочка уже ковыляла к Элви, когда ее отвлек посторонний шум с дальнего конца пляжа. В лунном блеске я увидел знакомые спутанные волосы и длинные ноги. Девочка тоже увидела его. Саронг из пляжных полотенец упал на песок. Мальчик прибавил ходу.

— Уходи! — рявкнул я на девочку. — Беги и возвращайся с подмогой. Сейчас же!

Девочке не нужно было повторять дважды. Она понеслась под защиту кустов, отчаянно пиная песок пятками. Через пару секунд мальчик тоже промчался мимо меня — молча, если не считать размеренного дыхания.

— Убери от нее свои грязные руки! — закричал я. — Я здесь, сзади! Прямо здесь, ты, больной ублюдок!

Но ни мальчик, ни девочка не вернулись. Я бушевал от ярости и бился в своей неглубокой могиле, все так же не в состоянии вырваться на свободу.

* * *

Проснувшись в следующий раз, я почувствовал на своей коже жар солнца. Но солнце это кричало.

Я открыл глаза, и меня чуть не ослепил яркий огненный шар. Будто солнце упало с небес и приземлилось на пляже прямо передо мной. Но была ночь — а кричал Элви. Его голова моталась взад-вперед в покрывале пламени, кожа уже покрылась волдырями и почернела.

Прямо позади Элви я заметил мальчика, освещенного языками огня. У него в руке болталась небольшая канистра.

Я попытался закричать: «Нет!», но вышел только сиплый шепот. Мои губы продолжали беззвучно двигаться в такт исступленным ругательствам.

Пока Элви медленно умирал, я обессилел от дыма и смрада горящей плоти. Мальчик еще некоторое время стоял и смотрел. В пляшущем свете я смог уловить легкое выражение скуки — а затем ненавистное лицо исчезло за стеной черного дыма.

* * *

Я точно не знаю, сколько пробыл в отключке, но когда пришел в себя, стали заметны первые признаки рассвета. Я осознал, что лицо мое обращено к небу — половина песка из прижизненной могилы исчезла, — а руки развязаны. Справа лежала девочка — измученная, сжимающая корпус сломанной игрушечной лодки. Как только она заметила, что я очнулся, то тут же выбралась из маленькой воронки и убежала. Через пару минут она вернулась со своим крошечным ведерком, битком набитым банками с соком и помятыми сэндвичами. Я был не в состоянии есть, но выпил все, что она мне предложила. После третьей банки ананасового сока большая часть выпитого тут же выплеснулась обратно. Несмотря на явное отчаяние девочки, мы вынуждены были ждать. Если она думала, что я сам довершу начатое и откопаюсь, то ей пришлось пережить разочарование. Я был невероятно слаб и едва мог отпихивать песок ногами.

Используя игрушку вместо лопатки, девочка копала, пока я не оказался на свободе. Но покуда все, что я мог, — это копошиться в песке, пытаясь вернуть подвижность одеревеневшим рукам и ногам. Если бы двенадцатилетний садист решил вернуться, я бы не смог защитить ни одного из нас.

Пока мы с девочкой пристально всматривались в океан, я попытался выпить и съесть еще немного. Небо над нами было покрыто тучами, но от него исходило блеклое желтоватое свечение. Штормовая погода.

— Ты можешь говорить? — спросил я ее наконец. — Он как-то навредил тебе?

Я совершенно ничего не знал о детях. У девочки мог быть шок, или она просто не умела разговаривать. Волны стали усиливаться, она снова заволновалась и начала внимательно оглядывать пляж и поднимающийся от него склон. Наши глаза встретились, и я тут же понял ее без слов. Надо идти.

Прежде чем покинуть место нашего захоронения, я накрыл голову Элви полотенцем и вооружился зазубренным горлышком разбитой пивной бутылки.

— Я вернусь, Элви, — сказал я самому старому своему другу. — Я не собираюсь оставлять тебя здесь.

* * *

Хоть и совершенно изможденный, я был почти что в хорошем настроении. Несколькими минутами раньше смерть, казалось, уже поджидала за углом. А сейчас мне выпал шанс побороться. Мне, без сомнения, придется пуститься в бега: у Роди длинные руки, и если я, живехонький, объявлюсь где бы то ни было, он вряд ли отнесется к этому благосклонно.

Чтобы нас не заметили с пляжа, мы двигались под прикрытием высокой травы, придерживаясь змеившейся среди листвы утоптанной тропки. Я позволил девочке вести нас, изо всех сил стараясь не отставать. То и дело спотыкаясь, я тревожился, не поджидают ли нас на этой тропе сюрпризы.

Хотя девочка выглядела измученной, прыти в ней оказалось на удивление много: чтобы убедиться, что берег пуст, она часто взбегала вверх по дорожке. Если я слишком сильно отставал, она бежала обратно ко мне, цепко хваталась за мой указательный палец и тащила вперед.

Вдруг, в момент, когда девочка была далеко впереди, заросли стали более густыми, непроходимыми. Я свернул на боковую тропку и, не успев понять, что случилось, снова оказался на пляже. Красноречивое гудение бессчетного множества мух наполняло воздух. У воды я увидел три темных холмика, каждый из которых был накрыт густым облаком насекомых.

Я успел опознать только один из трупов: все они были зарыты по шею слишком знакомым способом. Роди можно было сразу узнать по татуировке на шее, изображавшей осьминога. Из его лба торчала бугельная пила — будто кто-то бросил свое страшное дело на полдороге. Другие тела, думаю, принадлежали Торнтону и Суэйну. Кровь была везде, и меня немедленно затошнило.

Но я ничего не сказал, пока не увидел остов «Райского торта». Самый крупный обломок судна воткнулся носом в песок, подобно самолету, не вышедшему из пике. Более мелкие фрагменты, включая наш незаконный груз, были разбросаны по пляжу. Пилюли усеяли песок красными и белыми точками, насколько хватало глаз. Что бы с нами ни случилось, Роди не имел к этому отношения. И у меня появилось чувство, что конкуренты тут тоже ни при чем. Но разумного объяснения не было.

— Все это мне снится, — сказал я себе.

А потом почувствовал, как маленькая рука вцепилась в мою брючину. Широко распахнутые глаза снова умоляли меня, настаивали, что надо двигаться дальше.

* * *

Вернувшись назад, под защиту зарослей, мы стали взбираться вверх по круче, не сводя глаз с тропы. Вскоре трава и кусты начали уступать место каменистому склону, попадались валуны размером с автомобиль. Выдохшись, я остановился и повернулся, чтобы бросить взгляд назад. С высоты я увидел, что «побережье» на самом деле было оконечностью либо узкого острова, либо длинного полуострова. Травянистый гребень сбегал вниз с холма, разделяя две полоски пляжа. Я восемь лет ходил матросом вдоль Восточного побережья, но, совершенно точно, эти берега мне не были знакомы.

Девочка теперь двигалась заметно медленнее — через самые большие валуны ей приходилось перелезать. Ветер здесь дул ощутимо сильнее, вихрясь между огромными камнями. Когда мы подошли к последнему нагромождению скал, я услышал отдаленный плач. Сначала я решил, что это чайки. Девочка немедленно сжалась в комок в щели между валунами, жестом велев мне последовать ее примеру. Немного подумав, я решил, что звук слишком низкий для птицы.

— Что это? — спросил я девочку, упав на колени.

Она прижала к моим губам грязную ладошку. Девочку трясло, она не могла сдвинуться ни на дюйм, но указала мне на расширяющийся конец щели. Я пополз вперед на четвереньках, все еще не понимая, от чего прячусь.

С новой точки обзора я наконец сумел определить, что мы на острове. Склон резко понижался, переходя в усыпанный валунами пляж. Местность была здесь гораздо более суровая, чем та, где мы с Элви и Микки оказались в плену. Вопли стали куда громче.

Я присмотрелся более внимательно — и вдруг понял, что пляж буквально усеян человеческими головами. Меня осенило, когда я заметил волосы — у некоторых на океанском ветру мотались длинные пряди. Одни пленники раззявили рты в постоянном крике, другие либо спали, либо были мертвы.

— Боже, — выдохнул я, ошеломленный открывшимся зрелищем. А затем увидел мальчика.

Он ходил между рядами голов у кромки прибоя. В руках он сжимал сломанное весло, которым с отсутствующим видом лупил по тем несчастным, что оказывались у него на пути. Следуя за ним, волны вздымались вдвое выше, захлестывая некоторые из вопящих лиц.

Я с трудом поднялся на ноги и сжал ослабевшие пальцы в кулаки. Девочка немедленно схватила меня за руку и потянула назад в укрытие. Далеко внизу, на краю пляжа, мальчик взмыл в воздух, держась линии прибоя.

Сначала он плыл в нескольких футах над поверхностью песка, отбросив весло и раскинув руки. Не обращая внимания на ветер, он поднимался все выше, а стоны становились все громче. Волны бушевали все яростнее, и многие из пленников скрылись под водой.

Мальчик теперь был высоко над нами, он почти касался облаков, но нас, похоже, не замечал. Вместо этого он обратил взгляд к океану. Там, почти потерявшись в бушующих волнах, болтался рыбацкий кораблик, ненамного больше «Райского торта». Его мотало, крутило в водоворотах и несло все ближе к зубцам полузатопленных скал.

— Не могу на это смотреть, — сказал я девочке, но обнаружил, что отвернуться тоже не в состоянии.

Блуждающий курс баркаса наводил на мысль, что вся команда уснула — возможно, как в свое время команда «Райского торта». Но даже если на борту и увидели бы скалы, они уже не смогли бы предотвратить кошмарное столкновение.

На какое-то время мальчик замер, выжидая, как хищная птица. Затем стремительно понесся к воде и взмыл вверх, держа в каждой руке по обмякшему телу. Тем временем шторм утих так же быстро, как начался. Когда волны улеглись, на поверхность всплыли обломки нескольких лодок. Среди раскисших от воды досок, одежды и багажа я заметил неповрежденный хребет перевернутой спасательной шлюпки.

Времени было немного. Когда мальчишка улетел за следующей партией жертв, я сполз по каменистому откосу, с такой силой волоча за собой девочку, что думал, ее рука оторвется и останется в моей. К счастью, малышка следовала за мной без особых возражений, таща свое пластиковое ведерко за сломанную ручку. Пока мы бежали по пляжу, я слышал множество голосов. Одни умоляли, другие сыпали угрозами, третьи в отчаянии вопили. Я наплевал на все.

После небольшой борьбы со шлюпкой мне удалось ее перевернуть. Дальше по берегу мальчик уже собрал порядочную груду жертв. Некоторые рыбаки вяло ползли по песку. Не упустить бы удобный момент!

На секунду я потерял девочку: она присела возле головы пожилой женщины, которая каким-то чудом была еще жива. Девочка неистово разгребала песок руками. Может, она и была малявкой, но сладить с ней, пока я тащил ее к шлюпке, оказалось не так-то просто. Я старался не смотреть в глаза старухе. Чувство вины иногда подступало, но, как и во многие другие моменты моей жизни, мне удавалось тут же отогнать его. Словно повернуть выключатель.

— Нет времени, малыш, — сказал я девочке, все еще молотившей по мне кулачками, когда я втаскивал ее в лодку вместе с ведерком. — Прости.

Я толкал лодку, пока вода не дошла мне до пояса. Затем перевалился через борт и бросил прощальный взгляд на пляж. Один из рыбаков пытался бороться. После короткой схватки мальчик снова взмыл в воздух, стиснув шею бедолаги.

— Греби, — сказал я девочке, достал одно из небольших весел и вручил ей.

Мальчик почти скрылся в облаках и только тогда швырнул рыбака навстречу смерти. Я отвернулся раньше, чем тело упало на пляж, и принялся грести изо всех сил. Вода теперь была как стекло, как фотография мертвого океана.

Эффект был немного подпорчен прибитыми к скалам обломками: еще несколько рыбацких лодок и чуть видневшаяся из воды обшивка приличного размера яхты. Возможно, в одной из лодок девочка узнала свою.

Я ненадолго прервался, чтобы как следует установить оба весла, и с головой ушел в греблю. Но глаз от мальчика не отрывал. Он, возможно, тоже нас видел — но, я думаю, у него было чему посвятить этот день. Даже когда остров исчез из виду, силуэт мальчишки все еще горел светлым пятном у меня на сетчатке.

* * *

Мы находились в море уже вторые сутки, двигаясь туда, куда нас тащили течения. Мишелин заговорила этим утром — и сказала достаточно, чтобы я узнал ее имя и еще одну новость: она голодна.

Хотел бы я иметь возможность ей помочь! Нам надо было захватить больше еды. Та малость, которую мы взяли с собой, должна скоро закончиться.

С тех пор ни один из нас не произнес ни слова: мы должны беречь каждую каплю энергии. Поэтому, вместо того чтобы болтать, я думаю о пляже и пытаюсь разобраться, что за существо плыло в небе высоко над нами. Но в дебри философии углубляться не хочу. Ангелы, дьяволы, полиция, преступники — у всех на меня зуб. Однако придется им пока что повременить.