Шесть недель спустя я чувствовала себя лучше и работала в его кино-производственной компании, независимом предприятии, которое он решил возродить в последние несколько недель.

Он больше не хотел подписывать контракты на продолжение написания сценария со студиями. Свобода, связанная с независимым производством и распространением его собственных фильмов — было тем, чего он хотел некоторое время. Когда он признался мне, что все, чего он хотел — это писать. Чего в действительности он хотел — независимость от корпоративного кинопроизводства.

Контракты на продолжение написания сценария означали написание сценариев, которые полностью выполняли бы желания фокус-группы, а не собственные творческие прихоти Макса. Он был достаточно известен, чтобы сообщить кинокомпаниям, что собирается стать независимым и, если им нравиться то, чем он собирается заниматься, они могут обсудить цену.

Поэтому шесть недель спустя после переезда к нему, я расположилась в кабинете вниз по коридору от Макса.

Компания находилась в Century City, немного дальше, чем полпути между Малибу и ЛА, около тридцати минут от нашего дома. Это было одноэтажное, кирпичное строение, и стены внутри также были кирпичными с толстыми, дубовыми перекрытиями и деревянными полами на открытом пространстве. Макс украсил место плакатами фильмов — не только теми, над которыми он работал, но и некоторыми из его любимых фильмов также — создавая настоящую студийную обстановку, даже при том, что он был рад избавиться от замкнутой природы этой части бизнеса.

Было четыре штатных сотрудника, чьи обязанности варьировались от финансов и подбора персонала до закупки оборудования для поездок на съемки на местности и для других нужд в поездках. Макс нанял их с киностудии, захватив лучших людей на своем пути.

Я была менеджером Макса, что означало — я не сидела на месте, выполняя все, что не мог сделать сам Макс и просто не хотел чтобы делал кто-либо еще. Существовал определенный график обучения, и Макс, как и всегда, был превосходным учителем.

Моя работа далеко отличалась от работы агента, поэтому я не сменила Лайла Риджа, который был агентом Макса годами. У Лайла был огромный список клиентов, но он всегда отвечал на звонки Макса или мои своевременно. Он был тихим человеком, в большей степени спокойным, чем любые другие агенты, которые меня когда-либо окружали, но он был резок и имел связи со всеми в городе.

Однажды Макс пришел в мой кабинет и сказал: — Поговорим о деньгах? Я сидела в своем черном, кожаном кресле за хромированным, стеклянным столом. Макс сел в одно из гостевых кресел, улыбнувшись.

— О деньгах…как о бюджете для нового фильма? Он покачал головой.

— Твоих деньгах. Твоей зарплате.

Мы касались ранее этой темы, но не решили вопрос.

— Я все обдумал и поскольку я босс, ты можешь принять, что бы я не предложил, или ты, конечно, свободно можешь уволиться.

Я оттолкнулась в кресле и закинула ноги на стол, скрестив их.

— Давай.

— Ты отвлекаешь меня, — сказал он. — Такая дразнилка.

Его глаза начали свое путешествие по моим обнаженным ногам. Я была одета в черную юбку-карандаш и карамельный топ. Я выскользнула из своих каблуков незадолго до его прихода.

— Я? — сказала я, симулируя непонимание. — Когда это я дразнила тебя? — Просто будучи живой, ты дразнишь меня. Так, как насчет того, чтобы опустить эти прекрасные ножки вниз и вернуться к делу.

— Да, сэр, — сказала я, махнув ногами обратно под стол и просунув их в туфли.

— Я перейду прямо к делу. Я собираюсь платить тебе так же, как плачу себе, — сказал он. — Таким образом, если ты решишь уйти, ты не будешь финансово зависима от меня.

Я сидела удивленная.

— Я никуда не собираюсь. Почему… — Я не думаю, что ты собираешься куда-то, Лив, но если ты…ну, ты можешь. Мне нужно знать, что ты остаешься со мной, потому что хочешь, а не потому что должна.

Я встала и обошла свой стол к Максу, села на его колени, обняла его за шею и поцеловала в лоб.

Ласково, насколько могла, я сказала: — Честно, это ощущается какой-то проверкой. Некоторое время назад ты рассказал мне, что чувствуешь, что много людей хотят быть ближе к тебе, потому что они смогут получить что-то от тебя. И может быть в этом дело. Но ты сказал мне, что я не такая.

Он покачал головой.

— Ты не такая, и я знаю это. Просто поверь моим рассуждениям. И, кстати…я не проверяю тебя, я делаю тебя богатой.

Я доверилась рассуждениям Макса. Я доверяла всему, что касалось его. Полностью. И все эти штуки с богатством звучали чертовски хорошо.

Он пристально посмотрел на меня, потянулся и положил свою руку сбоку моего лица, потянув мою голову вниз, и запечатлел свои губы на моих.

* * *

С тех пор как Макс рассказал мне, как попал в Калифорнию, я хотела встретиться с его матерью. Покинуть дом и уехать сюда — было интригующим и решающим моментом в его жизни, и я хотела встретиться с женщиной, которая вырастила его таким мужчиной, каким он является сейчас.

Пола Далтон жила в «Тысяче дубов», около тридцати минут от нашего дома. Макс повез нас на своем внедорожнике BMW X5, выбирая этот вместо своего Porsche, он сказал: — Я не вожу его так быстро и хочу, чтобы ты увидела окрестности.

Был великолепный, солнечный день и мы опустили верх. Мне пришлось держать свои волосы, потому что тихоокеанский ветер раздувал их. Мы не разговаривали, а вместо этого слушали песни на моем iPhone, пока ехали.

Мать Макса жила в одноэтажном, фермерском доме. Газон был идеально подстрижен, и я прокомментировала это, когда мы проезжали по подъездной дорожке.

— Не выходи пока, — сказал он, глядя на меня, когда парковался.

Я подумала, что он имел в виду, что откроет для меня дверь, но именно тогда, когда я только собиралась спросить зачем, ответ был предоставлен тявканьем двух белых вест хайландских терьеров, которые окружили машину, проверяя ее, и лая предупреждение своей хозяйке.

— Они свободно бегают по местности, — сказал Макс. — Но у них есть эти электронные ошейники.

Он вышел, и две собаки собрались у его ног. Я открыла дверь и до того, как мои туфли коснулись дорожки, маленькие ребята потеряли весь интерес к Максу, и вместо него встретили меня, новичка.

Я опустилась на колени и погладила их.

Макс обошел вокруг машины к моей стороне и сказал: — Познакомься, Зеки и Долли. Не спрашивай, кто из них кто.

Именно тогда я услышала голос его матери.

— Макс, ты можешь различить их по их ошейникам.

— По тому, как они быстро передвигаются, это сложно сказать.

Я подняла глаза и увидела Макса, обнимающего свою маму и целующего ее в щеку.

Я встала из своей скрюченной позиции, а собаки тявкнули свое недовольство из-за потери моего полного внимания.

Маме Макса было за пятьдесят, но она не выглядела на столько. Старый снимок, который Макс показывал, заставил меня поверить, что она может ответить с порога одетая в фартук, с прической-пучком и в забавных очках с цепочкой из бисера. Я полагала, может даже ожидала кого-то, кто выглядел бы как экономка Элис из «Семейки Брейди», а не женщину, которая выглядела бы, как будто была характерной актрисой, и только что сошла со съемочной площадки мыльной оперы.

У нее были светлые волосы, темно-синего цвета глаза и идеально ровные, белые зубы. Она была в такой хорошей форме, какой я не видела ни у одной женщины за-пятьдесят-с-небольшим-лет.

Она шагнула ко мне и раскрыла свои руки, чтобы обнять меня.

— Оливия, так приятно наконец-то познакомиться с тобой.

Мы обнялись, и я сказала: — Мне тоже, миссис Далтон.

— Зови мне Полой, я настаиваю.

Она держала свои руки на моих плечах, когда отстранилась, чтобы посмотреть на Макса, потом снова на меня.

— Он такой скрытный. Я думала, что никогда не познакомлюсь с тобой.

— Я рассказал тебе об Оливии месяц назад, — ответил Макс.

— Ну, когда ты так серьезен в отношении девушки, ты не должен скрывать ее от своей матери.

Именно тогда она посмотрела на меня, сказав: — Не думаю, что тебе нужно получать его разрешение, чтобы навестить меня, — а потом незамедлительно поинтересовалась — не хочу ли я «шипучки». Ах, да. «Шипучка».

Несмотря на ее новообретенный Калифорнийский стиль, Пола Далтон оставалась все еще в сердце жителем Среднего Запада.

Мы провели приличную часть этого воскресного дня в доме его матери, поедая жареного цыпленка с морковью, зеленым горошком и большой порцией риса. Пола, в режиме истиной мамы, показала мне фотографии Макса, когда он был ребенком, в основном школьные снимки, но и несколько с праздников. Моей любимой была та, где ему было семь лет, он лежал рядом с рождественской елкой, окруженный оберточной бумагой. Пола сказала, что она сняла этот фото в середине дня, когда Макс уснул, измученный играми со своими новыми игрушками несколько часов подряд.

Когда она перелистывала страницы альбома, я заметила, что там не было ни одного снимка его отца. По дороге домой, я хотела спросить его об этом, но решила, что не стоит.

Было очевидно, почему его мать очистила альбом от снимков его отца. И не стоило поднимать это, потому что шрамы, оставленные его отцом в его жизни — и жизни его матери — были такими, которые вероятно никогда полностью не заживут, и я предпочла осторожности и отпустила это.

* * *

В течение следующих нескольких недель, я заметила изменения в Максе. У него было торжественное настроение практически все время.

Иногда я наблюдала за ним, когда он работал с ручкой и блокнотом на диване в кабинете, черкая идеи своего нового сценария, над которым он работал, я полагала. Я не спрашивала, потому что, как его менеджер, читала первой черновики сценариев, когда он заканчивал. Ему нравились мои предложения, но только после того, как сначала дописывал всю историю полностью.

Иногда я лежала рядом с ним, положив свою голову на его колени, пока он работал. Мы обычно смотрели телевизор, что-то по Netflix или Hulu или смотрели DVD. Ни одному из нас сильно не нравились программы по телевизору, за исключением нескольких телешоу по HBO и AMC, но не об этом.

Однажды вечером, когда я лежала там, с головой на его бедрах, задремав и пропустив большую часть фильма, он положил блокнот перед моим лицом.

— Что думаешь? — спросил он.

Я поморгала несколько раз, чтобы прояснить зрение.

Макс набросал логотип своей производственной компании. Неделями он играл с разными названиями и не мог определиться с одним, даже с теми, которые я предлагала. Было важно, что он придумывал что-то, чтобы выделиться, что-то запоминающее, если не для широкой киноаудитории, то хотя бы в киноиндустрии.

Мой взгляд сфокусировался на бумаге, которую он держал передо мной. Название компании было простым, четким спереди и изогнутой линией над названием, которая заканчивалась, чем-то похожим на вспышку — как своего рода падающая звезда.

— Ты не серьезно, — сказала я, глядя с эскиза на его лицо.

Его брови поднялись до лба, но выражение лица осталось серьезным.

Я села, посмотрела снова на листок, снова на него, и сказала: — Мне нравится.

Названием компании будет: «ОливиМакс» — Но, — сказала я. — Разве это не звучит слишком похожим на Miramax? Он пожал плечами.

— Кого волнует? Это то, с чего мы начинаем.

Думать о том, что мое имя — за минусом «я» — станет частью главной кинопроизводственой компании — возбуждало, как ничто, что происходило со мной, после моего приезда в ЛА.

Ну, почти ничто.