Начинаю я с оскорбления действием-въезжаю локтем в спину женщине, которая заходит передо мной в автобус. Она оборачивается и смотрит на меня бешеными глазами. – Уй, – взвизгивает она. – Смотри, куда прешь! – Это он! – отвираюсь я, указывая на мужчину сзади. Тот не слышит – что-то вопит в мобильный телефон, держа зашедшегося в крике ребенка, и не замечает, что я его только что оклеветала. Женщина выглядывает из-за меня и бросает мужчине: – Сволочь!

Это он слышит.

В суматохе я ухитряюсь проскользнуть зайцем и сажусь сзади. Три правонарушения меньше чем за минуту. Неплохо.

Спускаясь с холма, я порылась в карманах Адамовой куртки, но нашла только зажигалку и старую смятую самокрутку, так что мне все равно было нечем заплатить за проезд. Я решаю совершить четвертое правонарушение и закуриваю сигарету. Какой-то старикан оборачивается ко мне, тычет в меня пальцем и приказывает: – А ну потуши! – Отвали, – огрызаюсь я. Пожалуй, в суде это сочли бы хулиганством.

Все идет как по маслу. Теперь займемся убийствами-поиграем со смертью

Мужчина через три сиденья спереди от меня кормит сидящего у него на коленях мальчика купленной в кафе лапшой. Я зарабатываю три очка, представив, как пищевой краситель растекается по венам малыша.

Женщина напротив обматывает горло шарфом. Очко за опухоль на ее шее-шершавую, розовую, как клешня краба.

Еще одно очко за то, как автобус взрывается, затормозив на светофоре. Два-за оплавленный пластик разлетевшихся на куски сидений.

Психолог, с которым я общалась в больнице, говорила, что я в этом не виновата. Она утверждала, что очень многие больные втайне желают зла здоровым.

Я рассказала ей, что мой папа говорит, будто рак – свидетельство измены: значит, организм делает что-то без ведома и согласия сознания. Я спросила: быть может, в игре разум пытается вернуть себе свои права? – Возможно, – ответила она. – И часто ты в это играешь?

Автобус проносится мимо кладбища; железные ворота открыты. Три очка за покойников, медленно откидывающих крышки своих гробов. Они мечтают уничтожить живых. Мертвецов не остановить. Их горла стали жидкими, а пальцы блестят на тусклом осеннем солнце.

Пожалуй, хватит. В автобусе слишком много пассажиров. Бросая друг на друга взгляды, они перемещаются по салону. «Я в автобусе», – говорят они, отвечая на звонки своих мобильников. Если я их всех убью, мне будет тоскливо.

Я заставляю себя выглянуть в окно. Мы уже на Уиллис-авеню. Когда-то я по ней ходила в школу. А вот мини-маркет! Я совсем забыла о его существовании, хотя именно здесь раньше всех в городе стали продавать «Слаш Паппис». Летом по дороге из школы мы с Зои покупали его каждый день. Здесь продаются и другие продукты- свежие финики, инжир, халва, хлеб с кунжутом, рахат-лукум. Поверить не могу, что я забыла о мини-маркете.

Мы проехали видеосалон; мужчина в белом фартуке в дверях кафе «Барбекю» точит нож. В витрине за его спиной медленно крутится решетка с бараниной. Два года назад на деньги, которые нам выдавали на обеды, мы покупали здесь кебаб с картошкой фри (а Зои-кебаб с картошкой и сигарету из-под прилавка).

Я скучаю по Зои. На рыночной площади я выхожу из автобуса и звоню ей. Голос Зои доносится глухо, словно из-под воды. – Ты в бассейне? – В ванной. – Одна? – Ну конечно, одна! – Ты писала, что в колледже. Я так и знала, что это неправда. – Тесса, чего ты хочешь? – Нарушить закон. – Что? – Это четвертый номер в моем списке. – И как ты планируешь за это взяться?

Раньше она бы непременно что-нибудь придумала. Но со Скоттом Зои утратила сообразительность, растворилась в нем. Теперь не разберешь, где он, где она. – Я подумывала об убийстве премьер-министра. А еще мне хотелось бы устроить революцию. – Смешно. – Или убить королеву. Мы могли бы добраться до Букингемского дворца на автобусе.

Зои вздыхает, даже не пытаясь это скрыть: – У меня есть дела. Я не могу все время торчать возле тебя. – Мы же десять дней не виделись!- Наступает молчание. Мне хочется сказать ей колкость. – Зои, ты же обещала, что поддержишь меня во всем. Пока я выполнила только три пункта из списка. С такой скоростью мне все не успеть. – Ради бога! – Я на рынке. Приезжай, будет весело. – На рынке? А Скотт там? – Не знаю. Я только что вылезла из автобуса. – Буду через двадцать минут, – обещает Зои.

В моей чашке отражается солнце. Так приятно сидеть на улице за столиком кафе и смотреть на солнышко. – Ты вампир, – стонет Зои. – Ты высосала из меня все силы.

Она отодвигает тарелку и кладет голову на стол.

Мне нравится здесь все – и полосатый, как леденцы, навес над нами, и открывающийся отсюда вид на площадь и фонтан. И аромат дождя в воздухе. И птицы, сидящие на стене над мусорными ящиками. – Что это за птицы?

Приоткрыв один глаз, Зои бросает взгляд на птиц: – Скворцы. – Откуда ты знаешь? – Знаю, и все.

Я сомневаюсь в ее правоте, но тем не менее записываю на салфетке название. – А облака? Ты знаешь, как они называются?

Зои издает стон и качает лежащей на столе головой. – Как ты думаешь, Зои, у камней есть названия? – Нет! И у капель дождя тоже, и у листьев, и у прочей чепухи, о которой ты болтаешь.

Зои кладет голову на руки; теперь мне не видно ее лица. Она ворчит не переставая с той минуты, как приехала сюда, и это начинает меня раздражать. А ведь по идее с Зои мне должно становиться легче.

Зои ерзает на стуле. – Ты не замерзла? – Нет. – Может, просто пойдем и ограбим банк, или что мы там должны сделать? – Научишь меня водить машину? – Попроси своего папу. – Я просила, но он отказался. – Тесса, это займет уйму времени! К тому же мне, скорее всего, нельзя. Я ведь сама только-только получила права. – Когда это тебя останавливало? – Ты собираешься это обсудить прямо сейчас? Ладно, пошли.

Она отодвигает заскрипевший стул, но я еще не готова. Мне хочется наблюдать за черной тучей, наползающей на солнце. Я хочу увидеть, как почернеет серое небо. Поднимается ветер, и с деревьев облетят листья. А я буду их догонять и ловить. Я придумаю сотни желаний.

По площади спешат три женщины с детьми в колясках. – Скорее! – перекликаются они. – Сюда, быстрее, пока опять дождь не начался.

Протискиваясь мимо нам за свободный столик, они дрожат и смеются. – Кто что будет? – выкрикивают женщины. – Что возьмем?- Они щебечут, как скворцы.

Зои выпрямляется и, прищурившись, смотрит на женщин, словно недоумевает, откуда они взялись. Они суетливо и шумно снимают куртки, рассаживают малышей на высокие стулья, платочками вытирают детям носы и заказывают фруктовый пирог с соком. – Мама водила меня в это кафе, когда была беременна Кэлом, – сообщаю я Зои. – Она заказывала только молочные коктейли. Мы заходили сюда каждый день; потом мама так располнела, что за животом стало не видно коленей. Чтобы посмотреть телевизор, я садилась рядом с ней на табуретку. – О боже! – ворчит Зои. – С тобой как в фильме ужасов!

Я впервые смотрю на нее трезвым взглядом. Она одета кое-как: на ней бесформенные спортивные штаны и футболка. Кажется, я раньше никогда не видела Зои без макияжа. Ее прыщи бросаются в глаза. – Зои, у тебя ничего не случилось? – Я замерзла. – Ты думала, что рынок сегодня открыт? Ты надеялась встретить Скотта? – Нет! – Вот и хорошо, потому что выглядишь ты неважно.

Она сверлит меня взглядом. – Кража в магазине, – произносит она. – Только по-быстрому.