На лужайке лежит мертвая птичка. Лапки тонкие, как зубочистки. Я сижу в шезлонге под яблоней и рассматриваю птицу. – Она точно пошевелилась, – говорю я Кэлу.

Брат перестает жонглировать и подходит взглянуть. – Черви, – сообщает он. – Температура внутри трупа может настолько повыситься, что черви, которые в глубине, вылезают на поверхность – там прохладнее. – Откуда ты знаешь? – Кэл пожимает плечами: – Интернет.

Кэл переворачивает птицу носком ботинка, и у нее лопается брюшко. Куча червей вываливается на траву- они корчатся, ослепленные солнцем. – Видишь? – замечает Кэл, садится на корточки и тычет в червей палкой. – Труп-это замкнутая экосистема. В некоторых условиях покойник может всего за девять дней сгнить до костей. – Он бросает на меня задумчивый взгляд. – Но с тобой такого не случится. – Правда? – Это чаще бывает, когда человека убили и оставили лежать под открытым небом. – А что будет со мной?

Я готова поверить каждому его слову, словно Кэл-великий волшебник, которому ведома вселенская истина. Но брат пожимает плечами и произносит: – Я выясню и расскажу тебе.

Кэл идет в сарай за лопатой. – Посторожи птичку, – просит он.

Ее перья ерошит ветерок. Она прекрасна-черная с синим отливом, как разлившаяся по морю нефть. Черви тоже красивы. Они в ужасе извиваются на траве, ищут птицу, друг друга.

Лужайку пересекает Адам. – Привет, – произносит он. – Как дела?

Я выпрямляюсь в шезлонге: – Ты перелез через забор?

Адам качает головой: – Он сломан внизу.

На Адаме джинсы, ботинки и кожаная куртка. Он что-то прячет за спиной. – Вот, – говорит он и протягивает мне букет зеленых листьев. Среди них, словно фонари или маленькие тыковки, виднеются ярко-оранжевые цветы. – Это мне? – Тебе.

У меня колет в сердце. – Я стараюсь не обзаводиться новыми вещами.

Адам хмурится: – Может, живое не считается? – Еще как считается.

Он опускается на траву рядом с моим шезлонгом и кладет цветы между нами. Земля сырая. Адам промокнет. Замерзнет. Но я молчу. И про червей тоже. Пусть заползут к нему в карманы.

Возвращается Кэл с садовым совком. – Ты что-то сажаешь? – любопытствует Адам. – Дохлую птицу, – отвечает Кэл, указывая на место, где лежит трупик.

Адам наклоняется взглянуть на нее. – Это грач. Его ваша кошка поймала? – Не знаю. Но все равно надо похоронить.

Кэл идет к дальнему забору, отыскивает на клумбе местечко и начинает копать. Земля сырая, как смесь для кекса. Время от времени лопата натыкается на мелкие камешки, и раздается звук, похожий на хруст гравия под ногами.

Адам срывает травинку и пропускает между пальцами. – Я прошу прощения за то, что тогда сказал. – Ладно. – Это все неправда. – Все нормально. Не будем об этом.

Адам с серьезным видом кивает и теребит травинку, не глядя на меня. – Ради тебя можно и потерпеть. – Правда? – Ага. – Значит, ты хочешь со мной дружить?

Он поднимает глаза: – Если ты согласишься. – И ты уверен, что в этом есть смысл?

Я с удовольствием смотрю, как он, смутившись, заливается румянцем. Наверно, папа прав: я становлюсь злюкой. – Да, я думаю, смысл есть, – отвечает Адам. – Тогда я тебя прощаю.

Я протягиваю ладонь, и мы жмем друг другу руки. У Адама теплые пальцы.

Возвращается перепачканный грязью Кэл с лопатой в руке. Он похож на чокнутого малолетнего могильщика. – Яма готова, – сообщает он.

Адам помогает ему закатить грача на лопату. Тельце окоченело и кажется тяжелым. Сзади на шее виднеется глубокая красная рана. Адам и Кэл, подхватит лопату с двух сторон, несут грача к клумбе; его головка болтается, как у пьяного. Кэл разговаривает с ним. – Бедная птичка, – говорит он. – Покойся с миром.

Я заворачиваюсь в плед и иду за ними через лужайку, чтобы посмотреть, как они будут закапывать грача. Один его глаз приоткрыт. Он смотрит умиротворенно, даже благодарно. Перья кажутся темными. – Наверно, надо что-то сказать? – спрашивает Кэл. – Быть может, «прощай,птица»? – предлагаю я.

Он кивает: – Прощай, птица. Спасибо, что ты была. Пусть земля тебе будет пухом.

Он засыпает грача землей, оставив торчать голову, словно предполагая, что птица захочет бросить на нас прощальный взгляд. – А как же черви? – спрашивает Кэл. – А что черви? – Они там не задохнуться? – Оставь им дырочку, – говорю я.

Похоже, Кэла устраивает мое предложение; он засыпает голову птицы землей, прихлопывает лопатой и палкой протыкает в земле дырку для червей. – Тесс, принеси камней, мы украсим могилку.

Я послушно иду на поиски. Адам остается с Кэлом и рассказывает, что грачи очень общительны, наверняка у этого грача было много друзей, и они будут благодарны Кэлу за заботу о покойном товарище.

Похоже, Адам пытается произвести на меня впечатление.

Я вижу два белых, почти абсолютно круглых камня. А вот раковина улитки и красный лист. Мягкое серое перышко. Я собираю их в ладонь. Они так красивы, что я прислоняюсь к сараю и закрываю глаза.

И напрасно. Кажется, будто я проваливаюсь в темноту.

На лице у меня земля. Я окоченела. Вокруг копошатся черви. Ползают термиты и мокрицы.

Я пытаюсь думать о хорошем, но ужасно трудно избавиться от навязчивых мыслей. Я открываю глаза и утыкаюсь взглядом в узловатые ветви яблони. Дрожит серебром паутина. Мои теплые пальцы сжимают камни.

Но все теплое со временем остынет. Отвалятся мои уши, растают глаза. Сожмутся челюсти. Губы превратятся в клей.

Подходит Адам. – Что с тобой? – спрашивает Адам.

Я сосредоточенно дышу. Вдох. Выдох Но если думать о том, как дышишь, начинаешь задыхаться. Мои легкие высохнут, как бумажный веер. Выдох. Выдох.

Адам трогает меня за плечо: – Тесса?

Ни вкуса, ни запаха, ни осязания, ни звука. Не на что смотреть. Навеки-абсолютная пустота. Подбегает Кэл: – Что случилось? – Ничего. – У тебя странный вид. – Я наклонилась, и у меня закружилась голова. – Позвать папу? – Не надо. – Уверена? – Кэл, доделывай могилу. Со мной все будет хорошо.

Я отдаю ему то, что нашла, и Кэл убегает. Адам остается со мной.

Низко над забором пролетает черный дрозд. Небо испещрено розовыми и серыми пятнами. Дышать. Вдох. Вдох. – Что с тобой? – спрашивает Адам.

Как я ему объясню?

Он протягивает руку и проводит по моей спине. Я не понимаю, что это значит. Ладонь у него жесткая; Адам легонько поглаживает меня кругами. Мы решили, что будем дружить. Разве друзья так поступают?

Его тепло проникает сквозь плед, куртку, свитер, футболку. Сквозь кожу. Оно обжигает меня, и трудно собраться мыслями. Все мое тело обращается в чувство. – Прекрати. – Что?

Я отстраняюсь: – Уходи, ладно?

Повисает пауза. Ее можно расслышать-кажется, будто разбилось что-то очень маленькое. – Ты хочешь, чтобы я ушел? – Да. И не возвращайся.

Он пересекает лужайку, прощается с Кэлом и вылезает в дыру в заборе. Кажется, будто Адам и не приходил, и лишь цветы у стула напоминают, что это не так. Я поднимаю их. Оранжевый головки кивают мне, когда я передаю букет Кэлу: – Это птице. – Круто!

Он кладет цветы на мокрую землю, и мы стоим бок о бок, опустив взгляд на могилу.