Она услышала его прежде, чем увидела. Щелчок задвижки на воротах, шаги по траве. Открыла глаза, на мгновение ослепленная солнечным светом. На нем были джинсы, белая футболка, потертая кожаная куртка. Он шел к ней, улыбаясь и склонив голову набок; руки в карманах. Кажется, он немного стеснялся.

– Ты здесь, – проговорил он.

– Как видишь.

– А я сомневался, придешь или нет.

– Я тоже.

Она пыталась вести себя как ни в чем не бывало, словно назначать свидания мальчикам на кладбище для нее обычное дело. Но сердце билось, а голос прозвучал по-девчоночьи. Он встал напротив, глядя на нее сверху вниз, а она попыталась дышать медленно и не краснеть. Он, кажется, придумывал, что бы сказать. А потом проговорил:

– Рад видеть тебя, Элли.

Он вспомнил ее имя! Значит, она ему нравится.

– Сядешь? – Она похлопала по скамейке.

Он сел на ладони, наклонился и огляделся: выбеленные солнцем надгробия, покосившиеся могилы. Он молчал, и ей это нравилось: его задумчивость, то, как он разглядывает все вокруг… Из живых тут были они одни. У нее мурашки по коже пробежали. Ветер слегка всколыхнул траву, солнце отбрасывало на надгробия пестрые тени.

– Не думал, что ты мне напишешь, – проговорил он. Элли потоптала траву подошвой, примяв ее плоско-плоско.

– Решил, что, если до завтра от тебя ничего не получу, зайду к тебе сам.

Она вскинула голову:

– Правда?

– Да. Хотел тебя видеть.

Сидя с ней рядом и глядя на нее, он не думал ни о чем, кроме настоящего. И ей передалось это чувство, и показалось, будто до этого она жила как в тумане, была наполовину невидимкой.

А потом у него зазвонил телефон, испугав обоих. Достав телефон из кармана, он посмотрел, кто звонит.

– Извини, – сказал он, – я должен ответить.

Он отошел в сторону, но она все равно все слышала. Интересно, знал ли он об этом? Минуту он молчал, а потом проговорил:

– Успокойся. Все в порядке. Все будет хорошо. Обычно парни так разговаривают с девушками – как будто у них все под контролем и они все знают лучше. Может, у него девчонка есть?

– Наверное, это какой-нибудь сектант или продавец. Не открывай никому, сами уйдут, – сказал он и посмотрел на Элли.

Та уставилась на свои туфли и сделала вид, что не подслушивает. Долго он сможет с ней пробыть, прежде чем убежит по делам? У нее-то весь день был свободен. И ночь, раз уж на то пошло.

Майки продолжал:

– Ну ничего, как проголодается – выйдет. Зато ты можешь смотреть, что хочешь, по телевизору. Слушай, я попозже перезвоню. Сейчас не могу об этом думать, ладно? – Он повесил трубку и закатил глаза: – Сестры. Что ж, хорошо, что сестры, а не девчонка.

– И сколько их у тебя?

Он положил телефон в карман и огляделся, не ответив на ее вопрос. Притворился, что не слышал. Она вдруг встала:

– Хочешь кое-чем заняться?

– Чем же?

– Знаю тут одно местечко.

Не дождавшись его ответа, она пошла прочь, по направлению к реке. Даже не посмотрела, идет ли он следом. Трава на покатом берегу была выше и пахла сыростью. Границы города здесь словно размывались, все становилось диким.

Он подбежал к ней:

– Ты куда меня тащишь?

– Верь мне.

Она не знала, почему ответила именно так, но прозвучало круто – как будто она точно знает, что будет дальше. Ей казалось, будто ей дали отдохнуть от прежней Элли, настоящей Элли, и с этим парнем она может быть любой, превратиться в кого угодно, говорить что угодно.

Она вела его по тропинке к роще из дубов и буков. Они росли скученно, ветви устремлялись в самое небо. Тропинка сузилась и начала петлять.

– Точно знаешь дорогу? – спросил он.

– Да, нам сюда.

Она сорвала нарцисс и покрутила его в пальцах. Потом сорвала другой и продела его в волосы. С ветки, испугав ее, вспорхнула птица. Часто задышав, Элли смотрела, как та хлопает крыльями и исчезает в бледном небе.

Просветы между деревьями стали больше. В ветвях заиграли солнечные блики. Тропинка исчезла в траве, и они вышли из рощи на поляну с небольшим уклоном, спускавшимся к реке. На другом берегу были поля, а над головой – безоблачное небо.

– Пришли? – спросил он.

– Да.

Она села на траву и посмотрела на реку. Он присел рядом. Ей подумалось, не разочарован ли он – может, думал, что она поведет его в парк с аттракционами?

– Не знал, что можно так выйти к реке, – заметил он.

– Красиво, да?

Тут действительно было красиво. А когда они вышли из рощи, стало теплее. Сидя с ним рядом, она вспомнила тот вечер, когда они вместе смотрели на проходящий поезд. Думает ли он сейчас о том же? Спрашивать она не стала – еще ответит «нет».

– Я раньше часто сюда приходила, – сказала она, – когда только переехали из Лондона.

– Ты в Лондоне жила? Моя мама оттуда. – Он изумленно взглянул на нее, точно не мог поверить. – А зачем переехала?

– Бабушка с дедушкой здесь жили и заболели. Мама хотела, чтобы мы жили поближе, папа был не против. Он недвижимостью занимается, а цены на дома в Лондоне в то время были выше крыши, вот мы и продали наш, потом родители нашли другую работу и купили здесь дом в два раза больше прежнего, когда цены упали. Папа часто такие штуки проделывает. Не пойму, умно это или нет.

– По мне, так очень умно.

– Но в Лондоне остались все друзья, а потом дедушка умер – почти сразу после нашего переезда, -«а бабуля умом тронулась, пришлось отдать ее в дом престарелых. Так что получилось, вроде как зря переезжали. Один папа был доволен.

Он слушал ее очень внимательно, и это вселяло уверенность. Она решилась задать вопрос, не дававший ей покоя несколько дней:

– Почему ты тогда пришел и соврал, что знаешь брата?

Кажется, вопрос его удивил, потому что он вдруг покраснел:

– А почему ты думаешь, что я соврал? Она рассмеялась:

– Потому что потом оказалось, что вы незнакомы. Он вырвал пучок травы и бросил его в реку, словно

хотел накормить воду. Потом сорвал еще один и положил рядом.

– Мы незнакомы, ты права, но слух прошел, что у него вечеринка, вот я и решил напроситься в гости.

Она, кажется, обрадовалась такому простому ответу. Ведь если бы он врал, наверняка придумал бы более мудреное оправдание.

– Я не обижаюсь, – проговорила она, – и мне это даже показалось забавным. Но ты же в курсе, что я даже не знаю, как тебя зовут?

Он снова покраснел.

– Неужто Румпельштильцхен?

– Что?

– Сказка такая. О карлике, который велел королеве угадать его имя.

Он покачал головой – видимо, сказку такую не знал. Она вдруг почувствовала себя дурочкой. Другие девчонки наверняка не несут такую чушь. Ей бы помалкивать.

Она сняла туфли и пошевелила пальчиками в траве, но когда увидела, что он на нее смотрит, накрыла ступни руками. Ей вдруг вспомнились Стейси с подружкой и все девчонки в школе – вот если бы они сейчас ее увидели, наверняка бы удивились, что она осмелилась выйти из дому, прислать парню сообщение да еще привести его с собой в свое секретное убежище. При мысли об этом она почувствовала себя сильной. Сняла пальто, бросила его на траву, встала, расстегнула юбку – та упала к ногам.

– Ты что это делаешь? – тихо спросил он.

– Раздеваюсь.

– Зачем?

Сняв кардиган и колготки, она осталась в нижнем белье и рубашке. Постаралась не думать о том, какие у нее толстые ляжки, но порадовалась, что вчера побрила ноги.

Она повернулась к нему:

– Искупаться не хочешь? Он оторопел:

– В речке?

– Ну да, почему нет?

– Так холодно же!

– Боишься, что ли?

– Да нет, только плавки не взял. Она показала на свой наряд:

– Ну, вот и я купальник не взяла.

Он нахмурился, потом приспустил джинсы на дюйм, словно проверяя, не появились ли там каким-то чудом плавки. Она углядела кусочек его трусов. Внизу живота у него росли очень тонкие волосы, казавшиеся тенью. Он поймал ее взгляд, и, чтобы не покраснеть, она громко сказала:

– Слабо?

Он посмотрел на нее секунду, потом рассмеялся:

– Ну, раз так…

Он сбросил кроссовки, снял куртку и расстегнул джинсы. Элли не могла смотреть, не хотела краснеть от смущения. Отвернувшись, она пошла к реке по наклонному берегу. У кромки воды трава кончалась и начиналась глина вперемешку с галькой. У нее проваливались ноги. Она засомневалась. Хоть она и купалась здесь тысячу раз, сегодня вода была темной и такой непрозрачной, будто в ней что-то таилось. У берега плавали водоросли, а сбоку росли камыши. Но теперь было уже поздно показывать, что ей страшно. Чтобы удержать его внимание, она должна продолжать делать что-то из ряда вон выходящее.

Она прыгнула не глядя. Знала, что если откроет глаза, то не решится. Вместо этого зажмурилась и подпрыгнула высоко. Шок от ледяной воды был сумасшедшим. Она словно спрыгнула с самолета и теперь летела в чужеродной ледяной пустоте; ей казалось, будто распростертые руки обрастают льдом.

– Ну как? – крикнул он. Сам он стоял на берегу, растирая плечи от холода. В трусах он выглядел старомодным.

А она и ответить не смогла. Ей пришлось все время двигаться, так было холодно. Она доплыла брассом до противоположного берега, потом кролем обратно. Ей нравилось это чувство: плыть, не думая, наслаждаться водной стихией так, будто она ей принадлежала. В клубе она каждое утро проплывала бассейн сорок раз и выходила на сушу с пустой головой, ощущением чистоты и ясности.

– Ну, я иду, – крикнул он, словно сам себя пытаясь убедить. Она невольно улыбнулась. Мальчишеская бравада была ей знакома: Том тоже так всегда делал, убеждал себя и остальных заодно. И отец так поступал, когда читал карту в машине.

Он поджал колени и быстро прыгнул в воду, как она. Закричал, раскинув руки и ноги в стороны, и поднял такие сильные брызги, что ей пришлось отвернуться. Когда же она снова посмотрела в его сторону, он исчез под водой. Глядя на пузырьки, она ждала.

Он вынырнул, хватая воздух ртом:

– Господи, как холодно-то! – Капли воды налипли на ресницы и стекали по щекам – казалось, он плачет.

– Но здорово же, да?

– Вода ледяная!

Она с улыбкой подплыла к нему:

– Неужели так невыносимо?

Он обрызгал ее. Она тоже брызнулась. Тогда он попытался утопить ее, но не знал, какая она быстрая: она мигом от него уплыла. Почти позволила себя поймать, а потом нырнула под воду, выплыла сзади и сама его окунула. И со смехом уплыла. Легла на спину и стала смотреть на небо. Она надеялась, что со стороны выглядит стройной и решительной. Ее легкие расширились, она дышала глубоко и оттого ощущала себя настоящей спортсменкой.

Ухватившись за низкую ветку, она смотрела, как он плывет к ней. Он тоже схватился за дерево, и они повисли вместе. Замерли, и поверхность реки стала гладкой, с мутной черной водой.

– Что будет, если глотнуть? – спросил он.

– Умрешь.

Он оторопел:

– Серьезно?

– Нет, – улыбнулась она, – это вода категории «Б», то есть относительно чистая. Примерно в трех милях отсюда река распадается на ручьи и впадает в соляные болота. Вот там плавать не стоит.

– Почему?

– Приливы и отливы – никогда не знаешь, какая там глубина. А еще зыбучие пески.

– Как много ты обо всем знаешь, мне нравится, – проговорил он и посмотрел ей прямо в глаза.

– Правда?

– Мне вообще многое в тебе нравится.

Эта фраза была такой заезженной, что она не удержалась и расхохоталась.

– У тебя губы синие, – сказал он, потянулся и коснулся ее губ пальцем, точно холод можно было смахнуть.

С ее телом в ответ произошло что-то поразительное: сердце забилось чаще, адреналин ударил в голову. Ей захотелось поцеловать его палец. Или лизнуть. Сунуть в рот.

– Тебе и самому, кажется, не очень жарко, – прошептала она.

– Может, тогда пора выходить? Но они не двинулись с места.

Он наклонился. У него были карие глаза с темно-золотыми крапинками. Он поцеловал ее очень нежно. Его рука коснулась ее щеки, как самой диковинной драгоценности.

Через некоторое время он отстранился и сказал:

– Пойдем лучше, правда. Ты вся дрожишь.

Она зарылась носом и губами в изгиб его шеи и поцеловала его туда один раз, как будто на прощание. Потом они вылезли на берег и бегом побежали туда, где оставили вещи.

Она схватила колготки и вытерлась ими, как полотенцем; он сделал то же с футболкой. Они попрыгали, стуча зубами и вытираясь насухо.

– Побегай, – сказал он. – Давай, надо согреться. Он схватил ее за руку, и они побежали по траве.

У входа в рощу она развернула его и побежала обратно, таща его за собой. Они по очереди выбирали, куда бежать, вверх и вниз по наклонному берегу, туда вприпрыжку, обратно на одной ножке, задирая колени или изображая самолеты (размахивая крыльями и подражая звуку мотора), и наконец, уставшие и смеющиеся, упали на траву.

– Я совсем не согрелся, – заметил он. – Никогда в жизни так не мерз.

– А ты в море искупайся, – усмехнулась она. – Я не имею в виду любое море, нет, я про море дикое. У моей бабушки коттедж на берегу залива – там такой пляж! Огромные волны, сумасшедшие. Как-нибудь съездим туда, если хочешь.

– Обещаешь?

– Конечно.

И они оба улыбнулись, будто знали что-то, известное лишь им одним. Он взял ее за руку, крепко, словно его избрали, чтобы заботиться о ней.

И тут телефон снова зазвонил.

Не отвечай, взмолилась она. Побудь со мной подольше. Но он отпустил ее руку, взял куртку и достал из кармана телефон. А когда увидел, кто звонит, встал и спустился на несколько шагов вниз по склону.

– Опять? – услышала она. Голос у него был другой, не такой, как во время прежнего разговора. В нем сквозил страх. – Ты зачем дверь открыла? Я же говорил – не открывай. Зачем?

Он взглянул на Элли.

– Опять сестра? – прошептала она.

Он кивнул и отошел еще на несколько шагов.

– Ладно, успокойся, они же ушли. Нет, я тебя не ругаю. Слушай, Холли, давай сделаем так. Я сейчас приеду и проведаю вас, ладно? Попрошу Джеко меня подвезти, через двадцать минут буду. Нет, милая, остаться не смогу, на работу надо, но привезу кое-что вкусненькое. Ты что хочешь?

Элли взяла свою одежду, кое-как расстегнула мокрую рубашку, сняла и надела кардиган и пальто. Он ничего не видел – прощался с сестрой. А потом тут же принялся звонить кому-то еще – договариваться, чтобы его встретили у ворот кладбища. Через десять минут.

Значит, все. Идеальному дню конец. Знала же, что все хорошее недолго длится.

Он закончил разговор и подошел к ней.

– Прости, – сказал он.

– Кажется, у тебя там сложная ситуация.

– Сестра очень напугана. Ей восемь лет, в дверь постучали, она открыла и сильно испугалась.

– А матери что, не было дома?

– Ей надо было уйти.

– И кто приходил?

– М-м-м… да так, никто, просто люди. Короче, мне пора.

Элли поспешно натянула юбку, точно ей тоже было куда торопиться. Стоя чуть поодаль, он надевал джинсы, носки и кроссовки. Их поцелуй казался далеким, как будто это было сто лет назад.

– Ты где работаешь? – спросила она.

– В пабе. Не в городе, ты вряд ли его знаешь. Ресторан для туристов в гавани.

Она молчала, надеясь, что он пригласит ее пообедать, решив проблемы с сестрой. Она могла бы посидеть за барной стойкой, поболтать с ним, заказать сэндвич. Ей эта идея понравилась. Но он ее не позвал. После того звонка он как-то притих и сразу замкнулся в себе, и ей показалось, что он никогда больше не заговорит.

Обратно шли молча. Без колготок туфли были ей велики и громко хлюпали, когда она ступала по тропинке. Мокрое белье липло к коже и натирало бедра и подмышки. Она провезла рубашку и колготки по земле – пусть тащатся по грязи, собирая пыль, опавшие листья и прутики. Ей было все равно, ей хотелось насобирать всего на память – тайные запахи и частички с этой тропки. Тогда, придя домой, она посмотрит на свою одежду, и, может, то, что случилось в воде, не покажется ей сном.

Но там, где тропинка начинала спускаться вниз, к кладбищу, он остановился. Повернулся к ней и взглянул очень серьезно.

– Ты мне нравишься, – проговорил он.

Он сказал это так, будто ожидал, что она начнет с ним спорить. Она же в ответ лишь кивнула. Его лицо сказало ей лучше всяких слов, что то, что она сейчас услышала, для него очень важно.

– Серьезно. Что бы ни произошло, я хочу, чтобы ты верила в это.

– Как-то слишком трагично звучит. . Он снова взглянул на экран телефона:

– Мне пора.

Вместе они миновали кладбище и вышли через деревянные ворота. Было еще рано, уроки в школе еще не закончились, и улицы пустовали. А он, очутившись на улице, кажется, занервничал. Неужели не хочет, чтобы их видели вместе? Может, она такая уродина, что правда не хочет. Или у него есть подружка и тот телефонный разговор был вовсе не с сестрой.

– Ну, давай прощаться, – проговорил он.

Ей тоже нужно было на главную улицу, поэтому, хотел он того или нет, до перекрестка пришлось идти вместе. Он шагал чуть впереди, опустив голову и сунув руки в карманы.

Когда подъехала машина Джеко, он даже не заметил.

– Тебе какой-то парень машет, – сказала Элли. – Друг твой?

Машина остановилась рядом, открылось окно, и водитель высунулся наружу.

– Эй, привет, – прокричал он. – Садись!

Майки сел в машину, а Элли осталась неловко стоять на тротуаре. Она не знала, что делать дальше. Может, он сейчас спросит, не надо ли ее подвезти? И если так, соглашаться или нет? Или придумать какую-нибудь крутую отговорку -мол, у нее дела – и уйти?

Его приятель улыбнулся и проговорил:

– Извини, что выкрал его у тебя.

Он сказал это так, будто они были парой и у нее имелись на него какие-то права. Она улыбнулась:

– Ничего.

Оба они смотрели на нее, но она снова стала невидимкой. Они видели лишь фасад – одежду, дурацкие туфли. А глаза ее нового друга словно подернулись дымкой; он стал совсем не таким, как был там, на реке.

– Что ж, – сказала она, – еще увидимся.

Он кивнул, едва глядя в ее сторону, и машина тронулась.