День выдался непростой, одна неудача и нелепость следовала за другой. Добравшись до терм, Рус перепутал женскую половину с мужской и довольно долго простоял у дверей. («Женщины только до шести, господин, вон же, на двери написано...») Днём к нему прислали сигнальщика, парень не заметил какого-то препятствия, споткнулся и упал, и теперь рану на голове надо было зашивать. Раздражённый тем, что пациент старательно избегает встретиться с ним взглядом, Рус после обработки раны настоял на проверке зрения. И через несколько секунд обнаружил не только прогрессирующую катаракту на обоих глазах, но и то, что несчастный старательно и ловко скрывал этот факт от своих сослуживцев. Плохое зрение — это конец карьеры для любого солдата. А сигнальщик с прогрессирующей катарактой — это уж слишком, полным инвалидом он мог стать очень скоро.

— Да я нормально справляюсь с работой, господин.

— Вот как? — Рус указал на прикреплённый к стене в дальнем конце комнаты пергамент. — А ну, прочти, что там написано.

Мужчина поднял голову и посмотрел, но совсем не туда, куда указывал Рус, а влево, на пустую стену. Потом слегка склонил голову набок, пробуя присмотреться периферическим зрением.

— Освещение тут у вас слабовато.

Рус промолчал. Мужчина обхватил забинтованную голову руками.

— Моя девушка думает, это болезнь, — пробормотал он, — и что я скоро поправлюсь.

— Ну а другим врачам ты показывался?

Сигнальщик отрицательно помотал головой.

— Как-то не было нужды, — ответил он. — С моим отцом произошло в точности то же самое.

Тут у Руса возникла идея, но он решил пока что не обнадёживать парня. Просто сказал:

— Мне надо посоветоваться с коллегой.

Сигнальщик горько рассмеялся.

— А он что, умеет творить чудеса? Потому как, если умеет, можете сказать ему, что у меня на содержании двухлетний ребёнок. И ещё моя подружка беременна.

— Ну а другие члены семьи имеются? — спросил Гай.

— С моей стороны больше никого. А её родственники хотят, чтобы я продвигался по службе. Только тогда разрешат нам пожениться. — Он выдержал многозначительную паузу, как бы подчёркивая иронию сказанного. Теперь понятно, что никакое продвижение его не ждёт, что его освободят от службы по медицинским показаниям, а заодно освободят тем самым и от брачных уз. Он поднял на Гая глаза. — Нам очень нужны деньги, доктор. Не могли бы вы... Ну, не говорить об этом никому, хотя бы некоторое время?

Рус нахмурился.

— А что, если тебя отправят на поле боя? Ведь там ты будешь представлять не меньшую опасность для нас, чем враг.

— Ну, до сих пор как-то справлялся со службой.

— И кто же, интересно, тебя прикрывал?

Сигнальщик не ответил.

И вот, после некоторого размышления, Рус сказал:

— Ты получил серьёзную травму. Повреждение головы. Не мешало бы понаблюдать за тобой пару дней.

И он оставил сигнальщика в госпитале. Затем занялся осмотром других пациентов и, закончив его, сел писать письмо врачу, специалисту по глазным болезням, с которым познакомился на корабле. Особой уверенности в том, что тот откликнется на просьбу, у Гая, конечно, не было. Даже если тот согласится осмотреть больного, затем потребуется сложное хирургическое вмешательство, и вовсе не факт, что оно закончится успешно как для пациента, так и для лекаря. Мало того, могут возникнуть опасные осложнения, и вмешательство только ускорит наступление слепоты.

По пути к дому Рус какое-то время наблюдал за рабочими, занятыми починкой крыши терм. И внезапно страшно пожалел о том, что не выбрал специальность, где любую оплошность можно исправить с помощью молотка или лопаты белой глины.

Он уже сворачивал за угол, как вдруг кто-то окликнул его сзади:

— Господин?

Рус остановился. За ним спешил один из больничных санитаров.

— Вас там очень ждут, господин!

— Валенс сейчас на дежурстве, — ответил Рус, лелеявший надежду заняться наконец своей книгой.

— Нет, господин, нужны именно вы.

— Кому это я понадобился?

— Второму центуриону, господин. Вы должны явиться к нему, и немедленно.