Валенс вернулся с рассказами о диких и воинственных племенах и о том, какое громадное впечатление произвёл он на местных жителей и офицеров, вылечив младшего сына волосатого вождя от лихорадки. Наутро Рус вкратце описал состояние больных, находящихся на излечении в госпитале, затем посоветовал обратиться к приятелю из штаба, если он, Валенс, хочет знать о последнем обнаруженном теле, и ушёл. Он твёрдо вознамерился насладиться свободным временем и заняться делами, которые откладывал вот уже несколько дней. Ему не хотелось в столь тёплый и солнечный день тратить время в очереди к брадобрею, а потому, дожидаясь рабыню, он решил пройтись по улице и заглянул к портному спросить, во сколько могут обойтись приличные шерстяные штаны.

Он неловко просунул ногу во вторую штанину, расправил складки над ступней и подтянул кусачую ткань до пояса. Потом, придерживая штаны руками, чтобы не свалились, попробовал пройтись по комнате.

Штаны казались чудовищно мешковатыми.

— Они что, должны быть такими... просторными?

— Если подхватить поясом вот здесь, наверху, господин...

— Но я выгляжу в них просто как какой-то плебей из местных.

— Многие господа завязывают ремешки сандалий поверх брюк. Да ещё подкладывают внутрь полоску овечьей шерсти. Получается очень тепло и удобно, особенно зимой. Сами убедитесь, господин. Гораздо теплее, чем в коже.

Рус потёр отросшую бородку и посмотрел вниз, на ноги. Лодыжки были скрыты под шерстяной тканью цвета ржавчины, которая уже начала раздражать кожу в самых чувствительных местах. Ему казалось, что в этой одежде он выглядит совершенно дурацким образом. Но, с другой стороны, этого портного рекомендовал ему Валенс, а Валенс, следовало признать, обычно выглядел хорошо одетым и ухоженным, несмотря на всё своё разгильдяйство. И потом, когда наступят холода, Рус мало чем будет отличаться от всех остальных обитателей форта.

Рус выглянул из двери на улицу в надежде увидеть хоть одного человека, одетого так же, как и он. Но вместо этого увидел молоденькую женщину, она проходила мимо с набитой чем-то корзиной, поверх которой был накинут его полинявший синий военный плащ. Молоденькая женщина с вьющимися светлыми волосами, с рукой на перевязи — и босая. Молоденькая женщина, заботясь о которой он не далее как сегодня утром попросил сапожника отложить пару поношенных башмаков, чтобы она могла зайти и примерить. Она направлялась к воротам, и он понял, что рабыня его торопится в прачечную.

— Ладно, беру, — сказал Рус.

— Могу показать вам другую ткань, — предложил портной с услужливостью человека, вдруг понявшего, что этому клиенту можно всучить и что-нибудь подороже.

— Не надо, и эти сойдут. Счёт можете прислать мне в госпиталь. — Жалованье начнут выдавать через неделю, и Рус был уверен, что может позволить себе сделать несколько мелких приобретений.

— Если хотите снять, я...

— Я пойду прямо в них, — заявил Рус и задержался всего лишь на секунду — поставить подпись на счёте. Затем затянул потуже пояс и выбежал на улицу.

Но Тилла уже успела уйти далеко вперёд по улице, и он постеснялся громко окликнуть её: подобное поведение ему не пристало. Чувствуя, как при каждом шаге широкие штанины хлопают и парусятся вокруг лодыжек, Рус решил, что догонит девушку у прачечной — единственного места, куда она может идти. Он прошёл мимо скобяной лавки, откуда доносился громкий металлический лязг и где вывешенные на улице кастрюли, котелки и сковородки бились на ветру друг о друга боками; вся эта какофония звуков сопровождалась размеренным стуком молотка. Следом за лавкой тянулся ряд жалких полуразвалившихся домов, место которым было где-нибудь на окраине города. А затем неприятный запах подсказал, что он близок к цели. Рус вежливо уступил дорогу древнему ветерану, ковыляющему на двух костылях, затем поднял голову и решил, что Тилла, должно быть, перешла на другую сторону улицы, освещённую солнцем. Теперь её загораживала тяжело нагруженная телега, с грохотом проезжающая посреди улицы.

Владелец прачечной тоже воспользовался солнечной погодой. Весь его двор был затянут бельевыми верёвками. Ведомый обонянием, Рус поднырнул под хлопающие на ветру простыни и свернул влево отдать почести Веспасиану. Статуя отражалась в желтоватой луже — только полный кретин, подумал Рус, мог распорядиться поставить памятник этому великому человеку в столь неподходящем месте. Военачальник, завоевавший большую часть Британии, усмиривший восстание и поднявшийся до невиданных высот, став императором. Но в памяти он остался в основном благодаря тому, что пытался собирать налоги с общественных отхожих мест. Тут мысли Руса прервало одно практичное соображение. Он не проверил, легко ли будет расстегнуть новые штаны, если вдруг понадобится помочиться. Нет, наверное, лучше потренироваться где-нибудь в укромном местечке. И вот он развернулся, снова нырнул под хлопающие простыни и шагнул в душную прачечную, где надеялся встретить свою рабыню.

Стоящий за прилавком приёмщик покачал головой и изобразил полное непонимание ещё до того, как Рус обратился к нему.

— Она должна быть где-то здесь, — настойчиво уверял его Рус. — Да я сам только что её видел. Светлые волосы. Забинтованная рука.

Юноша почесал в затылке, затем внимательно осмотрел свои ногти, точно информация таилась где-то под волосами на голове и он мог выгрести её оттуда.

— Она собрала моё бельё и понесла в стирку, — сказал Рус и огляделся. Но никого, кроме работников прачечной, не увидел. Две мускулистые женщины выжимали полотенца, чей-то ребёнок пинал ногой ночной горшок.

Юноша потянулся к табличке с записями.

— Имя? — спросил он.

Рус сказал. А затем добавил:

— Она могла сдать бельё и под собственным именем. Тилла. Или же «доктор». Меня не прачечная ваша интересует, а девушка.

Приёмщик провёл пальцем по строчкам. Остановился, прищурился, затем подошёл проверить ярлычки, свисающие с льняных мешков, вывешенных у него за спиной. Прошёлся вдоль всего ряда туда и обратно, проверил ещё раз. Затем вернулся и сказал:

— Медикус. Послушайте, так это вы тот самый доктор...

— Нет. Вы твёрдо уверены, что не видели её здесь?

— Бельё ещё сырое. Поступило только вчера. Вы должны дать нам...

Но Рус уже не слушал его. Развернулся и вышел на улицу.

И тут вдруг увидел её. Тилла, несмотря на строгий запрет разгуливать по городу, прошла мимо прачечной и продолжала идти дальше. Вдали мелькала её фигурка, она торопливо шагала по дороге, и в каждом её движении сквозила уверенность женщины, точно знающей, куда и зачем идёт.

Рус понимал, что сегодня утром надо сделать массу вещей, начиная со стрижки и бритья, и в его планы вовсе не входило трусить по дороге в Эборакум в смешных штанах в погоне за непослушной рабыней. Здравый смысл подсказывал, что лучше окликнуть её. Заставить вернуться. А любопытство диктовало другую тактику. Ему до смерти хотелось знать, куда это девушка направляется.

Тилла приближалась к кладбищу. Он понемногу нагонял её. Так, теперь надо нырнуть за какое-нибудь надгробье, там приспустить штаны и облегчиться. Но есть ли у него время?.. Рус наметил себе монумент высотой в добрых шесть футов, увенчанный наверху декоративной урной, но тут его отвлекли крики и плач. Из-за купы деревьев показалась процессия скорбящих. Они проходили слишком близко, и он не стал оскорблять их чувства.

Тилла явно спешила. Она едва увернулась от столкновения с парой всадников, что неспешно ехали по дорожке; одна из лошадей, инстинкты которой, по всей видимости, были развиты лучше, чем у её хозяина, резко метнулась в сторону в последний момент. Всадник изогнулся в седле и что-то крикнул девушке вслед. Но Тилла, казалось, не замечала. Быстро прошла мимо двух телег, нагруженных лесом, что ехали по направлению к городу; к счастью, у неё хватило ума перейти на другую сторону, когда она поравнялась с отрядом военных строителей. Солдаты перестали копать и провожали её взглядами. Затем чей-то резкий голос призвал их продолжить работу. Рус почувствовал облегчение. Это означало одно: они слишком заняты, чтобы обращать внимание на его наряд.

Даже если бы штаны не были так велики и он потуже затянул пояс, всё равно этот предмет туалета погоде явно не соответствовал. Гай начал понимать, почему многие называли здешний климат совершенно непредсказуемым. В точности такой же, как и здешние обитатели. Вчера дождь лил как из ведра. Сегодня солнце сверкало на металлических наконечниках солдатских пик, заливало всё вокруг ослепительно ярким светом. Высокая трава с перистыми соцветиями слегка покачивалась под лёгким ветерком. Окутанные шерстяной тканью ноги несли Руса всё дальше и дальше, следом за девушкой, а самому ему становилось всё жарче и жарче с каждым движением.

Он пытался представить, что делает здесь его служанка. На ум пришло сразу несколько версий, но ни одна из них не казалась убедительной. Несмотря на печальную участь Софии и, очевидно, Эйселины, Тилла осмелилась на побег. Но в этом случае она наверняка должна была бы потратить выданные ей на хозяйство деньги на покупку обуви. Корзина у неё битком набита. Интересно, чем же? Может, покупками? Уже странно. Если она собирается вернуться, к чему сначала идти за покупками, а потом тащить всё это с собой за пределы города? Тут напрашивалось лишь одно объяснение. Она использовала его деньги, чтобы основательно подготовиться к побегу.

Второй вариант. Вполне возможно, что она отправилась в повторную экспедицию за какими-то вонючими корешками и травами, из которых пыталась сварить вчера снадобье. В этом случае ему придётся примерно наказать её, что тоже неприятно.

Рус пытался вспомнить, что видел здесь во время тренировочной пробежки. За кочковатыми полями, на которых две группы людей лениво брели за плугом и впряжённым в него волом, стеной вставали густые бескрайние леса, их прорезала дорога. А что за лесами? Он плохо помнил. Вроде бы пастбище? Или кустарниковая пустошь? Рус знал, что примерно в четырёх милях от форта находится местное поселение: они пробегали мимо верстового камня незадолго до того, как один из солдат сломал ногу. Неужели Тилла вознамерилась тащить корзину с покупками туда, а потом обратно?

Тут в голову ему пришла ещё худшая возможность. Что, если она спешит на свидание? Неужели эта девушка настолько опрометчива? Впрочем, похоже, Тилла во всём полагается на свою богиню, верит ей больше, чем всем его предупреждениям об опасности. Неужто некий негодяй и мошенник успел втереться к ней в доверие, пока она находилась у Мерулы? А что, если он маньяк?.. Что, если он вернулся за второй — или уже третьей? — жертвой? И выбрал на сей раз для своих чёрных деяний укромное и отдалённое местечко, где вряд ли окажутся свидетели? Что ж, кем бы он ни был и что бы ни затевал, его ждёт неприятный сюрприз в лице подоспевшего на помощь жертве врача.

И тут он увидел её. Тилла шла впереди примерно в пятидесяти ярдах и, казалось, не замечала, что её преследуют. Нет, это просто смешно, сказал он себе. Если б он тогда не осушил чашу поддельного фалернского, если бы не стал вмешиваться в этот инцидент у фонтана, если б держал язык за зубами и позволил событиям развиваться своим чередом, то теперь не стал бы тратить такое чудесное тёплое утро на беготню за своей рабыней.

Одна радость: Валенс его сейчас не видит. Друг всегда считал Руса сумасшедшим. Валенс вернулся вчера поздно вечером, вывалил содержимое своей походной сумки на пол и спросил, куда подевались все его вещи. Пришлось Русу объяснить, что Тилла переехала к ним. Валенс усмехнулся.

— Никогда не думал, что ты опустишься до такой степени. Ну ладно, давай рассказывай. Как это оно, с однорукой?

Рус окинул его злым взглядом.

— Она моя пациентка.

Валенс опустился на корточки и позволил собаке облизать себе лицо.

— Уверен, ты придумал для неё самые занимательные упражнения для разработки больной руки.

— Я же сказал, она моя...

— Пахнет от тебя теперь лучше, — заметил Валенс, обращаясь к собаке, а затем оттолкнул её и встал. — А ну, сознавайся. Тебя кто-то искупал?

Рус пожал плечами.

— Тилла берёт её с собой на прогулки. Вряд ли можно вымыть собаку с одной здоровой рукой.

— Похоже, она со всем справляется. Повезло тебе, вот что я скажу. Послушай, а сестрёнки у неё, случайно, нет?

— Даже если б и была, знакомить вас я не стал бы.

— Боги, какие мы злые!.. — насмешливо протянул Валенс и поднял крышку пивного бочонка. — Вижу, ты наконец-то вошёл во вкус.

Рус, щурясь, заглянул в пустой бочонок.

— Должно быть, Тилла вылила, — пробормотал он. — Вообще, она была не в восторге от того, как мы здесь ведём хозяйство.

— В следующий раз закажу вино, — сказал Валенс и захлопнул крышку. — Молодец, Рус, уважаю. Всегда знал, что на тебя можно положиться в поисках хорошей служанки.

— Я ведь уже говорил. Здесь мы держать её не будем.

— Мы не будем, — передразнил его Валенс. — Здрасьте, приехали! Она уже стала нашей служанкой! Отлично. Могу разделить с тобой расходы по её содержанию. Обещаю, что не буду заваливать её в постель, предварительно не спросив у тебя разрешения.

— Да никто и не собирается ложиться с ней в постель!

Валенс долго смотрел на него — в глазах танцевали насмешливые искорки, — затем покачал головой.

— Ах, Рус, Рус. Хороший ты парень, и я искренне люблю тебя. Но тебе надо научиться расслабляться и получать хоть какое-то удовольствие от жизни.

Рус окинул свои новые шерстяные штаны хмурым взором. Хорошо Валенсу рассуждать о необходимости расслабиться. У него нет ответственности перед семьёй, увязшей в долгах в Галлии, ему нет надобности пристраивать в приличное место полубольную рабыню. Рабыню, которая, как он только что понял, слишком привлекательна, чтобы держать её и дальше в этом доме.

Клавдия часто жаловалась, что её рабыни глупы и ленивы, но ни одну, насколько он помнил, нельзя было даже с натяжкой назвать хорошенькой. И ещё он начал понимать, что Басс был прав. Рынок всегда открыт для красивых молодых рабынь.

Рус поднял голову. Дорога впереди была пуста, если не считать выехавшего из леса кавалерийского отряда. Тилла свернула влево, перебралась через канаву и шла теперь полем по направлению к лесной опушке.

Если б она обернулась, то увидела бы, как медикус ступил на толстый ствол дерева, перекинутый через глубокую канаву, прошёл по нему и выбрался на узкую грязную тропинку, что вилась среди высокой травы. Но она не оборачивалась, не предпринимала никаких мер предосторожности и продолжала торопливо и целеустремлённо шагать к лесу.

Чтобы не потерять её из виду среди деревьев, Рус ускорил шаг, теперь их разделяли всего какие-то двадцать — тридцать ярдов. Тропинка, извиваясь, тянулась в тени, под кронами деревьев. Дорогу отсюда не было видно. Через несколько секунд Рус уже перестал слышать топот лошадиных копыт по гравию, кавалькада проехала дальше. Под подошвами его сандалий громко чавкала грязь и шуршали опавшие листья. Он то и дело оскальзывался и спотыкался об узловатые корни, торчащие из земли. По штанинам хлестали ветки кустарника. Рус избегал наступать на сухие ветки, которые могли с треском сломаться и привлечь внимание девушки. Несколько раз он замирал на месте и прислушивался. И вновь убеждался, что Тилла не делает никаких усилий, чтобы остаться незамеченной или неуслышанной. Напротив, похоже, тот человек, к которому она спешила, должен был знать о её приближении. Что ж, тем лучше. Если Рус будет соблюдать осторожность, его внезапное появление станет для маньяка неприятным сюрпризом.

Солнце просвечивало сквозь листву, отбрасывало танцующие блики на синий плащ девушки, что мелькал впереди. Рус прибавил шагу, перешагнул через очередную сухую ветку и начал нащупывать правой рукой висящий на поясе нож.

Ножа не было.

Только пояс, подхватывающий мешковатые шерстяные штаны. Он принялся ругать себя за то, что оставил ножны в портняжной мастерской, и тут вдруг увидел, что тропинка выходит на поляну. Впереди — высокая трава, залитая лучами солнца. А вон и синий плащ, свисает с ветки дерева. Самой же девушки видно не было.

Рус сошёл с тропинки и спрятался за толстым стволом дерева, увитым плющом. Затаил дыхание и стал прислушиваться, надеясь уловить звук шагов. Напрасно. Тогда он выглянул из-за спутанных веток плюща и обозрел поляну.

Трава. Кусты. Пышные заросли папоротника. Плащ, слегка колышущийся на ветру. По поляне пролегали две тропинки, но он не думал, что девушка успела так быстро уйти по одной из них незамеченной. Никакого движения в траве и листве не наблюдалось. Никаких признаков того, что на поляне находится кто-то ещё. Он бы услышал, если бы Тилла поздоровалась со своим знакомым. Маньяк вряд ли мог бы напасть на неё незамеченным. Ведь эта девушка собиралась оглушить легионера ударом суповой миски по голове. Должно быть, прячется где-то, поджидает того, с кем должна встретиться. Или же она всё-таки заметила Руса и надеется, что просидит в укрытии достаточно долго, ему всё это надоест — и он уйдёт.

Откуда-то с другого конца поляны доносилось журчание лесного ручья. Оставалось надеяться, что терпение Тиллы быстро иссякнет. На дежурстве ему надо быть к семи вечера, а теперь, должно быть, перевалило за полдень.

По поляне прыгала чёрная птица с жёлтым клювом. Медленно и осторожно, стараясь производить как можно меньше шума, Рус изменил позу, выпрямил затёкшие ноги. Птичка как ни в чём не бывало продолжала поклёвывать что-то в траве. Никаких других движений и перемещений не наблюдалось.

Сидя у ствола дерева в окружении густого подлеска, Рус вдруг подумал, что преследование любого местного обитателя, к тому же в глухом лесу и без оружия, ничем хорошим закончиться не может. Это неразумно и крайне опрометчиво с его стороны. Дорога далеко, никто его криков не услышит. Если вдруг откуда ни возьмись появится не один, а сразу несколько вооружённых мужчин, ему с ними не справиться.

Наверное, именно поэтому голос так напугал его. Впрочем, всего на секунду, как позже уверил Гай сам себя. Нет, всего лишь на секунду показалось, что он слышит воинственный клич дикаря, готового разорвать его на мелкие кусочки. Или же то был голос некоего призрака, явившегося отнять у него душу и скрыться с ней в глубине чащи. Впрочем, опомнившись от секундного приступа страха, он тут же понял, что звука этого бояться не стоит. Разумом он понимал это, а сердце продолжало колотиться как бешеное, словно он спасался бегством от стаи голодных волков, а не сидел, привалившись спиной к стволу дерева и слушая пение женщины.

Тилла пела и у него на кухне, но это было совсем другое. Здесь, в лесу, она сперва издавала пронзительный и вибрирующий звук, затем тон постепенно понижался. В звучном голосе появлялось придыхание и ещё — некий странный оттенок интимности. Рус осторожно выглянул из-за дерева сквозь листву. Теперь он видел её на поляне. Вроде бы одна. Он недоумённо нахмурился, затем понял, что девушка, должно быть, стоит в каком-то углублении, за пышными ветвями папоротника, в дальнем конце поляны. Здоровая рука поднята к небу. Лицо мокрое, блестит от воды. Потемневшие пряди волос липнут ко лбу. Глаза закрыты. Выражение самое сосредоточенное. Похоже на экстаз. Рус вздохнул. Его рабыня отправилась в лес на встречу не с любовником, а с богом.

В воздух поднималась тонкая струйка дыма. Его мучили вопросы. Как умудрилась Тилла развести огонь посреди этого сырого леса, что именно несла она сюда в корзине? Очевидно, теперь он может добавить к списку её грехов ещё и хищение из дома растопки.

Песня тем временем не смолкала. Было в ней нечто варварское и одновременно — прекрасное. Порой Русу казалось, что он узнает мелодию, но она тут же менялась, ломалась, превращалась в другую. Он уловил повторы отдельных отрывков, они казались бесконечно заунывными, наползали друг на друга, а потом вдруг сменялись совершенно новым напевом. Вот ещё один взрыв пронзительно высоких вибрирующих звуков, а потом голос вдруг срывается до хрипоты, и слышна в нём дрожь, от которой мурашки бегут по коже. Впрочем, часть мелодии была узнаваемой: Гай слышал её на кухне.

Рус отошёл за дерево и осмотрел промокшие штаны. Мало того, они ещё и порвались в нескольких местах, там, где зацепились за сучки. Края штанин отяжелели, сплошь залепленные грязью. Он с горечью оценивал нанесённый обновке урон, как вдруг на носок сандалии спланировал жук. Рус слегка пошевелил ногой. Жук развернул крылышки, тяжело взлетел и спрятался под листом.

Пение всё продолжалось. Внезапно ситуация показалась Русу знакомой. Подобные ощущения он обычно испытывал во время поэтических выступлений после званых обедов. Стоило какому-нибудь доморощенному поэту прочесть первые несколько строк, и ему начинало казаться, что время навеки остановилось, что это проклятое представление будет продолжаться всю ночь.

Тилла же явно вошла во вкус и собиралась продолжать в том же духе до бесконечности.

Порой Рус даже испытывал нечто похожее на зависть к людям, которые способны ощутить счастье и покой во время религиозного обряда. Самому ему это было не свойственно. Взять, к примеру, пациентов, свято верящих в своё выздоровление даже в самых безнадёжных случаях. Однажды какой-то мужчина предложил помолиться за его, Руса, душу, когда тот ампутировал ему два пальца на ступне. И, хотя он зачастую сомневался в Эскулапе, почти не верил в Юпитера и ему подобных, а также питал невысказанное презрение к так называемой божественной сущности императоров, в ценность самой религии Рус верил свято. Если не считать истории с одним зодчим, которого пришлось привязать к койке, чтобы не сбежал и не бросился головой вниз с акведука: тот вдруг уверовал в свою способность летать. И всё же самые безумные из верований казались Русу менее вредными, нежели усилия разоблачить их беспочвенность. И если б Тилла попросила, он бы, безусловно, разрешил ей молиться своим богам. Но просить она не стала, и вот теперь он стал свидетелем самого дерзкого и откровенного неповиновения, с которым только доводилось сталкиваться при общении с рабами. Рус простил ей нападение с миской супа: ведь она намеревалась оглушить другого человека. Варка мерзопакостных снадобий на кухне была свидетельством её безграмотности. Злого умысла в этих поступках не просматривалось. Теперь же он просто обязан — впервые в жизни — серьёзно и примерно наказать её.

Вот только он не знал, как именно. Клавдия в подобных случаях имела привычку хватать первый попавшийся под руку предмет — ложку, расчёску, туфлю. Может, использовать ремень? Придётся снять его вместе со штанами, всё равно в них страшно неудобно. А она всё пела и пела.

Он уже высвободил из штанины одну ногу и пытался протащить вторую вместе с сандалией, как вдруг что-то упало ему на голову и зашевелилось в волосах. Здравый смысл тут же оставил Руса.

Он поднял обе руки и пытался вытащить скорпиона, прежде чем тот укусит его. И потерял равновесие. Неловко запрыгал на одной ноге, ухватился за ствол, чтобы не упасть. С дерева взлетела птица, испуская громкие встревоженные трели. И только тут Рус понял, что на голову ему упал не скорпион, а осенний лист. Пение смолкло.

Он привалился спиной к дереву, пытаясь отдышаться.

Теперь на смену пению пришли причитания, точно девушка повторяла слова заклинания. Звуки приближались. Она направлялась прямо к нему.

Прятаться больше не было смысла. Он вышел ей навстречу из-за дерева.

Тилла умолкла. Стояла и смотрела на него. Сперва — пря мо в глаза. Затем перевела взгляд на ноги.

— Тилла.

— Хозяин...

— Ты должна быть дома и работать.

— Да, хозяин.

— А вместо этого ты здесь.

— Да, хозяин. — Она опустила глаза. Настала неловкая пауза. Оба они молчали. Затем Тилла еле слышно прошептала: — А у вас свалились штаны, хозяин.

Рус развернул зажатый в ладони ремень и повязал его поверх туники, стараясь даже не думать о том, как могла рабыня истолковать его нахождение за деревом. Наказание придётся отложить. По крайней мере, до тех пор, пока он не обретёт утраченное достоинство и не предстанет перед ней в более пристойном виде.