Рус намеревался продиктовать записку и изложить там свои соображения о похищении девушки, но все карты путала эта история с рыжими волосами. И вот в конце концов он решил просить аудиенции у второго центуриона и объяснить ему ситуацию лично. Время визита было ограниченно, он успел проинформировать начальника о брадобрее, правда, источника её не выдал. И был вознаграждён многозначительным хмыканьем, которое можно было принять за одобрение лишь с большой натяжкой. После этого он с жаром принялся объяснять, что похищенная и проданная в рабство Клавдием Инносенсом девушка находится в страшной опасности. Эта новость вызвала, к вящему его облегчению, более оживлённую реакцию. Правда, он не ожидал, что второй центурион проявит такой интерес к благосостоянию плотника, отца семейства похищенной Фрины, зато с полным одобрением воспринял его слова, что действия нужно предпринимать безотлагательно. До того, как какой-нибудь смутьян из местных, как выразился высокий начальник, успеет найти девушку и воспользоваться предлогом, чтобы поднять в рядах местных смуту.

— С этим заведением у нас одни неприятности, — хмуро проворчал он. — Следовало бы закрыть его, но ведь остальные ещё хуже. И ещё, сделай мне такое одолжение, не находи больше мёртвых тел.

Рус спешил в госпиталь. Было ещё рано, солнце только что взошло. И он, при виде того, как первые робкие его лучи золотят листву, вдруг ощутил прилив радости и вознёс благодарственную молитву богам за всё, что произошло с ним в Британии. До выплаты жалованья оставалось всего четыре дня, и, несмотря на целый ряд неблагоприятных моментов, он собирался дожить до этого дня, не прикасаясь к кредиту. Два раза он получал возможность практически в одиночку управлять всеми лечебными процессами в госпитале, к нему благоволили офицеры из надзорного гарнизона, и если в армии существует справедливость (в чём лично он сомневался), то ему светил шанс получить должность начальника госпиталя. Он уже спас девушку, вылечил ей руку, предпринял шаги по спасению второй девушки и твёрдо намеревался положить конец постыдной торговле краденым человеческим телом. Этим вечером он с радостью сообщит Тилле, что ей незачем больше насылать проклятия и колдовать над вонючим варевом в кастрюле. Нет, конечно, ни в какие подробности того, что должна предпринять армия по расследованию дела Фрины, он вдаваться не будет. А там непременно займутся этим, пусть даже от него и не поступило официального заявления. Он просто объяснит, что... Вообще-то ждать до вечера незачем, потому как она идёт ему навстречу.

— Тилла!

Он очень обрадовался, что она выбрала именно этот путь. Улица широкая, оживлённая, стоит пройти по ней какой-нибудь мало-мальски привлекательной женщине, и она обращает на себя внимание многочисленных строителей, что так и снуют по лесам, установленным вокруг бань.

— Хорошие новости, Тилла! — Он подождал, пока она приблизится, прежде чем начать рассказывать, как обращаются в цивилизованном обществе с преступником, нарушившим закон.

Он не дошёл и до середины первого предложения, как она вдруг так и налетела на него. Потерявший равновесие и совершенно сбитый с толку Рус отшатнулся и прижался спиной к стене. В этот момент у его ног с грохотом обрушился на гравий какой-то тяжёлый предмет.

— Извините! — послышался голос сверху, с лесов.

Рус тупо смотрел на мастерок, заострённая часть которого вонзилась глубоко в землю, в том месте, где он только что проходил. Секунду спустя Гай сообразил, что всё ещё прижимает Тиллу к груди, точно это он спас её от неминуемой гибели, а не наоборот. Вообще любой человек, свернувший в этот момент за угол, воспринял бы представшую его глазам сцену неоднозначно. Не в силах отодвинуться хотя бы на дюйм, Рус положил руки на плечи девушке и слегка отстранился. Теперь сцена обрела более пристойный вид.

— Ты... — начал он, потом покосился на мастерок и откашлялся. — Ты как, в порядке?

— В порядке, хозяин.

Он отпустил её.

— Спасибо тебе.

И вот они, отойдя на шаг друг от друга, принялись отряхивать одежду, время от времени опасливо поднимая головы наверх, к лесам, поскрипывавшим под шагами строителя. Тилла окинула спускавшегося с лестницы рабочего испепеляющим взглядом.

— Ты очень неосторожен! Как можно?

Строитель переводил взгляд с девушки на Руса и обратно, затем выдавил:

— Извините, господин. — Потом добавил: — И ты, девушка, тоже.

— Ты мог убить моего хозяина! — не унималась Тилла. — К чему это ты сбросил оттуда эту штуковину? — И она гневно указала на мастерок; от продолжения упрёков рабочего спасло только её недостаточное знание латыни.

— Я его не сбрасывал, — сказал рабочий и отошёл поднять инструмент. — Случайно получилось. — И он принялся водить мастерком по ножке лестницы, оттирая комья засохшей извёстки, потом обернулся к Русу. — Вы уж простите, господин. Я нечаянно. Просто выскользнул из рук. К счастью, вы успели отойти.

— Не успел, — сказал Рус. И, щурясь, оглядел высокую стену перестраиваемой бани. — Как твоё имя, солдат?

— Секунд, господин. Из галльской центурии.

— Что ж, Секунд. Впредь старайся быть осторожнее.

— Слушаюсь, господин.

— Когда полагаете закончить?

Не обращая внимания на хмурый взгляд Тиллы, мужчина гордо ответил, что они всего на месяц отстали от расписания, точно тут было чем гордиться. На этой неделе немного задержались, потому как им поставили плитку не тех размеров. Ну а когда доделают крышу, остальную работу штукатуры, маляры и водопроводчики закончат за десять дней. Они работают до темноты, спешат поскорее завершить начатое.

— Хорошо. А потом, может, кто-то из вас починит крышу госпиталя.

— Вы следующий в списке, господин, — пообещал Секунд с лёгкостью, сразу заставившей заподозрить, что говорил он это многим и много раз.

И вот строитель ушёл, и Тилла обратилась к своему хозяину:

— Этот человек лжец.

— Знаю, — согласился с ней Рус. — Но толку спорить с ними нет. Иначе ещё дольше провозятся.

Тилла нахмурилась.

— Я не о крыше говорила.