— Переписать, господин? Но не для картотеки? — удивлённо спросил Альбан.

— Сделаешь одну копию, только для меня. Когда закончишь, я заберу таблички.

Альбан взглянул на верхнюю табличку «Краткого справочника»:

— Но тут довольно много работы, господин.

— Прослежу за тем, чтобы ты получил приличное вознаграждение, — пообещал ему Рус и напомнил себе, что до выплаты жалованья осталось всего три дня.

— О, я вовсе не это имел в виду, господин! — Смущение Альбана казалось вполне искренним. — Какие-то три таблички — это пустяк. Просто я хотел сказать, что всегда надо делать больше одной чистовой копии и держать их в разных местах. На случай пожара или протечки крыши, в противном случае придётся писать всё заново.

— Ты что же, хочешь сказать, — недоверчиво начал Рус, — что делаешь по две копии каждой записи?

Альбан печально покачал головой.

— Нет, господин. Нам просто негде держать их, не хватает места. Есть список приоритетных тем, все эти записи должны поступать в штаб, ну, истории болезней и прочее. А остальное складируется на какое-то время, а потом уничтожается.

Тут Рус призадумался.

— И такой порядок существует только в госпитале или по всему форту?

Альбан растерянно заморгал.

— Думаю, везде, господин. Ведь сохранить всё просто невозможно. Из-за нехватки места.

— Ну, а если, скажем, придёт письмо? Сколько оно должно храниться?

— Не знаю, господин. Но могу выяснить. Полагаю, это зависит от того, что именно это за письмо. Ну и вероятно, контроля над частной перепиской здесь не существует.

— Ага... — Разумеется. Впрочем, если даже София адресовала своё таинственное письмо какому-то другу-легионеру, вряд ли она отправила его официальной почтой. Нет, что-то тут не складывается.

— Их просто вносят в ежедневные списки, — добавил Альбан.

Рус уставился на него.

— Ежедневные списки? — переспросил он. — Ты что же, хочешь сказать, что рядом с мешками с почтой сидит какой-то человек и составляет списки писем, полученных в форте?

Альбан кивнул.

— Как-то раз, господин, потерялось одно письмо, где префекта лагеря уведомляли о смерти матери. Ну и разразился скандал. Так что теперь, если письмо, любое письмо, миновало входные ворота форта, его регистрируют, получатель расписывается у почтальона.

— У кого есть доступ к этим записям?

— Полагаю, что у служащих штаба, господин. Если честно, не думаю, что кто-либо уделяет им особое внимание. Как-то ни к чему всё это.

Рус почесал за ухом.

— Случайно, не знаешь, насколько это сложно, — осторожно начал он, — найти кое-что в этой почте, но так, чтобы никто ничего не знал?

— Такому человеку, как вы, господин? Думаю, что служащие из штаба захотят знать, что именно вы ищете. Ещё подумают, что вы собираетесь на них пожаловаться.

— Понимаю.

— Но ведь вам заниматься этим ни к чему, верно, господин? — Лицо Альбана просветлело. — У вас есть я.