Мы достигли границ Египта. Впереди еще отрезок дикого и пустынного Нила, протяженностью в триста пятьдесят километров. Это Нижняя Нубия, протянувшаяся от границ Судана до Асуанской плотины. За ней — тысяча километров до Средиземноморского побережья по плотно населенному Египту.
Злоключения наших каяков
Вади-Хальфа, где нам предстоит отдыхать двое суток, отнюдь не Счастливая долина, как окрестили ее арабы, а весьма неприглядный административный пост, расположенный между Нилом и самой что ни на есть каменистой пустыней. На следующий день. после нашего прибытия обнаруживаем исчезновение двух каяков с песчаного берега, на котором мы их оставили. Местные озорники, которым наши суденышки пришлись по вкусу, воспользовались ими, чтобы покататься по реке. Эта шутка чуть не обернулась для них плохо.
Управление каяком — большое искусство, без привычки все время кажется, что опрокидываешься, настолько это суденышко неустойчиво на воде. С шалунами произошло то, что неминуемо должно было случиться. Эти молодцы, желая повернуть назад и не умея этого сделать, перепугались, их беспорядочные движения раскачали каяки, и они опрокинулись на самой середине реки. Кое-как уцепившись за борта лодок, они пристали к песчаной отмели. Там мы и нашли свои каяки в весьма плачевном состоянии: несколько планок и обручей каркасов оказались поломанными, на обшивке зияли широкие прорехи.
Пройдены пять больших порогов и свыше двадцати стремнин, в одном только Судане, и вот из-за дурацкой случайности нам грозит полный срыв путешествия — есть от чего прийти в отчаяние!
Не без труда удается нам починить каяки. Продолжаем свой путь к северу.
Колоссы Абу-Симбела
Река вновь течет по пустыне. Вода такого же темно-синего цвета, как небо. На западе, в сторону Ливии, пустыня приобретает золотисто-желтый цвет, на востоке — серо-фиолетовый. Это вызвано чередованием желтых песков и темных скал. Кое-где густо зеленеют купы пальм. Все это придает пейзажу очень яркий колорит.
20 мая увидели колоссов Абу-Симбела, один из самых поразительных памятников древнего Египта: четырех великанов двадцатиметровой высоты, высеченных из розового песчаника скалы на берегу Нила. Одна из фигур свалилась и лежит на земле, но три остальные сидят рядом, в точности похожие одна на другую, сохранившие потомкам черты Рамсеса II в юношеском возрасте. Фараон светел и беззаботен. Он загадочно улыбается поколениям людей, которые после его смерти проходят мимо храма и воздают дань его славе.
Говорят, Рамсес II страдал манией величия. Египтологи утверждают, что ему принесли славу не воинские подвиги — он совершил их не так много, — а бесчисленные здания, которые он воздвигал в честь побед, по большей части воображаемых. Рамсесу IIможно смело приписать добрую половину сооружений, развалины которых встречаются повсюду в долине Нила. Действительность превзошла все чаяния этого великого строителя, процарствовавшего шестьдесят семь лет (1317—1251 годы до нашей эры): он сделался звездой номер один древнего Египта.
На фризе, наверху скалы, в глубине которой высечен храм Абу-Симбела, изображены павианы, приветствующие восход солнца. На цоколе четырех гигантских статуй можно видеть серию барельефов с триумфальными сценами: на одном — длинные вереницы пленных следуют за колесницей Рамсеса, на другом — празднуется победа над хеттами Малой Азии, на третьем — над эфиопами. Закованные чернокожие пленники — ни дать ни взять наши старые знакомые шиллуки из Сэддов.
Фасад пещерного храма Абу-Симбела, сооруженного Рамсесом II
Чтобы как следует осмотреть храм, зажигаем фейерверковые факелы, которыми Жан запасся при отъезде. Мы пользуемся ими только в исключительных случаях.
Зрелище, открывшееся нашим глазам, поразительно. В красноватом свете факелов различаем просторный зал с колоннами, стены которого покрыты великолепными фресками, изображающими Рамсеса и отдельные сцены из его походов. Мы углубляемся в таинственное подземелье, в котором выстроились саркофаги. В центре зала видим вишу, где находится покрытая иероглифами деревянная статуя солнечного бога, которого Рамсес считал своим прародителем. Статуя поставлена так, что первые лучи солнца, проникая внутрь храма, освещают ее в глубине зала. Таким образом, солнце каждое утро приветствует свое божество.
Бесчисленные храмы прибрежных скал
Берега Нила все больше сближаются. Вдоль реки выстроено множество храмов. Мы просто не в состоянии посетить их все. Чтобы это сделать, нам пришлось бы каждый день осматривать десятки храмов.
Чаще всего встречаются часовни-пещеры, высеченные в толще прибрежных скал. Некоторые расположены так высоко, что до них без особых приспособлений трудно добраться. Чтобы в них попасть, археологам приходится превращаться в альпинистов и спускаться на веревках с вершин скал.
Прежде чем проникнуть в эти мало посещаемые туристами пещеры, нужно подождать, пока оттуда вылетят тысячи летучих мышей, обитающих здесь.
Нескольких удачно брошенных камешков достаточно, чтобы прервать их дневной сон. Тогда они улетают плотными стайками с коротким пронзительным криком, который позволяет летучим мышам ориентироваться в потемках: эхо играет роль радара. После этого в пещере некоторое время стоит сильный аммиачный запах, заставляющий еще несколько повременить, иначе вы рискуете задохнуться.
Но это все пустяки. Летучие мыши, кажущиеся безобидными зверьками, являются источником гораздо более серьезных неприятностей. Оказывается, они разносчики чрезвычайно опасного для человека микроба.
Уайльс, бывший врачом до того как сделаться археологом, как-то заболел. Наблюдая свое недомогание, он пришел к выводу, что у него гистоплазмоз, болезнь, вызываемая микробом, паразитирующим на летучих мышах.
Внутренний вид часовен-пещер представляет подчас удивительную картину смешения египетских богов с христианскими святыми. В Гебель-Адди можно видеть на одной стороне часовни фараона перед богом Тотом с головой ибиса, а на другой — святого Епимаха верхом на коне. На потолке — благословляющий молящихся Христос.
Картина написана в чисто византийском стиле. Присутствие здесь христианских святых объясняется, очевидно, тем, что во время арабского завоевания эти пещеры служили убежищем преследуемым христианам.
На расстоянии нескольких километров отсюда мы посетили храм, относящийся к эпохе Среднего царства. Он находится в пещере. Стены переднего зала, высеченного в скале, покрыты барельефами, выполненными с поразительным реализмом. Справа показана дань, уплачиваемая фараону его вассалами из отдаленных стран: здесь закованные чернокожие рабы, обезьяны, борзые собаки, пантеры, жирафы, страусы, львы, горы золотых обручей на подносе, бивни слонов, веера и прочее. Фриз с левой стороны изображает бытовые сцены. Женщина несет двух младенцев в корзине, привязанной на спине ремнем, совершенно так же, как это делают до сих пор жители у истоков Нила. Нубийка, сидя на корточках под пальмами "дум", готовит на костре обед. Возле нее резвятся дети. Несколько поодаль феллахи молотят на току зерно, другие подгоняют тяжело навьюченных ослов. Маленький ослик трусит рядом. Девочки с хворостинками пасут стадо гусей.
Эти сцены, высеченные четыре тысячи лет назад с такой непринужденностью, служат летописью повседневной жизни древнего Египта.
Крепость Ибрим
На следующий день посещаем Ибрим.
Это большая крепость, развалины которой возвышаются на сто метров над рекой. Как и повсюду, в Ибриме можно найти многочисленные следы разных эпох.
Разумеется, здесь высится египетский храм. За ним следуют римские укрепления — великолепно обтесанные и тщательно пригнанные камни, обнаруживающие работу подлинных мастеров строительного дела. На холме расположилась христианская церковь с колоннами и высеченным у входа иерусалимским крестом. Наконец, идут сложенные из необожженного кирпича стены и строения более поздней эпохи — свидетели того, что прочные архитектурные традиции древнего Египта и императорского Рима очень скоро были забыты в великом хаосе нашествий.
Рассказывают, что крепость Ибрим была занята босняцкими наемниками султана Селима, только что завоевавшего Египет. Это произошло в XVI веке. Триста лет спустя тут нашли убежище и удержались мамлюки, которых изгнал из Каира Мухаммед Али, основатель династии, прекратившей свое существование с Фаруком.
С дозорной тропинки, вьющейся по скале, сменявшие друг друга хозяева крепости могли любоваться чудесным пейзажем Нила, несущего свои голубые воды сквозь узкое ущелье, склоны которого выжжены солнцем.
Напротив Ибрима, на другом берегу, прилепилась к скалам маленькая деревушка. Деревенский шейх встречает нас с традиционным местным гостеприимством и сразу же сообщает, что является прямым потомком завоевателей-турок. Один из его предков был офицером армии султана Селима. Он спустился из крепости Ибрим (вероятно, с полоненной женщиной) и основал здесь внизу деревню.
Родные места всегда дороги
Влияние Асуанской плотины начинает чувствоваться уже с Ибрима. Течение замедляется, вода заливает долину, у пальм — жалкий вид. Они продолжают жить, хотя большую часть года на три четверти затоплены. Под водой скрылось множество деревень. Однако жители этого безнадежно бесплодного края отказались его покинуть. Им предлагали земли, освоенные благодаря новой плотине, и домики в нижней долине. Они гордо отклоняли это предложение, поднялись выше по каменистым склонам и поставили себе новые лачуги среди скал и валунов. Поняв, что отныне им не придется обрабатывать свои поля и собирать достаточно фиников, чтобы прокормить семью, мужчины стали уходить на север на заработки. Там они нанимались рабочими или слугами.
В прилепившихся к скале между небом и землей деревнях, мимо которых мы проплываем, теперь редко можно видеть мужчин. Дома остались лишь женщины, старики и дети. Они должны стеречь очаг предков, ухаживать за уцелевшими финиковыми пальмами, скотом. Подспорьем для них служат сбережения, которые привозят, приезжая раз в год домой, молодые мужчины, работающие в нижней долине.
Местные жители любят возводить у реки беседки, где собираются старики и подолгу в тени ведут беседы.
Переправа через Нил
Расписывая эти строения снаружи, живописцы стараются проявить всю свою фантазию. Тут можно увидеть наивные, напоминающие детские раскрашенные картинки, композиции с деревьями, верблюдами, львами, лодками. Рисунок обрамляют гирлянды или геометрический узор. Большинство этих творений создано в честь паломничества в Мекку. Преисполненный радости пилигрим (по-арабски хаджи) изображает или велит изобразить то, что больше всего поразило его во время долгого странствия. Он даже приукрашивает свое путешествие ребяческими химерами и выдумывает животных, никогда им не виденных. На Востоке фантазия всегда в почете и в ней никогда нет недостатка.
Фелуки также окрашены пестро. Преобладают белый и красный цвета. Сущее наслаждение смотреть на эти нарядные, богато орнаментированные суда, бесшумно скользящие по реке, текущей все медленней и величавей в расступившихся берегах.
В Короско Нил разливается на три километра. Старые кварталы города исчезли под водой. Двойной ряд пальм, почти до верхушки затопленных, обозначает прежнее русло реки.
Почтовый служащий Короско встречает нас трогательными изъявлениями дружбы. Он тащит нас к себе, в бедное жилище, где ютится вместе с другими семьями, приглашает разделить с ним трапезу — скудную "луббию", блюдо, приготовленное из местных бобов. Почтарь изо всех сил старается задержать нас подольше в своем славном городке, тогда как мы стремимся поскорее в путь. Эта история всюду повторяется; у нас очень мало времени, и мы торопимся, тогда как наши хозяева, для которых гости такого сорта — диковинка, хотят нас удержать.
Наконец нам удается залезть в каяки. Час мало подходящий для прогулок по Нилу: жара нестерпимая. Температура выше 50°, но мы уже кней привыкли и держимся твердо.
Деревенская свадьба и паломничество
Через несколько минут после отплытия из Короско наше внимание привлекают звуки барабана и праздничного веселья. Останавливаемся. Оказывается, это деревенская свадьба.
Жених, упитанный толстощекий малый, сияющий впредвкушении ожидающего его супружеского счастья, в окружении друзей стоит перед своим домом. Он великолепно одет: старомодный турецкий желтый жилет с широким позументом и крупными пуговицами, шаровары, шелковая феска и расшитые серебром туфли.
— Прямо зависть берет, — говорит мне Джон,— ведь этот молодец в скором времени обзаведется гаремчиком. До чего же хорошо живется мужчинам в Нубии!
Джон — мормон и испытывает смутное тяготение к гаремам: его предки, как известно, практиковали многобрачие.
Едва нас заметили, как мы были приглашены с большим почетом в беседку для мужчин. Приносят циновки и усаживают всех на них. Мужчины кланяются. К нам спешит жених, надушенный, как гейша. Слуга вносит странное блюдо, которое ставит у наших ног. Оно называется фишарр. Зерна пшеницы проращивают в воде и, когда они достаточно разбухнут, сушат в печке, после чего они становятся хлопьевидными и довольно пресными на вкус. Это блюдо — символ плодовитости.
Свадьба празднуется уже два дня и будет продолжаться еще столько же. Женщины то и дело подходят к жениху с подносами на голове, полными подарков и снеди. Украдкой наблюдаем за ними. Их черные волосы прикрыты легкой вуалью, под которой блестят большие медные полумесяцы. Одеты они в длинные темно-красные бархатные платья.
Музыка играет беспрерывно: слышны звуки флейты, тамбурина и цимбал, иногда к ним примешиваются голоса женщин.
Насытившись фишарром, музыкой и красочными картинами, прощаемся и садимся в каяки. Чтобы поглядеть на отплытие, все, как по мановению волшебной палочки, высыпают наружу, женщины впереди. Затем прерванная свадьба возобновляется, в то время как мы уплываем по Нилу.
За несколько дней до этого нам довелось наблюдать паломничество к могиле мусульманского святого. Был конец дня. Бесчисленные фелуки, до отказа набитые пассажирами, плыли, лавируя по ветру, а по тропинкам на берегах шли толпы народа. Женщины и дети шагали по камням, бодро поднимая пыль босыми ногами. Мужчины, взгромоздившись на ослов и подгоняя их пятками, бойко трусили возле пешеходов. Мы на наших быстрых суденышках легко обгоняли их. Несмотря на сыпавшийся на нас град вопросов мы не теряли присутствия духа и старались в свою очередь кое о чем расспросить. Наконец нам удалось выяснить, что в этот вечер деревня Феррас отмечает, день памяти марабу — шейха Абдаллы.
Феллах, обрабатывающий поле при помощи плуга
Могила марабу расположена на песчаном холме поодаль от поселка. Это небольшая постройка с куполом, увенчанным полумесяцем. Над гробницей изящно раскинул тенистые ветви куст тамариска. Внутри, в темном подвале, находится деревянный гроб с останками святого, прикрытый кусочками ярких тканей,— это набожные верующие вешают на него лоскуты своей одежды. Темный купол является убежищем нескольких десятков летучих мышей, распространяющих сильный аммиачный запах.
На дюне множество народа. Женщины, одетые в черное, но с открытым лицом, подходят к могиле, волоча по песку длинные шлейфы. Они собираются в группы, затем начинают петь и танцевать со сдержанностью, предписанной их полу. Наступает ночь. Теперь можем рассмотреть их на близком расстоянии, не вызывая подозрения у мужчин. Последние проявляют бурное оживление, суетятся вокруг разносчиков, разложивших под открытым небом свой скудный товар. Повсюду выросли чайные, где подают обязательный чай с мятой и прохладительные напитки с лимоном, апельсиновым цветом и айвой.
Всадники верхом на верблюдах врезаются на полном ходу в толпу народа, поднимая едкую пыль, которая и заставляет нас в конце концов ретироваться.
На следующий вечер мы в Махдиге, деревне, примостившейся в углублении скалы. Мы попадаем в разгар страшной суматохи: повсюду вой, плач, злобный лай собак. Всеобщая растерянность, смятение. Наконец узнаем, что маленькую девочку укусил скорпион.
Во все время этого переполоха омда, принимающий нас на террасе своего дома, остается невозмутим, как статуя, да и окружающие не выражают никакой тревоги. Очевидно, дело в привычке.
В этот вечер у омда в гостях находится один старейшина. Сидя по-турецки на скамейке, завернувшись в "гандурах", он с невозмутимым видом делает большие затяжки из кальяна. У него, несмотря на возраст, живые глаза, и старейшина — случай исключительный — не прочь щегольнуть знанием английского языка.
В конце концов все проясняется — от служил проводником у Китченера (он произносит "Кинетчер") пятьдесят лет назад, во время вторичного покорения Судана, явно гордится этим и с удовольствием вспоминает о генерале, всегда ходившем в сопровождении пузатенького и вспыльчивого майора, о котором у него сохранились менее восторженные воспоминания.
Он знает, что в стране Китченера существует могущественный король — "малек" Георг.
Египетская деревня
— Есть ли в твоей стране, — спрашивает он меня, — малек Георг?
Отметить нелегко. Отвечаю вопросом на вопрос:
— А у тебя, в твоей стране, есть великий малек?
Его лицо становится непроницаемым, и он, не ответив, возвращается к своему кальяну.
Король Фарук, кажется, не слишком популярен в Нубии.
Затопленные храмы
25 мая пересекаем тропик Рака. Стоит неимоверная жара, течение Нила совсем остановилось. На левом берегу видно все больше храмов, стоящих почти наполовину в воде. Вот храм в Дакке, затопленный до потолка; далее сохранившийся храм в Калабша, он под водой, как и многие другие.
Утешает лишь мысль о том, что вода не круглый год скрывает эти дивные творения и что путешественнику можно любоваться ими несколько коротких месяцев в конце лета, когда все затворы Асуанской плотины открыты, чтобы илистые воды паводка могли свободно растечься по египетской земле.
А что будет, когда огромная плотина поднимет уровень Нила почти на пятьдесят метров и затопит все храмы Нижней Нубии?.
Триста деревень, в которых живет около восьмидесяти тысяч жителей, разбросанных на протяжении трехсот километров вдоль Нила, исчезнут с лица земли. Этот проект грозит затоплением даже Абу-Симбела. Новая плотина обеспечит благосостояние Египта, но в то же время погрузит в воду часть его богатств.
Чем ближе подходим к Асуанской плотине, тем шире разливается Нил по долине; течение в реке трудно заметить. Ил оседает, и вода становится почти прозрачной. Нам случается проходить мимо скоплений микроскопических водорослей, придающих голубым водам Нила совершенно необыкновенный зеленоватый оттенок.
Прибываем в Эль-Шеллал; древние называли его Великим порогом. Он, возможно, красивейший из всех, исчез под водой пятьдесят лет назад, когда была сооружена Асуанская плотина. Знаменитый островок Филе вместе с его прославленной беседкой полностью погрузился в реку. Выступает лишь верхняя часть пилонов большого храма. Джон ныряет несколько раз, пытаясь отыскать беседку, но все напрасно. Глубина слишком велика.
Теперь в Эль-Шеллале царствует таможня — тут конечная станция Каирской железной дороги. Мы их побаиваемся, этих милейших таможенных стражей.
Беспокоят нас фотоснимки и пленки с фильмами, которых у нас полным-полно: в Египте на это дело смотрят косо.
Однако случается невероятное — с нами таможенники Эль-Шеллала необычайно выдержанны и корректны. Небрежно окинув взглядом каяки и разложенные перед ними на дабаркадере мешки, они с улыбкой нас пропускают. Приятнейший сюрприз! Не пытаясь даже выяснить, чему мы обязаны таким исключительным обращением, поспешно сматываем удочки. Свое оружие мы заранее позаботились отправить в Александрию, опасаясь недоразумений с мнительными египетскими чиновниками.
Асуан
Местоположение Асуана — одно из красивейших на Ниле. Взору открывается узкое ушелье, отвесные скалы, которые купаются в зеленых прозрачных водах реки. Каяки скользят мимо фронтона последнего залитого водой храма, и вот ущелье заканчивается огромным озером, усеянным островками — остатками прежних возвышенностей. Местные рыбаки уже понастроили на них свои гурби.
Некогда в Асуанское ущелье бешено устремлялись воды Нила. Это побудило древних считать, что как раз тут находится та знаменитая пропасть, из которой, как свидетельствовал Геродот, воды реки текут "одна половина на север, в сторону Египта, а другая — на юг, в Эфиопию".
На севере озера еще издали видна тонкая прямая линия на уровне воды — это Асуанская плотина.
Нагрузившись каяками и мешками, мужественно переносим свою кладь на другую сторону плотины, служащей одновременно мостом (четвертый мост через Нил на протяжении четырех тысяч километров), и совершенно неожиданно оказываемся вдруг в оазисе, представляющем разительный контраст с суровой пустыней, в которой мы задыхались последние несколько недель. Это маленький рай из зеленых кущ, пестрых цветов и птиц, созданный для лиц, обслуживающих плотину.
Первый порог в районе Асуана
Прибываем как раз в момент спуска воды: сто восемьдесят затворов плотины подняты, и через них проходят бурные потоки. Создаваемый ими шум так оглушителен, что не слышим предупреждения часовых, не разрешающих приближаться к плотине. Еще немного, и они насадили бы нас на свои штыки. Над водой стоит облако из мелких капель, оно вымочило нас до нитки. Мы бесконечно рады этому, как люди, которым дождь не освежал лица вот уже несколько месяцев.
Водохранилище начинают наполнять около 15 октября, ко времени окончания наводнения на Голубом Ниле. К концу января водохранилище заполняется, и почти тотчас же приступают к его разгрузке, чтобы не допустить перебоя в водоснабжении Нижнего Египта. В конце июля к плотине подкатываются первые ревущие валы наводнения. Все затворы ее давно уже подняты, и их не опускают до середины октября. Так дается свободный сток водам, обеспечивающим плодородие нижней долины. Кроме того, ил не оседает в водохранилище, и нет опасности, что он его постепенно заполнит.
Таким образом, с июля по октябрь Нил находится в своем естественном русле и храмы Нижней Нубии делаются доступными для посетителей.
Асуанская плотина — довольно старое сооружение. К работам приступили в первые годы нашего столетия, в период, когда население Египта стало расти быстрыми темпами. Площадь обрабатываемых земель становилась явно недостаточной — надо было позаботиться о развитии ирригации. Сочли, что у Асуана самое подходящее место для сооружения плотины. Образующая первый порог гранитная гряда, на которую наталкивается течение, представляла двойную выгоду: она не только могла служить прочным основанием для плотины, но и давала первоклассный материал для ее постройки. Розовый асуанский гранит пользуется, заслуженной славой. Он в течение тысячелетии обеспечивал древнеегипетское зодчество строительным камнем. Большинство обелисков мира сделаны из розового асуанского гранита, в частности тот, что стоит на площади Согласия, столь дорогой сердцу парижан. В конце нашего путешествия мы сможем убедиться в том, что Розеттская плотина в Дельте построена из этого же камня, против которого бессильно время.
Нил у Асуана
Строительство первой Асуанской плотины было завершено в 1902 году. Высота ее достигала тогда двадцати метров, а емкость водохранилища составляла около миллиарда кубических метров. Затем дважды — в 1912 и 1934 годах — плотину надстраивали и довели ее высоту до тридцати пяти метров, что позволило увеличить запас воды до пяти миллиардов кубических метров. Однако как бы значительны ни были работы по увеличению Асуанской плотины, они не поспевали за ростом населения Египта, увеличившегося с двух с половиной миллионов жителей во времена Бонапарта до двадцати миллионов в нашем веке.
Любопытно отметить, что на строительство Асуанской плотины было истрачено — по объему — меньше камня, чем на сооружение пирамиды Хеопса. Расход его составил полтора миллиона кубических метров в Асуане и около двух с половиной — на Великую пирамиду. Однако пирамиды воздвигались во славу и для упокоения одного человека, тогда как Асуанская плотина дает пищу миллионам людей, страдающим от голода.
Город Асуан находится в нескольких километрах к северу от плотины. Вдоль Нила протянулся бульвар с большими гостиницами, многочисленными торговыми агентствами и лавками, где продают древности, изготовленные специально для туристов. Это конечный пункт больших туристских маршрутов, оживленный и деятельный осенью и зимой, нынче же дремлющий в майской жаре. Зато населенные кварталы, расположенные за бульваром, нисколько не утратили своего оживления. Прилавки торговцев под открытым небом полны фруктов и овощей. Нам особенно приятно это зрелище: вот уже месяцы, как мы не видели ничего подобного.
Несколько дней подряд в сопровождении египетского археолога осматриваем обширное поле раскопок вокруг Асуана. Здесь в древности стояли друг против друга два города: Элефантина, на зеленом острове, где громоздились храмы и виллы крупных чиновников, и Сиена — город торговцев. Остров Элефантина сплошь раскопан, точно изрыт кротовыми норами. Приходится опускаться в глубокие траншеи или влезать на кучи мусора, чтобы добраться до интересующего нас объекта. Кажется, что находишься в городе, разрушенном землетрясением или превращенном в прах взрывом атомной бомбы. Рабочие при помощи талей поднимают гранитные блоки в несколько тонн весом. Земля усеяна огромными обломками отбитых, расколотых, опрокинутых и приподнятых неизвестно каким катаклизмом камней. Колонны, еще наполовину находящиеся в земле, являют картину непостижимого нагромождения. Почерневшие обломки говорят о пожарах, свирепствовавших на острове. Тут прошел ряд поколений варваров. Элефантина — колоссальная головоломка для археологов, которые стараются ее решить, располагая самыми ничтожными средствами, не считаясь со временем.
Знатные люди Элефантины — "хранители ворот юга" — высекали себе усыпальницы в глухих скалистых берегах Нила, несколько севернее острова. Мертвые не должны были мешать живым. Свои некрополи древние вельможи воздвигали не в удобренных илом местах долины, а на бесплодных скалистых возвышенностях.
В настоящее время отрыто бесчисленное множество гробниц в Элефантине, а новые раскопки все увеличивают их число. Мы посетили могилу военачальника Хуефхора, жившего примерно в 2500 году до нашей эры. Надпись на его могиле свидетельствует о том, что египтяне того времени уже имели связи с тропической Африкой. В ней рассказывается, что генерал Хуефхор привел однажды из одной из своих дальних экспедиций маленького человечка из "Страны духов", т. е. пигмея. Хуефхор представил подробный отчет о походе своему молодому монарху — Пиопи II, которому было тогда восемь лет. Новость пришлась последнему по душе.
"Плыви вниз по течению ко двору немедленно, посылай донесения!, — приказал он генералу. — Карлика, которого привел ты из страны духов живым, здравым и невредимым, доставь для плясок бога, для увеселения и развлечения царя Верхнего и Нижнего Египта Ноферкара (Пиопи), живущего вечно. Когда будет спускаться он с тобой на судне по Нилу, поставь вокруг него на обоих концах судна надежных людей. Сторожи, чтобы не упал он в воду, ночью поставь надежных людей, чтобы спали они позади него в палатке на палубе. Проверяй по десяти раз. Желает мое величество видеть карлика этого более, чем дары Синайских рудников и Пунта.
Хуефхор отправился в путь, привез карлика юному фараону и велел высечь рассказ об этом на своей гробнице.
Возле гробницы Хуефхора во время раскопок были обнаружены и другие, также высеченные в скале. Археологи, прибывшие с Запада, работают там с увлечением. Египтология — наука очень точная и развитая. Каждый делает свое дело с необычайной тщательностью. Испытанными методами, требующими исключительного терпения, предохраняют от повреждения мумии, предметы заупокойного культа, фрески, сохранившие яркие краски, но рассыпающиеся в прах или осыпающиеся, едва на них падает дневной свет.
О костях покойников обычно никто не заботится. Скопления черепов и берцовых костей находятся у подножия скал вместе с мусором, выбрасываемым рабочими. Им не уделяют ни капли внимания. Джон подобрал прекрасно сохранившийся череп архаической эпохи и унес его под мышкой. Эта находка причинит ему немало неприятностей в Нижнем Египте, где полиция, предупрежденная неистовствующей толпой, обвинит его в "ограблении трупов". Археологи, очищающие с тщательностью, о которой непосвященный даже не подозревает, малейший черепок низкопробного горшка, проявляют поразительное равнодушие к тленным останкам бедных египтян, спавших безмятежным сном тысячи лет в каменных могилах и внезапно потревоженных.
Осмотрев некрополи, отправляемся в древние каменоломни розового гранита, где можно видеть наполовину высеченный в скале тридцатиметровый обелиск, работа над которым по неизвестным причинам не была доведена до конца. Эта незавершенная операция позволила нашим архитекторам установить, каким хитроумным способом их далекие собратья по искусству высекали из скалы нужные им монолиты: продолбив в скале дыры, они вбивали в них деревянные клинья и затем смачивали их водой. Разбухшая древесина рвала скалу в желаемом направлении на большую длину, и при этом образовывались очень гладкие края.
Бесплодная пустыня и зеленые ландшафты
Покинув Асуан 30 мая, мы вышли в широкую и обильно орошаемую долину. Нил отсюда судоходен до самого моря, и нам не грозят никакие сюрпризы. Теперь нас ждут приключения другого рода, отличные от тех, какие пришлось изведать за последние месяцы, пока мы сплывали по порогам. Крокодилы, изредка еще попадавшиеся в Нижней Нубии, исчезли окончательно.
Начинается подлинный Египет, тот, о котором арабский завоеватель VII века нашей эпохи писал своему повелителю халифу Омару: "О князь верных! Представь себе бесплодную пустыню и цветущую долину между двумя горами: таков Египет. Все его творения и все его богатство — дары благословенной реки, величественно протекающей по Стране. В определенное время года все источники вселенной приносят этой царице рек дань, ниспосланную провидением. Тогда воды реки растут, выходят из берегов и покрывают поверхность Египта, чтобы отложить на полях плодородный ил... Хранимый небом народ, удел которого, как пчел, — работа на других, без труда отверзает мягкое лоно земли и поручает ему семена, уповая на урожай, приносимый тем, кто растит хлеба и дает им созреть...".
Нил севернее первых порогов
На этом Египет и остановился с незапамятных времен. Вся его жизнь сосредоточена вдоль реки, в зоне, заливаемой полыми водами. Все остальное — пустыня. Может ли быть иначе в стране, где дождь — событие столь же редкое, как снег в Марселе!
Берега Нила усеяны деревнями, гурби которых построены из речного ила. Повсюду видны маленькие поля и сады. Сакие становится больше, к ним на подмогу приходят шадуфы и тунбуры. Шадуф — бадья или бурдюк, подвешенный к концу коромысла. Это приспособление старо, как мир, и встречается в самых отдаленных уголках Востока. Чтобы поднять воду на верхние приречные террасы, феллахи нередко устанавливают цепь шадуфов. Каждый из них обслуживается группой из двух или трех человек, работающих посменно. Этим способом вода "перекачивается" с площадки на площадку: невероятная растрата рабочей силы во имя весьма скромных результатов.
Вдоль ирригационных каналов сооружаются также танбуры, которые приводят в движение молодые крестьяне. Тунбур или архимедов винт.— это полый цилиндр, внутри которого помещается бесконечный винт, вращение которого гонит вверх воду. Такое приспособление пригодно только для мест, где подъем не превышает тридцати-сорока сантиметров.
Длиннорогие волы верхней долины Нила — теперь только воспоминание. Самое распространенное здесь животное — это буйвол (водяной), которого в Египте называют гамусом. У него облезлая шкура грязно-серого цвета. Эти животные с вогнутой спиной большую часть времени проводят лежа в воде. Проходящий мимо каяков гамус разве что удостоит нас ленивым поворотом головы. Выставив морду из воды и пережевывая свою тощую жвачку, гамус следит за нами равнодушным и ничего не выражающим взором. Буйволы такая же принадлежность нильского пейзажа, как фелуки и сакие.
После отплытия из Асуана у нас появились новые заботы. В этих местах распространен бильгарциоз, восьмая египетская язва. Это — опасное заболевание, передаваемое крошечным червяком, который водится в стоячих водах и в прибрежной тине. Он некоторое время паразитирует на маленькой улитке и, после многочисленных превращений, покидает ее в стадии, опасной для человека: он проникает под кожу, пробивает стенки сосудов и органов и быстро размножается. Болезнь не новая. Она производила опустошения еще в древнем Египте. Осмотр некоторых мумий показал, что сами фараоны не избегли ее. Согласно недавним исследованиям, девять десятых египтян, живущих на берегах Нила, заражены этой болезнью. Значит, надо проявлять осторожность и не шлепать босиком по воде. Из-за животных, плещущихся в прибрежных водах, рекомендуется также не пить из реки воду, даже на самом стрежне. Наше положение как две капли воды похоже на приключения трех молодцов на Темзе, рассказанные Джером Джеромом. Мы остановились для короткой передышки на песчаной отмели. Как всегда, хочется пить, и Жан отправляется наполнить водой свою флягу подальше от берега. Кипятим полный котелок чая. Усаживаемся поудобнее, чтобы как следует насладиться чаепитием.
— Это еще что там? — вдруг восклицает Джон, не донеся кружку до губ.
— Что, где? — спрашиваем мы с Жаном.
— Вон, выше! — отвечает Джон, вглядываясь во что-то вверх по реке.
Следим за направлением его взгляда и видим, как в тихих водах Нила плывет в нашу сторону гамус. Самый мирный и спокойный гамус, какого мы когда-либо встречали. Никогда еще нам не доводилось видеть животное, более довольное жизнью и беззаботнoe. Гамус мечтательно плывет на спине, его четыре ноги торчат, как палки. Насколько можно судить. животное упитанное, с хорошо развитой грудью. Достигнув нашей отмели, гамус останавливается в прибрежных камышах и комфортабельно устраивается там на ночь.
Джон заявляет, что не хочет пить чай, и быстро опрокидывает кружку на песок. Жан тоже больше не хочет пить и следует его примеру. Я уже отпил полкружки, но жалею, что это сделал.
С общего молчаливого согласия вскакиваем в каяки, чтобы удрать как можно дальше.
Лишившись возможности утолить жажду, продолжающую нас мучить, отыгрываемся на арбузах. Эти крупные сочные плоды с розовой мякотью — наше спасение.
Феллахам, выращивающим их в песчаных садах на низких прибрежных участках, платим за них по два или три пиастра, что составляет двадцать-тридцать франков за штуку — цена, поистине, божеская!
Однако феллахи далеко не всегда приветливы. Иногда нас встречает у деревень град камней. Мальчишки облюбовали нас в качестве мишени. Это начинает входить у них в привычку. Мы вынуждены то и дело отплывать подальше от берега, чтобы не быть избитыми. Наш вид возбуждает внезапную ярость, и местная молодежь выкрикивает по нашему адресу всевозможные ругательства, среди которых часто повторяются слова "инглезе муч куис" (поганые англичане), красноречиво говорящие о настроении населения.
Античные храмы и современные сахарные заводы
Четыре большие трубы день и ночь сосут воду из Нила. Это Омбо, обширная равнина, представлявшая прежде пустыню и превращенная лет тридцать назад воазис и сахарные плантации.
"Меня, когда я вспоминаю Ком Омбо, — рассказывал нам впоследствии датский инженер с сахарных заводов, — мороз по коже продирает. Я погубил семь лет жизни в этой засушливой пустыне, оставившей на мне неизгладимые следы".
Нильская вода сделала каменистую пустыню приятным местом отдыха. Здесь теперь построены многоэтажные дома и богатые особняки. С верхних террас открывается вид на большой красивый храм, посвященный одним из Птолемеев богу Себеку с головой крокодила.
Большие сахарные заводы Египта расположены на берегах Нила, что дало нам возможность их осмотреть. В Арманте, неподалеку от Луксора, нам выпадает редкое удовольствие принять ванну в прекрасно оборудованном бассейне с прозрачной водой, посреди ярко освещенного парка, в клубе, где говорят на всех европейских языках. Кино, ресторан, дансинг под открытым небом. А несколько дальше, возле Каира, останавливаемся на два дня в Наг Хаммади, чтобы посетить сахарный завод Египта. Все население округи работает, чтобы наполнить чрево этого предприятия, которое перерабатывает за сезон до одного миллиона тонн сахарного тростника.
Храм в Эдфу — один из наиболее замечательных памятников, какие встречаешь между Асуаном и Александрией. Это огромное и великолепное сооружение, более обширное, чем ансамбли Лувра и Тюльери, взятые вместе, было невредимым погребено под развалинами Аполлониса Великого, куда Клеопатра приезжала несколько раз советоваться с прорицателями. Сто пятьдесят лет назад из земли выступала только верхняя терраса храма Эдфу. На ней разбили лагерь солдаты Бонапарта, несомненно не подозревавшие, что находится у них под ногами. Чтобы отрыть храм, пришлось снести целый квартал современного города. Это сделал Мариэтт. Воскресший храм Гора — наиболее сохранившийся памятник древнего Египта. Он стоит, окруженный горами обломков, на которых теснятся современные жилища с плоской крышей. Под этими кучами обломков еще сокрыты несметные археологические сокровища.
С высоты главного пилона храма Гора открывается потрясающий вид на залитую резким солнечным светом, заполненную стелами, бассейнами и статуями широкую площадь, на которой некогда, во время больших религиозных празднеств древнего Египта, теснился народ. Как только минуешь главный вход (портик), около которого помещались жертвенник и хранилище десяти тысяч папирусов (разумеется, исчезнувших до единого), попадаешь во второй двор с колоннами, почти такой же обширный, как и первый, затем вступаешь в длинные галереи, ведущие в святая святых храма. После яркого света посетитель вдруг оказывается в потемках, едва освещенных колеблющимся светом масляных ламп. Впечатление огромное.
Залы, по которым мы проходим, голы и пусты, но нетрудно представить себе кровавые сцены, свидетелями которых они были тысячи лет назад. Для этого достаточно посмотреть на фризы, украшающие главный фронтон храма и еще сохранившие совсем свежий вид. В этом помещении фараон, повелитель Верхнего и Нижнего Египта, облачался вместе с главными жрецами в пышные церемониальные одежды. Затем торжественное шествие направлялось через анфиладу часовен к большому залу, погребенному под камнями. В этом зале фараон с диадемой о двух перьях на голове и скипетром в руке восседал на золотом троне. Сокрытый от взоров толпы, окутанный облаками благовоний, исходящих из кадильниц, в окружении великих жрецов, он совершал жертвоприношения своему предку богу Гору с головой сокола.
С террасы храма в Эдфу видны, очень далеко на север, холмы Луксора, куда мы прибудем через сорок восемь часов.
Фивы
Фивы, самый процветающий центр древнего Египта, расположены в середине Луксорской равнины, орошаемой Нилом.
После изгнания гиксосов, завоевавших древний Египет в конце первой половины второго тысячелетия до нашей эры, фараоны покинули Дельту, чтобы обосноваться в Фивах. Здесь Египет достиг наибольшего могущества. Его завоевания в Азии и Африке ширятся. Цивилизация становится все утонченнее. Притекающие в долину Нила богатства сосредоточивались в Фивах. Гомер позднее упомянет про "Египетские Фивы", в домах которых царит полное изобилие. Пышность этого города, управляемого жрецами бога Амона, не была превзойдена нигде в мире.
От великого города, пришедшего в упадок в начале нашей эры и ставшего символом одиночества (Фиваиды), остались самые замечательные развалины на всем Востоке.
За четыре дня мы не увидели и тысячной их доли;
Жара настолько велика, что в моем фотоаппарате отклеились объективы. Все снимки, сделанные в этом районе, оказались испорченными.
Самым достопримечательным памятником древних Фив являются развалины большого храма Амона в Карнаке. Главный пилон храма, большая часть которого восстановлена французскими археологами, возвышается на сорок пять метров над скоплением фиванских храмов и тысячью двумястами сфинксами главной аллеи Карнака. Колонный зал храма с его ста тридцатью четырьмя гигантскими колоннами, выстроившимися в ряды длиной сто метров, мог бы вместить Собор Парижской Богоматери.
Такие сверхчеловеческие масштабы вызывают гнетущее впечатление людской бренности.
На цоколе гранитной статуи, от которой сохранилась только гигантская нога (статуя была пятнадцатиметровой высоты), сын Хапи, великого фиванского архитектора, велел высечь следующие слова: "Я руководил установкой статуи огромного роста. Ее великолепие затмевает пилон. Она высечена в каменоломне из монолита в сорок кубических метров. Я велел установить статую в большом храме, чтобы она стояла в нем вечно, как небо. Вы, что придете сюда после, будете тому свидетелями". Это горделивое желание оставить после себя память поражает здесь больше всего.
Утомленные разглядыванием религиозных торжеств и сцен битв и усмирений, изображенных на стенах храмов, для смены впечатлений отправляемся в святилища, царские аппартаменты и гробницы вельмож, где можно увидеть чудесные, выхваченные из жизни картинки.
В Мединет-Абу — усыпальнице Рамсеса III — он изображен в повседневной жизни, что делалось очень редко, когда дело касалось фараона. Вот Рамсес отдыхает в своем гинекее, лаская за подбородок красивую девушку, в то время как две обнаженные музыкантши играют рядом на арфе. Дальше он представлен объезжающим великолепных коней в манеже. Фараон заставляет их ступать танцевальным шагом под присмотром конюхов. Это мудреное упражнение сопровождается музыкой, извлекаемой флейтистами из своих инструментов.
Большой зал Карнакского храма (Фивы)
Аллея сфинксов, ведущая в храм Луксора
Правобережье Нила, где садится солнце, было в Фивах берегом мертвых. Этим объясняется сооружение здесь тысяч гробниц знаменитой Долины царей, Долины цариц и Долины вельмож.
Описанию Долины царей посвящено уже столько трудов, что о ней нет надобности говорить. Менее известная Долина вельмож представляет исключительный интерес из-за настенной живописи, которой покрыты ее гробницы. Стиль этой росписи менее условен, чем в царских гробницах, и по ней можно читать жизнь древнего Египта.
Повсюду на покрытом фиванскими развалинами обширном поле французские, американские, британские, немецкие и египетские археологи осторожно копают землю. При этом они священнодействуют, сортируя всякий камешек, сопоставляя, определяя, разгадывая и соединяя воедино остатки древнего города.
Чтобы восстановить некоторые сооружения, специалистам пришлось перебрать тысячи тесаных камней, весивших иногда сотни килограммов, пересмотреть их по одному, сделать с них снимки, а потом и деревянные модели в уменьшенном масштабе.
Очень многие из этих археологов провели большую часть своей жизни за разрешением одной загадки, как, например, тот немец, который реконструировал дворец царицы Хатшепсут, расположенный на левом берегу Нила, против Луксора, за двумя колоссами Мемнона, каждый из которых достигает двадцати метров.
После смерти царицы ее преемники, по неизвестным причинам преследовавшие ее вплоть до могилы, полностью разрушили дворец. Камни с надписями, на которых тщательно выскоблено ее имя, были разбросаны на расстоянии в несколько километров. Реконструкция этого дворца потребовала тридцати лет терпеливых исследований. Ныне дворец царицы Хатшепсут представляет одно из див Луксорской долины.
В Карнаке. у большого храма Амона, выстроились тесными рядами, прижавшись друг к другу, пятьдесят тысяч каменных глыб, ожидающих, чтобы их опознали.