КПЮ была сильна своим вождем, при этом конституция 1974 года закрепила разваленный характер СКЮ. Во многом это объясняется тем, что СФРЮ уже тогда приготавливалась на снос. В СССР же партийная структура была, даже во времена Джугашвили, не просто реальной властью, а очень и очень крутой властью, сувереном. Это объясняется характером самой страны. Монолитность партии обеспечивалась отнюдь не только боевым союзом революционеров, создавших партию. Первые десятилетия советской власти пришедший в партию отсекал себя от своего народа. Было много случаев, когда партийцев резали и вешали, просто из-за принадлежности к партии – в этом плане ярким примером служат воспоминания И. Солоневича о жестком характере противостояния коммунистов и народа. Само собой разумеется, что партия создавала собственно модель идентичности, влиявшую на весь народ. Поэтому более лютый характер партии в СССР был важным фактором денационализации стержневого народа. Возможно также, что более значимая роль партии в жизни СССР, чем роль СКЮ в жизни СФРЮ, связана с установкой «стаи товарищей», разработавшей концепцию славянской мышеловки, на максимально глубокое деструктивное влияние на стержневой народ в исторической перспективе: если сербов можно ломать и оружием, русских надо не ломать, а убивать: сильные удары неизбежно закончатся чудовищной отдачей для неудачливого бойца.
Сила государственной структуры. Югославия нужна была слабой, чтобы быть послушной, поэтому дутый пузырь ее мощи был очевидно тонок из-за структуры государства, ставшей в 70-х конфедеративной. При этом единственной полноценной структурой, объединявшей Югославию, была армия. Сильная армия дала сербам неплохие бонусы в борьбе за политическую субъектность – благодаря сохранившемуся национальному самосознанию сербы сумели сделать ЮНА сербской армией и защищать ей свои интересы.
В СССР напротив, существовала мощнейшая государственная структура и государственный контроль над страной.
Однако мы должны выделить онтологическую черту, свойственную структурам обоих государств. Это принципиальное построение на институтах, быстро деформирующихся в ходе исторического бытия. Модерновое государство на то и государство, чтобы вовремя или чуть запоздало модернизироваться и работать дальше. Это огромный инструмент, максимально безличный, стремящийся к безличности и, следовательно, отражению собой воли нации. Славянским колоссам дали несколько иное.
В обоих случаях политические структуры – партии – были реальным сувереном. Буквальным сувереном, отмеченным в конституции. Само собой разумеется, что политическая партия деформируется по мере изменения стоящих перед ней задач. Перемена характера ее деятельности отражается на ее роли в жизни страны. Но славянам мало было подсунуть партию как суверена.
Это были не простые партии, а партии, создание и победа которых были полностью обусловлены создавшейся на определённый момент социальной конъюнктурой. Этак конъюнктура в «момент рождения суверена» оставляет свой отпечаток новой власти, обуславливая ее бытие. И если нации обращаются к воображаемому единому прошлому, обосновывая будущий характер своего союза, в славянском случае все обошлось закреплением роли пролетариата в истории и роли в сей же истории партии. Следовательно, неизбежная для партии эрозия совмещалась с неизбежной эрозией идеологии и детерминант бытия государства по мере изменения социальной структуры общества, эти два процесса совмещались, порождая некое уродливое чудовище – в сербском случае замаскировавшееся под сербский национализм, в советском случае просто ощетинившееся брутальным ельцинским ликом – мы были настолько мертвы к 90-м, что даже обманывать было не сильно надо.
Таким, образом, общая черта обоих государств – принципиально эрозийный их характер. Сталь, специально отлитая, чтобы ржаветь. Быстро. И совершенно непринципиальна здесь сила государства в данный момент, порочная конструкция дает сильному государству кумулятивный эффект распада. СССР развалился настолько страшно, что даже войны не было.
Также нам необходимо рассмотреть совпавший в обоих государствах принцип матрешечности: республика Сербия имела в своем составе две автономные «покраины»: Воеводину и Косово. Воеводина расположена на севере Сербии, до войны в составе населения региона было 26% венгров, 21% немцев и 7% хорват. После войны немецкое население было выдавлено из края, и в рамках нового этнического баланса придание Воеводине статуса автономии выглядит несколько странно… Нет. В документе «Basis of politika for Yugoslavia», о котором мы писали выше, про Воеводину сказано, что она нуждается в автономии. Косово же было для Тито разменной монетой, ценой автономии Косово он хотел заполучить в состав СФРЮ Албанию. Либо Тито был не очень умен, либо он делал лишь вид, что хочет присоединить Албанию. Так или иначе, в Косово был создан режим неблагоприятствия сербам. Еще в 70-е гг. сербы уезжали оттуда, а в 1981 году в Косово вспыхнул бунт. В сущности лояльность албанцев по отношению к доброму к ним Тито была не более полной и искренней, чем у кавказцев, перечитывающих Дени Баксана – к Путину.
РСФСР, в которой не было никаких русских территорий, имела в своем составе 22 автономные республики. Еще были автономные края, но нам интересны именно государственные структуры, придающие смысл понятию «Матрешка». Автономии созданы по совершенно безумным принципам, впрочем, выдвинутым как бы самостоятельным Лениным. Границы нарезались настолько феерично, что в том же Башкортостане башкиры могут считаться этническим меньшинством, а если считать титульной нацией ту, которая имеет больше всего своих представителей в регионе, республику Башкортостан вполне можно назвать русской республикой.
В обоих случаях очевидно, что такие красивые государственные метастазы выросли с целью ослабить «стержневой народ». При этом Конституция 1974 года сделала покраины способными участвовать в делах, касающихся федерации, на равных с республиками. Иными словами, уже в 1974 году Югославию спокойно готовили под снос, практически не скрываясь.
В Сербии автономии аукнулись страшно. Косово отделилось, статус Воеводины под вопросом, также большую остроту в последние годы приобретает вопрос Санджака, Рашкской области в южной Сербии. В Санджаке живет большое количество славян-мусульман, питающих ирредентистские настроения. Там даже есть филиал СДА, мусульманской политической партии, и стратегическая трасса Санджак-Белград, строительство которой спонсирует Турция. Кстати, Турция стремится максимально влиять на Балканы, поддерживая там исламские сообщества. Но это уже другая история.
В России вопрос с автономиями стал очень актуальным в начале 90-х, но об этом в другой главе.
Какой вывод мы можем сделать из вышеизложенного?
Концепция «славянской мышеловки», примененная в разных славянских государствах, сработала достаточно эффективно, заложив семена распада в само основание государств. При этом в СССР существовала более этатистская форма осуществления концепции, более жесткая и тоталитарная. Мы предполагаем, что вызвана эта вариация тем, что Россию некоей стае товарищей было необходимо удавить как только можно сильно, и тонко, а вот с сербами товарищи решили разобраться проще.
Благодаря тому, что нам удалось внедрить такие концепции, мы получили колоссальный опыт бытия в государстве-призраке, и мощнейшую эмпирическую базу для исследования диверсионных методов работы с государствами. Мы считаем, что такой опыт необходимо как можно серьезнее и глубже изучать, чтобы в будущем при восстановлении русского государства не попасть в ту же мышеловку.