Глаза Баббара широко раскрыты, созерцая огромные дубы, чья кора своим цветом напоминает молоко. На фоне зеленой листвы и черной земли, они похоже на кривые столпы света, несмотря на то, что под их густыми кронами темно даже днем.

— Бледные дубы? — спрашивает он, обращаясь к идущей рядом сестре.

— Хаарра Ишт, отвечает Сэйми, кутаясь в шерстяной плащ. — Так, кажется, звучит на змеином языке. Бледные дубы или бледный лес. Что-то в этом роде.

— Хаарра аша Гашт, — вмешивается в разговор Риллах, и его голос звучит степенно, так, словно он объясняет истину, которая известна каждому. — Бледные дубы во множественном числе. Хаарра ир Гашт — бледный дуб. Надеюсь, во время переговоров вы будете молчать.

Были ли последние слова Риллаха шуткой или серьезным пожеланием — остается неясным; но никто обращает внимания, и после недолго молчания он добавляет:

— С таким знанием языка можно не помощи просить, а чего хуже.

— Хватит ворчать! — восклицает Лигант. — Ты хуже моей бабки, которая ворчала даже во сне. А может, ворчит до сих пор, но только в ином мире! Говорить будет Лифантия, а мы здесь лишь для того, чтобы сделать серьезные и грозные лица. Да и показать, что мы не шайка попрошаек, а вполне себе самодостаточный народ, умеющий сражаться. А все эти «ха-ха, шу-шу», большего в языке змеиного народа услышать я не могу. «Шушукаться» и «хаакать», черт, пусть это делают другие.

— Это место заставляет меня нервничать, — говорит Сэйми, осматриваясь по сторонам. — Мне все время кажется, что за нами кто-то следит. Будто кто-то или что-то хочет напасть исподтишка.

— Девочка, да это уже мания… — улыбается Лигант, но в тот же момент Сэйми, шагающая впереди, резко останавливается и отскакивает назад с выставленным локтем.

Лигант с легкостью уклоняется, пропуская шейду в опасной близости от себя, и его движения напоминают танец; а Сэйми похожа на его неуклюжую партнершу. Он продолжает идти также беззаботно и легко, как раньше. Даже не оборачиваясь.

— Когда-нибудь договоришься! — шипит Сэйми.

— Мы еще не дошли, а вы уже готовы перегрызть глотки друг другу, — устало ворчит Риллах. — Прекрасная команда. Больше и сказать нечего. Баббар, ты бы придержал свою сестру, а ты, Лигант, придержал бы свой язык. Если он раздражает некоторых из нас, то представь, как могут разозлиться шиагарры.

— Я не стану сдерживать свою сестру, — говорит Баббар. — Даже тогда, когда она не права.

— Только потому, что она твоя сестра? — спрашивает Лигант. Он смотрит на хищно улыбающуюся Сэйми.

— Да.

— Эх, ну почему у меня нет брата или сестры? — с театральной выразительной патетикой вопрошает Лигант. — Всю жизнь приходится поддерживать себя самого, независимо от того, прав я или нет. Даже сейчас я один против двоих. Это так несправедливо!

— Даже вообразить не могу. — Риллах смотрит вверх, где в кронах бледных дубов мерцают крошечные снежинки. — Женская версия тебя. — Он вздыхает, оставляя при себе комментарии к наступающему снегопаду.

В ответ на слова Риллаха Лигант лишь улыбается своей привычной улыбкой, а затем убирает руки под плащ и оттягивает его кулаками, имитируя тем самым выступающую женскую грудь.

— Примерно вот так! — Лигант посылает воздушный поцелуй Риллаху и хлопает ресницами.

Баббар начинает хохотать, привлекая к себе внимание остальных членов группы. Риллах же опускает лицо в ладонь и сжимает переносицу указательным и большим пальцами. Идущие впереди отряда Лераиш с Лифантией лишь несколько мгновений смотрят на короткое представление Лиганта, а затем возвращаются к своему разговору:

— Разве есть утерянные строки из Геннории? — удивляется Лераиш.

— Конечно, — отвечает Лифантия. — Ее постоянно изменяют, тем самым влияя на сознание верующих хегальдин. Всех я не помню, но есть наиболее запомнившиеся мне, те, что, действительно, заключают в себе определенную мудрость.

Он молчит несколько мгновений, формируя в голове мысль так, чтобы процитировать фразы в точности, как он их прочел в свое время, а затем цитирует их вслух:

— «Не упоминай богов своих, если неуверен в том, что рядом нет ушей, не желающих слышать о вере твоей». Или «Не совершай лишь две ошибки в своей жизни — осознать истину, когда уже поздно, и думать, что уже поздно в то время, когда есть время все изменить — и тогда поймешь, что не одной дорогой ведет тебя судьба».

— Общественные проповеди явно идут вразрез с первой заповедью, ведь голос Корда, — произнося имя пастыря, Лераиш невольно морщится. — голос, этого… священнослужителя не заботится о чужих ушах.

— Пастыри умело манипулирует сознанием верующих хегальдин. Каких большинство. В Геннории есть понятия добра, есть понятия зла; но граница между ними настолько огромна, что ни одно существо не может жить на одной лишь стороне. Никто не может быть исключительно добрым или исключительно злым. По сути, Геннория предписывает жить так, как жить невозможно, и именно поэтому она не может устареть. Привносятся лишь некоторые корректировки, которые необходимы в тот или иной период. — Лифантия какое-то время смотрит на отряд за спиной, а затем добавляет: — У змеиного народа врожденный, можно сказать, расовый иммунитет к подобному виду оружия. Их Бог — это их вождь, если можно так сказать. Реальное, наглядное воплощение силы, вызов которой можно бросить в любой момент, оспорив право на правление всей землей Роганрааш.

— Если они верят лишь в то, что видят сами или видели их предки, не значит ли это, что нам придется доказывать нашу силу в бою с ними?

— Не исключено, — коротко отвечает Лифантия, улыбаясь загадочной улыбкой, которая в совокупности с тяжелым взглядом означает лишь то, что он пытается скрыть негативные мысли.

Лераиш замедляет шаг и вскоре оказывается в хвосте отряда. Его взгляд касается крылатых фигур, что кутаются в шерстяные плащи, чьи шаги сопровождаются звуком позвякивающих цепей. В голове невольно возникает картина, где армия чернокрылых шейдим вместе с объединенными племенами шиагарр стоят у стен Эрриал-Тея; где напряжение настолько велико, что потоки времени просто огибают тот участок пространства, где должна пролиться кровь. Но произойдет случайный всплеск, и брызги того же временного потока коснутся одного из воинов, который выпустит случайную стрелу; который первым расправит плечи перед наступлением; и тогда за ним последуют все остальные. Огромная машинерия начнет движение, уничтожая саму себя. Примет ли Вассаго участие в бою, задумывается Лераиш. Возглавит ли младший брат авангард или же останется на стене, наблюдая за всем со стороны. А Шакс? Лераиш уверен, что генерал архонта не будет стоять в стороне, он лично примет участие в битве. В самом эпицентре, в месте, где крови будет больше всего. Но зная его силу… любое место превратится в кровавый водоворот, если только там появится Шакс.

Со странным отвращением к себе Лераиш понимает, что не хочет встречаться с ним на поле боя. Также, как и с младшим братом. Страх ли это или же то крошечное желание вернуть прошлую жизнь? Убедить брата, отца и всех хегальдин, убедить что шейдимы не враги. Несмотря на слова Лифантии, на принятую черную кровь это — желание все еще живо.

Размышления Лераиша прерывает утробный вой, настолько громкий, что источник определить не представляется возможным. Крещендо резко обрывается. Птицы замолкают; кажется, что даже листья в кронах бледных дубов перестают двигаться.

Звучит шелест цепей, и все шейдимы уже держат копья на изготовку. Не сговариваясь, они образуют кольцо вокруг Лифантии.

— У меня плохое предчувствие, — с горькой усмешкой произносит Лигант. Его черные глаза с жадностью всматриваются в пространство перед собой.

— Весьма запоздалое, — с присущей усталостью в голосе отвечает Риллах. — Теперь у всех нехорошее предчувствие.

— Может, это шиагарр?

Звучит вопрос за спиной Лераиша, который остается без ответа. И хотя никто не видел представителей змеиного племени, кроме Лифантии, все уверены, что вой принадлежит чему-то более огромному. Более страшному.

Лераиш кладет копье на левую ладонь, а правую вжимает в его основание, чтобы в любой момент совершить бросок без замаха, без лишних движений.

Возникшую тишину прерывает лишь слабый звон цепи, исходящий от Сэйми — ее руки дрожат. Лераиш замечает это краем глаза.

Новая волна воя заставляет всех крепче сжать пальцы на своих копьях.

— Там… — неуверенно произносит Сэйми, указывая острием в противоположенную от себя сторону. — Я видела движение. Там что-то есть.

Взгляды всей группы устремляются в указанном направлении, но ничего не происходит. Лигант произносит несколько ругательств, после которых отбрасывает косу за спину и восклицает:

— Природа дала нам крылья не для того, чтобы мы беспомощно стояли не земле! Нужно улетать!

— Кроны слишком густы, — отвечает ему Баббар. — Нам не пробиться через них. Нужно найти прогалину.

Но едва ли кто-то решает сделать первый шаг, как недалеко раздаются скользящие звуки, такие, словно кто-то вонзает лопату в землю: ритмично и быстро. В тот же момент Лераиш принимает боевую позицию выкрикивая:

— Баббар, Лигант — в линию ко мне! Сэйми и Риллах — по флангам! Остальные — на дистанцию!

Все занимают свои позиции, и в тот же миг из-за толстого ствола вдали показывается мохнатая голова с клешнями у пасти. За ней выплывает огромных размеров брюхо на длинных лапах, которые пронзают в землю при каждом шаге.

— Твою же мать… — вырывается у Баббара.

— Что бы ни случилось, паук должен атаковать нас, чтобы другие имели шанс его уничтожить, — говорит Лераиш.

— Атаковать нас? — Брови Лиганта изгибаются от удивления. — А плана получше у нас нет? — Он нервно облизывает губы, вращая носок стопы, тем самым создавая себе точку опоры для атаки.

Вместо ответа, Баббар тяжело бьет копьем о землю, а затем начинает кричать, привлекая внимание восьминогой твари.

И его выходка срабатывает. Взгляд трех пар глаз устремляется к источнику шума.

— Вот так, — нервно шепчет Баббар. — Иди к нам.

С внезапной прытью паук устремляется в сторону шейдим, поднимая в воздух тяжелые комья земли при каждом шаге.

— В воздух! — кричит Лераиш, как только тварь пересекает черту, мысленно проведенную им.

В тот же миг три шейдима, коротко взмахнув крыльями, взлетают; и как только мохнатая тварь оказывается под ними — брошенные копья каждого из них, шелестя цепью, вонзаются в плоть паука. После чего следует рывок, и оружия возвращается к своим владельцам. Еще четыре джерида вонзаются в мохнатую голову, но вопреки нанесенному урону тварь не останавливается. Она слепо врезается в шейдим, что стояли за спинами Лераиша, Лиганта и Баббара; и тех отбрасывает. Остается только один, тот, чья шея зажата в зазубренных клещах.

Воя от боли, разъяренный паук делает резкие движения туловищем. Шейдим в его хватке превращается в тряпичную куклу, что захлебывается собственным воплем.

Хруст. По воздуху разливается черная кровь. Оторванная голова беспомощно бьется о ствол дуба и падает на землю.

Сэйми с Риллахом безуспешно стараются приблизиться к твари, но та слишком яростно брыкается. Риллах отступает и начинает метать джериды. Попавшие в цель, они вызывают новую волну боли, и, звонко воя, паук задевает Сэйми одной из лап с такой силой, что ее отбрасывает, и та после падения беспомощно катится по земле.

Глаза Баббара округляются, взирая на то, как тело сестры глухо врезается в ствол дерева. В тот же мгновение его лицо искажает гнев, и темные вены проступают на его лице. Он срывается с места прямо на паука; атаку подхватывает Лигант, устремляясь прямо под самое брюхо; а Лераиш решает напасть с воздуха.

Первым паука настигает Лигант. Он проносится под тварью, лавируя между огромными лапами и нанося множество колющих ударов снизу, а затем отдаляется на безопасное расстояние, но лишь для того, чтобы повторить атаку. В то же время Лераиш отстегивает цепь от своего копья и метает его в место, что между головой и туловищем. Острие вонзается в плоть, и паук на мгновение замирает. Лераиш замечает заминку и сразу же отталкивается крыльями от воздуха; он устремляется вниз с бешеной скоростью и врезается ногами в вонзенное копье, проталкивая его глубже, так, что огромную тварь пригвождает к земле.

Дело завершает Баббар: он подходит к окровавленной морде паука и хватает его за клещи. С хриплым рычанием размыкает их, выкручивает, и вырывает. Потоки крови врезаются ему в лицо.

Воздух наполняется горячими запахами паучьей крови и крови шейдим.

Лераишу кажется, что реальность проникает в его сознание отдельными, рваными фрагментами. Он видит обезглавленное тело товарища, конечности которого еще продолжают вздрагивать; видит, как кровь продолжает вырываться из шеи.

Каждое движение дается с трудом, будто бы воздух превратился в воду. Баббар прорывается сквозь нее к месту, где Лифантия сидит на коленях, склонившись над телом дочери. Черная кровь отчетливо резонирует на белой коре дерева.

Риллах возится с шейдимами, которых настиг первый удар. Лераиш видит, что все они целы, но находится в шоковом состоянии. Удар был сильным. До слуха доходит едва слышимый шум, кажется, что его источник находится где-то очень далеко; где-то за пределами видимости. Но через несколько мгновений Лераиш ощущает прикосновение, и в тот же миг реальность вновь обретает прежнее течение.

— Надо уходить отсюда! — выкрикивает Лигант, сжимая плечи Лераиша. — Эта тварь может быть не одна!

— Сэйми не сможет лететь, — сдерживая дрожь в голосе, говорит Баббар. Он крепко сжимает тело сестры в своих руках. — Она без сознания.

Лифантия молча смотрит в сторону своих детей. И несмотря на то что его лицо сейчас подобно камню, в глазах же проглядывается настоящий хаос; противоборство мыслей и чувств. Видно, как тяжело ему дается такое самообладание.

— Что с остальными? — спрашивает он у Риллаха.

— В порядке, — отвечает тот. — Кроме За́ккана. Единственное, что мы можем для него сделать — похоронить.

— У нас нет на это времени, — говорит Лифантия. — Лигант прав: здесь могут оказаться и другие. Оставаться для нас слишком опасно. Нужно улетать к скалам, на открытой местности будет безопаснее. Лигант, сможешь найти подходящее место для взлета?

— Но Сэйми не может!.. — восклицает Баббар, но отец его тут же перебивает.

— Крылья Лераиша достаточно велики, чтобы поднять в воздух Сэйю вместе с собой, — произносит Лифантия с туманной интонацией, что находится на границе между вопросом и утверждением.

Лерайе молчаливо кивает, подтверждая сказанное.

— Я мигом! — Лигант убирает копье за спину, и бросается к ближайшему дереву. Делая короткие взмахи, он забегает по стволу к кроне, а затем карабкается по ветвям вверх.

Оставшиеся же, измотанные боем, они все еще сжимают оружие в руках и озираются по сторонам. В темной дымке испаряющегося пота, со страхом и растерянностью в черных глазах.

Кажется, что сердца всех отсчитывает целую бесконечность, прежде, чем ноги Лиганта касаются земли.

— Там! — задыхаясь, говорит он. — Ярдов пятьсот.

Лераиш не без труда извлекает свое копье из мертвого чудовища, остальные освобождают джериды.

Шейдимы сразу же отправляются в направлении, указанное Лигантом. Лифантия ступает первым, за ним — Баббар с сестрой на руках; а остальные бегут следом. И каждый фрагмент пространства кажется враждебным, каждая тень готова материализоваться в новую угрозу. Любой шорох готов оголить клыки.

— Запах крови привлекает хищников, — шепчет Риллах, но его никто не слушает.

Они добираются до крошечной прогалины в полной тишине, словно лес еще не пришел в себя после сражения, и все живое вокруг пристально следит за вторгшимися чужаками. Лераиш отстегивает копье и передает его Лиганту.

— Зачем? — удивляется тот, но принимает оружие.

— В воздухе оно мне не понадобится, — Лераиш снимает ремни, и принимает Сэйми из рук Баббара. Бледная. Бледнее, чем обычно; а от привычной ухмылки лишь тонкие морщинки, в уголках разбитых губ.

— Будь осторожным с ней, — шепчет Баббар, затягивая ремни, вокруг тела Сэйми.

— Как никогда.

Лераиш сам не понимает, почему так отвечает. Он проверяет надежно ли пристегнута сестра Баббара к нему, затем шумно вздыхает и раскрывает крылья во всю длину. Остальные отходят на некоторое расстояние.

Теперь держись, думает Лераиш, направляя мысль и себе самому, и Сэйми. Его руки крепче сжимают тело шейды, а крылья начинают совершать сначала короткие взмахи, но с каждым разом, движения становятся все более уверенными, более агрессивными. Пока круговерть из пыли и земли не заставляет остальных прикрыть лица. После чего следует толчок ногами, взмах, и мощный шум. Кажется, что Лераиш не отталкивается от воздуха, а стегает его крыльями, как кнутом.

* * *

В неглубокой пещере, которую удалось отыскать; в молчании, ведь ни у кого не находится слов. И в мыслях каждого происходит рекурсия того, как их товарищ погиб. Захлебывающийся крик; летящая голова, путающаяся во всплесках черной крови; конвульсивные движения рук и ног.

Все воспоминания сгорают в разведенном костре, но затем возрождаются вновь. На поверхности памяти. Раз за разом, пока мыслей не остается вовсе. И каждый ощущает пустоту.

Баббар не отходит от сестры, даже не отводит взгляда от ее бледного лица. Подстелив под нее ее плащ, и укрыв сверху собственным, он почти не двигается. Как та энгонада в лесу. Разница лишь в том, что та сделана из камня.

Лераиш подсаживается ближе к ним.

— Дыхание стало ровнее, — тяжело говорит Баббар, не отрывая взгляда от младшей сестры.

— Она поправится, — подает голос Лифантия. — Сэйя — сильная девочка. Она не раз доказывала это.

— Под луной, она восстановится быстрее, — начинает Баббар, но голос отца прерывает его:

— Снаружи слишком холодно. Тем более ночью.

— Мы можем развести огонь…

— Огонь может привлечь лишнее внимание! — жестко произносит Лифантия. — Сейчас мы слишком уязвимы, Баббар!

В этот раз Баббар решает ничего не говорить.

Взгляд Лераиша снова касается Сэйми, кожа которой охвачена дымкой. Кажется, что она покрыта темным пламенем. Он не впервые замечает, что Лифантия называет дочь: Сэйя, а не Сэйми. Впрочем, сейчас это не имеет никакого значения.

— Нам нужно дождаться пока она не придет в себя, — тихо произносит Лераиш.

— Мы не можем надолго останавливаться в одном месте, принц. Ведь ваши крылья способны нести по воздуху двоих.

— Но так мы станем еще более уязвимы. Мы не знаем этой местности, не знаем, какие еще твари здесь обитают. Заккан погиб именно по этой причине. Это чужой для нас мир. Чужой и враждебный. И пока я буду нести Сэйми, мы оба будем лишь обузой, мишенью для хищников.

Ни одна из эмоции не касается лица Лифантии, лишь брови едва вздрагивают. Отчетливо чувствуется напряжение, исходящее от старого шейдима, чувствуется его внутренний протест против задержки даже несмотря на то, что его родная дочь едва не погибла в прошедшей схватке, а продолжение пути будет являться огромным риском для нее.

— Две ночи, — коротко говорит он. — Две ночи, и мы двинемся в путь. Пока мы потеряли одного — в стенах Эрриал-Тея могли погибнуть десятки. Мы уже перешли к действиям, мы все знали, что будет нелегко. Настало время принимать последствия нашего выбора.

Голос Лифантии звучит отстраненно и самозабвенно. И неясно, произносит ли он эти слова для себя или же повторяет для всех.

Спустя какое-то время, Лераиш выходит из грота, за ним ступает Лигант.

— Его слова безумны! — шепчет последний. — Мы не можем идти дальше сейчас, когда Сэйми без сознания. Да и даже, если она очнется… едва ли она сможет встать на ноги, что можно говорить о перелетах?

— Задержка в одном месте для нас также небезопасна, — отвечает Лераиш. — Быть может, опаснее самой дороги. А Сэйми… в моих силах лететь вместе с ней.

— Но он сказал… он сказал это так, будто не замечает того, что произошло, Лер! Ради своей цели, он готов пожертвовать даже своей дочерью!

— Она знала на что шла! И ты должен был знать, раз вызвался лететь. Также, как и я, как все остальные. Это не развлекательная прогулка, Лигант! Это начало войны. И не ты ли говорил о жертвах? Или уже изменил свое мнение? Мы лишили жизни одного хегальдина; мы собираемся лишить жизни целого народа! Неужели ты все еще считаешь, что все плохое обойдет тебя стороной? Или все хегальдины склонятся также, как тот бедняга? Я могу тебя разочаровать. За стенами Эрриал-Тея тысячи воинов, прекрасно обученных с раннего детства. И они не позволят убить себя легко. Не будет шанса просто улететь, вернуться в недра нашей горы.

— Ты говоришь так, будто знаешь о войне совершенно все.

— Я лишь знаю, что надо быть готовым ко всему.

Взгляд Лераиша скользит вдоль линии горизонта, за которую еще совсем недавно опустилось солнце. Лигант не произносит больше ни слова, кажется, он размышляет над своими словами и словами услышанными. Лишь через какое-то время он говорит:

— У нас кончаются припасы. Пока у нас есть остановка нужно завялить мяса. Неизвестно сколько еще нам лететь.

— Об этом подумаем завтра, а сейчас нам надо отдохнуть.

— Я подежурю первым.

В ответ Лераиш касается плеча друга и удаляется в грот, вход в который они закрыли плащами, чтобы спрятать свет от костра.

Внутри все сидят в кромешном молчании. Запястье каждого венчает стальной наруч, который соединен с копьем цепью — никто не желает расставаться с оружием. Баббар, кажется, даже не пошевелился с момента, когда Лераиш покидал грот.

— Лигант вызвался подежурить первым.

— Я сменю его позже, — отвечает Лифантия, не отрывая взгляда от костра. — Вряд ли ко мне сегодня придет сон.

— Вряд ли сегодня вообще кто-либо уснет, — подает голос Риллах из темного угла. Он допивает остатки воды из фляги, стряхивает последние капли себе на язык. — Сейчас бы не помешало вино. Или пиво. — Он вытягивает ноги и вжимается спиной в каменную стену. — Алкоголь помог бы нам уснуть.

— Алкоголь лишь исказит то, что нам надо сознать, — отстраненно произносит Лифантия.

— То, что мы все можем умереть? — Риллах поворачивает голову в сторону старого шейдима.

— Именно. Но несмотря на это, мы все равно идем к своей цели. И мы ее достигнем.

Несмотря на все опасения, Сэйми приходит в сознание в первую же ночь. Ослабленная и растерянная настолько, что первые несколько мгновений она не узнает даже лица родного брата. Черные глаза со страхом взирают на всех шейдим в пещере, и она успокаивается лишь после прикосновения отца; после того, как его голос шепчет ее имя.

— Сэйя, все хорошо. Мы рядом. Мы с тобой.

Его ладонь прикасается к лицу дочери, и обеспокоенная тьма ее глаз скрывается за опускающимися веками.

— Вот так. — Губы Лифантии оставляют тепло на лбу Сэйми; после чего старый шейдим обращается к Баббару: — С ней все будет в порядке. Поспи, я посижу с ней.

* * *

— Только не думай, что я тебе буду должна! — недовольно ворчит Сэйми, крепко сжимая шею Лераиша.

Тот лишь коротко улыбается, смотря перед собой.

— Быть может, тебе придется принести мне в постель завтрак. Ну или хотя бы не так сильно сжимать шею, иначе и я задохнусь.

Крылья Лераиша агрессивно стегают воздух. За время полета Сэйми теряла сознание лишь однажды, и тогда ремни болезненно врезались в шею и спину Лераиша.

— Мне кажется, или солнце здесь садится раньше? — спрашивает Лигант, разводя костер. — Или же я начинаю сходить с ума от дороги. Или от холода. Сколько мы уже пути?

Он касается пальцами отросшей светлой бороды на лице, а затем отвечает на свой же вопрос:

— Достаточно долго.

— Знал бы, как здесь холодно, то прихватил бы еще несколько плащей, — ворчит Риллах, укутавшись в плащ с головой и протягивая ладони к рождающемуся пламени в белых ветвях.

— Знал бы я, что так много будешь ворчать, то прихватил бы кляп для тебя, дружище, — говорит Лигант.

На следующий день Сэйми настаивает на том, что может лететь самостоятельно. И под пристальным вниманием отца и старшего брата, ей хватает сил выполнить перелет до первой стоянки, после которого она с явной неохотой соглашается на то, чтобы ее вновь несли на руках.

— А вообще, это очень удобно, если рассматривать ситуацию со стороны того, что лететь я могу, но не хочу, — хитро щурясь, произносит Сэйми.

Лераиш ничего не отвечает.

— Главное, не сломайся, ведь я нас двоих унести точно не смогу, — улыбается Сэйми, а после паузы добавляет: — А если вздумаешь падать, то хотя бы постарайся смягчить падение мне, приземлившись первым, а то эти ремни потянут меня за тобой.

— Твоя благодарность не знает границ, — отрывисто произносит Лераиш, стараясь не нарушать ритма дыхания.

Ноги шейдим касаются скал ближе к закату.

— Подходящее место для ночевки найти все сложнее. — Лигант упирается руками в колени от усталости.

— А без костра мы замерзнем, — говорит Баббар. Он отстегивает ремни на теле Лераиша и помогает сестре опуститься на землю.

— Нам сильно везет, что здесь есть закрытые от посторонних глаз места. После того паука я вообще неуверен, что огонь в силах отпугнуть тварь таких размеров. — Риллах сбрасывает свой мешок с плеч и тяжело вздыхает.

— Задует, как свечку. — Лигант выпрямляется с хрустом в суставах. — Надо лететь за дровами.

— Мы с Риллахом справимся с этим, — произносит Лифантия.

Переведя дыхание, они раскрываются и вновь взлетают.

От усталости и боли в мышцах Лераиш со стоном ложится прямо на снег. Он расправляет крылья во всю длину, закрывает глаза; грудь его вздымается, а дыхание выходит изо рта белым паром.

— Бедный птенчик, — с наигранной печалью произносит Сэйми, нависая над Лераишем, и он ощущает, как теплое дыхание шейды касается его лица.

— А ведь стоило его поблагодарить, — произносит Баббар, разворачивая меховую подложку. — Никто бы из нас не смог нести тебя по воздуху.

В ответ Сэйми закатывает глаза и фыркает.

— Я скучаю по дому, — признается Лигант. — По горячим источникам. По хорошей еде. По твердым стенам, которые не пускают дождь и ветер. Где много черных глаз, где много улыбок… Эх!.. — он закладывает руки за спину и поворачивается спиной к закату.

— Лучше замолчи!

— Да, и без твоих мечтаний нелегко.

Слышатся недовольные голоса остальных членов группы.

— Неженки! — огрызается Лигант.

После его слов слышится шум, который сопровождает удар стали о сталь. Лераиш тут же вскакивает на ноги и видит, как тело Лиганта обрушивается в нескольких ярдах от него; он переводит взгляд по траектории падения друга, и на мгновения весь мир замирает: огромное существо со щитом в руках хищно скалится ему в лицо, после чего бросается, отталкиваясь хвостом от земли.