От этих воспоминаний у меня, как условный рефлекс у собаки, сначала сохнет в горле, а потом начинается обильное выделение слюны, которая переполняет рот. События, связанные с пустыней, вызывают настолько тревожные и болезненные ощущения, что кажется невероятным участие в испытаниях, которые выпали на мою долю, на долю моих товарищей. Здесь я познал высокое чувство товарищества и взаимовыручки, встретился с подлостью и человеческой слабостью, с мужеством и стойкостью. В пустыне я впервые отчетливо почувствовал, что могу стать убийцей и не просто убийцей, а мясником, способным рубить человека на мелкие части…

А теперь по порядку хочется рассказать о том, что пришлось увидеть, понять и прочувствовать лично мне, и тем кто окружал меня в этих жестких испытаниях в раскаленных песках, где отрабатывались методики по выживанию в пустыне с предельно ограниченным запасом воды.

Возникает вопрос: а зачем все это делалось? Четвертую часть суши планеты Земля занимают пустыни с раскаленными зыбучими и бродячими песками, с потресканными от зноя каменистыми плато и нагорьями. Над всеми этими безжизненными, безводными пространствами ежедневно пролетают тысячи больших и малых самолетов, накручивают свои витки космические корабли и станции…

И если в небе случится беда, требующая немедленного прекращения полета, то велика вероятность вынужденной посадки в эти безжизненные и опасные, огромные по площади регионы нашей планеты.

Первую пробу своих сил, как специалист по средствам спасения и подготовки космонавтов к выживанию в экстремальных условиях после вынужденной посадки, я провел без подготовки — экспромтом. Группа космонавтов летела в Туркмению в город Мары на астронавигацию. Руководитель занятий штурман Николай Романтеев легко согласился включить меня в состав группы. Быстро подготовил задание на командировку. В нем значилось: изучить возможность проведения тренировок в пустыне.

Состав группы космонавтов по возрасту и воинским званиям был разношерстным, но цементировал его старший группы космонавтов сверхкоммуникабельный и жизнерадостный Георгий Добровольский (будущий командир корабля «Союз-11», трагически погибший).

Чтобы легче было рассказывать, перечислю всех участников полета на астронавигацию: от предприятия «Энергия» имени С. П. Королева космонавты Николай Рукавишников, Олег Макаров, Виктор Пацаев (погибший на корабле «Союз-11»), от Центра подготовки космонавтов подполковник Лев Воробьев (он так никогда и не полетит), старший лейтенант Петр Климук (ныне генерал-полковник, начальник Центра подготовки космонавтов) и я в звании майора.

В Мары летели на самолете АН-12. По дороге на дозаправку сели в Актюбинске. На аэродроме осмотрели стоявший там только что начавший летать на местных авиалиниях самолет «Морава».

Вечером прилетели в Мары. Темнело и, хотя уже светили звезды, на нас из дверей самолета дохнуло сорокаградусной жарой. Сразу вспотели. Асфальт под ногами расползался. Разместились в гостинице и, не теряя времени, поехали подальше от огней городка.

Николай Романтеев установил приборы и начал занятия. Звезды с одной стороны выползали из-за горизонта, с другой стороны, как в планетарии прятались за барханами. Сириус, Альдебаран, Бетельгейзе. Названия звезд и созвездий в голосе Николая Романтеева звучали как-то загадочно, хотя все знали очертания созвездий и их место на небосклоне.

Каждый час испытуемые выходят на связь

К утру стало чуть прохладней и, когда восходящее солнце погасило звезды, космонавты пошли отдыхать. Я же из наблюдателя превратился в главное действующее лицо. Договорился с врачом погранучилища понаблюдать за экспериментом, который я сам и придумал. Врач, прослуживший в Туркмении двадцать шесть лет, с сомнением пробурчал: «Сейчас в городе в тени +46 °C, на полигоне +52 °C в тени, а на солнце +75 °C, ну, а на песочке +90 °C будет. Вообще-то, вольному воля, если охота — поехали».

Газик выскочил из города на шоссе в сторону Ашхабада. Дышать раскаленным воздухом становилось все трудней.

— Тут нужно пару деньков адаптироваться, а потом уже двигаться в пески. Может вернемся? — предложил врач, видя, как я отворачиваюсь от тугого горячего потока, бьющего в лицо.

— В этом весь смысл. Ведь если произойдет вынужденная посадка, то о какой адаптации может идти речь.

— Ну, что же, вольному воля, — повторил врач. Приехали на полигон. С вышки спустился солдат-пограничник. Он с удивлением посмотрел на меня. Я был в легкой летней рубашке, брюках и штиблетах. В карманах брюк носовой платок, расческа и никому не нужный в этих песках кошелек.

Уже первый переход через барханы дал практический опыт. Я проваливался в песок. Идти было трудно. Да и, набившийся в штиблеты песок, жег ноги и мог очень быстро натереть волдыри. Вытряхнув песок, я по такырам (твердым площадкам между барханами) стал обходить барханы. Так, петляя между ними, я удалялся от вышки, на которой остались пограничники и врач.

Один из солдат покрутил у виска.

— Нет, он не чокнутый, — сказал врач. — Это испытатель от космонавтов. Хочет понять, как можно выжить в пустыне.

Я иду уже больше часа. Чтобы не хватил солнечный удар, из платка, завязав уголки, сделал что-то наподобие панамы. Это уберегало от прямых солнечных лучей. С каждым шагом идти становилось все трудней. Перед уходом от вышки я взвесился. Я чувствовал, как из организма уходит влага. Подмышками от выступившей соли появился зуд.

Приближался конец второго часа моего движения по пустыне. Вот уже и пули перестали попадаться. Врач перед моим уходом в пески сказал, что от крупнокалиберных пулеметов пули улетают до трех с половиной километров.

Я впервые обернулся назад. Такыр, на котором я стоял, был окружен барханами. Вышки не было видно. Проваливаясь в песок, я забрался на самый высокий бархан и увидел шесть вышек. Они сгруппировались в связки по три и расположились вдоль горизонта. Я растерялся. К какой идти? Вдруг над вышками взлетели ракеты. К какой же все-таки идти? Прицелился на вторую справа. Я понимал, что становлюсь жертвой миража и галлюцинаций от перегрева организма. Во рту горечь, язык пересох и утолщился. Казалось он заполняет весь рот и хочет задушить меня.

Вторая ракета, взлетевшая над вышками, показала, что я ошибся. Более яркий след шлейфа от ракеты оказался у первой вышки, во второй группе из трех. Кроме того, я заметил небольшой сдвиг солнца от вышки. Теперь быстрей туда, где есть вода. От жажды начало подташнивать и заболела голова. Глаза уже перестали слезиться от солнца, потому что влага ушла из организма. И теперь жгла веки выступившая соль.

Я начал понимать, какую глупость сделал, организовав этот эксперимент-самоистязание. Пришлось отказаться от прямого движения к вышке. Каждое карабканье на бархан приводило к потере сил и увеличению жажды. Я знал, что за мной следят в бинокли и придут на помощь. От сознания, что помощь близко, слабела воля. Неотвязная мысль: нужно упасть на песок, они решат, что мне плохо, и прибегут с водой, помогут выбраться из этой песчаной трясины… Но пойдет слух, что испытатель из Центра подготовки космонавтов смалодушничал и отказался от борьбы. Эта мысль подстегивала меня, и я шел уже пятый час в песках… Вот, наконец, и утрамбованная дорога. Надеюсь, последние триста метров пройти бодро. Но бодрости нет что-то. Я вижу, как солдат-пограничник бежит ко мне навстречу с протянутой в руке фляжкой. И вот мои потрескавшиеся, опаленные губы прикоснулись к воде. Большего, чем в это мгновение, блаженства я в своей жизни не испытывал.

Иосиф Давыдов с Вячеславом Перфилкиным опробывают теплозащитные костюмы.

Участники экспедиции на выживание в пустыне.

Испытатели в набедренных повязках за трое суток потеряли 9 и 14 кг соответственно

Пью глоток за глотком. Солдат смотрит на меня и растерянно улыбается. Фляжка почти мгновенно опустела. Подходит врач. Лицо его встревоженное:

— Такие шутки плохо кончаются!

Слегка поддерживая, он ведет меня к вышке, где на столе стоят два, извлеченных из колодца, прозрачных, трехлитровых бутылька воды.

Зов жажды, зов обезвоженного тела торопит сделать рывок, прыжок к этим бутылькам. Они подавляют чувство собственного достоинства, чувство гордости. Я с трудом преодолеваю этот инстинкт и подхожу к воде. Бутылек в руках. И тут прорвало! Я, захлебываясь, пью. Чувствую, как плещет мне на опаленные веки, в глаза прохладная влага. Она растворяет выступившую соль. И от этого появляется резь. Я пугаюсь и несколькими пригоршнями промываю глаза. И снова пью, пью… Я не замечаю встревоженных лиц врача и пограничников. Допив первый бутылек, я потянулся ко второму.

— Подожди, идем взвесимся, — зовет врач.

Не хочется ждать, хочу пить! Мои глаза боятся выпустить из поля зрения второй бутылек. Подхожу к весам, становлюсь. Врач взвешивает и качает головой.

— Посмотри на градусник, — приказывает он солдату. Тот подходит к навесу и оттуда кричит:

— Пятьдесят четыре!

Мне «повезло» — этот эксперимент я проводил в один из самых жарких дней в этом году в Марах. За пять часов перехода в пустыне я потерял почти десять килограмм.

Допиваю второй бутылек. Чувствую, что желудок уже заполнен водой. Но глаза видят воду и просят пить. И я пью. Боюсь выпустить бутылек из рук. Организм постепенно насыщается влагой.

Космонавты Михаил Бурдаев (стоит) и Владимир Коваленок определяют место по Солнцу

Потом, не однажды, вспоминая эту ситуацию, я анализировал свое психическое состояние. Несмотря на то видимое спокойствие, с которым я подходил к воде, думаю, что, если бы мне поставили в тот момент условие: становись на колени и на коленях ползи к воде — я, скорее всего, стал бы на колени и пополз. Ни самолюбия, ни гордости у меня не хватило бы, чтобы при наличии воды умереть от жажды. Это был психологический стресс, который зафиксировался в памяти. И до сих пор от таких воспоминаний у меня сначала сохнет во рту, а потом обильно выделяется слюна. Видимо, это — на всю оставшуюся жизнь.

Через полчаса езды мы оказались в тени чинар вблизи струящихся арыков. А еще через несколько минут в объятиях быстротекущего мутного Мургаба, протекающего недалеко от погранучилища.

В гостинице меня ждала приятная неожиданность. Я застал всю нашу группу в холле в белых намоченных простынях, обдуваемых вентилятором. На столе стоял жбан с пивом.

— Тебе персонально, — Коля Рукавишников указал на холодильник.

Там стояли два запотевших графина с пивом. Космонавты с любопытством наблюдали, как я опустошил их.

Вечером на рыбалке я рассказывал всем об эмоциях этого дня.

Но на этом мои встречи с пустыней не кончились. Говорят: «Лиха беда начало!»

Вернувшись из командировки, я узнал, что группа испытателей из Института авиационной и космической медицины улетела в пустыню под Бухарой для проведения экспериментов по выживанию в интересах авиации. Возглавлял и руководил этой экспедицией начальник лаборатории выживания Виталий Волович. Поскольку нам предстояло отрабатывать методику поведения в пустыне для космонавтов, мне не составило большого труда убедить руководство Центра послать меня в командировку.

С аэродрома «Чкаловский» самолет со специалистами авиационной и космической медицины летел в город Каган под Бухарой. Вместе с ними полетел и я. После Мары мне казалось, что я уже все знаю о пустыне. Но так только казалось. Виталий Волович к моменту нашего прилета провел серию экспериментов и готовил к работе еще три группы испытателей. Ему как раз не хватало одного испытателя в экипаже. Он предложил мне сходу включиться в эксперимент, но предупредил, что в приказе на оплату за всю серию экспериментальных воздействий я не предусмотрен.

— Если хочешь обрести опыт, будешь работать задарма. Эксперимента наешься вдоволь, а денег не получишь. — Я согласился.

В сорока километра от Кагана в песках есть место под названием «Колодец Сайдак». Здесь и расположилась бригада: проводившая эксперименты. На берегу небольшого озера с берегами, заросшими камышом, разбит базовый лагерь экспедиции.

В сумерках подъезжаем к месту базирования. С дороги боимся съехать, чтобы не завязнуть в песках или не провалиться на одном из такыров. Идем за барханы к озерку. Темнеет. Звезды как будто выползают прямо из барханов. Ночью пустыня быстро оживает. И первыми поднимаются полчища озверевших комаров, чтобы насладиться свежей кровью, неуспевших защититься людей и животных. Где-то за барханами видны блики костра. Но главным маяком к базовому лагерю являются звуки гитары и голоса испытателей, поющих песню.

Двое суток без воды. Июль 1973 г. Испытатели Владимир Воронов и Михаил Коновалов после эксперимента

Вкус жизни — вкус воды. А ее почти не осталось. И цена нашим мукам — 60 копеек в час

Выходим из-за барханов в сопровождении роя комаров. Ближе к костру они отстают, отгоняемые дымом и запахом мази, которой намазаны, сидящие у костра. Здороваемся, знакомимся. Есть не хочется. Пьем чай. Волович ставит задачу на завтрашний день, готовит задание на эксперимент. Прошу ребят спеть песню о пустыне и их лаборатории выживания.

Прежде чем продолжить рассказ о событиях последующих дней, хочу привести слова этой песни, ибо в них сконцентрировано в юмористической форме отражение многих проблем, которые решались восьмой непотопляемой, непромокаемой, несгибаемой, непогибаемой лаборатории (как они себя называли) в песках Кызыл-Кум.

Недолгий и тревожный сон прервало восходящее из-за барханов солнце пустыни. Как только оно полностью выбралось на небосклон, исчезла ночная прохлада, и сразу дохнуло жаром: пески набирали солнечное тепло и отдавали его в окружающий воздух.

Волович определил мне и солдату-испытателю из его института место проведения эксперимента и радиус передвижения.

Когда солнце достигло зенита, то есть в момент наибольшего солнцепека, руководитель дал команду испытателям выйти на исходные позиции и начать эксперимент.

Солдат-испытатель показывал, как соорудить с помощью парашюта и песка тент — укрытие от солнца. Я набирался опыта. Ведь впереди у меня были серьезные задачи по отработке методики действий космонавтов в пустыне с поправкой на факторы воздействия космического полета. Этого в своих экспериментах Волович не предусматривал: он работал чисто на авиацию. Я же выступал в роли ученика и старался во все вникнуть: и в организацию экспериментов, и в методику, и в эмоции.

Первая проба показала, что максимальная потеря влаги организмом происходит при создании тента-укрытия. Но без него находиться под прямым воздействием солнечных лучей смерти подобно. Приходится из двух зол выбирать меньшее. Нужно думать, как сберечь влагу в организме.

Приведу записи из журналов испытаний.

Буркун (третий день эксперимента): «Жажда сильная. Привкус крови во рту, уксусный привкус. В голове тяжесть, слабость, усталость. Страшно мучает жажда. Ночью лежал на песке и от этого чувствовал удовольствие».

Жерновков Р.: «Не могу сказать, что я волнуюсь перед экспериментом. Более того, уверен, что выдержу. К эксперименту готов».

12–00 второго дня эксперимента. Жарко, сильный ветер сохнут губы, хочется пить. Болит голова, тяжесть в голове. Be тер с песком мешает жить. Есть совсем не хочется. Во рту не приятно, горько. Слабость при малейшей физической нагрузке

12–15 третьих суток эксперимента. Пить хочется страшно. Теперь я остался один. Очень тяжело. Стоит заснуть в забытьи: вижу сны про воду. Просыпаюсь от того, что пью и пить хочется еще больше. Как часто бывает во сне: никак не добьешься того, чего хочешь, а впрочем, и не только во сне.

Очень тяжело. А кто сказал, что должно быть легко. Вот блестящая возможность проверить свою силу воли. Решено: буду ждать до последних сил… Во рту горько, пустота в желудке, Но это не пограничное состояние. Ясно, что нужно увеличить воду за счет снижения, нет не снижения, а полной замены продуктов на воду. Пища не нужна. Неужели это было непонятно до сих пор. (Прорыв эмоций. Испытатель под воздействием жары забыл, что бывает и очень холодно. И тогда на передний план в Арктике, например, выходит пища, а не вода).

Во сне купался, но прохлады не чувствовал. Был даже дома, жене обещал принести кваса, но дежурный врач не дал возможности напиться, а жаль… Отрезки времени субъективно оцениваются значительно большими, чем в действительности, происходит переоценка временных интервалов. Это следует связать с отрицательными эмоциями, вызванными этой проклятой жарой, ветром, песком, а еще больше — неутоленной жаждой… После глотка воды становится лучше лишь во рту, а жажда сохраняется или даже усиливается. Надо терпеть. И я терплю. Страшно надоело все: и ветер, и жара, и песок, и вообще вся эта Средняя Азия!»

Светличный: «Жажда такая, что мочи нет. Какие-то боли в пояснице. Когда лежишь, хочется встать. Встанешь, через пять минут хочется лечь. После того, как выпил воды, захотелось выйти из эксперимента, хотя чувствовал себя хорошо. Время тянется очень медленно. Смотришь на часы и думаешь, они встали. Прислушаешься, идут! Думаешь, прошел час, посмотришь на часы, убеждаешься, что прошло пять минут».

Милованов: «Мне лично кажется, что с глотками воды приходит жизнь. Аппетита нет. Боязнь вызвать жажду травмирует психику.

Снился сон. Просил у солдат воды, но они на глазах у меня пили и не дали. Сволочи! Встает солнце — такое нежное, даже не верится, что оно может так палить.

Страшная жажда, но еще хуже экономия воды. Жарко. Хочется пить и еще раз пить…»

Георгиев: «Сразу после приема малых доз воды начинается тошнота и головокружение. Самочувствие отвратительное, хочется окунуться в ледяную воду. Жажда постоянная».

Голованов: «При закрытых глазах видится: купаюсь в бассейне, пью газировку или ем арбуз. Самое критическое состояние в 15–00. Чувство вялости, нервозность буквально на все: на солнце, песок, потерю здоровья, на время, которое медленно бежит, на врачей.

…Слюны мало, чтобы увеличить ее — взял в рот металлическую заклепку. Чувство голода не исчезает. Не ем, боясь, что это повлечет за собой дополнительный расход воды».

Теперь немного о своих впечатлениях. Рядом со мной под тентом, лежал солдат-испытатель.

На третьи сутки, как только взошло солнце и началось пекло, он вдруг сказал: «Все — я больше не могу. Будем выходить из эксперимента». От его решительности я растерялся. Вид у него был бодрый. Я-то думал, что дрогну первым, ибо был уже на пределе.

— Может еще потерпим? — спросил я. Приказывать я не мог.

— Нет, не потерпим! — Он тряхнул флягой с остатками воды.

— Ведь есть еще вода.

— Вот сейчас допьем ее и тут же выходим.

— Нет, не выходим, до финала осталось шесть часов.

— Ну и сидите эти шесть часов, а я пошел, с меня хватит.

Он поднялся с песка, сделал шаг от тента. На моих глазах открыл флягу и начал пить. Пил он жадно, с наслаждением. Я закрыл глаза, но сквозь звон в ушах и нестерпимую боль, слышал бульканье, которое угнетающе давило на сознание. Приоткрыв глаза я увидел его, глотающего последние капли воды. Я отвернулся, но тут мой взгляд остановился на лежащем рядом с радиостанцией и ракетницей мачете. Моя рука инстинктивно потянулась к его ручке. Я вдруг поймал себя на страшной мысли: мне хотелось сначала зарубить солдата, а потом кромсать его тело. Ужасное видение пронзило меня как молния. Через несколько секунд я услышал его удаляющиеся шаги. Слава богу, что он быстро уходил. Я осознал страшную для себя мысль, что в экстремальной ситуации с помутившимся от жесткого физического воздействия сознанием способен на кровавое убийство.

И только сознание своей вины заставило меня довести эксперимент до конца. Виталий Волович не знал об этом и для завершения эксперимента подсадил ко мне врача из дежурной смены. Вот так все это было.

Тепловой удар. Кум-Султан — самое жаркое место в Союзе. Июль 1973 г.

Укрытие перестроено. Ждем поисковиков

В предыдущем повествовании я очень много внимания уделил собственным эмоциям, переживаниям и некоторым размышлениям. Попытался их пропустить через призму своего мозга с тем, чтобы вникнуть, анализировать и сопереживать дальнейшие события, связанные с участием других людей — испытателей и космонавтов в эксперименте, исследованиях и тренировках.

Говорят дурак учится на собственном опыте, а умный на чужом. Первый опыт дурака был получен в Мары, второй частично был приобретен под Бухарой в районе озера Колодец Сайдак.

Теперь предстояло разработать и экспериментально проверить методику подготовки космонавтов к действиям в случае вынужденной посадки космического корабля в пустыне с учетом психофизического состояния человека, попавшего в экстремальную ситуацию в космосе и подвергшегося воздействию факторов космического полета. Кроме того, предстояло проверить носимый аварийный запас «Гранат-6», и подготовить рекомендации по его совершенствованию. Опытные люди, проведшие немало научно-исследовательских работ, говорят, что начинать их можно тогда, когда они сделаны на семьдесят процентов.

У меня есть личный опыт пребывания в пустыне Кызыл-Кум в районе городов Мары и Бухара. Прежде чем начать свой научно-исследовательские изыскания пришлось перелопатить массу научной и художественной литературы, в том числе и книгу великого писателя и летчика Антуана де Сент-Экзюпери.

И вот все документы, предшествующие началу проведения исследований подготовлены. Лечу в Ташкент. Директивой Главнокомандующего ВВС предусмотрена помощь и поддержка силами и средствами авиации Туркестанского военного округа. В штабе авиации округа встречаюсь с Командующим авиации генерал-лейтенантом Алексеем Микояном. Он в очень добрых, дружеских отношениях с Начальником Центра подготовки космонавтов генерал-лейтенантом Георгием Береговым и поэтому, настроен доброжелательно. Это очень кстати, потому что без его помощи нельзя было рассчитывать на успех. На следующий день появляюсь у первого секретаря Бухарского обкома компартии Узбекистана Каюма Муртазаевича Муртазаева. Человек он безмерно озабоченный проблемами области и особенно сбором хлопка. В семь утра он уже в обкоме, и дальше по пыльным, раскаленным солнцем, дорогам разъезжает по районам области. И так до десяти вечера. Такое напряжение каждый день нужно уметь выдерживать, а он выдерживает, даже с сердцем, уже однажды пронзенным инфарктом. В недавнем прошлом он был одним из секретарей ЦК комсомола, который шефствовал над космонавтикой и Звездным городком. Влюблен в космонавтику. У него есть алая майка с надписью «Каюму Муртазаеву в знак вечной дружбы» с автографом Юрия Гагарина. Майками поменялись после дружеской встречи по волейболу между отрядом космонавтов и ЦК комсомола.

Муртазаев берет на себя все заботы о быте испытательной бригады. Это для нас очень существенно. Весь после изнурительных экспериментов в пустыне нужен полноценный отдых.

И вот все готово к началу работ. В Ханабад, где находится аэродром ПВО, прилетает самолет ЦПК с бригадой испытателей и снаряжением. Вертолетом МИ-6 Каганского вертолетного полка перебазируемся в город Каган. На следующий день без адаптации намечен эксперимент. Около известного мне Колодца Сайгак, разбиваем базовый лагерь. Руководит всей работой мой начальник Виктор Васильев, но он целиком ориентируется на приобретенный мною опыт.

В комплексе с психофизиологическими исследованиями запланировано проведение испытаний носимого аварийного запаса «Гранат-6» и дистиллятора (приспособления из пленки для добывания воды из песка пустыни). Помните слова песни?

Решено также попробовать различные комбинации одежды космонавтов, входящей в НАЗ. Расчет на то, что чем теплей и плотней одежда, тем меньше влагопотери и больше защита от солнца. Узбеки ведь по жаре ходят в теплых ватных халатах, под ними микроклимат. Не учли только, что узбеки в самый солнцепек сидят в чайхане или под чинарой и пьют чай. Мы же в теплозащитных костюмах, предназначенных для защиты от холода, выбираемся на солнцепек, когда в тени плюс сорок восемь-пятьдесят градусов, а на солнце все восемьдесят пять. Однако наша методика по периодическому кратковременному проветриванию пододежного пространства дает свои результаты: потеря влаги организма уменьшается, стало быть продлевается срок выживания в пустыне.

Усугубляем ситуацию: поверх теплозащитного костюма одеваем гидрокостюм «Форель». Рассчитываем, что, таким образом, сократим влагопотери. И это действительно так. Но гидрокостюм не только не выпускал влагу, не выпустил он и тепло. Результат налицо — один из самых стойких испытателей Виктор Касатиков получает тепловой удар. Это нас напугало. С мертвенно-бледным лицом и синевой вокруг рта и носа Виктор в беспамятстве доставляется к озеру и в простыне опускается в воду. Врачи в поте лица трудятся, чтобы привести его в сознание. И это довольно быстро удается. На берегу, укрытый простыней, Виктор вдруг начинает стучать зубами. Оказывается, что быстрое испарение воды резко понижает температуру тела. Вскоре он приходит в норму, но теперь его как испытателя использовать нельзя. Он чувствует себя без вины виноватым и на подбадривающие жесты и слова реагирует болезненно, особенно тогда, когда видит, как товарищи идут в эксперимент.

С группой поддержки он готовит снаряжение и выполняет другие бытовые работы в базовом лагере. С трудом удается убедить его, что понимая, что он здоров, не можем послать его в эксперимент по формальным мотивам: а вдруг…

Виктор несколько успокаивается, когда на другой день досрочно по объективным причинам выходят из эксперимента Виктор Воронов и Михаил Коновалов.

Ночь, проведенная в пустыне под вой шакалов, шуршание насекомых и писк зверьков (краснохвостой песчанки, торбоганов, сусликов), а также звуки комариного и москитного сонмища, отрицательно сказалась на психике. Так Миша Коновалов стойко переносил жару под тентом, но не смог выдержать присутствие безобидных жуков скарабеев. Они у него вызывали стойкое чувство омерзения. Он готов был сидеть под солнцем, но не соседствовать под тентом с фалангой, скорпионом или другой живностью. И это несмотря на то, что он охотник.

Виктор Воронов не мог перенести жару и вбиваемый ветром в кожу, нос, рот, глаза песок. Страх потерять здоровье, и все ранее перечисленные факторы дали сбой в психике. И, если по физиологическим показателям, по малой влагопотере и не сгустившейся крови можно было продолжать эксперимент, то по психологическим факторам врачи рекомендовали его прекратить.

Уже через два часа, сидя на берегу озера, они смеялись над своими эмоциями. Но для нас было очень важно понять, насколько совместимы должны быть люди в экстремальных условиях, чтобы выдержать психологическую атаку внешней среды.

Это был первый этап экспериментов и исследований, проводимых Центром подготовки космонавтов в пустыне с целью разработки и проверки методики подготовки к действиям, в случае вынужденной посадки в пустыне.

Итак, мы завершили этот этап написанием методических указаний, по которым можно было начинать тренировки космонавтов. Согласно методике такую тренировку выполняют космонавты на этапе общекосмической подготовки.

В середине июля 1978 года Центр подготовки космонавтов провел первые тренировки в пустыне под Бухарой. Начинали с космонавтов, у которых до полета еще были годы подготовки, Это были молодые, здоровые, жизнерадостные военные летчики и инженеры, которые с интересом воспринимали все то, что им не пришлось прочувствовать и узнать в училище и строевых частях, где они проходили службу перед тем, как попасть в отряд космонавтов.

О тренировках в пустыне можно было бы рассказывать много и долго, характеризуя восприятия каждого испытуемого, степень воздействия экстремальных условий на его организм и психику. Но я остановлюсь на эпизодах, которые оставили неизгладимое впечатление в сознании непосредственных участников тренировок, и тех, кто их организовывал и обеспечивал.

По условиям, определенным методикой, тренировка начиналась без адаптации к экстремальным условиям — что называется с корабля на бал. И это у нас получалось. С самолета, прибывшего из Москвы, где было прохладно, космонавтов везли в пустыню, где температура в тени достигала 46 °C, а сам песок прогревался до 85 °C.

* * *

Прежде чем рассказать о полной драматизма тренировке, едва не обернувшейся трагедией, расскажу о событиях, в которых все разворачивалось спокойно, по-деловому и в то же время с осторожностью. Надо сказать, что психология космонавта, уже летавшего в космос и ставшего Героем резко отличается от поведения тех, кто еще в космос не летал. Это связано прежде всего с тем, что первый стал знаменитостью, с мнением и желанием которой вынуждены считаться все, а второй не летавший переступал через собственное достоинство, ради того, чтобы не вызвать нареканий, которые могут повлиять на дальнейшие события, связанные с включением его в программу непосредственной подготовки к полету.

Организаторы тренировок — методисты и инструкторы не могли не учитывать этих факторов и применительно к ним строили свои взаимоотношения с испытуемыми. Задача непростая — дать полный объем навыков и при этом учесть индивидуальность каждого космонавта, чтобы не умалить его человеческое достоинство и не поступиться своим.

К сожалению, в процессе длительной работы в ЦПК я многократно сталкивался с ситуацией, когда перед Героями лебезили, стараясь ублажить их, и наплевательски относились к тем, кто формировал их и готовил в Герои.

Чтобы не продолжать этот непростой разговор о взаимоотношениях в ЦПК все-таки перейду к рассказу о восприятии пустыни космонавтами и в процессе тренировок, и о тех драматических событиях, о которых упомянул ранее.

Начну с дневниковой записи участника тренировок, которая, пожалуй, точнее всего рассказывает о положительном резонансе, вызванном у человека, впервые столкнувшемся с экстремальной ситуацией, ранее известной только по книгам.

С некоторой литературной правкой приведу отчет космонавта Васютина Владимира Владимировича, ныне летчика-космонавта СССР, Героя Советского Союза, профессора, доктора военных наук, генерал-лейтенанта.

А в ту далекую уже теперь пору (1978 г.) летчик-испытатель 2 класса майор Володя Васютин прилетел в составе группы космонавтов в город Каган под Бухарой.

Самолет ЦПК, на котором летели космонавты на тренировку приземлился в Каршах (Ханабад). Там базировался полк ПВО и с утра шли плановые полеты истребителей МИГ-21.

Из Кагана (под Бухарой) мы на вертолете прилетели в Карши, чтобы забрать космонавтов. В этом время здесь произошло ЧП. Шли полеты. На одном излетавших истребителей над пустыней остановился двигатель. Летчик вынужден был катапультироваться. На парашюте благополучно приземлился в пустыне, но, не имея опыта выживания, он не снял высотного костюма, не построил укрытия от солнца, а решил идти в сторону аэродрома. Его искали у места катапультирования, а он по самому солнцепеку шел через пески. В результате его нашли через четыре часа под барханом. Он погиб от теплового удара. Имея элементарные навыки выживания в условиях пустыни, он остался бы жив и продолжал бы летать и служить.

Этот случай особенно укрепил нашу уверенность в необходимости всесторонней подготовки космонавтов к выживанию, и, в частности, в пустыне. Да и трагизм происшедшего почти на глазах, наложил отпечаток на отношение прилетевшей группы к тренировке.

В 10 часов 15 минут вертолет МИ-8 с космонавтами на борту взял курс на самую жаркую точку в пустыне Кызыл-Кум под названием Кум-Султан, что в переводе означает Царь Песков. Итак, отчет Васютина В. В. с моими комментариями. «18. 07. 78. В 10–50 произошла высадка из вертолета в сердце песков на такыре. В 11–00 улетел наш вертолет. Раскрыли огромный купол парашюта от космического корабля и начали кроить его для постройки убежища, предварительно сняв скафандры и переодевшись.

Одновременно оценили местность. Такой пейзаж видим впервые. Это рождает интерес не только к новой обстановке, как к новому листу, но и к работе, которая проводится в этом плане без условностей, реально.

Мы находимся на твердой, потрескавшейся поверхности такыра. Вокруг нас песчаные барханы высотой 3–5 метров, длиной 50–100 метров и шириной до 20 метров.

На ближайший бархан вынесли многослойный тент размером 2 на 2 метра. Работа по его изготовлению заняла 1 час 15 минут, и это на солнцепеке.

В 12–15 начали постройку укрытия. В 12–40 укрытие было закреплено, подперто столбами из сапог, заполненных песком. Из-под тента выгребли верхний горячий слой песка (примерно 20 сантиметров) до кажущейся прохладности. Заодно убрали и живность, затаившуюся в песке: скорпионов, жуков скарабеев. До сеанса связи залегли под тентом, достав из носимого аварийного запаса радиостанцию и ракеты.

Все это время мела песчаная поземка. Она попадает через «пескорез» (приспособление из парашюта для отвода летящего песка) и под тент. Очень пригодились летные очки.

Все, что я вижу с момента прилета в Бухару воспринимаю с интересом. Я бы сказал, в тесной связи с тем, что я знаю из прочитанного и увиденного в кино о жизни народов Востока, Средней Азии. Это, прежде всего далекое прошлое и времена гражданской войны. Особую созвучность своим ощущениям нахожу в произведениях замечательного человека, и выдающегося летчика Антуана де Сент-Экзюпери. Не единожды оказываясь в пустыне при самых разнообразных обстоятельствах, он увязывал свои действия, страдания, стремления и даже миражи с познанием себя, с познанием человека и окружающего его мира, воспевая отвагу и упорный труд, клеймя дилетантство и предательство, анализируя к чему в жизни приводит и то и другое. В самые тяжелые для себя моменты он сохранял отзывчивость к людям, удивительно сочетая в себе большую практичность и философский подход к ситуации, и ее месте в жизни вообще.

14–05. Провели сеанс связи. Поочередно выходили из-под тента. Убедились, что под ним температурный режим немного сноснее. Громадная разница в температуре подстилающего песка.

А вообще, шутили мы, пляжик узбеки отгрохали что надо!

15–05. Выживание ведем пассивное. Лежим под тентом и беседуем. Самочувствие нормальное. Пульс у меня 78 ударов в минуту.

С «Океаном-2» (условный позывной экипажа) — мы земляки по прошлому месту службы и почти по месту жительства. Поэтому нам интересно поговорить о новой службе, и что нового обнаруживаем в себе от ее воздействия. Вот в данном случае говорим, что находимся в пустыне и занимаемся хотя и не простым, но увлекательным делом. Есть чувство заинтересованности и стремление выполнить задачу качественно.

17–05. Сеанс связи. Боремся с жарой. Лежим под тентом, неподвижно».

Отчет Васютина В. В. заканчивался выводом: «Считаю, что группа поставленную задачу выполнила. На всех этапах старались следовать разработанной методике и убеждались, что она верна».

Подробно пересказывать дневник нет смысла. Хочется отметить, что группа стойко перенесла экстремальное воздействие пустыни, не потеряв психофизиологической устойчивости.

Анализ тренировки, проведенный инструкторами, успокаивал: космонавты серьезно воспринимали данную экстремальную ситуацию и старались максимально выжать из нее пользу для себя на будущее.

Не ожидали мы, что впереди при работе с другой группой, нас ждет разочарование. Драма, которая разыгралась в песках Кызыл-Кум, достойна подробного описания.

День отдыха перед отлетом домой был прекрасен. Первый секретарь Бухарского обкома партии Каюм Муртазаевич Муртазаев сделал все для того, чтобы космонавты после столь тяжелой тренировки хорошо отдохнули. Осмотрели достопримечательности древней Бухары, побродили по восточному базару, купили сувениры для дома и друзей. Был и вечер отдыха с шашлыками, восточными сладостями и фруктами.

Перед сном наслаждались прохладой бассейна, над которым свисали огромные грозди винограда. Выпивать после изнурительной жары никому особенно не хотелось. Играли в биллиард, смотрели телевизор и радовались тому, что испытание на жаропрочность уже позади, а завтра ждет дом со своими хлопотами и трудностями.

На следующий день утром космонавты на вертолетах улетели в Ханабад, откуда самолет ЦПК должен был увезти их в Звездный.

Через день должна была прилететь очередная группа, но уже через Самарканд. А мы тем временем готовили материальную часть к продолжению тренировок.

Мой заместитель Володя Гайдуков должен был снова выдвинуться с группой обеспечения в район Кум-Султана. Я вылетел встречать космонавтов до наступления жары.

Сверху Самарканд, один из древнейших городов Земли, как будто вырастает из песков пустыни. Как в волшебной сказке по велению джина из бутылки появляются дворцы и минареты, окруженные зеленью садов и лазурью водоемов. Дымка и марево над городом еще более усиливают ощущение сказочности, видения и миража. Но вертолет идет на посадку, и сказка превращается в быль.

Вскоре после нашего прибытия в Самарканд на стоянку зарулил наш ТУ-134, привезший Василия Лазарева и очередную группу молодых космонавтов, прилетевших на тренировку.

Уже через час мы снова в Кагане. Там намечено провести предварительную подготовку. По дороге к месту занятий Володя Титов — старший группы космонавтов — полушутя-полусерьезно предлагает заехать на рынок, купить пивка и арбузов и посмотреть на пустыню. А завтра отбудем номер, получим зачет и полетим домой.

— Мы — летчики-испытатели, люди с соображалкой, посмотрим, как вы строите укрытия и все остальное, а завтра все просто повторим, — с некоторым юморком под одобрительные кивки всех остальных космонавтов, говорит он.

Такое отношение к тренировке и испытанию, которое готовит им пустыня, вызвало у меня чувство протеста:

— Ну, вот что, летчики-испытатели, засучивайте рукава и делайте как я и другие инструкторы. А завтра посмотрим, на что вы способны.

Солнце в зените. В тени +42 °C, песок нагрет до +80 °C. От барханов дышит жаром. Мы, инструкторы, уже адаптировались к таким условиям. Вновь прилетевшим наука дается с трудом, а главное без желания. Это вызывает у меня чувство тревоги. Неужели они не могут понять, что это не для меня, а для себя они делают.

Предварительная подготовка этой группы космонавтов меня не устраивает, но я понимаю, что требование повторить вызовет полный негатив во взаимоотношениях и может сорвать тренировку.

Врач-психолог Эльтузар Замалетдинов (ныне доктор психологических наук) советует не настаивать на повторе: пусть попробуют воспользоваться тем, что приобрели. «По-моему, за их бравадой, таится страх и неуверенность. Посмотрим, что будет утром», — говорит Эльтузар.

Утром меня подстерегает очередное неприятное событие: у одного из космонавтов повышенная температура. Причину врачи определить не могут. Представитель Института психологии кандидат психологических наук Наталья Крылова высказывает мысль, что это симуляция. Но четко понимаю, что в том случае, если на тренировке с ним что-то случится, то виноват буду я. Основная группа обеспечения во главе с Володей Гайдуковым на машинах еще до восхода солнца ушла в пески, чтобы ко времени нашего прилета развернуть в районе Кум-Султана базовый лагерь. Посовещавшись с врачами, принимаю решение всем вылетать в Кум-Султан и на месте определить два условных экипажа. Летим в район высадки в песках. В вертолете очень жарко. Перед выходом из него космонавты должны одеть скафандры: это приближение к реальной ситуации, в случае вынужденной посадки в песках.

После эксперимента. За весовщика — автор

Тренировка завершена. На переднем плане испытатели В. В. Перфилкин и Е. Н. Хлудеев. На вершине бархана — Э. Г. Сванидзе, Н. В. Крученок и автор

По дороге тот, у кого была повышенная температура, добивается того, что на носовом платке появляется кровь. Он недвусмысленно дает понять, что тренироваться не может. Это вызывает саркастические улыбки двух психологов.

Принимаю решение. Первый экипаж: Титов — командир, и двое космонавтов из его группы; второй экипаж — один инструктор из моей команды и космонавты с издержками здоровья. Тренировку наметили провести вблизи базового лагеря по сокращенной программе, не требующей психологической подготовки.

Я умышленно не называю фамилий других космонавтов этой группы, ибо те суждения, которые сложились у психологов, врачей и методистов-инструкторов могут быть отчасти предвзяты из-за желания видеть в космонавтах суперменов, а не простых людей со свойственными им слабостями, страхами и инстинктом самосохранения и просто нежеланием делать сомнительную на их взгляд, опасную и ненужную работу.

В 10–30 подлетаем к месту высадки первого экипажа. Выбрасываем на бархан купол парашюта, блоки НАЗа. Космонавты в скафандрах выходят в пустыню. Им предстоит нелегкое испытание. К тому же они к нему морально не подготовились, а, значит, будет трудней вдвойне. Я понимаю сложность ситуации, и второй экипаж думаю высадить в непосредственной близости от базового лагеря. Садимся у небольшого озерка, образованного бьющей из скважины горячей водой. Здесь уже разбил базовый лагерь Володя Гайдуков. Это очень надежный товарищ, стойкий испытатель и хороший организатор. Делюсь с ним своими сомнениями. «Не рискуй!» — советует Володя. — Из-за одного симулянта можно загробить все дело. Пусть себе сидит в лагере, попивает чаек и ест арбузы, пока его товарищи в пекле».

Дедков же настаивает на тренировке и уходит за барханы с одним из инструкторов. Впереди у нас двое тревожных суток, и у космонавтов, и у инструкторов-испытателей. Василия Лазарева нет. Его оставило руководство области для встреч с пионерами и школьниками. Вся полнота ответственности ложится на меня.

Через два часа на вертолете летим посмотреть, как обустроился первый экипаж. Укрытие от солнца и песка построено плохо. Тент мало снижает температуру. Без злорадства объясняю, что, если бы на предварительной подготовке они вникли в суть, то трудностей у них было бы меньше. Советую завтра после утреннего перехода построить другое надежное укрытие, а пока придется терпеть. Признательности в их глазах я не вижу.

— Может, хватит? Мы все поняли и ощутили, — говорит один из космонавтов.

— Ну, если поняли, то грамотно доведите все до конца. Иначе не могу поставить вам зачет по тренировке, — останавливаю я. Вижу в глазах озлобленность и неприязнь. Обидно конечно. Ведь не для себя мы стараемся. Для них. Мы уже многое испытали, и у нас еще предстоят встречи с пустыней при испытаниях и отработке нового неприкосновенного аварийного запаса «Гранат-6». Но у этой группы космонавтов на уме другое. Они думают, что испытание им устроено из наших интересов. Такого поворота никто не ожидал. Четыре предыдущих группы благодарны за науку, а от этой видим только неприязнь.

Что делать, такова жизнь?! Мы снова взлетаем, и оставляем космонавтов в пустыне в преддверии надвигающейся ночи и ветра, который, как правило, дует перед заходом солнца, вбивая в кожу мелкие золотистые песчинки, от которых появляется зуд.

Ночь проходит сравнительно спокойно. Несколько раз взлетаем, чтобы связаться с космонавтами по радио, и отработать взаимодействие с вертолетом при использовании светосигнальных средств; ракет и сигнального огня.

Необычная обстановка пустыни, нервный напряг, возникший из-за моральной неподготовленности группы не позволили и им заснуть. И к утру они порядком подустали и физически и эмоционально. Но главное они поняли, что шутить с пустыней опасно. Мучила жажда. Если помните слова одного из испытателей, что не так страшна жажда, как необходимость экономить воду. Другой же сказал: «У воды вкус жизни». Да, именно вкус жизни держал в нервном напряжении эту группу космонавтов. Они, молодые летчики, прошедшие отбор в отряд космонавтов, вкусили все прелести службы в Звездном городке и боялись потерять эту жизнь из-за укуса какого-нибудь паука или змеи. Кто знает, пригодятся ли им когда-нибудь навыки, приобретенные в пустыне, а потерять здоровье вероятность есть, а вместе с ним и уже полученные блага. Эта логика не летчика-испытателя, а обывателя на мой взгляд и поставила группу Владимира Титова на грань эмоционального и психологического срыва, что и подтвердилось при продолжении тренировки.

Утром совершили пеший переход, и до начала солнцепека построили на вершине бархана новое более, совершенное укрытие. Кто знает о чем они говорили в это время. Но, тем не менее, экипаж Титова к полудню дрогнул. Давала знать жара, но, прежде всего психологическая неустойчивость. Неожиданно в эфире прозвучал призыв о помощи. На связь вышел командир экипажа Владимир Титов. Взлетаем. Через пять минут вертолет был над укрытием на бархане. Запросили необходимость посадки. Титов подтвердил, что обстановка на земле требует прибытия врача. Подходим к укрытию. Вид у космонавтов растерянный. Владимир докладывает, что у одного из его товарищей кровотечение из носа. Врачи осматривают всех и не находят противопоказаний к продолжению тренировки. Олег Бычков — врач из Института космической медицины и летчик, ранее проходивший отборочную комиссию в отряд космонавтов, констатирует, что ковырянием в носу можно вызвать кровотечение и это не следствие перегрева или теплового удара. Задаю вопрос космонавту, готов ли он продолжить тренировку или по самочувствию хочет прекратить ее. Он настаивает на прекращении, и в сопровождении врачей направляется к вертолету.

«Может быть и с нас хватит?» — задает вопрос Володя Титов. Другой космонавт молчит и хмуро смотрит на меня.

Я отвечаю отказом, ибо не вижу причин для срыва тренировки. Тем более, что повторить ее будет непросто, поскольку вся группа обеспечения уже месяц работает в пустыне и люди на пределе.

Улетаем в базовый лагерь. Здесь все подготовлено на случай оказания помощи при тепловом ударе или укусе ядовитыми насекомыми и змеями. Кроме того в областной больнице выделена палата на случай оказания любой срочной медицинской помощи. Даем вволю напиться «пострадавшему», и врачи проводят его осмотр. Все показатели в норме. Смотрю на космонавта, может быть он запросится к товарищам, оставшимся в пустыне? Но нет. Он берет подстилку и ложится в тень вертолета отдыхать. Для него тягости тренировки кончились. Через пару часов он присоединяется к вертолетчикам, играющим в преферанс. Я стою в стороне с психологом и наблюдаю за выражением лиц молодых космонавтов находящихся в базовом лагере. Они довольны и беспечны: удалось уйти от опасной и напряженной тренировки.

Проходящий мимо нас борттехник вертолета бросает фразу: «Разве это космонавты. Это слюнтяи!» Слова его бьют по нашему самолюбию, но ответить нечего.

Тренировка Титова и второго члена его условного экипажа продолжается. Несколько сеансов связи подтверждают, что у них все нормально, но энтузиазма в словах не слышно. Приближается ночь. Утром конец тренировки и для них, но никто не знает, что готовит нам всем ночь.

В полночь взлетаем, чтобы отработать элементы взаимодействия космонавтов со спасательным вертолетом и процессе поиска. Над пустыней взлетают сигнальные ракеты. Летим на них. Сейчас должен вспыхнуть алый сигнальный огонь, показывающий место нахождения космонавтов и площадку для посадки вертолета. Вспышка сигнального огня, а затем какое-то неестественное, непривычное его горение, и тут же по радио голос Титова: «Прошу немедленно экстренной посадки. У нас ЧП».

Командир вертолета включает фары, посадка ночью не предусмотрена и опасна, однако идем на снижение. Лопасти поднимают пыльно-песчаный вихрь, в котором ничего не видно. Командир вертолета в этой круговерти мастерски сажает машину. Подбегаем к космонавтам. Напарник Володи Титова корчится от боли: у него обожжена рука. В темноте ночи он дважды нарушил инструкцию, неправильно сработал сигнальным патроном, к тому же не одел защитную перчатку, и пламя температурой в тысячу градусов ударило ему в ладонь. Врачи оказывают первую помощь. Бежим в вертолет. Взлетаем. Впереди видны огни Бухары. Через двадцать минут садимся рядом с областной больницей.

Осмотревший ожог врач успокоил меня: «Через две-три недели сможет нормально работать, но кожа с ладони сползет».

Настроение мерзопакостное. На фоне ранее успешно проведенной с четырьмя группами космонавтов работы эта тренировка с группой Титова сплошное ЧП. И все из-за того, что они летели сюда не проверить себя на прочность и жаростойкость, а развлечься и посмотреть на экзотику пустыни.

В гостинице сидим с Василием Лазаревым. Мысли грустные.

— Что будем делать? — спрашиваю его.

— Объективно доложим руководству. Считаю, что надо гнать их из космонавтов, — говорит Лазарев. — Такие сломаются в другом, более серьезном деле, что может повлечь за собой последствия.

Мне сказать нечего и я молчу.

Утром о происшествии докладываю в Центр подготовки. Оставшийся за начальника Центра генерал Андриян Николаев срочно высылает самолет.

— Прилетайте. Разбираться будем дома, — как всегда лаконичен Николаев.

Грустным был этот перелет. Еще и еще раз мысленно я перепроверял себя, может быть отказаться от всех этих тренировок, может прав был Зинченко, говоривший, что захотят жить — выживут.

Нет и еще раз нет. Тренировки на выживание нужны, прежде всего, потому, что выдержка и устойчивость в непредвиденной ситуации могут пригодиться и в космосе. Эти тренировки космонавтов, готовили их к более сложным испытаниям, закаляли характеры мужчин. И это я слышал ото всех, кто прошел эти испытания. Сейчас же передо мной сидели понурые, хмурые люди, которые ждали приговора от старших товарищей и начальников. Я тоже ждал приговора тому тяжелому делу, которое затеял со своими товарищами ради успеха космических полетов и на которое меня нацелил погибший Володя Комаров.

К вечеру самолет заходил на посадку на аэродром Чкаловский. Пеленой дождя была накрыта взлетная полоса. Мы ворвались в эту пелену, и по иллюминаторам поползли горизонтальные полосы воды. Самолет зарулил на стоянку. На земле дождь был несильный. После почти месячного пребывания в пекле Средней Азии от дождя было как-то уютно и радостно. Он охлаждал страсти и снимал горечь последних дней пребывания на юге.

Сегодня радость встречи дома, а завтра у меня очень сложный, полный драматизма и неприятностей день. Утром предстоит разбор тренировок с последней группой космонавтов. Перед работой встречаюсь с Василием Лазаревым. Он сообщает, что у него уже состоялся разговор с Андрияном Николаевым, результатом которого может быть отчисление всей последней группы из отряда космонавтов. Такой результат меня совсем не устраивал. Я готовил их к трудностям в работе в космосе, а получилось, что привел их к отлучению от этой работы. Настроение прескверное. На разбор последней тренировки собрались в кабинете Николаева. Космонавты из последней группы выглядели поверженными, организаторы тренировок, — и, прежде всего я, виноватыми. Победителей в этом разговоре не предвиделось. Все чувствовали себя скверно.

Докладывал о результатах тренировки Василий Лазарев. Психологи дали анализ происшедшего. Вывод был тяжелый. По психологической устойчивости к экстремальной ситуации космонавты группы в настоящий момент не способны выполнить космический полет. По моей просьбе психологи смягчили формулировки, обошли острые углы, не были категоричны в принятии решения руководством Центра. Уж больно обидно было потерять пять космонавтов, выбранных из тысяч летчиков. Хотелось сберечь их.

Руководивший разбором тренировки Андриян Николаев и присутствовавшие на этом совещании Павел Попович и Алексей Леонов (первоотрядники, прошедшие через горнило подготовки к первым полетам, когда их бросали из «огня да в полымя», проверяя на прочность и стойкость не только организм человека, но и характеры людей, их готовность на самопожертвование ради большого общечеловеческого дела) быстро поняли наши уловки смягчить вину космонавтов. Они высказывались резко и непримиримо, говорили даже о предательстве дела, которому служат космонавты. Приговор был суровым — отчислить из отряда.

Затем слово предоставили руководителю последней группы. Я ждал, что он начнет искать изъяны в организации тренировки, валить вину на врачей и методистов, может быть даже доказывать никчемность таких испытаний.

Мы, в свою очередь, уже подготовили контраргументы и доводы, подтвержденные наукой, опытом других людей и конкретными показателями состояния здоровья участников тренировки.

Но выступление командира группы обезоружило всех, и руководство Центра — Николаева, Поповича и Леонова, и меня со специалистами, участвовавшими в подготовке и проведении тренировки.

Володя Титов коротко, сдержанно и с плохо скрываемым волнением говорил:

— Мы благодарны группе специалистов и инструкторов, преподавших нам тяжелый урок по проверке мужества, стойкости и выдержки. Тренировки в этих труднейших условиях, в которых участвовали специалисты Центра и смежных организаций, были организованы и проводились на высоком методическом уровне и с большой надежностью в обеспечении безопасности. Мы все в этом убедились. И наша беда, и наша вина в том, что мы переоценили свои возможности, и недооценили те трудности, с которыми столкнулись. Мы оказались морально и психологически не подготовленными к таким испытаниям. Видимо, сработал инстинкт самосохранения. Про себя мы решили так. Может быть нам никогда и не потребуется эта наука, а потерять здоровье можно. И это привело одних к малодушию, а других — к перестраховке.

Для нас всех это тяжелый урок. И мы все очень надеемся, что если выводы и решение руководства будут не столь категоричны, то мы докажем, что способны продолжать работу по выбранному нами в жизни пути. Мы искренне понимаем свои ошибки и постараемся их исправить. Это испытание помогло нам на многое взглянуть другими глазами.

Такая позиция группы участников неудачной тренировки резко смягчила и мнение руководства Центра и нас, специалистов, готовившихся отстоять правильность своих методик, проверенных на собственном опыте, но в более жестких испытаниях, чем те, которым мы подвергали космонавтов.

Заканчивая разговор об этой, на мой взгляд специфичной группе космонавтов, побывавшей на тренировке в пустыне, хочется сказать, что они продолжили службу в отряде космонавтов, но, к сожалению приходится констатировать, что только один из них — Владимир Титов выполнил несколько космических полетов, в том числе и с американцами на «Шаттле». Жизнь другого трагически оборвалась во время испытательного полета на истребителе, когда он до конца боролся за жизнь машины и не пощадил свою. Остальные по разным причинам, были отчислены из отряда космонавтов. Видимо, пустыня явилась тем самым катализатором, на котором проверялась стойкость не только в экстремальной ситуации, но и в жизни тоже…