Думалось, и не уснуть мне в эту ночь. Уж очень густой вечер обрушился после спокойного «хозяйственного» дня. И особенно этот распухший труп с моим ножичкам… Да и после него… Пока мозг всё переварит, рассортирует, уложит…
С тем и лёг. И провалился в черноту.
И опять снилась нежная моя Бирута: качалась и тихо пела возле меня. Будто к себе звала — печально и безответно. В третий раз! Во сне само сосчиталось. Нет, не может быть такого, чтоб один сон — в третий раз!
Прерывать сон ещё в «Малахите» научился. Но, увы, так и не овладел умением Давида Ливингстона, знаменитого путешественника по Африке — засыпать прочти моментально, где угодно и когда угодно. Тот дар мне не даден. Но моё — всегда при мне. И я открыл глаза.
Опять Лу-у сидит возле моей раскладушки, качается и поёт — на фоне открытого входа в палатку. Какая ни тьма — всё-таки вход светлее… И на голове девушки заметна дуга.
Снова, что ли, сон во сне? Мыслеприёмники до сих пор ещё не снились…
Я выключил суперЭМЗ, достал свой мыслеприёмник из-под подушки, натянул на голову и, не вставая, тихо спросил:
— Лу-у, о чём поёшь ты?
— О том, что с детства я мечтала о старшем брате, — ответила она. — Чтоб он защитил меня от хуров. Смерть им! Но старшего брата не было…
— А ещё о чём?
— С детства я мечтала о друге. Чтоб он защитил меня от хуров. Смерть им! Но такого друга не было…
— А ещё о чём?
— С детства я мечтала о женихе, сильном и смелом. Чтоб он защитил меня от хуров. Смерть им! И он пришёл, прогнал хуров и трижды согласился стать моим мужем. Но не допускает меня к своему телу… За что мне такая жизнь? Зачем мне такая жизнь?.. Вот что пою я. Если уж ты спросил…
«Это стихи! — подумал я. — Но она ведь и понятия такого не знает. Скажи ей, она спросит: «А что такое стихи?»
— Лу-у, кто же твой избранник?
— Ты.
— Когда же я трижды согласился?
— Когда мы купались в Аке. Первый раз. Помнишь, я потёрлась носом о твоё плечо, а ты погладил мои волосы?
— Помню.
— Я этим сказала, что выберу тебя перед купами. А ты согласился, чтобы я тебя выбрала.
— А второй раз?
— Помнишь, ты вернулся от сынов неба и спешил в свою хижину?.. Я встретила тебя и потёрлась носом о плечо. Многие видели. Тор стоял рядом. А ты опять погладил мои волосы. Помнишь?
— Помню. Но я не знал, что это значит.
— Ты хочешь отказаться?
— Нет! Как можно отказаться от такой девушки, как ты? Хочу понять. Я ведь пока не знаю обычаи купов.
— После этого я пошла в твою хижину на ночь. И на другую ночь. Я уже не могла не пойти. Надо мной смеялись бы… Что за жена, если она ночью не в хижине мужа?.. Может, у неё не всё как у людей?.. Но ты не допустил меня к своему телу. Тогда я попросила Тора взять меня к колдуну.
— К айкупам?
— Да. У нас же нет своего колдуна.
— И что сказал колдун айкупов?
— Сказал, что у разных племён разные обычаи. То же, что ты сейчас сказал. Этого я не знала. Колдун сказал, что за могилой Нур-Нура есть племя килов. Девушка там тоже сама выбирает мужа. Она щёлкает жениха по носу. Если он за это шлёпнет её, значит, согласен. Отвернётся — ей надо искать другого. Колдун сам женился в этом племени. Его жена — из килов. «Может, у сынов неба — такой же обычай?» Это сказал колдун. «Попробуй!» — посоветовал он. Я вернулась и попробовала. Ты шлёпнул. А теперь опять не допускаешь меня к своему телу. За что мне такая жизнь? Зачем мне такая жизнь?
«Стихи! — опять подумал я. — Она тут целую балладу сочинила».
— Лу-у, — тихо произнёс я, — разве купы не говорят со своими избранниками о любви?
— А что такое любовь? — спросила Лу-у.
Больше выдержать я не мог. В конце концов, оба мы совершенно свободные люди, как сказала бы сейчас Розита. Сколько же можно мучить девчонку? Зачем? Ради чего? Ради кого?
Я поднялся, нащупал снаружи, над входом в палатку, свёрнутый валик клейкой плёнки, перенёс на внутреннюю сторону и размотал до самого низа. Так сказать, вход в спальню запечатан. Просим не беспокоить!..