Моя любовь к сочинению стихов не принесла мне большого успеха. То ли стихи мои были нехороши, то ли я, не удержавшись, иногда писала плохо даже про хороших, но порой я и тумаки получала за свою поэзию. Бабушка выметала клочки бумаги с моими сочинениями. А Вася подвергал их такому разбору, что из них ускользал последний смысл.
Я сочиняла:
— Во-первых, — говорил Вася, — что-нибудь одно: или она резвушка, или старушка. Старушка не может быть резвушкой. Сознайся, что сочинила чепуху.
— Нет, — защищалась я, — она белка, понимаешь?
— Ну что ж, но раз она старая, значит, не может быть резвой.
— А белки не как люди!
— Ну хорошо, пусть. А мешки у белок бывают? Как у людей?
На такой трезвый вопрос я ответа не находила. И все же я то и дело рифмовала слова да еще, становясь в позу (как учила нас руководительница из детского сада «Ромашка»), выкрикивала свои произведения прямо с крыльца, пренебрегая самыми простыми правилами грамматики.
громко импровизировала я.
Если Вася был дома, он тотчас выскакивал, разъяренный как тигр. Он, наверное, очень стыдился моей глупости и ничего не хотел мне прощать. Хотя бы уж дома, в комнате, болтала, а то на весь двор!
В ответ я произносила скороговоркой:
После этого мне оставалось одно: кубарем скатываться со ступенек и удирать от Васи во все лопатки.