— Что тут случилось, дорогие друзья?

Этот громкий приветливый голос раздался сбоку, где тропинка, по которой мы пробирались, все исхлестанные ветками, приводила на мощеную дорожку. Я вздрогнула и выдернула руку из Васиной, чтобы остановиться.

— Что ты, это же сторож! — шепнул мне Валька, заметив мой испуг, а Вася не глядя схватил снова меня за руку и потащил по дорожке к садовому домику, где виднелась груда вещей возле крыльца.

«Значит, их уже привезли и разгрузили». Но я лишь мельком подумала об этом. Толстая добродушная физиономия сторожа… Вот почему мне стало так страшно, когда я услышала его голос у калитки детского дома. Ведь именно этот голос я слышала с замиранием сердца, скорчившись и не дыша в сундуке, на котором Иван Петрович вел тот страшный разговор с неизвестным человеком. Вот это да! Как же я не вспомнила сразу! На мгновение я забыла о том, что сейчас происходило. Покорно и молча шла я за Васей, не слушая вопросов, которые наперебой задавали мне ребята. Значит, сторож и есть тот незнакомец, который собирался вместе с Иваном Петровичем переправить оружие! Еще сегодня утром я рассказывала обо всем маме. Как же я могла забыть, чей это голос? Просто меня сбило с толку его круглое лицо и поросячьи глазки; как мне страшно стало, когда он высунулся в полуоткрытую калитку и спросил: «Что вам угодно, друзья мои?» А потом я отвлеклась, загляделась на сад и деревья… на деревья… И опять мысли мои вернулись к толстому карагачу, к дуплу, в которое ловко вскарабкалась девочка. Вася что-то говорил мне, но я не сводила глаз со сторожа и Булкина. Они стояли рядом. Вот Булкин взял сторожа под руку и что-то тихо сказал ему. «Он забыл про меня», — с надеждой подумала я и повернулась к Васе.

— Там девочка! — умоляюще шепнула я, хватая его за руку. — Она полезла в дупло, понимаешь? А потом — хлоп! И исчезла. Нет ее в дупле.

— Не было никакой девочки!

Иван Петрович, отскочив от сторожа, снова сверлил меня своими белыми злыми глазами и подталкивал по мощеной дорожке все дальше от тропинки. Забывшись, Иван Петрович положил вторую руку на Васино плечо, и я увидела, как сердито Вася стряхнул ее. Меня охватило злое упрямство: как это не было девочки?

— Она лежала и плакала, — громко заговорила я. — А я спрашиваю: о чем? А тут он. Девочка говорит: «Завхоз идет, бежим».

Рассказывая, я чувствовала, как пальцы Булкина больно давили мне плечо; прижимаясь к Васе, видела неподдельный интерес на лицах Вальки и Глаши и говорила все громче и громче, почти кричала, словно боясь, что Булкин вот-вот заставит меня замолчать.

— Она полезла на дерево… эта девочка… Я забыла, как ее звали… Там в дупле дощечки. Это она мне сказала, девочка сказала. Она говорит: «Лезь ко мне». А он как даст мне по губам, говорит: «Не было девочки». Что-то там трахнуло… и нет ее!

— Зачем вы ее ударили? — повернулся Вася к Ивану Петровичу, бледнея. Он, кажется, понял только одно, что Булкин побил меня.

А мне теперь это было неважно. Дергая Васю за руку, я твердила:

— Пойдем посмотрим, пойдем поищем, жалко ведь эту девочку, она из Самары!

Ребята зашумели. Валька тоже стал тянуть Васю. Глаша теребила меня и спрашивала:

— Куда упала девочка?

Лунатик, которому показалось, что он все понял, кричал:

— С дувала упала, что ли, не понимаешь?

И я увидела опять облегчение в глазах Ивана Петровича. «Он радуется, что они никак не поймут. А где же сторож? Куда он ушел?» — подумала я, умолкая и тревожно оглядываясь.

— Это все фантазия, — приветливо улыбаясь, сказал мне Иван Петрович. — Ваша Ирен влезла на тополь и могла свалиться. Я не бил ее.

— На карагач! — закричала я.

— Я снял ее и повел к вам. Может быть, нечаянно задел рукой. Вам пора возвращаться, надо смотреть за ребенком.