Языком, который выбросил хамелеон, чтобы слизнуть междуречье, стала «Привилегированная компания».

Почему «привилегированная»? Что это за привилегии? Кому и зачем они понадобились?

В схватке за Африку европейские державы зорко следили друг за другом, подстерегали каждый неосторожный шаг. Так что захват новых земель грозил осложнениями в европейской политике. Как же сделать так, чтобы и империю расширить, и рисковать уж не очень сильно? Вот и нашли новый способ — привилегированные компании.

Эти компании, заручившись договорами с «туземными» вождями, получали от правительства своей страны привилегию — хартию. В ней говорилось, что правительство одобряет эти «договоры», а с ними — и действия соответствующей компании.

Практически это значило, что правительство разрешало компании захватить ту или иную пока еще не поделенную территорию и управлять ею. Договоры нужны были, поскольку существовало все-таки международное право. А с точки зрения этого права ни одно правительство не могло распоряжаться землями, которые не находились под его юрисдикцией. Требовалась какая-то зацепка.

Подлинному содержанию договора никакого значения не придавалось. Правительство просто присоединялось к той его трактовке, которую давала компания. Договор становился предлогом, чтобы правительство отдало такой-то компании такую-то страну.

Вот так привилегированные компании получали мандаты на захват громадных областей Африканского материка. Предоставление хартии означало поддержку со стороны правительства. А само правительство, стоя за спиной компании, прямой ответственности за ее действия не несло. В случае столкновения с державами-соперницами компания, на худой конец, могла и отступить. Это не было бы прямым ударом по престижу государства.

Ну, а если компания особенно люто расправлялась с африканцами, так, что европейская общественность начинала возмущаться и дело принимало скандальный оборот, правительство могло занять позицию стороннего наблюдателя или даже выступить третейским судьей. Компания ведь сама себе голова…

К тому же захваты обычно не сулили немедленных прибылей. Наоборот, само завоевание, разведка недр, подготовка к эксплуатации, не говоря уже о подавлении восстаний и сложном деле умиротворения покоренных народов, — все это требовало денег и денег.

Официально просить денег у парламента — недоволен налогоплательщик. К тому же обсуждение в парламенте вызовет раздоры между партиями и даст державам-соперницам возможность и время принять контрмеры.

Ну, а тут — компания, у нее — свои средства, и к карману налогоплательщика они вроде бы никакого отношения не имеют, и правительство — ни при чем.

На деле правительство давало компаниям не только деньги, но и солдат. Со временем это становилось проще. Публика привыкала к мысли, что африканские страны — те, где утвердились компании, — чем-то нужны и важны. С ними уже связаны «героические эпизоды», далекая земля «освящена» кровью соотечественников, «наших парней»… Одним словом, почва подготовлена. После этого правительство могло спокойно брать бразды правления в свои руки.

Такой тактикой колониальных захватов — в два приема — пользовалось чаще всего английское правительство. Русский посол в Англии Егор Стааль доносил в Петербург: «Там, где оно не могло или не желало действовать собственными средствами, оно давало особенные грамоты и привилегии частным торговым компаниям, которые вели на свой счет войны в уверенности, что правительство метрополии, в случае опасности и нужды, не откажет им в помощи».

Но эти компании, созданные финансистами Сити и королями горной промышленности, подчас и сами диктовали правительству свою волю. В совет директоров входили обычно и представители аристократии вплоть до членов королевской семьи.

Идея создания этих компаний в Африке овладела правительствами Альбиона в разгар схватки за раздел мира. В 1886-м хартия была дарована Нигерской компании, в 1888-м — Британской восточноафриканской. В те годы многие газеты и журналы наперебой восторгались компаниями, восхваляли их активность, противопоставляли ее нерешительности правительства. В начале 1886 года и Бисмарк провозгласил идею «германской коммерческой империи» в Африке путем создания компаний, поддерживаемых правительством, и через два года германское правительство дало хартию Германской восточноафриканской компании.

Главным полем деятельности этих компаний была Африка. В конце прошлого века они да еще несколько сходных с ними ассоциаций Великобритании, Германии, Франции и Бельгии господствовали по крайней мере над пятьюдесятью миллионами жителей Африканского континента.

 

«Привилегированная компания»

Вот такую компанию — для захвата земель в глубине Африки — и стремился создать Родс. Но о таком мандате мечтали и его соперники. С Гиффордом и Коустоном он сговорился быстро. Но нашлись и противники, не желавшие, чтобы громадные территории были даны на откуп узкой группе магнатов. Возражала часть торгово-промышленной буржуазии, и от ее лица — Лондонская торговая палата и уже влиятельный тогда Джозеф Чемберлен, будущий министр колоний. Они не желали, чтобы доступ к африканским богатствам был монополизирован одной компанией. Их рупор, журнал «Экономист», осуждал Родса и его компаньонов и требовал, чтобы правительство само занялось захватами, не передоверяя столь важное дело частным лицам.

Против выдачи хартии выступили миссионерские организации и Общество защиты аборигенов. Мишенью для публичной критики Родса оказались злополучные ружья — те, что Родс обещал дать Лобенгуле. Газеты рисовали картины страшных бедствий, которые принесут англичанам вооруженные ружьями африканские воины. К голосам критиков присоединился даже министр колоний Натфорд. Он назвал это обещание ошибочным и опасным.

Всерьез говорили и писали, будто речь шла не о тысяче устаревших ружей, а о перевооружении настоящей армии. Будто не знали, что воины Лобенгулы не умели пользоваться огнестрельным оружием, что научиться им негде, не у кого, что патроны достать трудно…

На деле ружья были, конечно, лишь поводом. Родс понимал главную причину затруднений — среди его союзников не было тогда никого из высокопоставленных лиц Англии. Сам он был еще не настолько влиятелен, чтобы его имя дало компании оттенок респектабельности в глазах имущих классов. Да и политические его взгляды не всем были ясны.

Тридцатого апреля 1889 года лорд Гиффорд обратился к правительству от имени компании, которая «должна быть создана», — с просьбой «санкции и моральной поддержки правительства Ее Величества и признания на этой территории полученных законно прав и интересов». Гиффорд сослался на поддержку родсовской «Голд филдс», своей «Бечуаналенд эксплоринг компани» и поименно — лорда Н. Ротшильда, крупного банкира барона Эрлангера, Сесила Родса, Чарлза Радда.

Компания обещала: 1) построить железнодорожную и телеграфную линии до Замбии; 2) поощрять иммиграцию и колонизацию; 3) развивать торговлю.

Министр колоний поддержал просьбу, поскольку «такая компания сможет освободить правительство Ее Величества от дипломатических затруднений и тяжелых расходов».

Но это не было концом борьбы за хартию. Весь 1889 год Родсу пришлось работать не покладая рук. Прежде всего нужно было срочно задобрить соперников. Многим из тех, кто заявлял о своих правах в междуречье или к северу от Замбези, затыкали рты акциями будущей «Привилегированной компании». При этом даже не очень проверяли, действительно ли были у этих людей хоть какие-нибудь «договоры» или «концессии». Не до того было. Родс торопился. А ставка была так высока, что он с готовностью поступался малым ради главного, чтобы только не было нежелательных толков, пересудов, писем в редакции газет, чтобы только дело шло быстро.

Свое главное оружие — деньги — Родс пускал в ход часто. Он давал деньги политическим партиям. Десять тысяч Парнеллу, лидеру ирландской партии в палате общин. Еще пять тысяч — либералам.

А подкупы политиков, журналистов?

Родс предложил лорду Сесилу, сыну премьер-министра Солсбери, стать постоянным советником компании. Солсбери встревожился, но сын с его мнением не посчитался и предложение принял.

Действовал Родс не только в Лондоне. Влиятельные люди были и в Капской колонии. Они к апрелю 1890 года получили 4 тысячи акций. Не обошел Родс и бельгийского короля Леопольда II. Тоже мог пригодиться.

Важную роль в борьбе за хартию сыграл лорд Ротшильд. Если в 1888 году он решил исход схватки в алмазной промышленности, то теперь, став одним из учредителей создававшейся компании, помог Родсу не только как финансист, но и как политик.

Нужно было срочно провести еще одну операцию — пополнить совет директоров будущей компании высшей знатью О преклонении перед титулами и роли аристократов в тогдашней Англии Бернард Шоу с обычным сарказмом говорил устами одного из персонажей, лорда Августа Хайкасла:

— Я не останусь глух к зову родины. Пусть это будет роль посланника в одной из важнейших европейских столиц или пост генерал-губернатора в тропиках… я всегда готов жертвовать собой. Пока Англия остается Англией, вы всюду на видных государственных постах найдете представителей моего древнего рода.

На свои посты аристократы часто смотрели просто как на синекуру и о государственных делах рассуждали в духе того же лорда Хайкасла: «Видите ли, всегда находятся дела поважнее. Всякие семейные обстоятельства, например, и тому подобное…»

Аристократов стремились завлечь многие компании — громкие имена во главе списка директоров назывались «манишкой», придавали респектабельность и обеспечивали благожелательность высоких сфер.

Родс и его новые компаньоны вели переговоры в лондонском высшем свете. Наконец, договорились, что президентом компании будет лорд Эберкорн, а вице-президентом — лорд Файф.

Пятидесятилетний Эберкорн, сын вице-короля Ирландии, предпочитал жить в своих ирландских или шотландских поместьях. Но он был другом премьер-министра Солсбери, влиятельным консерватором, и его имя в списке директоров сразу же придавало компании должный вес.

А сорокалетний Файф, влиятельный либерал, был особенно близок к престолу. Как раз летом 1889 года состоялась его помолвка со старшей дочерью наследника, принца Уэльского. Файф сразу же стал герцогом и маркизом. Как и Эберкорн, он потом не вмешивался в дела компании и не утруждал себя чтением ее обширных отчетов, но получал тысячи ее акций по ценам намного ниже рыночных.

Чуть больше хлопот доставил Родсу третий лорд (во время создания компании он еще не был лордом) — Альберт Грей. Тот все-таки пытался вникать в дела компании, но был так нерешителен, что доктор Джемсон, ближайший помощник Родса, как-то сказал о нем:

— Своенравная старая леди, разумеется, отнюдь не гений и не любит связывать себя определенным мнением.

Как же неглубоки оказались разногласия в лондонской верхушке: ведь и Файф и Грей вплоть до конца весны 1889 года выступали против Родса.

От группы Родса в совет директоров вошли только он сам и Альфред Бейт, от ее главной соперничающей группы — Гиффорд и Коустон. Аристократы, к которым принадлежал и лорд Гиффорд, оказались в совете в большинстве.

Наверно, не так уж уютно было Родсу среди этих лордов. Он — a self-made man — не мог не считать их в душе ничтожествами, к тому же чванливыми, кичливыми. Но не мог и не завидовать им. Все им досталось само собой: они не дрались за богатство и титулы, не убивали лучшие годы на преодоление бесконечных препятствий. Что ни сделают, все равно останутся элитой, цветом Британии. А он, хоть вывернись наизнанку, никогда не будет им ровней.

А может, Родс считал себя польщенным, оказавшись в столь избранном обществе? То была иная эпоха, и ценности были другие.

Как бы то ни было, он понимал правила игры. И сумел заполучить для своей «манишки» самые высокие имена. Но сам стал директором-управляющим, то есть практически полноправным хозяином.

Все это — вербовку влиятельных союзников и задабривание соперников — Родс вел одновременно с переговорами в правительстве. С премьер-министром Солсбери столковались быстро: Родс буквально обложил его со всех сторон. К тому же и расхождений во взглядах у них не было. Оба полагали, что нужно и важно не только захватить бассейн Замбези, но и идти дальше на север, вплоть до Великих африканских озер. Солсбери считал необходимым занять район озера Ньяса, но просить у парламента средств не решался. Родс от имени новой компании взял на себя финансовую сторону: обязался давать британской администрации в Ньясаленде с момента ее установления по десять тысяч фунтов в год. Английское правительство с лихвой возместило потом затраты.

Кроме того, компания дала субсидию в двадцать тысяч фунтов и обязалась платить по девять тысяч фунтов в год английской Компании африканских озер, находившейся на пороге банкротства. Помощь тоже не была актом благотворительности. Группа Родса практически подчинила себе эту компанию.

Что ж, кажется, все готово. После таких услуг правительство возражать против хартии не станет. А общественность?

Утренними газетами Англия уже тогда начинала свой день, вечерними — кончала. Во многих странах газеты еще не стали частью повседневной жизни, но о своей родине Киплинг уже мог сказать:

Бернард Шоу не без яду обронил как-то:

— Даже Господь Бог — и он не был бы всеведущим, если бы читал газеты.

Чтобы получить поддержку печати, Родс не раз давал крупные суммы корреспонденту «Таймса» Скотту Келти и редактору влиятельного журнала «Фортнайтли ревью» Джону Вершойлу. Перетянул на свою сторону журналиста Сиднея Лоу.

Уильям Стед, издатель «Пелл-мелл гезетт» и журнала «Ревью оф ревьюс», до весны 1889-го выступал против Родса. Встретившись со Стедом в апреле 1889-го, Родс изложил ему свои идеи, а затем предложил участвовать в издательском предприятии Стеда. Внес для этого двадцать тысяч фунтов и обещал поддержку в дальнейшем. Стед провозгласил Родса «новым спасителем Британской империи». Кто знает, что повлияло сильнее: убеждение или деньги, но, несомненно, возникла и идейная близость, настолько тесная, что в нескольких завещаниях девяностых годов Родс поручил Стеду быть вторым душеприказчиком (первый — Ротшильд), обязанностью которого, как писал Родс, было «реализовать мои идеи».

С весны — лета 1889 года панегирики Родсу запестрели на страницах таких влиятельных изданий, как «Таймс» и «Сент Джеймс гезетт», хотя прежде первая была настроена скептически, а вторая — открыто враждебно. «Фортнайтли ревью», «Найнтинз сенчюри» и ряд других журналов не отставали от них.

Бывшие противники превращались в сторонников, критики — в апологетов. Что теперь могло помешать Родсу? Даже Британское географическое общество встало на его сторону. В мае 1889-го оно рекомендовало коммерческие ассоциации в качестве лучших агентов для распространения цивилизации в Центральной Африке.

Второго апреля 1889 года радикал Лабушер сделал в палате общин запрос, известно ли кабинету министров утверждение Лобенгулы, что он обманут переводчиком-миссионером. Лабушер привел заявление Лобенгулы. Помощник министра колоний барон де Вормс ответил, что ничего об этом не знает и правительство в эти вопросы «не вмешивается». Ответ — почти по Киплингу: «Кто не любит спрашивать, тому и не солгут».

Пятого апреля Вормс вообще отказался отвечать на подобные вопросы. С конца мая пресса уже писала о даровании хартии как о решенном деле. А представители правительства еще долго отказывались отвечать на вопросы, связанные с хартией.

Хартия была подписана королевой Викторией 29 октября 1889 года. Сфера деятельности компании определялась как «район Южной Африки, лежащий непосредственно к северу от Британского Бечуаналенда, к северу и западу от Южно-Африканской Республики (то есть Трансвааля. — А. Д.) и к западу от Португальской Восточной Африки». В этом районе подтверждалось право компании использовать «все выгоды от упомянутых концессий и договоров при условии, что они являются законными». Компании вменялось в обязанность «поддерживать мир и порядок», «постепенно ликвидировать все формы рабовладения и работорговли», «следить за торговлей спиртными и возбуждающими напитками на упомянутой территории, а также, насколько это практически осуществимо, препятствовать продаже туземцам каких-либо спиртных или иных возбуждающих напитков», «никоим образом не вмешиваться в религиозные дела племен», «уважать обычаи и законы групп, племен и народов» и даже «охранять слонов и других животных».

Компании давалось право организовать административный аппарат, иметь свою полицию, создавать банки и акционерные общества, «дарить земли на определенные сроки или навечно», «давать концессии на горные, лесные и другие разработки» и «заселять все вышеуказанные территории и земли».

Компания сразу же завела свой флаг, свой герб, свой девиз, свои гербовые и почтовые марки. На гербе чего только не было. Щит с волами, кораблями и слоном. Его держат с обеих сторон антилопы. Пониже — девиз: «Законность, коммерция, свобода». И над всем этим, разумеется, британский лев.

Так возникла «Британская южноафриканская привилегированная компания» — со своей армией и полицией. В будущем — полновластный хозяин земель, во много раз превышающих Великобританию. Чем же это не imperium in imperio?

А если так, то как же величать человека, который управляет всем этим? Не было должности, звания или титула, которые точно отразили бы полноту его власти. Называли его просто — Сесил Родс.

 

Ни у какой другой не было Родса

Родс полновластно господствовал во всех делах компании. «Он — единственный директор, который знал, чего хотел и как этого добиться», — писал один из его биографов. Всевластие Родса было официально утверждено. В мае 1890-го Эберкорн и Файф подписали документ — полномочия Родса как директора-управляющего компании. Разобравшись в сложном юридическом языке документа, понимаешь, что суть его можно было бы выразить простенькой фразой: «Все, что сделано подателем сего, совершено с моего согласия и для блага государства». Так ведь сформулировал кардинал Ришелье полномочия миледи в «Трех мушкетерах».

«Мы здесь в полном неведении, но я полностью доверяю мудрости каждого действия, которое Вы с Джемсоном сочтете верным… делайте все, что считаете правильным. Мы в любом случае поддержим Вас», — так в один из трудных для компании моментов писал Родсу Альберт Грей, единственный из лордов-директоров, все-таки пытавшийся вникать в дела компании. Родса не контролировало и английское правительство. Лорд Эберкорн признавался потом: «М-р Родс получил полномочия делать все, что ему заблагорассудится, не испрашивая разрешения у министерства, а только сообщая о сделанном».

Противоречивость хартии, дарованной Родсу, сразу же бросается в глаза. С одной стороны, даже в самой петиции содержалась просьба лишь о помощи в «реализации концессий и соглашений», заключенных с африканцами, и в хартии многократно подчеркивалось, что ее цель состояла именно в этом. Следовательно, признавалось, что основа всех прав, которые компания приобрела или надеялась получить в будущем, — это договоры с африканскими народами. И смысл хартии лишь в том, что правительство Великобритании берет под защиту полученные таким образом права.

С другой стороны, речь шла об установлении административной власти компании на громадной территории.

Единственный договор, заключенный компанией к моменту получения хартии, — это договор с Лобенгулой. Но даже если признать его удовлетворяющим требованию хартии о «законности», он давал право только на добычу минералов. Он никак не мог оправдать предоставления компании административной власти.

Объяснялись эти противоречия и неясности просто. Правительство желало наделить компанию самыми широкими и вполне реальными полномочиями и в то же время боялось международных осложнений из-за слишком бесцеремонного обращения с громадным, еще не поделенным куском Африки. Поэтому, давая Родсу и его компаньонам мандат на господство над миллионами африканцев, оно ссылалось лишь на необходимость охраны «договорных и концессионных прав», полученных от самих африканских вождей.

Маскировка истинного смысла хартии отняла, видно, много времени и сил у искушенных английских законников. Слишком нарочита запутанность ее многочисленных статей, слишком часто подчеркивается забота об африканцах. Можно подумать, что речь идет о создании благотворительного общества.

Еще долго после оглашения хартии на страницах то одного, то другого издания поднимался вопрос о юридическом смысле этого документа. Даже через восемь лет миссионер Маккензи писал: «Самое главное — надо уяснить, что же все-таки было дано компании имперским правительством».

Хартия дала компании возможность стать государством в государстве, но для осуществления этой возможности предстояло разгромить военную силу местных народов, организовать систему подавления, создать и наладить механизм эксплуатации населения и природных богатств. Все это требовало громадных расходов. К тому же лорды вправе были ожидать прибылей от предприятия, которое согласились украсить блеском своих имен.

Труд африканцев? Да, конечно. Но ведь это в будущем. А на первые годы? Официально говорилось о нескольких источниках доходов. Компании полагалась половйна прибыли с каждого старателя на означенных в хартии землях. В случае продажи горнорудной фирмой или отдельным старателем своего участка компания получала половину его стоимости. Она могла продавать земельные участки под фермерские хозяйства и городское строительство, извлекать доходы из эксплуатации железных дорог и телеграфа.

Ну, а пока главным источником средств стали биржевые спекуляции.

Компания выпустила акции на сумму в миллион фунтов, по одному фунту каждая, так называемые акции «на любой карман». Такие акции создали видимость демократического характера компании, участия широких масс в ее делах. Но акции были предложены публике далеко не сразу. Сперва между директорами и «нужными» людьми распределили почти полмиллиона акций — почти даром, по три шиллинга за однофунтовую акцию. Еще двести тысяч акций взяла себе «Де Бирс».

Мало того. Родс, Гиффорд и их окружение вскоре после получения хартии тайком от акционеров создали еще одну компанию — «Юнайтед консешнз». По их заявлению, она якобы «передала «Привилегированной компании» свои права и концессии». Родс, Гиффорд и их компаньоны, теперь уже в качестве руководства «Юнайтед консешнз», выговорили себе половину прибылей «Привилегированной компании» и девяносто тысяч ее акций.

Но и это было еще не все. Публике сообщили затем, что в эти «права и концессии» не входит «концессия Радда». О каких тогда «правах и концессиях» шла речь, так и осталось неясным. Тем не менее под «концессию Радда» был выпущен еще миллион акций. От имени «Привилегированной компании» Родс и его компаньоны дали этот миллион самим себе.

Расходы Родса на прессу окупились сторицей. Газетная шумиха вокруг новой компании привела к тому, что в надежде на будущие сказочные дивиденды за ее однофунтовые акции на бирже платили по тричетыре, а то и по девять фунтов. Это приносило учредителям громадные прибыли, хотя сколько-либо реальных шансов получить дивиденды в течение ближайших лет не предвиделось. Компания объявила, что в ближайшие два года не выплатит «ни фартинга».

«Кафрский круг» (отделение южноафриканских ценных бумаг на Лондонской бирже) в 1889–1890 годах приковал к себе внимание спекулянтов. И это продолжалось долго.

Так руководство компании с первых шагов смогло обеспечить громадные прибыли совету директоров и виднейшим представителям правящих кругов Англии. Среди них оказался и принц Уэльский.

Рядовые акционеры, жившие в Англии, были совершенно бесправны уже хотя бы потому, что собрания пайщиков проходили в Южной Африке. Но главное, что обеспечивало руководителям компании безнаказанность, — это поддержка ее имперским правительством. В ответ на любую критику компании оно заявляло, что не собирается вмешиваться в ее деятельность. Так, на попытку Лабушера 27 января 1891 года разоблачить в палате общин финансовые спекуляции директоров компании Вормс ответил: «Правительству Ее Величества как в момент предоставления хартии, так и теперь ничего не известно об указанных фактах, и оно не несет ответственности за взаимоотношения между «Британской южноафриканской привилегированной компанией» и любой другой компанией или лицом, владеющим концессией в сфере ее действий». В других случаях представители правительства в ответ на запросы лишь подчеркивали свою благодарность компании за то, что она освободила правительство от тяжких расходов на создание администрации во внутренних областях Южной Африки, на строительство железных дорог и телеграфа,

Силы, стоящие за спиной компании, были так велики, их поддержка — столь очевидной и возможности для успешного осуществления захватов — настолько широки, что Ленин назвал создание «Британской южноафриканской привилегированной компании» в числе главных вех всемирной истории после 1870 года. По словам английского историка Гилбрейта — «Ни одна из привилегированных компаний не вызывала таких алчных чувств у биржевиков. Ни одна не вызывала такого восхваления и таких проклятий. И ни у какой другой не было своего Родса».