Описывая принятие решения о переходе партии к вооруженной борьбе, Бантинг сказал, что «даже на уровне ЦК не было обсуждения структуры и финансирования будущей военной организации». Ответственным за финансирование, по его словам, был назначен Юсуф Даду [585] . К этому времени Даду, председатель ЮАКП, уже побывал в Москве и вернулся с обещанием финансовой поддержки партии.

По сведениям В. Г. Шубина, первая делегация ЮАКП – Юсуф Даду и представитель ЮАКП в Европе Велла Пиллэй – посетила СССР в июле 1960 г. На встрече в Международном отделе ЦК делегация поделилась информацией о ситуации в стране и в партии, обсудила вопрос об участии СССР в международной кампании бойкота Южной Африки и обратилась к КПСС с просьбой о помощи. Финансовая помощь была предоставлена: к концу 1960 г. ЮАКП было выделено 30 тыс. долл. [586]

В ноябре того же года в Москве, на Совещании коммунистических и рабочих партий, побывала еще одна делегация ЮАКП, включавшая, кроме Даду и Пиллэя, приехавших прямо из Южной Африки, Майкла Хармела и Джо Мэтьюза. До поездки в СССР Юсуф Даду побывал в Китае. В Москве Даду, Пиллэя, Хармела и Мэтьюза принимал секретарь и член Президиума ЦК КПСС Н. А. Мухиддинов, причем не однажды. Шубин писал, что во время этих встреч обсуждались только две проблемы: соблюдение Советским Союзом торгового бойкота ЮАР и организация программ Московского радио на ЮАР [587] .

Джо Мэтьюз говорил позже, что на встречах «была изложена политика вооруженной борьбы» и «просьбы к коммунистическим партиям о поддержке этой политики». Но возможно, что память подвела Мэтьюза. Он и Хармел пробыли в СССР долго, по словам Мэтьюза, два месяца. Побывали в Киеве и Ленинграде, хотя больше всего времени провели в Москве – в основном, на ближней даче Сталина в Волынском, где когда-то останавливался Черчилль и где к тому времени принимали коммунистов из подпольных компартий. Мэтьюз вспоминал, что во время его и Хармела пребывания на даче там размещались и представители нескольких других партий и постоянно велись разговоры и споры, часто с участием представителей ЦК КПСС, о теории и практике освободительного движения и о формах борьбы. Бывали на этих беседах и советские военные. В этих разговорах и в написанных южноафриканцами материалах (записки о ситуации в стране, личные воспоминания, исторические очерки) поднимался и вопрос о вооруженной борьбе [588] . Не исключено, что эти общие разговоры Мэтьюз перенес и на официальную встречу с Мухиддиновым.

Но, с другой стороны, ни в одном из трех вариантов книги В. Г. Шубина [589] нет ссылки на архивные или другие материалы, которыми он пользовался при подробном описании встреч делегации с Мухиддиновым. Судить о том, что же в действительности на них говорилось, можно будет только тогда, когда станут доступными записи этих бесед.

По словам Мэтьюза, представители советской стороны в принципе против вооруженной борьбы не возражали, но пытались предупредить своих гостей о трудностях и вероятных последствиях такого шага. Участвовавшие в беседах кубинцы и китайцы тоже говорили, что начинать вооруженную борьбу можно только тогда, когда есть абсолютная уверенность в том, что общество и партия к ней готовы [590] . Эта аргументация южноафриканцев не переубедила. Они вернулись домой в декабре. Решение о начале вооруженной борьбы было принято ЦК ЮАКП тоже в декабре. Трудно представить, что связи между этими событиями не существовало. Если Шубин прав и никаких официальных переговоров о возможности помощи в вооруженной борьбе на встречах с советским руководством не велось, то и неофициальных разговоров с представителями других подпольных партий, которым СССР помогал, было достаточно, чтобы показать южноафриканцам, что такая помощь отнюдь не исключена.

Важнейшим шагом в развитии отношений стал приезд делегации ЮАКП – Юсуфа Даду и Мозеса Котане – на XXII съезд КПСС в октябре 1961 г. Двадцать первого октября их принял зам. зав. Международным отделом ЦК В. Г. Корионов. По информации В. Г. Шубина, именно на этой встрече южноафриканцы впервые официально подняли вопрос о возможности использования вооруженной борьбы и предоставлении советской военной помощи. С китайским руководством этот вопрос, как уже упоминалось, обсуждался гораздо раньше, и первая (и, как оказалось позже, единственная) группа рекрутов Умконто была уже на пути в Китай. После съезда, 18 ноября, Котане и Даду встретились и с Б. Н. Пономаревым, секретарем ЦК КПСС и заведующим Международным отделом ЦК КПСС. По словам В. Г. Шубина, на встрече обсуждалось много вопросов, но самыми значимыми из них были три: о том, насколько открытой должна была быть деятельность КПСС, об использовании различных форм борьбы и о том, какое государство должно было быть ее целью на том этапе. Позиция Пономарева по всем вопросам была осторожной. Народ, полагал он, должен знать о существовании партии, но пытаться превратить ее в массовую организацию можно только на следующем этапе борьбы – за социальное переустройство. Целью же национальной борьбы должно было быть создание «государства национальной демократии» – в соответствии с решениями Международного совещания коммунистических и рабочих партий 1960 г. Относительно вооруженной борьбы Пономарев докладывал руководству КПСС, что «в условиях террора фашистского правительства» ЮАКП считает подготовку к вооруженной борьбе необходимой, запрашивает мнение ЦК КПСС относительно правильности этого курса и просит поддержки в подготовке «нескольких военных инструкторов» [591] .

Пономарев предложил и формулировку официального ответа: «Принимая во внимание ситуацию в стране, мы согласны с мнением, выраженным Котане и Даду. В то же время намерение ЮАКП вступить на путь использования вооруженных методов борьбы возлагает на партию огромную ответственность. Необходимо не противопоставлять одну форму борьбы другим, а умело сочетать все эти формы. Вооруженная борьба – это борьба широких народных масс. Это означает, что в условиях подготовки к вооруженной борьбе политическая работа, работа по завоеванию масс приобретает решающее значение…» Этот ответ был одобрен Секретариатом ЦК КПСС практически мгновенно, 28 ноября. Была обещана и конкретная помощь. По сведениям Шубина, все это было сообщено Котане, находившемуся в СССР еще какое-то время, т. е. уже после первых взрывов, проведенных Умконто 16 декабря 1961 г. [592] , хотя причины такой задержки неясны. Но из тона и смысла разговора Котане и Даду ответ в принципе должен был быть ясен. К тому же речь идет только об ответе Котане. Даду мог уехать из Москвы раньше него и поделиться впечатлениями от встреч в ЦК уже в самом начале декабря.

С 1962 г. отношения стали бурно развиваться по восходящей: финансовая помощь ЮАКП возросла более чем вдвое; в том же году для обучения в советских вузах прибыла первая группа студентов; приехали первые студенты-коммунисты для обучения в Институте общественных наук (Ленинской школе), а затем резко возросло число тех, кто должен был приехать для обучения военным специальностям [593] . В декабре 1962 г. в СССР приехала делегация ЮАКП для обсуждения практической помощи Умконто. Она состояла из Артура Голдрейха и Веллы Пиллэя. Голдрейх и сам получил военные консультации в Москве, в частности, в связи с «Планом М» – операцией «Майибуйе», разрабатывавшейся тогда командованием Умконто. Обсуждались во время этого визита и общие проблемы дальнейшего сотрудничества в военной сфере, поставок оружия, транспорта и т. д. [594]

В апреле 1963 г. в Москву в сопровождении Котане приехал Оливер Тамбо, заместитель президента АНК и глава его «миссии в изгнании». В октябре 1962 г. в Ботсване состоялась консультативная конференция АНК – первая со времени запрета этой организации. На ней присутствовали как те члены руководства, которые уехали из страны, так и те, кто там еще оставался. Ботсвана была еще британским протекторатом Бечуаналенд, и хотя заседания проходили легально, на них присутствовал офицер полиции – англичанин, так что обсуждать открыто вопросы о вооруженной борьбе участники не могли. Но именно на этой конференции было принято решение официально связать Умконто с АНК. Декларация АНК, в которой Умконто было впервые названо военным крылом АНК, появилась в апреле 1963 г. [595] . Тамбо приехал в Москву после этого решения.

Решение связать Умконто с АНК было судьбоносным. До этого в руководстве АНК не было единства относительно вооруженной борьбы. Достаточно сказать, что даже Котане поначалу был против, несмотря на то что уже участвовал в организации военных действий как член ЮАКП. Против был и Тамбо, к тому времени пытавшийся развернуть за рубежом кампанию солидарности с борцами против апартхейда [596] . Решение о создании Умконто ве сизве было принято руководством АНК (источники дают разные сведения о том, кто именно из руководства при этом присутствовал) в середине 1961 г., но тогда говорилось только о создании этой военной организации, а не о том, кому она будет подчинена. После конференции в Ботсване все эти двусмысленности и неясности были устранены.

Во время визита в Москву эта новая ситуация позволила Тамбо обсудить планы военных действий, запросить средства – 250 тыс. ф. ст., помощь в обучении военных кадров, в обеспечении Умконто оружием, обмундированием и снаряжением. Упоминалась и помощь в организации пропагандистской работы, прежде всего на международной арене. Просьбы южноафриканцев были положительно встречены в ЦК КПСС. АНК стал, таким образом, первым национально-освободительным движением в Африке, установившим прямые отношения с КПСС. По настоянию Котане финансирование АНК и ЮАКП велось раздельно [597] . Возможно, что уже во время этого визита Тамбо получил в СССР 20 тыс. долл. [598]

В 1963 г. завершилось формирование системы отношений между АНК, ЮАКП и СССР, просуществовавшей до конца советского периода. При всем неравенстве партнеров – экономическом и политическом – это не были отношения патрона и клиента. На молодежной конференции АНК, проходившей в августе 1982 г. в Морогоро в Танзании, Мозес Мабида – в то время генеральный секретарь ЮАКП – сказал: «Наши враги обвиняют нас часто и многократно в том, что мы рабски подчиняемся Москве и выполняем инструкции некоей иностранной державы. Я могу заверить Вас с полной определенностью, что эти обвинения – полная фикция… Наша партия, как и любая другая коммунистическая партия, полностью автономна, полностью самоуправляема и вольна в любое время принять любую систему организации, программу, политику и стратегию, подходящую для условий, в которых мы действуем» [599] . Это было правдой.

Справедливо и утверждение Шубина, что для отношений КПСС и ЮАКП был характерен такой подход: «… консультации – да, но без диктата и превосходства». То же и с АНК [600] . Это были отношения сотрудничества в борьбе за общие идеалы и товарищества. Хэралд Штракан, один из основателей и первых бойцов Умконто, выразил ту же мысль по-другому: «У нашего руководства и советского были одни идеи. Это была одна и та же группа людей» [601] . Южноафриканцы сами решали, как именно им вести борьбу против империализма на их конкретном участке.

Но была и другая правда. И материальная поддержка большинства их планов, и само выживание АНК и ЮАКП в изгнании зависели от советской стороны, и на первых порах только от нее. К тому же для тех, чьим идеалом была социалистическая система, авторитет СССР во всех вопросах теории и практики, стратегии и тактики, международных дел и всего прочего был огромен. Поэтому все планы южноафриканцев обсуждались с советской стороной, к ней обращались с просьбами, к ее советам внимательно прислушивались.

В начале 1960-х годов была заложена, таким образом, основа теснейшего сотрудничества между СССР, ЮАКП и АНК, оказавшего глубокое влияние на развитие событий на юге Африканского континента.