Несмотря на тесные отношения между АНК и Советским Союзом, наша страна упоминалась в официальных материалах и документах АНК нечасто, обычно в связи с обращениями и заявлениями АНК и ЮАКП по поводу юбилеев, годовщин, съездов КПСС и других официальных торжеств, в которых делегации этих организаций участвовали. Одним из таких случаев был визит Н. В. Подгорного в страны Африки в 1977 г. АНК издал по этому случаю Заявление, в котором выражалась благодарность СССР за поддержку. «От имени миллионов борющихся людей Южной Африки Африканский национальный конгресс, – говорилось в нем, – приветствует нынешний визит президента [имеется в виду Председатель Президиума Верховного Совета СССР. – А. Д., И. Ф. ]. Союза Советских Социалистических Республик товарища Николая Подгорного на Юг Африки как важную веху в укреплении и консолидации отношений между народами Африки и Советского Союза и всей социалистической системы. Длительным эффектом исторического визита президента Советского Союза на курс политического развития Африки неизбежно станет оживление и укрепление антиимпериалистических сил на Африканском континенте, и в силу этого он станет важным вкладом в антиимпериалистическую борьбу народов мира в целом… Мы считаем… что настоящий визит нанесет новый удар по махинациям империалистов, поскольку у африканских народов будет возможность из первых рук узнать о желании и решимости Советского Союза остаться подлинным союзником и помощником народов Африки… Важные политические и военные победы были одержаны в этом регионе, несмотря на растущую поддержку фашистского режима здесь международным империализмом. Народы этого региона… понимают, что эти победы были одержаны при последовательной братской помощи Советского Союза, других социалистических стран и прочих прогрессивных сил, которые оказали значительную поддержку неустанным усилиям Организации африканского единства и всех прогрессивных сил Африканского континента» [875] .
Эта же идея была повторена Оливером Тамбо в его выступлении на праздновании 60-летия Октябрьской революции 1917 г. «Последовательная, всесторонняя и растущая поддержка, оказываемая Центральным Комитетом Коммунистической Партии Советского Союза и всем советским народом, с глубокой благодарностью оценивается Африканским национальным конгрессом. Эта поддержка вместе с поддержкой других социалистических стран, независимой Африки и всего демократического человечества является решающим фактором в решительном наступлении революционной борьбы угнетенного и эксплуатируемого народа Южной Африки против фашизма и агрессии в нашей стране, за национальное и социальное освобождение» [876] .
Юсуф Даду, председатель ЮАКП, говорил об опыте КПСС как образце для подражания: «Наш народ видел, как применение этих [ленинских. – А. Д., И. Ф. ] принципов привело к решению национальных проблем, к фантастическому всестороннему развитию бывших царских колоний и к росту уровня благосостояния угнетенных в прошлом народов. Надеемся, что мы тоже сможем последовать туда, куда проложили дорогу советские товарищи. Опыт советского народа и КПСС неизмеримо укрепил идеологическую базу революционной борьбы наших народов. Только советская мощь и советское влияние, оказываемое всегда в духе пролетарского интернационализма, помогло отодвинуть границы капитализма и империализма…» Даду связал успехи национально-освободительного движения не только с поддержкой СССР и «всего социалистического содружества», но и с конкретной политикой советского правительства, а именно, с «ленинской политикой мира и разрядки». «Дух 1917 года не может умереть никогда, – заключил он. – Говоря „Да здравствует Великая Октябрьская Революция“, мы говорим: „Да здравствует революционная борьба народов мира за мир, социализм и национальную независимость!“» [877]
Если попытаться выразить смысл этих документов несколькими словами, то такими словами будут поддержка, борьба, революция, социализм . К ним в принципе и сводился образ нашей страны в глазах борцов АНК.
Эти же идеалы отразил «революционный календарь» Умконто, зафиксировавший события, считавшиеся для этой организации важнейшими. Всего их было 16, большинство посвящено событиям южноафриканской истории: основание АНК, основание ЮАКП, дни рождения Нельсона Манделы и Оливера Тамбо, День Шарпевиля, День восстания в Соуэто и др. Но пять дат из шестнадцати касались других стран или были международными. Среди этих пяти, наряду с Днем Африки (25 мая), Международным днем труда (1 мая) и Днем наступления на бараки Монкада (кубинский праздник), было и два советских праздника: День Советской армии и годовщина Великой Октябрьской социалистической революции [878] .
Стихи и песни отражали в принципе те же образы.
Ронни Касрилс под псевдонимом А. Н. К. Кумало написал стихотворение «Советский народ», отражавшее те же чувства:
А вот слова популярной песни, которую пели в лагерях АНК:
Позже Касрилс писал: «Все наше движение, сверху – от лидеров – донизу, было, безусловно, уверено в принципиальности Советского Союза и его возможностях… ЮАКП не определяла линию АНК, как утверждали многие противники партии. Такие тесные связи были порождены моральной и материальной поддержкой, которую Советский Союз предоставлял движению» [882] .
Причины «некритичного» отношения ЮАКП и АНК к СССР Касрилс объяснял так: «Наша партия никогда не выступала с критикой Советского Союза по нескольким причинам. Главным было то, что нам было уже достаточно его исторической роли и достижений на ранних стадиях. Изоляция Южной Африки от политической и культурной мысли за рубежом, должно быть, также сыграла свою роль. Идеология нашей партии отметила 1917 г., а потом 1945 г. Эта тенденция усиливалась характером нашего руководства. Белые лидеры 1920-х годов уходили корнями в ранний большевизм. Черные лидеры, появившиеся в 30-е годы, такие как Мозес Котане, Дж. Б. Маркс и Юсуф Даду, тоже были под его влиянием. Даже разоблачение Хрущевым в 1956 г. сталинских преступлений не смогло поколебать базовой идеологической позиции старой гвардии. Советский Союз совершил много ошибок, но их можно исправить. Это означало, что понимания внутренних противоречий советской модели, которые позже привели к катастрофе, у нас не было. В моем представлении в 1960-х годах из старшего поколения лидеров только Рут Фёрст, Джо Слово и Хилда Бернстейн выказывали некоторые признаки критического отношения». Рут Фёрст, пишет он, «… критически относилась к общепринятой мудрости нашего движения, как например к некритичному видению Советского Союза…» [883] .
Еще одну причину «некритичного» отношения южноафриканцев к советским реалиям Касрилс видел во враждебности западной пропаганды по отношению к Советскому Союзу. «Возможно, мы были бы более восприимчивы к дефектам системы, если бы западная пропаганда времен холодной войны была менее враждебной и лицемерной. В то время как Запад выступал с ханжескими заявлениями насчет зла апартхейда, Советский Союз давал практическую поддержку. Казалось, что их заинтересованность в окончании колониализма и расизма в Африке совпадала с нашей» [884] .
У ЮАКП, пишет Касрилс, «была неколебимая вера в то, что капитализм загнивает и что монополистические противоречия разрушат эту систему. Это было время, когда Хрущев стучал ботинком в ООН, заявляя Западу: „Мы вас похороним. С помощью Советского Союза бывшие колонии найдут некапиталистический путь к социализму“». Тогда казалось, что после хрущевских разоблачений Сталина в 1956 г. «СССР твердо следует курсом экономического развития, с которым придет и бóльшая свобода. Мы верили, – пишет Касрилс, – что сталинизм был следствием попыток Запада сокрушить Советский Союз в колыбели, а затем поощрения Западом гитлеровской агрессии… Теперь, когда Советский Союз оправился, все было возможно» [885] .
Низкое качество потребительских товаров было очевидным. Оно было неизмеримо хуже того, что продавалось в южноафриканских магазинах. «Но ведь, думали мы, – пишет Касрилс, – те потребительские товары могло покупать только меньшинство населения». Жилье тоже было плохого качества, но анковцы считали, что это результат разрухи военных лет, да и новое жилье строилось у них на глазах. Квартплата, электричество и отопление вместе составляли всего шесть процентов от средней заработной платы. На улицах не было нищих (хотя и были пьяные). Главное же заключалось в том, что для чернокожих товарищей Касрилса «общий уровень жизни [советских людей. – А. Д., И. Ф. ] был настолько выше того, который они знали, что Одесса казалась им раем» [886] .
Самая серьезная теоретическая дискуссия по поводу СССР и самые серьезные разногласия возникли по поводу раскола с Китаем. Среди товарищей Касрилса была группа, прошедшая краткий курс обучения в Китае. Между ними и остальными курсантами шли жаркие идеологические баталии. Политический инструктор группы Чубиникян и другие советские офицеры разоблачали маоизм при каждом удобном случае [887] .
События в СССР или в его внешней политике оказывали на руководство ЮАКП и АНК большое влияние. Подавление восстания в Венгрии в 1956 г. стало первым пробным камнем, вызвавшим сомнения и разногласия в ЮАКП. Было немало членов ЮАКП, покинувших партию из-за несогласия или даже в знак протеста против действий СССР [888] .
Но к гораздо более значимым отрицательным результатам привели события 1960-х годов: раскол с Китаем и вторжение в Чехословакию. Последствия раскола с Китаем стали особенно значительными. В руководстве и АНК и партии было немало тех, кто, как и китайское руководство, не понимал и не принимал политику мирного сосуществования. Китайская, как и бывшая советская позиция о неизбежности войны между социалистическим лагерем и капиталистическими странами, отвергнутая Хрущевым на ХХ съезде, казалась им более логичной и правильной. Она была более близка многим в национально-освободительном движении. Если бы силы Китая и его интерес к африканским делам не были подорваны его внутренними проблемами, то таких сторонников у него нашлось бы значительно больше. Но и при том, что их было не так много, разногласия проявлялись даже на уровне руководства.
В 1963 г. во время встречи Совета ОСНАА в Моши в Танзании противоречия между СССР и Китаем разгорелись из-за влияния в Латинской Америке. СССР предлагал создать новую организацию – Организацию солидарности народов Азии, Африки и Латинской Америки (ОСНААЛА), – которая должна была служить связующим звеном между ОСНАА и латиноамериканскими странами. Делегация АНК поддержала СССР вместе с делегациями Индии, Египта и некоторых других африканских стран. Делегация состояла из Роберта Реши, Теннисона Макиване, Думы Нокве и Мозеса Котане. Позиция СССР победила, и начались приготовления к трехконтинентальной конференции (ОСНААЛА). На инаугурационной конференции ОСНААЛА в Гаване в 1966 г. освободительные движения, уже признанные ОСНАА, автоматически становились членами ОСНААЛА. Среди южноафриканских движений это касалось только АНК. ПАК и Движение неевропейского единства тоже послали свои делегации, но в членстве им было отказано. При этом кубинцы сделали все возможное, чтобы присутствие ПАК на конференции было сколь возможно менее заметным. Затем ПАК получил и официальный отказ на свой запрос о членстве. На следующем заседании ОСНАА в Никозии в 1967 г. китайская делегация и ее союзники покинули конференцию в знак протеста против исключения представителя Национального союза Юго-Западной Африки (СВАНУ). Отказали ему под предлогом того, что Намибия уже была представлена СВАПО. Партия конгресса Басутоленда – союзник КНР и ПАК – и СВАНУ заклеймили «советскую ревизионистскую клику», которая захватила контроль над ОСНАА. После этого ОСНАА включала только организации, союзничавшие с СССР [889] .
АНК, Индия и Египет были особенно важны для СССР, поскольку они безоговорочно поддерживали главенствующую роль СССР в освободительном движении и советскую теорию мирного сосуществования. На конференции ОСНААЛА в Гаване, например, АНК критиковал ПАК за его неприятие советской интерпретации мирного сосуществования. То же самое каждый раз происходило и на других организованных СССР конференциях, семинарах, встречах, дискуссиях и заседаниях, обсуждавших национально-освободительное движение [890] .
Противоречия не ограничивались противоборством между АНК и ПАК. Они нарастали и внутри самого АНК и даже, хотя и редко, выплескивались на страницы публикаций. Так в 1968 г. сентябрьский номер бюллетеня АНК «Mayibuye» сравнил советскую блокаду Берлина с американской операцией в Бухте свиней. В следующем номере Альфред Кгоконг, директор по связям АНК с общественностью, опубликовал опровержение [891] .
ЮАКП без колебаний поддержала политику стран Варшавского пакта по отношению к Пражской весне и вторжение в Чехословакию [892] , но позиция АНК была менее однозначной. Его главный орган – «Sechaba» – не опубликовал ничего, хотя и печатался в ГДР – стране, участвовавшей во вторжении. Официальное заявление АНК в поддержку вторжения было опубликовано в «Mayibuye», печатавшемся в Лусаке. Но группа членов АНК после этого опубликовала в Танзании заявление с похвалами в адрес Китая, который резко осудил интервенцию [893] .
Противоречия в позиции АНК в конце концов выплеснулись наружу в связи с заседанием Всемирного Совета Мира в Москве в 1973 г. Комиссия по национально-освободительному движению подготовила документ под названием: «Национальное освобождение: борьба против колониализма и расизма». Делегация АНК проголосовала за эту резолюцию, хотя ее собственный документ, подготовленный к заседанию, «Южная Африка и международный мир» по сути критиковал доктрину мирного сосуществования. И отчет делегации, состоявшей из коммунистов Альфреда Нзо, Мозеса Мабиды, Рут Момпати и М. М. Моолы, и противоречивший резолюции документ АНК были опубликованы в одном и том же номере «Sechaba» [894] . Документ АНК, представленный на следующем заседании Совета Всемирного Совета Мира, проходившем в Софии в 1974 г., «Мирное сосуществование, национальное освобождение и национальная независимость» был еще более критичным по отношению к позиции СССР. В нем говорилось, что национально-освободительным движениям трудно «поддерживать теорию мирного сосуществования разных социальных систем, в то время, как они борются не на жизнь, а на смерть за свободу и независимость» [895] .
Оппозиция советской линии, выступавшая с идеями, близкими к китайским, группировалась вокруг нескольких лидеров. Некоторые из них, например Альфред Кгоконг, Тенисон Макиване и Амброуз Макиване, занимались иностранными связями АНК. К началу конференции в Морогоро раскол был уже фактически завершен. Членство Кгоконга в Национальном исполкоме АНК было приостановлено за то, что он организовал «фракцию против руководства» накануне конференции [896] . После Морогоро группа действительно оформилась во фракцию, называвшую себя африканскими националистами. В ее арсенале были не только возражения против решения конференции допустить неафриканцев к членству в АНК, но и обвинения руководства во главе с Тамбо в слишком тесных отношениях с «реформистской компартией» и с Москвой. В 1976 г. группу, названную «бандой восьми» (по аналогии с китайской «бандой четырех»), исключили из АНК [897] .
Группа оформилась в партию под названием Африканский национальный конгресс Южной Африки (африканские националисты) и начала публиковать в Танзании журнал «African Nationalist». В одном из первых номеров говорилось: «Мы стоим за африканское единство… Африканское единство более важно, чем превращение АНК в придаток китайско – советских разногласий… которые используют белые либералы типа Слово, поддерживаемые Москвой» [898] .
В середине 70-х годов недовольство советской теорией, но другой, проникло в партийные ряды. Джо Слово, Бен Тюрок и некоторые другие коммунисты выражали озабоченность тем, что теоретические дебаты о «государствах социалистической ориентации», «некапиталистическом пути» и «национальной демократии» могли использоваться «как база для того, чтобы поставить под сомнение перспективы африканской революции» [899] .
Вскоре, возвратясь в Танзанию после первого года обучения в СССР, Касрилс услышал о снятии с должности Н. С. Хрущева.
Котане, получивший разъяснения в советском посольстве, объяснил молодым кадрам, что сняли его за импульсивность (результатом которой и было объявление цели построения коммунизма к 1980 г.) и нетерпимость к взглядам коллектива. У Криса Хани и самого Касрилса были вопросы по этому поводу, но, пишет он, «мы развеяли наши сомнения, потому что наша вера в Советский Союз была глубока» [900] .
В 1968 г. Касрилс увлекся экспериментом Александра Дубчека в Чехословакии и симпатизировал новому типу социализма, который тот представлял. Однако вместе с большинством в АНК поверил, что военное подавление Пражской весны было необходимо, чтобы предотвратить сползание в контрреволюцию. «Советские интересы и интересы истинного социализма… – пишет он, – в те дни были синонимами» [901] .
Для Касрилса, как и для его товарищей, экономические проблемы социализма были неразрешимой загадкой: социализм должен был быть более эффективным, и производительность труда рабочих в СССР должна была быть выше, чем на Западе. Советские офицеры шутили: единственный способ заставить производство работать, это пойти на фабрики с АК-47 и сказать рабочим, чтобы они оторвали задницы от лавки. Но говорили и серьезно. Например о том, что недостаточная производительность объяснялась чрезмерной защитой интересов рабочих и что экономика страдала от колоссальных расходов на оборону.
Еще одной причиной, говорил им инструктор Борис, была научно-техническая революция. «Мы сделали крупную ошибку, когда сознательно отказались от крупных капиталовложений в новые компьютерные технологии. Мы должны были потом выплачивать целые состояния за импорт этих знаний с Запада». Он усмехнулся, пишет Касрилс, произнося слово импорт : подразумевалась контрабанда . «Наши ребята, когда приходят в армию, зачастую даже не знают, как выглядит копировальная машина», – сказал Борис. Все рассмеялись, потому что за год до этого «из-за бюрократических проволочек» им понадобилось несколько дней, чтобы скопировать некоторые документы. Модисе при этом шутил, что копировальная машина была, должно быть, «секретным объектом» [902] . Трудно сказать, понимал ли он, что это была не шутка: копировальные машины и были охраняемым секретным объектом, очевидно потому, что на них можно было размножить антисоветские материалы.
Касрилс писал, что экономическое отставание СССР было главной проблемой в системе ценностей южноафриканских коммунистов. «Проще было, – вспоминал он, – впечатляться коммунистической риторикой, революционным наследием и прошлыми достижениями, чем увидеть неизбежные проблемы в самой системе. Октябрьская революция 1917 г. определенно превратила отсталую царскую империю в мощную мировую державу. Только позже стало очевидно, что на определенной стадии развитие прекратилось и попытки создать социалистическое общество были пагубно извращены» [903] .
У других были и иные сомнения. Нгкулу пишет, что, изучая ленинские работы о Советском Союзе, «… мы пришли к выводу, что даже Ленин не мог решить национальную проблему в СССР. Некоторые из нас считали, что то, каким образом решался национальный вопрос в России, должно было создать напряженность и взрывы из-за господства русских над другими национальными группами» [904] .
Горбачевскую перестройку поняли и приняли немногие. Вот как объяснял ситуацию Джеймс Нгкулу: «… правительством Горбачева была введена политика „perestroika“ (реструктурирования) и „glasnost“ (открытости). Гласность означала новую политику открытости относительно того, как работало правительство и как оно общалось с гражданами, в том числе новую открытость прессы. „Perestroika“ также включала „uskorenie“, что означало „акселерацию“. Но, по словам многих наших советских друзей, Горбачев вскоре забыл обе эти концепции, так как его чествовали на Западе, и постепенно он отошел от принципов научного социализма, представленных КПСС. Обычным обоснованием новой политики считалась ограниченность технологического развития промышленности и необходимость сосредоточиться на ускорении темпов экономического роста и реструктурировании экономики. Но реформа коснулась даже самых обыденных аспектов жизни…» [905]
Новые идеи чрезвычайно заинтересовали Джо Слово. Он увлеченно читал советскую «перестроечную» прессу на английском языке и говорил авторам, как много находит там для себя нового. Не отказался он от необходимости перестройки и в своей критической брошюре «Потерпел ли поражение социализм?», опубликованной в 1989 г. [906] Но считал все же, что критика советского строя в советских публикация заходит слишком далеко. Социализм оставался идеалом – его только нужно было немного подправить.
Руководители ЮАКП – а многие из них были и членами руководства АНК или Умконто, или обеих организаций, – являлись неотъемлемой частью советского официального мира, мыслили его категориями и понятиями. В письме Юсуфу Даду из московской больницы, где он провел много лет, Мозес Котане высказывал обеспокоенность не делами своей партии, а 100-летием со дня рождения Ленина: «Я отрезан от дел уже более года, и никто не проявляет заинтересованности в том, чтобы меня информировать. Я беспокоюсь, делает ли наше движение что бы то ни было к 100-летию Ленина, или в нынешней ситуации препятствия непреодолимы. Не зная, что происходит и какова ситуация, я не говорю, что что-то обязательно нужно сделать, независимо от обстоятельств. Я просто очень хотел бы знать, делается ли что-то и можно ли сделать что-то по поводу этого великого события. Естественно, что я очень хочу, чтобы что-то было сделано…» [907]
Э. Пахад писал Даду семью годами позже: «Я сейчас работаю над нашим докладом для конференции по поводу 60-летия [908] . Поскольку там будут высокопоставленные делегации от социалистических стран (Пономарев возглавит делегацию СССР) и в последний момент они решили пригласить революционных демократов, над нашим докладом нужно как следует подумать. Одна из тем, которые я раскрою, это связь между Октябрьской революцией и разными формами борьбы, включая революционную вооруженную борьбу. Какой вклад Октябрь внес в понимание этой проблемы, а также огромный вклад Советского Союза в вооруженную борьбу на Юге Африки и в Гвинее-Биссау» [909] .
Многие анковцы до сих пор воспринимают все, что связано с Советским Союзом, очень эмоционально. В 1999 г. на конференции в Лагосе Балека Мбете-Кгоцициле, тогда вице-спикер южноафриканского парламента, а с 2007 г. – вице-президент АНК, расплакалась, услышав, как ее коллега – другой член южноафриканской делегации – назвал СССР «неудачным экспериментом». Со слезами на глазах она сказала в ответ: «Эта страна пожертвовала очень многим для нас. Когда я была там в 1998 г., после двадцатилетнего перерыва, и выступала в парламенте, мне пришло в голову, что многие из парламентариев третьего мира не занимали бы свои посты, если бы не Советский Союз. Извините, я очень эмоциональна, когда мне приходится говорить об этом». Об «огромном» вкладе СССР в освободительную борьбу говорил и Бернард Магубане, еще один член южноафриканской делегации [910] .
Не один из тех анковцев и коммунистов, которых мы интервьюировали в связи с этой книгой, говорил нам о том, что испытывает чувство вины за то, что происходило в Советском Союзе и за его распад. Это наиболее четко выразил М. Д. Найду, слова которого пересказал нам Мервин Беннун: «Я не помню года, но думаю, что это было еще при Горбачеве. Я встретился с М. Д… как и всегда, когда бывал в Лондоне… Он был коммунистом и мужественным человеком. Он привлек мое внимание к серьезным и плохим фактам, которые мы теперь узнавали о Советском Союзе. Он был очень рассержен и расстроен и очень эмоционален, почти в слезах. Я не точно помню его слова, но смысл их таков:
„Мы, южноафриканские левые, должны принять на себя долю ответственности за ситуацию вообще и за то, что делалось в СССР. Мы видели безобразные и неприемлемые вещи в СССР и пытались отделаться от них объяснениями или игнорировали их, или молчали о них и даже – из лучших намерений защитить социализм и СССР – лгали о них. Он говорил, что мы должны критически посмотреть на себя… что недостаточно сказать, что мы боялись, что критиковать было очень рискованно. Он считал, что были тактичные способы сделать достойно то, что мы должны были сделать, но не делали. Сказал, что СССР не боялся, когда началась Вторая мировая война, и показал нам, что значит мужество; мы должны были вернуть им этот долг“» [911] .