Когда я пришел в себя, то первое ощущение можно описать так: где-то в недрах моей головы спрятан кусок раскаленного докрасна металла. Я лежал на низкой койке в убогой хижине, надо мной было крохотное окошко, в котором темнел кусок ночного неба. Я очень медленно повернул голову и увидел двух парней — они мало чем отличались от завсегдатаев «Стрижающего меча», но на этой планете, похоже, все мужчины одевались одинаково. Их сонные и скучающие лица были освещены чем-то вроде масляной лампы, располагавшейся почти на середине сколоченного из грубых досок стола. Один из них был тощий и высокий, с вздернутыми в немом вопросе темными бровями и прилизанными волосами. Он посмотрел на меня поверх веера из карт и потянулся к колоде.

— Он пришел в себя.

Второй был светлый, жирный, и вообще — полная противоположность первого, только природа постаралась сделать его еще хуже. Он вяло поинтересовался:

— Может, его привязать?

— He-а. Он и так едва дышит, куда он денется?

Что верно, то верно. В ответ на мою попытку подняться осколок металла запульсировал в мозгу, и я со стоном повалился обратно.

Тощий хохотнул.

— Травка и алкоголь. Ай-яй-яй. Плохое сочетание, очень плохое.

Я курил травку, старательно напивался в течение всего вечера, и еще вдобавок меня угостили чем-то твердым по башке. Для подобного сочетания есть только одно определение — смертельное. Мой рот… о Боже, мой рот. В нем витали зловонные миазмы, которые источала медного вкуса гадость, накопившаяся в глотке. Огромный ком ваты теперь занимал то место, где когда-то был мой язык. Я отважился сглотнуть слюну, и меня чуть не вырвало.

— Одно могу про него сказать: хорошо держит в себе выпивку.

— Счастливчик. Иначе задохнулся бы собственной блевотиной.

Ничего, такой шанс у меня еще был. Это было не похмелье, а самая настоящая болезнь. Я прикрыл глаза, и мне показалось, что внутреннюю сторону век кто-то заменил наждаком.

Стоп! Нуда, мне все это снится, просто плохой сон. И во всем виновата травка. Разве можно принять тот факт, что за одну неделю я, наверное, раз в восьмидесятый становился пленником. Кому понравится, когда такие вещи происходят, да еще и в регулярные промежутки времени. Впервые за очень долгое время во мне постепенно нарастала злость.

Черт побери, но не настолько же я болен! Мне удалось, наконец, принять сидячую позу, упершись ногами в пол. Горячий кусок металла в башке начал прожигать мне череп. Я обхватил голову руками и, массируя лоб, дождался, пока боль превратилась просто в адскую, но не сильнее, и посмотрел вокруг. Двое за столом рассматривали меня с безразличием эскулапов, как клинический случай.

— Чем бы все это ни кончилось, я вас намерен убить, — хриплое предупреждение вырвалось из моей глотки.

— Полегче, — предостерег тощий.

Пухленький блондин рассмеялся.

— Плохо бывает по утрам, а?

Я посидел так какое-то время, опустив голову на руки. Постепенно, словно на медленном грузовом лифте, из глубины моего организма поднималась тошнота. Когда она достигла уровня груди, начался кашель. Причем такой, который невозможно было остановить. А высокий тем временем показывал куда-то вправо от меня.

— Чтоб все — только в ведро. Если хоть одна капля упадет на пол — языком лизать будешь.

На полу, возле ножки кровати, я заметил деревянное ведро и успел пододвинуть его к себе в самый последний момент. Море пива вместе с остатками ленча шумно выплеснулось из меня, но это не изгнало окончательно демона. Пришел черед сухим спазмам, которые уже не могли прополоскать меня и разве что мучительно выворачивали кишки.

— Все-таки выпивку в себе не удержал.

Толстяк скорчил рожу.

— Меня от него тошнит.

— А?

— Что-то в этих звуках мерзкое… понимаешь? Когда я слышу, как с кем-нибудь такое происходит, то сам…

— Стоп!

Меня по-прежнему тошнило, но я старательно преувеличивал свои потуги, пытаясь спровоцировать толстяка. Это был единственный козырь, который мне предложила судьба.

— Господи! — стонал я, — Мое брюхо… как в огне…

— Дай ему водички, — предложил толстяк.

— Мы тут чего, в больницу играем?

— Дайте воды, — умолял я, — Пожалуйста.

Они вернулись к картам. В середине игры толстяк вспомнил обо мне.

— Да ладно, Джофф, давай дадим ему воды.

Пришлось до тех пор имитировать тошноту, пока Джофф не сжалился. Толстяк встал и подошел к раковине возле противоположной стены; на ней была древняя помпа с длинной ручкой, которая страшно скрипела, пока он ее качал. Потом толстяк осторожно подошел ко мне с металлической кружкой, судя по всему, готовый к внезапному движению с моей стороны. Но мне было не до неожиданных движений…

Он поставил воду примерно в метре от меня и, пятясь, вернулся за стол. Я неуверенно поднялся на ноги, сделал несколько шагов и нагнулся за кружкой. Выпрямившись, увидел, что Джофф целится в меня из пистолета.

— Спасибо, — прохрипел я толстяку.

— Не стоит благодарностей.

Усевшись обратно на койку, я сделал пару глотков, потом вылил немного воды в горсть и плеснул себе в лицо. Замечательное ощущение! Я осушил кружку и поставил ее на маленький столик возле кровати.

— Ляг-ка снова, — приказал Джофф, не отводя пистолет, — Тебе станет лучше. И мне тогда не понадобится проделывать дырки.

Отчего бы ни послушаться?

— Отлично, — Джофф наконец положил оружие на стол. — Отдыхай, парень.

Они продолжили играть, а я наблюдал за ними из-под полуопущенных век. Дурнота отпускала, но я счел нужным прикидываться больным. Минут через десять я объявил.

— Мне надо пописать.

Мое заявление вызвало новый приступ спора, в ходе которого Джофф сказал, что ему плевать, если я напущу в штаны. Толстяк запротестовал, это, мол, его койка, и ему совсем не хочется выбрасывать потом новый, замечательный матрас. Они долго еще препирались и препирались, наконец Джофф бросил колоду карт на стол.

— Если тебе хочется выступить в роли сиделки, то сам отправляйся с ним.

Толстяк поднялся из-за стола и нашарил в кармане маленький биолюмовый фонарик.

— Погоди, — Джофф озадаченно смотрел на своего приятеля, — Если он тебя попросит открыть сортир, ты, чего доброго, отдашь ему пистолет, чтобы поскорее это сделать.

Он повернулся ко мне.

— Выйди из двери, встань на крыльце и дуй оттуда.

— Мне надо другое, — ответил я.

Джофф нахмурился: невозможно спорить с природой.

— Ладно, — пробормотал он, затем взял фонарику толстяка и, подойдя к двери, открыл ее.

— Марш, — сказал он, махнув пистолетом.

Я старательно изобразил, как мне трудно подняться, что до определенной степени было правдой, похромал к двери и вышел.

Джофф фонариком осветил мне тропинку между деревьями и отправился за мной по пятам. Тропинка вела в маленькую рощицу, где стоял точно такой же сортир, каким я пользовался на нашей ферме на Вишну. Правда, этот образчик выглядел еще примитивнее — наш-то был построен так, чтобы накопившуюся биомассу было легко извлекать и использовать для удобрений.

Притворяясь возмущенным, я остановился как вкопанный.

— И мне придется воспользоваться этим?!

— Ах, извините, ваше королевское высочество… давай-давай, двигай, — он толкнул меня дулом пистолета.

Джофф, конечно, был крутой парень, но не слишком умный. Казалось, что он нарочно облегчает мне мою задачу. Надо ведь умудриться встать под таким углом к двери, что… грех не попробовать!

Он держал дуло пистолета почти у моего виска.

— Ну-ка, распахни дверь пошире.

Схватившись за грубую деревянную ручку, я потянул ее на себя. Дверь легко открылась.

— Хорошо, — я дернул дверь так, что она ударила его по руке и вышибла фонарик.

Отвлечь его на мгновение — это все, что требовалось в данной ситуации. Я вытянул вперед левую руку, одновременно отскочив вправо, и вырвал у него пистолет чуть ли не в придачу с указательным пальцем. К счастью, оружие не выстрелило. Не было даже потасовки, и за секунду-две я оказался владельцем пистолета, а Джофф стоял передо мной в полной прострации, баюкая свой покрасневший указательный палец. Я направил свет фонарика ему в лицо.

— Ну что, Джофф, на кого ты работаешь?

Он помотал головой, заслоняя лицо.

— На кого ты работаешь, а если будешь молчать, я тебя немедленно пристрелю.

— Мур, — ответил он быстро, — Зейк Мур. Я не…

— Это все, что мне нужно.

— Пожалуйста, не убивайте меня!

— Ладно, подумаю. Сколько же раз мне приходилось сталкиваться с такими, как ты… Иисусе Христе. — Я покачал головой, — И как вас земля носит?

Он не удостоил меня ответом.

— В корне всех великих тайн, — продолжал я, — вечно лежит молчание. — Я вздохнул, — Ну что ж, Джофф, заходи внутрь.

Парень не шелохнулся.

— Заходи.

Войдя в сортир, он повернулся ко мне.

— Лезь в дыру.

— Что?!

— Еще одна тайна, Джофф. Мне всегда хотелось увидеть, можно ли это сделать.

— Ты с ума сошел!

— Не отрицаю. Лезь в дыру! Сию секунду.

— Я никогда туда не смогу пролезть!

— Попробуй.

— Не стану!

— Джофф, помнишь, что я сказал там, в хижине? Я могу убить тебя и потом затолкать сюда твой труп. Лезь в дыру, вдруг я передумаю?

— Погоди! — он дико смотрел на меня. — Она слишком маленькая.

— А ты постарайся, как следует.

Он, ей-богу, постарался и после пяти минут попыток торчал в дыре уже по грудь.

— Дальше никак!

— Ты довольно тощий. Попробуй еще раз, выдохни.

Выслушав несколько полезных советов, как ему лучше продвигаться, а также благодаря некоторому грубому давлению, которое я осуществил своим сапогом, парень смог просунуть левую руку между своими ребрами и краем дыры.

— Бр-р-р!.. ох-хх-х… Господи!!!

— Чуть посильнее… ну-ну, выдохни и как следует протолкнись. Можешь ведь, если захочешь, Джофф!

После мучительной минуты или около того левое плечо Джоффа наконец прошло в дыру. Я положил руку ему на голову, расставил пальцы и как следует толкнул. Поразительно долгое падение — плеск еще долго отдавался от стен!

— Джофф?

Нет ответа.

Подойдя к хижине другой тропкой, я заглянул в крохотное заднее оконце: толстяк, судя по всему, заваривал чай, стоя возле ржавой старой плиты, которая топилась дровами. Я прошел к парадному крыльцу, намереваясь подождать его там. Он вышел, притворив за собой скрипучую дверь, и замер на крыльце, вглядываясь в ночь.

— Привет, толстяк.

Он завопил и подпрыгнул на полметра вверх, потом медленно повернулся.

— Эй, приятель…

Я направил на него пистолет.

— Хочу услышать от тебя правду.

Он шумно проглотил слюну.

— Ты и так все знаешь.

— Сколько времени вы должны были держать меня здесь?

— Пока Зейк не пришлет за тобой.

— Так сколько?

— Не знаю. Он только велел, чтобы все было тихо.

— Ладно. Как далеко отсюда до «Хливкого Шорька»?

— Два километра, может, чуть больше.

— В каком направлении?

Он показал в направлении, прямо противоположном сортиру.

— Иди вот по этой тропинке. Когда окажешься на дороге, поверни налево и иди примерно полкилометра до развилки, там поверни направо. Эта дорога приведет тебя прямо в «Хливкий Шорёк».

— А сколько отсюда до дороги?

— Примерно десять минут хорошим шагом.

— И что, вы двое тащили меня всю дорогу?

Он покачал головой.

— Нет, один из парней Зейка, здоровый такой, перебросил тебя через плечо и нес один.

Я некоторое время молчал, затем шагнул к толстяку и схватил его свободной рукой за шиворот.

— Ты уверен насчет того, куда мне идти?

Он быстро закивал головой.

— Сейчас я тебя не стану убивать, — спокойно произнес я. — Но если выяснится, что ты меня обманул, я вернусь.

— Клянусь, что не обманывал!

— Кстати, спасибо за воду, с твоей стороны это было вполне приличным поступком.

Лицо парня заметно обмякло.

— Да ладно, чего там. Джофф иногда бывает грубоват… — толстяк посмотрел в направлении сортира с озабоченным выражением лица. — А что ты с ним сделал?

— Он обедает. Скажи мне, а вот это здоровенное лиловое существо у тебя за спиной опасно?

Он обернулся, чтобы посмотреть, и захихикал:

— Да, после травки и не такое…

Получив давно предназначавшийся ему удар рукояткой пистолета по голове, он упал лицом вниз прямо в грязь. Заволочь его в хижину оказалось не самым легким делом, и когда я покончил с этим, моя голова отчаянно гудела. Странно, что в хижине не нашлось каких-нибудь веревок, и ваш покорный слуга, воспользовавшись тупым кухонным ножом, разодрал простыни на полоски, а затем подтащил бесчувственное тело к койке и взвалил на нее. «Уноси ноги отсюда как можно скорее», — твердил я себе, но все же мне требовалось хоть чуть-чуть прийти в себя. Я налил кипящую воду из ржавой кастрюльки в чайник, где уже была какая-то трава, и закрыл глаза, откинувшись на спинку стула. Потихоньку головная боль отступала. Да, разумеется, тропинка через лес в ночи на незнакомой планете может оказаться очень и очень опасной, да и отважиться на путешествие по ней в моем теперешнем состоянии — форменная глупость, но мне надо было как можно скорее попасть в «Хливкий Шорёк». Конечно, с трудом верилось, что Мур преспокойно держит где-либо у себя шестерых взрослых людей и чужака, но вполне возможно, что ему подчиняются здесь все и вся и потому он может действовать безнаказанно.

Значит, «Лапута» каким-то образом добралась в порт. Посыльных немедленно разослали с указанием перехватить меня и соответственно «карту». А заодно, для пущей безопасности, задержать также остальных.

Содержимое чайника явно не было чаем, какая-то неизвестная мне трава, кстати первосортная. Я выпил кружку почти залпом, потом налил себе еще. Мне пришло в голову поискать в хижине ключ от Сэма, хотя на самом деле маловероятно было найти его. Я обшарил карманы толстяка — безрезультатно. Неужели ключ был у Джоффа? Отчего бы ни спросить его об этом, перед тем как макать в сортирную яму? Внезапно из алкогольного тумана выплыло воспоминание о том, как Дарла говорила мне взять с собой ключ, перед тем как отправляться в церемониальный поход. Я тогда еще велел ей оставить ключ у себя, потому что был пьянее пьяного.

Но если Дарла теперь в плену у Мура…

Ладно, поживем — увидим. Я допил «чай», сунул пистолет в карман и, освещая себе путь фонариком, принялся искать тропинку.

Надо сказать, какое-то неприятное чувство сразу овладело мной, стоило мне сделать всего несколько шагов под темными сводами леса. Воспоминание о том, что я увидел сразу перед тем, как меня огрели по башке, становилось все отчетливее, хотя по-прежнему было трудно отличить эту реальность от видений, которые являлись мне, пока я приходил в себя на койке в хижине. Так, дурные мысли — прочь! Лучше сосредоточься на том, куда ты, собственно, идешь.

Тропинка начиналась именно там, где говорил толстяк. Ее окружали высокие деревья, словно колонны в огромном и темном храме. Пока я шел по ней, меня не покидало смутное ощущение, что за черными стволами кто-то прячется, пристально наблюдая за мной. Может, я зря воспользовался фонариком? Мур и его сообщники вполне могут сейчас идти мне навстречу. Свет, который появится на тропинке и сразу же пропадет, выдаст человека, которому сейчас не хочется общаться с себе подобными. Нет, придется идти в полной темноте.

Я остановился и, выключив фонарик, сделал несколько шагов. Впереди разрыв в тесных кронах давал возможность луне светить прямо на тропинку. Она была такой яркой, что глазам становилось больно смотреть на нее. Призрачное сияние также исходило от необычно окрашенной листвы. Из темноты за деревьями доносились всевозможные звуки: тихий свист, невнятное щебетание, резкие щелчки, жужжание. Чем дольше я вслушивался, тем разнообразнее они становились. Лес жил своей, чуждой и непонятной мне жизнью. Внезапно справа раздался дикий вопль, в интонациях которого прозвучало нечто вполне человеческое. Ответный жалобный плач не заставил себя ждать, правда, доносился он издалека и не был столь человеческим. Мне это не понравилось, нельзя также сказать, что я испытывал восторг и от приглушенного хрюканья, которое слышалось позади.

Я продолжал идти вперед, говоря себе, что свет наверняка привлек бы здешних таинственных обитателей. Разумеется, сам себе не верил, но все равно не включал фонарик. Да, иногда я могу быть таким невероятно упрямым дураком.

Физически мне стало лучше, и почти стопроцентная уверенность, что я непременно и очень скоро помру, наконец-то покинула меня. Мучительная головная боль, но все же знакомых масштабов, прочно обосновалась среди мозговых извилин, а тошнота тоже приняла средние размеры, только иногда превращаясь в средне-ужасную. Прав тот, кто рассуждает о несомненной пользе прогулки быстрым шагом на свежем воздухе. Что касается запахов, то их отличало большое и приятное разнообразие, словно в парфюмерном магазине, и они не отупляли, а взбадривали.

Чем дальше я углублялся в лес по пружинившей под ногами тропинке, тем больше он напоминал парк. Я вполне готов был увидеть раскрашенные скамеечки и урны для мусора. Тропинка резко свернула направо, потом потихоньку стала взбираться в гору. Я ускорил шаг, стараясь не подпрыгивать при каждом чириканье и шорохе в кустах. Надо же, какой оживленный лес, в нем столько насекомых! Обычных насекомых, дружище…

А эти запахи… Трудно сказать, успокаивали они или, наоборот, усиливали мои страхи. Вполне возможно, они даже их порождали. Обычно я не боюсь темноты, но тут, на планете Высокое Дерево, ночь в странном лесу, наполненном тайнами и секретами, всколыхнула внутри меня какие-то примитивные, первобытные страхи — те, что слабыми угольками тлеют в подсознании человека.

Черт возьми, развилка. Толстяк говорил о ней, но он упоминал развилку на главной дороге, правильно? Тропинки расходились передо мной во тьме, и я на миг остановился, пытаясь понять, какую из двух больше топтали ногами. Та, что вела налево, вроде была пошире и почему-то понравилась мне больше. Я быстро осветил ее фонариком. Ладно, попробуем влево.

Подлесок стал редеть; я спустился к тихому ручейку, который перепрыгнул в два прыжка, используя в качестве опоры для второго плоский камень как раз посередине потока. Тропинка начала медленно подниматься в гору. Сзади по-прежнему раздавалось странное похрюкивание. Оно начинало помаленьку действовать мне на нервы, потому что тот, кто похрюкивал, шел за мной следом. Но пока это существо не пыталось меня нагнать.

— Bleu.

Я остановился. Что-то или кто-то там, в кустах, четко сказало по-французски «голубой». Заметьте, не красный, не серый, и, в конце концов, даже не по-английски — «голубой», а именно вот так, внос, «bleu».

— Bleu, — ответил другой голос — вполне определенно, утверждая хорошо известный факт.

— Bleu, — подтвердил еще один голос с другой стороны.

— Ну, хорошо, голубой, голубой, — согласился я, — И что такого?

В ответ — полное молчание. Потом:

— Bleu!

Я сделал несколько шагов, безрезультатно вглядываясь в темноту.

— Bleu? — теперь это прозвучало как вопрос.

— А черт его знает, — ответил я.

— Bleu, — засвидетельствовал новый участник переговоров.

Я шел посреди этой лаконичной беседы еще две или три минуты, вокруг меня на разные лады голоса твердили «голубой» да «голубой» по-французски. Никто не приходил в экстаз от этого, только время от времени слышалось восклицание: «bleu!».

Как говорил толстяк? Десять минут быстрым шагом? Столько времени я наверняка уже иду. Редко надеваю часы, но теперь я об этом пожалел. Пора возвращаться и пойти по другой тропинке от развилки. Ну, ладно, еще чуть-чуть, с десяток шагов. Хрюканье и сопенье раздавалось теперь немного поближе, я был в этом абсолютно уверен. Но не исключено, что меня просто напугали. Очень легко нагнать страху на человека, если непрестанно говорить ему из темноты «голубой» по-французски. Со звуками я еще мог примириться; к тому же сейчас мне было не до того, чтобы заводить новые знакомства.

Мне показалось, что я услышал плеск.

— Гр-р-рип!

Это прозвучало так близко, что я подпрыгнул, затем, повернувшись, помчался во весь дух.

Сопенье и хрюканье стали громче, явно приближаясь, теперь эти звуки угрожали мне. Таинственный преследователь что-то бормотал и, вполне вероятно, пускал слюну от предвкушения вкусненького.

Я бежал, сопровождаемый целым хором голосов, которые вопили «гр-р-рип!» Тропинка все еще поднималась в гору, потом стала выравниваться. Вскоре я миновал ту территорию, на которой кричали «грип!», и вступил в полосу, где тон задавали другие голоса: буль-буль, чирик, чити-чити, твит-твит — выбирай на вкус. «Он бежит! Хватайте его!» — казалось, сообщали они.

Нервное хлопанье кожистых крыльев в ветвях совпало с паническим криком где-то в небе. Передо мной на тропинке лежал какой-то круглый силуэт. Вскочив, существо жалобно заболботало и рвануло в сторону. Я слышал, как копытца колотили по мху справа от меня, а ветки ломались на пути какого-то перепуганного животного. Что ж, в компании и удирать не страшно. То, что мчалось за мной, маниакально бормоча, было явно крупного размера и, судя по топоту, на двух ногах. Тропинка изогнулась невообразимым зигзагом, потом выровнялась, далее — резко повернула влево и пошла по склону крутого холма. Натужно пыхтя, я взобрался по ней, потом свернул в закоулок, прислушиваясь к звукам за своей спиной. Судя по всему, эта тварь отличалась крупными размерами, она словно пожирала расстояния, холм даже не замедлил ее бега. Звуки, которые издавала эта зверюга, могли присниться только в кошмарах — безумно изголодавшееся злорадство — видимо, погоня доставляла ей удовольствие.

Еще несколько поворотов — и вот я на вершине холма. Тропинка продолжала идти по краю обрыва, потом скрывалась между деревьев. Я решил остановиться и передохнуть. Перегнать эту тварь мне все равно не под силу, а бег в гору так вымотал меня. А что, если сойти с тропинки? Хорошая мысль! Раз эта тварь отличается крупными размерами, среди деревьев ей труднее будет меня преследовать.

Тропинка сворачивала вправо и теперь шла по узкому гребню холма, по склонам которого обильно рос подлесок. Я вытащил пистолет, осмотрел его и прицелился: зверь приближался. Он не замедлил хода, а продолжал мчаться на всех парах, пуская слюни от удовольствия гонки, рыча, хихикая, пыхтя — словом, издавая страшный шум. В окружавшем меня лесу нарастал ужас: целые стаи насмерть перепуганных тварей взлетали на шумных крыльях в ночь; невидимые в сумраке существа лепетали, булькали и кричали по-французски: «Голубой!» Нас разделяло незначительное расстояние, и до меня доносилось его дыхание, похожее на взрывы пара.

Я вскочил на ноги и снова устремился вперед. Мне, честное слово, не хотелось убивать неизвестное существо. Может быть, оно лопает пули на завтрак и твои выстрелы его только разозлят… Или его жизненно важные органы находятся в ногах… Может, у него броня толщиной в десять сантиметров. Что ты станешь делать, если после самого лучшего, с твоей точки зрения, выстрела зловредная тварь только потрясет башкой, словно отгоняя надоедливое насекомое, — или просто игнорирует его? Никто не станет отрицать, что стрелять в неизвестную тварь на незнакомой планете следует только в самом крайнем случае. Но мне и этого не хотелось делать. Если я сначала сунусь в кусты, у меня может не оказаться шанса на четкий прицельный выстрел. Тварь продолжит погоню, будь там тесный подлесок или нет. Сердце мое колотилось о грудную клетку так, будто собиралось выскочить. Да, слишком много времени водители проводят за рулем, чтобы быть в хорошей форме! Я мчался на чистом адреналине.

Впереди маячил свет — лунные лучи освещали участок тропинки. Я продолжал путь по тенистой противоположной стороне, потом, с трудом затормозив, присел и начал целиться.

Тварь замедлила бег и остановилась как раз на краю залитого светом участка. Но я до сих пор никак не мог ее разглядеть, поэтому, прицелившись в предполагаемый мной центр всех этих страшных звуков, выпустил туда всю обойму. Бр-р-р-р-р-р-р-р-р-р! Четыре секунды — и запаса сверхплотных металлических пулек как не было. Мой лучший выстрел. Я соскочил с тропинки в подлесок; размахивая руками, проложил свой путь меж широколистных колючих кустов; споткнувшись, покатился по крутому склону. Колючие усики растений цеплялись за мою куртку, ветки хлестали по лицу, острые камни царапали мне ребра. Толстый ствол дерева помешал мне продолжить скольжение вниз. Я перевел дух и прислушался. Ничего — кроме гудения собственной крови в ушах.

Тишина продолжалась несколько минут. В какой-то момент я решил, что можно снова дышать, и начал захлебываться воздухом, судорожно разевая рот, как рыба; наконец дыхание восстановилось. Я напряженно вслушивался. Никаких звуков. А потом…

— Борк? — спросил нерешительно кто-то справа от меня.

Я вздохнул, продолжая слушать.

— Борк? — допытывался неизвестный.

Опираясь руками о ствол дерева, я медленно поднялся на ноги. Потом, глубоко вздохнув, сказал:

— Ага, борк.

Я стер с лица грязь, затем стряхнул ветки и листья с куртки.

— Определенно борк, — добавил я.

Еще один голос произнес впереди с такой же интонацией «борк», остальные подхватили новый клич, обрадовавшись, что вопрос с борком решился. Постепенно лес снова ожил, но настроение обитателей вполне можно было определить словами «спокойное, ровное»… и так далее.

Посидев немного на стволе дерева, я отправился дальше. Честно говоря, не очень хотелось забираться обратно на холм. Возможно, я только ранил эту тварь, и теперь она поджидала меня на тропинке. Не исключено также, что пули прошли мимо. Словом, не было никакого желания узнавать, как у нее обстоят дела.

Примерно через пятнадцать минут я понял, что заблудился. Оказалось, недостаточно было просто идти вдоль основания холма, а потом забраться наверх и выйти к тропинке. Но наверху не было никакого ручейка, ничего похожего на те укромные места, мимо которых я проходил раньше. Возможно, это была ветка первоначальной тропинки. Увы, это оказалось не так: я не нашел никакой другой дорожки, которая пересекала бы эту.

Так я блуждал около часа, правда не испытывая никакого страха. Лес стал знакомой местностью, пусть даже я и не знал, в какую сторону идти. Внезапно до меня донеслись тихие звуки музыки, а может, мне просто показалось, что я ее услышал. Нежный женский голос, казалось, призывал меня.

Я уселся на пень и потер виски. Нет, не надо мыслить так стандартно. Никакие сирены не зовут меня из расщелин скал, вернее, никакие дриады не окликают меня с деревьев. Что со мной? Я точно пьяный. Разумеется, не с пива — прошло достаточно времени, чтобы хмель выветрился из башки.

Я долго смотрел на небо. Потом движение внизу, замеченное краем глаза, заставило меня переключить внимание.

Нечто на двух ногах — бледный силуэт в лунном свете — выскочило на поляну и снова исчезло. Все произошло настолько быстро, что я не смог даже разглядеть его как следует. Я покачал головой и снова посмотрел на небо. Звезды. Неважно, в какое место Галактики тебя забрасывает судьба, они всегда кажутся одинаковыми. Н-да, глубокая мысль. Значит, все-таки я еще пьян.

Что-то летело на фоне звезд. Метеорит? Нет. Это «что-то» поднималось вверх, причем под странным углом…

Не может быть…

Небо взорвалось, расцветая звездными взрывами красного, белого и голубого. Я сразу же слетел с тех высот, на которых парил. Странный сон исчез.

Сигнальная ракета Сэма! И он был так близко!

Рванув с просеки, я бросился в гущу деревьев. Пологий склон превратился в крутой спуск, на дне которого была дорога, проложенная дровосеками. Труся вдоль нее и освещая себе путь фонариком, я подумал о том ночном звере, который гнался за мной, и внезапно меня поразила полная невероятность происшествия. Разве ночные хищники не охотятся за своей добычей молча и бесшумно? А существо там, на тропинке… оно с восторгом объявляло о своих кровожадных намерениях всей округе. Своеобразный стиль поведения, ничего не скажешь. И все же в этом не было ни малейшего смысла. Кроме, конечно, предположения, что все это — плод моего воображения. Но я не мог заставить себя отнестись к происшествию подобным образом. И потом, что значит — «вообразил»? Что, у меня были галлюцинации? Нет такой привычки.

Я минут пять почти летел, не разбирая дороги, потом услышал знакомое постанывание мотора Сэма и бросился навстречу, помахивая фонариком.