Конан медленно приходил в себя. Голова отчаянно кружилась, в горле было сухо, как в пустыне, желудок сводила тошнота. Казалось, только что он сидел на роскошном диване во дворце Везиз Шаха, правителя форта Ваклы. Теперь его ложем была гнилая солома, по голым каменным стенам каплями стекала сырость, а когда он приподнялся и сел — по полу с испуганным писком шмыгнули крысы. От движения на руках и ногах звякнули тяжелые цени. Они тянулись к кольцу, накрепко вмурованному в стену. А из одежды ему оставили лишь набедренную повязку.

Голова Конана раскалывалась от боли, язык присох к гортани. Вдобавок ко всему его мучил голод. Конан не пожалел больной головы — могучий рык его раскатился по всему подземелью:

— Эй, тюремщики! Чего дожидаетесь — чтобы я сдох от жажды и голода? А ну живо принесите еды и питья! И что это за адова дыра, хотел бы я знать?

Прошуршали шаги, послышалось звяканье связки ключей: по ту сторону железной решетки возник бородатый тучный тюремщик.

— Ага! — сказал он. — Наконец-то очнулся, западный пес!.. Знай же: ты в Аграпуре, в дворцовых подземельях короля Ездигерда. Вот хлеб и вода. Подкрепись — тебе еще понадобятся силы, чтобы достойно оценить сердечную встречу, приготовленную королем…

Он просунул меж прутьев хлебец и маленький кувшин и удалился — лишь отзвуки его смеха еще какое-то время блуждали по коридору. Изголодавшийся киммериец жадно накинулся на пищу. По крайней мере незачем было опасаться отравы. Если бы королю вздумалось быстро прикончить его, проще всего было бы это сделать, пока он лежал без сознания…

Кое-как утолив голод, Конан задумался о своем положении. Итак, он находился в руках злейшего своего врага — того самого короля Ездигерда, что еще годы назад сулил баснословную награду за его голову. Сколько наемных убийц, соблазненных туранским золотом, покушалось на Конана! Цели не достиг ни один — с иными из них Конан разделался сам, другим не удалось к нему даже приблизиться. Но, видно, у короля Ездигерда была цепкая память, а ненависть в его сердце ничуть не ослабла оттого, что давний недруг сам сделался королем, взойдя на трон далекой Аквилонии. И вот наконец хитрость женщины отдала Конана во власть безжалостного врага… Обычный человек содрогнулся бы, устрашенный ужасной судьбой, которая наверняка его ожидала.

Обычный человек — но только не Конан! Он принял случившееся со стоическим бесстрастием настоящего варвара и, не тратя времени на горестные сетования по поводу превратностей судьбы, впряг свой плодовитый разум в работу. Один за другим строил и отвергал он всевозможные планы, как все-таки вырваться на свободу и натянуть нос мстительному Ездигерду…

Минуло время, и вот в коридоре снова прозвучали шаги. Конан подобрался, глаза его нехорошо сузились. Снаружи раздалась команда, и шаги замерли. Конан разглядел сквозь решетку с десяток стражников с обнаженными ятаганами в руках; позолоченные кольчуги мерцали в факельном свете. Двое держали наготове тяжелые боевые луки. Вот вперед вышел высокий, крупного сложения офицер, и Конан узнал в нем Ардашира. Голос Ардашира прозвучал металлически-резко:

— Шапур и Вардан! Хорошенько свяжите варвара и наденьте ему петлю на шею. Лучники! Держите его на прицеле, чтобы не вздумал шутить!

В камеру вошли двое солдат. Один нес шестифутовое бревно толщиной в несколько дюймов, другой держал крепкую веревку. Глаза Ардашира горели злорадством, пальцы подергивались. Он был бы рад немедля, собственной рукой расправиться с пленником: сдерживало его лишь железное самообладание бывалого офицера. Обращаясь к Конану, он прошипел:

— Одно движение, пес, и твое сердце изведает меткость моих стрелков! Я рад был бы сам прикончить тебя, но теперь ты принадлежишь королю!

Холодные голубые глаза Конана невозмутимо встретили взгляд взбешенного офицера… Солдаты водрузили бревно ему на плечи, заставили развести руки и накрепко привязали их к бревну. Пока они возились с веревкой, Конан незаметно напряг могучие мышцы, так, чтобы охватившие их петли оказались пошире.

Тюремщик разомкнул его цепи лишь после того, как был завязан последний узел.

— Рано или поздно вы получите по заслугам, туранские псы, — проворчал Конан. — Вот увидите.

Лицо Ардашира исказилось от ярости, ответ его был подобен плевку:

— А ты, негодяй, получишь свое! Скоро тобой займутся королевские палачи! Ни одна пытка, изобретенная человеческим рассудком, не минует тебя! — И Ардашир рассмеялся почти истерически: — Хватит болтать! Следуй за мной, вшивое величество, король засиженной мухами Аквилонии!

Махнул рукой стражникам — и маленький отряд двинулся сырым коридором. Связанный варвар шел посередине, неся бревно на плечах. Он был насторожен, как попавший в клетку волк, и, как волк, был готов использовать любую мало-мальски выгодную ситуацию. При этом он не задумывался о чудовищном неравенстве сил, не тратил времени на бесполезную перебранку с врагами, не попрекал себя самого за кратковременную утрату бдительности, повлекшую плен. Все его существо было готово к мгновенному действию — лишь бы подвернулась возможность.

Каменная лестница нескончаемо вилась кверху. Конану не завязали глаз, и он зорко впитывал малейшие детали. Дворцовое подземелье явно находилось на большой глубине. Поднимаясь, они миновали несколько этажей, и на каждом стоял стражник с ятаганом наголо или с пикой, изготовленной к бою.

Дважды они миновали узенькие окошки, и Конан сумел бросить взгляд наружу. Сумеречное небо свидетельствовало: стоял не то поздний вечер, не то раннее утро. Только тут он сообразил, откуда доносился рокот прибоя, немало удивлявший его еще внизу, в камере. Дворец стоял на окраине Аграпура, на громадном утесе, отвесно обрывавшимся прямо в волны моря Вилайет. В этом-то утесе и были выдолблены темницы. Вот, оказывается, почему в оконных щелях мелькало небо, несмотря на то, что они еще не добрались до нижнего этажа самого дворца… На всякий случай Конан это запомнил.

..Дворец оказался на диво громадным. Маленький отряд шел сквозь бесконечные комнаты с фонтанами и драгоценными вазами, в которых, приторно благоухая, красовались невиданные цветы. Звук шагов то отдавался под высокими сводами, то тонул в мягких коврах. Да, здесь роскошь Востока поистине не знала предела…

И повсюду, точно изваяния в латах, стояли солдаты с непроницаемыми лицами и настороженными глазами.

Но вот они остановились перед гигантскими позолоченными дверями. Створки уходили на добрых пятьдесят футов вверх, скрываясь в полутьме. Таинственные арабески сплетались, как змеи, на всей их поверхности: драконы, герои, волшебники гирканских легенд — кого только там не было!

Ардашир вышел вперед, и рукоять его ятагана прозвенела о золотую плиту. Как бы откликнувшись, исполинские двери медленно растворились. Слуха Конана достиг приглушенный гул голосов громадной толпы.

Тронный зал оказался обширнейшим помещением из всех, какие Конану доводилось когда-либо видеть, — а ведь ему случалось бывать и в роскошных чертогах Немедии и Офира, и в продымленных деревянных хоромах Асгарда и Ванахейма. Гигантские мраморные колонны возносились к потолку, спорившему высотою с самим небесным сводом. Несчетное множество ламп, факелов и свечей в канделябрах освещало драгоценные занавеси и картины. А позади трона виднелись высокие окна, забранные цветными витражами. Снаружи сгущалась ночь, и окна были закрыты.

Глазам вошедших предстала блестящая и многочисленная толпа: уж верно, в зале собралось не менее тысячи человек. Были там немедийцы, одетые в короткие юбки, шаровары и кожаные башмаки; офирцы в плащах, ниспадавших пышными складками; коренастые чернобородые шемиты с ног до головы в шелках; перебежчики-зуагиры; вендийцы в обширных чалмах и одеждах из тонких, просвечивающих тканей; посланцы далеких Черных Королевств юго-запада, разнаряженные на свой варварский лад. Был там даже одинокий светловолосый воин с дальнего севера, облаченный в простую черную рубашку. Чужой всем собравшимся, северный воин сурово смотрел прямо перед собой, положив могучие руки на крестовину тяжелого длинного меча, вдетого в ножны…

Иные из собравшихся в этом зале бежали к королю Ездигерду от гнева правителей своих стран, другие продали родину, сделавшись туранскими шпионами и соглядатаями, третьи были просто посланниками. Империя Ездигерда росла день ото дня, но жадность короля не знала границ. Разборчивостью же в средствах он не отличался никогда.

Рев золотых труб отдался под сводами зала. Поспешно расступились придворные, освобождая дорогу, и воины, ведшие Конана, вновь зашагали вперед. Тронное возвышение оказалось так далеко, что стоявших там людей невозможно было как следует разглядеть от двери. «Ничего, — сказал себе Конан, — сейчас подойдем, разберемся!» Любопытство снедало его. Много лет назад, будучи то военным вождем зуагиров, то адмиралом пиратов моря Вилайет, то предводителем химелийских горцев, то гетманом казаков, он сражался против этого восточного деспота, но лицом к лицу не встречался с ним еще никогда…

Одним словом, Конан смотрел прямо вперед, на человека на золотом троне, и оттого не заметил, как изумленно округлились глаза светловолосого великана. Северный воин неожиданно узнал пленника, шагавшего к трону, и так стиснул меч, что побелели костяшки пальцев. Взгляд его неотступно следовал за киммерийцем.

Король Ездигерд оказался смуглокожим гигантом. У него была короткая черная борода, блестящие глаза и тонкие губы, кривившиеся в жестокой усмешке. Разврат, царивший при туранском дворе, наложил печать на его суровое, сумрачное лицо. Мешки под глазами и преждевременные морщины сильно старили короля, но тело его все еще было телом воина — поджарым, мускулистым и крепким. Распущенность грозила со временем превратить его в развалину, однако покамест в нем было более чем достаточно сил. Блестящий стратег, наделенный замашками грабителя, Ездигерд более чем вдвое расширил владения, доставшиеся ему по наследству от короля Илдиза, человека слабого и нерешительного. Он обложил данью города-государства Бритунии и восточного Шема. Его одетым в кольчуги наездникам случалось разбивать армии стран столь удаленных, как Стигия и Гиперборея. Хитроумный Митридат, король Заморы, лишился приграничных провинций и усидел на троне лишь ценой униженного повиновения завоевателю…

…Одетый в великолепные шелка и золотую парчу, король Ездигерд развалился на блистающем троне с обманчивой непринужденностью залегшей пантеры. По правую руку монарха сидела женщина, и у Конана кровь заклокотала в жилах от ярости, когда он узнал ее: Занара!.. Наряд, подобающий знатной туранке, оттенял ее чувственную красоту, в роскошных черных волосах переливалась усыпанная бриллиантами диадема. Прекрасная шпионка с торжеством разглядывала связанного, безоружного пленника. Вот король отпустил какую-то зловещую шутку, и ее смех слился с хохотом придворных, стоявших у трона…

Стражники остановились перед возвышением. Глаза Ездигерда горели, он наслаждался долгожданной победой. Наконец-то он схватил человека, который убивал его солдат, жег его города и топил корабли! Жажда близкой мести подхлестывала нетерпение короля, внешнее спокойствие давалось ему не без труда.

Воины во главе с Ардаширом преклонили колена, касаясь лбами мраморного пола. Конан кланяться не пожелал. Он стоял гордо и прямо, скрестив взгляд со взглядом властелина Турана, и в голубых глазах пылало холодное пламя. Весь вид киммерийца дышал грозным презрением и непокорством. Придворные начали перешептываться, вполголоса припоминая его прежние подвиги. Многие знали Конана под иными, не менее страшными именами. Пленный и связанный, этот человек все еще вызывал у них трепет…

Между тем коленопреклоненный Ардашир ощутил, как натянулась веревка, которую он держал. Капитан оглянулся, и ярость исказила его лицо. Он злобно рванул веревку, затягивая петлю на шее Конана. Обычный человек потерял бы равновесие и упал, но Конан стоял, как скала, лишь шейные мышцы канатами вздулись под кожей, не давая петле врезаться в горло. Потом он неожиданно наклонился вперед и вновь выпрямился, сильно дернув веревку. Это застало Ардашира врасплох: сбитый с ног, он растянулся на полу, громко лязгнув доспехами.

— Я не намерен кланяться гирканским собакам! — голос Конана громом раскатился по залу. — Ты воюешь руками женщин, король! Способен ли ты сам держать меч? Что ж, я тебе покажу, как пристало драться мужчине!

Говоря это, Конан расслабил напряженные мышцы рук, и веревка, державшая бревно, провисла. Обхватив его пальцами левой руки, он быстрым рывком высвободил правую кисть. Потом перекинул бревно вперед и выпростал левую руку.

Ардашир вскочил на ноги и бросился к нему, выхватывая ятаган. Конан огрел его бревном по шлему с такой силой, что туранец отлетел прочь и покатился по полу, точно брошенная кукла.

На какой-то миг все вокруг застыли от изумления, потрясенные случившимся: его избавление от пут было похоже на чудо. Конан не преминул этим воспользоваться. Конец бревна взвился вверх, превратив в кровавое месиво лицо какого-то воина. Мгновенно повернувшись, Конан швырнул бревно в стражников, только-только поднявшихся с колен и протянувших руки к оружию. Солдаты с грохотом повалились друг на друга. С быстротой и гибкостью леопарда Конан прыгнул вперед и подхватил ятаган, оброненный Ардаширом… Кто-то из придворных попытался было остановить его у подножия тронного возвышения, но киммериец без труда прорубил себе путь и взлетел наверх по ступенькам.

Король поднялся ему навстречу, выхватывая из ножен свой собственный ятаган. Ярко блеснули драгоценные камни на рукояти, когда королевский клинок взвился, отбивая страшный удар, нацеленный в голову. Но не в человеческих силах было задержать этот удар. Ятаган Ездигерда разлетелся вдребезги. Клинок Конана рассек бесчисленные складки снежно-белого тюрбана, разрубил украшенный перьями райских птиц аграф, красовавшийся надо лбом, и помял стальной шлем, который король Ездигерд носил под тюрбаном.

Шлем спас жизнь владыке Турана: удар, предназначавшийся раскроить ему голову, лишь отбросил его оглушенным назад. Свалившись прямо на сверкающий трон, Ездигерд опрокинул его и вместе с троном скатился по ступеням с другой стороны, разметав кучку стражников, бросившихся было вперед.

Разъяренный киммериец готов был прыгнуть следом и все-таки добить короля… Поздно! Верные слуги уже вытаскивали Ездигерда из толчеи, начавшейся около трона. Конана окружили со всех сторон. Куда ни глянь, отовсюду надвигались острые мечи и наконечники копий…

Ятаган Конана чертил в воздухе стремительный смертоносный узор: киммериец превосходил самого себя в боевом мастерстве. Яростное упоение битвы выжгло в нем всякие следы пребывания в сырости подземелья, все последствия дурманного сна. Если ему суждено умереть — он умрет, сжимая в руке меч, смеясь и разя, он по праву займет свое место в Чертоге Героев…

Вот стремительный удар вспорол чей-то живот; миг — и еще одно туранское сердце остановилось пробитым, не спасла и кольчуга. На какое-то время Конан даже очистил тронное возвышение от солдат и придворных и остался стоять один среди трупов на залитых кровью ступенях. Нет, не один: госпожа Занара, пригвожденная ужасом, все еще сидела в своем кресле. Хрипло расхохотавшись, Конан сорвал с ее головы драгоценную диадему — и не глядя швырнул женщину прямо в клубящуюся толпу.

Вот солдаты заслонились щитами и вновь двинулись к нему, сплошным частоколом выставив перед собою мечи и острые копья. Позади них лучники примеривали стрелы к тетивам. Безоружные придворные отхлынули к дальним стенам и завороженно следили за схваткой.

Конан взмахнул над головой ятаганом, и его яростный смех породил эхо под сводами. Кровь текла по его телу; вражеские клинки уже не раз достали его — впрочем, раны были неглубоки. Сейчас он умрет. Окруженный врагами, одинокий и без брони. Ни сила, ни быстрота не спасут его от одновременного удара десятка отточенных лезвий. Сейчас он умрет, но это его не страшило. Он лишь надеялся прихватить с собой в темноту побольше врагов…

И тут из-за спин нападающих послышался звон стали. Хлынула кровь, ледяной молнией мелькнул длинный северный меч. Светловолосый гигант прорубал себе путь сквозь ряды закованных в латы врагов. Наконец, оставив за собой на полу три окровавленных трупа, северянин могучим прыжком взлетел на тронное возвышение и встал рядом с Конаном. В левой руке он держал два тяжелых круглых щита из кожи и бронзы — их потеряли стражники, которых Конан расшвырял в самом начале.

— Держи! — крикнул светловолосый и бросил Конану один из щитов. Конан ловко поймал его и взглянул в глаза северянину:

— Рольф!.. Ты-то что здесь делаешь, старый полярный медведь?..

— Потом расскажу, — проворчал тот, надевая на руку второй щит. — Расскажу, коли останемся живы. А коли нет — я буду драться и умру рядом с тобой!

Однако неожиданное появление столь грозного союзника уже отогнало от Конана все мысли о неминуемой смерти.

— Кто следующий, шакалы? — крикнул он, дразня врагов окровавленным ятаганом. — Ну, кому не терпится в ад? Вперед, трусливые шавки! Или я должен напасть на вас первым?

Туранские латники переминались на некотором расстоянии от тронного возвышения. Два исполина-варвара стояли спина к спине: один — черноволосый и полуголый, другой — светлоголовый, в черной рубахе. Они походили на двух царственных тигров, обложенных боязливыми охотниками. Кто решится приблизиться и нанести первый удар?..

— Лучники! — крикнул какой-то офицер, взявшийся командовать туранскими стражниками. — Окружить их, лучники, и расстрелять!

— Кажется, брат, это конец, — прорычал Рольф. — Эх, были бы у нас крепкие асгардские кольчуги… Что ж, мы неплохо сражались!

— А мне кажется, что это еще не конец, — сказал Конан. — Видишь эти окошки? Вот что… — И, обернувшись к товарищу, он быстро шепнул ему несколько слов. Рольф согласно кивнул, и два великана одновременно рванулись вперед. Два клинка заметались, точно разъяренные змеи. Стражники валились один за другим. Уцелевшие откачнулись прочь, не выдержав отчаянного натиска варваров.

— За мной, Рольф! Подпалим шерсть вонючим шакалам!.. — рычал киммериец, раздавая удары налево и направо. Он неудержимо прорубался вперед; северянин прикрывал его сзади, и туранцы валились под его мечом, подобно сжатым колосьям. Глаза Рольфа горели безумием битвы, он громко и грозно, во весь голос, пел древнюю боевую песнь своего народа, и с каждой строфой падало по врагу.

Их было невозможно остановить. Мечи и копья туранцев вотще алкали их крови. Вражеская сталь отлетала от подставленных щитов; сами же варвары наносили удары с такой быстротой, что глаз не поспевал уследить. Черная рубаха Рольфа была изорвана в клочья, на теле Конана кровоточило несколько ран, кучи мертвых тел громоздились кругом — а двое друзей были по-прежнему на ногах и сражались с неослабным упорством.

Оказавшись в конце концов против одного из широких окон, Конан и Рольф последним невероятным усилием заставили солдат отпрянуть на несколько шагов прочь. Суеверным гирканцам казалось: не смертные люди противостояли им, но два стальных великана, оживленные магической силой и явившиеся совершить ужасную месть!

Конан мгновенно воспользовался их замешательством. Драгоценное стекло витража разлетелось мириадами разноцветных осколков под ударом его ятагана: открылась зияющая дыра. Два меча и щита полетели в лицо врагам. Киммериец и северянин разом взлетели на подоконник и исчезли, бросившись наружу. Подбежавшие стражники услышали лишь отзвук дерзкого смеха да плеск морских волн, разбивавшихся о скалу у подножия двухсотфутового обрыва.

— Лучники!.. — раздался пронзительный крик офицера. — Живо достать их! Не жалеть стрел!..

Пятеро солдат, вооруженных могучими гирканскими луками, тотчас подбежали к окну. Зазвенели тетивы… Вскоре, однако, старший из лучников досадливо передернул плечами и обратился к офицеру:

— Прости, господин, но расстояние слишком велико, а лунный свет неверен. Мы не можем даже различить, где они всплыли. К тому же они все время ныряют и плывут под водой…

Офицер злобно глянул на лучника — и, делать нечего, поплелся в королевский покой. Между тем король Ездигерд вполне оправился от полученного удара, лишь на лбу белела повязка, частично скрытая тюрбаном. Офицер начал докладывать, но король, не дослушав, грохнул по столу кулаком так, что на пол посыпались вазы и кувшины вина.

— Ты посмел упустить его! Он сбежал, втоптав в грязь величие и честь Турана!.. У меня не солдаты, а слепые щенки — сотни не сумели справиться с двоими! Завтра же велю казнить каждого десятого стражника. Быть может, хоть это укрепит мужество остальных!.. — Король остановился перевести дух и продолжал уже чуть спокойнее: — Приказываю немедленно приготовить две боевые галеры. Варвары наверняка попытаются украсть лодку и пересечь море. Мы их догоним. Проследи, чтобы корабли были хорошо снабжены. Собери моих лучших воинов и моряков. Да посади на весла самых сильных рабов! Когда я схвачу негодяев, им придется изведать тысячу медленных смертей в пыточных застенках Аграпура…

Король даже засмеялся, предвкушая жестокую месть, и величественным жестом отпустил офицера. Тот опрометью кинулся сквозь толпу придворных, спеша исполнить приказание властелина.

Хозру, рыболов сидел на корме своей лодки, терпеливо латая сеть, изорванную огромным осетром, запутавшимся в ней в тот вечер. По счастью, яркая луна давала достаточно света, и Хозру надеялся до утра еще порыбачить.

Боги за что-то гневались на бедного Хозру: это была отличная сеть. Он отдал за нее шемитскому купцу две золотые монеты и вдобавок пообещал ему пятьдесят фунтов рыбы из первого же улова. Хозру сам понимал, что шемит содрал с него втридорога, но что он мог поделать? Рыбаку, живущему морем, нужна хорошая снасть, иначе недолго и ноги с голоду протянуть…

Конечно, хотелось бы обзавестись еще кое-чем: приодеть многочисленную семью, подновить ветхий домишко. Но все плоды каждодневных трудов съедал непосильный налог, установленный королем. Сборщики налогов без зазрения совести пускали в ход кнут. Всякий раз, когда рыбьи косяки проходили мимо сетей, на спине Хозру появлялись новые шрамы…

Подняв голову, рыбак с застарелой беспомощной ненавистью взглянул на далекий дворец. Облитый лунным сиянием, дворец высился над утесом, похожий на огромного стервятника, изваянного из золота и мраморных глыб…

Внезапно шлюпка качнулась так, что Хозру едва не вывалился в воду. Торопливо вскочив, он в ужасе вытаращил глаза при виде полуголого исполина, перелезавшего через борт. Не иначе, это злобный морской демон поднялся из неведомой глубины, чтобы пожрать тело несчастного рыбака и навек сгубить его душу!..

Тем временем жуткое видение опустилось на банку, тяжело переводя дух. У него были голубые глаза и густые растрепанные черные волосы, с которых ручьями лилась вода. Потом видение заговорило по-гиркански, и притом вполне понятно, хотя и с варварским акцентом. Хозру чуточку приободрился: согласно легендам, демоны не владели человеческой речью. Но почти тотчас же рыбака снова кинуло в дрожь — через борт полезло второе ужасное существо, на сей раз золотоволосое и в изодранной черной рубахе, но зато с широким кинжалом у пояса.

— Не бойся, приятель, — прогудел черноволосый гигант. — Мы вовсе не собираемся пускать тебе кровь. Нам нужна только твоя плоскодонка. — Он сунул руку за пояс и вынул сверкающую, украшенную бриллиантами диадему: — За это ты купишь десяток таких же корыт, если не больше. Ну что — согласен?..

У бедного Хозру голова шла кругом. Схватив бесценную диадему, он с быстротой испуганной мыши прыгнул в маленький тузик, причаленный к корме большой лодки, и погнал его прочь отчаянными ударами весел.

Странные покупатели не тратили времени даром. Хозру видел, как они сноровисто подняли парус, и быстроходное суденышко, подгоняемое свежим ночным бризом, взяло курс на восток.

Окончательно сбитый с толку рыбак только покачал головой. Бросив весла, он долго сидел в своем тузике, разглядывая чудесную диадему. Драгоценные камни сверкали в лунных лучах белым огнем, от которого было больно глазам…