Свежий ветер гудел в снастях и срывал с гребней волн соленую пену. Конан-киммериец дышал полной грудью, смакуя воздух свободы, а перед умственным взором чередой проносились воспоминания. Много лет минуло с той поры, когда он водил в набеги пиратов Вилайета и ураганом проносился по морю, оставляя за собой дымящиеся развалины туранских портов…

Внутреннее море и по сей день почти безраздельно принадлежало гирканцам. На его просторах господствовали быстроходные туранские боевые галеры. Отчаянные купцы из небольших государств северо-восточного побережья ухитрялись как-то поддерживать торговлю, хотя пересекать море Вилайет на купеческом корабле было весьма и весьма небезопасно. Любой туранский капитан мог вполне безнаказанно задержать, ограбить и потопить чужеземное судно. Объяснение при этом давалось очень простое: «Нарушение интересов повелителя Туранской Империи*…

Но кроме ненасытных мародеров короля Ездигерда была и еще опасность, не менее грозная: пираты! Пестрое сборище беглых рабов, преступников всех мастей, грабителей и странствующих искателей приключений жаждало золота и ни в грош не ставило человеческую жизнь. Вилайет кишел пиратскими кораблями, внушавшими ужас даже мореплавателям Турана. В лабиринтах островов у юго-восточного берега располагались тайные гавани корсаров.

Междоусобные стычки, то и дело вспыхивавшие на радость королю Ездигерду, долго не давали пиратам развернуться как следует. Так продолжалось до тех пор, пока меж ними не появился удивительный варвар с Запада, голубоглазый и черноволосый. Конан живо приструнил задир капитанов и сам встал у руля. Он объединил пиратов и сумел превратить их в грозное оружие, нацеленное в самое сердце Турана…

Конан улыбнулся, припомнив золотые деньки, когда его имя служило проклятием в гаванях Вилайета, а в портовых храмах звучали молитвы и заклинания, которыми надеялись его погубить.

..Рыбацкая шлюпка оказалась славным быстроходным суденышком. Острый нос рассекал волны, как ятаган, единственный парус, туго наполненный ветром, легко мчал ее вперед. Минуло уже почти двадцать часов с тех пор, как остался за кормой Аграпур, и Конан полагал, что они двигались быстрее туранских боевых кораблей.

Но если ветер утихнет, им придется несладко. На веслах им никогда не уйти от галер, разгоняемых слитным усилием рабов, послушных удару бича… По счастью, ветер и не думал стихать. Опытный Рольф мастерски управлялся с парусом, выжимая из лодки всю возможную скорость.

Пока длилось плавание, северянин успел поведать Конану историю долгих скитаний, приведших его в Аграпур:

— …и вот я здесь, изгнанный сперва из родного Асгарда, а теперь и из Турана.

Конан заметил:

— Ты ведь вроде неплохо устроился при туранском дворе. И что тебе понадобилось связываться со мной?

— Неужели ты думаешь, — оскорбился Рольф, — что я позабыл, как ты спас мне жизнь в той битве с гиперборейцами в Грааскальских горах?..

— И правда, было дело, — хмыкнул Конан. — Пережив столько битв, не грех кое-что и запамятовать! — прикрыв ладонью глаза, он оглядел чистую синеву горизонта и угрюмо добавил: — Не сомневаюсь, что за нами по пятам уже мчится парочка галер Ездигерда. У него теперь одно шило в заднице — отомстить! Он не скоро забудет, как мы оттаскали его за бороду!

— Верно сказано, — пробурчал Рольф. — Только бы ветер не скис, не то мигом окажемся носом к носу с галерами!

Однако проворный ум Конана был уже занят иной мыслью.

— Когда я ходил на кораблях Алого Братства, — подумал он вслух, — мы нередко прочесывали здешние воды, поджидая жирных купцов из Султанапура или Хоарезма… Те купцы, правда, здорово дрались: бывало, наша кровь щедро красила волны, прежде чем удавалось взять добычу… Ей же ей, где-нибудь поблизости и теперь должны болтаться пиратские корабли! — И его орлиные глаза продолжали обшаривать безбрежное морское пространство. Минуло некоторое время, и вот он выпрямился, указывая рукой: — Гляди, Рольф! Я был прав! Видишь желтые паруса по правому борту? Это может означать лишь одно: пираты! Пожалуй, можно спустить парус и подождать, пока они подойдут. Удирать бесполезно: если они захотят, они догонят нас в полчаса…

Замерев в ожидании, внешне спокойный и невозмутимый, он пристально вглядывался в подходивший корабль.

Конан с наслаждением впитывал скрип весел, ворочавшихся в гребных люках, запах смолы и крики боцманов, долетавшие с пиратского корабля. Узкая парусная галера была уже в полукабельтове от них. Желтый парус так и горел в лучах послеполуденного солнца, на верхушке мачты развевался черный флаг Братства. Конан и Рольф сели на весла и погребли навстречу галере.

Над планширем торчал длинный ряд голов. Одни были повязаны цветными платками, другие — на восточный лад увенчаны тюрбанами, третьи — покрыты бронзовыми или стальными шлемами. Кое у кого на бритых черепах красовалось по одному-единственному локону. По мере приближения маленькой лодки стихал говор и смех. Множество холодных безжалостных глаз внимательно разглядывало двоих незнакомцев.

Вот лодка ткнулась носом в высокий борт галеры. Сверху спустили веревку; Конан и Рольф взобрались по ней с ловкостью опытных моряков. Спрыгнув с планширя, они оказались в окружении любопытных пиратов: те тотчас засыпали их вопросами, перебивая и перекрикивая друг дружку. Не торопясь отвечать, Конан обвел их взглядом и приметил нескольких, ходивших с ним в прежние времена.

— Эй, псы! — прорычал он. — Не узнаете меня? Что, ослепли от старости? Или память стала дырявая? Напомнить вам мое имя?..

— Призрак! Это призрак, во имя Тарима!.. — трясущимися губами пробормотал один из них. — Сохрани нас Эрлик! Наш адмирал восстал из могилы!.. — Старый пират, поседевший в сражениях, содрогался от ужаса, указывая пальцем на Конана: — Ты погиб много лет назад! Тебя сожрали вампиры Колхианских гор! Они напали на твоих людей, когда, отомстив шахпурцу Артабану, вы уходили от туранских солдат… Сгинь, призрак! Не губи наши души!

Конан огрел себя по бедру ладонью и громогласно расхохотался. Потом выдернул кинжал из ножен на поясе Рольфа и метнул его: лезвие ушло в палубу на несколько дюймов. Ухватив за рукоять, Конан высвободил кинжал и рявкнул:

— Ты вовсе выжил из ума, Артус! Где ты видел, чтобы призраки метали кинжалы? Слушай, парень, да я живее вас всех 17 т, вместе взятых. Что, проломить пару голов, чтобы вы поверили наконец? Я спасся и от вампиров, и от туранцев, а что было со мною потом — не ваше дело. Ну, узнали меня?

Испуг сменился весельем: старые сподвижники Конана обступили могучего киммерийца, торопясь пожать чему руку и огреть ладонью по спине. А те, кто никогда его прежде не видел, спешили разглядеть человека, чье имя давно стало легендой, а подвиги — любимой темой для разговора в тихий вечер за стаканом вина…

Внезапно радостный гам прорезал чей-то повелительный голос:

— А ну, прекратить! Что происходит? Кто это такие? Я, кажется, ясно велел выловить их из воды и привести немедля ко мне!

На мостике, рассерженно стуча кулаком по перилам, стоял высокий мужчина в легкой кольчуге и ярко-красном платке, повязанном на голову. От глаза до подбородка, уродуя длинное, узкое лицо, тянулся скверно заживший шрам.

— Капитан, да это же Конан! — весело прокричал старый Артус. — Наш адмирал жив! Он вернулся к нам!

Капитан без труда распознал бронзовую фигуру киммерийца, и его близко посаженные глаза вспыхнули злым огоньком. Он открыл рот, собираясь что-то сказать, но Конан опередил его:

— Ты страшно рад видеть меня, правда, Янак? Небось вспомнил, как я вышиб тебя с флота за то, что ты припрятал добычу, по праву принадлежавшую всем?.. И как это ты исхитрился снова стать капитаном, ума не приложу. Должно быть, Братство нынче переживает совсем уже скверные времена…

Янак оскалил зубы и крикнул в ответ:

— А вот за это, варвар, тебя подвесят вниз головой и поджарят над корабельным очагом. Здесь командую я! Я — капитан!

— Это верно, — ответствовал Конан. — Как и то, что я — по-прежнему член Братства! — Он с вызовом огляделся вокруг и, не услышав возражений, продолжал: — Каждый член Братства имеет право предложить капитану корабля поединок и в случае победы занять его место. Так вот, я требую поединка, Янак!

Он подкинул и снова поймал кинжал, позаимствованный у Рольфа. Это было грозное оружие с широким восемнадцатидюймовым лезвием, но все-таки не меч. Им с Рольфом пришлось бросить свои мечи во время побега из дворца Ездигерда; теперь у них был на двоих только этот кинжал.

Команда встревоженно загудела. Все знали — по правилам капитанского поединка Конан должен был драться лишь тем оружием, которое было при нем в момент вызова, тогда как Янак мог выбрать, что пожелает. Ко всему прочему, Янак был в кольчуге…

Артус схватил киммерийца за локоть:

— Это сумасшествие, Конан! Янак изрубит тебя на кусочки! Я видел, как он дрался один с троими пьяными задирами — и всех уложил. Позволь, мы выкинем его за борт и провозгласим тебя капитаном. Все твои прежние соратники — на твоей стороне!

Конан отрицательно мотнул головой, проворчав:

— Зато другая половина команды не знает меня совсем, и такое им навряд ли понравится. Что хорошего, если люди разобьются на кучки и станут коситься друг на друга? Как же мы сражаться-то будем? Нет, старина, все должно совершиться согласно обычаю!

Команда тем временем освобождала место около мачты. Подошел Янак. На рассеченном шрамом лице капитана блуждала злорадная улыбка: он держал в руке острый прямой меч — изделие искусного оружейника. Блестящее лезвие, отточенное, как бритва, плавно сбегало к концу. Двумя руками Янак согнул и разогнул его несколько раз: в самом деле, великолепный клинок…

Конан покрепче перехватил рукоять кинжала и тоже шагнул к мачте. Вокруг нее на палубе уже вычертили углем широкий круг ярдов шести в поперечнике. Правила поединка были просты. Разрешался любой прием, любая уловка. Схватка длилась до смерти или по крайней мере до тех пор, пока один из соперников не падал с ног, изнемогая от ран: в этом случае проигравшего отправляли на корм рыбам. Если же кто-либо из поединщиков оказывался за пределами очерченного круга, зрители немедля вталкивали его обратно. Конан едва успел вступить в круг, как Янак прыгнул вперед. Его меч со свистом рассек воздух, но киммериец был слишком опытным бойцом и не дал застать себя врасплох. Он проворно отскочил в сторону, и Янак спасся от его кинжала лишь тем, что в последний момент успел отчаянно изогнуться всем телом. Это заметно добавило ему осторожности: он понял, что кольчуга и длинный меч не принесут легкой победы, хотя превосходство оружия, пожалуй, стоило роста и силы киммерийца.

Несколько раз Янак неожиданно атаковал, сопровождая свои удары криком и руганью. Конан молча и без видимого усилия отбивал его выпады, пятясь по кругу. Насмешки пиратского капитана, призывавшего остановиться и решить дело, его нисколько не трогали.

Тогда Янак прибег к хитрости. Дождавшись, пока они с Конаном окажутся по одну сторону мачты, он высоким прыжком взвился в воздух, одновременно рубанув сверху вниз по непокрытой голове киммерийца.

Конан отреагировал молниеносно. Он не попытался отскочить прочь, нет! Он метнулся вперед. Меч Янака просвистел за его спиной, не причинив вреда, зато кинжал киммерийца по рукоять вошел в живот врага — легкая кольчуга не задержала ужасающего удара. Очередное проклятие замерло на языке у пирата; он рухнул на палубу, изо рта хлынула кровь, рука выпустила меч. Нагнувшись, Конан поднял его за одежду и могучим размахом швырнул мертвое тело через головы команды за борт. Потом поднял оброненный меч и ледяным взглядом обвел ряды притихших пиратов:

— Ну что, парни? Как теперь зовут вашего капитана?

— Конан!.. — дружно заорала команда. Усомнившихся, кажется, не нашлось. Какое-то время Конан наслаждался триумфом и вновь приобретенной властью. Потом его громовой рык погнал людей по местам:

— А ну, к шкотам и за весла, лентяи! Кто-нибудь — на мачту, да поживей! У меня на хвосте сам король Ездигерд, но, во имя Крома, придется ему за нами побегать! Повеселимся, ребята!

Кое-кто невольно ахнул, услышав, что величайший гонитель Братства находился так близко. И все-таки почти священная вера в капитана Конана была столь велика, что сомнения очень скоро отпали. Многие помнили — Конан не раз выходил из самых гибельных ситуаций, то силой, то хитростью добывая победу. И те, кто видел это своими глазами, спешили поведать остальным.

Конан одним прыжком оказался на мостике и прокричал:

— Поднять парус! Курс — юго-восток!

Люди послушно схватились за фалы, помогая себе задорным моряцким напевом. Желтый парус развернулся над головами и выгнулся, наполняемый ветром. Пират у руля налег на правило, разворачивая узкий, стройный корабль. Галера птицей полетела на юго-восток…

— Значит, Артус, ты решил, что Конан свихнулся? Во имя Крома, я очень надеюсь, что и Ездигерд думает так же!

Смеясь от души, киммериец откинулся к спинке кресла и поднес к губам кубок с вином. Дело происходило в капитанской каюте. Конан не преминул завладеть гардеробом своего покойного предшественника и облачиться в красочный наряд вилайетского пирата: алые шаровары, ботфорты, желтая, с широкими рукавами рубаха из тонкого вендийского шелка и широкий многоцветный кушак на талии. Венчала наряд красная головная повязка, а за кушаком торчал длинный кинжал с резной рукояткой слоновой кости.

Галера стремительно рассекала воды внутреннего моря. Шкипер Артус, сидевший вместе с Конаном и Рольфом в капитанской каюте, нахмурился и поставил кубок на стол:

— Нет, Конан, я так не думаю. Я слишком хорошо тебя знаю. Но со стороны, согласись, это выглядит прямой глупостью. Ты ведь сам бросаешься в пасть Ездигерду! Наши люди верят в тебя, точно в Бога, и вовсе не задумываются о том, что у Ездигерда с собой самое меньшее два могучих боевых корабля. Но я-то слишком стар для щенячьих восторгов. Я привык трезво смотреть на вещи. Конан, что у тебя на уме?

Посерьезнев, Конан встал и подошел к позолоченному деревянному шкафчику. Вытащив оттуда пергаментный свиток, он разложил его на столе. Это была карта той части моря, где они теперь находились.

— Мы вот здесь. Ездигерд четыре дня как вышел из Аграпура. Его корабли идут наугад и притом уступают нам в скорости. По моим прикидкам, они должны быть где-нибудь тут… — Он ткнул пальцем в карту. — Идя нынешним курсом, мы, полагаю, как раз встретим их в виду островов Журази.

— Хм, Журази… — пробормотал Артус. — Опасно плавать в тех водах. Глубины не проставлены на карте… Нет, разумному человеку незачем совать туда нос. Кое-кто говорит, там шляются всякие чудовища, демоны и иные порождения тьмы. Стоит высадиться на берег, и не успеешь оглянуться, как погибнешь сам и душу погубишь!

— Вот заладил — погубишь да погубишь, — пробурчал Конан. — Я как-то две недели прожил после кораблекрушения на самом большом из северных островов, и ничего, остался целехонек. Там, правда, в горах обитало племя каких-то желтокожих. Еле убедил их, что местный Бог-ящер вполне обойдется без человеческой жертвы в моем лице…

Наверное, только Конан мог вот так, посмеиваясь, невзначай помянуть драматические события, много лет назад разыгравшиеся на островах: волосы вставали дыбом у всякого, кто был им свидетелем. Отчаянный киммериец тогда не только выжил среди враждебно настроенного народа, он еще и уничтожил страшилище, что явилось из давно минувших веков и наводило ужас на жителей… Но таков уж был Конан: он не имел привычки цепляться за прошлое. Бурное, красочное, полнокровное настоящее — вот что его интересовало больше всего.

Он помолчал некоторое время, внимательно вглядываясь в карту. Потом смахнул ее со стола и снова повернулся к друзьям:

— Ты совершенно прав, Артус, глубины там не помечены. Но ведь карта туранская, не так ли? Личные картографы короля нарисовали ее в Аграпуре, а значит, наш кровожадный преследователь располагает точно такой же или подобной. Вот на этом-то мы и сыграем.

И так ничего больше не пожелал объяснить им, как его ни расспрашивали.

Мускулы перекатывались на залитых потом спинах рабов, прикованных к веслам. Длинные лопасти размеренно взлетали и падали, гоня вперед тяжелую боевую галеру. Здоровенный надсмотрщик прохаживался туда-сюда по мосткам, щелкая плетеным бичом: кожа его лоснилась от масла и пота. Стоило кому-нибудь из гребцов чуть-чуть промедлить или выбиться из ритма, и бич взлетал с шипением жалящей кобры и безжалостно впивался в обнаженное тело. Надсмотрщики туранских кораблей отнюдь не отличались мягкосердечием, но на «Ятагане», флагманской галере короля Ездигерда, их жестокость поистине не знала границ…

На корме корабля, затененная пологом, стояла шелковая кушетка. На кушетке, потягивая из золотой чаши вино, возлежал владыка Турана. Рядом с ним на таком же ложе отдыхала госпожа Занара.

Король был погружен в тягостное раздумье. Бледно-золотой напиток играл в драгоценной чаше, но взгляд Ездигерда оставался угрюмым. Наконец он проговорил:

— Силы зла помогают киммерийскому дьяволу! Должно быть, он украл лодку сразу после побега, и дрянная посудина оказалась куда как проворна. А у моих треклятых адмиралов полдня ушло только на то, чтобы приготовить к плаванию флагман! После чего демоны повернули против нас ветер… Я спрашиваю, есть ли предел человеческому терпению? Мы ползем, точно улитки!

Занара лениво приподняла длинные ресницы, глядя на туранского короля:

— Терпение, мой повелитель! Ты не удовлетворен скоростью, но ведь лодка варвара движется еще медленнее. Далеко ли унесут его против ветра два жалких весла, даже если грести без отдыха и без сна? Каждый удар барабана, задающего темп твоим гребцам, уменьшает преимущество, которое негодяй получил вначале. Повремени еще немного, и Эрлик отдаст варвара в твои руки для мести!

— Я часто слышал подобное от своих людей, — ответил король, — и, тем не менее, мерзавец всякий раз точно по волшебству уходил из любой западни. Но теперь — теперь я сам иду по его следу! Я сам прослежу за тем, чтобы он не сумел бежать. Клянусь бородой моего родителя, короля Илдиза, он не уйдет от расправы!

Вместе с мыслью о расправе к нему вернулось бодрое расположение духа, глаза вспыхнули нетерпением. Он поднял руку и, оглядев из-под ладони сияющую морскую даль, жестом подозвал к себе адмирала. Тот подоспел бегом; чешуйки позолоченной брони переливались под солнечными лучами.

— Я вижу землю, Утгиз, — сказал король. — Мы что, отклонились от курса?

Адмирал, хорошо знавший гневный нрав властелина, тотчас развернул перед ним карту:

— Ваше величество, это острова Журази. Весьма вероятно, что киммериец высадился где-нибудь здесь, надеясь пополнить запасы еды и питья. Осмотрев берега, мы скорее всего обнаружим его лодку… Кроме того, эти острова лежат как раз на кратчайшем пути к восточному побережью Вилайета…

— Ну ладно… будем надеяться, ты прав. Проследи, чтобы все люди были наготове… Как близко к берегу мы можем подойти?

— Государь, мы в неведомых водах. Жизнь островов окутана легендами и суеверными слухами. Люди рассказывают жуткие истории о сверхъестественных чудищах, что якобы бродят в здешних горах… Землемеры и картографы никогда не посещали эти края. Подводные скалы не обозначены на картах. Подойдя слишком близко, мы можем угодить прямо на рифы…

Недовольно бормоча, король откинулся на позолоченную кушетку. Между тем прекрасная йедка внимательно разглядывала изломанные хребты, вздымавшиеся у горизонта. И вдруг… что это? Или ее подвели глаза, утомленные бликами, игравшими на волнах? Не парус ли корабля мелькнул там, вдалеке — мелькнул и сразу исчез за одним из множества скалистых островков?.. С каждым ударом весел туранские корабли придвигались все ближе к островкам; Занара нетерпеливо ждала, чтобы парус появился опять. И дождалась. Женщина выпрямилась, указывая рукой:

— Взгляни, повелитель! Вот добыча, достойная твоих кораблей! Это пираты! Ты застал их врасплох!

Все глаза обратились туда, где мелькали желтые паруса. Зазвучали стремительные команды. Команда готовилась к бою. Расторопно взвились сигнальные флаги и оповестили второй корабль о том, что ожидалось сражение.

Надсмотрщики лишний раз прошлись между скамьями гребцов, проверяя цепи невольников. Возле мачты появились козлы с оружием, солдаты поспешно занимали места. Лучники карабкались на рангоут с полными колчанами стрел, а у бортов встали плечистые моряки, вооруженные абордажными крючьями.

Даже острое зрение Конана не могло различить всех деталей этих приготовлений, но он не сомневался — они начались тотчас, как только он позволил им заметить свои паруса. Что же до пиратского корабля — он давно изготовился к бою. Силы были далеко не равны, но команда верила своему варвару-капитану безоговорочно и непоколебимо. Люди, плававшие с Конаном много лет у назад, без устали припоминали морские битвы тех дней, одна страшнее другой. И не было случая, чтобы киммериец не изобрел какой-нибудь уловки и все-таки не вырвал победы. Пираты потрясали отточенными клинками, издали грозя туранским галерам. Бородатые рты извергали проклятия на множестве языков…

— Приготовиться к развороту! — железный голос капитана легко перекрыл гвалт.

Такой приказ явился полной неожиданностью для команды. В самом деле: перед ними были вражеские корабли, они приготовились к битве, их вел величайший на свете боевой капитан — и что же вдруг приказывает этот прославленный вождь? Бежать, подобно перепуганным кроликам!.. Недоумевающие пираты без особого энтузиазма разошлись по местам. Конан заметил, как они сникли, и зарычал:

— Шевелитесь, вшивые псы, пока я не спустил с вас шкуру кнутом! Я еще не свихнулся окончательно, чтобы драться в открытом море с двумя галерами, на каждой из которых вдвое больше народу, чем у меня! Нет, я придумал кое-что получше! Не бойтесь, бездельники, вам еще предстоит кровавый пир, о котором будут сложены песни. А теперь живо за работу, акулий корм!

Вдохновленные этими словами, питаты быстро полезли на снасти, и вскоре корабль полным ходом мчался в глубину архипелага Журази. Моряки видели, как Конан подозвал корабельного плотника и, поговорив с ним, удовлетворенно кивнул. У него не было никаких сомнений в том, что его план сработает. Оставалось только надеяться, что знание здешних вод не подведет его спустя долгие годы.

Архипелаг Журази состоял из двух больших островов, окруженных несметным количеством островков поменьше. Пролив между главными островами представлял собой длинную, узкую протоку: туда-то Конан и повел свой корабль. И со зловещим удовлетворением оглядывался на туранские галеры, мчавшиеся по пятам. Их весла работали во всю силу, какую только удавалось выколотить из невольников-гребцов.

Король Ездигерд, облаченный в посеребренную туранскую кольчугу и шлем с золотым навершием, мерил шагами кормовую палубу галеры. Круглый гербовый щит висел на его левой руке, длинный ятаган раскачивался у бедра. Жестокий и мрачный повелитель Турана при всем том был стойким и отважным воителем и любил сам принимать участие в кровопролитных сражениях.

— Глядите, — прокричал он, — как удирает эта желтая гиена! Хочет поиграть с нами в прятки? Скоро острова закроют им ветер: тут-то мы и догоним их на веслах. Прибавить ходу!

Тем временем адмирал вполголоса советовался со шкипером корабля: тот в чем-то убеждал его, мотая головой и усиленно жестикулируя. Когда адмирал вернулся на полуют, вид у него был неуверенный.

— Государь! — обратился он к королю. — Эти воды никогда не промерялись, и, боюсь, карты наши ненадежны. Шкипер опасается, как бы мы не сели на мель. Осмелюсь предложить: давайте обойдем острова и перехватим пирата в открытом море с той стороны…

Ездигерд сделал решительный жест, как бы отметая все сомнения моряка.

— Я уже сказал тебе: скоро негодяй заштилеет, и мы с легкостью догоним его, — отвечал он раздраженно. — Прибавить ходу, и пусть надсмотрщики не жалеют кнутов! Еще немного, и мы вонзим зубы в добычу!

Казалось, так тому и суждено было случиться. Стройный парусник едва достиг середины пролива и с явным трудом продвигался вперед. Туранцы разразились криками радости: добыча сама шла в руки…

Среди пиратов царила тревога, близкая к ужасу. Корабль еле полз, между тем как гирканские галеры нагоняли его с каждым ударом весел, точно два ястреба, пикирующих за голубем. Рольф, неразговорчивый, как и все северяне, молча смотрел назад, зато Артус положительно одолел капитана:

— Конан, гирканцы достанут нас много раньше, чем мы успеем выбраться из протоки! У нас нет надежды. В этой узкости нельзя даже сманеврировать: их тараны раздавят нас, как яичную скорлупу… Может, спустим шлюпки или выбросимся на берег? В джунглях мы сможем дать им хоть какой-то отпор… О, Тарим! Конан, да сделай же что-нибудь!..

Киммериец с полным спокойствием кивнул в сторону подходивших галер. Да, это было прекрасное и грозное зрелище! Впереди шел «Ятаган», и белый бурун кипел у его форштевня, временами открывая десятифутовый бронзовый таран. Казалось, то не корабль, а разгневанный ангел мщения летел покарать нечестивца. Следом двигался второй корабль, лишь чуть уступавший королевскому флагману…

— Во имя Иштар! Отлично идут, — сказал Конан невозмутимо. — И скорость что надо. Верно, надсмотрщики умаялись махать плетками… Как ты думаешь, во сколько раз передняя галера тяжелее нашей скорлупки? Раза в три? Или в четыре? — Неожиданно оставив легкомысленный тон, он окликнул матроса, державшего в руках лот: — Ну, что с глубиной?

— Пять саженей, капитан, и растет понемногу, — долетело в ответ. — Мы миновали самое мелкое место. И как только мы не оставили там наше бедное днище!..

— Отлично, — сказал Конан. — Я так и думал, что мы проскочим. А теперь поглядим, как там наши преследователи …

…И в это время «Ятаган», полным ходом мчавшийся прямо на пиратский корабль, вдруг замер на месте. Чудовищный треск дерева и хлопки рвущегося такелажа отдались эхом по берегам обоих островов. Под крики ужаса его мачта переломилась у основания и рухнула вперед, окутав все палубы складками парусины. Гребцы принялись табанить, пытаясь стащить «Ятаган» с мели, но без толку. Слишком велика была скорость: галера застряла намертво. Песчаная банка, невидимая под водой, держала корабль, подобно гигантскому спруту.

Второй галере повезло чуточку больше. Ее капитан оказался решительным человеком. Увидев, какая судьба постигла передний корабль, он тотчас велел табанить. Однако в суматохе весла ударили вразнобой, галера вильнула к левому берегу и была спасена от скал лишь второй песчаной мелью, в которую благополучно и въехала. Команда начала спускать шлюпки и заводить концы, пытаясь высвободить крепко засевший корабль…

Пираты выли от радости, потрясая оружием и оскорбляя туранцев похабными жестами. Все дружно славили Конана, и в том числе шкипер:

— Они снимутся с мели самое раннее через несколько дней… И я сомневаюсь, что «Ятаган» вообще поплывет: у него, похоже, высажено все днище. Куда же мы теперь направимся, капитан? В Кораф, где на площадях толпятся торговцы прекраснейшими рабынями Юга? А может, в Рамдан, где оканчивают свой путь караваны?

Конан презрительно фыркнул и окинул толпу взглядом льдисто-голубых глаз:

— Я еще не все сделал здесь, что собирался. Вы видите? Перед нами туранские корабли! Мы не бежали от короля Ездигерда — мы поймали его в ловушку! Я обещал вам кровавый пир, и вы его получите! — Он посмотрел вверх и продолжал: — Ветер крепчает; мы выходим из-за островов. Обойдем тот, что у нас по левому борту, и доберемся до Ездигерда!

Только тут до всех дошла гениальная простота задуманного киммерийцем. Пираты бегом бросились по местам…

Сам не свой от ярости метался король Ездигерд по кормовой палубе безнадежно загубленного корабля. Он успел до некоторой степени сорвать зло на рулевом и на матросе, мерившим глубину: обоим отсекли головы без промедления. Счастье еще, что галере не грозило затопление, ибо она и так стояла на дне. Однако вода столь С быстро залила трюм сквозь многочисленные пробоины, что сделалось очевидно — спасать «Ятаган» не было никакого смысла. Надо ли говорить — хитрость, подстроенная удиравшим пиратом, довела до белого каления и без того вспыльчивого короля.

— Пусть он бежит хоть на край света, я все равно изловлю его! — в бешенстве кричал правитель Турана. — Тем более, что я, кажется, узнаю руку Конана, этого дьявола в человеческом облике! Клянусь, он там, на борту. Когда же Когар наконец снимет с мели свое корыто, будь оно проклято?..

И он топал ногами от ярости, в то время как на втором корабле, «Звезде Хоралы», кипела усердная работа. К исходу долгого дня две команды начали дюйм за дюймом стаскивать его с мели: без отдыха работали весла шлюпок, моряки изнемогали, натягивая канаты. Капитан «Звезды» с головой ушел в спасательные работы и вздрогнул от неожиданности, когда из «вороньего гнезда» на мачте его корабля послышался тревожный крик.

Взволнованный голос дозорного срывался, моряк спаянно махал руками, указывая за корму. Капитан Когар повернул голову…

Из-за мыса, величаво распустив золотистые паруса, прямо на них летел тот самый корабль, которому по их понятиям надлежало быть далеко в море — и удирать без оглядки. Стремительно и плавно мчался он вперед, а на бортах и на вантах было черно от готовых к бою пиратов. Их насмешливые выкрики, ослабленные расстоянием, показались туранцам воплями демонов, вырвавшихся из ада…

Пиратский корабль спешил прямо к беспомощной «Звезде Хоралы», как орел, сложивший крылья и вытянувший когги в последнем броске за добычей. Вот он протаранил одну из шлюпок, и та с хрустом развалилась надвое — в воздухе мелькнули щепки и переломанные тела. Потом парус скользнул вниз, последовал быстрый разворот — и пираты встали борт о борт со своей жертвой. Взвились абордажные крючья, смертоносным ливнем ударили стрелы, а следом за стрелами через борт хлынула толпа разъяренных убийц.

Туранцы дрались отважно. При всей внезапности нападения капитан все же сумел как-то организовать оборону. Корсары вихрем прошлись по нижней палубе, и мертвые тела густо усеяли доски. Но туча стрел, посыпавшихся с полуюта, принудила их остановиться. Там, на корме, ощетинившись копьями, сгрудились туранские воины. Но даже им не удалось задержать пиратов надолго. Те неудержимо мчались вперед, ведомые одетым в кольчугу варваром-капитаном, который крушил врагов направо и налево с легкостью, наводившей на мысли о колдовстве.

Туранцы не смогли выстоять против этих закаленных воинов с их киммерийским вождем. Один могучий размах тяжелого меча Конана — и в частоколе копий открылась широкая брешь. Пираты заполнили кормовую палубу, расшвыривая гирканцев, точно соломенные чучела.

Капитан Когар бросился наперерез киммерийцу, хорошо понимая: единственный шанс спасти корабль от пиратов заключался в том, чтобы убить вождя. Их клинки скрестились и заплясали, разбрызгивая искры. Но туранцу далеко было до Конана, прошедшего тысячи битв. Острое лезвие его ятагана смахнуло вороную прядь с головы пригнувшегося киммерийца; в следующий миг на покрытый кольчугой бок капитана обрушился тяжелый прямой меч, и Когар задохнулся в предсмертной муке, оседая с проломленной грудью.

Гибель капитана поколебала мужество туранских солдат. Со всех сторон послышались крики: «Пощады! Пощады!..» и на палубу со звоном посыпалось оружие — туранцы бросали его, сдаваясь в плен.

Конан с угрюмым удовольствием оглядывал взятый корабль. Около двадцати пиратов пали в бою, но уцелевшим досталось единственное пригодное к плаванию судно. Кое-кто из команды уже сбивал цепи с лодыжек рабов, и оттуда, снизу, несся многоголосый радостный крик: иные пираты повстречали давным-давно пропавших друзей. Пленных туранцев отвели вниз и заперли в трюме.

Часть людей осталась вызволять «Звезду Хоралы» из цепкой хватки песка, остальные перешли на пиратский корабль и отчалили. На его палубах было не повернуться: в команду влились десятки освобожденных рабов. Подобрав брошенное оружие, они горели яростным желанием скорее пустить его в ход. Галера направилась прямо к неподвижно замершему «Ятагану»…

…В городе Онагруле, тайной крепости вилайетских пиратов, в многолюдной таверне звучали громкие голоса, требовавшие еще вина. Прохладный светлый напиток щедро лился в чашу старого Аргуса, а собравшиеся, затаив дыхание, ожидали продолжения рассказа. Вот седой шкипер залил жажду несколькими глотками, потом удовлетворенно утер губы тыльной стороной ладони и обвел взглядом столпившихся слушателей:

— Да, парни, немало вы потеряли оттого, что вас там не было! Великое и славное дело мы совершили, захватив первый корабль. Но сражение на этом не кончилось: Конан повел нас на корабль Ездигерда! Мы, должно быть, казались туранцам сущими дьяволами, вылетевшими из ада. Надо, однако, отдать им должное: они встретили нас достойно. Они обрубали наши абордажные крючья топорами и ятаганами, но потом наши лучники отогнали их прочь от борта, и тут-то мы налегли на канаты, стягивая корабли.

Как же все мы жаждали крови!.. Конан первым перескочил к ним на палубу, и они взяли его в кольцо, размахивая мечами, но он дрался так, что они едва поспевали отскакивать. Туг уж мы все хлынули через борт, и веселье закипело. Туранцы, надобно вам сказать, все как один были отлично обученными и закаленными вояками. Еще бы — личная охрана Ездигерда, и притом сам король наблюдал, как они дрались. Какое-то время даже было не ясно, чем кончится дело, — хоть Конан и крушил туранские латы, точно гнилушки. Нет, правда, они стояли сомкнутым строем, и мы раз за разом откатывались прочь, точно прибой от скалы.

Но тут раздался крик торжества: оказывается, часть наших ребят спрыгнула вниз, перебила надсмотрщиков и освободила рабов. И вот рабы выплеснулись на палубу, точно мстительные души из преисподней! Ох, братцы, как же они ненавидели своих прежних хозяев! Они подхватывали оружие, которого полным-полно валялось рядом с трупами, они отпихивали нас в сторону, чтобы скорее добраться до туранцев… Надо было это видеть: иные сами бросались грудью на копья, а другие тотчас карабкались по их телам и голыми руками душили солдат. Я видел, как громадный раб схватил труп гирканца и орудовал им, точно дубиной, расшвыривая врагов. Когда он наконец свалился, в его теле торчала добрая дюжина стрел…

Немудрено, что туранцев охватило смятение. Их сверкающие ряды дрогнули. Конан издал ужасный боевой клич и кинулся в самую гущу, и мы бросились следом, решившись победить или умереть.

Это был ад, парни, кровавый ад!.. С мечами в руках пронеслись мы по всему кораблю, из конца в конец, подобно волне. Кровь не успевала вытекать через шпигаты — вот что там творилось! Ну, а на Конана было просто страшно смотреть. Его меч мелькал, точно молния, туранцы падали, как снопы. Он рвался туда, где бой кипел гуще всего, и его приближение означало гибель. Он яростно пробивался на корму, туда, где в окружении отборнейших телохранителей стоял и распоряжался сам Ездигерд.

Конан ворвался в их ряды, точно боевой слон. Солдаты валились вокруг, словно тряпичные куклы. Король Ездигерд взревел от ярости и самолично кинулся ему навстречу. Похоже, он только тут с изумлением разглядел, что у нас за капитан. Боги, как он ругался!..

«Я сразу узнал твою руку, проклятый киммериец! — кричал король. — И, клянусь Эрликом, настал час расплаты! Умри, пес-варвар!..»

И он обрушил страшный удар на голову Конана. Быстр и силен был этот удар: обычный человек не смог бы ни отбить его, ни увернуться. Но против Конана, как вы знаете, нужна дюжина обычных людей. Сталь лязгнула о сталь: Конан отбил удар движением столь быстрым, что глаз не мог уследить.

«Умри сам, туранский шакал!» — прогремел его голос. Вообразите, ребята: и мы, и туранцы не сговариваясь опустили оружие и только смотрели, как эти двое рубятся один на один. Да, на такое стоило поглядеть! Удар следовал за ударом, пока наконец Конан не разнес вдребезги щит Ездигерда. Еще взмах меча — и бородатая голова слетела с плеч короля, а гигантское тело рухнуло на палубу!

Надо ли говорить, что после этого туранцы безропотно сложили оружие… Вообще-то ярость сражения была такова, что пленников набралось немного. У нас у самих из первоначальных двухсот человек осталось на ногах едва половина, но что за беда — мы зарубили или взяли в плен более трех сотен гирканских собак!..

Артус допил вино, и ему без промедления налили еще. Кто-то из слушателей спросил;

— А туранская йедка? С ней-то что сталось?

Артус нахмурился: воспоминание заставило его содрогнуться:

— Это… это, ребята, было самое страшное из всего, что случилось в тот достопамятный день… Мы считали пленников и перевязывали раны, когда солнце вдруг скрыла темная туча, и у каждого по спине побежали мурашки, словно над нами готов был свершиться неумолимый рок. Высокая скала прикрывала нас от ветра, но в снастях тотчас завыл ледяной вихрь — право же, я думал, так воют разве что затерянные души, — и вода почернела, вскипая вокруг кораблей.

Тут кто-то вскрикнул и указал вверх. В небесах появилась какая-то точка. Она росла на глазах, стремительно приближаясь. Издали она походила на птицу, не то на летучую мышь, но потом мы все застыли от ужаса: это было что-то жуткое, несусветное… вроде человека, но с перепончатыми крыльями. Тварь спикировала прямо на мостик и закричала так, что у нас кровь в жилах застыла.

На этот крик из каюты в кормовой надстройке выскочила женщина — так вышло, что до той каюты никто из нас еще не добрался, — и вот чудовище в мгновение ока подхватило ее и унесло прочь, тяжко хлопая кожистыми крыльями над протокой… Скрылось из виду, и солнце вновь засияло.

Тогда мы стали оглядываться друг на друга, и надобно вам сказать: столько белых лиц сразу я еще не видел. «Что это было?» — спрашивал каждый. И уж что говорить про нас, если сам Конан стоял бледный от пережитого потрясения. Нет, правда, — задержись страшилище хоть на миг, и я думаю, мы все как один попрыгали бы за борт!..

«Мне уже приходилось однажды видеть эту тварь», — пробормотал Конан, но объяснять ничего не стал. Кое-кто из нас порешил было — это дьявол уволок Занару в ад, о котором рассказывают почитатели Эрлика, и, право же, ей там самое место. Но другие — те, кто оказался поближе, — утверждали: она вовсе не испугалась чудовищной твари, скорее, даже обрадовалась. Ни дать ни взять сама позвала ее на подмогу!

В конце концов Конан встряхнулся, точно избавившись от кошмарного наваждения, и приказал снять с мертвых оружие и отправить за борт мертвецов, в том числе и труп короля.

«С потаскушки следовало бы спустить шкуру за ее вероломство. Но коли уж ее уволокло крылатое пугало — и шут с ней: я с бабами не воюю!» — сказал Конан. Клянусь, ребята, это было вообще все, что он сказал насчет таинственного исчезновения Занары.

Собственно, на том и кончилось дело. Мы спалили засевший на мель «Ятаган», а вторую галеру взяли с собой сюда…

— Но где же теперь Конан? — воскликнул кто-то из слушателей. — Почему его нет здесь, почему он не сам рассказывает нам о своих похождениях? И, главное, возглавит ли он нас еще раз, чтобы мы наконец очистили Вилайет от туранцев?

— Увы, нет, — вздохнул Аргус. — Киммериец велел кораблям идти прямо к восточному берегу. Он сказал, что у него какое-то неотложное дело, а здесь, мол, он задержался лишь для того, чтобы свести старые счеты с королем Ездигердом. Он обнаружил кхитайца среди освобожденных нами рабов. Вообразите, они часами сидели рядом, беседуя о далеких землях за Химелийским хребтом. Вот мы и подумали: если Конан в самом деле направился в Кхитай — не иначе, прослышал о каком-нибудь совершенно уж баснословном сокровище. Ведь это чистое безумие — в одиночку пытаться достичь чужедальних земель за чертою рассвета!

— А что ж он не взял с собой хоть десятка два морских бродяг?

— Еще одна тайна, — ответил шкипер. — Он сказал, что поклялся совершить это путешествие без спутников. Более того — в ином случае он просто не сможет добраться до цели!.. Что ж, мы высадили его на восточном берегу, как он и просил. Они с северянином Рольфом попрощались коротко, по-мужски. Опечаленная команда завела было морскую погребальную песнь, но Конан рявкнул на нас и, выругав, велел заткнуться. Мы видели, как он скрылся за песчаной дюной, вновь вступая на неведомую, исполненную опасностей тропу… Нашим капитаном стал Рольф: после Конана он, без сомнения, первый моряк на всем Вилайете. Да, таких, как Конан, больше нет и не будет, пока это море не превратится в песчаную пустыню, а звезды не упадут наземь с небес… Я пью за здоровье Конана! И еще за то, чтобы он достиг своей цели, какова бы она ни была!

Этот тост сопроводила тишина, более чем странная для пиратской таверны…