Клод Форд распрекрасно знает, как все происходит, когда охотишься на бронтозавра. Не соблюдая излишней осторожности, ты пробираешься сквозь густую траву под вербами и через булькающее болотце в дурацких цветочках с изумрудными лепестками, напоминающее футбольное поле.
Твоим очам предстает разлегшаяся среди осоки, безобразная туша, грациозная, как мешок с песком. Он развалился там, позволяя гравитации притиснуть себя к нежной подстилке болотистой грязи, выискивая сочные камышинки и поводя огромными, как кроличьи норки, ноздрями. Это восхитительное зрелище.
Глаза чудовища тускло поблескивают. В них жизни не более, чем в большом пальце ноги у покойника недельной давности.
Смердящее жвачкой дыхание и жесткая щетина в слуховых отверстиях особенно четко характеризуют это творение матушки-природы.
Но когда ты, эдакое крохотное млекопитающее с отставленным в сторону большим пальцем, стискиваешь слабыми конечностями полуавтоматическое, двуствольное с программным управлением и нержавеющее мощное ружье 65-го калибра с телескопическим прицелом и пробираешься под прикрытием вековых деревьев, то прежде всего обращаешь внимание на вонь, исходящую от шкуры гигантской рептилии. Вонища пропитывает тебя до самых глубин, как звук нижней октавы пианино, так что сразу хочется оторвать побольше туалетной бумаги. Шкура вся серая, как нашествие викингов, с потешными складками, глубокими, как фундамент небоскреба. На его хребте непрерывное движение — это маленькие бурые паразиты — вши, населяющие эти серые стены — шустрые, как котята, и твердые, как крабы.
Если одна такая вошка упадет на тебя сверху, то наверняка сломает шею /тебе, конечно/. Один из этих гадов-паразитов замирает на мгновение, прекращая прогулку, и в этот момент ты замечаешь, что на этой коричневой вше, в свою очередь, тоже пасется целая банда любителей сладкой жизни, причем каждый — с доброго омара.
Теперь ты подобрался настолько близко, что даже слышишь постукивание глупого сердца чудовища со всеми его желудочками и предсердиями.
И вот теперь ты приготовился убивать. Или он — или ты. Это как праздничное представление, только картину портят твои расстроенные нервишки. Ты приготовился стрелять и ждешь, когда маленькая голова — этот ковшик гигантского экскаватора, замрет на миг, чтобы проглотить очередной ворох камыша. И вот тогда совершенно бесподобным грохотом ты покажешь этому безразличному юрскому миру, что, дескать, стоит вот и победно смотрит вниз, на плоды своей охоты, грозный венец эволюции.
Ты медлишь… и знаешь почему! Даже если бы не знал, то ощутил бы шебуршание червяка внутри — это срабатывает застарелое чувство совести. Оно напоминает, несмотря на возбуждение, что перед тобой всего-навсего беззащитное создание. Совесть нашептывает, что это все от скуки ненасытного стервятника, который вновь проголодается, как только все завершится. Червячок внутри забавляется, и когда отбушуют потоки адреналина, придет время для прозаической рвоты. Таким образом, совесть цинично напоминает через твой мозговой центр и сетчатку глаз о величии прекрасного образчика этой эпохи.
Но давайте избавим этого склизкого болотозавра от эпитета “прекрасный”! Матерь божья, это же не научно-исследовательский фильм, в этом нет сомнения. На спине чудовища расположилась еще добрая дюжина упитанных разноцветных пташек. Вся радужная гамма отразилась в них, как в попугаях на побережье Капакабаканы. Юрские пташки все поголовно упитанные, благодаря объедкам с господского стола. Вот как это выглядит в натуре: хвост бронтозавра вздымается вверх и перебрасывает к маленькой пасти аппетитные копны сена. Ну вы только представьте, как это здорово! Прямая доставка от производителя к потребителю. Толстые птички радостно порхают над всем этим великолепием. Эй, вы там! Хватит жировать, куда вам столько… И вот они снова занимают свои насиженные места в ожидании очередной поживы. Солнце уже скрывается за линией горизонта юрского мира, а у нас невольно возникает вопрос: “Так ли хорошо здесь живется на подобной диете?”
И все же ты медлишь, и это тоже своеобразный прием — прикончить рептилию и навсегда избавиться от терзающих тебя кошмаров. Сжимая в потных ладонях свою отвагу, ты прижимаешь ее к плечу и прицеливаешься, зажмурив один глаз.
Звучит страшный грохот. Ты почти оглушен. И с ошеломлением отмечаешь, что бронтозавр по-прежнему похрустывает камышом да к тому же еще и облегчился, подняв неслабый вихрь, способный раскачивать Ноев ковчег.
Вконец разозлившись, ты выскакиваешь и замираешь прямо перед ним. Ах, какая позиция, достойная царя природы! А может быть, это сработали более тонкие эмоции? Но над этим ты призадумаешься в будущем, если оно вообще будет для тебя существовать. Глазенки бронтозавра, находящиеся друг от друга на расстоянии рекордного плевка, фокусируются на тебе, и в зрачках ты видишь отражение своей бравой фигурки. Ты отмечаешь в них желание к сражению. И, кажется, не только челюстями, но и огромными копытами вкупе с оглушающим рыком. Так пусть же смерть станет сагой!
На расстояние в четверть мили разносится звук, как если бы обиженное стадо гиппопотамов разом поднялось из болота. В следующую секунду над твоей головой со свистом мелькает хвост, огромный, как воскресенье, и длиннющий, как суббота.
Ты отскакиваешь в сторону, ты просто вынужден это сделать. Правда, бестия промахнулась, так уж устроено создателем, что координация ее движений ничуть не лучше твоей, как если бы ты решил попасть в обезьяну томом Британской энциклопедии.
Видимо, бронтозавр посчитал, что этого вполне достаточно, и он тут же забывает о тебе. Ах, как бы ты хотел так же легко все забывать! Ведь это главное, ради чего ты явился сюда издалека. “Вы сможете сбежать от всего”, — так утверждала реклама путешествий во времени, которая и явилась причиной бегства от самого себя — кичливого типа с напыщенным именем Клод Форд. И от жуткой супруги по имени Мод. Ну и парочка! Абсолютно не способные понять друг друга, приспособиться к самим себе и к миру, в котором довелось родиться.
Это совсем неплохая идея забраться сюда, прихлопнуть ящера и посмотреть, смогут ли сто пятьдесят миллионов лет изменить хаотично перепутанные мысли в извилинах человеческого мозга.
Ты берешь себя в руки, подавляя тошнотворные воспоминания, которые не оставляли тебя ни на минуту, начиная с юности, когда ты барахтался в море кока-колы. О господи, если бы не было юности, ее просто необходимо было бы изобрести.
Постепенно ты приходишь в себя и продолжаешь разглядывать тушу этого вегетарианца, с судьбой которого связана твоя мешанина мыслей о жизни и смерти. Это чучело вполне реально, Клод. Оно именно такое, как ты хотел, так что давай, поднимай-ка свою тушку, приятель — этот уравнитель шансов.
И ты начинаешь искать уязвимые места на теле этой махины. Пташки шебуршат крыльями, вши возятся как щенки, а бронтозавр с хрипами передвигается, погружая змеиную шею с маленьким черепом в светло-желтую воду. Ты молча взираешь на все это. За всю свою нервозную жизнь ты не волновался так, как сейчас, и в душе надеешься, что этот инцидент навсегда выведет страх из твоего организма. О’кей, — повторяешь ты бессознательно, — твой миллион долларов, образование двадцать второго века — все это здесь ни к чему. О’кей, о’кей. И вот тогда, когда ты повторил эти слова бесконечное число раз, тупая морда появляется из-под воды, словно шипящий экспресс, и таращится в твою сторону.
Бронтозавр продолжает кормежку, двигаясь в твоем направлении. Вверх и вниз ходят жующие челюсти с толстыми, как бетонные сваи, коренными зубами. Потоки болотной воды, текущие из пасти, заливают землю у твоих ног. Тростник и коренья, стебли и хвощи, листья и даже глина — все это неторопливо и методично исчезает в огромной пасти. Во рту бронтозавра видны снующие в панике диковинные ракообразные и какие-то жабы, через миг они тоже попадут в чрево гиганта. Пока чавканье продолжается, глаза ящера оценивающе ощупывают твою фигурку.
Твари эти живут до двухсот лет, сообщает реклама путешествий во времени, и этот экземпляр прямое подтверждение вышесказанному. Неторопливый взгляд рептилии насчитывает столетия, ушедшие на размеренную бессмысленность бытия. Наконец две замутненные лужи вызывают у тебя психический шок, и тогда ты вновь палишь из обоих стволов в свое отражение в этих лужах.
Маяки веков, мутные и кроткие, незамедлительно гаснут. Монастыри затворены до Судного дня. Твое отражение в глазах ящера блекнет и вместе с кровью вытекает из них навечно. Глаза прикрывает морщинистая перепонка, подобно грязному савану на покойнике. Челюсти не прекращают своей работы, хотя голова начинает заваливаться. Словно выжатая из тюбика зубная паста, струится кровь по складчатой морде бронтозавра. И все это происходит страшно медленно…
Но довольно об этом. Осушите же свои бокалы, господа! Клод Форд прикончил-таки безобидное создание. Да здравствует наш неустрашимый Клод!
Затаив дыхание, ты смотришь, как голова достигла земли, затем последовала очередь шеи, челюсти плотно сжимаются, а ты все смотришь в ожидании еще чего-нибудь интересного, но больше, увы, ничего не происходит. Ты можешь вот так стоять и смотреть, уважаемый Клод Форд, все сто пятьдесят миллионов лет, но ничего занятного не обнаружишь. Огромный скелет бронтозавра постепенно будет прекрасно очищен пожирателями падали и утонет в иле, погружаясь все глубже и глубже под массой собственной тяжести. Позднее уровень воды увеличится, и с хладнокровием шулера, сдающего подросткам крапленые карты, здесь разольется старый завоеватель — Море. На эту незыблемую могилу станут выпадать осадки в виде проливных дождей, остов престарелого “бронто” еще всплывет дюжину раз и столько же раз опустится, а осадочные породы скуют его прочной скорлупой. И когда он будет покоиться в гробнице, более прекрасной, чем у индийского раджи, силы земные вознесут его на своих плечах так высоко, что он ляжет на самом верху Скалистых Гор, высоко над уровнем Тихого океана. Но ты, Клод Форд, не будешь иметь никакого отношения ко всему этому. Ты погасил в черепе ящера огонек жизни, и остальное тебя уже мало волнует.
Вот теперь ты спокоен. Правда, несколько разочарован. Ты предпочел бы предсмертное рычание или эффектное падение, от которого вздрогнет земля. А с другой стороны, ты доволен, что рептилия долго не мучалась, ведь ты сентиментален, как все жестокие типы. Подхватив ружье под мышку, ты прогуливаешься по сухой травке вдоль бока ящера и наслаждаешься своей победой.
Ты минуешь неловко вскинутые лапищи, гору светлокожего брюха и, поравнявшись с отполированной пещерой заднего прохода, замираешь, наконец, подле откинутого хвоста. Ты не в состоянии скрыть досаду и разочарование — гигант оказался вполовину меньше, чем тебе казалось первоначально.
Бедный, маленький вояка!
Тебе не остается ничего иного, как пробираться к своей машине времени с чувством глубокой неудовлетворенности. Обрати внимание — пестрые, кормящиеся отбросами пташки уже сообразили, что к чему и, расправив крылышки, угрюмо улетают на поиски новых хозяев. Они прекрасно чувствуют, когда дела принимают крутой оборот. Ты бы тоже шел отсюда…
Вот ты отворачиваешься, но не уходишь. А возвращаться все же придется, в свой 2181 г. н. э., туда, где Мод и Клод. И твое бегство в Простой Великий Юрский Период было всего лишь неудачной попыткой, и теперь она подошла к концу.
Итак, ты не двигаешься с места, и тогда что-то весьма грубое приземляется на твою спину, опрокидывает на живот и вдавливает твою физиономию в доисторическую грязь. Ты пытаешься вырваться, надрываешься в крике, а клещи вцепившегося в тебя ракообразного уже рвут горло и шею. Ты пытаешься дотянуться до ружья, но ничего из этого не выходит. Превозмогая ужасную боль, ты перекатываешься на спину, но ловкое ракообразное уже перекочевало тебе на грудь. Из последних сил ты вцепился в его панцирь, в ответ оно пищит и отгрызает тебе пальцы.
Убивая бронтозавра, ты совершенно забыл, что паразиты покинут мертвое тело и что для такой мелюзги, как ты, они куда опаснее, нежели для прежнего хозяина.
И ты делаешь последнее, что остается тебе в данной ситуации — дергаешь ногами на протяжении трех финальных минут. После того, как они истекли, на тебе пирует уже целая стая этих гадов. Они аккуратно очищают твой скелет.
Тебе понравится там, на самом верху Скалистых Гор.
И все беспокойные чувства навсегда оставят тебя.