Смотрю на облака. Я – сверху. По ним как-будто ветряным трезубцем С нажимом провели неоднократно. Наверное Нептун в гостях у Зевса Был накануне на пиру беспечном И позабыл котомку в гардеробе Рая. Её курьером (с неба через воздух) Вернули в океан  драгому гостю. Но растяпе. Что ж поделать – Возраст…

Солгать, красиво замирая, Под перепевы скрипки мыслей. Они, изгибами волнуясь, В полёте звука отразятся И, флейтой звёзд переливаясь, На арфе вечности сыграют.

Ростовщиком он стал не в этот раз. И помнит лишь один тупой удар: Он в детстве спрятался от ужаса в комод, Когда братва убила белку у соседа. Бельчонок в панике остекленевшей За матерью беспомощной следил. С тех пор не может спать. И ест. Порой. С трудом. А годы жизни быстро пролетают. Пусть по лицу не скажешь, заглянув в глаза, Что он не просто гражданин, как все, А помнит мир таким, каким он в детстве был: До пули в душу жизни из затвора сердца. И вот пришла пора сводить счета с концами. Есть в жизни белок казус – не слыхали? Их люди делятся в потустороннем круге На дорогих, и тех, кому воздастся по заслугам. Вдали услужливо разводятся костры. Нам после казни расторопно подадут обед Из человечины. И мы вконец поймём, Что белок есть нельзя. Иль выгонят взашей С планеты, где и так царицы – пчёлы.

Беременность неправедной любовью Не стоит класть на сохраненье В лазарет страданий. Уродицу родив на горе миру, Не вылечить себя От пут и страха.

“Всё в меру хорошо”, – твердит молва людская. А страсти что ж? Природу чувства постигая, Дорогу в мир людей не перейти нельзя. Вопрос встаёт: «А что же в мире этом Толпою движет каждый миг?» Ворчит сердито Кощей Бессмертный. В жизни плодовито Искал дорогу страсти. Что ж нашёл? Сказать по правде, этого царя Давно молва людская развенчала. Его дурные вкусы замечая, Сбежали слуги в город втихаря. Обидеть Змия всякий, вишь, горазд. И потому змеюка загрустила. Иглу яйца из утки притупила И отказалась от правленья бразд. «Уйди в себя. Замри, подумать надо», - Таков совет уездного врача. Ах, невдомёк ему, что в том же лазарете Лечили жертв Кощея-палача. Во сне работа снилась. Просыпаясь (Нет боле мочи скрасить правду сна), Иглу ломает сам. С мечтой забыться, замирая, Хватает он в кулак перо жар-птицы И с облегченьем мчится в небеса.

Субъективизация восторгов Выскочкой волнений и метаний Воспевает розничную жизнь. За вратами растекутся мысли О запретных сказках-пересудах Праведной обугленной души. Пароксизм животного довольства Песней зяблика в полях и перелесках В цвет земли раскрасит песни слог. Снег вскипает. Мысли потухают. Только тройка мудрых неотрывно Смотрит в ожиданье на восток.

Неужто есть среди людей такие, кто не понял, Что палачи ночами горько плачут? Они трудились, рук не покладая, Чтоб заслужить прощение на вечность. Но только сон-Морфей чела коснётся, Как не понять в беспамятстве не могут, Что ждёт их за порогом жизни этой. Их рай наполнен ремесла петлёю И трупами беспомощных сограждан, Которые в конвульсиях последних, Поклонные приветы рассылая, Своим мучителям Из преисподней машут. И смеются. Они при жизни правды не боялись И в услуженье к сильным не вступали. Им из геены подмигнуть не жалко – Вольготно им с друзьями там живётся.

Коса, заплетённая туго, Спадает. И словно по кругу Сомнамбула снов расцветает. И ей царь-девица внимает. Петля отлипает от шеи, (Что, страшно? Гляжу – присмирели) Державшая ум взаперти. И было ему не пройти В потёмках стареющей плоти В попытках стрелу на болоте Найти наконец и забрать, Чтоб заново молодцем стать. И вот, начинает качаться Качалка бесполого старца. А если ему захотеть, На старости встав, улететь В мир звёздный цветного оргазма? Как в детстве свихнувшийся разум - И враг, и помощник мечты. За шкирку его – и в кусты! А там уж девчушка таится. В ней видит царевну жар-птицу В коляске тоскующий дед. Прошло-то всего сорок лет С тех пор, как порхающей дивой Она проносилась ретиво По склону его восхищенья. Раз каждый случалось затменье, Вращалась быстрее земля, Мечтая спасти короля От пут колдовства царь-девицы, В уме пролетавшей жар-птицей. Но сбить не получится с круга Ту пару. У них амплитуда Была гармонична с землёй. И вот порешили: царём Остаться ему пригодится. Постойте! А если девицу Посадит на цепь он в капкан? Её не порвёт и Полкан! Куда я попал, поколенье? Дедуля в серьёзном сомненье. Я мирно мечтал про оргазм, Меня же вгоняют в маразм. А дева моя молодая… Её я без слов принимаю. Меня прекратите стращать. Я буду её защищить! Любви непокорной девицы Мужик пожилой сторонится. Хоть смерть от оргазма красна, Ей павшим не счесть нам числа. Полезней в постели пустой Достойно уйти на покой. А дальше на праздник, в разлёт Пусть люд молодой весь идёт. Отпразднует смерть он за нас. Им почести страсти воздаст Бог счастья, любви сомелье. Бог смысла прожить на земле.

Понтоватый понтолык пьянит пафосно, Папироскою пыхтя понрапраслину. Пропитала пыль подол. Плешь постирана. Пеcнь по праздникам – провал. Паутиною Поросли пустые пни. Память прошлого Постигает первый путь позаброшенный. Подающему персты пастве пуганной Перстень пасти пустоты, пусть поруганный, Приоткроет попоздней преисподнюю. Помолись – поймешь, поди, подзаборную Подлизавшуюся прыть пересмешников Повторяющую пляски приспешников. Погань пресная пыхтит. Прёт потоками Плоти прогнутой проказой-пороками Проигравших поколений, пропившихся. Подбирает простаков подкупившихся Простоватой пасторалью подкисшею, Пеплом перхоти печальной провисшею. Про просодию п…оёт пень прогнувшийся, Пожирающий подачки примкнувшихся. Поражает пузырем пустословия, Прыть прохожих пресекая побоями. По прекрасному печалится праведно, Понукаючи позёрством прожаренным. Прыть поклонников потчует пафосом, Посыпая презреньем показанным. Припушив перо павлинье пинается: Прочь прогнать паскуд порывается. Прославлящий привычки плаксивые Посрамляет поступки правдивые. Паровозом прут подлизы. Подкатывать Получается прекрасно. Проматывать Приходилось полукровке печальному Пошловатому, помпезно-прощальному. Полночь полохом пылает. Покинутой Павой песню пробубнит плодовитую. Плоть породистая, пылкость подтухшая Прозорливою прогорклой припухшестью Пусть печется, пусть пыхтит проповедником. Путь пещеристый проторит – повеса прям. Парусиною подбитой, промасленной Поплетётся позёрствуя праздникам.

Примите похвалу, прошу, прокорно промолчав. Подобострастно пресмыкаюсь, преклонившись Пред посечённым, полусгнившим, Просевшим плесенью под прыткими подскоками пьянчуг (помойного пахучего позорного плебеийства, пинающего падших пятками поддых) Побитым постаментом. Путь прозренья Пожалуй, поздно, прикорнувши, поджидать Под пресным парусом покоя пониманья. Простецкой полуправдой позабытой, Прилюдно повсеместно перемытой Прощенье, порцией пылающих потуг, Причину поводом повторно подменив, Питает поздней Пирровой победой, Правдивость перекошенную предав, По пальцам пёрышки потерь пересчитав, Подёрганные павшими пучками- Прядями посейдоновых подруг. Побоев пыл притупить призываю, Под пули пистолета подвести покой, Почиститься, покладистость познать. Приятие приятности примерить. Попутчиков попотчевать потом Пирожной пудрой прозы первородной. Поэтику переведя под пресс познанья, Про публику простую помнить – пусть порой. Поосмыслять по-новому правдивость. Плюс поостыть – пользительно пророку. Прах пасквильный просеять предложу. Прощеголять придворным прошлым, поверьте – право – переборно, пошло. Потрёпанной попоной-пеной приложу Присыпку против писчих пароксизмов Плаксивой праведности плоской, постовой. Пучину прибыльной поэтики поведав, Проказы поумерив, приторность попридержать пора Поверьте, псевдопатриарх погнуто-притуплённого пера.

Постарел – на пень присел Плывет иллюзий дым

Сижу на старом пне. Вижу радугу в небе.

Тяжело без барузей. Но креплюсь. Барузям я очень сильно дивлюсь. Ведь влияния у них – барузей – Туча целая на мир нас – людей. Барузи ни света знать и ни тьмы Не желают: “Работаем мы!” Потому что в барузёвом миру Так ведётся. Спавший люд по утру Просыпается (ах, сон с барузём!) И тихонько ноги на пол несёт. (Согласитесь – барузи на заре Нам милее, чем пята на ковре). Бескорыстны барузи. Сколько лет Дарят людям защищалки и свет. Правда, смертным невдомёк: барузя Ни привадить, ни отринуть нельзя. Тех, кому повезло с барузём, Их по жизни белый ангел несёт. Но порой барузь с недобрым знаком Только эта сказка, чур, не о том.

Монтировать пространство монтировкой? Или лопатой в стопку класть Из чистого порожнего в пустое? Ответа нет. И не предвидится, пока Не станет ясной цель вопроса. Вот и бесконечность!