ПРОЛОГ

Полуостров Дингл, Графство Кэрри, Ирландия

Он уже почти потерял единственную женщину, которую любил.

Охваченный горем, он стоял на вершине иззубренных скал, нависших над пенной полосой прибоя. Ночь наступила быстро, и темнота, подобно рукам нетерпеливого любовника, обняла эту бедную землю страстным, жарким объятием. Волны, увенчанные белыми барашками пены, медленно накатывались на берег. Вкрадчивый плеск слагался в тихую, меланхоличную мелодию под стать его настроению.

Она никогда не будет принадлежать ему.

Он покачал головой, не в силах поверить в это. Но так было: сегодня на ярмарке Эльфов клан обещал ее другому.

Он видел собственными глазами, как сваха вложила ее руку в руку этого другого, скрепляя их судьбы и обрекая его на отчаяние.

Его сердце было разбито.

С детства они знали, что суждены друг другу. Она была его второй половиной, его душой.

Он понял это, как только увидел ее. Огненно-рыжие волосы, смеющиеся зеленые глаза и губы, которые могли заставить ангелов петь… Он отдал ей сердце с первого взгляда и навсегда.

Он знал, что никогда не полюбит — не сможет полюбить — никого другого.

Сколько планов они строили в ночной тишине, сидя здесь, на иззубренных ветром скалах, крепко прижавшись друг к другу, шепотом говорили о своей любви, о будущем, о детях.

Он подумал о колыбели, которую с таким тщанием смастерил. Красивая, с затейливой резьбой, она должна была стать его свадебным подарком той, которую он любил, и предназначалась для сыновей, которых она ему родит и которые будут носить его имя. Потом у них появятся свои сыновья, которые в назначенный судьбой час тоже встретят свою единственную любовь. И у них родятся свои сыновья.

Колыбель должна была стать связующей нитью, протянутой от одного поколения к другому; напоминанием о тех, кто жил раньше, об их огромной любви, о памяти и традициях, носителем которых из века в век был клан Салливанов.

Теперь он знал, что все было напрасно.

Бессильно сжал кулаки. Сейчас ему хотелось швырнуть эту колыбель в кипящее море и смотреть, как крошечная деревянная скорлупка разобьется о скалы, как разбилось его сердце.

Она никогда не будет принадлежать ему.

Никогда! Он потряс головой. Думать об этом было невыносимо.

Холодный, мелкий дождь скрыл слезы у него на щеках.

Сердце терзала боль — другой любви у него не будет.

Только Молли.

Он взглянул на волны и вскинул голову; гордость и гнев поднимались в нем.

Он был Салливан, один из шести братьев — клан гордый и сильный, никто из них не мирился с поражением. Их учили бороться за то, что по праву принадлежало им. Отступить — значило покрыть позором их имя и их клан. А такого ни один Салливан никогда не допустит.

Он не будет сидеть сложа руки и смотреть, как у него отбирают его единственную любовь. Молли принадлежит ему, и он не даст ей выйти замуж за другого, чего бы там ни требовал клан.

Решение принято, и он повернулся к морю, подставив лицо клочьям тумана и прохладному ветру.

Надо все обдумать, составить план. От этого зависело его, их будущее, да и будущее всего клана Салливанов.

Он снова подумал о колыбели, и эта мысль укрепила его решимость, заставила сжать кулаки.

Свадьба Молли назначена на завтра — у него еще есть в запасе несколько часов и, может быть… может быть…

Улыбаясь, он отвернулся от пенящихся волн. Теперь он знал, что делать.

От этого зависела его жизнь, их жизнь и судьба всего клана.

 

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Ничто не могло испугать детектива Дэнни Салливана из отдела по борьбе с бандитизмом Чикагского полицейского управления.

О нем говорили, что у него стальные нервы, и ему действительно еще не приходилось оказываться в ситуации, которая нарушила бы его внутренний покой.

Перспектива остаться без назначенного свидания в пятницу вечером, возможно, обеспокоила бы его.

Если бы он разбил свой «мустанг» 67-го года, это, вероятно, раздосадовало бы его.

Шестифутовая красавица-блондинка могла бы заинтриговать его.

Но ничто в этом мире не могло бы его испугать.

И вдруг этот небольшой шевелящийся сверток, оставленный кем-то на переднем сиденье его машины…

В сумерках теплого вечера пятницы Дэнни стоял перед дверцей «мустанга» и хмурился, не веря своим глазам. Он моргнул в надежде, что зрение прояснится.

Кто-то подкинул ему в машину ребенка.

Нашарив ключи, Дэнни быстро отпер дверцу, сел на водительское место и опустил до отказа стекло. В машине было слишком душно.

Сидя в корзинке для переноски младенцев, лицом к заднему сиденью ребенок гукал, сучил ножками, сосал мягкое пластмассовое кольцо и был, казалось, чем-то ужасно доволен.

Тут сработал инстинкт полицейского, и Дэнни осторожно осмотрел корзинку, чтобы выяснить, нет ли записки, метки или вообще какой-нибудь зацепки, любого намека на то, чей это ребенок и, что еще важнее, почему эту кроху оставили в его машине.

Внутри корзинки было постелено и подоткнуто со всех сторон желтое с белым детское одеяльце. Стараясь не испугать ребенка, он внимательно оглядел уголки в поисках каких-либо ярлыков или меток.

Ничего.

На малыше был матерчатый подгузник, безупречно чистый и, к счастью, сухой, но явно не новый. Выцветшая желтая рубашечка тоже была совершенно чистая и тоже не новая. Ни на подгузнике, ни на рубашке не было никаких меток.

Один крохотный белый носочек соскочил и лежал теперь на подголовнике переднего сиденья, другой пока оставался на месте. Ни на том, ни на другом меток не было.

К прядке рыжеватых волос, кустиком росших на темечке младенца, был аккуратно привязан розовый бантик.

И тут никакой зацепки.

Дэнни нахмурился и одним пальцем нежно прикоснулся к розовому бантику. Розовый цвет ленточки наводил на мысль о том, что ребенок — девочка.

Девочка грудного возраста.

У него в машине.

Брошена.

Лоб Дэнни Салливана покрылся испариной.

В потрясении детектив смотрел на ребенка, спрашивая себя, что же, черт возьми, происходит?

С какой стати кто-то решил оставить ребенка у него в машине?

Дэнни начинал нервничать. Единственным ребенком, с которым ему доводилось общаться, была Эмма, дочурка его брата Майкла. Но Эмме только что исполнился годик, и те несколько неуклюжих попыток развлечь девочку, которые он предпринимал, вряд ли давали ему право считаться специалистом по детям.

Он не доктор Спок, это уж точно.

Дэнни посмотрел на малышку, и вдруг боль из прошлого сверкнула мгновенным проблеском маяка. Он закрыл глаза и усилием воли постарался загнать ее обратно вглубь сознания — лучше об этом не думать, это слишком тяжело, слишком больно. Однако мучительные воспоминания о другой беспомощной малышке, которая оказалась никому не нужной, продолжали преследовать его.

Она была нужна ему, нужна больше всего на свете; ее жаждала каждая частичка его существа. Потерев уставшие глаза, Дэнни решительно тряхнул головой — нельзя расслабляться, иначе он просто не сможет работать. Сейчас главное — ребенок, шевелившийся рядом с ним на переднем сиденье.

Он еще раз взглянул на малышку, и, словно почувствовав его взгляд, она медленно повернулась и посмотрела на него. Когда ее детские глаза — такие большие и синие — задержались на нем, его сердце на мгновение остановилось.

Господи, такая маленькая и беззащитная, такая… одинокая. Протянув дрожащую руку, он погладил ей щечку, удивляясь, как это кто-то смог просто… оставить ее. Бросить. Уму непостижимо.

Малышка взмахнула пухленьким кулачком, потом доверчиво ухватила его за палец, вцепившись в него так крепко, словно от этого зависела ее жизнь. В этот момент Дэнни понял, что так оно и есть.

— Как дела, красоточка? — Он постарался, чтобы его голос звучал тихо и нежно.

Явно довольная, малышка загукала, дрыгнула ножками и улыбнулась широкой беззубой улыбкой.

Ответив ей такой же широкой улыбкой, Дэнни большим пальцем погладил ей пухленький кулачок и поразился мягкости кожи.

— У тебя там все нормально, маленькая? — обеспокоенно спросил он: может быть, надо что-то делать, только вот что? — Ты не хочешь попить?..

Малышка попробовала пососать его палец. Дэнни засмеялся, когда все ее личико сморщилось, словно ей в рот брызнули лимоном.

— Похоже, ты уже хочешь обедать, а? — Дэнни подобрал ее пластмассовое кольцо и с любопытством посмотрел на младенца. — Послушай, малышка, а может, ты скажешь мне, как тебя зовут? Знаю, у нас первое свидание и все такое, но при этом обычно представляются друг другу. — Он снова зачарованно провел пальцем ей по щечке, потом по прядке волос и поразился, какие они шелковистые. — Так как, говоришь, тебя зовут?

Он взглянул на нее в ожидании ответа. Большие синие глаза смотрели прямо на него, но ответ что-то задерживался.

— Стесняешься, да? — Дэнни потер небритый подбородок, собирая разбегавшиеся мысли. — Ну, а меня зовут Дэнни. Дэнни Салливан. — Он легонько потряс крохотный кулачок, и малышка снова загукала и заулыбалась. — Приятно с тобой познакомиться. Чувствую, что на обед мне придется раскошелиться, но прежде неплохо было бы узнать, кто ты и чья.

И, что еще важнее, почему ее подкинули к нему в машину.

В нем начинал закипать его крутой ирландский нрав. Что, черт побери, творится с людьми? Как можно было оставить беззащитную малышку совсем одну в чьей-то машине?

Дэнни посмотрел в боковое стекло: неужели никто ничего не видел?

Машина, как всегда, стояла прямо перед полицейским участком, и жизнь вокруг кипела ключом.

Открыли гидрант, и вода хлынула на улицу, где местные ребятишки проносились сквозь струю, чтобы охладиться. Их крики и смех разносились в теплом воздухе.

Отдежурившие полицейские и те, кто только заступал, стояли, прислонившись к машинам, обменивались свежими сплетнями или просто докуривали по последней сигарете.

Женщины с усталыми лицами торопились домой, нагруженные пакетами и сумками.

На углу остановился автобус, и его двери со вздохом открылись, выпуская длинную череду спешащих пассажиров.

Вокруг было полно людей, занятых своими делами.

Похоже, никто не хватился пропавшего ребенка.

Дэнни снова посмотрел на малышку и вздохнул. По закону, брошенных детей надлежало передавать в Отдел по делам детей и семьи, больше известный как ОДДС.

Он работал в полиции достаточно долго, чтобы знать, как эта система работает.

И как она не работает.

Мысль о том, чтобы сдать бедную малышку в ОДДС или какую-то другую государственную организацию, заставила его содрогнуться. Конечно, они будут кормить ее и одевать, будут делать все, что требуется для поддержания жизни, но кто обнимет и утешит ее? Кто будет лелеять и любить?

Кто даст ей ту стабильность и защищенность, в которой нуждается и которую должен иметь каждый ребенок?

Он знал ответ до того, как задал вопрос.

Никто.

Все еще не сводя с него доверчивых синих глазенок, девочка крепко сжимала игрушку в маленьком кулачке. Этот взгляд коснулся одного давно пустующего места в сердце Дэнни, и внезапно его охватило поднявшееся неведомо откуда неистовое чувство любви и нежности.

И тогда он ясно понял, что ни за что не отдаст этот бесценный сверток ни в ОДДС, ни еще куда бы то ни было.

Ни за что на свете.

Он узнает, чей это ребенок, и вернет его родителям, но прежде отчитает их так, что они вовек не забудут его лекции. А до тех пор позаботится, чтобы за ним нормально присматривали — даже если придется делать это самому.

Ведь он — Салливан. А это значит, что он воспитан в духе социальной ответственности. Полицейские в третьем поколении, он и двое его братьев очень рано поняли, что надо считать ценностью. Долг, честь и ответственность перед семьей, друзьями и обществом — это для Салливанов не просто слова, а образ жизни.

Его покойный отец Джок Салливан успел внушить их троице эти вечные ценности задолго до своей безвременной гибели при исполнении служебного долга. Поэтому Дэнни просто не мог оставить кого-то в беде — особенно совсем беззащитного маленького ребенка.

Салливаны так не поступают.

Разве не его собственные родители взяли к себе Кэти, когда она осиротела в пять лет, и воспитали как свою дочь?

Дэнни улыбнулся, вспомнив тот давний день, когда Кэти Вагнер появилась на пороге их дома. Цепляясь одной рукой за его мать, а в другой сжимая потрепанного одноглазого медведя, она как будто состояла из одних тоненьких рук и исцарапанных ног; впрочем, была еще копна непослушных рыжих волос и большие, серьезные карие глаза, которые глянули ему прямо в душу. Они казались огромными на маленьком личике; печальнее этих глаз он ничего не видел.

С той минуты он и его братья, Майкл и Патрик, приняли Кэти как родную. Она стала их младшей сестренкой. Они ее любили, защищали и мучили, как это могут делать только старшие братья. Она сразу же сделалась частью клана Салливанов.

И никогда не стояло вопроса о том, чтобы отдать Кэти в какое-либо учреждение. Она им была так же нужна, как и они ей.

Дэнни взглянул на малышку с розовым шелковым бантиком.

Так же, как сейчас он нужен ей. Выбора у него не было.

Дэнни знал, как должен поступить, но он давно уже понял: даже у полицейского должное не всегда совпадает с тем, что приходится делать. Этим, наверно, и объясняются три временных отстранения в его послужном списке, подумал он, хмурясь.

Но он твердо верил, что особые ситуации требуют особых мер.

А сейчас он находился в самой что ни на есть особой ситуации.

Он улыбнулся малышке.

— Ну, цыпленок, похоже, мы с тобой должны сами позаботиться о себе.

Дэнни поднял ее соскочивший носочек и попробовал надеть на ножку, но малышка все время поджимала пальчики и смеялась.

— Щекотно? — Он медленно покачал головой. — А знаешь, мышонок, я всегда западал на женщин, боящихся щекотки. И на рыженьких, — добавил он, подмигнув ей и отказываясь от попытки надеть носочек. Запихнув его в корзинку, Дэнни вдруг нахмурился. — Тебе ведь не нужны сегодня носки, а? — спросил он, словно она могла ему ответить, и для большей верности потрогал ножки.

Они были теплыми.

Облегченно вздохнув, Дэнни запустил пятерню в свои густые черные волосы, раздумывая, как быть. Потом снова потер небритую щеку.

— Ну, малышка, нам, видно, придется заняться кое-какой сыскной работой. И в этом смысле тебе повезло. Я — самый лучший детектив на Шекспировском участке. — Наклонившись ближе, он понизил голос до шепота. — Только не говори этого моим братьям, а то Майкл и Патрик будут завидовать.

Малышка засмеялась, снова потянулась к его руке и крепко ухватилась за палец.

Первым делом надо найти надежное место, где можно подержать ребенка, пока не выяснится, кто она и чья. Пары часов на это ему должно хватить.

В их районе все знали всех и кто чем занимается, так что вычислить будет не трудно.

Но пока-то что делать с этим неожиданным подарком?

Можно отвезти ребенка домой, к матери; но пытаться прятать ребенка у них в квартале — это все равно, что пытаться незаметно провести слона на стадион Янки. Нет, домой нельзя — вся округа сразу узнает, и он получит еще одно временное отстранение за нарушение правил.

Зачем волновать всех — и особенно капитана, — если он уверен, что очень скоро вернет ребенка законным родителям?

Постукивая пальцами по баранке, Дэнни сосредоточился на решении задачи: ему нужен кто-то, кто любит детей, кто знает, что иногда он действует… не по шаблону, и кто умеет держать язык за зубами.

Дэнни думал несколько секунд, а потом улыбнулся счастливой улыбкой.

Такой человек есть.

— Ну-ка, малышка, — сказал он, прикидывая, как бы закрепить корзинку страховочным ремнем. На это потребовалось несколько минут и произнесенных вполголоса ругательств. — У нас с тобой сегодня счастливый день. — Он не удержался и легонько коснулся губами детской головки, удивившись приятному младенческому запаху. — Точно, точно — счастливый.

Пристегнувшись ремнем, Дэнни включил зажигание, горячо надеясь, что у Кэти не пропало чувство юмора.

— Мисс Кэти? — Четырехлетний Джулио потянул ее за юбку. Он уже полгода ходил в ее детский садик, считал себя ее заместителем и все время следил, нет ли какого нарушения правил — пусть даже самого незначительного, — о котором он мог бы ей доложить. — Мисс Кэти? — Джулио опять дернул ее за юбку.

— Что, Джулио? — отозвалась Кэти, не поднимая головы. Стоя на коленях на полу, она перевязывала ободранную коленку трехлетней ангелоподобной девчушке. Сегодня Анжелина первый день в садике, и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, как ей страшно. Почти семь месяцев назад Кэти открыла «Кошкин дом», свой детский садик для местных ребятишек, которым еще рано было в школу, и хорошо знала, как важны мягкое обращение и индивидуальный подход. А эта девчушка с ангельским личиком и большими серьезными глазами определенно нуждалась и в том, и в другом.

Джулио еще два раза дернул ее за юбку.

— Мисс Кэти? — Он с некоторой опаской ждал ее реакции, пока не увидел, что она улыбается.

— Что случилось, дружок? — Мягким движением руки она откинула у него со лба прядь черных, как вороново крыло, волос. Его лицо просияло.

— Пити собирается дать Барту и Гомеру кукурузных хлопьев. — Бартом и Гомером звали живущих в аквариуме золотых рыбок.

Кэти улыбнулась.

— Джулио, скажи Пити, что Барт и Гомер не любят кукурузных хлопьев.

— Да, мэм. — Джулио вихрем понесся через игровую комнату.

Справившись с этой проблемой, Кэти вернулась к коленке. Закончив, она нежно приподняла личико девочки за подбородок.

— Ну как, Анжелина, голубушка? Теперь лучше?

Девчушка без улыбки кивнула. Она не произнесла ни слова с тех пор, как утром ее привели сюда. По опыту Кэти знала, как травмируют некоторых детишек первые несколько дней в садике. Пока они не освоились с ней и с окружающей обстановкой, она старалась проявлять к ним как можно больше внимания и любви. Через неделю Анжелина будет носиться по комнате и играть с другими детьми, совершенно позабыв эти страшные первые дни.

— Мисс Кэти? — Вернувшийся Джулио опять потянул ее за юбку. — Мисс Кэти? — Он запыхался, и его почти черные глаза округлились, а лицо порозовело от волнения. — Пити сказал, что спустит мои туфли в туалет, чтобы я не ябедничал.

Кэти подавила улыбку и повернулась к Джулио, который с нетерпением ждал ее распоряжений.

— Скажи Пити, что туфлям не место в туалете.

— Туфлям не место в туалете, — повторил Джулио для верности и улыбнулся во весь рот. — О'кей.

Он снова умчался, а Кэти посмотрела в другой конец комнаты: там Пити уже держал в руках сильно поношенные кроссовки Джулио, явно собираясь нашкодить. Слова были не нужны. Пити знал правила. Кэти медленно покачала головой, и он кивнул в знак того, что понял.

Шестилетний Пити был самым старшим у нее в садике и единственным ребенком школьного возраста. Его мать проходила процедуру исключительно трудного развода и не смогла записать сына в школу, поэтому Кэти слегка нарушила правила и позволила Пити остаться у нее.

Кэти не в первый раз нарушала строгие правила. «Кошкин дом» был ее мечтой с незапамятных времен, но она и не предполагала, что потребуется такая масса бумаг и бюрократической волокиты, чтобы получить лицензию и открыть детский сад.

Она прошла собеседование, ее сфотографировали, у нее сняли отпечатки пальцев. Проверили всю ее прежнюю жизнь, запросили полицию и ФБР, чтобы убедиться в отсутствии у нее уголовного прошлого в штате Иллинойс или в каком-либо другом штате.

Потребовалось шесть долгих хлопотных месяцев для оформления лицензии. И, честно говоря, все эти проверки не вызывали у нее раздражения, так как она знала, что их ввели исключительно ради защиты детей.

Садик был открыт и работал уже почти семь месяцев как официально зарегистрированное детское учреждение штата Иллинойс, лицензированное и утвержденное Отделом по делам детей и семьи, который тоже требовал от нее строгого следования инструкциям.

Нет, Пити был не первым, ради кого она нарушала правила, — она просто была не в силах отказать ребенку, нуждавшемуся в ее услугах. Может, из-за того, что сама когда-то была таким ребенком и знала, как трудно вдруг оказаться оторванной от дома, от семьи.

— Мне надо на горшочек. — Этот тихий, испуганный голосок принадлежал Анжелине, которая со страхом смотрела на Кэти снизу вверх.

Кэти улыбнулась и ласково провела рукой по чудесным длинным волосам девчушки.

— Хочешь, я отведу тебя, киска?

Анжелина серьезно кивнула, потом ухватилась за руку Кэти и позволила отвести себя в туалет.

Этот месяц почему-то оказался легким. Сейчас к ней в садик ходили только четверо: Джулио, Пити, Анжелина и Бобби, маленький, рыжий, невероятно обаятельный мальчуган.

Родители Бобби были профессиональными карманниками и начали приучать его к занятию своим ремеслом на людных центральных улицах Чикаго, едва он стал ходить.

Однажды какой-то полицейский заметил, как Бобби вытаскивает у туриста бумажник; после этого маленького воришку-стажера забрали у родителей и передали в ОДДС. К несчастью, в тот момент у ОДДС не нашлось ни одной лицензированной и утвержденной семьи, которая могла бы взять на воспитание ребенка, поэтому на день Бобби приводили в садик, а на ночь возвращали в приют.

— Мальчики, начинайте уборку, — распорядилась Кэти.

— Давайте-ка, давайте, ребятки, вы ведь слышали, что сказала миз Кэти. — Помощница Кэти, миссис Хеннипенни, стала ласково уговаривать Джулио и остальных убрать за собой игрушки.

Шестидесятилетняя миссис Хеннипенни обладала ангельским характером и была идеальной помощницей. Проработав двадцать пять лет школьной учительницей, она ушла на пенсию и смертельно скучала без работы. Муж ее давно умер, единственный сын с семьей переехал в другой штат, и она осталась совсем одна. Ей особенно не хватало шестерых внучат. И вот в тот день, когда Кэти открыла садик, миссис Хеннипенни заглянула к ней и предложила свою помощь.

Кэти с благодарностью приняла это предложение. Уже через несколько недель работы в садике оказалось так много, а миссис Хеннипенни так хорошо управлялась с детьми, что Кэти взяла ее на полную ставку. И теперь полюбила ее не меньше, чем детей, и просто не знала, что бы без нее делала.

— Мисс Кэти? — В дверь туалета громко и часто застучали детские кулачки.

Стараясь удержаться от улыбки, Кэти помогла Анжелине поправить одежду.

— Да, Джулио?

— А можно нам приносить сюда пистолеты?

— Нет, Джулио, — терпеливым тоном сказала она. — Приносить сюда пистолеты нельзя. Помнишь, как в первый день я объясняла правила?

Она строго придерживалась принципа: в садике никакого игрушечного оружия — ни пистолетов, ни ракет, ни луков со стрелами, ни рогаток. Ничего такого, чем можно было бы кого-то поранить, что побуждало бы к проявлению жестокости и насилия. Чему-чему, а насилию в «Кошкином доме» учить не будут.

— Я помню, — ответил из-за двери Джулио. — Никаких пистолетов, верно?

— Верно. — Неясные подозрения заставили Кэти нахмуриться. Она открыла дверь и выглянула. — Джулио, а почему ты спросил меня о пистолетах?

— Потому что.

— Потому что… Ну, а все-таки? — настаивала она. Похоже, он чем-то очень доволен. И это внушало ей опасения.

Совсем по-взрослому скрестив руки на груди, Джулио широко улыбнулся, показывая две дырки на месте передних верхних зубов и симпатичную ямочку на щеке.

— Потому что у задней двери стоит дядя и у него пистолет.

 

ГЛАВА ВТОРАЯ

— Что?! — Взгляд Кэти метнулся к задней двери. Сердце заколотилось от страха, когда она увидела за стеклом темный силуэт высокого человека. Лица за занавесками видно не было, просто тень, но детский стульчик у двери объяснял, каким образом Джулио увидел этого «дядю». И его пистолет.

— Я пойду и скажу ему, что с пистолетом нельзя, — заявил Джулио.

Она поймала его за рубашку, когда он уже готов был сорваться с места и бежать передавать ее слова таинственному незнакомцу с пистолетом.

— Нет, Джулио, спасибо, — сказала Кэти, изо всех сил стараясь говорить спокойно. — Я сама.

Безопасность детей всегда была у нее на первом месте. Садик находился в самом центре Логан-сквер, района, где она выросла, но сейчас картина здесь быстро менялась, причем не к лучшему — по улицам бродили банды, все больше свирепевшие в борьбе за расширение «своих территорий».

Правда, рядом был 14-й полицейский участок, где служили Майкл, Дэнни и Патрик Салливаны, и она не слишком тревожилась — в случае необходимости за подкреплением далеко ходить не надо.

Но иметь дело с вооруженным незнакомцем…

Она подумала, что надо позвонить в полицию, но потом решила сначала сама выяснить ситуацию — известно, что Джулио любит преувеличивать. Кроме того, если она позвонит в участок, то Дэнни, Майкл и Патрик обязательно заявятся в садик лично, всей когортой, а один вид троих огромных, грозных братьев наверняка до смерти перепугает детей.

Так что, прежде чем вызывать полицию, она посмотрит, не сможет ли справиться сама. Кэти вдруг почувствовала себя сильной. Какой резкий контраст с той маленькой девчушкой, которая появилась тогда в доме Салливанов — промокшая, испуганная, прижимая к груди потрепанного игрушечного медведя по имени Барклай. С того момента все трое братьев Салливанов приняли ее под свою защиту и в свои сердца.

А Дэнни — как никто другой.

Смерть родителей оставила болезненную рану в ее сердце, и именно Дэнни всеми силами старался эту рану залечить.

Милый, дорогой, бесстрашный Дэнни, внешне грубоватый, но с сердцем из чистого золота.

Хотя он в этом ни за что бы не признался.

Она не могла бы сказать точно, когда именно влюбилась в него, но ее чувство, начавшись со слепого детского обожания, пройдя через наивное тинэйджерское увлечение и первую девичью влюбленность, превратилось в ту самозабвенную любовь, о которой втайне мечтают все женщины.

К сожалению, Дэнни все еще относился к ней как к ребенку, как к своей хорошенькой младшей сестренке. От этого ей хотелось кричать, и именно поэтому она так долго не ехала домой.

После колледжа Кэти постаралась найти работу за пределами штата, решив не возвращаться домой, пока не пройдет ее чувство к Дэнни либо пока он не заметит, что она уже не ребенок.

Однажды, когда Кэти была нескладной девчонкой четырнадцати лет, безумно и безнадежно в него влюбленной, она неосмотрительно призналась ему в своих чувствах. И, к несчастью, сделала это в присутствии его друзей.

Это было ошибкой — Дэнни с друзьями весь остаток того несчастного лета смеялись над ней и дразнили ее за глупое признание. Тогда она поклялась никогда больше не открывать ему своих истинных чувств. Ирландка, как и Салливаны, она кое-что знала о гордости и была готова скорее умереть, чем дать Дэнни понять, что все еще любит его.

Но с этого момента их отношения необратимо изменились — ушла близость, то дружеское товарищество, которое прежде связывало их и которого теперь ей очень не хватало.

Когда она немногим больше года назад все-таки вернулась домой, ей стало ясно: надо либо забыть о Дэнни и жить дальше, либо заставить его увидеть в ней женщину — нежную, любящую, желанную.

Вот только, как это сделать, она пока не знала; но не теряла надежды.

— Джулио, отведи Анжелину к миссис Хеннипенни и скажи, чтобы она шла с детьми на кухню.

— Но…

— Иди, Джулио. Немедленно, — сказала она не терпящим возражений голосом. — И больше никакого лазанья по стульям. Ты понял?

Кэти улыбнулась и ласково похлопала его по плечу.

— Вот и славно. А теперь ступай.

Схватив Анжелину за руку, Джулио рванул через комнату, таща девочку за собой и явно торопясь передать полученный приказ.

Нервно пригладив короткие вьющиеся волосы, Кэти сделала глубокий вдох и взглянула через стекло, ожидая увидеть там непрошеного гостя, но… никого не увидела. Насторожившись, она отодвинула стул Джулио, отперла дверь ключом, постоянно находившимся в замке из соображений безопасности, и вышла в переулок.

Там никого не было.

Майский воздух приятно потеплел, и легкое дуновение ветерка шепотом напоминало о приближении лета. Подхваченный ветром мусор закрутился у нее под ногами. Солнце уже зашло, но было еще светло, по небу быстро неслись облака — вот-вот пойдет дождь.

Несмотря на тепло, Кэти поежилась.

Улочка была пуста. Кэти тревожно огляделась, недоумевая, куда делся человек, которого она видела буквально минуту назад.

Вокруг ни души, не говоря уже о мужчине с пистолетом. Облегченно вздохнув, Кэти повернулась, собираясь войти обратно в дом, как вдруг ей на плечо тяжело опустилась чья-то рука. Кэти громко вскрикнула.

Резко обернулась, руки сами сжались в кулаки, и один из них врезался во что-то плотное и твердое — точно так, как учили ее братья.

— Черт! — Незнакомец согнулся пополам.

Кэти собиралась нанести ему удар еще и коленом, но что-то в облике мужчины показалось ей ужасно знакомым. В следующее мгновение она узнала его и от облегчения чуть не упала в обморок.

— Дэнни! — Она нерешительно шагнула ближе к согнувшемуся человеку. Эту копну черных волос просто нельзя было не узнать! — Боже мой, Дэнни, ты меня до смерти перепугал! — Прижав руку к бешено стучащему сердцу, Кэти прислонилась к стене здания и перевела дух. — Что это ты бродишь тут по улице?

— Я полицейский, — прохрипел тот, держась за живот и хватая ртом воздух. — Мне и платят за то, чтобы я бродил по улицам.

И Дэнни улыбнулся ей своей улыбкой, от которой у нее в шестнадцать лет начинало бухать сердце и слабели коленки. Сейчас эффект был такой же.

Она всегда считала Дэнни одним из самых красивых мужчин, каких ей случалось видеть. Ростом он был около шести футов четырех дюймов; его черные, как смоль, волосы падали на лоб и добавляли ему обаяние опасного парня, а взгляд светлых голубых глаз был всегда невозмутимо спокоен и тверд. Дэнни никогда ничего не боялся, и это нередко ее тревожило. Она всегда думала, что он больше похож на человека, которому следует быть за решеткой, а не перед ней.

Но за те семь лет, что ее здесь не было, в нем определенно произошла какая-то перемена. Что-то притушило озорной блеск, который всегда светился у него в глазах и который придавал ему вид человека, убегающего от опасности или… несущегося ей навстречу.

Он стал серьезнее или даже печальнее, и ее сердце болезненно сжалось. Что сделало его таким? Спросить она не могла: семь лет — долгий срок, и кто знает, каковы теперь их отношения. Если они вообще есть.

— С каких это пор ты меня боишься, маленькая разбойница? — Он потирал живот и тихо охал. А удар у нее все еще сильный! Здорово он научил ее в свое время. — Я-то думал, что ты Майкла боишься.

— Я боялась Майкла, когда мне было шесть лет, — напомнила Кэти и очень женственно тряхнула головой, явно раздосадованная тем, что он назвал ее детским прозвищем. — И боялась я Майкла только потому, что он был такой… серьезный. — Она метнула на него вызывающе дерзкий и одновременно откровенно влекущий взгляд. — На тот случай, если ты не заметил, Дэнни: мне уже не шесть лет. — У нее в голосе появилась интригующая хрипотца, от которой у Дэнни на мгновение округлились глаза.

— Я это заметил, — слегка нахмурившись, отозвался он. С момента ее возвращения он только и делал, что замечал, и от этого ему становилось все больше не по себе.

Былая непокорная копна рыжих волос превратилась в аккуратную золотисто-каштановую шапочку, и волнистые пряди обрамляли ее прекрасное лицо, подчеркивая невероятные, потрясающей красоты глаза. Он всегда мысленно называл их оленьими. Они таили в себе след какой-то давней печали и вызывали у мужчины желание сделать что-нибудь — что угодно, — лишь бы эта печаль ушла.

Он помрачнел — вот опять. Это тощенькое тельце, когда-то состоявшее, казалось, из одних ободранных коленок и острых локтей, округлилось, так что при взгляде на него пересыхало во рту.

Лимонно-желтый свитер с клиновидным вырезом, чуть приоткрывавшим нежную кожу мягкой округлой груди, на ней почему-то казался вызывающим. Дэнни ужасно захотелось подтянуть вырез повыше, чтобы укрыть от чужих глаз эту невероятно нежную кожу.

Желтая юбка под цвет свитеру едва касалась колен, открывая атласно-гладкую кожу стройных ног.

Туфли на высоких каблуках еще больше удлиняли эти восхитительные линии.

Он вдруг почувствовал сильное желание закутать Кэти в шинель или отругать за такую одежду. Неужели ей неизвестно, что при этом думает любой мужик? Чего ему хочется?

— Определенно заметил, — сказал Дэнни, еще сильнее хмурясь. Он решил было по-братски, как встарь, обнять ее, но вовремя передумал. Чтобы не сделать какой-нибудь глупости, сунул руки в карманы.

Уловив выражение его лица и глаз, Кэти вздрогнула и обхватила себя руками: может, он действительно понял, что она уже не ребенок? Давно пора. Может, он вовсе не такой уж тупой?

— Я не знала, что это ты, Дэнни, — осторожно произнесла она, обрадованная, но и несколько испуганная его оценивающим взглядом. — Джулио просто сказал, что там за дверью стоит дядя с пистолетом. Когда такое слышишь, то, сам понимаешь, слегка пугаешься. — Усмехнувшись, она потерла костяшки пальцев и снова сжала руку в кулак. — Даже если умеешь при случае врезать.

Он засмеялся и, не удержавшись, поймал ее руку. Ему ужасно захотелось вернуть то теплое чувство товарищества, которое всегда существовало между ними. Семь лет — это очень много, подумал он и вдруг понял, как сильно по ней соскучился.

— Ну и как поживает этот маленький ябеда? — ласково спросил он.

Она засмеялась.

— Прекрасно. Такой же разбойник, как всегда.

— Заметил, небось, как я заглядывал в окно. — Он опять улыбнулся и нехотя отпустил ее руку. — Перед тем, как войти, хотел убедиться, что ты там.

За семь месяцев, прошедших после открытия садика, Дэнни приходил всего один раз. В день Святого Патрика принес кексы, которые испекла для детей его мать. Тогда они с Джулио и познакомились. Тот ходил за ним по пятам, словно потерявшийся щенок, задавая миллион вопросов, на которые Дэнни терпеливо отвечал. Они мгновенно стали друзьями.

— И что же привело тебя сюда, Дэнни?

— Просто пришел навестить. — Небрежно прислонившись плечом к стене, он улыбнулся ей, стараясь казаться беззаботным.

— Навестить? — Приподняв бровь, она с подозрением смотрела на него. — Может, есть какая-то конкретная причина, почему ты решил навестить меня именно сегодня?

Он чуть было не выругался — забыл, что Кэти, как никто другой, видела его насквозь. Она знала, что он никогда ничего не делает без причины. Вот и сейчас Кэти смотрела на него, и ей было ясно, что это не просто визит.

С ним что-то не так.

Определенно.

И если бы она не была уверена в противном, то могла бы поклясться, что он… боится.

Но это абсурд — Дэнни никогда ничего не боялся.

Дэнни, в котором всегда было что-то от «уличного мальчишки», был известен уверенностью в себе, невозмутимым спокойствием… и полным отсутствием страха, а также стальными нервами и точным и быстрым умом.

Взгляд его ясных голубых глаз внушал тому, на кого он смотрел, чувство опасности, и человек, как правило, отступал.

Потому что Дэнни не отступал никогда.

Больше всего ее поражало в нем выражение дерзости и уверенности в себе. Он носил его, словно значок полицейского. Так было всегда, но сейчас это стало еще заметнее… и испугало ее: с ним определенно что-то случилось — что-то печальное и очень страшное.

Но что могло случиться?

Кэти знала, что Дэнни был женат, недолго и неудачно, и что этот брак неожиданно и необъяснимо распался. Что послужило тому причиной, он никому не объяснял — ни братьям, ни матери, ни даже любимому деду, которого все в семье называли Папа или попросту Па.

Родные не лезли к нему в душу и не задавали вопросов. Главное — семья всегда была рядом, и он в любой момент мог обратиться к ней за помощью и поддержкой.

Не оттого ли у него в глазах эта холодная печаль? — думала Кэти.

— У тебя неприятности? — спросила она, и глаза у нее тревожно округлились.

Он покачал головой и засмеялся.

— Ну вот, начинается. Я захожу к ней с дружеским визитом, а она сразу думает, что у меня неприятности.

— Дружеский не дружеский, но чувствую, что у тебя проблемы, — сухо отозвалась Кэти, нахмурив лоб и пристально глядя на него. — Ладно, Дэнни, выкладывай, в чем дело?

— Я тебе кое-что привез. — Он бросил взгляд на свою машину.

Кэти внезапно улыбнулась.

— Ты привез мне подарок?

Он засмеялся.

— Только женщина может первым делом предположить, что это подарок.

Скрестив руки на груди, Кэти сердито смотрела на него.

— Но не в этом случае, так? — подозрительно спросила она.

— Да… не совсем. — Он немного помедлил и решительно закончил. — Подожди меня здесь. — Повернулся и медленно пошел по улице, а она осталась на месте, нервно водя ладонями по рукам.

Дэнни подошел к своей машине, открыл дверцу и осторожно вынул что-то завернутое в одеяло.

Кэти не стала ждать и пошла ему навстречу. Когда они сошлись, их взгляды встретились и не отпускали друг друга.

— Я прошу об услуге, Кэти, — тихо сказал он, неотрывно глядя ей в глаза. Пульс у нее скакнул и зачастил. Они всегда умели понимать друг друга без слов, чем выводили из себя его братьев. Ей было приятно узнать, что за время их разлуки изменилось не все.

Кэти перевела взгляд на сверток.

— Эта… услуга как-то связана с тем, что ты держишь? — негромко спросила она, страшась ответа.

— Да. — Дэнни на секунду опустил глаза. — Нужно, чтобы ты помогла мне присмотреть тут кое за чем. — Поймав ее подозрительный взгляд, он быстро добавил: — Совсем недолго.

— И это «кое-что» здесь, в одеяле? — осторожно спросила она, и вихрь мыслей закружился у нее в голове.

Не успел он ответить, как одеяльце зашевелилось и показалась маленькая рыженькая голова. Круглые синие глазки мигнули и, по-видимому убедившись, что все в порядке, снова закрылись. Одна маленькая ручка вцепилась в рубашку Дэнни, а другая, сжатая в кулачок, отправилась в рот.

Кэти перевела удивленный взгляд на Дэнни.

— Может, ты объяснишь, что происходит? — Не удержавшись, она нежно погладила маленький затылок. Волосики оказались потными со сна.

— С радостью, если бы знал. — Подняв взгляд, Дэнни пожал плечами.

— Если бы знал? — Кэти вскинула на него глаза. — Ладно, давай с самого начала. Кто она? И почему тебе нужно, чтобы я за ней присмотрела? — Легкий холодок пробежал у нее по спине. — Где ее родители?

Дэнни шумно выдохнул.

— Я не знаю о ней ничего. Кэти, мне нужна твоя помощь.

— Минуточку, Дэнни. — Кэти понизила голос, чтобы не испугать ребенка. — Ты не знаешь, что произошло? Не знаешь, кто эта малышка, и не знаешь, кто ее родители?

Он только усмехнулся.

— Ну ты даешь, — досадуя на его нарочито лаконичный ответ, Кэти мотнула головой. — Ладно. Тогда начнем с основных данных. Где ты ее взял? Ведь не с неба же она свалилась? — неуверенно спросила она, зная, что с Дэнни никогда нельзя быть ни в чем уверенной.

— Почти что. — Он переложил ребенка на другую руку и заботливо подоткнул одеяльце вокруг шейки, укрывая малышку от ветра. Небо темнело, собирался дождь. — Я нашел ее сидящей на переднем сиденье моего «мустанга», когда уходил сегодня с работы.

Пораженная Кэти смотрела на него округлившимися глазами.

— Ты нашел ее? Ты хочешь сказать, что кто-то просто… просто… оставил ее у тебя в машине? Бросил? — Голос Кэти дрогнул — жестокое обращение с детьми, особенно с беспомощными малютками, неизменно вызывало у нее гнев.

— Вот именно.

— Боже мой, бедняжечка. — Она нежно погладила спинку ребенка, и малютка пошевелилась, теснее приникая к Дэнни. — Почему, ну почему люди бросают своих детей?

Вопрос был риторическим.

— Я тоже спрашиваю себя об этом на протяжении последнего часа. — Дэнни постарался подавить в себе злость. — Я все проверил. Никаких меток, ни имени, ни записки, ничего. — Он посмотрел Кэти в глаза. — Никакой подсказки о том, чья она или почему ее подкинули ко мне в машину. — Он рассеянно гладил малышку по спине успокаивающим жестом. Взгляд и голос у него смягчились. — А она прелесть, правда?

Кэти не могла не улыбнуться. Дэнни редко позволял заглянуть себе в душу, но она всегда знала, когда его что-то трогало. И сейчас видела, что эта малышка — кто бы она ни была — задела какие-то глубинные струны у него в сердце.

— Она очаровательна, — признала Кэти и перевела взгляд на него. — Дэнни, — сказала она, тщательно выбирая слова, — ведь если ее подбросили, тебе придется сообщить об этом в ОДДС, ты же знаешь.

Наступило долгое молчание. На скулах у Дэнни шевельнулись и упрямо застыли желваки. Как хорошо она знала это его выражение!

— Нет, только не это, — пробормотала она, догадываясь о том, что он сейчас скажет. — Дэнни, это невозможно. Даже и не думай… — Не закончив фразы, она нервно провела рукой по волосам. — Ты решил не передавать ее в ОДДС, да?

— Ни за что, — сказал он, решительно тряхнув головой. — Сейчас этой малышке особенно нужны внимание и нежная забота, чего она никогда не получит, передай я ее на государственное обеспечение. — Он посмотрел на ребенка сверху вниз и поцеловал в макушку. — Не дам такому случиться. Никогда и ни за что.

Ого.

Кэти, глубоко вздохнула и вытерла о юбку внезапно повлажневшие ладони.

— Дэнни, будь благоразумен. Ты знаешь правила лучше, чем кто-либо другой. Ты знаешь…

— Нет, Кэти. — Он помотал головой. — Я этого не сделаю. — Свободной рукой он обнял ее за плечи и подтянул поближе. — Вот я что подумал… — Дэнни наклонил голову к самому ее уху и невольно вдохнул пьянящий аромат ее духов. — Ясно, что тот, кто оставил ребенка в моей машине, имел на это какую-то причину, так? Может, человеку просто нужна передышка? Ты хорошо знаешь этот район, Кэти. Наверно, не так уж трудно вычислить, кто подбросил ребенка. Черт возьми, здесь все обо всех всё знают! По-моему, мы сможем довольно быстро вычислить, чей это ребенок.

— Мы? — Она прищурилась. — Почему «мы», Дэнни?

У нее заколотилось сердце — то ли от страха, то ли оттого, что он стоял так близко. Его рука все еще лежала у нее на плече, а теплое дыхание овевало ей лицо; она улавливала его знакомый мужской запах, который всегда означал безопасность, защищенность, дом, Дэнни. Кэти чувствовала, что не может сосредоточиться, и попыталась отодвинуться, но он ее не отпустил.

— Дэнни, — она сглотнула, пытаясь успокоиться, — пока ты разыскиваешь родителей или опекуна, кто будет заботиться о малышке?

Он, не отвечая, смотрел на нее, пока до нее не дошло. Кэти тут же замотала головой.

— О, нет. — Она вскинула руки, словно отводя от себя карающий меч. — Это исключено.

А он ей просто улыбался, улыбался той самой улыбкой, от которой у нее не было спасения.

Ну нет, подумала Кэти, на этот раз номер у него не пройдет. Она не даст ему втянуть себя в авантюру. Слишком много людей зависит от нее, и она не имеет права принимать решение такой важности, не думая о них. Речь не только о ней самой и ее садике, а и о других детях.

— Ты в своем уме, Дэнни? — спросила Кэти, пытаясь сдержать нараставшую панику. — Риск — это одно, а глупость, извини, — совсем другое.

— Ну, Кэт, все не так уж страшно. Ведь я же, в конце концов, не похитил ее.

Она глубоко вздохнула, решая, не врезать ли ему еще разок или попытаться все же урезонить?..

— Послушай, Дэнни, ты знаешь правила не хуже моего. Любое нарушение может кончиться тем, что у тебя отберут значок, а у меня — лицензию. Это серьезно. Речь идет о беспомощном человеческом существе. — Она видела, что ее слова отскакивают как горох от стенки. — Знаешь, Дэнни, за такое дело можно и за решетку угодить. — От этой мысли она вздрогнула. — И потом, позволь тебе напомнить, я неважно смотрюсь в полосатой тюремной одежде.

Он просто смотрел на нее с выражением грусти и надежды.

— Мы не можем этого сделать, Дэнни, — твердо сказала она, решительно тряхнув головой. — Не можем, и все.

Он таки пытается втянуть ее в свою безумную затею, точь-в-точь как в детстве. Тогда она по глупости соглашалась, хотя их, как правило, ловили, и у них бывали крупные неприятности.

Но они уже не дети! Она теперь деловая женщина и не может рисковать бизнесом, в который вложила столько сил и средств.

— Кэти. — Дэнни заговорил тихим, ласковым тоном, от которого ее бросило в дрожь. — Послушай, — продолжал он, нежно гладя ее по щеке, — мы не можем просто бросить ее, верно? У нее ведь совсем никого нет. — Взглянул на малышку, потом снова поднял глаза. — Она одна-одинешенька на свете. По-моему, ты лучше, чем кто-либо другой, должна понимать, что это значит. — Дэнни знал, что делал: от этого грустного и нежного взгляда решимость Кэти стала быстро таять. — Я знаю, ты не можешь отвернуться от того, кто нуждается в помощи и совершенно одинок. Особенно если это ребенок.

Слезы подступили к глазам Кэти и заставили ее проглотить внезапно образовавшийся в горле комок.

Одна-одинешенька на свете.

Она слишком хорошо помнила, каково это — остаться одной в целом мире, без единой любящей души.

Кэти перевела взгляд на малышку, которая крепко спала под защитой рук Дэнни, и сердце у нее болезненно сжалось.

Когда-то она была в таком же положении. Что стало бы с ней, если бы тетя Мэйв и дядя Джок не взяли ее к себе, не позаботились о ней?

Она посмотрела на Дэнни — ведь это он спас ее от мира, который был таким чужим, огромным и пугающим. Это за него она цеплялась, когда ночью ее преследовали навязчивые кошмары. Это он сидел с ней, держал ее за руку и рассказывал глупые или смешные истории, пока ночные кошмары не отступали. Когда его родители куда-нибудь уходили, это Дэнни оставался с ней, потому что она боялась, что они, как и ее когда-то, больше не вернутся.

И только Дэнни мог уговорить ее поесть — буквально покормить с ложечки, — когда она не выносила даже мысли о еде.

Это он провожал ее каждый день в школу и из школы, и избил в кровь какого-то мальчишку, когда тот обозвал ее морковной головой.

Дэнни всегда был рядом.

А теперь он хотел заступиться за другую крошечную девчушку, которая осталась совсем одна на свете, и разве она может отказаться помочь ему?

Кэти смахнула слезы.

— Черт возьми, Дэнни! — Шмыгнув носом, она провела рукой по глазам. — Ты знаешь, как это называется? Эмоциональный шантаж, вот как.

— Это все мелочи, Кэт. — Улыбаясь, он сунул руку в карман и подал ей свежевыглаженный носовой платок. — Так как? Ты мне поможешь? — Он снова положил руку ей на плечо, привлекая к себе привычным жестом.

Внезапно его охватила неловкость — он, как никогда, ясно вдруг понял, что Кэти — женщина. Это открытие потрясло его; на мгновение он даже растерялся, чего с ним никогда не бывало в общении с женщинами. Что, черт побери, происходит?

— Это совсем ненадолго, максимум на пару часов. Кому это повредит? Да и потом, кто узнает? Я обещаю, что никому не скажу. Соглашайся, Кэт. — Приподняв ей голову за подбородок, он заставил ее посмотреть ему в глаза. Их взгляды встретились, и он не мог не заметить мягкого изгиба ее не накрашенных полных губ. Интересно, каковы они на вкус, мелькнула шальная мысль, и он раздраженно отвел взгляд в сторону, досадуя на себя.

— Ты нечестно играешь, Дэниел Салливан, — осуждающе произнесла Кэти, сердито взглянув на него и уже зная, что битва проиграна. — Ладно, к одежде в полоску как-нибудь привыкну, а когда у меня отберут лицензию и закроют мой детский садик, я займусь раздачей сигарет заключенным. Если повезет, — добавила она и вздохнула, смиряясь с судьбой.

— Я знал, что могу на тебя рассчитывать, Кэт. — Он нежно провел пальцем по ее щеке, не понимая, зачем это делает. Наверно, просто из благодарности и от облегчения.

— А ты в этом когда-нибудь сомневался? — сухо спросила она.

— Может, раз или два. Спасибо, Кэт. — Он сверкнул знаменитой салливановской улыбкой и подумал о ее духах. Это было что-то пикантное и очень чувственное, навевающее мысли о жарких ночах и откровенном сексе. Как она не боится употреблять такие духи? Какой-нибудь парень может себе невесть что вообразить. — Пошли, — он неожиданно схватил ее за локоть и потащил за собой.

— Пошли? — От неожиданности она сделала несколько шагов, потом резко остановилась. — Что значит «пошли»? — ошеломленно проговорила она, не двигаясь с места и оглядываясь на садик. — Дэниел Патрик Салливан, куда это, по-твоему, я должна идти? — В это время малышка закряхтела, завозилась, и Кэти успокаивающе похлопала ее по спинке. — Тебя не затруднит сказать мне точно, что мы собираемся делать? Я не могу просто так взять и уйти, ничего не сказав миссис Хеннипенни. На мне лежит ответственность. Я нужна детям. — Она раздраженно высвободила локоть. — И хватит тащить меня, словно щенка.

— Щенка? — усмехнулся он, приподняв бровь, так что ей захотелось влепить ему пощечину. Порыв ветра взъерошил ему волосы. — Что ты, Кэт, разве ж я могу так с тобой обращаться?

— Еще как можешь. И уже обращаешься. Ну так вот, я не сойду с этого места, пока ты не скажешь мне, куда мы идем.

Он вздохнул, глядя на ребенка.

— Я думал, что все уже тебе объяснил, — сказал он подчеркнуто терпеливо, не обращая внимания на ее сдвинутые брови. — Мы идем искать родителей малышки. Где ты поставила свою машину? — он снова схватил ее за локоть и развернул в противоположном направлении.

Она захлопала глазами.

— Мою машину? — Кэти опять остановилась, и Дэнни тяжело вздохнул. — Зачем тебе понадобилась моя машина? — подозрительно спросила она.

— В моей мы все не поместимся, — терпеливо сказал он. — Она двухместная, если ты помнишь. А у нас малышка, ее корзинка, ты и я. Нам нужен твой «универсал».

— Он стоит на площадке в конце улицы. — Кэти сама себе удивлялась, как безропотно она подчинилась ему. Но Дэнни всегда действовал на нее, как удав на кролика. — Я не пойду никуда, не поговорив с миссис Хеннипенни. Я не могу так просто взять и уйти, Дэнни. У меня есть обязанности, ты не забыл? — Хорошо еще, что сама она помнила, как ее зовут. Как бы только ей не пришлось пожалеть обо всем этом! Она взглянула на спящую у него на руках малышку и поняла, что не пожалеет. Что бы ни случилось, она поможет Дэнни. Если сперва не придушит его.

— Мелочи это все, мелочи, — бормотал он, неохотно идя следом за ней. — Постарайся побыстрее, Кэт, ладно? Нечего афишировать, что ребенок у нас. Я потому и хочу, чтобы вы обе были со мной, а не здесь, в садике. Чем меньше народу будет знать обо всем, тем лучше.

— Ты хочешь сказать, тем меньше вероятность, что нас поймают?

Он ухмыльнулся, и ей опять захотелось его стукнуть.

Дэнни бросил взгляд в оба конца улочки, потом на небо.

— Кроме того, становится темно и, похоже, собирается дождь. Я хочу объехать район и посмотреть, что можно узнать, пока народ не разбежался. Кто-то же должен что-то знать. — Он нежно погладил спинку малышки и что-то тихо помурлыкал ей.

Отрешенно вздохнув, Кэти кивнула.

— Так что мне сказать миссис Хеннипенни?

Он на минуту задумался, потом улыбнулся своей неотразимой улыбкой.

— Скажи, что у тебя экстренный случай и тебе надо уйти. — Она собралась было возразить, но он дружески подтолкнул ее. — Иди, Кэт. Солнце вот-вот сядет.

Сядет…

Оставалось надеяться, что, когда это все кончится, сядет только солнце.

Нет, она положительно не смотрелась в тюремном наряде!

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

— Ты все переживаешь, Кэт, — сказал Дэнни, мастерски вписывая «универсал» в поворот. Весь последний час они колесили по знакомым улицам. Несколько раз Дэнни тормозил, выскакивал из машины, кого-то расспрашивал, а она оставалась с малышкой, которая, высосав бутылочку, к счастью, снова заснула.

Они так ничего и не узнали — ни о малышке, ни о том, кто мог ее подбросить.

— Говорю же тебе, не переживай. Все будет отлично. — Он широко улыбнулся ей. — Человек с таким лицом разве может лгать?

— Не подначивай меня, — бросила она, — а то я, пожалуй, отвечу.

Он перегнулся через сиденье и дернул ее за подол.

— Прекрати. — Кэт отбросила его руку. — Ты уже второй раз дергаешь мне юбку. В чем дело?

— Юбка у тебя слишком короткая, вот в чем, — заявил он, не глядя на нее.

— Юбка у меня… что? — Она задохнулась от негодования, глаза потемнели, а ноздри раздулись — опять он играет в «старшего брата». — Это с каких же пор ты стал разбираться в моде?

— Не надо разбираться в моде, чтобы понять, что женщина слишком оголяет ноги. — Он следил за улицей. Перед молодежным центром на Логан-сквер стояла плотная кучка подростков, и Дэнни колебался, стоит ли подъехать к ним и расспросить или нет. — Кому-то это может внушить всякие мысли.

Нет, он сейчас определенно у нее заработает. Ему это похоже, не внушило никаких мыслей.

Довольно улыбаясь, Кэт сбросила туфли и демонстративно скрестила еще больше обнажившиеся ноги.

— К твоему сведению, Сэму нравятся мои короткие юбки. И мои ноги, — добавила она, вызывающе разглаживая шерстяную юбку на бедрах.

Он взглянул на длинные, гладкие ноги и чуть не съехал на полосу встречного движения.

— И Сэм не нуждается в том, чтобы я внушала ему какие-то мысли. — Она вдруг рассмеялась. — Можешь мне поверить, у него своих предостаточно.

Дэнни резко повернул голову, забыв о кучке мальчишек на углу, и посмотрел на нее сузившимися глазами.

— Кто такой этот Сэм, черт побери, и какое ему дело до длины твоих юбок? — Он угрожающе понизил голос. — И о каких, к дьяволу, мыслях мы тут рассуждаем?

— На дорогу смотри, а не на меня! — Кэт схватилась за руль. Только аварии ей еще и не хватает!

— Говори, Кэт. — Он бросил на нее хмурый взгляд. — Что за Сэм?

Ему явно не понравилось то, что он услышал. И этот Сэм ему тоже не нравился — знает он этих любителей коротких юбок и длинных ног. Ему вдруг мучительно захотелось, чтобы ноги у Кэти опять стали худыми и исцарапанными. Тогда по крайней мере не пришлось бы беспокоиться по поводу всяких там сэмов.

Кэти улыбнулась, вполне довольная выражением его лица. Неважно, забота это или ревность — цель была достигнута.

— Не все мужчины видят во мне ребенка, Дэнни. — Она медленно провела рукой по волосам и облизнула губы так, чтобы это вышло соблазнительно.

Дэнни крепче сжал руль, следя глазами за движением ее языка. Во рту у него пересохло. Опять мелькнула мысль о вкусе ее поцелуя, но сейчас важнее узнать, кто именно его уже попробовал. Кто ее целовал. Этот таинственный Сэм? Дэнни нахмурился, его руки еще сильнее стиснули руль.

— А что видит в тебе Сэм? — Он совсем не был уверен, что хочет это знать. В животе что-то сжалось. Это не ревность, сказал он себе, ревность исключается. Он не ревновал ни одного дня в жизни — это не в его натуре.

Женщин вокруг всегда хватало, даже более чем. Дэнни никогда не ощущал в них недостатка и рассчитывал, что и в дальнейшем будет так же.

И ни одна из них его больше не заарканит. Он уже вкусил прелестей супружеской жизни. Давал клятву любви, честности, доверия… Брак, обязательства, семья. Все это туфта. Он купился на это. Поверил, как верили все Салливаны. Так уж их воспитывали: святость брачных уз, счастье в супружестве, пока смерть не разлучит… Так жили его родители и родители его родителей.

Впрочем, вкушать долго не пришлось — его брак распался через полгода, разрушенный ложью. И тогда он поклялся, что ни одной женщине больше не позволит так себя унизить.

Слишком велик риск — и слишком сильна боль — отдать все свои надежды и всю свою любовь одному человеку. Он получил этот урок. Может, чуть поздновато, но, по крайней мере, он больше не сунется в эту мясорубку.

Дэнни был единственным из Салливанов, кто нарушил свои клятвы и расторгнул брак. Этот факт не был предметом его гордости, и он предпочитал не обсуждать эту тему. Зачем другим знать, как его обманули? Одурачили. Особенно родным. Хватит, что он это знает, и с этой болью ему придется жить до конца дней.

— Сэм видит во мне женщину, Дэнни, — просто сказала Кэти, старательно, поправляя одеяльце спящей малышки. Девочка казалась такой хрупкой и умиротворенной, она так уютно спала в детском ночном комбинезончике, купленном по настоянию Дэнни вместе с молочными смесями, разовыми подгузниками и пустышкой.

— Значит, Сэм видит в тебе женщину? — пробормотал он. — Да кто он такой, этот Сэм, черт его побери, в конце концов? — не выдержал он. Во всяком случае, этот тип наверняка не отсюда — Дэнни считал, что здесь он знает всех.

— Просто друг, — сказала она нарочито уклончиво. На самом деле Сэм был вдовцом шестидесяти двух лет, который подрабатывал в аптеке через два дома от садика. Они с миссис Хеннипенни были предметом сплетен последние полгода — оба обожали бридж и регулярно играли с братом Сэма, семидесятилетним капризным и неуживчивым вдовцом. Время от времени они приглашали Кэти, когда им был нужен четвертый партнер для бриджа, и она соглашалась, за неимением лучших развлечений.

Если Сэм и думал о ней, то скорее как о внучке; однако Кэти вовсе не собиралась посвящать Дэнни во все эти нюансы.

— Друг, вот как? — мрачно пробормотал он, круто завернул машину и затормозил у обочины. Его рука протянулась, чтобы открыть окно, и задела ей грудь. Кэти резко вдохнула, когда по телу пробежала легкая судорога. — Марта, — позвал он и тут же бросил взгляд на малышку, испугавшись, что разбудит ее. — Подойди-ка сюда. Мне надо с тобой поговорить.

Кэти увидела, как из темного подъезда вышла старая женщина и зашаркала к машине. На ней был потрепанный черный плащ необъятных размеров, который волочился по земле. На ногах поверх черных узорных носков отливали лаком шикарные красные туфли. В руках она сжимала большую бумажную сумку.

— Привет, Дэнни, — женщина бросила на Кэти беглый взгляд и улыбнулась ей. — Как поживаешь? Как тебе мои новые туфли? — Марта с явным удовольствием притопнула каблуками. — Я же говорила тебе, что куплю туфли на эти деньги. — Она кивнула головой. — Да, сэр, я никогда бы не нарушила обещание. Я с пользой потратила деньги, которые ты мне дал. — Она снова потопала каблуками. — Так что ты о них думаешь?

Вытянув шею, чтобы лучше видеть, Дэнни одобрительно кивнул.

— Отлично, Марта, они просто великолепны. — Он внимательно посмотрел на женщину, ничуть, видимо, не смущаясь ее неопрятным видом. — Я хочу тебя кое с кем познакомить. — Он подвинулся и положил руку на плечо Кэти, успев при этом подтянуть повыше вырез ее свитера. — Вот, это Кэти.

Марта широко улыбнулась, обнажив беззубые десны.

— А, твоя младшая сестренка, о которой ты всегда говорил? — Она просунулась в окошко, схватила Кэти за руку и стала ее трясти. — Ну и ну, вы только гляньте. Да ты настоящая красотка, верно я говорю?

Женщина говорила так искренне, что Кэти улыбнулась.

— Спасибо. Очень приятно познакомиться с вами, Марта. — Она взглянула на Дэнни — насчет «младшей сестренки» она еще с ним поговорит.

Женщина откинула голову и коротко хохотнула.

— Со мной? — она еще раз засмеялась. — Да чего ж тут такого, приятного? Но все равно, очень мило, что ты так говоришь. — Она смущенно провела одной рукой по застежке своего драного плаща, не выпуская из другой руку Кэти. — Ну, а ты что затеваешь, Дэнни?

— Ничего особенного, — уклончиво ответил тот. — Если Марта и заметила сверток на переднем сиденье, то мудро решила промолчать. — Скажи-ка, как дела у твоей внучки? Ей уже лучше?

Марта улыбнулась, глаза у нее засветились гордостью.

— Спасибо, Дэнни. У нее теперь все очень хорошо.

— Внучка Марты — студентка последнего курса Иллинойского университета, — пояснил он.

— Метит на диплом с отличием, — прибавила Марта с гордостью. — Получила полную стипендию. Доктором будет. — Марта улыбнулась и покачалась на каблуках своих ослепительных туфель. — Только представь себе, моя внучка — доктор. Ее мама очень гордилась бы ею. — Глаза Марты на секунду затуманились. — Очень бы гордилась.

— Марта, ты ела сегодня? — Дэнни посмотрел на ветровое стекло и нахмурился — на стекло упали первые крупные капли дождя. Он снова повернулся к старой женщине.

— Нет еще. — Она бросила взгляд на улицу. — Попозже поем чего-нибудь в приюте.

— Давай сюда, — сказал он, дотягиваясь до заднего сиденья и отпирая дверцу. Обед в приюте закончился уже несколько часов назад. Мы подбросим тебя. Но сначала захватим по дороге чего-нибудь поесть. Мы с Кэти тоже не обедали. — Он искоса взглянул на Кэти. А ей вдруг захотелось крепко обнять его — это был тот Дэнни, в которого она влюбилась когда-то и который брал под защиту беспомощных детишек и подкармливал безобидных старушек, не задевая их чувства собственного достоинства.

— А что это у тебя на переднем сиденье, Дэнни? — спросила Марта, со вздохом усаживаясь вместе со своей бумажной сумкой сзади. — Похоже на ребенка.

Дэнни засмеялся.

— Это и есть ребенок, — сказал он, вливаясь в поток автомобилей.

— А как его зовут?

Кэти и Дэнни озадаченно переглянулись.

— Как… мм… зовут? — повторил Дэнни, взглядом прося у Кэти помощи.

— Молли, — вдруг произнесла Кэти, и Дэнни улыбнулся. — Ее зовут Молли.

— Молли, — повторила Марта, одобрительно кивая головой. — Хорошее имя. Твоя? — Она наклонилась вперед и стала с интересом смотреть то на Кэти, то на малышку.

— Нет, — сказал Дэнни, прежде чем Кэти успела ответить, — не ее. Вообще-то я надеялся, что ты, может быть, скажешь нам, чья она.

Марта проводила все свое время под открытым небом, и только в прохладные ночи он старался найти ей свободную койку в приюте. Если приют бывал полон, Дэнни знал, она спала на улице.

Марта долго смотрела на ребенка, потом медленно покачала головой.

— Нет. Не думаю, что видела ее когда-нибудь раньше. — Она снова откинулась на спинку сиденья, устраиваясь поудобнее. — Но она миленькая, верно?

— Определенно. — Дэнни засмеялся и бросил взгляд на малышку, подъезжая к закусочной для автомобилистов. — Заведение Анжело подходит? — Он говорил с Мартой, а смотрел на Кэти, и у нее перевернулось сердце. Закусочная Анжело была их общей памятью о прошлом, эпизодом из детства, и ее тронуло, что он это помнил. Ей захотелось поговорить об этом, но она передумала, не желая смущать его перед хорошей знакомой. — Что закажешь, Марта? — спросил Дэнни.

Прищурившись, она наклонилась вперед и стала с интересом читать меню.

— Может, двойной гамбургер с кетчупом? И картофельной соломки? — Она постучала Дэнни по плечу. — И скажи им про лук — побольше лука. И большую газировку с апельсиновым сиропом. — Дэнни стал заказывать, а она засмеялась и постучала по плечу Кэти. — Обожаю газировку с апельсиновым сиропом.

Кэти засмеялась.

— Я тоже.

Дэнни искоса взглянул на Кэти и почувствовал облегчение — она не отшатнулась от Марты. Впрочем, он мог не беспокоиться — это ведь Кэти, а не одна из его модных, соблазнительных пассий, которые вереницей проходили через его жизнь, не оставляя следа. Он представил, как любая из них при одном виде Марты брезгливо сморщила бы нос.

Получив заказ, Дэнни снова выехал на улицу и направился к приюту. На дворе наконец потеплело, и он надеялся, что свободные койки там найдутся.

— Я быстро, — сказал он, останавливая машину. — С вами тут будет все в порядке? — Он озабоченно взглянул сначала на спящую малышку, потом на Кэти.

Она улыбнулась.

— Все хорошо, Дэнни. Иди, устраивай Марту.

Еще раз быстро взглянув на ребенка, он вышел из машины. Под руку довел Марту до здания, неся ее пакет с едой и сумку с пожитками. Дождь еще не перестал, и он торопил ее, чтобы она не промокла.

Марта неловко перепрыгивала через лужи, стараясь не замочить свои шикарные красные туфли. Кэти улыбнулась: Дэнни купил женщине туфли. Хотя почему это должно ее удивлять? Ведь сердце у Дэнни как воск, особенно когда надо помочь человеку. За что она его и полюбила. Но то было тогда, а что сейчас? А сейчас, строго напомнила она себе, ей уже не четырнадцать лет, она взрослая женщина и не собирается строить никаких фантастических планов относительно будущего. Она поможет Дэнни, как и обещала, но не более того. Свои чувства и мечты она оставит при себе.

Зевнув от усталости, Кэти проверила малышку, потом взглянула на здание, в котором исчезли Дэнни и Марта. Когда-то здесь была школа, потом ее закрыли и превратили в приют для бездомных.

Запах еды внезапно напомнил ей, что она не обедала и не ужинала, и ей сразу захотелось есть. На малышку он, видно, тоже подействовал — она завозилась и закряхтела. Отстегнув ремень безопасности, Кэти взяла ее на руки и стала укачивать, тихо напевая, пока та не успокоилась.

Прижав ребенка к себе, Кэти прикрыла глаза. Ей всегда хотелось иметь дом, мужа, собственную семью. Она искренне верила, что может совмещать это с карьерой. Сначала она, конечно, думала, что создаст семью с Дэнни. Кэти проглотила внезапно образовавшийся в горле комок — трудно сдержаться и не показать разочарования, когда он здесь, рядом.

Она сосредоточилась на малышке. Уткнувшись в нее носом, Кэти с наслаждением вдыхала нежный детский запах. Щечки были пухлые и розовые, а маленькие губки недовольно морщились. Кэти провела рукой под попкой у малышки и поняла, в чем дело: явно назрела необходимость поменять подгузник и… обстановку. Малышка не могла провести всю ночь на сиденье автомобиля. Ее нужно было переодеть в сухое, снова покормить и устроить на ночь, а между тем вопрос о том, где Молли будет ночевать, все еще висел в воздухе.

Продолжая что-то тихонько мурлыкать, Кэти посмотрела на улицу. Дождь, так долго собиравшийся, наконец хлынул. Из темного проема между приютом и соседним зданием показался бегущий к машине Дэнни. Когда он рывком открыл дверцу, его насквозь мокрая одежда плотно облепляла тело.

— Ты заработаешь пневмонию, — сказала она, глядя, как он откидывает мокрые волосы со лба. — Удалось устроить Марту? — Она передала ему несколько детских простынок, чтобы вытереть лицо и волосы.

Он чихнул и начал вытирать голову.

— Да. По крайней мере сегодня она будет в тепле и сухости.

— А туфли? — с улыбкой спросила Кэти. — Это ведь ты купил их ей?

— Нет, она сама купила, — возразил он со слегка смущенной улыбкой.

— Да, но деньги дал ты, верно? — Ее глаза озорно блеснули.

Он махнул рукой.

— Это все детали, Кэт. Мелкие детали.

Детали? Ей захотелось стиснуть его в объятиях.

— Как у нее дела? — спросил он, взглянув на малышку и заранее пресекая возможные восторги Кэти.

— Она мокрая и, по-моему, опять проголодалась. — Кэти посмотрела ему в глаза. — Дэнни, она не может спать в машине всю ночь. Ей здесь очень неудобно.

Он вздохнул, бросив взгляд на опустевшую улицу, — дождь лил стеной.

— Я знаю, — сказал он тихо и задумчиво. Потом нетерпеливо забарабанил пальцами по баранке. — Слушай, Кэти, прошло почти три часа, как я ее обнаружил. Уже стемнело, и из-за дождя на улицах никого нет и не будет. У нас очень мало шансов узнать сегодня что-нибудь еще.

— Знаю. — Вспышка молнии осветила небо, и Кэти крепче прижала к себе девочку. — Что же мы будем с ней делать? — спросила она тихо. Ее вопрошающий взгляд встретился с его взглядом. — Отдадим в ОДДС? — Ей самой хотелось плакать от этой мысли. За три коротких часа она успела привязаться к этому беспомощному и одинокому созданию и не могла даже представить, как расстанется с Молли.

Дэнни смотрел на Кэти, не говоря ни слова. Свет уличного фонаря упал ей на лицо, и он поразился нежности кожи, тонким чертам лица, удивительной форме рта. Протянув руку, он коснулся ее волос — они были как шелк, и хотелось бесконечно перебирать их.

— Значит, Молли? — проговорил он, не выпуская из пальцев прядь ее волос. — Как тебе пришло на ум это имя? — Так звали его покойную бабушку, которой он никогда не видел, но знал и любил с детства по рассказам Па.

Кэти засмеялась.

— Мы, между прочим, выросли с тобой в одном доме. Я тоже слушала рассказы Па. — Она пожала плечами, видя, что ему приятны ее слова. — Это было первое имя, пришедшее мне на ум.

— Я рад, — тихо сказал он, глядя на нее. Перед ним была Кэти, которую он знал, как самого себя, и все же в ней было что-то другое, незнакомое. А может быть, он сам по-другому на нее смотрел, и это сбивало с толку. Хотя его ничто не могло сбить с толку в общении с женщинами.

Тем более с женщиной, которую он так хорошо знал.

— Дэнни? — Ее начал пугать его взгляд. — Мы теперь передадим Молли в ОДДС? — Никакого другого разумного выхода она не видела, но от этой мысли у нее больно сжалось сердце.

— Я не могу, Кэти, — прошептал он, осторожно взял ее за подбородок и повернул ее лицо к себе. Их взгляды встретились в темноте, и она увидела печаль и безнадежность у него в глазах.

Заинтригованная и озадаченная, Кэти хотела спросить, отчего озорной блеск в глазах Дэнни сменился такой тягостной печалью. Но не стала — нельзя лезть человеку в душу, это не в ее правилах. Дэнни должен сам ей рассказать, когда захочет. И если захочет.

— Мне просто нужно еще немного времени, Кэт. — Большим пальцем он нежно погладил ей подбородок. — Понимаешь? У нас было слишком мало времени, чтобы что-нибудь узнать.

— Дэнни, мы сейчас знаем о ней не больше, чем три часа назад, — сказала она еле слышным шепотом. Воцарилось молчание; только шуршали «дворники», да дождь выстукивал негромкое стаккато по крыше машины.

— Верно, — наконец признал он. — Но завтра, при свете дня, мы обязательно найдем тех, кому она принадлежит, и вернем ее. — Он провел рукой по макушке спящей малышки. Ее волосики были такими же мягкими и шелковистыми, как у Кэти, и почти такого же цвета. Как он раньше этого не заметил? Дэнни перевел взгляд на Кэти — они могли быть мамой и дочкой.

— А если не найдем, Дэнни? — мягко спросила она. — Что, если мы и завтра ничего о ней не узнаем? — Она все еще крепко прижимала малышку к себе, а руки уже ныли от ощущения пустоты.

— Мы обязательно узнаем, — ответил он, словно произнес волшебное заклинание.

Их глаза снова встретились, и Кэти увидела в них ту же печаль — но и надежду — и не смогла отвернуться.

— Ладно, — сказала она, вздохнув, и нежно поцеловала волосики ребенка. — Только на эту ночь. Но если ничего не узнаем, то передаем в ОДДС. Договорились?

Он не ответил, только улыбнулся своей умопомрачительной улыбкой.

— Спасибо, Кэт. Я знал, что могу на тебя положиться. — Дэнни потянулся, чтобы поцеловать ее в щеку, но она в это время повернула голову, и его губы коснулись уголка ее рта — этого нежного, ненакрашенного рта, который мучил его весь вечер. Как будто молния пронзила его тело, и оно мгновенно отреагировало со всей силой мужского инстинкта.

Он ошеломленно отшатнулся, не понимая, что произошло. Он не реагировал подобным образом на поцелуй женщины — да и поцелуем-то это не назовешь! — с тех пор как в четырнадцать лет сорвал первый в жизни поцелуй у Мэри Лу Китинг на школьном пикнике. Она здорово врезала ему по физиономии, но это была сущая ерунда по сравнению с тем, что он ощутил, впервые коснувшись губами женских губ.

Такого он больше никогда не ощущал.

До этого самого момента.

С Кэти.

Ему давно уже не четырнадцать, это точно.

И с тех пор ему доводилось целоваться, прямо скажем, немало.

Но у него никогда потом не бывало этого… головокружения. И вот сейчас…

Он все смотрел и смотрел на нее в сумраке машины.

Один раз, давно, когда Кэти была неуклюжей четырнадцатилетней девочкой-подростком, она призналась ему в любви и поцеловала прямо на глазах у друзей. Он тогда так растерялся, что не мог не только ответить, но даже и думать о том поцелуе. До этой самой минуты.

Ведь это же Кэти, маленькая Кэти, старался напомнить он себе; однако сигнал, похоже, где-то по пути искажался — сидевшая перед ним женщина выглядела как Кэти, но мысли и эмоции, бурлившие в нем, определенно не имели к ней никакого отношения.

Ему не раз приходилось вступать в случайные связи с малознакомыми женщинами — к нескольким он даже позволил себе питать нежные чувства, — но все это было до развода и после не повторялось.

С тех пор он решил, что больше никогда не полюбит и не даст эмоциям взять верх над разумом.

Даже ради Кэти.

Особенно ради Кэти!

Она — священна. Она… своя, родная, и заслуживает лучшей участи. Не говоря уже о том, что однажды он уже подвел, разочаровал свою семью.

Он был тогда дерзким пятнадцатилетним подростком, непокорным и упрямым, тяжело переживал смерть отца, которого очень любил. С отчаяния и к ужасу семьи он вступил в местную банду.

Дэнни никогда не забудет того убитого выражения, какое было на лице матери, когда она узнала об этом. Майкл специально приехал из колледжа, чтобы попытаться образумить его. Как только Дэнни понял, каким страшным ударом стало все это для семьи, он ушел из банды и поклялся себе, что никогда в жизни не совершит поступка, который мог бы огорчить его родных.

Кэти была членом семьи; пусть не по крови, это дела не меняло. Если он хоть чем-то обидит ее, то огорчит прежде всего мать, а уже этого Дэнни допустить не мог.

Ему нечего предложить Кэти, кроме своего остывшего сердца. Ей нужен любящий муж, дом, дети, а он давно поставил крест на семейной жизни.

Нет, никогда больше женщина не завладеет его сердцем.

Особенно Кэти.

Он отвернулся и посмотрел через ветровое стекло. Если Кэти что и заметила, то виду не подала, с благодарностью подумал он.

Она заметила.

Вздохнула, только сейчас поняв, что не дышала, и еще крепче прижала к себе малышку, словно стараясь удержаться на вдруг поплывшей из-под ног почве. Кэти так давно грезила о его поцелуе, что реальный поцелуй показался сном.

Но она не сделает новых глупостей из-за Дэнни.

Ему ведь не привыкать, что женщины так и валятся к его ногам. Она не станет еще одной овцой в этом стаде. Прошлый раз она с трудом оправилась от унижения и теперь не выскажет ему своих чувств, пока он не признает в ней женщину.

— Надо ехать, — сказал Дэнни, быстро глянув на нее. — Еда остывает, а я вдруг понял, что умираю с голода.

Дождь, казалось, припустил еще сильнее, затопляя улицы и редкие газоны.

— Я тоже. — Кэти перевела дыхание. Она вернула спящую малышку в ее корзинку и проверила, правильно ли та пристегнута. Внезапно руки у нее замерли от пронзившей, как молния, мысли.

— Дэнни.

— Что? — Он повернулся к ней и впервые заметил темные круги у нее под глазами. Чувство вины охватило его.

— Если мы собираемся оставить малышку у себя на ночь, то где именно? — Ее сердце внезапно заколотилось от страха.

— Ну… — начал он, и у него на лице стала проступать улыбка.

— О, нет. — Кэти решительно затрясла головой. — Нет, нет и нет. Из-за тебя нас арестуют, — пробормотала она, еще не совсем понимая, что он собирается сделать, но точно зная, что ничего хорошего. — Мы оба угодим за решетку.

— Кэти, ну разве я могу устроить тебе такое? — засмеялся он, заметив ее взгляд.

— Ладно, — обреченно проговорила она — этот человек хочет, чтобы она состарилась и поседела раньше времени. — Говори. Говори все. От начала до конца. Где именно ты предлагаешь спрятать ребенка?

 

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

— Боже мой, Дэнни, ты в своем уме?

Заданный примерно в десятый раз вопрос прозвучал уже почти риторически. Кэти одной рукой отпирала заднюю дверь садика, а другой держала пакет с едой и туалетные принадлежности малышки.

Дэнни шел сзади, неся ребенка и подталкивая Кэти вперед всякий раз, как она останавливалась, чтобы высказать ему свое возмущение. Они вошли внутрь, и она нажала кнопку выключателя. В помещении вспыхнул яркий свет. Кэти заперла дверь и плотно задернула шторы на окнах.

— Глупость какая-то, — сказала она, уронив сумочку на детский столик, и пошла на кухню, включая по дороге свет. — Совершеннейшая глупость, Дэнни. — Кэти устало и раздраженно покачала головой.

— Что здесь такого глупого? — спросил Дэнни, оглядываясь, куда бы поставить корзинку. Наконец он остановился на свободном пятачке пола возле манежа для самых маленьких. — Я, например, считаю, что это самая разумная мысль, которая пришла мне в голову за весь день.

— Разумная? — Кэти буквально содрогнулась. — Ни одно из наших действий за сегодняшний вечер нельзя назвать разумным. Если бы мы действовали разумно, то давно бы передали Молли в ОДДС. — Ее голос дрожал от негодования, однако в словах уже не было прежней решительности. Чем больше проходило времени, тем меньше ей хотелось отдавать малышку кому-нибудь вообще, не говоря уже об ОДДС. Кэти сама себе боялась признаться, что уже любит этого крошечного человечка.

— Вот это как раз и не было бы разумно, Кэт. Это было бы просто жестоко. — Что-то в его голосе заставило ее пристально взглянуть на него. — Подумай сама, Кэт. То, что мы принесли малышку сюда, вполне логично. Садик до понедельника закрыт, и это почти гарантирует нам секретность. Как я могу принести ребенка домой, к маме и Па? Вся округа тут же будет в курсе — ты ведь знаешь, как дед обожает младенцев. — Дэнни наклонился и поднял малышку на руки. — Он тут же потащит ее гулять, станет ею хвастаться и в два счета нас выдаст. — При мысли об этом он улыбнулся.

Кэти засмеялась — он очень точно обрисовал ситуацию.

— Ты прав.

— А ведь еще есть Майкл и Патрик. Они ж из кожи вон начнут лезть, чтобы помочь нам найти ее родных. И очень скоро это станет известно всему участку. — Он тихонько покачивал малышку на руках. — А потом, Джоанна снова ждет ребенка, и Майкл просто не в себе. Ты знаешь, какие у нее были проблемы, когда родилась Эмма. Так что Майклу хватит своих забот.

— Это верно, — согласилась она.

— А там и до капитана дойдет… и тогда моя задница окажется в большой, серьезной беде. — Он стал ходить по комнате, тихонько напевая и нежно гладя малышку по спинке. — Капитан знает, что братья Салливаны всегда заодно, а мне не хотелось бы, чтобы у Майкла или у Патрика были из-за меня неприятности. В конце концов, это мой ребенок, так что все неприятности я возьму на себя. — Он приостановился, приложился губами к шейке Молли и фыркнул, малышка засмеялась и брыкнула ножками. — Ты тоже не можешь взять ее к себе домой, — продолжал Дэнни, по-прежнему меряя комнату шагами и забавляя малышку. — Ты и в дверь войти не успеешь, как миссис О'Бэньон начнет вещать о чудесном событии через мегафон. — Он обернулся и посмотрел на нее. — И, если ты не хочешь, чтобы тебе пришлось объяснять, откуда у тебя ребенок, думаю, рисковать не стоит.

— Согласна. — Ее бросило в дрожь от одной мысли о том, что известная всей округе сплетница миссис О'Бэньон узнает о Молли. Сплетни были смыслом жизни миссис О'Бэньон. Она жила ими, питалась ими и… приукрашивала их. При этом она не была злонамеренной, а всего лишь… любопытной.

— Вот и выходит, Кэт, что садик — самое безопасное место. Во всяком случае, на ближайшее время. Сейчас конец недели. Никто не явится сюда по крайней мере пару дней, и у нас есть время разобраться в ситуации, не поднимая шума.

— Какая «пара дней», Дэнни? — ее голос зазвенел от страха. — Я думала, речь идет только об одной этой ночи.

— Это уже детали, Кэт. — Он увернулся, когда она хотела стукнуть его. — Давай отсчитывать дни по одному. Проживем пока эту ночь и посмотрим, что будет завтра. Идет?

В его голосе звучала надежда. Кэти уже собралась сказать «нет», но только с раздражением вздохнула.

— Идет, — хмуро проговорила она. Их затягивало все глубже, а спасателей что-то видно не было.

Похоже, ей самой придется проявить твердость и благоразумие, раз он на это не способен. Слишком многое было поставлено на карту — не только ее карьера и ее детский сад, но и благополучие беспомощной малышки. Она никак не могла взять в толк, почему Дэнни так уперся. Его явно не волновали последствия его действий. Он вообще всегда полностью отдавал себе отчет в своих поступках и не уклонялся от ответственности.

Нет, сейчас источником его беспокойства была не ситуация как таковая, а сам ребенок. Почему-то именно эта малышка вдруг приобрела для него такое большое значение; именно ради этого ребенка он был готов рискнуть своим значком полицейского. Кэти не находила ответов на эти вопросы.

— Дэнни, ты же понимаешь, мы не можем держать ее здесь вечно. — Кэти выразила в словах то, что и так было очевидно. — Я согласилась оставить ее на эту ночь, чтобы у тебя было время хоть что-нибудь узнать. Но после этого… — Она не нашла в себе силы закончить фразу. — Дэнни? — Она вопросительно посмотрела на него, и он кивнул.

— Я слышал, что ты сказала, Кэт, — пробормотал он, — слышал. — По крайней мере, у него будет время прочесать район завтра. Достаточно времени. Так он надеялся.

Кэти стала быстро распаковывать покупки, пока Дэнни расхаживал с малышкой.

— Эта тахта раскладывается, получается нормальная кровать. Нам придется спать на ней вдвоем, — сказала она, оглядываясь на него через плечо, чтобы видеть реакцию.

Он пожал плечами.

— Подумаешь! Как будто мы не спали в детстве в одном спальном мешке и в одной палатке!

— Замечательно, — произнесла она сквозь зубы. Спать в одной палатке или в одном мешке с десятилетней девочкой совсем не то же самое, что в одной постели с взрослой женщиной; но она не собиралась указывать ему на это — сам скоро поймет.

Кэти выставила на кухонную стойку жестяные банки с молочной смесью, коробку детской рисовой каши и пару стеклянных баночек детского питания.

Нашлось местечко и для коробки одноразовых подгузников, и для одежды, и для всех других купленных Дэнни принадлежностей; все было аккуратно сложено. Она уже давно убедилась, что работа по уходу за детьми становится намного легче, если везде наведен порядок.

— Дэнни, мы все еще не решили, где Молли будет спать. Можно было бы в манежике, но мне не очень нравится, что она всю ночь будет лежать на этом пластике. Пластик можно застелить одеяльцем, но все равно… — Она не закончила, оглядываясь и ища глазами, что можно было бы использовать в качестве детской кроватки.

— Пока придется обойтись тем, что есть, — предложил он, как вдруг Молли испустила пронзительный крик. — Эй, Кэт, — с опаской проговорил Дэнни, — что это она? — Он все еще держал малышку на руках и пытался с ней играть, но она внезапно потеряла к этому всякий интерес.

— Она проголодалась, и, наверно, ее пора переодеть в сухое, — сказала Кэти, ставя бутылочку с молочной смесью в кастрюльке с водой на плиту, чтобы подогреть.

Малышка закряхтела, и ее личико стало свекольно-красным. Дэнни принюхался и сморщил нос.

— Кэт, я думаю, ее надо переодеть прямо сейчас.

Кэти подавила улыбку, услышав нотку отчаяния в его голосе.

— Подгузники вон там, в углу.

— Подгузники? — повторил он, словно слышал это слово впервые.

— Ну да, это такие штуки, которые надеваются Молли на попку.

Он стоял и смотрел на нее так, будто она только что велела ему превратиться в пар.

— Э-э, Кэти, я еще никогда, это… не менял… подгузников. — Нервно сглотнув, он посмотрел на Кэти, потом на Молли и явно побледнел.

Кэти засмеялась.

— Ну, Дэнни, все когда-то бывает впервые. — Она выключила плиту, поставила бутылочку с молоком на стойку немного остудить, потом взяла коробку с подгузниками и смену чистого детского белья. — Клади ее в манеж, — распорядилась она, открывая коробку и извлекая один подгузник. — Опусти сначала боковую стенку. — Дэнни непонимающе смотрел на нее. — Видишь вон тот маленький блестящий рычажок? Нажми на него, и стенка опустится, чтобы можно было легко дотянуться. Не все ведь такие высокие, как ты.

Он выполнил указания, потом медленно и осторожно положил Молли на середину матрасика, словно малышка была из очень хрупкого, дорогого стекла.

— А что дальше? — озадаченно спросил он. Кэти еще не видела его в такой растерянности. Куда только подевался тот уверенный в себе, самонадеянный Дэнни? Она и не представляла, что один маленький, живой, шевелящийся сверток может вызвать дрожь в коленках у сильного мужчины. Это было занятно.

— Сними с нее грязный подгузник, — велела она, испытывая удовольствие от его замешательства.

— Что? — Он посмотрел на нее с таким испугом, что она засмеялась.

— Чтобы надеть чистый подгузник, надо сначала снять грязный. Но прежде всего ночной комбинезон. — Она встала рядом с ним. — Видишь этот ряд маленьких розочек спереди? Это кнопки. Расстегни их и сними с нее комбинезон, чтобы можно было добраться до подгузника.

— Какого черта надо так запрятывать эти штуковины? — размышлял он вслух, пока его руки неуверенно расстегивали кнопки.

— Не бойся, Дэнни, она не вскочит и не укусит тебя.

— Я знаю. Просто она такая… маленькая, а руки у меня такие… большие. — Дэнни посмотрел на Кэти снизу вверх, и она поняла, что он действительно боится. — Я не хочу сделать ей больно, — тихо произнес он, и у нее в сердце что-то дрогнуло.

— Ты и не сделаешь. Младенцы намного крепче, чем ты думаешь.

Дэнни поднял на нее глаза, и Кэти поняла, что он не поверил ни единому ее слову.

Ей вдруг стало жалко его. Она толкнула его бедром, чтобы он подвинулся.

— Ладно уж, я сама все сделаю. А ты смотри и учись.

Он выпрямился со вздохом облегчения, уступая ей место.

Она ловко сняла влажный комбинезон и рубашонку, сопровождая свои действия потоком ценных указаний. Дэнни стоял над ней и внимательно слушал, не сводя глаз с малышки, которая гукала, смеялась и брыкалась и несколько раз тянулась ручонкой к нему, а он в ответ только глупо улыбался.

— Э-э, Кэт, как ты думаешь, сколько ей? — Он позволил малышке утянуть его палец ко рту с явным намерением пожевать его.

— Трудно сказать, потому что вес у младенцев варьируется очень сильно, но, судя по ее крупной и мелкой моторике, я бы сказала, что ей не меньше трех месяцев, а может, и все четыре.

— По ее чему! — ошарашено спросил он, и Кэти засмеялась. Он предостерегающе поднял руку, чувствуя, что сейчас последует разъяснение возрастных тонкостей у младенцев. — Ладно, забыли об этом. — Он улыбнулся малышке. — Значит, три или четыре месяца, так? Тогда у нее было более чем достаточно времени, чтобы к кому-то привязаться.

— Определенно. Младенцы привязываются к человеку, который больше всего о них заботится. В этом возрасте они уже узнают лица, запахи, даже прикосновения. Обычно они узнают мать, вот почему они плачут или раздражаются, если их берет на руки кто-то другой.

— То есть она, вероятно, знает, что мы — не ее родные, так? — Дэнни взглянул на Кэти, и она увидела, что ему не по себе.

— Может быть, — тихо ответила она.

— Думаешь, ей страшно? — спросил он, стараясь встретиться с ней глазами. — Я хочу сказать, она понимает, что мы — чужие? — В нем опять вспыхнула злость, но он подавил ее — злость им не поможет.

Чтобы успокоить его, Кэти мягко коснулась его руки.

— Дэнни, мне кажется, она не очень обеспокоена внезапной сменой обстановки и даже опекунов. — Она снова посмотрела на него. Как только они вошли в помещение, она сбросила туфли и теперь стояла босиком рядом с ним, едва доходя ему до плеча. Кэти уже забыла, какой Дэнни высокий и какой невероятно маленькой и слабой она всегда ощущала себя в его присутствии. — Кроме того, мне кажется, что леди, даже если они крошечные, знают, когда находятся в хороших руках. И я думаю, что инстинкт ей подсказывает, что она попала в хорошие руки. — Кэти не удержалась от улыбки.

Он засмеялся, чувствуя некоторое смущение — Кэти всегда умела подбодрить его.

— По крайней мере, эти руки большие.

— Ладно, давай покормим ее. — Кэти взяла Молли на руки и протянула Дэнни грязный подгузник. Он посмотрел на него, как на бомбу замедленного действия, потом взял двумя пальцами и метко бросил через всю комнату в мусорное ведро. — Мне покормить ее или ты сам хочешь? — спросила Кэти. Внезапная вспышка молнии на мгновение озарила комнату, и Кэти вздрогнула.

Он усмехнулся — она всегда боялась грозы.

Когда она была маленькая, он всегда старался отвлечь ее, занять чем-то другим. Хотя она уже не такая маленькая, но старый прием мог сработать.

— Ты корми, а я посмотрю.

— Мы сначала ее покормим, а потом и сами поедим. Я хочу устроить малышку, чтобы у нее было какое-то ощущение стабильности. — Кэти уложила ребенка на одну руку и вернулась на кухню за бутылочкой с теплым молоком.

— Откуда ты знаешь, сколько дать ей молока? — с любопытством спросил он, беря себе стул и садясь.

— Я этого не знаю, — призналась Кэти, проверяя, не слишком ли остыло молоко. — Так что придется импровизировать. — Она показала ему бутылку. — Я налила четыре унции. Посмотрим, выпьет ли она все. Если выпьет, дам еще немного, пока не увижу, что хватит.

— А как ты узнаешь, что… хватит?

Кэти улыбнулась и села.

— Она или выплюнет соску, или отвернется, или заснет. Последнее у нее действительно хорошо получается, верно?

— Вроде бы. — Дэнни нахмурился, наблюдая, как Молли начала жадно сосать, работая щеками и языком и слегка почавкивая. — Как, черт возьми, тебе удалось так много узнать о младенцах? — спросил он, напряженно глядя на нее.

— Не забывай, что у меня диплом по ранним стадиям развития детей. А потом, ты же знаешь, я всегда любила малышей.

Кэти казалась такой естественной, сидя с малышкой на руках, кормя ее, разговаривая с ней. Просто невероятно, как быстро она привязалась к ребенку, а ребенок к ней.

Кэти удивительная женщина, думал он, чувствуя, что восхищается ею все больше. Совершенно удивительная. Ему казалось, что во всем мире нет другой женщины — за исключением, может быть, его матери, которая оказалась бы способной так спокойно и уверенно держаться в подобной ситуации.

Он перевел взгляд на малышку и снова поразился, как здорово Молли похожа на Кэти: тот же цвет волос и кожи, та же утонченность. Они могли быть матерью и дочерью.

Мысль о том, что Кэти уже достаточно взрослая, чтобы иметь собственных детей, заставила его вздрогнуть. Он раньше никогда не задумывался о том, что Кэти вырастет, выйдет замуж, у нее появятся дети. Она всегда была для него маленькой девочкой — может быть, из-за того, что он всегда был ей нужен. Глядя на нее сейчас, он понимал, что она больше не нуждается в нем.

До ее отъезда на учебу, они всегда были близки, невероятно, поразительно близки. Временами, глядя на Кэти, ему казалось, что он смотрится в зеркало — так они были похожи друг на друга. Не внешне, разумеется, а в главном — жизненные ценности, нравственность, уважение, ответственность, честность.

Во всем том, что он ценил в жизни. Во всем, чего не было у его жены. Бывшей жены.

Он не думал о ней — не хотел думать — так давно, что и не помнил, сколько времени. Очень больно было признавать, что обманулся, соблазнившись красивым лицом и обаятельной улыбкой. К сожалению, это все, что в ней было. Просто вспышка, ничего существенного. И никакого сердца. Ничего похожего на Кэти. Почему он раньше этого не понимал? Он вдруг подумал о том человеке, как бишь его? Сэм? Да, в нем было все дело. Почему мысль о том, что Кэти может любить кого-то другого, так выводит его из себя? Если бы он не знал, что такое невозможно, мог бы поклясться, что ревнует.

Этот Сэм наверняка не для нее, и Дэнни обязательно скажет ей об этом при первой же возможности.

— Из тебя выйдет чудесная мать, — тихо сказал он, протягивая руку и касаясь ее руки. — Ты выглядишь совершенно естественно.

Донельзя обрадованная этим комплиментом, она взглянула на него снизу вверх. Она всегда мечтала о материнстве, всегда думала, что ее дети будут их детьми — его и ее. Это была мечта, которую она носила в сердце с детства и которую не могла высказать вслух.

Забота о чужих детях заполняла лишь часть пустоты в ее страдающем сердце.

— Я всегда хотела иметь много детей, Дэнни, — спокойно ответила она, отвернувшись, потому что видеть печаль в его глазах было невыносимо. — Ты ведь знаешь, как важна для меня семья.

Дэнни был одним из тех немногих людей на свете, которые точно знали, что такое для нее семья.

Она не представляла, что стало бы с ней, если бы не тетя Мэйв и дядя Джок; если бы ее просто оставили, как малышку Молли, или передали в какую-нибудь огромную, бездушную организацию типа ОДДС. Кэти внутренне содрогнулась от этой мысли и крепче прижала к себе девочку.

В поисках безопасной темы для разговора она улыбнулась.

— Расскажи-ка мне про Марту. — Все это время любопытство не давало ей покоя. Остановившись, чтобы вытереть салфеткой ротик Молли, она посмотрела, сколько осталось молока в бутылке, и стала кормить дальше. — Как ты с ней познакомился?

— С Мартой? — Дэнни пожал плечами. — Рассказывать-то практически нечего. Я познакомился с ней года два назад, здесь в районе.

— И как давно она… пьет? — тихо спросила Кэти, понимая, что более мягкого выражения тут не подберешь.

Дэнни покачал головой, потом улыбнулся.

— Она не пьет, Кэти. Я ни разу не видел, за все время нашего знакомства, чтобы она пила. Но многие люди полагают, что всякий бездомный человек — алкоголик. В случае Марты это совсем не так.

Кэти тут же пожалела о своих словах. Протянув руку через стол, она положила ее на руку Дэнни.

— Прости, я просто… предположила… просто подумала… — Она покраснела, и Дэнни ободряюще сжал ей руку.

— Не смущайся, в этом многие ошибаются. Марта рано овдовела, осталась с маленькой дочкой и без гроша. Пошла работать прислугой в один из отелей в центральной части города. — Он пожал плечами. — Как говорит Марта, это практически единственная работа, которую она умела делать и которая давала ей возможность честно зарабатывать на жизнь. Она твердо намеревалась содержать дочку и себя, не полагаясь ни на чью милость.

— И что же произошло?

— Это случилось двадцать с лишним лет назад. Летом после окончания средней школы ее дочь связалась с плохой компанией. Дело кончилось наркотиками. И в придачу забеременела. Марта настояла на том, чтобы ребенок остался у нее, но дочь так и не одумалась. Марта не видела ее около восемнадцати лет.

— А как получилось, что она стала бездомной?

— Все эти годы она проработала в одном и том же отеле, не пропустив ни единого рабочего дня, и при этом смогла вырастить дочь и внучку.

— Ту самую, которая учится на доктора?

— Точно. — Он откинул с лица волосы, еще не высохшие после дождя. — В один прекрасный день Марта пришла на работу, как обычно, и нашла отель закрытым. Его закрыли без объявления, без предупреждения. Она проработала там почти сорок два года. Рассчитывала на пенсию, так как почти весь ее заработок уходил на внучку. — Он вздохнул и потер покрывшийся щетиной подбородок. — Без работы и без средств к существованию, она, в конце концов, потеряла и свою небольшую квартирку.

— А на другую работу устроиться не удалось?

Дэнни невесело засмеялся.

— Она пыталась. Но что светит женщине без образования, которой уже за шестьдесят? — Он пожал плечами. — Вот так она и стала бездомной. Обращаться за государственным пособием не хочет. Вопрос гордости.

Кэти почувствовала прилив симпатии к этой женщине.

— Как это печально. А что, внучка разве не может позаботиться о ней?

— Внучка даже не знает, что она бездомная, — тихо проговорил Дэнни, наблюдая, как Кэти кладет Молли себе на плечо и легонько похлопывает по спинке. — Марта не хочет, чтобы она знала. Главное для нее — чтобы внучка окончила колледж и поступила на медицинский факультет.

— Она ничего не сказала внучке? — Кэти ошеломленно смотрела на него.

— Ничего. — Он с облегчением посмотрел на почти пустую бутылочку. — Ту небольшую сумму, которую получает по социальному обеспечению, Марта ежемесячно высылает внучке. Она просто души в ней не чает, — с улыбкой сказал Дэнни. — Около четырех или пяти месяцев назад девочка заболела, так Марта чуть с ума не сошла от беспокойства. Учти еще, что Марта очень горда и независима, никогда ни о чем не попросит, но, когда заболела внучка, она все-таки попросила меня подвезти ее к автобусу. Дело было зимой, и я не мог позволить ей проделать весь путь на автобусе — подвез на машине, но лишь при условии, что высажу ее за квартал до общежития. Марте казалось: если внучка увидит меня, то поймет, что тут что-то не так. — Дэнни чуть улыбнулся уголками губ. — Марта, она особенная, — заключил он. Ему это было понятно — человек делает для семьи все, что может. Его тоже так учили, так воспитывали, так он и сам поступал в жизни.

Кэти восхищенно покачала головой.

— Невероятно. На что люди готовы пойти ради своей семьи. — Она гладила малышку по спинке, прижимаясь к ней щекой. — А в это время других, похоже, не интересует даже судьба собственных детей.

— Да уж, — сурово проговорил Дэнни. — Не могу понять, почему кто-то вдруг бросает своего ребенка. — Он озадаченно и сердито затряс головой. — У меня это как-то в голове не укладывается.

— Уверена, что у ее матери, кто бы она ни была, имелась очень веская причина, — медленно отозвалась Кэти, укутывая заснувшую у нее на плече Молли. — Не думаю, что кто-нибудь способен просто взять и отказаться от ребенка по прихоти. — Она поцеловала девочку в мягкую розовую щечку. — Могу себе представить, каким мучительным было для нее это решение. То, что она оставила ребенка у тебя в машине, как бы поручив его твоим заботам, явно доказывает, что ей далеко не безразлична его судьба; она хотела быть уверенной: малышке будет хорошо.

Ему хотелось с ней согласиться, но это было нелегко.

— Не каждая женщина обладает природным инстинктом материнства, Кэти, — он сказал это таким жестким тоном, что она посмотрела на него с любопытством. — И, к сожалению, не все женщины хотят иметь детей. — Дэнни встал и протянул руки за малышкой. Кэти наблюдала, как он осторожно положил Молли на животик в манеже и так же осторожно укрыл ее одеяльцем.

Постояв несколько секунд, Дэнни наклонился и положил рядом с ней ее игрушку.

— Пусть у нее поблизости будет что-нибудь знакомое, — объяснил он. — Если она проснется и рядом окажется что-то знакомое, ей, возможно, будет не так страшно.

Кэти снова невольно вспомнила о другой маленькой девчушке, которая осталась одна на свете, и о том, что именно Дэнни оказывался рядом, когда ей бывало страшно.

Кэти хотелось подойти к нему, успокоить его так, как он когда-то успокаивал ее, но она удержалась. Достала из шкафчика бумажные тарелки и салфетки, радуясь возможности отвлечься от грустных воспоминаний.

— Давай-ка поедим. Я умираю с голоду. — Она потянулась за пакетом с едой. Схватив кулек с жареной картошкой, запихнула в рот сразу несколько аппетитных кусочков: в обед она занималась детьми, а ужина вообще не получилось.

— Ух, Кэт, я тоже страшно голоден, — сказал Дэнни, плюхнувшись на стул. — Кетчуп здесь есть? — Он кинул в рот картофельный кусочек, достал из пакета две банки с напитком и пару булочек с сосисками.

Повернувшись к большому кухонному холодильнику, Кэти извлекла бутылку с кетчупом. Обычно в холодильнике и шкафах имелся внушительный набор продуктов, но сегодня пятница, ее запасы определенно нуждались в пополнении. Эту заботу она обычно оставляла на субботу или воскресенье, когда садик был закрыт.

Дэнни протянул ей булочку с сосиской.

— Это тебе. Помнишь? Сосиски чили от Антонио?

Кэти выхватила сосиску у него из рук, рот у нее наполнился слюной.

— Разве я могла бы забыть? — воскликнула она.

В детстве, когда ее что-то расстраивало, она не могла есть. Но Дэнни обнаружил одну ее слабость — сосиски чили от Антонио. Он добивался, чтобы она ела, обещая угостить сосиской чили. Она так их любила, что приманка неизменно срабатывала. Ее безмерно тронуло, что он об этом помнит.

— Салливаны никогда ничего не забывают, — сказал Дэнни с нахальной улыбкой и набросился на еду. Некоторое время они молча ели. Он взглянул на малышку — та спокойно спала, выставив вверх круглую маленькую попку, и, еле слышно причмокивая, сосала большой палец. — Молли кажется вполне спокойной, — с некоторым удивлением проговорил он.

— Она сухая, она сыта, ей тепло, хорошо. Чего еще желать? — Сказав это, она тут же пожалела о своих словах.

— Много чего, Кэт, — серьезно произнес он. — Например, такую мать, которая любила бы ее и заботилась о ней…

— Дэнни, прости. Я не хотела… Просто не подумала…

— Ничего. — Вздохнув, Дэнни отодвинул тарелку с едой и провел рукой по волосам. — Извини, просто… этот случай по-настоящему достал меня. — Он поднялся из-за стола и начал мерить комнату шагами. Она вдруг поняла, что в этой ситуации для него есть что-то глубоко личное.

Кэти нехотя ковырялась в еде, думая, что бы такое сказать, что ободрило бы его.

— Дэнни, я уверена, что мы сможем найти ее родных. Просто нужно еще немного времени. — Она не прибавила, что времени у них в обрез. Держать у себя брошенного ребенка несколько часов — это одно. Держать ребенка несколько дней или недель — это уже нечто совсем другое. Но она понимала, что говорить об этом сейчас не стоило.

— Да, и когда я их найду… — Он осекся, руки у него сжались в кулаки. — Знаешь, Кэти, после почти пятнадцати лет работы в полиции я думал, что меня уже ничем не удивишь. Думал, что все уже испытал. Но это…

Кэти с интересом наблюдала за ним, в который раз спрашивая себя, почему этот ребенок и эта ситуация так на него действуют. Дэнни исключительно редко терял хладнокровие. Что же сейчас было такого, что задевало его за живое?

Он остановился перед манежиком, наклонился и получше подоткнул одеяльце.

— Она такая славная и такая беспомощная, — сказал Дэнни едва слышно, так, что Кэти еле уловила его слова. — Молли. — Он произнес имя с улыбкой, потом бросил взгляд на Кэти. — Я очень люблю это имя. Всегда думал, что назову первую дочку в честь нашей покойной бабушки. Знаешь, мне всегда казалось, это будет здорово, ведь она так и не увидела своих внуков.

Кэти была поражена. Со времени крушения его брака Дэнни ни с кем не обсуждал этой темы. После того, как Майкл женился на Джоанне Грейс и удочерил ее новорожденную дочурку, Эмму, все стали поддразнивать Дэнни и младшего из братьев, Патрика, насчет продолжения рода Салливанов. Но после его непродолжительного брака, когда об этом заходил разговор, Дэнни сразу вставал и выходил из комнаты. Больше никто с ним не шутил и вообще не заговаривал на эту тему. Вот почему Кэт так удивилась, когда он заговорил об этом сам.

— Па будет очень рад, — тихо сказала она. В небе зловеще зарокотал гром. Она отвела взгляд, собираясь с духом. — Дэнни, я даже не знала, что ты вообще хотел ребенка.

— Хотел ребенка, Кэт? — Он резко обернулся, потемневшие глаза смотрели жестко. Вдруг их выражение стало таким печальным и безнадежным, что у нее сжалось сердце. — Черт возьми, Кэти, у меня уже был ребенок.

 

ГЛАВА ПЯТАЯ

Дождь выбивал гулкую дробь по крыше, в такт отчаянно колотившемуся сердцу Кэти.

Она ошеломленно уставилась на него. Ей казалось, кровь застыла у нее в жилах.

Она ожидала всего, чего угодно, только не этого.

У Дэнни был ребенок!..

Почему же никто ничего не сказал ей?

И где этот ребенок?..

С ответами придется подождать. Нельзя давать волю собственным чувствам, потому что сейчас она нужна Денни.

Дэнни.

Он отошел к окну и стоял там, уставившись на улицу. Руки в карманах, сильные плечи опущены, словно под тяжкой ношей.

Аппетит у Кэти пропал. Она встала и подошла к нему.

— Дэнни. — Кэти мягко коснулась ладонью его спины, чтобы он знал, что она здесь, рядом, но в душу к нему лезть не собирается. Он сам ей все расскажет, когда сочтет нужным.

Они молча стояли в темноте, глядя, как дождь хлещет по оконному стеклу и бурными потоками струится по земле.

— Прости меня, — прошептал наконец Дэнни и потер утомленные глаза. Он вдруг почувствовал себя очень старым и очень уставшим. — Я не собирался все это на тебя вываливать.

Кэти еле сдержала слезы. Голос звучал глухо, обессилено… убито. Дэнни был убит горем.

— Ничего, Дэнни, ничего. — Она обняла его за талию. Это вышло естественно, без усилий.

— Кэт. — Не произнеся больше ни слова, он повернулся к ней, обнял, крепко прижал к себе. Боже, как она нужна ему именно сейчас — больше, чем кто-либо когда бы то ни было. Закрыв глаза, он вдыхал ее запах и прислушивался к боли, рвавшей его изнутри.

Дэнни со все большей ясностью осознавал, что ему не хватало Кэти, не хватало той близкой дружбы, которая всегда была между ними. Просто не хватало ее.

— Я… я… никогда никому не рассказывал, — тихо проговорил он, прижимаясь небритой щекой к ее щеке. Ему казалось, он вернулся… домой.

Кэти прильнула к нему, вцепившись во все еще влажную рубашку, пытаясь вобрать в себя его боль; сердце бешено колотилось. Она ничего не говорила, ни о чем не спрашивала.

— Не мог рассказать, — негромко продолжал он, — было слишком больно. Жестоко. Ужасно… — Голос у него пресекся, и он коснулся ладонью ее щеки. Ее широко открытые глаза были полны слез.

Впервые за долгое, очень долгое время Дэнни вдруг почувствовал покой. Только сейчас он понял, как давно в его жизни не было этого чувства.

— Я думал, что смогу справиться, — тихо продолжал он, рассеянно гладя ее по щеке. — И справился. Мне удалось похоронить все — воспоминания, боль. Все. — Его взгляд упал на спящего в манежике ребенка. — Пока не обнаружил у себя в машине Молли. — Он тяжело перевел дыхание. — Увидев ее, такую маленькую, такую беззащитную, я сразу все вспомнил… Просто не могу понять, как это человеку может стать ненужным его собственное дитя… — Он нервно откашлялся. — Пока ты была в отъезде, я начал встречаться с Карлой. Ты должна помнить ее со школы.

— Да, — не сразу ответила Кэти, стараясь, чтобы голос звучал ровно. Она прекрасно помнила Карлу. Очень хорошенькая и очень бойкая, эта девушка всеми силами старалась заставить одного из братьев Салливанов — любого из них — заметить ее; но безуспешно. Карла была одной из тех избалованных, занятых исключительно собственной персоной девиц, которые считали, что весь мир им что-то должен. Мужчин она рассматривала не как людей, а как призы, как нечто такое, что можно повесить на руку, чтобы лучше выглядеть. Она ничуть не скрывала, что намеревается «заарканить» одного из пользовавшихся бурным успехом братьев Салливанов. Кэти всегда думала, что Карла наметила себе Патрика. И была ошеломлена, когда узнала, что мишенью был Дэнни.

— Она была живая и хорошенькая, Кэт, и я, к несчастью, по уши в нее влюбился. Или думал, что влюбился, — мрачно прибавил он.

Как и его братья, Дэнни был воспитан в сознании того, что брак — дело серьезное, не допускающее легкомысленного отношения. Это священное, торжественное обязательство, обет, даваемый перед Богом и семьей, соблюдаемый и чтимый до конца дней.

Тогда он не знал, каким кошмаром может обернуться брак с «не тем» человеком. И к каким серьезным последствиям может привести. Теперь он это знал.

— Месяца четыре спустя после того, как мы начали встречаться, Карла сказала мне, что беременна. — Дэнни раздосадовано выдохнул. — Должен признаться, сначала я был в шоке, не ожидал ничего подобного. То есть мы предохранялись, но… я не знаю. Наверно, такие вещи случаются. И все же я понял, как это здорово. Женщина, которую я люблю, носит моего ребенка. Может ли человек желать от жизни большего? — Он слабо улыбнулся. — Ты-то знаешь, как важна семья для всех Салливанов. Я только и думал о том, как будет счастлив Па, — сначала Эмма, теперь еще один внук. Естественно, я просил Карлу стать моей женой.

Естественно!.. Другого и быть не могло. Ответственность для Салливанов была не просто словом, а образом жизни.

— Карла ни за что не хотела никому рассказывать о своей беременности, особенно родным. Говорила, что у нее кое-какие проблемы и она боится потерять ребенка. Не хотела их разочаровывать. Я думал, что ей, кроме всего прочего, было немного неловко перед ними. — Дэнни пожал плечами. — Я понял и согласился. Может быть, это был не лучший сценарий, не то, чего мне бы хотелось, но я любил ее и был твердо намерен сделать наш брак успешным. И я очень, очень хотел этого ребенка, Кэти.

— Я знаю.

В чувствах Дэнни сомневаться не приходилось — он был прирожденным отцом.

— Карла не хотела никакого шума, поэтому мы сбежали и поженились тайно. Было как-то странно, что на свадьбе нет никого из родных. Все происходило не совсем так, как я мечтал. Мне всегда хотелось, чтобы на моей свадьбе было как у Майкла. Ну, ты знаешь: вся семья собирается в пабе, чтобы отпраздновать это событие и пожелать нам счастья. Но мне хотелось сделать ей приятное…

Думаю, что первые месяца два игра в папу-маму казалась Карле забавной, но потом ей это наскучило, и она начала выходить по вечерам с подругами. Я волновался за ребенка, мы сильно спорили по этому поводу. — Он помолчал с минуту. — Месяца через три после того, как мы поженились, мне позвонили в участок. Карлу на «скорой» отвезли в больницу. У нее случился выкидыш.

— Мне очень жаль, Дэнни. — Не находя слов утешения, Кэти продолжала обнимать его.

— Я был убит. Просто уничтожен. — Он прерывисто выдохнул. — Потеряв ребенка, Карла сразу потеряла всякий интерес ко мне и к нашему браку. Я пытался говорить с ней, как-то образумить. Ничего не помогало. Она просто продолжала вести себя так, словно все еще была не замужем. Каждый вечер уходила развлекаться со своими подругами. Я даже заподозрил, что у нее есть другой. — У него в голосе звучала такая боль, что она подняла голову и посмотрела ему в глаза.

Дэнни, всегда такой бесстрашный, сильный и неуязвимый, такой дерзкий и уверенный в себе, выглядел сломленным и затравленным. Человек, убитый горем, снова подумала Кэти, и спазм сжал ей горло.

Никогда еще она не чувствовала себя такой бессильной. Никогда не думала, что можно так ясно ощущать боль человека, которого любишь. Понимала, что ничего не может сделать, только быть рядом с ним и слушать его.

— Вот что я тебе скажу, Кэт: ни черта хорошего не получится, если только один человек пытается наладить отношения. — Его голос стал жестче. — Может, мы оказались не в идеальной ситуации и не самым лучшим образом начали свою семейную жизнь, но я думал, что у нас достаточно шансов на успех.

Уж она-то знала, что, если любит только один, нормальных взаимоотношений не построить. К глазам снова подступили слезы. Разве сама она не потратила лучшую часть своей жизни на безумную, безнадежную любовь к человеку, которому безразлична? Нет, один человек не может создать жизнеспособные отношения, как бы сильно он ни любил другого.

— Примерно через месяц после того, как она потеряла ребенка, между нами произошел крупный скандал. Я сказал ей, что хочу знать, намерена ли она приложить усилия, чтобы сохранить наш брак. Кэт, я оказался совершенно не готов к ее реакции. — Он наклонил голову и встретился с ней взглядом. — Это была безобразная сцена, Кэт. Безобразнейшая. Она выдала мне несусветную историю о том, что забеременела специально, чтобы мне пришлось на ней жениться; потом призналась, что никакого выкидыша у нее не было, а был аборт. Там получились какие-то осложнения, из-за которых ее и забрали в больницу. В конце концов сказала, что никогда меня не любила и нарочно убила нашего ребенка, потому что не хотела, чтобы ее со мной что-то связывало.

Кэти была потрясена. Хорошо зная Дэнни, она понимала, какая это была для него катастрофа — не только из-за потери ребенка, но и из-за утраты идеалов, казавшихся такими незыблемыми. Его гордость была растоптана женщиной, которой оказались безразличны и он сам, и его жизненные ценности. Не удивительно, что он никогда и никому не рассказывал об этом.

— Господи, Дэнни. — Кэти изо всех сил старалась не заплакать. Она еще крепче прижалась к нему, вцепившись в его невысохшую рубашку. — Мне так жаль. Я не знаю, что сказать.

А что тут скажешь, мрачно подумал он. Что ни говори, а факты остаются фактами — он оказался дураком. Слепым, безмозглым идиотом. Не смог разглядеть холодности и жестокости женщины, которой поклялся в вечной верности.

Он прижался щекой к шелковистой макушке Кэти, словно в ней было все его спасение. Ему стало легче, будто с него сняли тяжкую ношу, которую он так долго нес.

— Сначала я был ошарашен и не поверил ей. Думал, она все это говорит, чтобы причинить мне боль. Потом понял, что она говорит правду. — Дэнни печально покачал головой. — Кэт, пойми меня правильно. Я не из тех мужчин, которые считают жену своей рабыней. Но все же жена есть жена, и ребенок был не только ее, но и мой. Предполагалось, что мы вместе строим нашу жизнь. Я думал, что заслуживаю, по крайней мере, чтобы она со мной посоветовалась, прежде чем решиться на такой радикальный поступок. — Он снова покачал головой. — Лгать мне, специально избавиться от ребенка просто потому, что ей надоело быть замужем за мной — все это уму непостижимо. Может быть, она и не хотела ребенка, но я-то хотел! Очень хотел! — Волнение мешало ему говорить. — Черт побери, я вырастил бы его сам! И не стал бы цепляться за Карлу или использовать ребенка, чтобы привязать ее к себе. Я уже давно понял, что совершил ошибку, и определенно не стал бы затягивать ситуацию. Что хорошего, если несчастными будем мы оба? — Он глубоко вздохнул; его руки крепче сжали ее. — Я не мог простить ей этого, Кэт, никак не мог. Своей бессовестной ложью она насмеялась надо всем, что мне дорого, во что я верил. Наш брак был для нее просто шуткой, а я чем-то вроде приза. — В его словах слышалось отвращение. — Но главное, я никак не мог простить ей того, что она сделала с нашим ребенком.

Боль и гнев бушевали в душе Кэти. Она никогда не симпатизировала Карле, а теперь ее чувства стали прямо-таки опасными.

— Чем же все кончилось? — тихо спросила она, теснее прижимаясь к нему.

— Когда я узнал всю правду, то понял, что от нашего брака ничего не осталось. Я ушел от нее в тот же вечер и позвонил Питеру. Он уладил все формальности и на следующий день подал документы на развод.

Она посмотрела ему в глаза.

— Ты что-нибудь сказал ему?

Дэнни покачал головой.

— Нет, я не мог, Кэт! Но, наверно, по моему виду он догадался, что случилось что-то ужасное. С расспросами не лез, спросил только, в порядке ли я и не хочу ли, чтобы он и его братья всыпали кому-нибудь за меня.

Кэт тихо засмеялась, на душе стало немного легче.

— Это так похоже на Питера. — Она не прибавила, что и сама с радостью сделала бы такое предложение.

Питер Салливан был старшим внуком одного из шести братьев Па. Он был также одним из трех братьев, таких же дружных, как Майкл, Дэнни и Патрик. В детстве они вместе играли. В то время как Майкл, Дэнни и Патрик по стопам отца пошли работать в полицию, Питер, Томми и Шон Салливаны, тоже по стопам отца, стали адвокатами.

— Я просто сказал Питеру, что хочу сделать все быстро и без шума. — Дэнни вздохнул. — Не знаю, как ему это удалось, но через полгода все закончилось. По последним сведениям, Карла отправилась в Вегас с гитаристом из какой-то рок-группы. — Он печально улыбнулся. — Наверно, он был не такой скучный, как я.

— Дэнни, ты ни в чем не виноват, — горячо возразила Кэти, чувствуя, что он винит во всем себя. — Абсолютно ни в чем. — В ней поднялась гордость за Дэнни. И злость на Карлу. — Не смей себя винить, — приказала она. — То, что сделала Карла, не имеет оправданий. Никаких. Твоя реакция в тех обстоятельствах вполне понятна. Ты никак не мог знать, что она совершит такое или что она вышла за тебя замуж не с честными намерениями.

— А должен бы знать, — твердо сказал Дэнни. — Я же не наивный мальчик, Кэт. Не настолько уж я глуп, чтобы не видеть, что она может любить только себя. Наверно, любовь меня ослепила, но в любом случае я не мог представить, что она способна на такое. — Он посмотрел в другой конец комнаты, где Молли крепко спала в манежике. — Я старался не думать и не говорить об этом. Ничего не сказал ни Па, ни маме. Даже братьям ничего не сказал, а ты ведь знаешь, как мы дружны.

Кэти была тронута до слез. Из всех окружавших его людей он доверился именно ей; ей одной рассказал всю правду.

— Я считал, что неплохо справился с ситуацией. — Он невесело засмеялся. — Вплоть до сегодняшнего дня. До этой истории с Молли.

— Я понимаю, — тихо сказала она. Улыбнулась, прижала ладонь к его щеке. — Но ты должен кое-что иметь в виду, Дэнни. Может быть, дело совсем не в том, что мать Молли не любила ее, а в том, что просто не могла больше заботиться о ней. Ведь она оставила ребенка в твоей машине, а значит, она любила Молли достаточно сильно и хотела быть уверенной, что отдает ее в хорошие руки.

— Может быть. — Ему все еще было трудно отделить свои чувства к ребенку, которого потерял, от чувства к Молли. — Это кажется таким бессердечным, — тихо произнес Дэнни. — Глядя на малышку Молли, я каждый раз вижу своего потерянного ребенка. Вижу, что могло бы быть, и… — Боясь, что сказал лишнее, он замолчал и отвел глаза. — Знаю, это звучит глупо, но…

— Нет, Дэнни, это совсем не звучит глупо. — Кэти секунду поколебалась. — Помнишь, что было, когда только что погибли мои родители?

— Разве я могу это забыть? — Теперь пришла его очередь погладить ее по щеке в знак сочувствия и утешения. Боль еще не ушла, она была там, у нее в глазах и в сердце. — Ты была такая растерянная, такая испуганная.

Даже сейчас память о том времени причиняла ему страдание. Было невыносимо видеть такой страх и такую боль в этих огромных глазах.

— Я помню. — Кэти тщательно выбирала слова. — Ты знаешь, что я люблю твоих маму и папу. Я их любила еще до того, как погибли мои родители. Но временами, Дэнни, я спрашивала себя, почему должны были погибнуть именно мои родители. — Она прикрыла глаза и ощутила что-то похожее на стыд. — Я смотрела на твоих родителей, видела, какие они живые и счастливые, как сильно они любят друг друга и всех вас, и завидовала тебе. Ты это знал?

Дэнни печально покачал головой, думая о том, через что ей пришлось пройти.

— Нет, Кэти, я этого не знал. — Он накрыл ее щеку ладонью, а другой рукой притянул ее ближе к себе.

Она вздохнула, медленно и глубоко. Сердце бурно колотилось от его прикосновения, но то, что она должна сказать, слишком важно — может быть, это хоть немного умерит боль его сердца.

— Я завидовала всей твоей семье. Наверное, мне было бы не так тяжело, не будь я единственным ребенком. С братом или сестрой я не чувствовала бы себя такой одинокой. — То, что она собиралась сказать, было одной из тех немногих вещей, которыми она не делилась с Дэнни. Ей казалось, что она никогда и никому не сможет сказать об этом. Но сейчас, после того, что он ей рассказал, она не могла больше молчать. — Когда был убит твой отец… — чтобы продолжать, ей пришлось проглотить образовавшийся в горле комок, — я чувствовала себя виноватой.

— Что? — Он отстранился, чтобы посмотреть ей в лицо, и недоуменно нахмурился. — С какой стати ты должна чувствовать себя виноватой? Отец был убит при исполнении служебных обязанностей, Кэт. Ты же знаешь. Ты не имела к этому никакого отношения.

— Я знаю, Дэнни. Но здесь, — Кэти коснулась сердца, — я думала, что твой отец погиб из-за меня, потому что я завидовала; завидовала тому, что у тебя есть родители и семья, а у меня нет. — Голос ее прервался, она всхлипнула. Дэнни схватил ее за руку, подтащил к ближайшему стулу, сел, усадил к себе на колени и стал баюкать, словно ребенка.

— Кэт, Кэт, Кэт, прошу тебя, не выдумывай ничего подобного. — Он тихонько покачивал ее на коленях. — Совершенно естественно, что ты испытывала именно такое чувство после того, что тебе пришлось пережить. Конечно, ты должна была немного завидовать, что мои родители живы, а твои погибли. Но от этого ты вовсе не становишься виновной в смерти моего отца. Риск был частью его работы. Он знал это, как знает каждый, кто поступает в полицию. Никакие твои слова, действия или мысли не могли предотвратить того, что случилось с папой. Абсолютно никакие, поверь мне.

Она кивнула, улыбнувшись через силу, и пошевелилась, чтобы уютнее устроиться у него на коленях.

— Я знаю, но, наверно, именно поэтому понимаю, что ты чувствуешь, когда смотришь на Молли. Когда я смотрела на твоего отца, то неизбежно думала о своем отце и спрашивала себя, почему…

— А когда я смотрю на малышку Молли, то неизбежно думаю о своем ребенке. Я понимаю, Кэт. Это ясно.

Почувствовав облегчение, Кэти шмыгнула носом, потом прислонилась головой к его груди. Было слышно, как гулко стучит его сердце, и это почему-то успокаивало. Ей даже показалось, что вернулась утраченная близость. К сожалению, слишком дорогой ценой.

— Да, Кэт, похоже, мы с тобой еще та парочка.

Он тихонько покачивал ее, нежно поглаживая по спине. Дождь наконец перестал, и в садике наступила тишина, было слышно лишь их дыхание.

Дэнни чувствовал себя очистившимся и успокоившимся, и ему хотелось насладиться этим моментом покоя. Кэти была совсем рядом — такая нежная, женственная.

Он чувствовал мягкую выпуклость ее грудей, округлость ее бедер у себя на коленях…

Дьявольщина! Дэнни не хотел воспринимать Кэти как женщину! Это могло привести к катастрофическим последствиям.

— Одно скажу, — тихо прошептал он, страшась проносящихся у него в голове мыслей, — свой урок я хорошо усвоил.

Она подняла на него глаза.

— Что ты имеешь в виду, Дэнни? — Ей хотелось ласково погладить его по лицу, успокоить, стереть следы прошлого.

— Мое фиаско с Карлой. — Он покачал головой. — Никогда больше не позволю никакой женщине сделать из меня дурака, использовать меня. Одного раза в жизни более чем достаточно.

Кэти оцепенела.

— Дэнни, неужели ты считаешь, что все женщины такие, как Карла?

— Не хочу пробовать на себе, — мрачно сказал он. Она не сводила с него глаз.

— Что ты хочешь этим сказать, Дэнни?

— Я буду встречаться с женщинами, Кэт. Я все еще нормальный мужчина с нормальными… потребностями. Но больше никогда не позволю, чтобы женщина вязала из меня узлы, как это делала Карла. Она преподала мне ценный урок. — Опустив руки, Дэнни подтолкнул Кэти, чтобы она встала; потом встал сам, весьма собой недовольный. — Больше никогда не позволю себе влюбиться. — Он вздохнул и провел рукой по волосам. — Да, наверно, и не смогу. Вряд ли я когда-нибудь буду в достаточной степени доверять даже себе, не говоря уже о том, чтобы доверять другому человеку.

— Ты доверяешь мне, — шепотом сказала Кэти с замиранием сердца.

Он широко улыбнулся.

— Тебе — да, Кэт, но ты — другое дело. — Не такое уж другое, подумал Дэнни. Совсем не такое другое, что его и пугало. Все больше досадуя на себя, он протянул руку и взлохматил ей волосы, как в детстве, зная, что это ее разозлит, и тогда, может, он сам наконец вспомнит, кто она такая.

Почувствовав на голове его руку, Кэти замерла. Она еще не поняла, что было обиднее — его действие или его слова.

Так значит, она — другая? Дэнни думает, что она не такая, как другие женщины. Кэти почувствовала, что начинает злиться.

И что же в ней, интересно, «не такого»? Почему он упорно не хочет видеть в ней взрослую женщину, женщину из плоти и крови, которая любит его больше всего на свете? Вот единственное, что у нее «не так»; но он слишком туп, чтобы это понять!

— Понятно, — негромко проговорила она. — Значит, я… не такая?

Он пожал плечами.

— Ну да, Кэт. Ты знаешь, что я имею в виду.

Еще бы ей не знать! Стараясь держать себя в руках, она взглянула на него и… почти сразу остыла — ведь ему причинили боль, очень сильную боль. Боль была у него в глазах, в складке губ, в выражении лица. Но почему она должна расплачиваться за ошибки другой женщины?

Дэнни притворно широко зевнул, прикрыв рот; потом нарочито сильно потянулся, стараясь сбросить ощущение близости Кэти, освободиться от ее женского магнетизма.

— Я совсем выдохся, — признался он, качая головой. — Сегодня был тот еще денек. Завтра с утра опять начнем прочесывать улицы, и я надеюсь, что нам удастся все же что-нибудь узнать.

Еще не успокоившись окончательно, Кэти покачала головой.

— Нет, Дэнни. Думаю, мне надо остаться здесь с малышкой, пока ты будешь колесить по городу. — Она улыбнулась ему своей самой бодрой улыбкой. Может, пора предпринять решительные шаги? — Завтра вечером я встречаюсь с Сэмом, и мне будет нужно какое-то время на подготовку. — Не дожидаясь ответа, она быстро продолжала, — И, по-моему, нет ничего хорошего в том, чтобы таскать малышку по всему городу. Ей необходим определенный режим. Кроме того, мне нужно кое-что здесь сделать до открытия садика в понедельник. Так что ты поезжай один, а я уж буду удерживать позицию здесь.

— Ладно, — согласился он, наблюдая за ней. — Хм, Кэти, можно задать тебе один вопрос?

— Конечно.

— Принимая во внимание все происходящее… тебе не кажется, что лучше было бы отменить свидание? — Ему определенно не нравилась мысль о ее встрече с этим Сэмом. Он бросил быстрый взгляд на ее ноги, длинные, соблазнительные, и припомнил, что Сэму они нравятся. Хотелось треснуть по чему-нибудь кулаком.

Кэти одарила его улыбкой невинности.

— С какой стати я должна это делать? — Она покачала головой. — Сэм был бы сильно разочарован, если бы я вдруг отменила встречу. Мы запланировали ее почти неделю назад. — Кэти не собиралась сообщать ему, что субботний вечер был временем игры в бридж, на которой она присутствовала в качестве четвертого игрока.

Дэнни сунул руки в карманы.

— Ну, а как же Молли? — спросил он, хватаясь за соломинку. — Кто будет присматривать за ней, пока тебя не будет?

Она засмеялась.

— Ты, Дэнни. И не смотри на меня так — ты вполне в состоянии справиться с этим делом. Легче легкого. — Положив руки ему на плечи, она привстала на цыпочки и поцеловала его в губы быстрым и крепким поцелуем. Сердце у нее при этом чуть не выскочило. Стараясь казаться спокойной, она отступила на шаг и улыбнулась веселой улыбкой, которая успешно маскировала и бешеный пульс, и трясущиеся колени. — Спокойной ночи, Дэнни. — Усмехнувшись про себя, увидев его озадаченную физиономию, Кэти повернулась и танцующей походкой направилась в ванную, зная, что он смотрит ей вслед. У входа она остановилась, обернулась и, помахав ему, закрыла за собой дверь.

Дэнни стоял, ошеломленно пытаясь понять, что же произошло. Его застала врасплох горячая волна, прокатившаяся по телу, когда Кэти прижалась к нему и он ощутил прикосновение ее мягких губ.

Но это же Кэти, напомнил себе Дэнни, а не одна из тех циничных и соблазнительных женщин, с которыми он проводил свои дни (или ночи).

Это же Кэти, твердо повторил он про себя. И надо всегда об этом помнить. Он посмотрел в другой конец комнаты, где стояла тахта, и чуть не застонал — забыл, что будет спать на ней не один, а с Кэти. Всю ночь.

Он все-таки застонал. У него возникло чувство, что это будет очень длинная ночь.

 

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Ему снился сон.

Дождь все еще шел, и было слышно, как он барабанит по крыше. Почувствовав легкий озноб, Дэнни, не открывая глаз, теснее прижался к лежащему рядом с ним теплому, определенно женскому телу.

На ней почти ничего не было, понял он сквозь сон, когда уткнулся носом в теплую шею и вдохнул сладкий, пленительный запах. Вдоль своих ног он ощущал ее длинные голые ноги. Его рука перебралась по какой-то шелковистой материи к изгибу ее плеча, потом спустилась вниз по руке и остановилась на изгибе бедра. Она слегка пошевелилась, придвинулась еще ближе и вызвала моментальную реакцию его сонного тела.

Рука скользнула кверху, под шелк, по согретой сном коже, и он удовлетворенно вздохнул, уткнувшись ей в шею губами и пометив рядом поцелуев душистую женскую кожу. Его рука натолкнулась на округлость одной небольшой, упругой груди, и он снова вздохнул, обвиваясь телом вокруг нее, а его пальцы стали нежно поглаживать маленький, набухший сосок.

— М-м-м… — Тихий, женственный стон наслаждения заставил его пульс сильно ускориться. — Дэнни?..

При звуке этого тихого, хрипловатого шепота он резко открыл глаза — голос был ему знаком. Медленно поднял голову — это был не сон. Он не спит, а женщина, которую… Боже милостивый, это же Кэти!

Дэнни словно катапультой выбросило из постели.

Кэти перекатилась на спину и смотрела сонными глазами сквозь полуприкрытые веки, как он растирает руками лицо, пытаясь привести себя в норму.

Злясь на себя и на нее за то, что чуть было не случилось, — и за то, что уже случилось, — он начал закипать.

Ей что, обязательно нужно смотреть на него вот так? Это действует ему на нервы, выводит из равновесия. Что, черт побери, происходит?

Дэнни готов был кинуться к двери, лишь бы не видеть этого сонного и влекущего лица.

Великий Боже, как он мог допустить такое?

Это было во сне. В нормальном, здоровом сне нормального, здорового мужчины.

Вот только во сне он видел Кэти, и даже предпринимал кое-какие действия.

Переваривая эту неприятную мысль, Дэнни вдруг осознал, что ему стало трудно отделить ту Кэти, которую он всю жизнь знал, от этой очаровательной искусительницы, которая сейчас смотрела на него из-под сбившихся простыней. Ее рыжие волосы были взлохмачены, в глазах еще стоял сонный туман, а ее тело буквально источало флюиды соблазна. Шелковая вещица, которая была на ней, оказалась вполне респектабельной ночной рубашкой — вот только под ней угадывалось все, в том числе и пара торчащих сосков. Во рту у него пересохло, а в горле застрял комок величиной с булыжник.

Дэнни не смог удержаться и прошелся взглядом по ее телу — от взлохмаченной головы до покрытых розовым лаком ногтей на ногах. Ночная рубашка кончалась как раз на бедрах, открывая всю потрясающую протяженность ее обнаженных ног.

Схватив край сбившейся простыни, он резко потянул его кверху и подоткнул у самой ее шеи, стараясь, чтобы ни один дюйм ее восхитительного тела не выглядывал наружу.

— Прикройся, — буркнул он, — а то простудишься.

Кэти засмеялась и ногами сбросила с себя простыню.

— Не смеши, Дэнни, здесь тепло. — Она зевнула, подняла руки и потянулась всем телом, явно забавляясь его смятением.

Дэнни выругался про себя, увидев, как тонкий шелк натянулся на ее крепких грудях и пополз кверху, обнажив еще несколько дюймов.

— Ты чего вскочил? — лениво спросила Кэти, продолжая издеваться.

Она отлично помнила, как в полудреме почувствовала его руки, такие теплые и такие нежные. Полусонная и озябшая, она потянулась к нему, к его теплу. Тотчас по ее телу прошла сладкая судорога.

Она до сих пор не могла унять сердцебиения.

Чрезвычайно довольная тем, что ей, наконец, удалось вывести его из равновесия, Кэти посмотрела на него снизу вверх.

Дэнни не мог отвести от нее глаз.

— Малышка, — выпалил он. — Я… я, ну, мне послышалось, будто малышка хнычет. — Это звучало разумно, может быть, даже логично. Во всяком случае, он на это надеялся.

Оглянувшись через плечо на спокойно спавшую в манежике Молли, Кэти снова улыбнулась.

— Я покормила ее и поменяла подгузник меньше двух часов назад. Она крепко спит.

— К-кофе, — проговорил он заикаясь, не зная, что еще можно придумать. — Мне нужен был кофе. — Хорошая доза кофеина, возможно, и есть то самое, что способно привести его в чувство. Не вредно будет и постоять подольше под холодным душем.

Кэти кивнула в сторону кухни.

— Кофе уже готов. — Она улыбнулась ему и вытянула одну ногу, забавляясь тем, как его глаза проследили за этим движением. — Я сварила его, когда вставала к Молли. — Она знала, что по утрам он не мог без кофе.

— Мне надо принять душ, — проворчал Дэнни, пригладив взлохмаченные волосы и с трудом оторвав взгляд от ее голых ног. Бросил взгляд на часы. — Уже почти десять. Надо двигать домой и начинать действовать. — Он повернулся, схватил рубашку и сунул руки в рукава. Хорошо еще, что он спал в джинсах, а то было бы дело. — Тебе что-нибудь привезти, когда вернусь? — Торопливо застегнул рубашку и тут же понял, что придется начинать все сначала, потому что пропустил одну пуговицу.

Кэти села в постели и запустила руку в спутанные волосы, еще больше взлохматив их. Стала осматриваться вокруг, задумчиво покусывая нижнюю губу. Он при этом чуть не застонал.

— Да вроде бы нет. Подгузников и молока у нас достаточно. Привези только что-нибудь себе на ужин, раз меня не будет.

— А куда ты собираешься… — Он даже прекратил застегивать рубашку, но тут же вспомнил. — Ах да. Сэм…

— Для тебя это создает какую-то проблему, Дэнни? — ласково спросила она с невинным видом, бросив на него взгляд из-под опущенных ресниц.

— Проблему? — Он яростно затряс головой: действительно, почему это должно создавать для него проблему? — Нет, конечно. Никакой проблемы это не создает. — Дэнни старался говорить ровным голосом, что стоило ему немалых усилий.

— Вот и хорошо. — Кэти соскользнула с кровати, ероша волосы и подавляя зевок. — Ну, раз ты отказываешься от кофе, то я, пожалуй, выпью чашечку. — Она ласково потрепала его по щеке и танцующей походкой прошла мимо, оставляя за собой едва уловимый, тонкий аромат. — Пока.

Как только за ним захлопнулась задняя дверь, Кэти начала смеяться. Он выглядел таким растерянным, что она была просто очарована. Нет, он просто душка, хотя ему об этом лучше не говорить.

Значит, она не такая, да? У нее возникло ощущение, что Дэнни очень скоро предстоит узнать, до какой степени она не такая и как идеально подходит ему в действительности.

А уж она насладится каждой благословенной минутой этой операции.

— Ну, вот и ты, Малыш Дэнни, — с улыбкой сказал Па, наполняя пивом кружку и двигая ее по стойке бара к жаждущему посетителю. В свои семьдесят восемь лет Шон Патрик Салливан напоминал большого гнома. Это был крупный мужчина с копной снежно-белых волос и озорным блеском в глазах.

Он также был единственным из живущих на земле людей, кому позволялось называть его рослого (шесть футов четыре дюйма) внука Малышом Дэнни.

Продолжая вытирать поцарапанную деревянную стойку белой тряпкой, постоянно переброшенной у него через левое плечо, Па внимательно изучал своего среднего внука. Мальчика что-то гнетет. Надо быть круглым болваном, чтобы этого не заметить.

Он ощутил прилив отеческой любви, появившейся у него с тех пор, как у его старшего сына Джока начали появляться собственные сыновья. Мальчишки, как он ласково называл внуков, выросли и превратились в настоящих мужчин. Причем красивых, с гордостью подумал Па, пытаясь стереть со стойки какое-то древнее пятно. А у Майкла уже есть дочка, и кто-то еще на подходе — прибавление к клану. Тут есть чем гордиться, и он знал, что их отец, будь он жив, тоже гордился бы ими.

— Какие-то проблемы в участке, Малыш Дэнни? — Уйдя в отставку после тридцати лет службы в полиции Чикаго, Па до сих пор живо интересовался делами и готов был терпеливо выслушивать все, что имело отношение к полицейским. Особенно к его любимым внукам.

Дэнни секунду поколебался. Они с Па были очень близки, так что он мог бы догадаться, что тот сразу почует неладное. Он никогда не лгал деду и не собирался делать это сейчас.

— Ничего, Па, в участке все в порядке. — Это не было ложью, так как никто в участке не знал о Молли — пока.

Его отношения с дедом были особыми. Когда после гибели отца Дэнни взбунтовался и ушел в банду, Па не находил себе места и однажды вечером заявился прямо в банду, чтобы попытаться образумить его. В тот период Дэнни считал себя крутым, сильным и непобедимым. Ему не был нужен никто, а тем более семья. Но как только увидел, как главарь банды, Соло, грубо толкнул деда, то сразу понял, каким был дураком и какую совершил ошибку. Только втроем бандиты смогли оторвать его от Соло, которого он убил бы голыми руками.

До того случая Дэнни никогда не задумывался, что значили для него родные, семья. После смерти отца ему было так плохо, что он избегал родственников, словно боясь, что они тоже вдруг возьмут и умрут.

С бандой было покончено. Они с Па никогда не говорили о той ночи, когда ввалились, спотыкаясь, в дом: он — с разбитыми в кровь кулаками, дед — с травмированной ирландской гордостью. Па сказал только, что и сам справился бы с тем подонком.

Тогда-то между ними и возникла особая связь — нерушимая мужская дружба.

— Так, Малыш Дэнни, раз это не связано с работой, значит, дело наверняка касается женщины.

Дэнни бросил на деда ошарашенный взгляд.

— Ну, что ты так смотришь на меня? — Па обиженно фыркнул. — Я, сынок, старый, а не мертвый. Да, я еще помню, сколько неприятностей может причинить мужчине женщина, — задумчиво кивнул он. — Припоминаю, что в свое время пару раз и у меня было точно такое же лицо. — И поторопился добавить: — Конечно, это случалось до того, как я познакомился с твоей бабушкой.

Наметанным взглядом Па окинул бар, который был знаком ему, как собственное лицо в зеркале. Пивная «Салливанз паб» больше полусотни лет простояла на одном и том же углу Логан-сквер. Расположенная всего в трех кварталах от Шекспировского полицейского участка, она со дня своего открытия служила излюбленным местом сборищ для копов.

Сейчас, поздним утром, пивная была пуста, но через несколько часов она заполнится шумной толпой полицейских и местных завсегдатаев, а также многочисленными членами клана Салливанов.

— Ну, Малыш Дэнни, которая же из милых девушек причинила тебе беспокойство на этот раз? — Па усмехнулся и, продолжая полировать стойку, стал постепенно продвигаться к внуку.

Дэнни подумал о Кэти, но тотчас прогнал эту мысль — она не причиняет ему беспокойства, пока он сам о ней не думает.

— На сей раз это одна рыженькая малышка, Па, — с широкой улыбкой сказал он, думая о Молли.

Па засмеялся.

— А, значит, рыжекудрая красавица. — Он одобрительно кивнул. Среди внуков Дэнни больше всех походил на него — гордый, упрямый, чуточку озорной в жизни и в душе. Он всегда питал к мальчишке слабость. Не то чтобы он меньше любил других внуков, но Дэнни… у Дэнни был — хорошо это или плохо — темперамент истинного Салливана. Дэнни сильно напоминал ему его самого в юности.

— Ты знаешь, что я всегда говорю о рыженьких, Малыш Дэнни…

— И что же такое ты тут рассказываешь о нас, рыжих? — спросила Мэйв Салливан, войдя через вращающуюся дверь, ведущую из кухни в бар, и улыбнувшись сыну.

В свои пятьдесят шесть лет она все еще была красавицей. Ее густые рыжевато-каштановые волосы, лишь чуть тронутые сединой, обрамляли лицо, которому, как ей сказал однажды покойный муж, место было на камее. Сверкающие синие глаза, так похожие на глаза сына, смотрели на мир с добротой и юмором.

— Ничего такого, Мэйв. — У Па был смущенный вид. — Абсолютно ничего. — Откашлявшись, он вдруг особенно заинтересовался каким-то пятном на другом конце стойки.

— Ты уже позавтракал, Дэнни? — спросила она, подходя и становясь рядом с сыном. При росте в пять футов и три дюйма Мэйв была едва по плечо любому из сыновей, но она никогда не считала, что авторитет зависит от физических размеров. После безвременной гибели мужа она управляла детьми добрым словом и твердой рукой.

Подняв голову, она улыбнулась Дэнни. На кого бы из сыновей она ни смотрела, всегда видела перед собой их отца. Они были его зеркальным отражением, и это приносило ей утешение все эти годы, когда ушел из жизни ее дорогой Джок.

Она полюбила Джока с первого взгляда, когда шестнадцатилетней девушкой увидела его на ярмарке в графстве Дингл. Джок приехал в Ирландию на каникулы вместе с семьей. Они славно повеселились тогда, и под конец до Джока дошло то, что она знала с самого начала, — они были суждены друг другу.

Кончилось тем, что она распрощалась с родиной, оставила того, кому была обещана, и последовала за Джоком в Америку, где стала его женой. Она ни разу за все сорок лет, что прошли с тех пор, не оглянулась назад и ни о чем не пожалела.

Когда Джок погиб, вместе с ним умерла и какая-то часть ее самой; но он оставил ей сыновей. Она всегда благодарила судьбу за то, что ей дана была эта любовь всей ее жизни, хотя бы даже ненадолго. Не меньшего она желала и для сыновей.

— Дэнни? — Приподняв бровь, Мэйв вытерла руки о свой крахмальный белый фартук. — Так ты уже завтракал или нет?

— Нет, Ма, еще нет. — Проведя рукой по волосам, Дэнни соскользнул с табуретки, наклонился и смачно чмокнул мать в щеку, потом ласково приобнял ее за плечи. — Но если ты немного постараешься, то, может, и уговоришь меня позволить тебе приготовить мне что-нибудь.

Мэйв засмеялась и повела его на кухню, обнимая рукой за талию. Она заметила помятый вид и беспокойство в глазах сына, но ничем этого не выдала.

Ее сыновья теперь взрослые мужчины, и она не хотела превращаться в одну из этих назойливо любопытных мамаш, всюду лезущих со своими вопросами и мнениями. Когда Дэнни захочет, он сам скажет, отчего у него в глазах эта тень:

Если же этого не произойдет, тогда она просто спросит у него. Кое-какие права у матери все же есть.

— Тебе хочется чего-то особенного, Дэнни? — спросила она, подходя к холодильнику и доставая оттуда яйца, бекон и крупную картофелину.

Дэнни пожал плечами.

— Нет, Ма, ничего особенного. — Он налил себе чашку кофе, выдвинул стул и оседлал его.

Кухня была запретной зоной для посетителей и вторым домом для семьи. В любое время дня там можно было застать кого-нибудь за разговором с матерью или за поглощением одного из ее знаменитых ирландских блюд. Однако этим утром, к его облегчению, кухня была на удивление тихой.

— Значит, все хорошо? — Мэйв положила бекон на сковороду и поставила жариться, а на другую порезала картофелину и немного луку.

Дэнни прихлебывал кофе.

— Ма, можно задать тебе вопрос?

Она улыбнулась, переворачивая бекон.

— Я твоя мать, Дэниэл, можешь спрашивать меня о чем угодно. — Она оглянулась на него через плечо; глаза у нее весело блеснули. — Так говорится в Материнской Книге.

Материнская Книга была ее изобретением. В ней находились ответы на все вопросы молодого поколения.

— Ты что-нибудь знаешь о парне по имени Сэм, с которым встречается Кэти?

Рука Мэйв замерла над сковородкой — вот, значит, откуда ветер дует. Дэниэл наконец-то заметил, что Кэти уже не маленькая девочка. А то она уже начала было беспокоиться, что ее сын так никогда и не прозреет.

— Сэм? — Мэйв поразмышляла над этим именем несколько секунд, пока разбивала в сковороду тройку яиц и привычно заправляла в тостер два ломтя хлеба. — Не помню, чтобы я когда-нибудь слышала от нее это имя. Может, это какой-то новый знакомый? — спросила она, с улыбкой поворачиваясь к сыну. — Знаешь, наша Кэти выросла и стала красивой женщиной. От поклонников у нее отбоя нет. — Судьба не благословила ее дочкой, но она не могла бы любить Кэти больше, даже если бы та была ее родным ребенком.

Дэнни крякнул, потом поднялся, чтобы намазать маслом тост. Ему только не хватало разговоров о том, какая Кэти красивая!

Он снова сел, держа в руке тост, и Мэйв поставила перед ним тарелку с едой. Потом взяла свою чашку с кофе и уселась напротив за длинным деревянным столом.

— И что, ее встречи с Сэмом тебя тревожат?

— Тревожат? — Жуя с задумчивым видом, Дэнни покачал головой. — Нет, я думаю, «тревожат» — это не то слово.

Мэйв улыбнулась.

— А какое же слово «то»?

— Беспокоят, — решил он. Да, именно так. — Я просто беспокоюсь за нее, Ма. Ты знаешь, она так молода…

— Она взрослая женщина, Дэниэл, ей почти двадцать семь лет. Достаточно взрослая, чтобы принимать разумные решения, особенно те, что касаются ее жизни и мужчин. В ее возрасте я уже была замужем несколько лет и беременна твоим братом Майклом.

— Да, но если она свяжется с нехорошим парнем, ему ничего не будет стоить обмануть ее.

Мэйв покрутила в пальцах свою чашку.

— А у тебя есть причина считать, что этот человек обманет ее? — Она почувствовала легкое беспокойство.

Он непроизвольно сжал кулаки.

— Лучше, черт возьми, ему этого не делать. Если ему дорога его жизнь.

Мэйв постаралась спрятать улыбку.

— Ты сказал Кэти, что беспокоишься за нее?

Дэнни нахмурился и отодвинул тарелку.

— Нет, Ма, не сказал. Не думаю, чтобы это ей очень понравилось.

— Что ты такое говоришь? Вас с ней было водой не разлить. Я уверена, ей было бы приятно узнать, что ты заботишься об ее благополучии.

Он пожал плечами.

— Просто мне кажется, что она плохо воспримет критику с моей стороны, особенно в таком щекотливом деле. — Он взглянул на мать. — Вот я и подумал: может, ты бы поговорила с ней, сказала бы ей, чтоб была поосторожнее. А еще лучше, сказала бы, чтобы она вообще перестала с ним встречаться.

— Понятно. — Мэйв с трудом удержалась от смеха. — Я в восторге оттого, что тебя так заботит благополучие Кэти, но говорить за тебя — не мое дело. Ты ведь тоже взрослый человек, как и Кэти, и должен жить своим умом. — Она положила свою руку поверх его руки. — Послушай, что я скажу, Дэнни. Иногда, когда мы кого-то знаем очень-очень хорошо, мы склонны видеть этого человека не таким, каков он есть на самом деле.

Он нахмурился.

— Что ты хочешь этим сказать, Ма?

— Вы знаете друг друга с детства, поэтому, глядя на Кэти, ты видишь перед собой ребенка. Но она уже не ребенок, Дэнни, а взрослая женщина — красивая, умная женщина. Ты же, возможно, не видишь ее такой из-за того, что слишком привык к ней.

Дэнни вздохнул. Что бы сказала мать, если бы узнала, что в последнее время он как раз только и думает о той женщине, в которую превратилась Кэти.

— Может, пришло время тебе посмотреть на Кэти другими глазами. Увидеть ее такой, какой видят ее другие мужчины.

— Какой ее видит этот тип Сэм?

— Может, и так. — Она пожала плечами, — Если он встречается с Кэти, то, очевидно, она интересует его как женщина. Может, и тебе стоит перестать обращаться с ней как с ребенком и начать обращаться с ней как с женщиной. — Она похлопала его по руке. — Как я всегда говорила тебе и твоим братьям, вы во всем должны доверять сердцу. Оно никогда не даст вам сбиться с пути.

— Один раз, Ма, я уже доверился сердцу, и смотри, куда оно меня завело. — В голосе у него помимо воли прозвучала горечь.

Руки Мэйв крепче сжали чашку с кофе — сыновняя боль кольнула ее прямо в сердце. Она тщательно выбирала слова, стараясь успокоить его:

— Нет, сынок, твое сердце здесь не виновато. То, что ты чувствовал в сердце, было чистым и честным. У другого человека могло быть иначе. Твоей вины в этом нет.

Они с матерью встретились глазами.

— И как же я узнаю в следующий раз, какое у человека сердце? — Следующего раза не будет, но он не собирался сообщать ей об этом.

Она улыбнулась и опять похлопала его по руке.

— А ты опять спроси свое сердце — оно скажет тебе правду.

Наклонив голову набок, она пристально посмотрела на него.

— Ты можешь мне честно сказать, что у тебя не было никаких колебаний перед женитьбой? Сердце тебе говорило, что эта женщина как раз для тебя? Твоя вторая половинка? Ты ни в чем не сомневался и ничего не опасался?

Дэнни помолчал, уставившись в чашку с кофе. Раньше он не думал об этом, но сейчас понял, что мать права. Он знал или по крайней мере подозревал, что у него с Карлой не все идеально. Однако гнал от себя тревожные мысли, потому что она носила его ребенка. Он был абсолютно убежден, что их ребенок — причина более чем веская для женитьбы.

Мэйв покачала головой с задумчивым выражением в глазах.

— Запомни, Дэнни: для каждого мужчины существует идеальная женщина. Его идеальная пара. Твоя задача состоит в том, чтобы не только встретить эту предназначенную тебе женщину, но и узнать ее, когда встретишь. — Тщательно подбирая слова, она закончила: — Иногда эта женщина стоит прямо перед носом у мужчины — так близко, что он ее не видит.

— А папа узнал тебя?

Мэйв засмеялась и отпила глоток кофе.

— Не сразу. Но, как я уже сказала, иногда мужчины бывают так слепы, что не видят того, что у них под носом.

— И что было дальше?

Мэйв не удалось сдержать улыбку.

— Надо признаться, твой отец поддался не сразу, но он был упрямый человек, Дэнни, совсем как ты.

— Ты считаешь, что я упрямый? — спросил он, не зная, обижаться ему или нет.

— Разумеется. — Она нагнулась через стол и поцеловала его в щеку. — Это одно из самых милых твоих качеств.

— Ма, можно еще кое-что спросить? — Его голос изменился, в нем опять зазвучала боль.

— Конечно, сынок.

— Как… как ты узнала, что хочешь ребенка? То есть как ты узнала, что будешь хорошей матерью?

Мэйв глубоко вздохнула, понимая серьезность вопроса. Она догадывалась, что он как-то связан с неудавшимся браком сына.

— Я знала, что хочу ребенка, Дэниэл, потому что очень любила твоего отца. Когда двое любят друг друга — по-настоящему любят, то, совершенно естественно, хотят разделить эту радость и любовь с ребенком, который рождается из этой любви. — Она помолчала, отхлебнула кофе. — Что же касается того, как женщина узнает, будет ли она хорошей матерью, то для этого ей нужно только одно.

— Что именно? — спросил Дэнни, нахмурившись.

— Искреннее желание иметь ребенка. Если женщина хочет ребенка, Дэнни, действительно хочет, то этот ребенок будет рожден в любви и материнство станет естественной потребностью.

— Неужели это так просто?

Она улыбнулась.

— Все самые главные вещи в жизни просты, сынок. Это только люди их усложняют.

— Тебе никогда не приходило в голову… отдать кого-нибудь из нас? — Он понимал абсурдность своего вопроса, но все равно должен был задать его.

— Раз или два, когда вы были в переходном возрасте, у меня мелькала такая мысль, — со смехом призналась Мэйв, но потом ее лицо посерьезнело. — Я полагаю, ты задаешь этот вопрос не без причины, Дэниэл, но выпытывать ничего не буду. Нет, мне это никогда не приходило в голову. Но ты все-таки должен помнить, что растить ребенка нелегко, особенно сейчас. Всегда есть проблемы, заботы, которых ты не можешь предвидеть. Есть болезни, несчастные случаи. — Она перевела дыхание. — Быть родителем трудно, Дэниэл, потому что с того момента, как ты производишь ребенка на свет, твои первейшие мысли, первейшие действия уже не о себе и не для себя, а для твоего ребенка. Его счастье и благополучие теперь всегда будут стоять выше твоих собственных.

Он подумал о Карле — меньше всего она была способна поставить чьи-то потребности выше своих, особенно если это были потребности ребенка. Жаль, что он поздно это понял.

— То есть если кому-то пришлось, скажем так, отдать или оставить своего ребенка, то это не обязательно означает, что человек не хочет или не любит его?

Мэйв с тревогой взглянула на него — похоже, дело здесь не только в Кэти, есть еще что-то.

— Нет, я считаю, что не означает. Может быть, отказываясь от ребенка, родители надеются обеспечить ему лучшую жизнь.

— А это достаточно веская причина?

Мэйв пожала плечами.

— Кто мы такие, чтобы решать за другого человека, когда речь идет о его родном ребенке? Не нам принимать такое решение и не нам судить, Дэниэл. Люди — это всего лишь люди, им свойственно ошибаться. Не осуждай другого человека, пока не побывал на его месте. — Она с минуту поколебалась, отодвинула пустую кофейную чашку. — А теперь можно я задам вопрос тебе?

— Конечно, Ма.

— У тебя какие-то неприятности, сын? — Она заглянула ему в глаза. — Ты знаешь: что бы ни случилось, семья здесь, рядом с тобой. В чем бы ни состояла проблема, вместе мы всегда найдем решение. Ничто не покажется таким уж мрачным, когда тебя поддерживают те, кого ты любишь. Тебе пора бы уж это знать.

Тронутый ее словами, Дэнни встал и, перегнувшись через стол, поцеловал ее.

— Неприятностей у меня нет, Ма. Пока… — желая быть честным до конца, признался он. — Просто есть одно дело, о котором я хочу позаботиться, но говорить о нем пока не могу.

— А наша помощь тебе нужна, Дэниэл?

Он покачал головой.

— Пока нет.

— Если будет нужна, ты дашь нам знать, хорошо?

Ему не нравилось это беспокойство в глазах матери. В прошлом оно слишком часто появлялось там по его милости.

— Обещаю. — Он еще раз поцеловал ее. — Не надо беспокоиться, Ма.

— Это все равно, что просить меня не дышать, Дэниэл, — сказала она с улыбкой и влажно блеснула глазами. — Ты завтра придешь обедать?

Он совершенно забыл, что завтра воскресенье. В доме Салливанов воскресный обед был священной традицией. Где бы кто из них ни был, что бы ни делал, а домой на обед приходили все. Это был единственный день недели, когда паб закрывался и вся семья собиралась вместе.

— Разумеется.

Она улыбнулась.

— Отлично. А теперь иди умойся и переоденься, пожалуйста, во что-нибудь, в чем ты не спал.

Он встал.

— Ма, как ты узнала… — Он засмеялся. — Ладно, ничего.

Дэнни поднимался по задней лестнице к себе, думая над словами матери. Конечно, он не вцепился бы так в Молли, если бы не история с собственным ребенком. Эмоции захлестнули! И разницу между матерью Молли и Карлой он теперь тоже понимал. Одна сделала то, что сделала, из-за эгоизма, а другая, скорее всего, из-за любви.

Но все это не отменяло главного: надо было как можно скорее найти родных Молли. Пока у него действительно не начались крупные неприятности. Как и у Кэт. Он подумал о том, что сказала мать, и образ Кэти — взрослой Кэти — тут же встал у него перед глазами.

И зачем только ей надо было взрослеть? — мрачно спрашивал он себя.

Без этого все было бы гораздо проще.

 

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Было уже темно, когда Дэнни возвращался в детский сад. Дождь, начавшийся после обеда, с тех пор так и не переставал. В воздухе похолодало, и стало похоже больше на раннюю осень, чем на раннюю весну.

Он провел долгие часы, прочесывая улицы, разговаривал со всеми знакомыми и незнакомыми людьми — безрезультатно. Похоже, о Молли никто ничего не знал.

Отчаявшись, он заехал к миссис О'Бэньон, которая битый час потчевала его некрепким чаем и крепкими сплетнями, но даже она ничего не знала, что заставило его уже серьезно забеспокоиться. Если уж миссис О'Бэньон чего-то не знала, то кто мог знать? Эта чертовка знала все обо всех.

За исключением, по-видимому, Молли.

Он даже заскочил к себе в участок и застал там Патрика. Они зашли в паб, выпили по кружке пива и несколько минут поболтали. Он уже собрался было рассказать все брату, но передумал — не хотелось впутывать Патрика в неприятности с начальством. У него и так уже было несколько отстранений, не стоило добавлять новых.

Чувствуя, что потерпел поражение, он решил вернуться в детский сад, к Кэти, и удивился, почему при мысли об этом у него вдруг поднялось настроение. Он думал о ней почти весь день, не мог выбросить из головы, как навязчивую мелодию.

Повернув в переулок, ведущий к садику, он увидел, что там горит свет, и улыбнулся.

Дэнни поставил машину, вынул из нее чистую смену одежды, подошел к двери и тихо постучал.

— Мы тут тебя совсем заждались, — сказала Кэти вместо приветствия; вид у нее был хмурый. Она беспокоилась о нем; за весь день он даже не удосужился позвонить.

— И я рад тебя видеть, — отпарировал он, пытаясь не улыбнуться ей и кладя сверток с чистой одеждой на ближайший свободный стул.

Она потянула его за руку на кухню, где разогревала для Молли кашу и молоко.

— Ну, рассказывай, что узнал. — Кэти обернулась и посмотрела на него. — О, Господи, — пробормотала она, качая головой, — ты ничего не узнал, верно?

Не слушая ее, Дэнни подошел к манежику и вытащил оттуда Молли, которая при виде его радостно оживилась. Широко улыбнувшись, он потерся носом ей о щечку и вдохнул приятный младенческий запах.

— Привет, лапуля, — проворковал он. — Соскучилась без меня? — Дэнни стал медленно вальсировать по кругу, и малышка в восторге брыкнула ножками. — Правда? — Она радостно загукала. — Да, и я тоже соскучился по тебе, крошка. Так же сильно. — Он звонко чмокнул ее в щечку, потом с нею на руках вернулся на кухню. — Как прошел день, Кэт?

— Прекрасно, — ответила она, запустив руку в волосы и посмотрев на часы. Игроки в бридж, собиравшиеся под эгидой миссис Хеннипенни, превыше всего ценили пунктуальность. — Но я уже начинаю опаздывать, Дэнни.

— Опаздывать? — Он нахмурился. — Куда опаздывать? — Потом он вспомнил, и лицо у него помрачнело. — Ах да, я и забыл. У тебя свидание с этим, как его там…

— Не с «этим, как его там», а с Сэмом. — Напряжение в его голосе доставило ей немалое удовольствие.

— Ладно, как скажешь. — Он еще немного покачал Молли и пришел в восторг, когда она потянула в рот его палец, пытаясь пожевать.

— Мне еще надо зайти домой и переодеться, так что, может, ты ее покормишь? Бутылочка подогревается, и я уже приготовила в мисочке немного каши. Она на столе. Когда она поест, поменяй ей подгузник и уложи ее. Она не спала почти всю вторую половину дня. — Кэти смущенно улыбнулась. — Мы с ней… в общем, играли. Так что я думаю, она уже устала. Скорее всего, она проспит все время, пока меня не будет, но если проснется и заплачет, снова переодень ее и дай еще бутылочку. Я сделала две в запас и поставила в холодильник, так что тебе не придется с этим возиться. — Она оглянулась вокруг, не забыла ли чего.

— А зачем тебе переодеваться? — спросил он, окидывая ее взглядом и никак не реагируя на ее указания. — По-моему, ты выглядишь прекрасно.

— Прекрасно? — Кэти посмотрела на себя и скорчила гримасу при виде поношенных джинсов и слишком большой для нее, выцветшей фланелевой рубашки, которая раньше принадлежала Майклу. — Дэнни, эту одежду я держу здесь, чтобы переодеваться, когда занимаюсь уборкой. И уж разумеется, не могу идти в этом на свидание.

— Почему не можешь? — Он был искренне озадачен — ему она казалась восхитительной.

Досадливо вздохнув, Кэти покачала головой.

— На такой нелепый вопрос даже отвечать не хочется. — Она прислонилась бедром к кухонной стойке, следя за бутылочкой с молоком на плите. — Лучше скажи, ты сегодня обнаружил хоть какие-то зацепки? — Нервы у нее были на пределе. Она очень надеялась, что он вернется хоть с какой-то информацией.

Надеялась… и боялась — малышка была так очаровательна, что ей и думать не хотелось о том, чтобы с ней расстаться.

Дэнни пожал плечами, продолжая держать Молли на руках; потом выдвинул ногой стул и опустился на него.

— Ничего, Кэт, абсолютно ничего. — Он покачал головой. — Она словно из воздуха материализовалась. Ерунда какая-то получается.

— Дэнни, что же мы будем делать? — Она выключила газовую горелку, попробовала рукой бутылочку и поставила ее немного остыть. — Мы не можем держать ее здесь бесконечно. — Безнадежность их положения становилась все очевиднее. Чем ближе к понедельнику, тем сильнее нарастала в ней паника. На карту была поставлена его карьера. И ее тоже.

— Не знаю, Кэти. Но считаю, что паниковать еще рано.

— Ну, это замечательно, — бросила она, совершенно пораженная его беспечностью. — Позволь тебе напомнить, что мы держим этого ребенка уже так долго, что вряд ли сможем когда-либо разумно это объяснить. Нельзя бесконечно хранить присутствие Молли в тайне.

— Я знаю, Кэт, знаю. И я работаю над этим. — Он взял аккуратно сложенный нагрудник из стопки детского белья на столе и попытался повязать его Молли, которой это совершенно не понравилось. Она недовольно сморщилась, отвернулась и, вцепившись в нагрудник, стянула его. — Я даже заехал в участок и проверил списки пропавших без вести. Ничего. За исключением того, что утром я видел Патрика и заезжал повидаться к матери.

Кэти не удержалась от улыбки.

— И что же сказала тебе мама?

Он все еще пытался завязать на Молли нагрудник, но безуспешно.

— Она сказала, чтобы мы обязательно приходили домой на воскресный обед. — И спустя минуту добавил: — И что женщине, чтобы быть хорошей матерью, нужно только одно — желание иметь ребенка.

Она ошарашенно уставилась на него, стараясь понять смысл ответа.

— Ты ведь не сказал ей про Молли, нет? — От одной этой мысли ей стало дурно.

— Ну, разумеется, нет. Сказать такое маме, этому чемпиону по беспокойству? Даже я знаю, что этого делать нельзя. Нет, мы с ней просто… разговаривали. — Слова матери крутились у него в голове весь день, вместе с образом Кэти. — Но она сказала нечто такое, Кэт, что заставило меня задуматься. — Он встретился с ней взглядом. — Допустим, мы нашли мать Молли. Какая у нас гарантия, что, когда мы отдадим ей ребенка, она снова не бросит его? И вполне может быть, что в следующий раз Молли окажется у людей, которым она безразлична. Что тогда?

Кэти просто рухнула на стоявший рядом стул.

— Боже мой, Дэнни, это не приходило мне в голову. — Она содрогнулась, представив Молли в руках равнодушного и бесчувственного человека.

— Один раз она уже сделала это, — сказал Дэнни. — Что помешает ей сделать это во второй раз? — Взглянув на нее, он заметил, как она побледнела.

— Я не знаю. — Кэти покачала головой. — Правда не знаю. — Инстинктивно она потянулась через стол и схватила его за руку. — Дэнни, мы должны что-то сделать, чтобы это не повторилось. — Она взглянула на Молли, и ее глаза влажно заблестели. — Не хочется в этом признаваться, но я, кажется, влюбилась в нее.

Он тихо засмеялся.

— И не ты одна. — Дэнни наклонился и чмокнул малышку в щечку. Этого момента хватило, чтобы быстро нацепить нагрудник, так что она и понять ничего не успела. С победоносной улыбкой он посадил ее к себе на колено и ловко завязал тесемки.

— Э, да ты начинаешь неплохо с этим справляться, — с нескрываемым удивлением заметила Кэти.

— Само собой. — Он взглянул на нее с озорной улыбкой. — Салливаны со всем неплохо справляются.

Кэти еще раз бросила взгляд на часы.

— Дэнни, извини, мне надо идти, а то опоздаю. Но мы обязательно поговорим об этом. Нам надо решить, что делать дальше, и времени у нас мало.

Он вздохнул.

— Я знаю, Кэт. Знаю.

Она взяла сумочку и ключи от машины.

— Не забудь, что я сказала насчет того, как ее кормить.

— Не забуду. — Он встал и проводил ее до двери, держа Молли на руках. — Оденься потеплее. На дворе холодно, и дождь еще не перестал.

— Слушаюсь, папочка, — она возвела глаза к потолку и вздохнула.

— В котором часу ты вернешься? — как бы между прочим спросил Дэнни.

— Как получится. — Кэти поцеловала Молли и выплыла за дверь, успев заметить брошенный ей вслед хмурый взгляд.

Дэнни метался по комнатам, словно зверь в клетке, и в который раз смотрел на часы.

Где же она, черт побери?

И сколько времени, по мнению этого типа, может продолжаться свидание?

Дождь все не прекращался, и его нескончаемая дробь по крыше сводила с ума. В помещении было темно, горел лишь маленький светильник в кухне. Молли спала.

Дэнни смотрел портативный телевизор в игровой комнате, пока ему не стало казаться, что он сейчас ослепнет. Потом раскладывал пасьянс, пока не понял, какой он плохой игрок. После этого выпил три полных чашки крепкого кофе, и в результате нервы у него разыгрались больше прежнего.

Потом он просто ходил, беспокоясь и гадая, где она может быть.

А главное, что она делает.

Его воображение совсем распоясалось, породив в желудке ощущение дурноты, а в сердце — жажду убийства.

Дэнни уже собрался звонить в полицию, когда в замке заскрипел ключ. Вне себя от возмущения, он принял боевую стойку, чтобы высказать ей все, что о ней думает.

Подавив зевок, Кэти сунула ключ в замок задней двери. Наверняка у нее были вечера и похуже, но сейчас она не могла припомнить ни одного из них.

Сэм, который всегда отличался раздражительностью, на сей раз был просто невыносим. Он никогда не умел достойно проигрывать, а сегодня придирался буквально ко всему: какие карты ему сдали, как долго Кэти думает, прежде чем сделать ход, каким кофе и десертом угощала их миссис Хеннипенни. Если бы миссис Хеннипенни не была ей так симпатична, Кэти перестала бы ходить на эти посиделки. Но ей нравится бридж, как и общество миссис Хеннипенни, так что вечер не был потрачен впустую.

В конце концов у нее страшно разболелась головами она натерла ногу, поскольку туфли на высоких каблуках ей немного жали. Плата за тщеславие, подумала Кэти со вздохом, снимая туфлю с натертой ноги и тихо прикрывая за собой дверь.

Она чуть не завопила, когда железная рука схватила ее за локоть, развернула кругом и притиснула спиной к двери.

— Ты знаешь, который час? — резко спросил Дэнни, глядя на нее горящими от ярости глазами.

Пытаясь унять сердцебиение, Кэти изумленно смотрела на него. Никогда еще она не видела такого выражения у него в глазах — это была ярость, самая настоящая ярость; и что-то еще, не совсем понятное.

Да он же ревнует, поняла наконец она. Просто-напросто ревнует. Приятное тепло разлилось по телу и обволокло сердце — она могла поздравить себя: Дэнни, такой всегда спокойный и невозмутимый, сейчас таким не казался. Она бы даже сказала, что он — о чудо! — взволнован и возбужден. Это было чрезвычайно приятно.

Пытаясь казаться спокойной, несмотря на все еще бешено колотящееся сердце, Кэти несколько раз моргнула, потом томно улыбнулась.

— Который час? — переспросила она, потом притворно зевнула, легонько похлопав себя по губам. — А что? Это важно?

Дэнни расставил руки по обеим сторонам от Кэти, надежно приковав ее к месту.

— Это важно, — прорычал он, окидывая ее взглядом и отмечая шелковое платье цвета слоновой кости с такими же жакетом и туфлями. То есть туфлей, поправился он, не понимая, где и каким образом она потеряла вторую. Небось возилась где-нибудь с этим Сэмом, Мужчиной С Идеями. — Тебя полночи нет, потом ты приходишь в полуодетом виде и еще спрашиваешь, имеет ли это какое-нибудь значение?

Дэнни приблизился на шаг, словно хотел устрашить ее своими размерами и своей яростью, но она никогда не боялась его. В каком бы отвратительном настроении ни был, он не тронет и волоска у нее на голове. Как, впрочем, и ни у какой другой женщины.

Кэти вздернула подбородок и спокойно встретила его яростный взгляд.

— Я вовсе не в полуодетом виде, — возразила она полным достоинства тоном. — На мне просто нет… одной туфли. — Кэти не собиралась объяснять, что выронила ее, когда он накинулся на нее. Хорошо еще, что она при этом не потеряла вторую. — И неправда, что меня не было полночи. — Она не смогла сдержать улыбки. — Всего только… часть ночи.

Движением, которое было задумано как небрежное, Кэти сняла свой шелковый, цвета слоновой кости, жакет и увидела, как его глаза стали похожими на блюдца.

Боже милостивый! Сквозь ее платье видно все! Оно гораздо тоньше, чем столь памятная ему ночная рубашка, и под ним виднелось что-то ажурно-кружевное и атласное. Одна из бретелек соскользнула у нее с плеча, и у Дэнни пересохло во рту — не иначе, дело рук Сэма, подумал он.

Неужели у нее нет ничего… поскромнее? Притиснув ее к двери, он жадно ощупывал Кэти глазами. Ее влажные от дождя волосы были взлохмачены, будто она только что выбралась из постели. Широко раскрытые глаза хранили задумчивое выражение, а губы, эти сводившие его с ума губы, казались припухшими, словно их целовали, и целовали со знанием дела.

Эта мысль почему-то привела его в ярость. Копившееся весь вечер разочарование, тревога и гнев выплеснулись наружу.

— Знаешь, Кэт, тебе стоит быть поосторожнее. Иначе кое у кого могут появиться разные идеи, — прорычал он. — Я понял из твоих рассказов, у этого твоего Сэма идей и так хватает.

Стараясь сдержать улыбку, она прикоснулась пальцем к его виску.

— У тебя жилка прыгает, Дэнни. — Она погладила то место, где бился пульс. — Ты это знаешь?

— Оставь мои жилки в покое, — огрызнулся он, вздрогнув от ее прикосновения, как от ожога. — И не увиливай от ответа. Где ты была? — И что делала, добавил он про себя.

Кэти опять зевнула.

— Где была? — переспросила она с невинным видом. — Вряд ли ты мне поверишь, если я скажу тебе, что мы… играли в карты? — Она засмеялась, увидев выражение его лица.

— Даже за деньги не поверю, — проворчал Дэнни, глядя ей в глаза.

— А мы и не играли на деньги. — Она лучезарно улыбнулась. — Это было бы противозаконно.

— Нарываешься, Кэт. Честное слово, нарываешься.

— И на что же именно я нарываюсь, Дэнни? — Она упрямо не отводила глаз, хотя у нее дрожал каждый нерв от невыносимой близости к нему.

— Как ты можешь вообще… так себя вести… так одеваться…

И тут Кэти вспылила.

— Как — «так», Дэнни? Как я себя веду? Как я одеваюсь? — Она смотрела на него с гневным вызовом. — Как взрослый человек? Может быть, именно это тебе не нравится, Дэнни? — Кэти нарочито медленно провела языком по губам, по-прежнему глядя ему прямо в глаза. — А может, тебе не нравится, что я уже не ребенок, а взрослая женщина?..

— Которая, похоже, ищет себе неприятностей, — перебил он. Ее слова попали в цель — руки, упиравшиеся в стену по обеим сторонам от ее головы, сжались в кулаки.

— Откуда тебе знать, чего я ищу, Дэнни? Ты же меня в упор не видишь. А другие мужчины не такие слепые. — К глазам подступали слезы, но она решила не поддаваться слабости. Она не заплачет. Ни за что!

Дэнни не хотел слышать о других мужчинах. Не хотел думать о том, что она выросла и стала взрослой. Он вообще не хотел думать.

Сам удивившись молниеносности своего движения, Дэнни схватил ее за волосы и оттянул ей голову назад. Он не мог больше сопротивляться. Подгоняемый силой, над которой был не властен, он впился в ее губы.

Желание опалило его, словно пламя пожара. Он тихо застонал, обхватил ее за тонкую талию и притянул к себе.

Ее губы раскрылись под его натиском, и она слабо застонала, ощущая вкус его разочарования, его гнева, его страсти. Его великолепной страсти. Она прильнула к нему, обхватила его руками, выплескивая накопившиеся за все эти годы любовь, тоску, желание.

Его рука соскользнула ей на бедро, обхватила и прижала еще теснее к отвердевшей плоти. Желание огненным языком выжигало его изнутри.

Он так давно ничего не чувствовал, так давно похоронил все свои мечты и надежды! Но сейчас было не просто вожделение. Сейчас он хотел больше. Дэнни давил на нее всем телом, прижимая ее спиной к двери, пока не начал чувствовать каждый ее дюйм так, словно это была свежая наколка у него на коже. Он знал, что ему никогда не забыть этого мгновения — как изогнулась ее тонкая талия, как ее маленькие груди расплющились о его грудь, как податливо раскрылись губы. Она слилась с его телом, словно ей было предназначено принадлежать ему.

Он хотел ее больше всего на свете, но помнил, чего стоило ему в прошлом желание. Знал, что хотеть значило потерять.

И все равно хотел.

Она задрожала, когда его ладонь накрыла ее маленькую упругую грудь. Дэнни услышал ее слабый стон, ее участившееся дыхание.

Кэти прижималась к нему, крепко обхватив руками. Вся накопившаяся у нее в сердце любовь изливалась на него сейчас; она вжималась в его тело, словно старалась раствориться в нем.

Его рука стала нежно ласкать ей грудь, нашла чувствительный сосок.

— Дэнни… — Звук ее голоса пробился сквозь его эротический транс, и действительность обрушилась на него, как камнепад. Он резко отступил назад, уронив руки.

Кэти потрясенно смотрела на него широко раскрытыми, затуманенными глазами, губы у нее покраснели и припухли.

— Дэнни?

— Прости, — тихо сказал он, не осмеливаясь взглянуть на нее. — Прости меня, Кэти. — Кровь все еще жарко и быстро стучала у него в жилах. Надо было взять себя в руки. Немедленно.

Глаза у нее наполнились слезами, лицо Дэнни поплыло. За что он просит простить его?

— За что? — требовательно спросила она, изо всех сил сдерживая слезы.

— Мне не следовало этого делать.

— Ты ничего и не сделал. — Она не могла сдержать обиды и гнева. — Мы сделали это. Вместе, Дэнни. Я в такой же степени участвовала в этом, как и ты.

Он покачал головой.

— Мне этого не нужно, — сказал он. Конечно, ему этого не нужно. Ему не нужна любовь, и ему не нужна Кэти. Никогда больше не позволит он себе полюбить женщину. Особенно такую женщину, как Кэти, у которой есть все, чего он когда-либо хотел.

— Ты врешь, — сказала она, наблюдая за мучительной борьбой у него в глазах и на лице. — Это нужно тебе, Дэнни, — тихо прошептала она, не сдерживая больше слез. — И тебе нужна я. Ты просто не хочешь или не можешь этого признать.

— Нет. — Слово прозвучало холодно и безучастно. Он сжал кулаки и сунул их поглубже в карманы, чтобы не прикоснуться к ней снова.

— Да, Дэнни. Ты больше не можешь этого отрицать. Я вижу тебя насквозь. Ты просто боишься признать, чего хочешь и что чувствуешь. — Кэти вздернула подбородок, вынуждая его посмотреть ей в глаза. — Ты боишься, Дэниэл Салливан. Боишься.

Никакие другие слова не возымели бы такого эффекта. Словно прозвучал боевой клич. Словно перчатка брошена к ногам.

— Боюсь? — с насмешкой сказал он, зная, что она права, и ненавидя за это и ее, и себя. — Да я в жизни ничего не боялся.

Это было неправдой — он боялся ее, боялся тех чувств, какие она в нем будила, заставляя снова мечтать о любящей жене, своем доме, о семье. Этого никогда не будет. Он усвоил урок и больше никогда не позволит себе строить воздушные замки.

— Врешь. — Она смахнула катящиеся по щекам слезы.

— Мне надо идти. — Ему было невыносимо видеть эти слезы. Дэнни резко повернулся и схватил со спинки стула свою кожаную куртку. Ему нужно на воздух, нужно немного времени, чтобы прийти в себя.

Кэти отступила от двери, и он резко распахнул ее, чуть не сорвав с петель.

— От меня ты можешь убежать, Дэнни, — едва слышно произнесла она. — Но от себя не скроешься.

Может, и нет, подумал он, захлопнув за собой дверь и шагнув в дождливую темноту ночи. Но он, черт возьми, обязательно попробует.

Она плакала, пока не уснула.

Словно из солидарности, Молли проснулась и тоже заплакала. Переодев и накормив ее, Кэти села в кресло-качалку и стала тихо напевать. Она чувствовала себя совершенно несчастной.

Наконец малышка закрыла глаза, и Кэти бережно положила ее в манежик. Ей не хотелось думать о предстоящей разлуке с Молли. От этой мысли становилось совсем тошно.

Глотая слезы, Кэти забралась обратно в постель. Без Дэнни она показалась холодной и пустой. И кто знает, вернется ли он вообще?

Солнце только что начало золотить горизонт, когда Кэти почувствовала чью-то руку у себя на плече. Она застонала, перекатилась на живот и попыталась глубже зарыться в подушки. Голова раскалывалась, глаза все еще горели от слез. Она не была готова встретиться сейчас лицом к лицу с окружающим миром и надеялась, что трясущий ее за плечо, кто бы это ни был, оставит ее в покое и уйдет.

Как можно дальше.

— Кэти. — Голос Дэнни проник в сознание сквозь сонную одурь. — Проснись. Я все узнал о родных Молли.

 

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Еще не совсем проснувшаяся Кэти сидела за кухонным столом и пила крепкий черный кофе. Дэнни сидел напротив и тоже казался измученным. По его виду она догадалась, что он не спал всю ночь.

Рядом с ним сидела Марта с малышкой Молли на руках.

— Я не знала, что еще можно было сделать, Дэнни, — тихо говорила она. — Ее просто оставили у дверей приюта.

Марта сунула руку в карман пальто и извлекла оттуда измятый листок бумаги.

— Эта записка была приколота к ее рубашонке. — Немного расправив листок, она передала его Дэнни.

Взглянув на Кэти, он стал читать записку.

«Пожалуйста, позаботьтесь о моей малышке. Я люблю ее, но не в состоянии заботиться о ней. Я очень больна, и у меня нет родных, нет никого, кто мог бы о ней позаботиться, и я не знаю, что мне делать. Уверена, что здесь она будет в безопасности. Пожалуйста, скажите ей, что мама очень ее любила».

Дэнни сидел молча, стараясь понять глубину отчаяния матери, отказавшейся от своего ребенка.

Он передал записку Кэти, которая быстро прочитала ее. Их взгляды встретились, и они поняли друг друга без слов.

— Марта, — медленно заговорил Дэнни. — Ради всего святого, почему ты положила ее ко мне в патрульную машину? — Он не был уверен, что правильно понимает происходящее. Нет, он понимал, что мать оказалась не в состоянии заботиться о ребенке. Но не понимал, почему именно он оказался вовлеченным в эту историю.

Марта тяжело вздохнула.

— Ну, Дэнни, я боялась, что если о ней узнают официальные власти, то ее отправят в один из этих центров для никому не нужных детей. Или в приемную семью, — добавила она с неприязнью в голосе и со слезами на глазах. Потом покачала головой. — Я не хотела этого. Знаю, какие бывают приемные семьи — холод и безразличие. И я испугалась… — Она на секунду отвела глаза, а когда вновь заговорила, то ее голос звучал чуть слышно. — Я сама выросла в одной из таких семей, получающих государственную субсидию. Конечно, с тех пор кое-что изменилось, но не настолько, чтобы мне захотелось обречь эту крохотулю на такую жизнь. Когда ребенок ни с кем и нигде. Когда у него нет ни дома, ни семьи. — Она выпрямилась, собираясь с духом, и нежно поцеловала Молли в щечку. — Эта малышка заслуживает лучшего.

Слушая Марту, Кэти чувствовала, как к горлу подкатывает комок. Слишком знакомо все это было.

Какой стала бы ее жизнь, если бы не Салливаны?

Думать об этом не хотелось. История с Молли заставила ее оценить до конца то, что сделала для нее семья Салливан.

И теперь она знала, что не бросит Молли.

Марта шмыгнула носом.

— Я положила Молли к тебе в машину, Дэнни, потому что знала: ты сумеешь о ней позаботиться. И оказалась права, — добавила она с улыбкой. — Я вижу, как хорошо ты к ней относишься. Как ты любишь ее, словно собственного ребенка.

Несколько секунд Дэнни переваривал ее слова. Он действительно полюбил Молли, но дело было не в этом.

— Марта, а тебе не приходило в голову, что я-то как раз и мог бы отправить ее по официальным инстанциям? — негромко спросил он.

Тихонько засмеявшись, она покачала головой.

— Только не ты, Дэнни. Никогда в жизни. Уж я-то тебя знаю как облупленного. Знаю, как ты относишься к ребятишкам. И ко всем здешним жителям, как ведешь себя с родными. Ты от доброго ирландского корня, Дэнни. Я наблюдала за тобой все эти годы. Твоя мама одна растила всех вас после смерти отца, и вырастила на славу.

— Ты знаешь моих братьев? — удивленно спросил он, и она опять тихо засмеялась.

— Я сочла своим долгом узнать их. В округе ведь все известно. Майкл — самый старший в семье. Я слышала, что у него хорошенькая молодая жена и маленькая дочка. Патрик — самый младший. Слишком серьезен на мой вкус, но такой уж он человек. Потом твой дедушка Па. — Ее глаза заблестели. — Недаром говорится, что яблочко от яблони далеко не падает. В каждом из вас я замечаю кое-что от него. Он сильный и гордый мужчина. Должно быть, твой отец был похож на него.

— Верно, — сказал Дэнни, все еще не оправившись от удивления.

— Я знала тебя и твою семью, Дэнни, знала, что ты никогда не отвернешься от человека, который в тебе нуждается. — Марта с улыбкой похлопала его по руке, видя, как он покраснел. — Особенно, если это бедная крохотуля, у которой нет ни одной родной души на свете. Уверена, что если кто и сможет как следует позаботиться об этой малышке, так это ты.

Дэнни с немного смущенным видом протянул руку и погладил Молли по головке.

— Марта, почему ты просто не пришла ко мне и не объяснила ситуацию?

Она пожала плечами.

— Запаниковала, наверно. Когда я нашла ее, то сразу поняла, что нам с ней надо убираться из приюта, пока ее не обнаружил кто-нибудь еще. Я не знала, что делать. Пошла к полицейскому участку, чтобы поговорить с тобой, но внутрь заходить не стала; не хотела, чтобы меня видели с малышкой, ведь многие, заметив с ней такого человека, как я, начали бы задавать вопросы. Увидев твою машину, я подумала: вот и выход. Положила ее на сиденье, опустила стекло, чтобы ей было чем дышать, а потом спряталась за углом, пока не вышел ты, — хотела убедиться, что с ней все в порядке. Как только я тебя увидела, то сразу поняла: мне не о чем больше беспокоиться.

— Почему же ты не рассказала мне обо всем в тот вечер, когда мы с Кэти подвозили тебя к приюту? — Дэнни подумал о том, как они вымотались, пытаясь найти родных Молли; каким переживаниям и какому риску он подверг Кэти. Однако сердиться на Марту было трудно. Ее побуждения делали ей честь, даже если методы немного хромали.

— Я думала об этом, — призналась Марта. — Но когда увидела, как ты и Кэти относитесь к малышке, то поняла, что приняла правильное решение. Мне казалось, когда вы узнаете, что у Молли родных нет, то возьмете ее к себе.

Вздохнув, Дэнни запустил руку в волосы. Все, что говорила Марта, имело смысл, кроме одной маленькой детали — у него не было законного права оставить Молли у себя.

— Марта. — Он сжал ее свободную руку. — Я не имею права просто так взять и оставить ее у себя.

Его слова встревожили Марту.

— Почему? — Она со страхом посмотрела на него. — Здесь, в этой вот записке, прямо так и говорится, что ее мама больна и не может заботиться о ней. У этой женщины больше никого нет. Если бы кто-то был, она бы не оставила своего ребенка в приюте. Так почему же ты не можешь просто оставить ее у себя?

Дэнни снова вздохнул. Как объяснить Марте, что найти ребенка — это не все равно что найти… ну, скажем, кошелек.

— Потому что я полицейский, Марта. По закону требуется, чтобы я сообщил о брошенном ребенке. — Он старался говорить как можно мягче и надеялся, что она поймет ситуацию, которая ему самому была не вполне понятна.

— Но она ведь не брошенная, — тихо возразила Марта, крепче прижимая к себе Молли. — У нее есть ты, — она перевела взгляд, — и Кэти. Правда, Кэти?

Глаза Марты смотрели умоляюще, и Кэти кивнула, не в силах совладать с собой.

Все, что говорил Дэнни, было верным и разумным. Но и все, что говорила Марта, — тоже. Да и Кэти слишком сильно привязалась к Молли, чтобы просто сдать ее в какое-то учреждение.

Так что же делать? — спрашивала она себя. Одно было ясно — в ОДДС она Молли не сдаст. На весах лежит жизнь маленького человека, и этим все сказано. Есть вещи поважнее правил и предписаний. Или даже тюремных решеток.

— Ты права, Марта. — Дотянувшись через стол, Кэти похлопала старую женщину по руке. — Я люблю Молли так, будто она мне родная.

— Значит, вы возьмете ее? — с надеждой спросила Марта, переводя широко раскрытые глаза с Кэти на Дэнни.

Они нервно переглянулись.

— Дэнни, — неуверенно начала Кэти, обдумывая некую идею. — Моя лицензия дает мне статус законно зарегистрированного представителя ОДДС. Это означает, что я не только представляю Отдел в чисто юридическом смысле, но и полномочна иметь дело со всеми подопечными ОДДС. Так что формально, раз Молли находится здесь, ты уже поручил ее заботам ОДДС.

Взглянув на Марту, лицо которой выражало полное смятение, она пояснила:

— Так как семей, желающих взять на воспитание ребенка, очень мало, особенно если речь идет о грудных младенцах, мой детский садик имеет право принимать подопечных ОДДС. Мне нередко приходится заниматься всякими неотложными случаями.

Постепенно лицо Дэнни осветилось улыбкой. Логика Кэти показалась ему убедительной.

— Понимаю, куда ты клонишь, Кэт. — Он улыбнулся еще шире. — Отличная идея. По крайней мере, мы выиграем какое-то время. — Ему нужно было время, чтобы все как следует обдумать. Здесь многое следовало принять в расчет. Любое решение могло стать роковым для Молли, поэтому он хотел рассмотреть его со всех точек зрения. — Я думаю, Питер смог бы помочь нам определиться в этом деле и поступить разумно и юридически безупречно. — Иногда бывает очень полезно иметь кузена-адвоката.

— Значит, вы оставляете Молли у себя? — с надеждой спросила Марта, переводя взгляд с одной на другого.

— Пока да, — подтвердил Дэнни и вздохнул с облегчением. Дай Бог, чтобы официальные власти приняли логику Кэти. По крайней мере, на то время, которое ему нужно для обдумывания дальнейших шагов. Многое, к сожалению, было не в его власти.

— Что же мы будем делать сейчас? — спросила Марта, поглаживая Молли по щечке.

Дэнни взглянул на Кэти. Она выглядела совершенно измученной, и он почувствовал себя виноватым. Наверняка она долго не спала и плакала вчера вечером после того, как он сбежал. Но теперь было не время думать об этом. Слишком много сейчас надо было решить и сделать.

И прежде всего выиграть хоть какое-то время.

— Думаю, нам надо пойти на воскресный обед, — произнес он наконец, вставая и протягивая руки, чтобы взять Молли, которая уснула на руках у Марты. — Я обещал маме, что мы явимся без опоздания.

Дом — вот что поможет ему увидеть вещи в истинном свете. Семья всегда давала ему спокойствие и силу, какие требовались для принятия необходимых решений.

— Идите без меня, — сказала Марта, с трудом поднимаясь на ноги и передавая Дэнни малышку. — Не хочу в воскресный день позорить дом твоей матери своим приходом. Да еще в таком виде!.. — Она смущенно провела рукой по своему помятому пальто. Впервые за этот день Дэнни рассмеялся.

— Даю тебе гарантию, Марта, что никто в доме Салливанов даже не взглянет на твою одежду.

Кэти прекрасно поняла смущение Марты и встала.

— Дэнни, ты бери Молли и отправляйся. Мы с Мартой придем чуть позже.

— А вы куда? — подозрительно спросил он. Хватит с него на сегодня потрясений.

— Нам надо кое-куда зайти по пути. — Она улыбнулась старой женщине и протянула ей руку. — Правда, Марта?

Воскресный обед у Салливанов был семейной традицией. Это был единственный день недели, когда паб не открывался и у всех было время пообщаться с родными.

В доме Салливанов всегда радовались гостям, а еды и разговоров всегда было в изобилии за огромным дубовым столом, который постоянно приходилось удлинять, чтобы за ним могла разместиться растущая семья.

Па, как всегда, сидел во главе стола. По одну сторону от него сидели Майкл с женой Джоанной, а слева от них — Патрик. По другую сторону были места Дэнни и Кэти и стоял высокий стульчик для годовалой Эммы, дочурки Майкла и Джоанны. Дед настаивал, чтобы его первая правнучка помещалась рядом с ним.

Мэйв сидела в противоположном конце стола, приглядывая за своим выводком, а заодно и за тарелками с едой.

Появление Дэнни с малышкой Молли на руках произвело сенсацию. Дэнни вкратце изложил обстоятельства дела. Никого в семье не удивило, что Дэнни явился на воскресный обед с найденышем. Все успели привыкнуть к тому, что он приносит домой всевозможную брошенную или потерявшуюся живность. Но все, смеясь, согласились, что Молли гораздо предпочтительнее того злющего одноухого бигля, который укусил Па за ногу.

— Дай-ка сюда малышку, — приказал Па, добродушно отпихнув локтем Мэйв. — Она ведь рыженькая, а, Дэнни? — Дед лучезарно улыбнулся. — Да ты просто милашка, верно я говорю? — заворковал он, совершенно очарованный ясными синими глазками и огненно-рыжими волосиками Молли. Потом бросил взгляд на Дэнни. — Эй, а ты уверен, что она не из Салливанов? — Его глаза озорно заблестели. — У нее наши глаза. — Он одобрительно кивнул. — Определенно, у нее салливановские глаза.

Смеясь, Дэнни передал матери огромную миску ирландского рагу — тушеной баранины с луком и картофелем.

— Дед, клянусь тебе, она не из рода Салливанов. — Он умоляюще поднял руки. — Я тут не при чем.

— Жаль, — произнес Па, становясь серьезным. Он посмотрел на свою правнучку Эмму, потом перевел взгляд на Джоанну с ее выпирающим животом. — Нам бы здесь не помешали еще несколько карапузов, правда, Мэйв? — Засмеявшись, он наклонился и чмокнул Эмму в рыжую макушку. — Да, определенно, а то у нас их маловато. — Он взглянул на Патрика и Дэнни. — Давайте-ка, ребятки, принимайтесь за дело. Время идет, и моложе вы не становитесь. — Он кивнул на старшего из внуков. — Майкл уже обошел вас на одно очко и с каждой минутой отрывается все больше. — Ему доставляло бесконечное удовольствие наблюдать, как растет его клан.

Джоанна Салливан, которая вот уже год как замужем за Майклом, охранительным жестом положила руку на живот. Только вчера доктор Саммерс сообщил ей пол будущего младенца. Младенцев, с улыбкой мысленно поправилась она, все еще привыкая ко множественному числу. Она еще не сказала об этом чуде даже Майклу. Хотела подождать случая, когда вся семья будет в сборе, потому что знала, как все обрадуются.

Она обвела глазами стол, за которым расположилась семья, ее семья, и ощутила, как ее переполняют невероятная радость и любовь. Джоанна улыбнулась Па.

— Ну, Па, раз тебе не хватает еще нескольких младенцев… — Она оставила фразу незаконченной. Разговор за столом прекратился, и все взгляды устремились к ней. Ее улыбка стала еще шире, она взяла руку Майкла в свою и крепко сжала.

— Что такое? Что-то не так? — У него в глазах была тревога, и ей захотелось протянуть руку и разгладить морщины у него на лбу. Милый Майкл, он всегда о чем-нибудь беспокоится, и особенно о ней.

— Не волнуйся, Майкл, все в порядке.

— Боже мой, — простонал он, — когда ты в последний раз мне так сказала, у тебя начались схватки. На два месяца раньше, чем положено. — Майкл боялся воскрешать в памяти то ужасное время. Он тогда думал, что потеряет и ее, и ребенка, которого успел полюбить заочно.

— Сейчас совсем другое дело. — Джоанна запнулась в смущении оттого, что все ждут ее слов. — Просто доктор Саммерс думает, что у нас не будет ребенка…

— Не будет ребенка? — прорычал Майкл, глаза которого готовы были выскочить из орбит. — Он что, спятил? Ведь достаточно только посмотреть на тебя…

— Майкл, — перебила его Джоанна, — у нас не будет одного ребенка. — Помедлив, она беспомощно улыбнулась Майклу. — Или даже двух. — Она услышала, как застонал Патрик, и широко улыбнулась. — Похоже, у нас их будет целых трое, Майкл.

Тот побледнел как полотно, казалось, вот-вот упадет в обморок.

— Тройня? — еле выдавил из себя он. — Мы… у нас… будут тройняшки?

Сияющая улыбкой Мэйв обошла вокруг стола и поцеловала невестку.

— Сдается мне, Майкл, что это Джоанне предстоит рожать их, а не тебе, — сказала она в своей обычной манере и ободряюще похлопала по плечу своего обалдевшего от счастья сына.

Па захохотал и шлепнул ладонью по столешнице.

— Ишь ты! Трое зараз. Тройная благодать. Майкл, негодник ты этакий, я знал, что в тебе есть это. — От удовольствия он снова шлепнул по столу, так что Эмма заплакала, а Молли заулыбалась. Дед тут же подхватил Эмму свободной рукой и принялся утешать: — Прости меня, солнышко. Я не хотел напугать тебя. Зато у тебя будут братишки или сестренки. Разве это не расчудесно, детка? — Он посмотрел на Джоанну светящимися любовью глазами. — А может, и те и другие, — с надеждой в голосе сказал он, и Джоанна улыбнулась, покачав головой.

— Нет, Па. Извини. Не в этот раз. Похоже, у нас будет однополая команда.

— Однополая?.. — оторопело повторил Майкл. Он всмотрелся в лицо Джоанны и чуть не застонал. — Девочки? У нас будут три девочки? — Видения косметики, лака для волос, платьиц с оборочками и подвенечных платьев пронеслись у него в голове. Их сменила стая похотливых, пускающих слюни парней.

«Убью, — сразу решил он. — Убью любого, кто осмелится хотя бы посмотреть на одну из моих драгоценных дочерей».

Его дочерей!

Любовь переполняла его сердце. Он наклонился к Джоанне и крепко поцеловал ее в губы.

— Еще три дочки? Это замечательно. Правда.

Джоанна посчитала, что достаточно продержала его в неведении.

— Майкл…

Это сразу насторожило его.

— Что? — Он тревожно заглянул ей в глаза.

— Мне жаль разочаровывать тебя, Майкл, но у нас мальчики. Все трое.

— Мальчики? — обессилено повторил он, переводя взгляд на своих ухмыляющихся братьев. И тихо застонал.

— Только подумай, Майки, — сказал Патрик, хватая булочку из корзинки. — Теперь ты узнаешь, с чем приходилось иметь дело Ма и деду все эти годы. — Он с ухмылкой посмотрел на Дэнни. — Еще трое мальчишек. Совсем как мы.

Майкл снова застонал и взялся за голову — трое мальчишек! Это расплата, он сразу понял. Расплата и наказание за все, что пришлось пережить матери из-за него и его братьев за эти годы.

— Я кажусь себе недостаточно взрослым, чтобы иметь трех мальчишек, — сказал он мрачно, сознавая, что, вопреки всему, его переполняют радость и гордость.

— Всем привет. — В комнату вошла Кэти, таща за руку Марту. Им таки удалось кое-куда зайти перед появлением здесь.

Для начала Кэти повела Марту к миссис Хеннипенни. Она верно прикинула, что у Марты с миссис Хеннипенни примерно одинаковый размер, и, когда она быстро объяснила ситуацию, миссис Хеннипенни охотно одолжила Марте полный комплект одежды; вот только расстаться со своими сверкающими красными туфлями Марта отказалась наотрез. Потом они зашли к Кэти, где Марта приняла душ, помыла голову и переоделась.

Женщина, которая сейчас несмело стояла в дверях столовой, в простом синем с белым трикотажном платье, с коротко подстриженными серебристо-седыми волосами, не походила на ту Марту, с которой Дэнни беседовал всего несколько часов назад.

Конечно, если бы не ее ослепительные красные туфли.

Его удивленный взгляд переместился на Кэти, и сердце у него растаяло. Все чувства, которых он так боялся, ожили с новой силой. Чувства, которых, как он обещал себе, он никогда больше не будет испытывать к женщине. Он поклялся, что никогда больше не будет слабым.

Холодок волной прокатился по его телу, когда он понял, что это все-таки произошло, — чувство к Кэти сделало его уязвимым, и это вселило в него настоящий ужас.

Когда она успела пробраться в сокровенный уголок его сердца? Вряд ли какая-либо из известных ему женщин смогла бы справиться с треволнениями, выпавшими на их долю за последние несколько дней, а Кэти справилась; и он вдруг понял, какая она на самом деле удивительная, прекрасная, желанная.

Но это было выше его сил. Только не это. Только не теперь.

Подавив готовые выплеснуться эмоции, Дэнни встал из-за стола, подошел к Кэти с Мартой и быстро представил последнюю семье.

— Вы приняли мудрое решение, Марта, — сказал Па, одобрительно кивнув. — Салливаны — это как раз то, что нужно малышке. — С помощью Дэнни он водворил Эмму обратно на ее высокий стульчик. — Где же Мэйв? — Он нахмурился, оглядывая стол.

— Здесь, Па, — сказала она, входя в комнату с очередной миской. Улыбнувшись Марте, она передала ей тарелку. — Дэнни, сходи за колыбелькой для Молли.

Здесь не надо было объяснять, что за колыбелька.

Это была легенда семьи Салливан, привезенная из Ирландии и передаваемая из поколения в поколение.

— Где она, Ма?

Мэйв поставила миску на стол и вытерла руки о фартук.

— Она в задней спальне, покрыта пленкой. Ее только нужно протереть от пыли, а так она, по-моему, отлично подойдет. Можно уложить Молли, пока мы едим. — Улыбаясь, она передала Марте блюдо с курятиной. — Я рада, что вы смогли прийти пообедать с нами. И Па прав: Салливаны как раз то, что нужно Молли.

Когда Дэнни вернулся с колыбелькой, разговор уже шел во всех концах стола, и казалось, что все говорят одновременно. Дэнни на секунду остановился в дверях и обвел глазами стол. Ему не часто удавалось вот так увидеть всю семью, и сейчас он испытывал гордость и любовь.

Добродушный и общительный Па — это становой хребет семьи. Он всегда спокоен, словно секвойя в грозу. От него все и пошло. Именно Па научил их гордиться своими традициями, своим именем, своим кланом.

А мама… она столько пережила, но все такая же красивая, как в день их свадьбы с отцом.

Он посмотрел на Патрика и Майкла. Они трое были очень дружны, как только могут быть дружны братья, и он не представлял, что бы делал без них.

Вот Джоанна и маленькая Эмма. Они не родня по крови, но все равно члены семьи. И, наконец, Кэти. Она держала на руках Молли и смеялась чему-то, что сказал Патрик. Она казалась такой естественной с ребенком на руках за семейным столом.

С его ребенком, подумал он и вдруг почувствовал, как бесконечно дорога ему маленькая Молли. Если ему немного повезет, она станет его дочуркой. Его ребенком.

Он смотрел на Молли еще несколько секунд, а потом его взгляд снова обратился к Кэти. Она держит его ребенка.

До этого момента он не осознавал, как важно ему видеть Кэти с его ребенком на руках.

Вздохнув, Дэнни поставил колыбель на пол и благоговейно провел по ней рукой, ощущая свою связь со всеми Салливанами, жившими до него. Казалось, потемневшее от времени, покрытое ручной резьбой дерево излучает любовь.

Дэнни подошел к столу, взял Молли, осторожно положил малышку в колыбельку и легонько качнул ее. Чувства его были в смятении. Не по поводу Молли — этот вопрос он считал решенным. Завтра с утра он встретится с Питером и узнает, какие юридические действия следует предпринять, чтобы добиться опекунства над малышкой… и запустить процедуру удочерения.

Нет, смятение шло изнутри, и это ему совершенно не нравилось. Дэнни опять взглянул на Кэти, и их взгляды встретились. Он понял, что она за ним наблюдала.

Не реагируй, сказал он себе. Это чревато неприятностями. А у него в жизни их было более чем достаточно, в особенности из-за женщин.

Он уверен, что со временем его чувства к Кэти утихнут. Они — не более чем реакция на обстоятельства.

Да, именно так — реакция на обстоятельства. Время — это как раз то, что ему необходимо, чтобы увидеть все в истинном свете.

Почувствовав себя более уверенно, Дэнни сел к столу, довольный тем, что вновь владеет ситуацией и самим собой.

Ведь время работает на него.

 

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Не прошло и месяца, как Дэнни вынужден был констатировать, что ни время, ни какие-либо иные факторы на него не работали.

— Питер, это просто смешно, — возмущался он, меряя шагами юридическую контору двоюродного брата. — Прошло уже почти тридцать дней, а мы ни на шаг не продвинулись в нашем деле. — Он рассеянно взглянул на часы. — Времени не остается. Срок действия судебного постановления истекает ровно через три дня.

Не теряя терпения, Питер откинулся на спинку кресла и соединил кончики пальцев.

— Дэнни, я говорил тебе, что дело будет трудным. — Подавшись вперед, он положил ладони на кипы бумаг, которыми был завален его стол, и невозмутимо улыбнулся. — Судья предоставил Кэти временное опекунство над Молли в чрезвычайных обстоятельствах сроком на тридцать дней на основании лицензии ОДДС. В рамках этого решения мы согласились попытаться найти родную мать ребенка. — Он вздохнул. — У меня этим делом постоянно занимаются двое моих лучших следователей, но пока им не удалось ничего выяснить.

— Но не могла же она раствориться в воздухе.

— С этим я согласен, — солидно произнес Питер. — Но ребенок не подлежит усыновлению до тех пор, пока его естественные родители не извещены или не исключены по причине смерти или добровольного отказа.

— Все это юридические отговорки, — с отвращением произнес Дэнни.

Питер засмеялся.

— Теперь тебе понятно, что я чувствую, когда вы с братьями начинаете общаться на полицейском жаргоне.

— Остается всего три дня, — мрачно напомнил ему Дэнни, и от этой мысли ему стало еще тоскливее. За этот месяц они с Кэти так привязались к малышке, что невозможно было подумать, чтобы отдать ее.

— Что произойдет, если мы не сможем найти мать?

— Дэнни, я тебя с самого начала предупреждал, что поиски родной матери имеют мало шансов на успех. — Он пожал плечами. — Мы не располагаем почти никакой информацией.

— Я знаю. — Дэнни устало опустился на стул, стоявший перед огромным письменным столом Питера. — Что же мы будем делать, когда эти тридцать дней истекут?

Питер ответил не сразу.

— Ну, у нас есть парочка вариантов. Во-первых, мы можем обратиться в суд с ходатайством о возобновлении временной опеки. Или можем просить о предоставлении Кэти статуса приемного родителя на основании ее лицензии от ОДДС, что должно помочь нам избежать канцелярской волокиты. Затем мы можем ходатайствовать о предоставлении ей статуса постоянного опекуна. — Питер наклонился вперед. — Если мы будем добиваться статуса приемного родителя для тебя, Дэнни, на это может уйти шестьдесят дней, а то и больше. И они могут настаивать, чтобы на это время Молли была передана в надлежащим образом лицензированную семью или учреждение, чего мы хотим избежать. Потому что если девочку поместят куда-то еще, то будет очень трудно, а то и невозможно потом забрать ее оттуда. — Он задумчиво кивнул головой. — Думаю, вариант с Кэти — самый реальный.

— А судья согласится? Я имею в виду, предоставить ей статус приемного родителя, чтобы нам можно было получить постоянное опекунство?

— Дэнни, — терпеливо начал Питер, тщательно выбирая слова, — я не уверен, что Кэти сочтут удовлетворяющей всем требованиям для получения статуса приемного родителя, даже при чрезвычайных обстоятельствах.

Вспыхнув, Дэнни тут же встал на защиту Кэти:

— Это почему же? У Кэти очень большой опыт работы с детьми, не говоря уже об избытке любви, терпения и понимания. Из-за чего, черт возьми, судья может отказать ей? — Он не мог припомнить никакой другой женщины, которая в большей степени подходила бы на роль матери, чем Кэти, — тем более на роль матери для его ребенка.

Питер спрятал улыбку.

— Здесь дело совсем не в квалификации Кэти. Суды всегда предпочитают поместить ребенка — особенно такого маленького — в нуклеарную семью . Кэти не замужем, и, хотя мы стоим на пороге двадцать первого века, судьи не любят отдавать детей в семьи, состоящие из одного родителя, особенно если этот родитель занят профессиональной работой полный день. Всегда встает вопрос, нет ли в наличии семьи, где имеются оба родителя, и если таковая находится, то… — Оставив фразу незаконченной, он пожал плечами.

— Ничего более абсурдного я еще не слышал, — резко бросил Дэнни. — Не забудь, что я тоже участвую в этом сценарии.

— Я это понимаю, Дэнни, но как, по-твоему, мы объясним судье, что ты хочешь удочерить Молли, но также хочешь, чтобы Кэти назначили временным опекуном, и при этом никто из вас не состоит в браке?

— Неужели необходимо быть таким логичным? — тупо спросил Дэнни, понимая, насколько все это звучит смехотворно. — Не понимаю, какое отношение имеет брачная лицензия к способности человека любить ребенка. Очень многие одиночки становятся чудесными родителями. Посмотри на мою мать и на своего отца.

Волею судьбы Питер с братьями рано остались без матери.

— Меня ты можешь в этом не убеждать, Дэнни. Крепко потерев ладонями лицо, Дэнни вздохнул.

— Питер, я в отчаянии. Я не могу отдать Молли. Просто не могу. — Мысль о возможности потерять еще одного ребенка была почти невыносимой.

— Дэнни, а ты не думал о том, чтобы жениться? — осторожно спросил Питер.

Вопрос тяжело повис в воздухе. Дэнни в жизни не признался бы, что думал о том, как все сложилось бы, если бы он был женат… на Кэти. Если бы она была его женой и матерью его детей. Их общих детей.

Но это слишком рискованно. А если опять не получится? Больше всего на свете он не хотел причинить Кэти боль. Она слишком много для него значила.

Весь прошлый месяц он был абсолютно уверен, что его эмоции сами собой придут в норму и он снова почувствует твердую почву под ногами.

Но теперь стало ясно, что он ошибался и был до глупости наивен. На время можно положиться, когда варишь яйца или ждешь ребенка, но оно совершенно ненадежно как антилюбовное средство.

Скорее наоборот — за последний месяц они сблизились еще больше. Целые дни они проводили вместе, и от одного вида Кэти его измученному сердцу становилось легче. Он даже не представлял себе, чтобы один человек мог так изменить мироощущение другого человека, вызвать у него чувство полноты жизни, цельности и… счастья.

— Дэнни? Ты слышал, что я сказал? — Питер с любопытством смотрел на него.

— Я уже был женат, — мрачно напомнил он кузену. — Ты сам вел дело о разводе, помнишь?

— Еще бы! — серьезным тоном ответил Питер. — Но не все же браки плохо кончаются. — Он улыбнулся, откинулся на спинку кресла и вытянул свои длинные ноги. — Некоторые очень даже счастливы.

— Тебе легко говорить — ты закоренелый холостяк. — Дэнни хмыкнул. — Назови мне хотя бы один счастливый брак, который просуществовал долго и не кончился плохо.

Питер широко улыбнулся.

— Брак твоих родителей, моих родителей, твоего деда и моего деда. — Питер рассеянно поглаживал стеклянное полушарие, занимавшее почетное место на его письменном столе. Под ним лежали старинные карманные часы — они принадлежали его деду и были привезены из Ирландии в тот давний день, когда тот отплыл в Америку к брату Дэниэлу на поиски своей судьбы и своей любви.

Эти часы передавались из поколения в поколение. Они были вручены его отцу в день свадьбы с матерью, а теперь хранились у него, старшего сына, для передачи тому из близких родственников, кто раньше всех женится. Поскольку ни он сам, ни двое его братьев не предполагали жениться в ближайшем будущем, он рассчитывал, что часы будут постоянным украшением его письменного стола. Во всяком случае, пока.

Он погладил прозрачное стеклянное полушарие, потом взглянул на Дэнни.

— У мужчин из рода Салливанов долгая история многолетних счастливых браков. С тобой произошел… несчастный случай, и я не считаю, что из-за этого ты должен ожесточиться.

— Я не ожесточился, — запротестовал Дэнни, понимая, что дело обстоит именно так, и это сильно его смущало. Он знал, каким благом, какой радостью может стать для мужчины долгий, счастливый, основанный на любви брак. И для женщины. Для той женщины.

— Тогда подумай над тем, что я сказал, Дэнни. Если бы ты был женат, вся эта ситуация с Молли решалась бы намного легче. Брошенный ребенок автоматически передается в ОДДС, а затем в приемную семью. Это обычная процедура. Как я уже говорил, они подыскивают нуклеарную семью. Если вы с Кэти поженитесь, то у вас получается нуклеарная семья, что сразу дает нам преимущество. Это может даже облегчить удочерение, когда мы найдем родную мать. — Он посмотрел на Дэнни. — Ну, что ты об этом думаешь?

Умом Дэнни был согласен, но не сердцем.

— Я подумаю над этим, — пообещал он, взглянув на часы. — Держи меня в курсе, Питер. Мне пора.

— Кстати, как там Марта?

Дэнни резко остановился и в удивлении воззрился на кузена.

— Откуда, черт возьми, ты знаешь Марту?

Питер, забавляясь его изумлением, пожал плечами.

— Мы ведем юридические дела приюта. Бесплатно, — добавил он, прежде чем Дэнни успел задать вопрос. — Передай ей от меня привет.

— Передам.

— Кстати говоря, Дэнни. Отличные туфли.

Дэнни автоматически посмотрел на свои ноги, и Питер засмеялся.

— Да не у тебя, у Марты.

Махнув рукой, Дэнни вышел из конторы. С тяжестью на сердце и со смятением в мыслях.

— Кэти?

— Я здесь.

С пакетом продуктов в руках Дэнни прошел через комнату на кухню, улыбнувшись при виде Кэти, которая сидела на полу вместе с Молли перед кучей разноцветных игрушек.

— Как тут мои девочки? — спросил он и, наклонившись, смачно поцеловал Молли в щечку, а Кэти в макушку. Увидев его, Молли заулыбалась и радостно загукала.

— Прекрасно, — ответила Кэти с улыбкой, тряся яркой пластмассовой погремушкой перед малышкой, пока та не схватила ее и не потащила в рот. — Сегодня мы работали над крупной и мелкой моторикой. И у нас все идет замечательно, правда, солнышко?

— Понятно, — проговорил он, не поняв ровным счетом ничего. — Но не рановато ли малышке интересоваться моторами? — спросил он, водрузив пакет с продуктами на кухонную стойку и начиная выгружать покупки.

Кэти засмеялась.

— Это совсем не те моторы, Дэнни. Это координация движений глаза и руки, равновесие, схватывание и тому подобное.

Он с восхищением уставился на нее.

— Ты всегда поражаешь меня, Кэти. Стоит мне подумать, что я знаю о тебе все, как ты преподносишь какой-нибудь сюрприз.

Она порозовела от удовольствия.

— Что ж, спасибо за комплимент. А что у нас на ужин? — спросила она, бросив взгляд на пакет.

Дэнни загадочно усмехнулся. За последний месяц у них выработалась система. Поскольку почти весь день она проводила в заботах о целой группе детей, то вечером он заботился о ней и Молли. Каждый раз, поужинав вместе либо в детском саду, либо у Кэти дома, они укладывали Молли на ночь и проводили остаток вечера вдвоем, просто разговаривая или смотря телевизор. Он даже не представлял себе, как это приятно — заниматься обычными, простыми делами в обществе человека, с которым ты счастлив.

— Столик на заказ, — ответил Дэнни, озорно блеснув глазами. Закончив выкладывать покупки, он сложил пакет. — Я подумал, что сегодня мы можем, ради разнообразия, поужинать в ресторане. Не спеши отказываться… Ма и дед предложили побыть с Молли. У них даже вышел крупный спор с Джоанной и Майклом по поводу того, кто будет присматривать сегодня за девочкой.

— А по какому случаю? — в ней вдруг зашевелились подозрения.

Он пожал плечами.

— Я подумал, тебе будет приятно сменить обстановку. — Он не добавил, что после получения временной опеки над Молли Кэти фактически не отлучалась от ребенка — разве только за какой-то срочной покупкой. Ужин в ресторане мог дать необходимую разрядку.

— А что еще? — спросила Кэти, приподняв брови. — Я тебя слишком хорошо знаю, Дэнни. Вон у тебя между бровями тревожная морщинка. — Взяв Молли на руки, она встала. — Случилось что-нибудь?

Он вздохнул. Ему следовало бы знать, что пытаться скрыть от Кэти, в каком ты настроении, — напрасный труд.

— Я заходил сегодня к Питеру.

— И что узнал? — Сердце у нее бешено колотилось. Время истекает, и она не представляла себе, что с ней будет, если придется отдавать Молли. Мысль об этом была просто невыносимой.

Он ласково коснулся ее щеки.

— Я расскажу тебе за ужином.

Выбор ресторана удивил ее. Она ожидала какое-нибудь шумное кафе или заведение, облюбованное полицейскими. «Бэрригэнз» не был ни тем, ни другим. Это оказался тихий, элегантный ресторан на Северном берегу, с удобными столиками, романтическим освещением и потрясающей едой.

Пока они в ожидании своего столика сидели за напитками в небольшом уютном баре, Кэти рассказывала Дэнни, как прошел день. Это вошло у них в привычку и доставляло Кэти громадное удовольствие. Она и не подозревала, какую радость может приносить простой разговор о мелочах.

— Марта и миссис Хеннипенни решили на выходные поехать в Лас-Вегас, — сказала она, когда они уселись за свой столик.

Он чуть не поперхнулся пивом.

— Что? — Скажи она ему, что Марта решила переплыть Атлантический океан, он удивился бы меньше.

Кэти засмеялась и, протянув руку, коснулась его руки таким естественным жестом, что даже не осознала его, пока теплые и нежные пальцы Дэнни не сжали ей кисть, заставив участиться пульс.

— Ты еще не слышал самого потрясающего, — с улыбкой добавила она. Мягкий янтарный свет скользил по лицу Дэнни, чередуясь с тенями. Оно казалось таким красивым, что у нее перехватывало дыхание.

Прошлый месяц был самым счастливым в ее жизни. Она словно одним глазком заглянула в их будущее, и жизнь оказалась лучше мечты. Надежда, что он когда-нибудь полюбит ее как женщину, вспыхнула с новой силой. Она почти видела любовь в его глазах и спрашивала себя, сколько ему потребуется времени, чтобы понять то, о чем она уже догадалась.

Он любит ее.

Не как младшую сестренку или члена семьи, а как женщину.

Она бережно носила это знание в сердце, словно редчайшее сокровище. Она ждала целую жизнь, чтобы Дэнни посмотрел на нее так, как смотрит сейчас, и согласна ждать еще, сколько потребуется.

— Марта едет на выходные в Лас-Вегас — это разве еще не самое потрясающее? — спросил он, стараясь не рассмеяться.

За прошедший месяц в жизни Марты произошли значительные перемены — благодаря Кэти. Она приняла Марту на работу в качестве помощницы миссис Хеннипенни, и женщины мгновенно подружились. Еще до конца первой недели миссис Хеннипенни поселила Марту у себя в гостевой спальне, утверждая, что дом слишком велик для нее одной и она рада, что в нем будет жить кто-то еще.

Дэнни зачарованно наблюдал за преображением Марты. Кэти сходила с ней по магазинам и помогла выбрать новую одежду, потом повела ее в салон красоты, где ей сделали новую стрижку и прическу. От прежней Марты остались лишь ее умопомрачительные красные туфли, расстаться с которыми она наотрез отказалась.

— Нет, — со смехом ответила Кэти. — Они решили поехать в Лас-Вегас… на уик-энд знакомств.

— На уик-энд знакомств? — озадаченно переспросил он, и глаза у него округлились. — Ты хочешь сказать, что Марта и миссис Хеннипенни едут в Лас-Вегас… охотиться на мужчин?

Кэти засмеялась, увидев возмущенное выражение его лица.

— Да, Дэнни, охотиться на мужчин. Да, они достигли определенного возраста, но это еще не означает, что их больше не интересует любовь и романтика. — У нее в глазах появилось мечтательное выражение. — Любовь случается с человеком в любом возрасте.

— Да, но…

— И потом, — добавила она с лукавой улыбкой, — они берут с собой твою маму.

На этот раз он таки поперхнулся, чуть не забрызгав пивом соседние столики.

— Маму? — прохрипел Дэнни, хватая стакан воды и делая несколько судорожных глотков. — С какой стати мать вдруг поедет на уик-энд знакомств в Город Греха? — Глаза у него сузились, когда в голове замелькали образы вульгарных, похотливо ухмыляющихся мужиков. — Па знает об этом?

Кэти засмеялась, легонько сжав его руку.

— Ему и принадлежит идея.

Дэнни застонал — следовало бы догадаться!

— Чтобы весь уик-энд в одиночестве спокойно покуривать свои любимые сигары?

— А может быть, он просто захотел на свободе, без свидетелей немножко поухаживать за вдовушкой О'Бэньон.

— Дед? — Дэнни покачал головой. Что за чертовщина происходит? Весь мир, что ли, сошел с ума? Или только его семья? У Джоанны родится не один и не двое, а трое младенцев, и у Майкла с каждым днем прибавляется седины. Мать собирается в Лас-Вегас, чтобы… чтобы… даже думать об этом противно. А Па собирается отплясывать тустеп с миссис О'Бэньон.

— Не надо так расстраиваться, Дэнни. — Она не могла без улыбки смотреть на него. — Ты видишь в них только членов семьи; но это еще и люди, со своими чувствами, потребностями.

Он застонал.

— У меня нет ни малейшего желания обсуждать сексуальные потребности матери или Па.

Кэти засмеялась и опять сжала ему руку — разговор о встрече с Питером подождет. Пусть сначала немного расслабится.

— Ну, как прошел сегодня день?

Дэнни пожал плечами.

— Да как обычно.

Она осторожно провела кончиком пальца по краю бокала.

— Не хочешь рассказать мне о встрече с Питером?

Дэнни на секунду отвел глаза. Рядом с ней он почувствовал себя пятнадцатилетним подростком, пришедшим на первое свидание. Ему хотелось прикоснуться к ней, провести рукой по волосам, по нежной гладкости щеки, очертить большим пальцем мягкую линию ее губ. Когда он смотрел на нее, то понимал, как сильно ее хочет.

Но он не настолько глуп, чтобы хотеть невозможного.

— Дэнни, — тихонько напомнила она о себе, беря его за подбородок и поворачивая лицом к себе. Их взгляды встретились, и ее сердце сладко заныло.

— У нас есть еще только три дня на поиски родной матери Молли, — тихо произнес он.

— Сыщики Питера ничего не узнали?

Он покачал головой.

— Ничего. Они будут продолжать, но Питер не очень надеется на успех.

Глаза у нее помимо воли наполнились слезами.

— У нас отберут Молли, да?

Дэнни стиснул зубы, и его лицо помрачнело. Он обнял ее одной рукой и притянул к себе.

— Я постараюсь не допустить этого. Питер говорит, что в конце тридцатидневного срока мы можем обратиться в суд с просьбой предоставить одному из нас постоянный статус приемного родителя, но…

— Но — что?.. — Она так и знала, что есть «но». Дэнни вздохнул и сделал большой глоток. Он думал об этом всю вторую половину дня, вернее, не думал ни о чем другом, и пришел к решению, которое казалось ему самым логичным.

— Но дело в том, что суды не любят отдавать детей приемным родителям-одиночкам, тем более если у них есть на примете полная семья, которая может взять на воспитание ребенка.

Кэти возмущенно фыркнула.

— Глупости, Дэнни. Больше половины детей воспитывается в неполных семьях.

— Да, но это если речь идет о естественных родителях. Судебная система особенно придирчива к таким подробностям.

Сердце у нее сжалось.

— Что же нам делать, Дэнни?

— Ну, — медленно заговорил он, еще крепче сжав ей руку, — думаю, у меня есть план, который, похоже, может решить нашу проблему.

У нее в сердце блеснула надежда. Весь прошлый месяц они часами обсуждали это дело. Трудно было поверить, что Дэнни нашел что-то новое, до чего они раньше не додумались.

— И что это за план?

— Мы… мы могли бы пожениться, Кэти.

Она уставилась на него, потрясенная. Меньше всего она ожидала услышать это от него.

— Сначала выслушай меня, возражать будешь потом. — Всю вторую половину Дня Дэнни репетировал то, что сейчас скажет. — Ты любишь Молли, и я люблю Молли. Ей нужны оба родителя, и по случайному совпадению мы подходим на эту роль. — Он широко улыбнулся, удивляясь, отчего это Кэти так побледнела. — Так что, если мы поженимся, у нас будет больше шансов получить временную опеку над Молли в качестве приемных родителей, а когда найдется ее родная мать и встанет вопрос об удочерении, наша юридическая позиция будет намного убедительнее. — Он остановился, чтобы отпить пива… во рту вдруг стало сухо, как в пустыне. — Это самое практичное, что можно сделать.

— Практичное, — тупо повторила Кэти. Ей стало трудно дышать. Всю жизнь она ждала, чтобы Дэнни сказал ей эти слова, попросил выйти за него замуж и прожить жизнь рядом с ним. И вот они прозвучали, а она пыталась сдержать подступавшие к глазам слезы и проглотить образовавшийся в горле ком.

«Практичное», — снова подумала она; слово буквально прожигало ей мозг. Как он смеет сводить ее чувства, все, что их связывало, что им пришлось пережить, к чему-то… практичному?.. Усилием воли Кэти заставила голос звучать спокойно.

— Дэнни, — медленно произнесла она. — А тебе никогда не приходило в голову, что я могу не захотеть выйти за тебя замуж? — Этими словами она разбила себе сердце — или то, что от него осталось после того, как его разбил Дэнни.

У него было такое лицо, словно она нанесла ему удар ниже пояса.

— Как это — ты не захочешь выйти за меня замуж? — Ирландская гордость боролась в нем с яростью. Он не знал, считать это оскорблением или просто обидой. — Почему, черт возьми, ты не захочешь выйти за меня? — спросил он в полнейшем недоумении. — Ты меня знаешь лучше, чем кого бы то ни было другого. Мы прекрасно ладим. Мы с тобой уже и так полжизни прожили под одной крышей, так что ни тебя, ни меня не ждут никакие сюрпризы; и мы оба любим Молли. В чем проблема?

Проблема в нем самом, подумала Кэти, когда огонек надежды, разгоревшийся было у нее в сердце за последний месяц, погас.

— Дэнни, зачем ты хочешь на мне жениться? — Она смотрела ему в глаза, и если он заметил надвигающуюся грозу, то виду не подал.

— Ты сегодня туга на ухо или что? — Он дернул ее за прядку волос и заметил, что она не улыбнулась, как бывало обычно. — По-моему, я только что объяснил тебе, почему нам следует пожениться.

— Потому что это… практично?

— Ну… да, наверно. — Ему стало не по себе.

— Ты хочешь жениться на мне, чтобы у Молли было двое любящих ее родителей, так?

Это было не совсем то, что он имел в виду, но достаточно близко. Он пожал плечами и отпил из бокала.

— Да, примерно так.

— Понятно, — тихо сказала она. — Дэнни, а ты когда-нибудь думал, что брак дело серьезное и не терпит легкомысленного отношения?

— Я последний человек на свете, которому нужно об этом напоминать, Кэти. Можешь мне поверить. Вот почему этот вариант идеально подходит всем.

— Что ты имеешь в виду? — Тон у нее был сух и холоден.

— Ты знаешь о Карле, знаешь мое отношение к эмоциональным сложностям — они не для меня. И это решение лучшее из возможных. Брак без эмоциональных осложнений, без риска. — Без риска, что ему снова причинят боль.

— Ясно. — К своему ужасу, Кэти действительно все понимала. — А вот тебе ясно, что ты снова повторяешь ту же ошибку? — медленно проговорила она, подняв на него грустные глаза.

Дэнни нахмурился, готовый обороняться.

— О чем это ты?

— О том, что это в точности как твой брак с Карлой.

Он ошеломленно уставился на нее с открытым ртом.

— Это совсем не так, как мой брак с Карлой. Ничего общего. — Он до боли стиснул зубы. Как она может даже сравнивать их отношения с тем, что было у него с Карлой? Это звучит почти как насмешка. Его чувство к Кэти гораздо глубже всего, что он вообще когда-либо чувствовал. Но он не может сказать этого Кэти, потому что… потому что тогда станет слишком уязвимым.

— Нет, это в точности как твой брак с Карлой, — настойчиво возразила она. — Ты просил женщину стать твоей женой из-за ребенка.

— Кэти, но это же совсем не так… — Он осекся, не закончив фразы: она права, и ему это очень не нравится.

Глубоко вздохнув, Кэти пыталась проглотить комок в горле и сморгнуть с глаз жгучие слезы — не один Дэнни такой гордый.

— Вот что я хочу тебе сказать, и прошу, чтобы ты очень и очень внимательно меня выслушал. — Она молилась, чтобы ей хватило сил договорить до конца, не разрыдавшись. — Я люблю тебя всю свою жизнь…

— Ну, Кэт, ты же знаешь, что я тоже тебя люблю. Это само собой разумеется. — Он напряженно наблюдал за ней поверх бокала с пивом.

Ее пальцы крепче сжали бокал.

— Ты меня не слушаешь. — Голос у нее звенел, как натянутая струна. Только бы хватило терпения. Но как он может быть таким толстокожим? И как ей жить дальше? — Я знаю, что ты меня любишь, Дэнни; но знаешь, существует большая разница между любовью как привязанностью и любовью как судьбою… — Слезы были совсем близко, Кэти с трудом сдерживала их. — Я люблю тебя, влюблена в тебя, Дэнни, почти всю свою жизнь… — Она судорожно сглотнула. — Но ты всегда был слишком слеп или слишком туп, чтобы это видеть. Когда я решила вернуться домой, то дала себе обещание. Если не удастся добиться, чтобы ты увидел во мне женщину и полюбил так, как я люблю тебя, тогда просто буду жить дальше… с кем-нибудь другим.

— Что ты говоришь, Кэт? — Нет, только не с другим — этого он не хотел даже слышать, такой боли ему не перенести.

— Я говорю, Дэнни, что я наконец-то поняла, насколько все это бесполезно. — Она бессильно всплеснула руками. — Теперь мне ясно, что ты никогда не полюбишь меня так, как люблю тебя я; и что, даже если бы ты мог, ты бы на это не пошел, потому что боишься.

— Кэти…

— Нет уж. — Она боялась, что не выдержит, если он не даст ей закончить. — Пожалуйста, выслушай меня. Я люблю Молли больше всего на свете и согласна с тем, что ей нужны отец и мать. Но это вовсе не значит, что мы должны пожениться. Тысячи детей вырастают в семьях, где родители не состоят в браке. Если мы любим Молли, то свидетельство о браке ничего к этому не прибавит — это ведь просто бумажка, и она ничего не будет значить ни для тебя, ни для меня… Да и вообще ни для кого, при таких обстоятельствах. И оттого, есть она или нет, ни ты, ни я не будем любить Молли больше или меньше.

— Кэт, я не понимаю. — Дэнни действительно не понимал. Ведь решение было найдено, идеальное решение! Он нашел способ, как удочерить Молли и сохранить Кэти при себе и чтобы всем при этом было хорошо. Ну, может быть, он несколько погорячился насчет практичности…

— Я не выйду за тебя, Дэнни. Ни сейчас, ни когда бы то ни было. — Голос у нее наконец окреп. — Даже ради Молли. И тем более ради того, чтобы поступить практично. Брак для меня слишком святое дело. — Кэти вскочила на ноги, не обращая внимания на любопытные взгляды посетителей. Вскинула голову. — Человек, за которого я выйду замуж, Дэнни, будет любить меня ради меня самой. На меньшее я не соглашусь. — Она бросила на стол салфетку. — Я была готова предложить тебе все, что у меня есть, — свою жизнь и свою любовь, — а ты в обмен предлагаешь мне только свое имя. Не любовь, нет, — ею ты не поделишься никогда, теперь я это понимаю. — Голос у нее опять чуть не сорвался. Слезы мешали видеть, и Кэти смахнула их дрожащими руками. Еще не хватало разрыдаться в его присутствии! — Спасибо за предложение, Дэнни, но я не могу его принять. — Она резко повернулась и хотела убежать, пока не поставила себя в еще более глупое положение, но он остановил ее, схватив за руку.

— Кэти, подожди. А как же мы? — Его охватила настоящая паника, надо было как-то все поправить, что-то сказать, чтобы она поняла.

Она судорожно вздохнула.

— Нет никакого «мы», Дэнни. Никогда не было и никогда не будет, потому что ты боишься любить. А я слишком ценю себя, чтобы согласиться на брак с человеком, который не может меня любить. — Она попыталась проглотить стоявший в горле ком. — И оставь меня, я не хочу тебя больше видеть.

У него вдруг похолодело в животе.

— Ладно тебе, Кэт, это же несерьезно. — Не видеть ее, не разговаривать с ней… Это невозможно. Невозможно! — Прошу тебя, останься, давай поговорим. — Дэнни понятия не имел, о чем говорить. Он причинил ей боль, тупо вертелось в голове, но почему так больно ему самому? Он ведь не хотел никого обидеть, только пытался защитить самого себя! При этом оскорбил Кэти и теперь не знал, как будет с этим жить.

Она покачала головой.

— Не о чем больше говорить. Ты сказал все, что мне было интересно услышать. — Кэти бросила взгляд на его руку, все еще державшую ее за локоть. — Пусти, — шепотом проговорила она. Было невыносимо чувствовать это «братское» прикосновение. — Дэнни, прошу тебя, отпусти.

Последние слова она произнесла тихо, печально и как-то сломлено. Его пальцы разжались сами собой. Он беспомощно смотрел ей вслед и спрашивал себя, почему так болит сердце.

— Ваша честь, с разрешения суда мы хотели бы представить письмо ее родной матери, удостоверяющее ее личность. — Питер подошел к столу судьи и передал бумаги.

По счастливой случайности в приюте был получен конверт с запиской от родной матери Молли, в которой объяснялись обстоятельства, заставившие ее отказаться от ребенка. Не зная, как поступить с запиской, директор приюта обратился к Питеру за юридической консультацией. Это и был тот удачный поворот, которого они ждали.

— Как вы можете видеть, ваша честь, родная мать девочки, к сожалению, скончалась через сутки после того, как оставила ее в приюте. С того момента ребенок находился под опекой моей клиентки. Сейчас я хотел бы ходатайствовать перед судом о предоставлении статуса постоянного опекуна ребенка, известного под именем Молли Доу, Кэти Вагнер как приемной родительнице, пока идет официальная процедура удочерения. Я полагаю, что уже дал суду пояснение всех смягчающих обстоятельств, и буду рад ответить на любые дальнейшие вопросы.

Прочитав материалы, судья задумчиво кивнул, потом взглянул на Питера, Кэти и Дэнни.

— Да, обстоятельства мне хорошо известны, мистер Салливан. Они весьма необычны. — Судья снова взглянул на Кэти. — И вы считаете, мисс Вагнер, что вполне способны вырастить этого ребенка надлежащим образом, хотя вы не замужем и занимаетесь бизнесом, требующим колоссального количества времени?

Кэти вышла вперед, держа Молли на руках; ее несколько беспокоило хмурое выражение на лице судьи.

— Да, ваша честь, я определенно так считаю. Я люблю Молли, как если бы она была моим родным ребенком. — Она с нежной улыбкой посмотрела на малышку. — Я знаю, каково это — остаться сиротой. Мои родители погибли, когда мне было всего пять лет. Мне посчастливилось быть принятой в другую семью. — Она скосила глаза на Дэнни, молча стоявшего рядом, и снова почувствовала не утихшую боль в сердце. Но сейчас было не время об этом думать. Оглянулась через плечо — весь клан Салливанов выстроился на галерее. — Я знаю, что может означать любящая семья для ребенка, который потерял все. Знаю, потому что сама была в таком положении. — Голос ее ослабел, она с трудом удерживалась от слез. — На мое счастье, меня приняла замечательная семья. Салливаны растили меня, как родную, даже когда Мэйв Салливан осталась без мужа. Они научили меня ценить семью, помогли понять, что не кровное родство создает семью, ее создает любовь. — Она оглянулась на тетю Мэйв и Па и увидела слезы у них на глазах. — Я хочу, чтобы Молли узнала, как это прекрасно, когда тебя окружает любовь, окружает семья. Чтобы она узнала, что ее любят и ценят, чтобы поняла, что ей всегда есть место в этом мире. — Высоко подняв голову с блестящими от слез глазами, Кэти сделала еще один шаг вперед. — Матерью делает не сам факт родов, ваша честь, ею делают повседневные заботы и бессонные ночи, проведенные у постели больного ребенка; полуночные бдения за шитьем костюма для школьного спектакля. Ею делают макароны с сыром, которые вы готовите каждый день всю неделю — просто потому, что ваш ребенок не ест ничего другого. — Она засмеялась сквозь слезы, припомнив кое-что из собственной жизни. — Матерью становишься, когда отдаешь ребенку свое сердце и любовь, зная, что важнее этого нет ничего на свете.

Кэти с трудом перевела дыхание и продолжала:

— Однажды Па сказал мне, что самое важное дело, какое может быть у человека, — это воспитание ребенка. Через сотню лет не будет иметь никакого значения, сколько ты зарабатывал или какую сделал карьеру. Но если ты вырастил и воспитал ребенка, если сделал счастливее жизнь другого человеческого существа, значит, ты не зря жил на этом свете. И я всей душой с ним согласна. — Она вскинула подбородок, справилась со слезами. — Ваша честь, я вас очень прошу… дайте мне шанс сделать счастливее жизнь Молли. Помочь ей стать настоящей женщиной, хорошим человеком. Я знаю, что могу сделать это — с вашего разрешения, конечно. — Кэти отступила назад: она даже не заметила, что подошла близко к кафедре судьи.

— Подойдите ко мне, юная леди, — негромко обратился к ней судья.

Кэти бросила отчаянный взгляд на Питера, пытаясь сообразить, что она сделала не так. Тот кивнул, и она приблизилась к кафедре.

Судья поднялся с места, спустился по ступеням и обошел кафедру.

— Дайте-ка мне взглянуть на этого ребенка.

Она передала ему Молли, поразившись тому, как его морщинистое лицо осветилось ласковой улыбкой.

— Этой малышке крупно повезло, мисс Вагнер. — Судья встретился глазами с Кэти, и у нее радостно дрогнуло сердце. — Да, весьма. — Он провел рукой по ручонке Молли, когда она пыталась схватить висящие у него на шее очки, потом отдал ее обратно Кэти.

Она крепче прижала малышку к себе и с замиранием сердца приготовилась услышать решение. Усевшись на место, судья откашлялся.

— Несмотря на необычные обстоятельства дела — или, скорее, учитывая эти обстоятельства, мисс Вагнер, — я назначаю вас опекуном этого ребенка. Но вы должны соблюдать все правила и инструкции, действующие в штате.

— Конечно, ваша честь. — Волнение переполняло ее. Она взглянула на Дэнни и увидела, что он тоже взволнован.

Судья стукнул по кафедре молотком.

— Ну, мисс Вагнер, — он улыбнулся, — поздравляю вас — похоже, вы только что стали матерью.

Смеясь и плача, Кэти отвечала на объятия и поздравления. Дэнни стоял в стороне, пристально глядя на нее; он казался потерянным и одиноким. Не сказав никому ни слова, он вышел из зала суда.

 

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Дэнни было плохо.

Прошел почти месяц после того судебного заседания. Почти месяц, как Кэти вернулась к Салливанам, чтобы он мог свободно общаться с Молли и чтобы Молли имела все преимущества от жизни в их большой, дружной семье. Кэти по-прежнему не разговаривала с ним, за исключением тех случаев, когда это касалось Молли. Она держалась холодно, вежливо и так отчужденно, что ему хотелось взять и встряхнуть ее хорошенько.

Днем она брала Молли с собой в садик. Дэнни заходил туда каждый день повидаться с девочкой, обычно в свой обеденный перерыв или когда оказывался поблизости. Кэти никогда не возражала, напротив, вроде бы радовалась его приходу, но говорила с ним исключительно о Молли.

Вечером дома все наперебой предлагали себя в няньки Молли. Таким образом, у них с Кэти действительно получалась совместная опека.

А ему все равно было плохо.

Всего тяжелее были выходные дни, когда он проводил бесконечные часы в одиночестве, размышляя о том, как он сумел так все испортить, свою жизнь, свои отношения с Кэти.

Этот уик-энд оказался хуже некуда. Мать укатила в Лас-Вегас с миссис Хеннипенни и Мартой. Джоанна и Майкл поехали с маленькой Эммой и Молли за город. Патрик тоже куда-то исчез.

Дэнни подумал, не пойти ли тоже куда-нибудь, но не смог собраться с силами — Кэти была здесь, чуть дальше по коридору, и притягивала его, как магнит.

Так он и провел весь уик-энд, бесцельно слоняясь по дому. К вечеру воскресенья он чуть ли не до дыр протер подошвы туфель.

Кэти была права, удрученно думал Дэнни, он действительно боялся. Боялся своих истинных чувств к Кэти, боялся любви к ней.

Как он мог быть таким слепым идиотом, упустить столько времени? Думал, что Кэти никуда не денется, всегда будет рядом, и вот теперь, когда потерял ее, понял, как она нужна ему, как он ее любит… Женщину, которая предназначена ему, подругу сердца, его вторую половину.

Мама была права — если бы он прислушался тогда к голосу сердца, то не наломал бы столько дров.

В дверь постучали, и он зарычал: не желал никого видеть, кроме Кэти. Но она не придет.

Между тем дверь распахнулась.

— Ну, Малыш Дэнни, что тут у тебя такое происходит? — Не обращая внимания на неприветливый взгляд внука, Па вошел в комнату, перешагнув через разбросанную одежду и собравшийся за выходные мусор.

— Дед, я в порядке, — сказал Дэнни, проводя рукой по волосам.

— Оно и видно, парень. — Наклонив голову набок, Па пристально изучал его. Эти внуки бывают жутко упрямыми. — Ты в большом порядке, я вижу. Три дня не брился, еще дольше не мылся. Рычишь из-за двери, словно раненый зверь.

— Па…

— Малыш Дэнни, позволь мне рассказать тебе одну историю. — Па помолчал, тщательно подбирая слова. — Мы, мужчины, иногда завариваем такую кашу, которую трудно бывает расхлебать. Особенно, если дело касается женщин… — Он задумчиво потер щеку. — И тут уж ничего не поделаешь — наверно, такова наша природа. Мы думаем, что стыдно проявлять чувства, показывать, что нам не все равно, или что мы любим, или что мы боимся. — Он засмеялся, взглянув на лицо Дэнни. — Да не смотри ты на меня так, будто я рехнулся, — я знаю, о чем говорю. В свое время я и сам пару раз ломанул дровишек. Но твоя дорогая бабушка перед тем, как покинула меня навсегда, сказала мне кое-что очень важное.

При упоминании о бабушке Дэнни поднял голову и с интересом посмотрел на деда, уловив боль в голосе старика.

— Что это было, Па?

Убедившись, что завладел наконец вниманием внука, тот продолжал:

— Когда я впервые увидел твою дорогую бабушку, Малыш Дэнни, она была миниатюрная и хорошенькая, как картинка. Помилуй Бог, у меня пересыхало во рту от одного взгляда на нее. — Глаза у него затуманились, а голос стал нежно-задумчивым. — Когда она бывала поблизости, у меня появлялось такое чувство, будто кто-то завязал узлом мой язык. А все оттого, что она и мои чувства к ней вызывали во мне какой-то благоговейный страх. — Он невольно вздрогнул, заново переживая остроту ощущений тех лет. — Она думала, что безразлична мне, сынок, потому что я никогда не высказывал своих чувств. Никогда не говорил ей, как она волнует меня, или что я чувствую, когда она на меня смотрит, или как сильно хочу обнять ее. Я боялся, сынок, боялся показаться дураком, боялся, что она посмеется надо мной; но больше всего боялся, что она не ответит на мои чувства. — Па вздохнул, обнял Дэнни одной рукой и притянул к себе. — Она кое-что сказала мне перед тем, как переселилась в лучший мир, и это навсегда осталось у меня в памяти.

— Что она сказала, Па?

Тот усмехнулся; глаза у него были по-прежнему задумчивы.

— Она сказала мне, что женщина любит ушами, сынок. Ей надо слышать слова о том, что у мужчины на сердце. Как иначе она узнает, если он никогда об этом не говорит? Сказала, если мужчина боится своих чувств, это значит, что его чувства гораздо глубже, чем страх.

— И все? — озадаченно спросил Дэнни. Старик засмеялся.

— Вот видишь, сынок. Мы, мужчины, иногда бываем беспросветными тупицами. Что может быть страшнее, чем потерять женщину, которую любишь? Женщину, которая волнует твое сердце и поднимает твой дух? Такая женщина встречается только раз в жизни, Малыш Дэнни, и умный мужчина не упускает ее.

— С Кэти я все испортил, — неохотно признался Дэнни.

— Ну, это не секрет, сынок, — с усмешкой проговорил Па. — Об этом знает вся семья. Мы любим вас обоих. Трудно было бы не заметить, какие у вас натянутые отношения.

— Она сказала, что не выйдет за меня замуж.

— А что, есть какая-то особенная причина, почему она должна выйти за тебя? — с улыбкой спросил Па, приведя этим Дэнни в замешательство.

— Потому что я люблю ее. — Он запустил пятерню в свои взъерошенные волосы. — Люблю уже давно. Наверно, я просто… просто боялся признаться в этом.

— Понятно. — Лицо Па приняло задумчивое выражение. — А ей ты об этом сказал, сынок?

Дэнни отрицательно покачал головой.

— Нет, не сказал.

— Ясно, — со вздохом сказал Па и возвел глаза к небу. — И парень еще удивляется, почему она не хочет выходить за него? — Он удрученно покачал головой.

— Она не хочет видеть меня и разговаривать со мной, если дело не касается Молли.

— Чепуха, парень! Мы, мужчины из рода Салливанов, сражались за любимых женщин с незапамятных времен. И чтобы мой внук боялся признаться женщине в любви? — Да ни за что, если он знает своего внука. Гордость тоже кое на что годится, подумал он, улыбаясь про себя. Как и он сам, Дэнни наделен ею в изобилии.

— Па, как ты думаешь…

Тот ткнул его пальцем в грудь.

— То-то и беда, Малыш Дэнни, что ты слишком много думаешь. А в этом деле, парень, нужно действовать. — Дед покачался на пятках, наблюдая за внуком. — Конечно, если ты не… трусишь. — Это были резкие слова, но сейчас как раз нужно было что-то подобное.

Дальнейших слов не понадобилось. Дэнни повернулся и направился к двери, но старик остановил его, мягко придержав за руку.

— Сынок. — Поблескивая глазами, он наморщил нос. — Все-таки три дня, парень. Думаю, неплохо бы сначала принять душ и побриться. Переодеться в чистое тоже бы не помешало. — Он засмеялся и покачал головой, глядя на кинувшегося в ванную Дэнни. Слава Богу, оставалось женить одного Патрика.

Хотя, конечно… Дед уселся на стул и начал думать о будущем. Трое мальчишек, так сказала Джоанна. Трое крепеньких правнуков, которые понесут дальше имя и традиции Салливанов. Его сердце переполнилось гордостью. Новое поколение, еще трое братьев по фамилии Салливан, которых он будет любить, смотреть, как они растут и мужают. Ну, а если уж совсем повезет, то он увидит, как к ним придет любовь.

Да, замечательное время будет впереди.

Кэти чувствовала себя несчастной. Не в силах оставаться в четырех стенах, она ушла в детский сад, собираясь найти себе занятие и избавиться от мыслей о Дэнни.

Вздохнув, она откинула со лба прядь волос и начала выгружать купленные на предстоящую неделю продукты. Она уже дважды убрала и протерла каждый уголок, оставалось лишь загрузить холодильник.

Уже почти стемнело, а Кэти трудилась сегодня весь день. Физическая работа утомила, так что ночью можно будет немного поспать. Ночи были хуже всего: ей снились мучительные сны, и она просыпалась в слезах.

Если бы не Молли, она не знала, как справилась бы. Интересно, знает ли Дэнни, что у Молли режется первый зуб. Эта мысль вызвала новый поток слез — он должен быть здесь, подумала она, рядом с ней, с ней и Молли.

Негромкий стук в заднюю дверь заставил ее нахмуриться — почти семь часов. Кто может стучаться в это время?

Оставив продукты, Кэти подошла к задней двери и заглянула в глазок. Никого. Она повернулась и направилась было обратно, когда стук повторился. Начиная сердиться, Кэти снова посмотрела в глазок и опять никого не увидела.

Может, это шалят соседские ребятишки? Она отодвинула засов и вышла за дверь, чтобы расправиться с озорниками.

В переулке ни души.

Был конец июня; горячий и тяжелый воздух давил, словно толстое, влажное одеяло. Вокруг ее ног закрутились бумажки и мусор, поднятые слабым намеком на ветерок, которому удалось пробиться сквозь жаркую воздушную подушку. Еще не совсем стемнело, но небо было окрашено в странный оттенок оранжевого, придававший всему какую-то туманную белесость.

Несмотря на жаркий день, Кэти почувствовала дрожь. Если не считать нескольких брошенных автомобилей, переулок был безлюден. Чувствуя непонятную тревогу, она оглянулась…

Сердясь на себя за свой испуг, Кэти уже собралась вернуться в дом, как вдруг чья-то рука тяжело легла на плечо, заставив ее вскрикнуть.

Дальше ею руководил инстинкт. Она резко развернулась, руки сжались в кулаки, и один из них пришел в соприкосновение с чем-то массивным и твердым.

— Ч-черт! — Дэнни согнулся пополам.

— Дэнни? — Сердце у нее почти остановилось. Она нерешительно подошла ближе и положила руку ему на спину. — Это ты, Дэнни? — переспросила она. Ей показалось, что у нее вот-вот подогнутся колени.

— Боже милостивый, Кэт, — еле выговорил он, с трудом переводя дыхание и пытаясь унять боль в животе. — Этак нам скоро придется зарегистрировать тебя как профессионала.

Кэти нервно вытерла ладони о джинсы.

— Что ты здесь делаешь, Дэнни? — Она старалась, чтобы ее голос звучал холодно и равнодушно, но попытка бесславно провалилась. Так приятно было его видеть! Даже когда с трудом восстанавливал дыхание и стоял, согнувшись в три погибели, выглядел он потрясающе. Сердце у нее снова заныло.

— Я тут принес тебе кое-что. — Дэнни со стоном выпрямился. Их взгляды встретились, и он увидел темные тени вокруг ее прекрасных глаз. Она заметно похудела. Наверняка не ела как следует, с беспокойством подумал он. Ему хотелось схватить ее в объятия и сказать, что она была права, а он идиот; но не мог. Пока не мог. Сначала надо было сделать нечто более важное.

— Ты мне что-то принес? — Кэти подозрительно посмотрела на него, вспомнив предыдущий сюрприз.

— Нет. — Улыбаясь, Дэнни прислонился к стене и сунул руки в карманы, подальше от греха. У него, скорее всего, есть только одна попытка, и ни в коем случае нельзя ее запороть. — На этот раз действительно подарок. — Он нахмурился. — Ну, вроде подарка.

Кэти недоверчиво посмотрела на него.

— Вроде подарка? — Она не должна с ним разговаривать. Надо просто повернуться, войти в дом и захлопнуть дверь у него перед носом. Ничего иного он не заслуживает. Но она не двинулась с места. — И что, этот подарок мягкий и теплый? — спросила она, думая о Молли.

— Нет, наоборот, он холодный и твердый.

Невольно заинтригованная, Кэти вскинула подбородок.

— Я с тобой не разговариваю, — заявила она, хотя именно это сейчас и делала. — И твои подарки меня не интересуют. — Повернулась, собираясь уйти, но он мягко удержал ее за руку. Сердце у нее опять куда-то провалилось.

— Кэт, прошу тебя. — Умоляющий тон заставил ее взглянуть на него. — Выслушай, по крайней мере. — Не дожидаясь ответа, он извлек из кармана маленькую коробочку из черного бархата и протянул ей. Глаза у Кэти округлились — она узнала эту коробочку. Сколько она себя помнила, коробочка всегда стояла на комоде у Па.

— Что это, Дэнни? — Она еле произнесла эти слова — от его присутствия у нее ныло сердце, а руки так и тянулись обнять его.

— Это тебе подарок, — тихо проговорил Дэнни, притягивая ее ближе и поднося ее руку к губам для поцелуя. — Открой.

Кэти медленно открыла. Маленькие золотые петли бархатного футляра слегка скрипнули, когда она подняла крышку. У нее перехватило дыхание, взгляд в полнейшем смятении метнулся к его лицу.

— Дэнни… это… это же…

— Обручальное кольцо моей бабушки, — закончил он за нее. С этого кольца, ставшего семейной реликвией, и началась история семьи Салливанов. — Дед подарил ей его в ту ночь, когда они тайно уезжали из Ирландии.

— Я знаю, — прошептала Кэти, и глаза у нее наполнились слезами. Она помнила, как, сидя на полу, слушала в благоговейном ужасе, когда Па рассказывал эту историю; как просила его рассказывать еще и еще, пока от волнения не заливалась слезами. Чтобы мужчина любил так, как Па любил свою жену, — это чудо, которое дано познать лишь немногим женщинам.

Проглотив слезы, она протянула кольцо Дэнни.

— Я тебе уже сказала — я не выйду за тебя.

— Нет, Кэти. Ты сказала только, что не выйдешь за меня ради Молли. И ты была права. — Тень улыбки тронула его губы. — Меня очень испугало, вернее сказать, привело в ужас то, что я к тебе чувствовал. Думал, что уже однажды любил, но теперь понимаю: то была не любовь. Черт возьми, до тебя я даже не знал, что такое любовь! — Дэнни взял ее за руку и, притянув к себе, заглянул ей в глаза. — Выходи за меня замуж, Кэт. Не ради Молли и не потому, что это практично. А потому, что я тебя люблю.

Спазм сдавил ей горло. Она бросила взгляд на кольцо, на маленький бриллиантик, сверкнувший в лучах заходящего солнца. Кольцо постоянства, силы, любви — кольцо, соединившее мужчину и женщину, чья любовь была сильнее смерти… Она подняла глаза и встретилась взглядом с Дэнни — у него в глазах была та же любовь. Были желание, надежда, обещание.

Все, о чем она мечтала.

— Да, — сказала она еле слышным шепотом. — Да, Дэнни, я выйду за тебя замуж.

Дэнни нерешительно помолчал, потом спросил:

— А как же… Сэм?

Кэти засмеялась и рассказала про капризного старика.

Он привлек ее к себе, закрыл глаза и почувствовал, как его обволакивает знакомый аромат.

Мать оказалась права — не было больше сомнений, страхов и тревог. Остались только радость, покой, счастье… и невероятное ощущение полноты. Он и не подозревал, что такое бывает.

— Я люблю тебя, Кэт. — От волнения у него перехватило горло. Дэнни откинулся назад, чтобы посмотреть ей в лицо. — Ты когда-нибудь простишь меня за то, что я был таким идиотом?

— Когда-нибудь, — ответила Кэти, смеясь сквозь слезы и осыпая его лицо поцелуями.

Дэнни вынул кольцо из футляра. Оно засверкало и заискрилось бесчисленными воспоминаниями прошлого и надеждами на будущее. Он надел ей его на палец.

— Оно принадлежало моей бабушке, Кэт. Па берег его для меня, до той поры, пока я не встречу свою судьбу.

— Почему же он не отдал его тебе, когда ты женился…

Дэнни приподнял ей голову за подбородок, не дав закончить.

— Потому что ждал, когда я действительно встречу свою судьбу. — Он поцеловал ее. — Настоящую судьбу. — Усмехнулся — на сердце было удивительно легко. — Он мудрый старый ворон, Кэт; говорит, что всегда это знал. У Па, оказывается, постоянное пари с братьями насчет того, как скоро я пойму, что ты и есть та женщина, которую я ждал всю жизнь. — Он прижал свой лоб к ее лбу. — Наверно, я иногда действительно тупой.

— Не буду с тобой спорить, — прошептала она, обхватив его руками и тесно прижавшись к нему, слушая, как их сердца стучат в унисон.

Как будто одно, подумала она. Так и должно быть.

— Я люблю тебя, Кэт, — прошептал он. — Идем домой.

Домой. Как прекрасно это звучит. Домой вместе с Дэнни. Туда, где и был ее дом с самого начала.

— Дэнни, — шепотом позвала она, когда они рука об руку возвращались в детский садик, чтобы запереть его на ночь.

— Да, любимая. — Он не мог отпустить ее, все еще не мог. А может, и никогда не сможет.

— Кто выиграл пари?

Он засмеялся.

— Па, конечно, кто же еще?

 

ЭПИЛОГ

Их свадьба стала настоящим событием. В духе Салливанов. Паб заполнила толпа двоюродных братьев и сестер, племянниц, племянников, теток и дядей. Посаженым отцом Кэти был Па; причем он настаивал, что должен исполнять эту роль с Молли на руках. Марта и миссис Хеннипенни были подружками невесты, а Майкл и Патрик — дружками жениха.

Так, в одно прекрасное субботнее утро в июле, когда ярко светило солнце, в присутствии всей семьи, соседей и личного состава полицейского участка, Кэти и Дэнни произнесли свои клятвы.

Кэти, одетая в простое белое шелковое платье с небольшим шлейфом и с венком из живых белых роз из сада миссис Хеннипенни, стояла рядом с Дэнни перед их дочерью, родными и друзьями, произнося слова брачной клятвы.

Как только церемония закончилась, началось празднование. Столы ломились от еды, а играть на свадьбе Мэйв пригласила настоящий ирландский оркестр.

— Кэти, девочка моя, это поистине прекрасный день для свадьбы. — Попыхивая большой, дурно пахнущей сигарой, Па наклонился и поцеловал ее в щеку; в глазах у него светились гордость и любовь. — Теперь ты настоящая Салливан, принадлежащая клану, как и должно быть.

Он осторожно обнял ее одной рукой за плечи, энергично пыхтя сигарой и надеясь, что Мэйв его не засечет. Всю вторую половину дня он старался не попадаться ей на глаза. В конце концов, в день свадьбы внука он просто имеет право насладиться хорошей сигарой!

Старик покивал в сторону Кэти.

— Сегодня ты, девочка, дала мне право гордиться. Да, гордиться. — Он взял ее левую руку в свою и посмотрел на кольцо, таившее в себе столько воспоминаний. Его лицо осветилось улыбкой. — И твоя бабушка, будь она жива, тоже гордилась бы. — Он поцеловал ей руку. — Она тоже любила бы тебя, как люблю я. — Голос его сорвался, и он крепко обнял Кэти. Он полюбил эту девчушку с того самого момента, когда Мэйв и Джок привели ее домой. Пусть между ними не было кровного родства, но сердцем она была им родная — а это куда важнее. И он был просто счастлив, что Дэнни увидел, наконец, свет истины.

Глаза Кэти наполнились слезами радости, и она крепко обняла его.

— Я люблю тебя, Па, — прошептала она. — Очень люблю.

Он немного отстранился, откашлялся.

— Разумеется, любишь. Еще бы тебе меня не любить. — И они вместе, рассмеялись.

Он посмотрел в противоположный конец комнаты, где в фамильной колыбели Салливанов спала Молли.

— Ты подарила мне еще одну правнучку. Да притом рыженькую. — Па счастливо улыбнулся, еще раз пыхнул сигарой и в удивлении покачал головой. — Надо же, как может повезти одному человеку.

К ним подошел Дэнни, обнял Кэти за плечи и, не удержавшись, поцеловал в губы.

— Любовь моя, Молли беспокоится. Наверно, это опять из-за зубика.

— Сейчас схожу к ней. — Она уже пошла было, но Па остановил ее.

— Нет, девочка, дай я сам схожу — малышке пора поближе познакомиться с прадедушкой. — Он двинулся было в нужном направлении, но Дэнни ловко выхватил у него сигару.

— Ей еще рано курить, дед, — объяснил он, стараясь удержаться от смеха.

Неловко поправляя пояс-шарф, Па всю дорогу до колыбели бормотал что-то насчет черной неблагодарности детей. При виде Молли он расплылся в улыбке.

— А, вот ты где, моя маленькая. — Старик взял Молли на руки и нежно прижал к себе. — В чем тут у нас дело, солнышко? — Он уткнулся в нее носом. — А, понимаю. Никто не обращает на тебя внимания, верно? — Засмеявшись, он уселся на свободный стул. Покачивая Молли, Па обводил взглядом зал. Его глаза остановились на внуках, и сердце переполнилось гордым чувством.

Майкл, такой сильный и гордый; теперь и у него своя семья. Счастливее никто и быть не может.

Вот Дэнни — упрямый и своевольный. Теперь женат на женщине, которая была предназначена ему судьбой и подходит ему идеально, с какой стороны ни глянь. И у них уже есть ребенок.

А вот и Патрик. Самый младший из внуков, но тоже уже взрослый мужчина, и перед ним целая жизнь. Па засмеялся: интересно, что ждет Патрика в будущем? Наверняка какие-нибудь шалости.

Он перевел глаза на Молли. Вот оно — новое поколение Салливанов, которое понесет дальше их имя и семейные традиции. Он ощутил, как что-то застилает ему взор, но не стал вытирать глаз. Джок был бы горд за свою семью, с улыбкой подумал он. И еще как горд.

Па поднял Молли повыше, чтобы заглянуть в ее чудесные синие глазки.

— Наши глаза, — убежденно повторил он. — Видно, девочка, это судьба. Не иначе. — Он снова удобно устроил ее у себя на руках. — Пора тебе узнать свой клан. Ах-х, братья Салливаны. Нас было шестеро, и все, как на подбор, удальцы и красавцы, девочка. — Он посмотрел на колыбель, и на него нахлынули воспоминания.

— Давным-давно один из братьев — а был он симпатичный парень — безумно влюбился в славную и красивую девушку. — Па посмотрел на малышку, лежавшую у него на руках, и снова на колыбель.

— Так вот, эту чудесную девушку звали Молли… Да-да, как и тебя, малышка, и волосы у нее были такие же рыжие, как у тебя, и улыбка такая же милая и очаровательная. — Он тяжело вздохнул, жалея об отсутствующей сигаре. — Но, увы, Молли была обещана другому. — Он усмехнулся, вспоминая все пережитое.

— Как я уже сказал, девочка, мы были братья Салливаны, известные тем, что не мирились с поражением. И вот один из братьев — тот, что был влюблен в Молли, — составил план. Это был отличный, великолепный план. — Старик опять засмеялся. — Ему была невыносима мысль о том, что его возлюбленная обещана другому, а жить без нее он не хотел. И вот, в ночь перед тем, как ее должны были выдать замуж, когда все затихло, он и его братья пробрались в ее дом и украли ее. — (Малышка радостно загукала.) — Я так и знал, что тебе понравится эта история, девочка. В ту же ночь братья помогли ему тайком увезти любимую и сесть на рыболовное судно, с которого начиналась их дорога на новую родину. В Америку. — Глаза у Па затуманились при воспоминании о том давнем дне. — Это была дорога любви и дерзких свершений. За душой у них была только вот эта колыбель, девочка, в которой ты спишь. Понимаешь, этот парень всегда знал, что он и его Молли предназначены друг другу судьбой, и смастерил колыбель как свадебный подарок — как знак его вечной любви и для передачи будущим поколениям, чтобы они всегда знали об этой любви. — Голос его стал совсем тихим, а рука ласково поглаживала шелковистые и мягкие рыжие волосенки малышки.

— Вместе они прожили чудесную, счастливую жизнь, полную любви, вплоть до того дня, когда его Молли больше не стало. — Тихонько вздохнув, старик поцеловал нежную щечку малышки. — И знаешь, девочка, я открою тебе один секрет: не проходит и дня, чтобы я не чувствовал, как мне ее не хватает. — С ласковой улыбкой он поглаживал рыжие волосики маленькой Молли, так напоминавшие волосы его Молли, и смотрел на семью, которую они создали.

— Жаль, что она не дожила до этого дня, девочка. Не увидела ни нашего внука, ни тебя, нашу правнученьку. Она бы точно полюбила тебя, девочка. — Па протянул руку и погладил колыбель. — Я люблю тебя, Молли, — прошептал он, гладя колыбель и думая обо всех прожитых годах, о слезах, о счастье. — Да, Молли, любовь моя, сколько уж лет прошло, а я все еще по тебе тоскую. — Старик посмотрел на малышку и улыбнулся. — Да, ты бы нами гордилась.