1. Преступник, породивший войну

Тридцать лет прошло со времени, когда смолк гул грандиозных сражений второй мировой войны и ей на смену пришел долгожданный мир. Свободолюбивым народам, завоевавшим Победу над самыми мрачными ударными силами международного империализма, предстояло потратить еще много усилий, чтобы этот мир стал прочным и надежным. Но главное было достигнуто — Победа стала фактом, справедливость восторжествовала.

Теперь, по истечении нескольких десятилетий, более половины населения Земли составляют люди, родившиеся после войны. И все же ее уроки и итоги отнюдь не потеряли своей актуальности, они важны не только для познания сравнительно недавнего прошлого, но и для активных действий в сегодняшнем мире.

Важные вопросы, правильный ответ на которые имеет актуальное значение, таковы: как могло случиться, что в наш «просвещенный век», характерный высоким уровнем развития науки, культуры, искусства, стало возможным взаимное истребление людей и уничтожение материальных ценностей, созданных трудом многих поколений? Кто несет ответственность за это ужасающее преступление перед человечеством? Кто виновник второй мировой войны?

Ответы на эти вопросы совершенно ясны. Вторая мировая война, как и первая, была подготовлена и предпринята империализмом. Он — постоянный источник военной опасности на земном шаре. Он — виновник второй мировой войны. И в этом с особенной наглядностью сказывается его непреходящая враждебность интересам всех народов земного шара.

Правящие круги империалистических держав готовят мировые войны долгое время, в глубокой тайне от народов. Их представители маскируют подлинную сущность политики империализма цветистыми фразами о мире и благоденствии, призванными ввести в заблуждение легковерных. За этим идеологическим прикрытием развертывается процесс подготовки мировой войны, порождаемой не случайными обстоятельствами, а глубинными объективными закономерностями.

В. И. Ленин писал, что для раскрытия подлинного происхождения мировой войны, организованной капиталистическими правительствами, их «политика за целый ряд десятилетий до войны должна быть изучена и понята в ее целом».

Процесс вызревания второй мировой войны в недрах капитализма занял примерно двадцать лет. И только изучив всю политику всех великих держав за эти роковые для человечества десятилетия, можно обнажить самые глубокие корни войны, убедиться в том, что она не была случайностью, а явилась закономерным порождением системы империализма, что она начала зарождаться задолго до того, как прогремели первые залпы орудий, возвестившие ее начало.

Но все же, что толкает империалистические державы на организацию войн, тем более мировых? Есть, конечно, совершенно определенные причины.

Война, а также гонка вооружений приносит баснословные прибыли части монополистов, несказанно их обогащая. Существует и другая часть монополистов, которая не получает прибылей от поставок оружия. Конкретные вопросы военной политики решаются в острой борьбе различных монополистических группировок, нередко сказывающейся в зигзагах в политике соответствующих держав. Более влиятельными оказываются во многих случаях монополии, связанные с военным бизнесом. Война рассматривается ими также и как средство выхода из противоречий между растущими размерами производства, носящего общественный характер, и объемом потребления масс, ограниченного платежеспособным спросом.

Не случайно вскоре после окончания войны в Европе американские экономисты, собравшиеся на 57-ю конференцию, одобрили доклад Кеннета Боулдинга, в котором говорилось: «Единственно приемлемым методом потребления в больших масштабах является война, и, очевидно, этот метод используется нациями тогда, когда бремя изобилия становится слишком тяжелым. Мир в настоящее время находится в поисках выхода из тисков им же самим созданной чудовищной-дилеммы: либо расширять производство посредством войны, либо сокращать производство посредством кризисов и безработицы».

Такая откровенность представляет собой редкое явление. Больше встречаешься с другим — с высокопарными речами о печальной необходимости вооружаться для защиты своей капиталистической страны от угрозы, чаще всего несуществующей. За такими возвышенными речами стоит низменный эгоистический расчет. И ради этого расчета, даже тогда когда никакой опасности войны не существует и не предвидится, деятели капиталистического мира искусственно обостряют обстановку и пользуются этим обострением для развертывания гонки вооружений.

Но не только поэтому при империализме существуют экономические корни захватнических войн. Эти корни уходят еще глубже. В условиях империализма монополии, ворочающие миллиардами и прибравшие к рукам государственную власть, считают национальные рамки узкими для своей деятельности. Они выходят за пределы границ своего государства и активно добиваются зарубежных рынков сбыта и сырья, сфер приложения капитала, прибылей от эксплуатации богатств других стран и их рабочей силы.

Монополии осуществляют «мирную» экспансию, которая предшествует или же сопутствует экспансии политической и военной. Они используют силу государственной власти для приобретения преимущественных прав в других странах, насаждения там своей агентуры и своих ставленников, не останавливаясь и перед применением оружия. Монополисты прилагают большие усилия, чтобы оградить свои сферы от проникновения конкурентов и обеспечить себе не только преобладание, но и полное господство.

На следующем этапе возникает стремление к тому, чтобы «позаимствовать» рынки у других держав, переделить их. Наиболее могущественные государства, заботясь об интересах монополий, начинают вынашивать проекты завоевания мирового господства и на какой-то стадии обострения империалистических противоречий могут перейти к практическим шагам для осуществления таких планов военной силой.

И все же все эти, безусловно весьма важные, обстоятельства характеризуют возможность порождения империализмом мировых войн. Но чтобы эта возможность превратилась в действительность, требуется какой-то могучий фактор. Такую движущую силу, имеющуюся внутри капиталистической системы, открыл в годы первой мировой войны В. И. Ленин. Это было поистине гениальным открытием, многое объяснившим и в «механизме» созревания мировых войн, и в возникновении новых условий для победы социалистической революции.

Речь идет об открытом В. И. Лениным объективном законе неравномерности экономического и политического развития капитализма, обострившемся в условиях империализма. Этот закон приводит к тому, что развитие капиталистических стран принимает неравномерный, скачкообразный характер. Одни из них развивают свою экономику быстрее и с течением времени становятся относительно сильнее. Другие развивают свою экономику медленнее и становятся относительно слабее. А так как раздел мира между монополиями, как экономический, так и территориальный, осуществляется в соответствии с реальным соотношением сил и его отражает, то всякое изменение в этом соотношении порождает стремления и практические действия, направленные к тому, чтобы привести использование рынков и раздел мира между монополиями в соответствие с новым соотношением сил. Однако монополии, однажды что-то захватившие, не хотят делиться с соперниками добровольно, и тогда сторонники передела прибегают к применению вооруженной силы вплоть до мировой войны. Так обстояло дело как перед первой, так и перед второй мировыми войнами.

Историческая обстановка, в условиях которой в недрах капитализма зрела (и созрела) вторая мировая война, существенно отличалась от обстановки, предшествовавшей первой мировой войне. Главное отличие состояло в совершившейся победе Великой Октябрьской социалистической революции и расколе мира на две противоположные системы, в успехах первого в мире социалистического государства. Успехи социалистического строительства в СССР стали главным фактором общего кризиса капитализма, возникшего в период первой мировой войны. Общий кризис капитализма означал неудержимый процесс, загнивания и разложения, охвативший все стороны жизни буржуазного общества.

Завершилась эпоха всевластия капитала на земном шаре и началась новая историческая эпоха — эпоха перехода человечества от капитализма к социализму и коммунизму. Сфера господства капиталистических держав и возможности порабощения и ограбления ими других стран сократились, что неизбежно обостряло их взаимную борьбу.

Новая расстановка мировых сил определяла и новое направление борьбы. Возникновение и развитие социалистического государства, ставшего центром притяжения и мощной опорой всего международного революционного движения, переместило главную ось мировой политики и международных отношений в плоскость борьбы старого капиталистического мира с крепнущим, набирающим силы социалистическим обществом. Это основное противоречие новой исторической эпохи ослабляло капитализм и углубляло все его внутренние и внешние противоречия.

Внутри самого капиталистического мира противоречия между державами крайне обострились. Появилось новое направление в их взаимной борьбе — конфликт между победителями и побежденными, переплетавшийся с противоречиями в лагере самих победителей. Побежденная Германия продолжала обладать большими экономическими потенциями, а ее правящие круги только и ждали момента, чтобы использовать эти потенции для возрождения военной силы и осуществления реванша. Италия и Япония считали себя обделенными, и их правящие круги также вели дело к пересмотру итогов первой мировой войны.

Война зрела внутри капиталистического мира в силу присущих ему внутренних закономерностей. Но конкретный ход событий определялся сложным переплетением двух групп противоречий: между самими капиталистическими державами, между ними и страной социализма. Взаимодействие двух групп противоречий вело к тому, что политические деятели капиталистических государств, несмотря на разделявшие их антагонизмы, пытались образовать единый фронт против восходящего социализма. Империалистическая дипломатия формировала подобный фронт, а советская социалистическая дипломатия прилагала все свои усилия к тому, чтобы, используя противоречия капитализма, препятствовать его возникновению.

Никакие усилия буржуазной политики не могли приглушить или отодвинуть на второстепенный план ту ожесточенную борьбу, которая протекала между капиталистическими государствами, становясь все более острой. Снова, как и перед первой мировой войной, закон неравномерности экономического и политического развития капитализма обеспечивал выдвижение одних держав, отставание других и противопоставлял эти две группы государств друг другу.

В Германии и Японии производство росло неизмеримо быстрее, чем в США, Англии и Франции. Складывалось новое соотношение экономических и военных потенциалов, находившееся в резком несоответствии с территориальным и экономическим разделом колоний и зависимых стран. Империалистическая борьба становилась еще более острой, еще более непримиримой, чем перед первой мировой войной.

Инициатива в постановке вопроса о коренном переделе мира принадлежала, конечно, монополиям тех держав, правящие круги которых остались неудовлетворенными результатами первой мировой войны, — Германии, Японии и Италии. В мировой войне были заинтересованы и те монополисты, которые пользовались наибольшими колониальными богатствами, принадлежавшими их странам. Речь идет о правящих кругах Англии, Франции и США, рассчитывавших одолеть германских и японских конкурентов, с которыми не могли справиться методами экономической борьбы, посредством такой войны, в которой была бы упрочена их власть над другими странами и народами, были бы расширены сферы экономического господства. Кроме того, монополисты всех стран хотели бы восстановить былую целостность капиталистического мира, следовательно, сокрушить СССР, включить его в состав объектов колониальной или полуколониальной эксплуатации.

Расстановка сил для новой мировой войны сложилась в лагере капитализма не сразу. Этому препятствовал сложный переплет империалистических противоречий. Наряду с двумя главными противоречиями в мировой политике и экономике — между капиталистическим миром и СССР, между победителями и побежденными (к числу последних присоединились Италия и Япония, хотя они относились к разряду победителей в первой мировой войне) существовали и многие другие противоречия.

Между Англией и Францией шла борьба за господство в послевоенной Европе. В этой борьбе принимали участие и Соединенные Штаты Америки, поддерживавшие Англию. Между США и Англией шла острая борьба на всех мировых рынках, даже внутри самой Британской империи, с возраставшим перевесом на стороне американского капитала. Германия и Италия конфликтовали из-за влияния в Юго-Восточной Европе, где их интересы сталкивались с интересами Англии и Франции. Претензии Германии на захват («аншлюс») Австрии наталкивались на ожесточенное противодействие Италии. Между Германией и Японией разгорался конфликт из-за бывших германских колоний в Тихом океане, отошедших после первой мировой войны к Японии. В правящих кругах ряда капиталистических держав выдвигались планы установления безраздельного мирового господства.

Так переплетались между собой силовые линии противоречий, пронизывавших весь земной шар. Но источником этих противоречий, источником военной опасности неизменно оставалась капиталистическая система, и она одна. В недрах этой системы зародилась не только мировая война, но и план, имевший совершенно определенное классовое содержание. Суть этого плана состояла в намерении правящих кругов стран капитала вынести войну за пределы породившей ее системы, сделать жертвой войны социалистическое государство — Советский Союз, не имевшее ничего общего с теми глубинными процессами, которые развивались в капиталистическом мире, которые вели и привели к мировой войне.

На вопрос, кто преступник, породивший войну и погубивший свыше 50 млн. человеческих жизней, ответ совершенно ясен: этим преступником является империализм.

 

2. Гитлеровское государство войны

Одна из важных особенностей предвоенной мировой обстановки состояла в том, что империализм уже не мог столь легко и просто решать вопрос, быть или не быть войне, как это было некогда. Уже перед первой мировой войной серьезным препятствием на пути к военной развязке было организованное и сильное рабочее движение. Однако решающую помощь империалистам оказали тогда правосоциалистические лидеры II Интернационала, поддержавшие в каждой европейской стране военные намерения «своих» империалистических правительств. Непоколебимо верными великому знамени пролетарского интернационализма остались только русские большевики и отдельные группы пролетарских революционеров в некоторых других странах.

После первой мировой войны возникли новые или же развились прежние антивоенные силы. Новым, и притом не только моральным, но и материальным, фактором на службе делу мира являлся Советский Союз. Пролетарское движение в капиталистическом мире поднялось на неизмеримо более высокий уровень. В ряде стран возникли коммунистические партии, объединенные Коминтерном. В этих условиях империалистической буржуазии предпринять мировую войну было крайне трудно. Методы 1914 г. явно не годились. Не раз в межвоенное двадцатилетие силы мира брали верх над силами империалистической агрессии и войны. И им, этим силам, принадлежит заслуга в том, что между первой и второй мировыми войнами пролегла полоса мира, давшая возможность Советскому Союзу пройти немалое расстояние по пути социалистического прогресса. Его ленинская внешняя политика в большой степени способствовала этому. Но даже и мирное двадцатилетие было омрачено многими «малыми» войнами, в которых повинна была ненасытная жадность империалистической буржуазии.

В поисках новых путей подготовки и развязывания «больших» войн империалистическая буржуазия остановила свой выбор на фашизме, к которому вначале относилась несколько недоверчиво. Ей казалось, что старое, испытанное оружие антинародной диктатуры — армия и полиция — может быть более полезным, чем фашистские молодчики с их резиновыми дубинками и пистолетами. И если предпочтение было в конечном счете отдано фашизму (что отнюдь не умаляло внимания к армии и полиции), то для этого имелись веские причины.

Первая причина состояла в том, что армия и полиция в капиталистических странах всегда противостояли народу как чуждая и сугубо враждебная ему сила. Классовый характер и классовое предназначение армии и полиции прямо-таки выпирали наружу. Фашизм, выступая под личиной социальной демагогии, маскировался под «народное» движение, вербовал своих сторонников из различных слоев общества, чтобы пустить в нем прочные корни. Его тесный союз с милитаризмом сперва прикрывался. Затем фашизм даже бравировал таким союзом. Армия же и полиция — эти институты буржуазной диктатуры— стали составной частью террористической системы.

Фашизм давал империалистической буржуазии то, в чем она издавна нуждалась, — массовую социальную базу. Эта база была весьма разнородна. Она включала закоренелых слуг буржуазного режима (чиновников, офицеров, полицейских агентов и провокаторов, охранников и жандармов), мелкобуржуазные элементы деревни и города, деклассированные и уголовные слои буржуазного общества, а также и некоторую часть обманутых социальной демагогией рабочих. Демагогия и ложь являлись главным средством обработки всей этой разношерстной массы, значительная часть представителей которой не отдавала себе отчета в том, чьим интересам служит фашизм.

Расчет на использование демагогии был второй причиной, определившей выбор монополистов в пользу фашизма. Широкое использование им социальной демагогии отличало фашистские партии от других буржуазных партий. Если последние, как правило, замалчивали или отрицали кризис капиталистической системы, то фашизм «смело» ее критиковал. Он предлагал свой выход из кризиса на путях войны и демагогически заявлял о ликвидации перед лицом общих завоевательных задач всех классов и классовых различий, об установлении полного социального равенства.

Третья причина, определившая ставку монополий на фашизм, состояла в их расчете на то, что методы безудержного террора окажутся более действенными для предотвращения революционного взрыва и для подготовки к мировой войне, чем методы буржуазной демократии.

Фашистские диктатуры всегда и везде представляли собой неограниченную террористическую диктатуру наиболее реакционных и шовинистических кругов крупного капитала, помышляющего о сокрушении рабочего движения и создании прочного тыла внутри страны для будущей войны. Фашистские диктатуры характеризовались свирепейшим наступлением капитала на трудящиеся массы, бешеной реакцией и контрреволюцией, безудержным шовинизмом и агрессивной внешней завоевательной политикой. Эти диктатуры означали слияние сил монополий, государственной машины, военщины, гангстерских штурмовых отрядов, разбойничьей идеологии в единый механизм, направленный против рабочего класса и всех освободительных движений человечества.

Везде, где возникал фашизм, он оставлял за собой кровавый след. Неисчислимы преступления фашизма и бедствия, которые он принес народам.

И все же в силу сопротивления масс, а также сохранившейся у буржуазии ряда стран возможности удержать свою власть с помощью традиционных буржуазно-демократических форм государственного устройства фашистские диктатуры возникли перед второй мировой войной лишь в некоторых государствах. Самой большой опасностью для всех народов Земли явился фашистский переворот в Германии, осуществленный 30 января 1933 г. при внешнем соблюдении парламентской процедуры. Президент Гинденбург — живое олицетворение германского милитаризма — назначил Гитлера рейхсканцлером.

Общая опасность войны, исходящая от империализма, обрела совершенно конкретную форму — образовалось государство войны.

Гитлеровское государство, так называемая третья империя, явилось самым мрачным порождением монополистического капитала. Германский фашизм имел много общих черт с фашизмом в других странах. Но именно он стал самой зверской и антигуманной его формой, для которой характерно: особое рвение в выполнении социального заказа монополий; тесная уния нацистских фюреров и монополистического капитала; яростный антикоммунизм, откровенный шовинизм, идеология разбоя и политика кровавого террора; всесторонняя лихорадочная подготовка мировой войны во имя достижения главной цели — мирового господства, устранения капиталистических конкурентов и ликвидации классового противника — Советского Союза.

Фашистский переворот в Германии и последующее превращение страны в государство войны были в определенной степени обусловлены активной помощью правящих кругов США и Англии. Эта помощь выражалась в предоставлении огромных средств, золотом дожде долларов, оплодотворявшем тяжелую промышленность и военную индустрию, в политической и дипломатической поддержке фашизма на мировой арене. Только из-за этой помощи стало возможным воссоздание в Германии материальной предпосылки будущей мировой войны, начавшееся еще и до фашистского переворота.

Монополисты Англии и США видели, конечно, в германском империализме своего конкурента и противника, опасного претендента на мировое господство. Но они считали, что немецко-фашистский милитаризм станет наиболее мощной силой для вооруженной борьбы с их классовым противником — Советским Союзом.

Германская реакция в полной мере воспользовалась этой позицией правящих кругов Англии и США для осуществления фашистского переворота.

30 января — один из самых черных дней в истории Германии. Даже такой милитарист и реакционер, как генерал Людендорф, тот самый Людендорф, который принял участие в попытке фашистского переворота в 1923 г. и на чьей совести немало других столь же позорных деяний, даже он был потрясен первыми шагами Гитлера как рейхсканцлера. В начале февраля 1933 г. он направил послание Гинденбургу, в котором, пытаясь снять ту ответственность, которая лежала и на нем самом, писал: «Назначив Гитлера рейхсканцлером, Вы выдали наше немецкое отечество одному из наибольших демагогов всех времен. Я торжественно предсказываю, что этот человек столкнет наше государство в пропасть, ввергнет нашу нацию в неописуемое несчастье. Грядущие поколения проклянут Вас за то, что Вы сделали».

Фашизм — злейший и непримиримый враг всего человечества. Он — детище империализма, общего кризиса капиталистической системы. Разоблачения фашизма и его преступлений имеют непреходящее актуальное значение, тем более что фашизм существует и ныне в некоторых капиталистических странах, владея, либо пытаясь овладеть государственной властью.

Среди буржуазных авторов можно встретить и идеологических противников фашизма, и его защитников. Последние прилагают большие усилия, чтобы доказать недоказуемое: будто преступления фашизма не проистекают из его социальной природы, не объясняются его сущностью. Так, в 1971 г. в Лондоне вышла книга малоизвестного историка Гамильтона «Правда о фашизме». В чем же усматривает автор эту «правду»? Короткий смысл его длинных рассуждений передала аннотация, помещенная на суперобложке книги. Эта аннотация гласит: «Было бы слишком просто… рассматривать раннее развитие фашизма как злокачественное образование, как неизбежную предтечу гитлеровских концентрационных лагерей». Гамильтон, следовательно, не отрицает существования таких лагерей, он «только» не связывает их с развитием фашизма. А кто же и для чего создал такие лагеря? Об этом английский адвокат гитлеризма предпочитает умолчать.

Злодеяния фашизма не случайны для него, а проистекают из его сути. Они были предусмотрены уже в людоедской книге Гитлера «Майн кампф». Но, говоря о преступлениях фашизма и внутри, и вне страны, где ему удалось захватить власть, ни в коем случае нельзя упускать из виду те силы, которые породили фашистские диктатуры и руководили ими. Стремление скрыть эти силы и их ответственность за возникновение второй мировой войны — одна из характерных черт реакционной историографии.

Эта историография проделала за послевоенные годы определенную эволюцию. Сперва она принялась доказывать, что вторая мировая война вообще не имела реальных причин и возникла случайно. И по сей день есть реакционные историки, которые ищут причины войны в «импульсивных решениях» государственных деятелей, «взаимном недопонимании враждующих сторон», «недостаточной осведомленности разведывательных служб». Так, английский историк Кимче писал в 1968 г., что вторая мировая война явилась «результатом скорее выдуманных и неправильно истолкованных, чем реально сложившихся ситуаций».

Позднее реакционная историография выдвинула тезис об единоличной ответственности Гитлера, с восторгом встреченный теми самыми немецкими генералами, кумиром которых он был. Один из самых рьяных сторонников такой точки зрения, западногерманский военный историк Якобсен, говорил, что в личности одного только Гитлера «следует искать один из важнейших ключей к пониманию начала, хода и результатов этой глобальной войны». По мнению Якобсена, решения Гитлера были всегда немотивированными, беспричинными и не отражали мнения «политиков, экспертов и руководящих генералов», которое для него не имело никакого значения.

В последние полтора десятилетия реакционная историография проделала любопытную эволюцию. В середине 60-х годов она принялась утверждать, что виновницей войны явилась гитлеровская партия, германский фашизм. Западногерманский исследователь истории фашизма Нольте так и пишет: «Война — главное следствие фашизма». Но гитлеровская партия обвинялась подобными авторами лишь для того, чтобы снять ответственность с капиталистической системы. Тот же Нольте утверждает, что характер фашизма будто бы отличался «относительно бесклассовым обликом», что фашизм никогда не был «главным детищем аристократии и крупной буржуазии». Прошло сравнительно короткое время, и реакционная историография, представители которой убедились, что обвинения по адресу фашизма ведут прямым путем к изобличению империалистической системы, вновь принялись искать причины войны в персоне Гитлера. Начало 70-х годов ознаменовалось бурным потоком литературы на эту тему вплоть до тошнотворных копаний в интимных деталях жизни этого военного преступника, многочисленных публикаций его высказываний. При этом одни пытаются представить Гитлера выдающейся личностью. Этим занимаются не только западногерманские реакционные авторы, но и историки Англии и США. Другие, напротив, представляют Гитлера психически неполноценным субъектом.

Аналогичный подход применяется и к государствам — противникам Германии во второй мировой войне. Один историк (англичанин) приложил большие усилия, чтобы приписать все удачи и временные неудачи Красной Армии (в начале войны) Сталину, другой (американец) — Жукову. Книга этого последнего о маршале Жукове была издана в противовес получившим высокую оценку не только советского, но и зарубежного читателя воспоминаниям маршала и изобилует измышлениями.

Чтобы опровергнуть измышления реакционных историков, обеляющих крупных немецких промышленников, достаточно поставить несколько вопросов, ответ на которые дать совсем нетрудно. Вопрос первый: где гитлеровцы черпали те многомиллионные суммы, которые им требовались до прихода к власти (как для личных нужд, так и для формирования штурмовых отрядов), а затем и после ее захвата. Вопрос второй: на какие средства гитлеровцы с таким размахом, с такой помпезностью проводили избирательные кампании? И наконец, решающий вопрос: могли ли бы гитлеровцы подготовить и развязать мировую войну, если бы монополии, владеющие всеми ключевыми позициями в экономике и политике, были бы против нее?

За ответом на все эти вопросы не приходится далеко идти. Они даны с исчерпывающей обстоятельностью в решениях Нюрнбергского процесса над главными немецкими военными преступниками, в десятках ‘миллионов страниц архивных документов (особенно в архивах крупных немецких монополий), в подробных свидетельских показаниях как доверенных лиц монополий, так и видных гитлеровцев.

Изучив многие материалы, руководитель одного из отделов американской военной администрации в Западной Германии (существовавшей в первые годы после войны) Д. Мартин писал: «Довоенные фильмы изображали маршировавших прусским шагом нацистов полновластными хозяевами Германии. Стоит, мол, Гитлеру скомандовать, и самые могущественные властители Германии донацистского периода бросаются выполнять его приказания, опасаясь возможных репрессий. Но после того как мы ознакомились с архивами на вилле Хюгель и порасспросили Альфреда Круппа и директоров его заводов, от этого впечатления не осталось и следа. Гитлеру и его партии никогда не давали забывать, что своим приходом к власти они обязаны промышленникам и что они смогут добиться успеха только с помощью промышленников».

Впрочем, даже и эта оценка не может быть признана полной. Взаимоотношения монополистов с гитлеровцами не ограничивались предоставлением помощи. Здесь имело место нечто гораздо большее. Оно заключалось в том, что гитлеровская партия выполняла волю монополистического капитала и была его верным оружием, оружием террора, войны, крайней бесчеловечности.

Документов, свидетельствующих о том, как фашисты выполняли волю своих хозяев, сохранилось немного. Это связано с двумя обстоятельствами. Во-первых, промышленники и банкиры потому ценили гитлеровцев, что те понимали желания своих подлинных хозяев и без лишних слов, что тут существовало далеко идущее единение. Во-вторых, в необходимых случаях дело сводилось к доверительным беседам с глазу на глаз, без бумаги и без свидетелей. Так, например, когда в 1934 г. среди фашистских штурмовиков возникло брожение, перераставшее в бунт, перепуганный Гитлер помчался к Круппу за советом. Результаты этого совета выявились тут же: непокорные были уничтожены («ночь длинных ножей»!).

Однако есть и документы. Некоторые монополисты поучали Гитлера не только устно, но и письменно. Этим занимался, в частности, «стальной король» Германии Ф. Тиссен. О своем влиянии на немецких фашистов он — не без самолюбования — рассказал в книге, название которой— «Я платил Гитлеру» — не оставляет сомнений в ее содержании, другие документы опубликованы в сборниках, изданных в ГДР.

Один из наиболее распространенных доводов тех, кто пытается скрыть подлинную роль германских монополий, состоит в ссылках на то, что гитлеровское правительство нередко выносило решения, ущемлявшие интересы того или иного промышленника. Но тут нет никакого противоречия. Могут ведь возникнуть конфликты между интересами отдельных лиц и общей политикой того общественного класса, к которому они принадлежат.

Лидеры германского фашизма, равно как и фашизма в других странах, где он захватил власть, отнюдь не были безвольными приказчиками крупного капитала. Установленный ими режим служил монополиям и имел совершенно определенное классовое предназначение, которое иной раз и не совпадало с частными устремлениями отдельных монополистов. Конечно, гитлеровские лидеры старались примирить интересы различных монополистических групп, нередко враждовавших между собой, и проявляли инициативу в поисках таких решений, которые наиболее полно отвечали бы желаниям главных представителей финансовой олигархии.

Фашистский переворот в Германии произошел через одиннадцать лет после схожего переворота в Италии. Муссолини стал фашистским диктатором этой страны в октябре 1922 г. По своей классовой сущности, социальной демагогии и целям итальянский и германский варианты фашистской диктатуры мало отличались. В некоторых отношениях приоритет принадлежал Муссолини, в пылу раздражения называвшего Гитлера — «имитатор».

Итальянский фашизм первым- из режимов подобного рода стал создавать систему массового психоза, подмену моральных человеческих норм безумием экзальтированных скоплений людей, уверовавших в фашистского диктатора и утративших способность к самостоятельному действию. Такой психоз прямым путем вел к зверствам и злодеяниям.

В отличие от Германии и Италии в Японии не была установлена фашистская диктатура. Она оставалась монархической страной с элементами буржуазного парламентаризма. Однако парламентаризм был в Японии только ширмой, прикрывавшей императорский абсолютизм, давно уже слившийся с крайним милитаризмом, всевластие монополистов и помещиков. Время от времени фашистские элементы японской военщины подымали мятежи, сдвигавшие политику правительства все в большей мере к методам террористической диктатуры. Но правящие круги Японии считали, что существовавший в стране режим полностью выполняет свое классовое предназначение и нужды в его изменении нет. Да и различие между этим режимом и фашистским было совсем небольшим.

Каждый из трех агрессоров рассчитывал компенсировать ограниченность своих экономических и военных возможностей в борьбе за мировое господство беспредельной наглостью, обманом и вероломством, внезапностью нападений. Каждый из них маскировал свое стремление к захвату мировых позиций антисоветскими лозунгами, дававшими возможность получить поддержку правящих кругов США, Англии и Франции. Три агрессора заключили военно-политический союз, оформленный соответствующими договорами. Этот союз не мог исключить и не исключил противоречий между его участниками, так как их захватнические планы неминуемо приходили в столкновение.

Агрессоры создали очаги второй мировой войны, из которых вскоре взметнулись огненные языки мирового пожарища. Первый такой очаг возник в 1931 г. на Дальнем Востоке в связи с вторжением Японии в Северо-Восточный Китай (Маньчжурию). Второй очаг, ставший главным, возник в 1933–1935 гг. вследствие фашистского переворота в Германии и ее превращения в государство войны. Наконец, третий очаг создала фашистская Италия, напавшая в 1935 г. на Эфиопию. Этот очаг возник в Восточной Африке и на ближайших морских путях из Европы в Индийский и Тихий океаны, а также в южную часть Атлантического океана.

Все три очага второй мировой войны были созданы империалистическими агрессорами при попустительстве правительств США, Англии и Франции. Преступление попустительства было тогда же разоблачено Советским Союзом, братскими коммунистическими партиями, предупредившими, что такого рода опасная политическая игра может закончиться катастрофой для ее организаторов. Однако сторонники поддержки фашистских агрессоров подобным вполне обоснованным предостережениям не внимали. Расплата началась вскоре.

1 сентября 1939 г. с нападением Германии на Польшу этап вползания капиталистического мира в войну завершился. Вторая мировая война стала свершившимся фактом.

 

3. Главный очаг второй мировой войны

Из трех очагов второй мировой войны, возникших в капиталистическом мире в 1931–1935 гг., главным явился тот, который образовался вследствие фашистского переворота в Германии. Объяснялось это рядом причин. Прежде всего военно-экономический потенциал Германии значительно превосходил потенциал Италии и Японии. Большими были численность армии Германии, размеры ее промышленного и сельскохозяйственного производства. На эти материальные основы опиралась военная машина, созданная в Германии вскоре после фашистского переворота.

Ряд исторических, социально-экономических факторов определил роль германского монополистического капитала как непосредственного инициатора и зачинщика войны в Европе. К числу этих факторов относились: особенно высокая степень концентрации и централизации капитала; сращивание государственного аппарата с финансовым капиталом; особенный гнет монополий над всем обществом, выразившийся и в переходе к фашистским методам господства; длительный опыт германских юнкеров по завоеванию и порабощению других стран, унаследованный и развитый монополистическим капиталом; несоответствие между большой экономической мощью Германии и сосредоточением колониальных владений у других капиталистических держав; стремление к реваншу за поражение в первой мировой войне. Реваншизм привел к существенным изменениям в самих захватнических вожделениях. Если в первой мировой войне властелины германского капитала помышляли лишь о переделе уже поделенного между великими державами мира, то во второй мировой войне они стремились к превращению всего земного шара, в первую очередь его европейской части, в сферу своего безраздельного монопольного господства.

Своим главным внутренним противником гитлеровцы считали Коммунистическую партию Германии. Сказывалась ненависть монополистов к рабочему классу, к общественному прогрессу, их бесил пролетарский интернационализм коммунистов, противостоявший звериному национализму гитлеровцев. Репрессии против коммунистов предшествовали фашистскому перевороту, но не сломили Коммунистическую партию Германии, не подорвали ее авторитета в народных массах. Далеко не просто было разгромить Коммунистическую партию и после захвата гитлеровцами государственной власти. Чтобы развязать себе руки и перейти к открытому массовому террору, гитлеровцы решили осуществить чудовищную провокацию— поджечь рейхстаг и обвинить в этом коммунистов. 28 февраля 1933 г. здание рейхстага было охвачено огнем.

Только в распаленных злобой низких душах гитлеровских погромщиков мог возникнуть план такой провокации. Рейхстаг в глазах немцев олицетворял буржуазно-демократическую форму государственного устройства. Гитлеровцы отвергли эту форму и заменили ее открытой террористической диктатурой. Но свою яростную ненависть даже к буржуазно-демократическим свободам и их эмблемам они спешили приписать коммунистам. Геринг (занимавший в тот момент пост председателя рейхстага), этот непосредственный организатор поджога, отдавший приказ запалить огонь и запретивший пожарным командам гасить его, с удовлетворением твердил: «Это перст божий. Теперь никто не помешает нам уничтожить коммунистов железным кулаком». Одновременно фашистские пропагандисты уверяли, будто рейхстаг подожгли коммунисты и «пожар был нападением этих разбойников-поджигателей на немецкую нацию, немецкую культуру, немецкое хозяйство».

В действительности злодейское, и притом далеко не последнее, нападение на немецкую нацию, культуру и цивилизацию, на демократию и мир в Европе было предпринято гитлеровцами по воле германских монополистов. Зарево над рейхстагом было началом тех пожаров, которые вскоре запылали по всему Европейскому континенту, отмечая злодеяния германского фашизма и его путь агрессии.

После поджога рейхстага антикоммунизм стал официальной, государственной доктриной германской «третьей империи». На коммунистическую партию, а затем и на социал-демократов обрушились дубина террора и топор фашистских убийц. Тыл Германии спешно подготовлялся к мировой войне.

К войне подготовлялась и экономика Германии. С первого дня гитлеровской диктатуры началась быстрая ее милитаризация. Этому способствовали три обстоятельства. Первое из них состояло в том, что, несмотря на все запреты, наложенные Версальским договором, военное производство никогда не прекращалось. Оно протекало тайно и сводилось главным образом к подготовке опытных образцов новейшего вооружения и оснастки, необходимой для запуска этих образцов в массовое производство. Второе обстоятельство сводилось к тому, что вся материальная база и производственные кадры были в Германии сохранены и непрерывно воспроизводились. Вот почему, когда вслед за фашистским переворотом был дан надлежащий сигнал, которого монополисты давно ожидали, старые немецкие кузницы оружия заработали на новых, возросших мощностях. Наряду со старыми спешно реконструировались, расширялись и строились новые военные заводы. Капиталовложения в военное производство стремительно росли и вскоре стали составлять до трех четвертей всех капиталовложений в промышленность. Наконец, третье состояло в продолжавшейся финансово-экономической помощи перевооружению Германии со стороны правящих кругов США и Англии, а в некоторой мере также и Франции.

К созданию вермахта гитлеровцы также приступили с первого дня после захвата ими власти. Вначале вермахт в количественном отношении мало отличался от предшествовавшего ему рейхсвера. Различие заключалось в другом: в предназначении войск и в их морально-психологической подготовке. Рейхсвер был орудием империалистической реакции и использовался ею как внутри, так и вне Германии. Но он не был рассчитан на войну за мировое господство. Вермахт, вобравший кадры рейхсвера, часть полиции, гитлеровских штурмовых отрядов и СС, предназначался именно для вооруженной борьбы за мировое господство, за покорение других народов. В морально-психологическом отношении вермахт готовился как бездушная военная машина, способная продвигаться по горам трупов. Фашистская идеология бесчеловечности и массовых убийств стала идеологией вермахта.

Для того чтобы в полной мере оценить величие и значение героического подвига советского народа в Великой Отечественной войне, следует отчетливо представить себе ту страшную опасность, которую создали преступные намерения германских монополистов для всего человечества. С такой угрозой население земного шара еще не сталкивалось за всю свою многовековую историю.

Известный немецкий «философ» Шпенглер издал в 1933 г. книгу, в которой открыто назвал страны Европы необъятными колониальными областями, могущими стать благодатным «жизненным пространством» для немецкой расы. Гитлер, выступая на съезде нацистской партии, истерически вопил: «Мы перенаселены и не можем прокормить себя на собственной основе… Окончательное решение жизненного вопроса лежит в расширении жизненного пространства… Если бы Урал с его неизмеримыми сырьевыми сокровищами, Сибирь с ее дремучими лесами и Украина с ее необъятными посевными площадями находились в руках Германии, то Германия под национал-социалистским руководством утопала бы в роскоши».

Таким образом, гитлеровцы рассматривали и Советский Союз как объект колонизации. Один из ведущих журналов фашистской Германии заявлял: «Немцы рассматривают Россию в качестве будущей колонии… Россия вступает в новую стадию своей истории: она становится колониальной страной».

Внутри Германии все более широкое хождение получал термин «новый порядок», уже содержавшийся в «Майн кампф». Под этим термином понималось превращение всего европейского «пространства» в колонию «высшей расы», а населения — в рабочий скот немецких хозяев-колонистов. И этой «заманчивой» перспективой, в которой был выражен весь смысл фашистской философии грабежа и человеконенавистничества, влекли на войну немецкого обывателя.

Идеологическим обоснованием претензий германского монополистического капитала являлась пресловутая «расовая теория». Эта «теория» произвольно, в соответствии с волей германских монополистов делила население земного шара на две главные категории. Первую из них составляли, по мнению империалистических идеологов, высшие расы, расы господ, призванные законами биологии царствовать и владычествовать на Земле. Самой высшей расой была объявлена немецкая арийская раса. Гитлер совершенно открыто и недвусмысленно говорил: «Мы хотим произвести отбор слоя новых господ, чуждого морали жалости, слоя, который будет сознавать, что он имеет право на основе своей лучшей расы господствовать, слоя, который сумеет установить и сохранить без колебаний свое господство над широкой массой».

Другую категорию, утверждали гитлеровцы, составляют все остальные расы, представляющие собой человеческие существа низшего порядка, призвание которых состоит только в том, чтобы быть покорными воле высшей расы и обслуживать ее. Низшие расы, убеждали немцев фашистские пропагандисты, — это лишь человекоподобные существа, по отношению к которым какие-либо гуманность или сострадание неуместны и недопустимы. Жестокость высшей расы по отношению к низшим — таков, мол, закон биологии, закон жизни на нашей планете. Вот почему для удержания низших рас в повиновении применимы любые средства, стадо человекоподобных существ признает только физические расправы, и они должны применяться немцами в полной мере.

«Расовая теория» была, следовательно, призвана обосновать стремление германского империализма к завоеванию мирового господства и колониальному порабощению всех народов земного шара. Этой «теорией» и прикрывался подлинный смысл завоевательной программы гитлеровцев, ибо они меньше всего заботились о немецком народе, больше всего думали о корыстных интересах финансовых властелинов страны. Расовая теория применялась и для того, чтобы скрыть классовые противоречия германского общества, классовое различие между капиталистами и трудовым народом. Различные и противоположные общественные классы изображались как нечто единое, как одна раса.

Германские монополисты готовили, а затем и развязали вторую мировую войну, ставя перед собой вожделенную цель — мировое господство. В их распаленном жаждой наживы воображении уже рисовались угодные им картины земного шара, вся территория которого покрыта плантациями, рудниками, производствами, где сотни миллионов полуодетых и голодных людей, обливаясь потом, работают под дулами наведенных на них автоматов немецких надсмотрщиков. Для осуществления этой желанной цели и была установлена фашистская диктатура в Германии. «Империализм породил фашизм — режим политического террора и лагерей смерти».

Формирование государства войны протекало с 30 января 1933 г. с необычайной быстротой. Уже утром следующего дня новый рейхсканцлер выступил перед личным составом ряда воинских частей, а 3 февраля — перед командованием рейхсвера. Это были выступления программного характера: агрессивные цели и погромная политика, изложенные в «Майн кампф», были возведены в ранг государственной политики, официальной идеологии и морали. Характерно, что первыми, к кому обратился Гитлер, были генералы. Они-то и поддержали программу подготовки и развязывания мировой войны.

Цель, говорил фашистский диктатор 3 февраля 1933 г., — «завоевание политического могущества» во всем мире. Средство — «строительство вермахта». Одна из главных составных частей этой общей цели — «захват нового жизненного пространства на Востоке и его беспощадная германизация».

Вскоре стали обрисовываться и сроки развязывания Германией мировой войны. На Нюрнбергском съезде национал-социалистской партии в 1936 г. был принят «четырехлетний план» подготовки войны. Эти сроки подтвердило совещание в имперской канцелярии 5 ноября 1937 г. Его участники — высшие политические и военные руководители Германии — приветствовали установку на развязывание мировой войны, содержавшуюся в выступлении Гитлера. «Для решения германского вопроса, — говорил он, — может быть только один путь — путь насилия… Вооружение армии, военно-морского флота и военно-воздушных сил, а также формирование офицерского корпуса в общих чертах закончено».

Когда война уже началась, в выступлениях гитлеровских главарей появились новые моменты. Если ранее не всегда говорилось о завоевании рынков сырья, то отныне об этом больше всего и шла речь. Так, 23 ноября 1939 г. на совещании руководителей вермахта Гитлер говорил: «Необходимо обеспечить нужное жизненное пространство. Никакое умничанье здесь не поможет, решение возможно лишь с помощью меча. Народ, который не найдет в себе сил для борьбы, должен уйти со сцены. Борьба сегодня стала иной, нежели 100 лет тому назад. Сегодня мы можем говорить о расовой борьбе. Сегодня мы ведем борьбу за нефтяные источники, за каучук, полезные ископаемые и т. д.».

Откровенными были и другие фашистские лидеры. Министр иностранных дел Германии Риббентроп говорил личному представителю президента США Уоллесу 1 марта 1940 г.: «Германия не желает иметь в Европе больше того, чего Соединенные Штаты добились в западном полушарии посредством доктрины Монро». Иначе говоря, Риббентроп выдвинул наряду с американской империалистической доктриной «Америка для США» новую доктрину — «Европа для Германии». В этом заявлении Риббентропа была еще одна сторона: он предлагал правительству США своего рода раздел мира: Америка — Соединенным Штатам, Европа — Германии. В действительности же гитлеровские лидеры вовсе не собирались оставить Американский материк за США, планировали войну также и против заокеанской державы.

Даже в октябре 1943 г., когда в результате сталинградского разгрома и поражения немцев на Курской дуге уже стало очевидным, что гитлеровская «третья империя» скоро окончательно рухнет, обер-палач фашистской Германии Гиммлер продолжал развивать планы мирового господства следующим образом: «К концу этой войны, когда Россия в конце концов истощится или будет устранена, а Англия и Америка не вынесут войны, для нас возникнет задача создания мировой империи… Война ведется во имя того, чтобы проложить дорогу на Восток, чтобы Германия стала мировой империей, чтобы была основана германская мировая империя».

Немецко-фашистские завоевательные планы несли с собой для всех народов мира ужасную участь: физическое истребление многих десятков миллионов человек; уничтожение древнейших культур и цивилизаций; разграбление народных достояний, созданных трудом многих поколений; превращение оставшихся в живых в рабов, невольников, «червей» и «бессловесных тварей», как любили выражаться гитлеровцы. Само выдвижение этих планов было величайшим преступлением перед человечеством. Гитлеровская Германия была не только государством войны, но и государством особенно злобных преступлений.

Дело не ограничилось выдвижением захватнических планов. Германские империалисты приступили к их практическому осуществлению.

1 сентября 1939 г. с нападением Германии на Польшу началась вторая мировая война.