Дом окружала белая стена высотой метра в три-четыре. Как и стены прочих домов в этом квартале, ее не покрывали граффити. Черные ворота из кованого металла смотрелись так, что им очень подошло бы какое-нибудь изречение Данте. Я заметил одну видеокамеру, но не стал тратить время на поиски других. Выйдя из машины, я показал объективу свой бумажник. Меня зовут Николас Хорн. У меня договоренность о встрече с мистером Хиллом в два часа. Я даже снял шляпу и темные очки, несмотря на солнце. В феврале в Перте сущий ад, а озоновая дыра с начала нового века практически не уменьшилась. И я был рад, когда из встроенного в ворота динамика наконец-то послышалось:

— Вас ждут. Заезжайте во двор.

— Хорошо.

Двор оказался плоским, как бильярдный стол, а дом — меньше, чем я предполагал, всего лишь одноэтажным. Машину я оставил возле главного входа. Дверь открылась, едва я поднялся к ней по рампе. Ее открыл мужчина, одетый так, что его не примешь не только за дворецкого, но даже за садовника.

— Мистер Хилл?

— Заходите. — Он скользнул взглядом по моему летнему костюму. Наверное, высматривал наплечную кобуру. А может, я не соответствовал его представлениям о том, как должен выглядеть частный детектив. Но в такую чертову жару плащ натянул бы лишь самоубийца. И вообще, если бы этот дом не находился в Далкейте, я не потрудился бы даже надеть галстук. — Вы работали в отделе по розыску без вести пропавших?

— Нет, в полиции нравов. По большей части тайным агентом.

Я чуть выше среднего роста, а вес у меня чуть ниже среднего. Волосы каштановые с легкой проседью, средней длины. Никаких особых примет. Когда надо, я могу стать невидимым не хуже упавших в бассейн контактных линз. Даже слон забудет, что видел меня. Иногда это здорово выручает. Хилл весил больше меня килограммов на двадцать, и почти весь этот избыток свисал через пояс его шорт. Он не побрился с утра, зато зачесал волосы набок, пытаясь скрыть растущую лысину, что само по себе странно — за последние несколько лет генная инженерия предложила несколько хороших способов, как справиться с облысением, причем цена за подобное удовольствие жителю Далкейта вполне по карману. Получалось, что Хилл или не доверяет новым медицинским препаратам, или противник генной инженерии, или же не любит тратить деньги на свою внешность. От него пахло давно выпитым пивом, табаком и потом.

— Вы уволились? — спросил он.

Добровольное сокращение штатов. Ну, почти добровольное. Нам урезали бюджет четыре года назад.

— Мне вас рекомендовал Макминн из отдела пропавших без вести. Сказал, что вы справились почти с сотней подобных случаев. Надеюсь, вы нам поможете больше, чем он. — Я промолчал. Отдел по розыску без вести пропавших тоже прошел через сокращение штатов, а молодая женщина, которая провела где-то всю ночь с пятницы на субботу, не позвонив домой — случай совершенно обычный. — Мы все еще ждем требования о выкупе, но пока с нами не связывались, — продолжал Хилл, заходя в гостиную, где сперва выключил телевизор, а потом подошел к бару и налил себе пива, не предложив мне. Наверное, решил, что я на службе.

Я обвел взглядом гостиную, гадая, почему она так напоминает мне декорации для старомодной телевизионной комедии ситуаций. На этот вопрос мне ответила стоящая на каминной полке фотография девочки в инвалидном кресле с моторчиком — все в доме было приспособлено так, чтобы оказаться доступным для человека в кресле. А декорации выглядят очень похоже, потому что тележка с камерой имеет примерно такую же ширину и маневренность, как инвалидное кресло.

— Это она. Тина, — сказал Хилл. — Моя дочь.

Я вгляделся в фото внимательнее. Судя по комплекции и все еще детской пухловатости, девочке было лет двенадцать или тринадцать, но я не знал, сколько этой фотографии лет. Круглое лицо, выдающаяся нижняя губа, волосы светло-каштановые или как у темной блондинки.

— Давно она пропала?

— Ушла из дома вчера утром и не вернулась. Мы ей звонили, но никто не отвечает. В полиции сказали, что они мало чем могут помочь, пока не пройдет сорок восемь часов с момента исчезновения. Разве что раздадут фото патрульным.

— Куда она направилась?

— Сказала, что поедет на тренировку до занятий, пока не стало слишком жарко. Она хочет участвовать в специальной олимпиаде — для инвалидов. — Я снова взглянул на каминную полку, но не увидел кубков или медалей. — Кажется, по стрельбе из лука. У нее не очень-то хорошо получается, но ей нравится.

— Вы так думаете? Он пожал плечами:

— Это последнее из того, о чем я слышал. Она постоянно пробует что-то новое. А стрельба из лука, похоже, единственное, чем она увлеклась всерьез.

— Где она тренируется?

— В спортивном центре университета. Я им позвонил и уговорил кого-то высунуть голову в окно и посмотреть, стоит ли ее машина на стоянке для инвалидов. Белый «лендровер вог» с лебедкой для подъема инвалидной коляски, такой не спутаешь… Никаких следов.

— Университет Западной Австралии? — Он кивнул. — Вы заявили о краже машины?

— Это мне пришло в голову вчера, но уже поздно вечером. В машине стоял маячок, сигнал которого можно засечь со спутника. Знаете такие? И никаких следов. В полиции сказали, что машина, наверное, спрятана в подземном гараже или в подобном месте.

— Скорее всего, они правы.

— Да? А что если ее сожгли или сбросили с пристани? Эти сволочи даже заявили, что раз Тине исполнилось восемнадцать, то мы уже не имеем права знать, где она находится.

Я промолчал. Но сомневаюсь, что даже самый недипломатичный коп выразился бы именно так. Только в том случае, если бы Тина попросила не сообщать родителям.

— Вы давно здесь живете? — спросил я.

— А что? Какое это имеет значение? Я снова обвел взглядом гостиную.

— Сформулирую иначе. Считает ли Тина это место своим домом? Он уставился мне в глаза на несколько секунд, но все же слегка расслабился:

— Пожалуй, да. Они с матерью переехали сюда лет шесть или семь назад. Как раз после того, как она потеряла ногу. Ей тогда было всего двенадцать.

— В 2003-м?

Он поморгал, потом кивнул:

— Да. А я остался на станции еще на год или два.

— Ей здесь нравилось?

— Думаю, да. Один этаж, мало препятствий для кресла.

— С кем она дружила? Он пожал плечами:

— У нее были друзья в школе, но они никогда сюда не приходили, а их имен я не знаю. К тому же со многими она потеряла связь, когда поступила в университет. А сейчас у нее каникулы, все разъехались. У нее есть друзья и в интернете, но о них я тоже ничего не знаю.

— Вы действительно считаете, что ее похитили?

— А по-вашему, она сбежала? — осведомился он ехидно, но не сердито. — В кресле на колесиках?

Ситуация выглядела более оптимистично, чем прочие возможные сценарии.

— Я могу поговорить с ее матерью?

Миссис Хилл поведала мне ненамного больше мужа, зато вела себя чуточку вежливее. Она провела меня на кухню и заварила чай на двоих, продолжая негромко рассказывать. Мистер Хилл уже включил телевизор размером с автомобиль и смотрел крикет. Его жене тоже не очень-то верилось, что Тина могла уйти из дома добровольно.

— У вашей дочери были ухажеры? — поинтересовался я. Она вздрогнула и едва не рассмеялась:

— У нее ведь только одна нога.

— Ваш муж сказал, что у нее есть друзья в Сети. Вы что-нибудь о них знаете?

— Думаете, девочка таким способом могла найти себе приятеля? — проговорила она, слегка приподняв брови, точно эта мысль пришла к ней в голову впервые. — Полагаю, это возможно, но не знаю…

— А в спортивном центре? Среди парней в инвалидных креслах или с какими-либо увечьями?

— Я никого из них не знаю… но вы можете спросить в центре…

— Хорошо. Нельзя ли взглянуть на ее комнату?

Миссис Хилл поморгала, но все же повела меня за собой. Спальня Тины производила такое же впечатление неправильности, как и весь дом, но по другим причинам. Если не считать новенькой настольной сетевой панели фирмы «Кэнон», книг и компакт-дисков на полках — естественно, низких, — а также одежды в стенной нише, комната казалась застывшей во времени, словно здесь годами ничего не трогали. На секунду я даже усомнился — не умерла ли Тина Хилл еще в 2003 году? Я осмотрел стол и включил компьютер.

— Вы давно в последний раз фотографировали Тину?

— Мы редко фотографируем, — виновато пояснила миссис Хилл и взглянула на полки. — Тут где-то должен быть ее школьный выпускной альбом… ага, вот. — Пока она перелистывала страницы, на экране «Кэнона» появилось окошко с запросом пароля.

— Вы знаете ее компьютерный пароль?

— Что? Нет, не знаю.

Мать протянула мне альбом. Фото Тины было сделано профессионально, но немного суховато, чтобы назвать его эффектным, однако изображало ее как весьма привлекательную молодую особу — даже в тускло-зеленой форме методистского женского колледжа. В глазах поблескивала то ли шаловливость, то ли печаль — в зависимости от того, под каким углом на фотографию падал свет. Как и у прочих выпускников, улыбка была немного неестественной, словно составляла часть школьной формы.

Я снова взглянул на экран и подавил желание выругаться. Наверное, когда люди вели дневники, а адреса записывали в книжечки, детективам жилось полегче. Несколько минут я потратил на изучение полок, а в результате узнал лишь, что моя подопечная изучала французский, испанский, средневековый английский и британские романы конца девятнадцатого и начала двадцатого веков. Ей нравились писатели из Латинской Америки, работающие в духе магического реализма, историческая фэнтези, детективы и истории о вампирах. Музыкальные вкусы столь же эклектичны: в основном классика, кое-что недавнее, но очень мало такого, что заставляет вскочить и танцевать.

Я отослал хозяйку из комнаты, попросив отсканировать фото и отпечатать мне несколько копий, а сам принялся шарить в тех местах, где у девушки могли оказаться тайники. И опять ничего: ни контрацептивов, ни наркотиков, ни денег, ни писем. Возможно, ее жизнь действительно была настолько серой и скучной, как полагали родители — либо все, что представляло для нее ценность, она прихватила с собой, а отсюда следовало: Тина ушла из дома сознательно, никому ничего не сказав, и в ближайшее время возвращаться не собиралась. Возможно, существовал и третий вариант: я ведь не могу мыслить, как девушка-тинейджер.

Забрав у матери копии фотографии, я ушел, ощущая легкий неприятный привкус. Поиск пропавших людей — мой хлеб. Чаще всего они просто прячутся от кредиторов, и хотя мне не очень-то нравятся некоторые из моих клиентов, я сплю спокойно и не мучаюсь угрызениями совести. Иногда работа даже становится для меня развлечением. А когда у меня появляются сомнения, когда мужья просят найти жен, у которых, как я подозреваю, имеются весьма веские причины сбежать от своих благоверных, то я просто не берусь за такую работу. Вот и сейчас, направляясь к университету, я разглядывал фото Тины и гадал, хочет ли она, чтобы ее нашли.

* * *

До начала семестра оставалось две недели, была пятница. Кампус оказался настолько пуст, что у меня появился реальный выбор места для парковки, и настолько безлюден, что я заметил, сколь привлекательно смотрятся его лужайки, деревья и здания, когда от этого зрелища не отвлекают студенты. За стойкой спортивного центра сидел молодой толстячок-блондин.

— Вам помочь? — поинтересовался он, не отрываясь от журнала. Впрочем, произнес он это вежливо.

— С кем я могу поговорить насчет тренировок по стрельбе из лука?

Услышав такое, он перевел взгляд на меня и моргнул. Глаза у него оказались поразительной голубизны. А читал он «Сайнтифик америкен». Судя по обложке, главная статья номера была посвящена «электронным наркотикам».

— Из лука? Обратитесь в какой-нибудь клуб.

— Так у вас здесь нет стрельбища?

— Нет.

— Даже для инвалидов?

Он покачал головой, но тут его осенило:

— Нет, но… погодите-ка. Я позвоню в «Школу движения», там могут кое-что знать. — Он набрал номер и, повернувшись ко мне, спросил все еще вежливо: — А почему вас это интересует?

Я показал ему фото Тины:

— Вы ее знаете? Она ездит в инвалидном кресле.

— Точно! Я ее иногда здесь видел, но не на этой неделе. Толстячок протянул мне трубку. — Я связался с доктором Собески. Хотите с ним поговорить?

— Да, конечно.

Собески, как минимум, признал, что имя Тины ему знакомо, хотя он и клялся, что на этой неделе ее не видел. Что-то в его тоне заставило меня спросить, когда он видел ее в последний раз. Он не смог этого сказать. После окончания семестра? Да. В этом году? Да. В этом месяце? Возможно. А насколько часто он обычно ее видит?

— Можно спросить, чем вызван ваш интерес?

— Я не могу говорить об этом по телефону. Где находится ваш офис?

— В здании библиотеки Рейда. Знаете, где это?

— Конечно. Буду через несколько минут.

Я поблагодарил парня, и тот снова уткнулся в журнал. От спортклуба до библиотеки совсем недалеко, и большая часть пути проходит под сенью чудесных старых деревьев. Аудитории, конечно, тесны, уродливы и неуютны, но нельзя же иметь все сразу.

Офис Собески тоже не выглядел просторным. Возможно, причиной тому был сам Собески — пониже меня, но массивного сложения. Ручищи у него оказались толщиной с мою ногу, а большие пальцы рук такие же короткие и толстые, как большие пальцы у меня на ногах. Голову, казалось, специально модифицировали, задавшись целью свести к минимуму места, за которые можно ухватиться: волосы коротко подстрижены, нос приплюснут, уши словно приколочены к черепу, а шея не достойна и упоминания. На пустом столе Собески расположились лишь компьютер, телефон и его ноги. Он смерил меня взглядом, и я подавил сильное желание выпятить грудь.

— Вы ищете Тину Хилл?

— Да.

— Садитесь. Почему?

— Она не вернулась домой, и ее родители волнуются. Вы не знаете, где она?

— Можно взглянуть на ваши документы? — Я протянул ему бумажник и показал лицензию. Он взглянул на нее, пожал плечами.

Я уже говорил, что не видел ее недели две.

Вчера утром она сказала родителям, что едет в спортивный центр. Насколько я могу судить, здесь она не появлялась. Родители думали, что она тренируется в стрельбе из лука. Она действительно занималась этим видом спорта?

— Думаю, да. Вероятно.

— А уточнить не желаете? — сухо поинтересовался я.

Собески слегка покраснел:

— Спросите ее тренера. Он энтузиаст стрельбы из лука, а вы, наверное, знаете, что такое фанат.

Я кивнул.

— Он здесь?

— Сегодня его нет.

— А где я могу его найти? Румянец на щеках усилился:

— Не знаю. Пока вы сюда шли, я ему звонил. Дома его нет, а по сотовому он не отвечает.

Мне это совершенно не понравилось.

— Когда вы видели тренера в последний раз? — уточнил я, стараясь говорить как можно более небрежно.

— В четверг.

— Как его зовут?

Он помялся, потом вздохнул:

— Джейсон Дэви. Послушайте, это совсем не то, что вы думаете. Тема его магистерской диссертации — спорт и упражнения для инвалидов. Я-то знаю: это напрасная трата времени, но он буквально одержим своей темой.

— Почему же напрасная?

— Генетика, микрохирургия и протезы. Мы практически избавились от генетических нарушений и тератогенных препаратов, вызывавших подобные уродства. И почти всякий раз, когда кто-то теряет конечность, ее можно снова пришить. Но даже если это не удается, современные протезы, в особенности ног, почти столь же хороши, как сами конечности. Тина потеряла ногу, потому что ее раздавило, а не просто оторвало, а сам несчастный случай произошел в какой-то глухомани и очень далеко от госпиталя. Ей вообще чертовски повезло, что она не умерла от потери крови до того, как подоспела помощь. Но таких, как она, довольно мало; их число не оправдает исследования, которыми занимается Дэви. Тем более сейчас, когда уже начали клонировать органы и конечности для трансплантации. Лет через десять, максимум, через двадцать работа Джейсона никому не будет нужна. Да, конечно, еще осталось немало стран, где дети остаются без ног, подрываясь на минах, и где их родителям не по карману трансплантаты или протезы, но там хватает забот поважнее, чем олимпиады для инвалидов.

— Я знаю, что удалось клонировать отдельные органы, но руки или ноги?..

Он пожал плечами, и видневшаяся полоска его шеи на секунду исчезла полностью:

— Мне мало что известно. Я немногое знаю о клонировании, но одно понятно всем: совсем нетрудно переделать гены таким образом, что на выходе получится безмозглое тело, пригодное только на запчасти. И совсем не обязательно это должен быть клон конкретного человека — в тех случаях, когда тканевая совместимость достаточно высока, можно без серьезных побочных эффектов воспользоваться препаратами для подавления отторжения.

— И вы полагаете, что такое когда-нибудь станет законным?

— Конечно, — фыркнул он. — Новые печень и сердце нужны куче политиков, а заодно и шишкам из правлений тех компании, которые делают взносы в их избирательные фонды. А до тех пор, пока существуют войны и солдаты, остается потребность в конечностях для замены утраченных. И пусть незаконно — кто это остановит? Черт, да подобное наверняка уже где-нибудь пробовали сделать. Посмотрите, что стало с имплантантами груди или чипами в голове. Конечно, некоторые страны запретили продажу и операции, но не закрыли компании, которые все это производят, и не преследуют тех, кто едет за границу, чтобы сделать операцию… А какова, в сущности, разница между безголовым телом и несколькими сердцами, бьющимися в сосуде с питательным раствором? — Он покачал головой. — Я частенько втолковывал Джейсону, что он тратит жизнь на никчемное дело, но с энтузиастом спорить бесполезно, тем более что с деньгами у него, похоже, проблем нет.

— Сколько у него подопечных?

— Мы предпочитаем называть их «клиентами», — поправил меня Собески, усмехнувшись.

— И сколько же? Он ответил не сразу.

— Таких, с кем он встречается регулярно, сейчас нет. Во всяком случае, здесь. Тина — единственная.

— Сколько времени он с ней проводит?

— Часа два. Каждый второй день.

— И ее не было здесь уже две или три недели? Короткая пауза.

— Нет. Я подумал, что она могла уехать на каникулы.

— Можно осмотреть офис Джейсона?

— Нет, — ответил Собески без колебаний, но и без чрезмерной эмоциональности. — Это исключено.

— Хорошо. — Похоже, спорить с ним не имело смысла. — Вы знаете кого-нибудь из друзей Тины?

— Нет. Я ведь уже говорил: она не моя студентка.

— Можете дать номер Джейсона?

— Я же сказал: его нет дома. Послушайте, мистер Хорн, мне понятны чувства родителей Тины — у меня самого есть дети, — но мне кажется, тревога мистера и миссис Хилл необоснованна. Я уверен, что они… что она в порядке.

То была лишь крошечная оговорка, и она могла ничего не значить. Я кивнул, потом прошел через стойбище высокотехнологичных пыточных агрегатов и вернулся к своей машине.

Кажется, миссис Хилл удивилась, увидев, что я вернулся так быстро.

— Вы ее нашли?

— Нет, но, кажется, ухватился за ниточку. Тина никогда при вас не упоминала Джейсона Дэви? Или Дэвиса?

Женщина моргнула, явно испуганная:

— Нет, не припоминаю… Проклятье!

— Можно еще разок взглянуть на ее компьютер?

Я снова его включил и подождал, пока он запросит пароль. Имя «Джейсон» для этого не годилось, система потребовала пароль длиной минимум в восемь знаков, поэтому я испробовал различные комбинации «Джейсон» и «Дэви» в разных написаниях. Правильным словом (о чем мне следовало бы подумать раньше) оказалось «Джейсон!».

На экране появилось меню и новое окно, показывающее вид через объектив камеры, закрепленной на мониторе — я увидел себя от линии лба до середины груди. Сидящая в кресле Тина была, наверное, на несколько сантиметров ниже; тот, кто намеревался использовать компьютер в качестве видеофона, увидел бы ее лицо и грудь, и пожелай она скрыть инвалидное кресло, то никто бы и не догадался, что у нее нет ноги. Я снова взглянул на фото из школьного альбома: не красавица, но все же очень симпатичная девушка.

Я попросил миссис Хилл принести мне чашку чая и за это время запустил поиск файлов, содержащих слова «Джейсон» или «Дэви» в заголовках или тексте. Заодно взглянул на адресную книгу Тины, список наиболее часто посещаемых веб-сайтов и тех, куда она заглядывала недавно, а также просмотрел электронную почту. Фотографии я нашел менее чем через три минуты. Миссис Хилл еще не вернулась, поэтому я вывел на экран одну из них, озаглавленную «Джейсон, декабрь 2009». Я увидел молодого человека лет двадцати пяти, обнаженного, но с мокрым полотенцем вокруг талии. Смазливый, но одновременно с каким-то неприметным лицом, чисто выбритый, с квадратным подбородком и темными вьющимися волосами, немного не достающими до плеч. Явно спортсмен: сильные запястья и мускулистые плечи. Создавалось впечатление, что либо его сфотографировали неожиданно, либо фотограф проявил мастерство. Снято со вспышкой, с небольшим разрешением и под малым углом. Обстановка в кадре выглядела, как стандартный номер отеля.

Посмотрев на фото несколько секунд, я вывел другое, обозначенное просто: «Я, снимал Джейсон, дек. 09». Этот кадр был сделан с высоким разрешением и не умещался на экране, поэтому пришлось прокрутить его сверху вниз, чтобы увидеть полностью. Это была Тина — на лице спокойное внимание, но в глазах таится легкий намек на нервозность… который, впрочем, мог оказаться и плодом моего воображения. Улыбка была намного более искренней, чем на школьной фотографии. Ее груди — очень большие и очень красивые — были обнажены. Она лежала голая на кровати, вытянув длинную левую ногу. Обрубок правой, длиной не шире моей ладони, указывал в камеру.

Обстановка и здесь напоминала типичный номер отеля (возможно, тот же самый), но для этого снимка она позировала, а фотограф не забыл об освещении и резкости фокусировки — хотя я не особенно разбираюсь в цифровой фотографии и не могу сказать, что в этом кадре могло быть подправлено уже позднее, с помощью программ обработки изображений. Я знал, что цифровые камеры, как и «полароиды» до них, обрели популярность во многом благодаря тому, что фотографии не требовали проявления и печати. А если отнести подобные кадры в фотолабораторию, то они…

Пришлось остановиться и поразмыслить. Очень многие попросту отказались бы такое печатать. Фотографы, работающие якобы «конфиденциально», нередко продают копии порнографических фото, которые им дают для проявки, различным дешевым порносайтам. Но что они сделали бы с подобной фотографией? Есть ли для них рынок?

Услышав шаги миссис Хилл, я успел закрыть оба файла. В одной руке хозяйка держала чашку с чаем, в другой — журнал «День женщины». Она протянула мне чай и открыла журнал.

— Вы спрашивали о Джейсоне Дэви.

— Да, — подтвердил я, глядя в адресную книгу. Там нашлись номера двух телефонов: сотовый и обычный, с университетским добавочным номером. И адрес электронной почты Джейсона Дэви. Но никаких намеков на то, где он живет.

— Я чувствовала, что знаю это имя, но никак не могла вспомнить, откуда, — пояснила миссис Хилл. — Тина никогда его не произносила, но тут написано, что он учится в университете. Возможно, они знакомы.

Она дала мне журнал, и я увидел молодого человека, очень похожего на Джейсона с фотографии, но в дорогом костюме и идеально причесанного. Лишь через несколько секунд я прочел подпись под фотографией и узнал человека, стоящего рядом с ним. Фамилия Дэви достаточно распространена, и мне не пришло в голову поискать связь между Джейсоном и Чарлзом Дэви, местным пивным бароном. Владеть в Австралии успешной пивоварней почти то же самое, что получить лицензию на печатание денег. Сообщалось, что состояние Дэви насчитывает не один миллиард и включает ряд знаменитых картин, дорогую недвижимость, популярную УКВ-радиостанцию, несколько скаковых лошадей, бравших призы на скачках, а также пару политиков на уровне штата и федерального правительства. Поговаривали, что немалую долю прибылей он получает от акций компаний, производящих биочипы, электрошоковые разрядники и системы наведения для ракет, но все это оставалось недоказанным. Его жена слыла красавицей, а младший и средний сыновья Роман и Джейсон пошли в мать, хотя наследник, старший сын Гэвин, уже получил от отца кое-какие черты характера и парочку подбородков. Чтобы прочитать текст, мне потребовалось всего несколько секунд: Гэвин покинул круг самых завидных холостяков Австралии, женившись на девушке, которая, как утверждалось, собиралась стать журналисткой. Однако Роман и Джейсон все еще оставались свободными во всяком случае, если верить заметке. Ни на одной из фотографий я не увидел Тину, хотя и заметил мужчину, очень похожего на Собески, в толпе спортсменов и комментаторов (все как один весьма смахивали на пеньки). Журнал взахлеб описывал свадьбу Гэвина, которая обошлась почти в полмиллиона долларов, что сделало ее весьма дорогой рекламой пива.

Я кивнул, подтверждая слова миссис Хилл:

— Он пишет диссертацию по упражнениям для инвалидов и помог Тине разработать программу тренировок.

— Думаете, она в него влюбилась?

Я уставился в журнал, не желая смотреть на мать Тины.

— Могла, — буркнул я. Потом достал свой портативный компьютер и стал перекачивать в него файлы из Тининого «Кэнона».

Я знаю Тери Ловелл половину своей жизни, или половину ее жизни, если вам так больше нравится, а это уже почти семнадцать лет. Мы познакомились на первом курсе университета, а потом выручали друг друга, когда я работал в полиции нравов, а она проводила исследования для своей диссертации. Эта диссертация (на тему мастурбации и секса в эпоху СПИДа) стала бестселлером, особенно после того, как Тери признала, что во время ее подготовки она некоторое время поработала в пип-шоу и гораздо дольше — оператором «секс-телефона». Она хорошо зарабатывает как консультант, автор и лектор, но до сих пор живет в Перте, потому что ее бывший муж получил опекунство над их ребенком. Я показал ей скопированные из компьютера Тины фотографии, на которых постарался свести к минимуму задний план.

— Ну, что скажешь?

— Интересно. Я могу и ошибиться — ведь это ее коллекция, а не его… но если взглянуть на самые ранние фото, то начинал он с портретов Тины. Через несколько месяцев она уже наполовину обнажена. Взгляни на это, снятое в августе — композиция не столь проработана, как на остальных, зато ее переполняют приятные воспоминания. Видишь, румянец на щеках и ее глаза? Скорее всего, они были любовниками несколько месяцев, пока она не позволила ему фотографировать свою запретную зону, а для нее это обрубок ноги. — Тери пролистала картинки. — Даже из ранних фотографий, где она полностью одета, девушка не сохранила те, где снята ниже пояса, словно избегала свидетельств собственного увечья. А вот гораздо более поздняя — видишь, здесь внизу кусочек лобковых волос? У меня создается впечатление, что фотограф продвигался в том темпе, который устраивал модель, позволяя женщине привыкнуть к мысли, что ее инвалидность скорее возбуждает его, чем отталкивает. А она его явно любит и, как минимум, доверяет — это видно по ее глазам. Ты говорил, что он выбрал темой диссертации реабилитацию людей с ампутированными конечностями?

У меня во рту вновь появился неприятный привкус, еще сильнее прежнего.

— Да, верно. Думаешь, такие люди его просто привлекают? Он фетишист?

— Они предпочитают называть себя «поклонниками», — поправила Тери. — Скорее всего, именно так. Впрочем, на всех фотографиях есть лицо девушки, а это значит, что, фотографом управляет не один лишь фанатизм. Он видит в модели личность.

— Не могу понять, как может кого-нибудь привлекать… гм-м, уродство? Или увечье, — признался я.

— Знаешь, а я общалась со многими «поклонниками» — в основном по Сети. Большинство инвалидов, кстати, их тоже не понимает, а некоторые считают просто мерзавцами. Полагаю, почти все люди хотели бы, чтобы их любили за то, какие они есть, а не за то, как они выглядят. Но часто ли такое бывает? — Тери взглянула через плечо на полки, уставленные видеокассетами и журналами. — Я слышала, что фрейдисты пытаются объяснить влечение полученными в детстве впечатлениями, однако сами фанаты, похоже, не поддерживают эту теорию. Вспомни: существовали целые культуры, считавшие бинтование ног или обрезание женских гениталий эстетически привлекательным. Сколько мужчин восхищается огромной женской грудью — настолько большой, что естественным путем такая появиться не может. Но ведь если надрезать женщине грудь и вставить в нее лепешку силикона, то не означает ли это, что ее искалечили? И тем не менее подобное считается нормальным — очевидно, исходя из логики, что если большое — хорошо, то огромное — еще лучше…

Есть немало сайтов, посвященных людям с ампутированными конечностями. Или могу показать тебе видео. — Дом Тери — настоящий музей так называемой эротики, перед посещением которого даже семейка Адамсов подумала бы дважды. — Большую часть снимали любители, и эти фильмы довольно безобидны: женщины одеваются или раздеваются, моются в ванне или под душем, занимаются физическими упражнениями или домашней работой, и лишь иногда это приправлено грязными разговорами или мастурбацией. Чем более необычен или специализирован фетиш, тем больше платят за такую «мягкую» эротику. Однако на рынке есть и «жесткие» фильмы, снятые профессионально — в основном о тех, кто подорвался на минах.

Я содрогнулся. Иногда я гадаю, не пытается ли Тери меня шокировать; сама она уже успела забыть о тех временах, когда ее пугало нечто гораздо меньшее, чем педофилия, насилие или пытки, и не исключено, что люди вроде меня иногда требуются ей на роль барометра. Меня поразила жуткая мысль:

— А рынок достаточно велик, чтобы имело смысл специально калечить женщин только ради таких фильмов?

Моя подруга изумленно распахнула глаза, но тут же яростно тряхнула головой:

— Нет, это чистое безумие!

— А сколько порнозвезд прибегали к услугам пластической хирургии?

— Это совсем другое.

— А как насчет фильмов про убийства? Для них тоже есть рынок.

Она вздохнула:

— Почти все фильмы про убийства и пытки или фальшивые, или сняты для продажи людьми из тайной полиции, чтобы заработать деньжат на спокойную старость. При такой работенке избавиться от тела нетрудно, а вот за инвалидом ухаживать дорого. И даже если остается возможность приживить удаленную конечность, вся затея себя не окупит.

— А если деньги можно не считать?

— Порно ради порно? — Она на секунду задумалась. — Разумеется, такое возможно, но я никогда не слышала, чтобы подобное проделывалось. К тому же компьютерная анимация обошлась бы намного дешевле.

Я кивнул и взглянул на изображение Тины. Доверчивость в ее глазах была восхитительной и почти осязаемой, и я понял, что просто обязан узнать, все ли у нее в порядке. И тут ко мне пришла новая страшная мысль:

— Если чем больше, тем лучше… то не станет ли для «поклонника» женщина без двух ног привлекательнее, чем… — Договорить я не смог, но Тери поняла, потому что закрыла глаза, прикусила губу и медленно покачала головой.

— Не все считают, что больше — лучше, Ник. И я не думаю, что твой фотограф пойдет на это.

— Ты в этом уверена?

Она долго и мрачно смотрела на экран, потом проговорила:

— Не настолько, чтобы спать сегодня спокойно, черт бы тебя побрал.

* * *

К тому времени, когда я собрался домой, уже смеркалось, и я порадовался, что успел перезарядить топливные элементы — панели фотоэлементов едва хватало для работы кондиционера. У тротуара напротив моей квартиры стоял длинный черный «мерседес», смотревшийся в моем дешевом районе столь же неуместно, как моя «сузуки» в Далкейте, и я стал гадать — может, кто-то из соседей умер? Я устало зашагал по лестнице; если бы я посмотрел наверх, то смог бы заметить стоящего у моей двери типа раньше, чем тот заметил меня, но за день я чертовски вымотался. Мы уставились друг на друга. Тип был чернокожий, лысый, под два метра ростом, в коротком жакете, черных джинсах и черных баскетбольных кроссовках «Рибок».

— Мистер Хорн?

— Да, — устало выдавил я. — А вы кто такой?

— Гарри Киз, — ответил он, и в его голосе прозвучал намек на уязвленную гордость. Через секунду я вспомнил, кто он такой, но его на сезон отстранили от матчей; к тому же я никогда не был большим поклонником баскетбола. — Кое-кто хочет с вами встретиться.

Я кивнул:

— В лимузине?

— Нет. Я вас отвезу.

Должен признать, он проявил вежливость — открыл для меня заднюю дверцу, предложил налить что-нибудь из бара и посмотреть по телевизору матч «Диких котов». Я отклонил оба предложения, и тогда он негромко включил радио. Станцию Дэви, разумеется.

— Не возражаете, если я воспользуюсь телефоном?

— Пожалуйста.

Я позвонил Тери. Ее система, как всегда, фильтровала входящие звонки, но мой пропустила. Я сказал ей, где нахожусь, и обрисовал последние события. Я ожидал, что меня отвезут обратно в Далкейт. Все знали: семейство Дэви живет там в доме, воплощающем мечту Дэви-старшего и его принцип «чем больше, тем лучше», однако Киз привез меня к самом уродливому небоскребу в Перте — алюминиевому чудовищу, подпертому аркбутанами. Я где-то читал, что самые высокие здания в городе отражают ценности городского общества. Если это верно, то данное здание просто вопило о том, что деньги имеют значение, а красота — нет.

Пока мы поднимались в лифте, Киз обшарил мою одежду.

— Я не вооружен, — заверил я.

— Знаю. Они не хотят, чтобы этот разговор оказался записан.

Он забрал у меня компьютер, телефон и камеру, а затем провел через грандиозного размера фойе в кабинет, где вдоль стен выстроились книжные полки, а из окна открывался вид на реку и Королевский парк. Мужчине, сидящему за огромным антикварным столом, было чуть больше сорока, а его эксклюзивный пиджак из акульей кожи и желтый шелковый галстук подсказывали, что он обитает исключительно в мире с кондиционированным воздухом. Или это, или он хладнокровен, как рептилия. Негромко играла классическая музыка — похоже на вальс, но мелодию я не узнал. Голос у мужчины оказался жестким и холодным, как у Бэйзила Рэтборна в роли Шерлока Холмса.

— Мистер Хорн, мне известно, что вы собираете информацию о Джейсоне Дэви. И я подумал: мы сможем сэкономить вам время.

Он взглянул на свои золотые часы; Киз у меня за спиной прислонился к двери. Должно быть, это Собески настучал Дэви, что я задаю вопросы о Джейсоне. Интересно, сколько денег это семейство перечислило университету за все эти годы.

— И разумеется, я хочу предотвратить распространение любой неверной информации, — продолжал он. — Джейсон Дэви — молодой человек с высокими нравственными принципами, он не только разделяет интерес своего отца к спорту, но и посвятил себя улучшению жизни тех, чьи возможности ограничены.

Он сделал паузу, чтобы перевести дыхание, и я успел вставить:

— Вы так и собираетесь говорить без остановки до семи утра или мне будет позволено время от времени задавать вопросы?

Киз замаскировал смешок кашлем, а Акулий Пиджак уставился на меня:

— Почему до семи утра?

— В семь утра Тина Хилл будет считаться пропавшей без вести уже сорок восемь часов. С этого момента дело переходит к полиции.

Температура в помещении упала на пару градусов.

— Тина Хилл?

— Симпатичная девушка. Восемнадцать лет, рыжеватая блондинка, одноногая.

Он едва заметно улыбнулся:

— Ах, да. Джейсон составил для нее график тренировок, правильно?

— Да, мне об этом говорили. Он давно пропал?

— Он никуда не пропадал. Мы знаем, где он.

— Где же?

Очередной взгляд на «Ролекс».

— В США.

— А Тина Хилл?

— Почему вас так заботит Тина Хилл?

— Ее родители хотят знать, где она. И заплатили мне, чтобы я это выяснил. Весьма вероятно, что Джейсон Дэви последний, кто ее видел, и в этом случае в полиции захотят с ним поговорить, — я взглянул на свои часы, — через десять часов и тринадцать минут.

Акулий Пиджак покачал головой:

— Полиция наведет справки в службе иммиграции и узнает, что Тина Хилл вчера вылетела из Перта в Сидней, где пересела на рейс до Лос-Анджелеса. И я совершенно уверен, что ее вспомнят и сотрудники службы иммиграции, и стюардессы в самолете. — Улыбочка осталась тонкой, но в ней прибавилось самодовольства.

Я встал.

— Спасибо. Это все, что я хотел узнал. Всего хорошего.

— Боюсь, это еще не все, — возразил он, не повышая голоса. — Возможно, вам уже известно, что с тех пор, как в мае прошлого года Тине Хилл исполнилось восемнадцать лет, юридически она является дееспособным лицом. Но известно ли вам также, что ее родители существуют на компенсацию, которую она получает после аварии? И что закладная на дом, в котором они живут, оформлена на нее, а не на родителей? Что все их попытки завести собственное дело привели к банкротству, что уже три года они не сделали и шага в поисках хоть какой-нибудь работы? Грубо выражаясь, они просто голь перекатная. И, думаю, вам также нужно знать, что с сегодняшнего вечера они не будут нуждаться в ваших услугах — вам заплатят за потраченное время и возместят те суммы, которые вы израсходовали за время расследования. И на этом дело будет закрыто. — Акулий Пиджак откинулся на спинку кожаного кресла, переплел пальцы и оценил свой маникюр. — Возможно, вам также будет интересно узнать, как много нам известно о вас. — Он стукнул по клавише пробела на клавиатуре, и экранная заставка — аквариум с рыбками — сменилась страницей текста. Я видел ее отраженной в окне за его спиной, но недостаточно четко, чтобы прочесть текст. — Николас Артур Хорн, родился в Мельбурне 20 июля 1976 года. Отец — адвокат и преподаватель права, мать — профессор репродуктивной медицины. Родители все еще женаты и теперь снова живут в Мельбурне. Вы учились в университете Мердока, где завалили юриспруденцию, после чего в 1996 году поступили на службу в полицию. Вам семнадцать раз объявлялся выговор за необоснованное применение парализатора, когда вас вызывали для улаживания домашних ссор. Во время работы в полиции нравов вы установили рекорд штата по отпускам из-за стресса, которые вы стали брать после того, как сутенера, которого вы не смогли посадить, застрелили в 2005 году. Убийца не найден. — Я не снизошел до ответа — у меня имелось хорошее алиби, и меня никогда не обвиняли в убийстве. — Ваш начальник как-то назвал вас «койотом» — вероятно, имея в виду скорость, с какой вы работаете?

— Он сказал «Кихот», — поправил я. — Дон Кихот.

— А-а, понятно, — отозвался мой собеседник, слегка приподняв брови. Я его удивил, а такое, очевидно, случалось с ним редко. — Воевал с ветряными мельницами и тому подобное. Так, что еще? Вы никогда не были женаты, у вас нет детей. С 2006 года работаете частным детективом, специализируясь на скрытой видеосъемке, ведете поиск пропавших без вести лиц, в основном для агентств по возвращению долгов. Хотя сами вы не имеете судимостей или долгов, у вас, несомненно, не хватит денег или кредитного рейтинга для продолжительной юридической битвы. Даже короткой. С другой стороны, в помощи адвоката вы не нуждаетесь. — Его улыбка стала чуть шире.

— Если вы искренне полагаете, что такой вещи, как скверная репутация, не существует, то я буду счастлив избавить вас от этой иллюзии. Если же нет, то я рекомендовал бы вам даже не пытаться продолжать это дело. Кстати, мистер Хорн, это лучший бесплатный юридический совет, на который вы можете рассчитывать. Если вам нужно узнать что-либо еще, то рекомендую спросить прямо сейчас. Мое время стоит дорого.

В этом я не сомневался.

— В каком штате Америки Тина?

— На этот вопрос я не буду отвечать.

— Когда они вернутся?

— Вероятнее всего, они вернутся в Перт до начала учебного года. Возможно, недели на две позднее.

Я кивнул и направился к двери. Киз открыл ее для меня, и мы направились к лифту.

— Интересно, сколько стоят его зубы? — пробормотал я.

— Твоих денег не хватит, — ухмыльнулся Киз. — Хотя должен признаться: я сам не раз об этом думал. — Он вернул мне компьютер, камеру и телефон. — По-моему, тебе не стоит волноваться из-за девушки, — уверенно сказал он, когда мы подошли к машине. — Джейсон ей ничего плохого не сделает. Он не из таких парней.

— Угу.

Киз закатил глаза:

— Я говорю не потому, что работаю на его папашу. Поверь.

— А ты видел эту девушку?

— Нет… Семье про нее известно уже несколько месяцев, но Джейсон никогда не привозил ее домой. Кстати, он ездит на машине сам; я не отвозил его домой даже из паба или после вечеринки.

— Не знаешь, куда подевался Джейсон?

— Если бы и знал, то все равно не сказал бы. — Он подошел к задней дверце, чтобы открыть ее, и я попросил: — Не возражаешь, если я поеду спереди? А то мне все время кажется, будто я на похоронах.

— Твое дело.

Мы молча пересекли город, потом свернули на Томас-стрит.

— Интересно, каково сидеть за рулем такой машины?

— Это настоящий танк. — Он хмыкнул. — Сплошная броня, напичкана всякими противоугонными и охранными штучками. Оружие возле меня. — Он коснулся двери, и за отодвинувшейся панелью я увидел два пистолета — игольник и «магнум» девятимиллиметрового калибра. — Так что даже не думай выкинуть какую-нибудь штуку.

Признаюсь, подобная мысль мелькнула у меня в голове, но быстро растаяла.

— Дэви велел тебе пристрелить меня?

Он коротко хохотнул, фыркнув, словно лев, еще недостаточно раздраженный, чтобы зареветь.

— Да нет, конечно. Босс мокрыми делами не занимается. Он лишь велел забрать тебя и отвезти к Норману, а Норман тоже не любит насилия. Иногда он угрожает, но обычно подкупает. Он говорил, что еще не встречал человека, которого не сумел бы запугать или купить. — Киз произнес это без малейшего намека на иронию.

— Он может позволить себе все, что угодно? Это я про Дэви.

Киз пожал плечами:

— Он хочет, чтобы у его деток было все самое крутое. И его не особо волнует, чем они занимаются.

Я кивнул. Киз рассуждал о баскетболе, пока не сообразил, что мне это не интересно, затем о женщинах, а потом спросил, каково мне было работать в полиции нравов.

— Паршиво, — буркнул я в ответ.

— Угу. Охотно верю.

Мы молчали, пока он не довез меня до дома, где на прощание пожелал спокойной ночи и посоветовал не волноваться из-за пустяков. Я поднялся к своей квартире, вошел, накормил котов, включил чайник и сидел, все более распаляясь, пока заваривался чай. Я не позволю Норману меня увольнять, раз он меня даже не нанимал. Если Хиллы захотят, чтобы я прекратил поиски их дочери, им придется сказать мне об этом самим.

Было 21:45, и мне хотелось позвонить Хиллам, пока они не легли спать, но меня ждали более неотложные дела. В тот момент мне страстно хотелось выбить из кого-нибудь информацию, но Хилл, вероятно, не знает, где сейчас Тина, Собески тоже, а у Нормана Акулий Пиджак слишком крутая охрана. И я послал мейл своему «карманному» хакеру Рэтклифу. Он позвонил мне через минуту. По-моему, он вообще никогда не спит, делая одновременно несколько дел. Он способен в одиночку перегрузить и заблокировать линии связи, и питается он, похоже, исключительно таблетками кофеина, запивая их «энергетическими» напитками. Несмотря на свое прозвище — Крыс, он больше смахивает на енота, чем на крысу, причем на енота с сильным намеком на белку. Я спросил его, может ли он подтвердить, что Джейсон Дэви и Тина Хилл покинули страну.

— Авиакомпанию знаешь? — спросил он.

— Нет. Они, возможно, вылетели в пятницу из местного аэропорта в Сидней, а там пересели на рейс до Лос-Анджелеса.

— Хреново. Тогда тебе придется подождать. Можно будет тебе перезвонить?

— Я буду дома.

Минут через десять он прислал мне по электронной почте информацию, включающую номера рейсов и даже — чудо из чудес! — бронирование отелей.

— Как только я узнал номер рейса, — пояснил он по телефону, — самым простым решением было проследить его обратно до туристического агентства и выяснить, что они приготовили для твоих подопечных. Это маленькая фирмочка под названием «Гэллоуэй трэвелс», и защита от взлома у них никакая. Похоже, наша парочка отправилась отмечать Валентинов день.

Я кивнул. Весь путь Джейсон и Тина проделали на реактивных самолетах, включая перелет на «Конкорде» из Сиднея в Лос-Анджелес, что для туристов нехарактерно. Многие предпочитают летать на цеппелинах, где в первом классе гораздо комфортабельнее, в экономическом намного дешевле, а нарушения суточных биоритмов после полета минимальны. В Лос-Анджелесе они остановились в гостинице аэропорта, но сейчас, скорее всего, уже собираются сесть на самолет до Майами.

Там у них забронированы билеты еще на один рейс, на Кубу, где голубки будут жить в отеле «Эльдорадо», в номере 311. В Австралию они вернутся также самолетом, вылетев с Кубы двадцать первого числа.

— Спасибо, Крыс.

— Не за что.

Я еще несколько секунд пялился на экран, потом позвонил Хиллам. Мистер Хилл сообщил: стало известно, что Тина в безопасности, поэтому они оплатят мне день работы и издержки, если я вышлю им счет. Я ответил, что пришлю его по электронной почте, быстро напечатал текст и послал его. Через пять минут мне позвонила миссис Хилл.

— Откуда четыре тысячи за услуги посредника, фотографирование и дорожные расходы? Что вы нашли? Какая еще фотография? Где?

— Я нашел вашу дочь. Она в Гаване, с Джейсоном Дэви.

— В Гаване?

— На Кубе.

Долгое молчание.

— Но нам сказали, что она в Лос-Анджелесе, — пробормотала она, искренне озадаченная. — С какой стати ей лететь на Кубу?

Вообще-то я знаю немало поводов для поездки на Кубу (гораздо больше, чем для поездки в Лос-Анджелес). Через несколько месяцев после смерти Кастро страна перешла к рыночной экономике, хотя гораздо точнее было бы назвать ее «черной рыночной экономикой». Подобно Майами или Атлантик-сити, Гавана считалась «открытым городом» для организованной преступности, где имелась масса возможностей для чертовой кучи мафиозных кланов. Семейства Геновезе и Гамбино со штаб-квартирами в Майами контролировали большую часть полузаконных контор по обслуживанию туристов, а русская мафия служила «крышей» и получала свою долю в других сферах местного бизнеса. Говорили, что в Гаване можно купить буквально все — от нейрочипов до атомной бомбы, — однако главной приманкой для туристов, как и во времена Батисты, служили азартные игры и проституция. Местные бордели гарантировали удовлетворение клиентов с любыми прихотями, если клиент сообщал о своих пожеланиях заранее, и приносили стране почти столько же валюты, сколько сигары и ром.

Разумеется, местоположение Кубы сделало ее популярной среди пенсионеров и отставников, многие из которых искали то, что ускользнуло от Хуана Понсе де Леона — он же дон Хуан. Многие фармацевтические компании открыли здесь свои филиалы и нередко испытывали новые лекарственные препараты на местных жителях. Фирмы, предлагающие всевозможные способы омоложения, чудесные исцеления и нелегальную в США косметическую хирургию, имелись на Кубе в изобилии, равно как и хирурги, которым не терпелось быстро зашибить бакс-другой. Поговаривали, что здесь можно обзавестись и нелегальным трансплантатом или собственным клоном. Вероятно, тут делали и другие виды операций.

— Не знаю, — ответил я.

Она секунду подумала и спросила:

— А что за фотография?

— За ней мне придется поехать. Я заказал билет на самолет еще до того, как ваш муж меня уволил, а деньги за билет мне не вернут, если я его сдам перед самым полетом. Я могу его отложить, но не отменить.

— Мы не сможем заплатить вам так много!

— А я думаю, сможете. И ваш муж, и Норман обещали оплатить мои расходы. — Никто из них не указал, что эти расходы должны быть «оправданными», однако Норман, вероятно, с подобным понятием не знаком. Хилл еще может взбрыкнуть, но быстро пойдет на попятный; он типичный неудачник. — Мне не известно, сколько заплатят вам, но могу предположить, что немало. Вам обещали выкупить закладную? — Молчание. Я сидел, затаив дыхание, и надеялся, что раскусил миссис Хилл: она любит свою дочь, хотя и не знает ее. Но и это уже немало для Тины. — Норман разговаривал с вами или с вашим мужем?

— С мужем, — ответила она, поколебавшись секунду. — Решения принимает он… насчет денег. Я должна обсудить это с ним. Можно будет вам перезвонить?

— Можно, только не позднее одиннадцати. Мне надо собирать вещи.

Я нажал на рычаг и набрал номер аэропорта.

Через полтора дня — ранним утром по кубинскому времени — я вышел из набитого пожилыми пассажирами аэробуса в международном аэропорту имени Хосе Марти, повидавшем за многие годы немало угонщиков самолетов. В отличие от Тины, мне был не по карману полет на «Конкорде» или путешествие в бизнес-классе (мой кредитный рейтинг не простирался так далеко, и я полетел бы рейсом «Гаруды», чтобы сэкономить пару баксов, если бы все их оставшиеся самолеты не оказались временно реквизированы для перевозки солдат) рейсом «Куантас». Компания старалась, как могла, чтобы сделать перелет через Тихий океан более или менее сносным, включая вполне съедобный завтрак и крепкий горячий чай, но когда самолет приземлился в Лос-Анджелесе, я уже страдал от сдвига биоритмов. Я внимательно изучил дневник Тины и письма Джейсона к ней; и то, и другое было написано столь тщательно подобранными словами, что вполне могло оказаться шифровкой; в тексте не упоминались ни Куба, ни сама поездка. Я также изучил пособие по выживанию в путешествиях «Одинокая планета» и испанский разговорник, а фильмы, которые крутили в полете, смотрел, лишь когда буквы начинали расплываться перед глазами. Фильмы эти показались мне лишенными всякого смысла, но я так и не смог решить, из-за чего: то ли картины были сокращены, то ли я проспал самые важные эпизоды, то ли они действительно были тупыми. Прилетев в Майами, я провел там менее часа, едва успев поменять некоторую сумму на американские доллары: самолеты на Кубу вылетали из Майами почти с частотой рейсовых автобусов.

Такси, на котором я поехал в гостиницу, оказалось старой «ладой рива», за рулем сидел худощавый таксист лет сорока пяти.

— Нет, туда тебе не стоит ехать, приятель, — сказал он, когда я назвал адрес. — Это для стариков. Я тебя отвезу в место получше, где много свободных комнат. Кстати, ты зачем сюда прилетел?

— Встретиться с другом. В «Эльдорадо».

— Долго же ты летел для встречи с другом. Ты англичанин?

— Австралиец. И еще я решил немного прибарахлиться, пока я здесь.

Таксист ухмыльнулся. Его щербатые и пожелтевшие от никотина зубы походили на произведение современного искусства.

— Усек, приятель. Говори, что тебе нужно, и я отвезу тебя туда, где ты сможешь это купить по лучшей цене.

— На это я и рассчитывал. А если мне понадобится пушка?

— Легко, приятель. Какая и сколько?

— Небольшой пистолет. И еще парализатор, если ты знаешь, как его добыть. — Я хотел было привезти и то, и другое с собой, но американские таможенники могли потребовать багаж к досмотру. Поэтому, подумав, я обошелся небольшой сумкой, положив в нее несколько смен белья и одежды, камеру, темные очки с регулируемыми стеклами, ручку-фонарик и складной нож.

Таксист пожал плечами. Мы еле ползли, застряв позади «олдсмобиля» выпуска 51-го года, которому не давали развалиться проволока, плакатная краска и липкие наклейки; в окно я видел велосипедистов, развивавших большую скорость. Кондиционера в такси не имелось — у машины не было даже усилителя руля, — и в нем пахло пылью, сигарным дымом и горелым пластиком, хотя погода и была прохладнее, чем летом в Перте.

— Я тебя отвезу в то место, которое знаю, — сказал таксист. — Что-нибудь еще?

— Как насчет госпиталя?

Он взглянул на меня в зеркало заднего вида. Даже темные очки не могли скрыть его любопытства.

— Какого госпиталя, приятель?

— Да вот, подумываю вставить себе в голову чип.

Он изумленно уставился на меня, потом расхохотался и едва не врезался в бампер «олдсмобиля». Через несколько секунд таксист успокоился и покачал головой:

— Слушай, приятель, если тебе позарез нужен сувенир, сделай себе татуировку. Думаешь, чипы продают любому парню с улицы? — Я промолчал. — У тех, кому нужен чип, есть кое-какие привычки, — продолжил он. — А когда у них в голове чип, они уже не нуждаются в кокаине, героине, «колесах» и прочем дерьме. И теперь чипы продают те же «семьи», которые торгуют «дурью». Усек проблему?

— Думаю, да. — Такое мне не приходило в голову, но выводы было сделать нетрудно. — Им выгоднее иметь клиента, который продолжает платить.

— Правильно. Поэтому они вставляют чип только тем, кто может время от времени оказывать им крупную услугу. Ты часом не писатель?

— Почему ты так решил?

— Задаешь много вопросов, но не знаешь ответов. Если понадобится гид или охранник, позвони мне. — Он дал мне карточку с номером телефона и его именем — Рафаэль. — Я знаю этот остров, потому что живу здесь много лет, а тебе он совсем незнаком.

Таксист провез меня через международный район Ведадо, где знаменитые старинные отели стояли у подножия коробок из стекла, металла и железобетона, неотличимых от таких же коробок почти в любом другом городе мира. Я больше не видел плакатов и щитов, прославляющих Кастро или Че Гевару, а кубинских флагов было очень мало. Все увиденные вывески оказались на английском, многие со знакомыми логотипами и рекламными слоганами. Проспект Малекон оказался менее многолюдным, чем обещал путеводитель, и я взглянул на часы: 7:43, воскресное утро, 14 февраля. Задумался было, кто из местных святых является эквивалентом святого Валентина, но решил, что не хочу этого знать. Рафаэль привез меня в ломбард, где я купил «Грендел Р-12» с запасной обоймой, закрепляемую на лодыжке кобуру, телескопический парализатор «Хьюндаи», крепежное гнездо для парализатора, фиксируемое на запястье упругим обручем, рулон липкой ленты, два маленьких «жучка»-сигнализатора и детектор их сигнала.

— Жилет тоже нужен, приятель?

— Он уже на мне. — Жилет у меня был из синтетического «паучьего шелка» и, как утверждал производитель, выдерживал попадание из любого ручного оружия, за исключением игольника. Мать привезла его из Штатов и подарила мне, когда я стал детективом. — Сколько я тебе должен?

Включая комиссионные Рафаэля, я заплатил примерно вдвое больше, чем эта экипировка обошлась бы мне в Майами, зато получил все сразу и без заполнения бумажек.

— Куда теперь?

— В «Эльдорадо».

* * *

Рафаэль оказался прав насчет «Эльдорадо»; отель поразительно напоминал сельский клуб для пенсионеров, вплоть до легкого запаха антисептика, почти столь же неприятного, как и душок пота и гнили на окружающих его улицах, но я понял, почему Джейсон выбрал именно его. Очевидно, весь отель был спроектирован для инвалидов в креслах, и я не увидел внутри ни единой лестницы, эскалатора или крутой рампы. Я зарегистрировался, осмотрел вестибюль и заметил с одной стороны кафе, откуда великолепно просматривались лифты и главный вход. Я поднялся в свой номер, тот выглядел клоном двух десятков других гостиничных номеров, где я останавливался, за исключением вида на трущобы. Быстро приняв душ, я сменил джинсы и свитер на костюм с галстуком и спустился в кафе. Там нашлась стойка с американскими, канадскими и европейскими газетами; я взял «Таймс», заказал «континентальный» завтрак и кубинский кофе и уселся так, чтобы наблюдать за вестибюлем, не вызывая подозрений. Достав компьютер, я послал сообщение Рэтклифу, спросив, не может ли он залезть в компьютер отеля и проверить, зарегистрированы ли здесь Джейсон и Тина. Вид у меня был достаточно деловой, и персонал оставил меня в покое, лишь время от времени подливая в чашку мутный кофе.

Я пролистал газету в тщетной надежде отыскать хоть какие-нибудь новости из Австралии, потом немного пошарил по Сети, проверив кубинские частные госпитали (система государственных госпиталей, как я с удовольствием отметил, пережила смерть Кастро), и заглянул на сайты фетишистов-ампутистов. Нашел рекламу нескольких новых «жестких» видео, предлагающую широкий выбор женщин, в основном из Африки или Азии (вероятно, подорвавшихся на минах), но демонстрировались и несколько белых женщин, включая «особую двойную ампутацию», запланированную к выходу в этом году. Вероятно, то было лишь совпадение, но оно оставило во рту скверный привкус, который не могло заглушить любое количество кофе.

Рэтклиф прислал мне мейл, подтверждающий, что Тина и Джейсон вчера около полудня поселились в номере 311 и заказали на полдевятого утра завтрак в номер. Он не может определить, в номере ли они сейчас, если только они не включат платный телеканал или не позвонят по телефону, чего парочка пока не делала.

И я стал ждать, наблюдая за приходящими и уходящими людьми. Показателем того, насколько респектабельным был «Эльдорадо», стал тот факт, что ко мне обращались не чаще, чем раз в час, и не предлагали ничего более противозаконного, чем перуанский кокаин. Тина и Джейсон показались из лифта без трех минут час, и он покатил ее кресло к ресторану. Я замаскировал камеру, обхватив ее пальцами, и сделал несколько снимков, потом положил газету обратно на стойку и последовал за ними.

Увиденные прежде фотографии Тины были хороши, но в реальности она оказалась еще привлекательнее. Возможно, из-за того, что сейчас ее улыбка стала более искренней (а возбуждение заставляло глаза поблескивать ярче), хотя девушка явно из-за чего-то нервничала. Мой столик находился довольно далеко, и я не мог подслушать их разговор (даже с помощью микрофона в компьютере), а читать по губам я так и не научился, однако ничто не указывало на то, что Тина находится здесь против своей воли — более того, они смотрелись, как молодожены во время медового месяца. Теперь я мог возвращаться — у меня были фотографии, чтобы показать миссис Хилл. Ее дочери не грозила опасность, но что-то в этой ситуации все-таки казалось неправильным. Из Перта в Гавану никто не полетит просто так; это все равно что приехать в Касабланку попить минеральной водички. И пусть даже сейчас на Бали не попасть из-за гражданской войны в Индонезии, есть немало других островов, достойных романтического путешествия.

Я подождал, пока парочка позавтракает, затем последовал за ней. Джейсон катил кресло по 23-й улице, затем по бульвару ла Рампа в сторону Малекона. Следить за ними в толпе было легко, потому что Джейсон постоянно бормотал «извините, извините», толкая кресло по неровному тротуару. Туристов и местных, чтобы прятаться за их спинами, хватало с избытком; туристы смотрелись более сытыми, а местные лучше одетыми, и никто из них, похоже, никуда не торопился.

Джейсон и Тина провели несколько часов, глазея на Малекон и центр Гаваны, восхищаясь зданиями в стиле арт-деко и барокко, мозаичными окнами и поблекшей красотой старинных фасадов, уличными музыкантами, храмами и отдыхающими на пляже туристами, едва прикрытыми купальниками и плавками, а потом вернулись в отель. Я шел за ними, гадая, стоит ли мне ждать дальше (чего?), или окликнуть их, или же плюнуть на все и посмотреть, что еще сможет предложить мне Гавана. Я не мог отделаться от ощущения, что зря теряю время.

Когда Джейсон вкатил кресло в лифт, я попросил его придержать дверь. Я вышел на третьем этаже и предложил помочь докатить кресло до двери.

— Вы из Австралии? — спросила Тина, не замечая раздражения Джейсона. Мне и в голову не пришло, что акцент способен выдать меня.

— Да. Из Перта.

— Поразительно! — рассмеялась она. — Я впервые в чужой стране, и первый же, с кем я тут познакомилась, земляк. Меня зовут Тина.

— Ник.

Джейсон мигнул ей, но она, похоже, не заметила.

— Что привело вас на Кубу? Дела?

— Да. А вас?

Она помедлила с ответом и взглянула на Джейсона. Тот едва заметно покачал головой.

— Мы здесь просто на каникулах, — решительно ответила девушка.

— У вас нет сегодня планов на обед? — спросил я. — Я так давно не встречал земляков.

— Боюсь, не получится. — К этому времени мы уже добрались до номера 311. — Мы собираемся в… словом, у нас дела.

— А завтра вечером?

— Нет, мы… — Джейсон распахнул дверь, и я вкатил Тину в комнату, не упустив при этом возможность воткнуть маячок в подлокотник ее кресла. Парень оставил дверь открытой, очевидно, дожидаясь, пока я уйду. — Извините, — сказал он. — У нас довольно плотный график.

— Жаль.

Тина улыбнулась:

— Рада была познакомиться, Ник.

— А я с вами, — столь же искренне отозвался я. — Можете оказать мне маленькую услугу?

— Что? — встрепенулся Джейсон, раньше чем она успела ответить. Я даже не удостоил его взглядом.

— Позвоните матери, — попросил я Тину. — Скажите, что у вас все в порядке. Она волнуется. — Наступило долгое молчание, затем Джейсон шагнул ко мне, сжав кулаки. Я улыбнулся и тряхнул кистью. Парализатор скользнул ко мне в ладонь и вытянулся во всю длину, кончик его почти упирался Джейсону в лицо, а мой большой палец лежал на кнопке включения разряда. — Пойди и закрой дверь, — негромко велел я. — Затем расскажешь, для чего вы сюда прилетели, и я уйду. Только не надо про каникулы.

Джейсон сделал шаг назад и закрыл дверь.

— Все очень просто, — угрюмо буркнул он. — Хотя это и не ваше собачье дело, но мы приехали сюда за трансплантатом. В одной местной лаборатории для Тины клонировали новую ногу.

— Ногу нельзя клонировать.

Он пожал плечами:

— Вообще-то, можно, но только как часть более или менее цельного тела, у которого почти нет мозга. Я знаю, что в Австралии это противозаконно, но здесь такое вполне можно решить. Мы ничего не могли рассказать ее родителям, потому что мой отец не доверил бы им такой секрет — они могли бы попытаться остановить нас, если бы знали, куда мы собрались. А так это будет… — Он на секунду запнулся.

— Fait accompli? — подсказал я. Приятно, что университетская латынь может хоть на что-нибудь сгодиться.

— Совершенно верно.

— Это наверняка очень дорого.

Он снова пожал плечами:

— Это подарок отца. Ну, теперь вы уберетесь из нашего номера?

Я смотрел на парня, не в силах придумать, что бы еще сказать, и чувствуя себя невероятно глупо. Мне он и сейчас не нравился, я ему не верил, но теперь хоть стало ясно, что я неверно о нем судил. Я не смог бы найти лучшего доказательства, насколько ему дорога Тина. У меня не было своего мнения по поводу клонирования человеческих тел на запасные части; сам я в этом не нуждался, и вряд ли это мне понадобится. Я перевел взгляд на Тину; она выглядела более наивной, чем полагалось восемнадцатилетней девушке, но, наверное, причина крылась в ее уединенной жизни. Ее никто не принуждал приехать сюда, ей не грозила опасность, а меня она сейчас боялась куда больше, чем Джейсона. Я выключил парализатор, и его телескопическая трубка втянулась в корпус.

— Конечно, — сказал я наконец, — но все же окажешь мне услугу? Позвонишь матери, и поскорее?

— Я не вернусь домой, — проговорила девушка с поразительным хладнокровием. — В Перт — да, но не…

Она сжала руку Джейсона. Я кивнул.

— Извините за беспокойство.

Покинув их, я вернулся в свой номер, позвонил миссис Хилл, сказал, что у Тины все хорошо, и выслал ей электронной почтой фотографии. Затем прошелся по сайтам авиакомпаний и забронировал самый дешевый билет на обратный рейс до Перта. Как выяснилось, это означало вылет из Гаваны в понедельник днем, что меня вполне устраивало.

Мои внутренние часы все еще не пришли в норму после перелета, и спать мне не хотелось, поэтому я решил пройтись по городу, раз появилась такая возможность. Я втиснулся в переполненный городской автобус (здесь его называли «гуагуа»), доехал на нем до Хабана Виеха и пошел назад в сторону пляжа, глазея по сторонам. Охватившее меня ощущение истории, великих событий, любви к красоте и некоей преувеличенной, но не угасшей гордости разительно отличалось от того чувства, которое я всегда испытывал в Перте или Мельбурне. К тому времени, когда я дошел до Малекона, солнце уже садилось; люди покидали пляж, но на бульваре было по-прежнему многолюдно. Я заметил привлекательную молодую женщину, девочку-подростка и малыша, стоящих возле плаката с рекламой казино «Сан-Суси» в ожидании автобуса. Малышу было около года, и он явно только-только научился ходить. Девочка выглядела лет на тринадцать, на ней было короткое платьице поверх все еще мокрого купальника, а ноги почти такой же длины, как у полуобнаженной красотки на плакате. Женщина — ее сестра? — взглянула на меня более оценивающе, но я лишь вежливо улыбнулся и прошел мимо. Ничего не имею против работников секс-индустрии, но их обаяние на меня не действует — как только я понимаю, что мне лгут…

Что-то тихонечко щелкнуло у меня в голове. Я обернулся, посмотрел на плакат, девочку и малыша.

— О, черт! — прошептал я и схватился за телефон.

Я позвонил в «Эльдорадо» и попросил соединить меня с номером 311. Никто не взял трубку. Я спросил регистраторшу, в какое время жильцы покинули отель, и пояснил, что договорился встретиться с ними за обедом, но немного опаздываю. Она ответила, что такси за ними приехало в шесть. А не знает ли она, куда поехали — мы не договорились заранее, в каком ресторане встретимся. Она ответила, что не знает. Я поблагодарил, отключился и стал гадать, что делать дальше. У меня ушло более минуты, чтобы вспомнить про маячок в кресле Тины. К сожалению, детектор сигнала остался у меня в номере. Я позвонил Рафаэлю и спросил, не может ли он меня подвезти.

Маячок представлял собой приемник-передатчик с ограниченным временем работы батарейки. Я сумел включить его с помощью детектора, и мы поехали, следуя за его сигналом, в сторону аэропорта.

— Не знаешь, есть ли по дороге госпитали?

Рафаэль пожал плечами:

— Нет, приятель. Это район складов.

— А что-нибудь другое?

— Клубы и бордели, — ответил он, подумав секунду. — Частные, только для своих.

— Фетишистов? — Он взглянул на меня недоуменно, а в разговорнике это слово не отыскалось. — Для людей с причудами? У которых не все дома?

— Не знаю, приятель. Я там никогда не бывал.

Пеленгуя сигнал из разных точек, мы смогли установить, что его источник находится в анонимном здании на подозрительно пустой улице с пальмами вдоль тротуаров — я не увидел там ни машин, ни велосипедистов, ни даже гоняющих мяч мальчишек. Вход в здание представлял собой большую деревянную дверь, встроенную в оштукатуренную каменную стену с балкончиком наверху, но без окон на первом этаже. В портале имелась и маленькая дверь с окошечком на уровне глаз. Ни на двери, ни рядом с ней не было никакой вывески, лишь табличка с номером 88, а сводчатые проходы по обе стороны от портала оказались заложены кирпичами.

Я поблагодарил Рафаэля, попросил его отъехать на квартал и подождать меня в машине, расплатился и вышел на улицу под сень пальм.

Потом неторопливо обошел квартал, надеясь отыскать задний вход. Надежда не оправдалась, потому что дом, примыкающий к номеру 88 сзади, составлял с ним единое целое. Вполне вероятно, их так построили с самого начала, потому что и обе двери, и таблички с номером выглядели практически одинаково. Оба дома смотрелись довольно новыми, и вломиться в них без танка, пожалуй, не удалось бы. Стены слишком гладкие, на балкон не взобраться.

Я наблюдал за домом примерно полчаса, чувствуя себя полным идиотом, и тут неожиданно маленькая дверь открылась, из нее вышел какой-то амбал и закурил тонкую сигару. Значит, внутри курить не разрешается. На амбале болтался просторный бледно-зеленый комбинезон — голову даю на отсечение, что это униформа больничного санитара. Я разглядывал его несколько секунд, потом пересек улицу и направился к нему. Он повернулся, когда я был уже метрах в четырех, и уставился на меня с легкой подозрительностью.

— Привет, — сказал я, доставая бумажник. — Сколько надо заплатить за вход?

— Ты ошибся дверью, — буркнул «санитар», выпуская облачко дыма. — Это на другой стороне улицы.

— Извините, разве это не госпиталь?

— Да, но… Что тебе надо?

Левой рукой я достал из кармана бумажку в пятьдесят долларов и подошел на шаг ближе.

— Всего несколько минут.

Банкнота исчезла в огромном кулаке.

— Сюда нельзя даже на несколько секунд, если не скажешь, что тебе нужно, — отрезал он и нахмурился. — Ты журналист?

— Конечно, нет, — огрызнулся я. — Я лишь хотел… — И я принялся лихорадочно соображать — что, черт побери, я должен желать! — Пять минут в кладовой для лекарств. И все.

Амбал закатил глаза:

— Тут тебе не рынок, приятель!.. Если скажешь, что тебе нужно, то я, пожалуй, принесу. Но тебе нужно будет прийти еще раз, попозже. Скажем, в девять.

— Годится. Сколько «хайпера» я смогу купить на эту сумму? — Я достал еще две банкноты и подошел еще на шаг. Американцы, похоже, верят в то, что в их конституции — а то и в Ветхом завете — написано: все их купюры должны быть одинакового размера и цвета, поэтому эти чертовы бумажки нужно внимательно разглядывать, чтобы отличить один доллар от сотни. Санитар еще пялился на банкноты в моей левой руке, когда я выдвинул из правого рукава парализатор и угостил его разрядом в висок. Амбал навалился спиной на дверь, потом сполз на тротуар. Стараясь действовать как можно быстрее, я спрятал парализатор обратно в рукав, перетащил бесчувственную тушу через улицу, стянул с него комбинезон и вернул свои деньги. Ростом «санитар» был на пару сантиметров ниже меня, но комбинезон оказался достаточно просторным, чтобы разница не имела значения. Зато обувь создала проблему: его ботинки были мне малы, а мои — не того цвета. Со своим обликом я тоже ничего не мог поделать — по австралийским или европейским стандартам я ничем не выделялся в толпе, но для кубинцев выглядел необычно светлым. Зная, что парень очнется от шока через несколько минут, я заклеил ему рот липкой лентой, обмотал ею же руки и ноги, а потом перебежал улицу и закрыл за собой дверь.

Я очутился во внутреннем дворике — к счастью, пустом — с гладкими бетонными дорожками, декоративной черепицей поверх стен и лифтом в дальнем конце. Камер слежения я не заметил и не стал тратить время на их поиски. Подойдя к ближайшей двери, я прислушался. Судя по звукам, за ней находилась кухня, поэтому я пересек дворик и попытал счастья еще раз. Тишина. Я открыл дверь и вошел в пустой офис. И снова ни единой камеры на виду, если не считать камеры над монитором на столе. Детектор подсказал, что Тина выше и северо-западнее меня — во всяком случае, ее кресло точно там — и что батарейка в «жучке» уже садится. Дальняя дверь в офисе открывалась вовнутрь; я постоял возле нее, прислушиваясь. Тихо. Я открыл дверь и увидел коридор, который надеялся отыскать — ведущий к лестнице. Я уже почти подошел к ней, когда у меня за спиной открылась дверь. Я продолжал идти, думая, что на меня в форме санитара не обратят внимания. Фокус не удался — мужской голос окликнул меня по-испански. Я не остановился.

— Эй! — рявкнул тот же голос метров с четырех у меня за спиной. — Стой!

Я продолжал идти.

— Охрана задница! — гаркнул мужик. Запятой между словами я не уловил; может, его должность так и называется? Я услышал негромкий металлический щелчок. Пришлось обернуться.

Охрана-задница оказался невысоким, пониже Собески, но возмутительно мускулистым. Пушка в его лапе предназначалась для гарантированного убийства: пистолет-пулемет «штейр» калибра, скорее всего, десять миллиметров и с лазерным целеуказателем, сейчас рисующим красный крестик у меня на груди.

— Я тебя не знаю, — сказал он. — Что ты здесь делаешь?

Хоть убейте — а, похоже, именно на такую ставку мы сейчас играли, — но я несколько секунд не мог придумать добротную ложь или хотя бы безопасную версию правды.

— У меня здесь подруга, — сказал я наконец. — Мне нужно с ней повидаться.

Ответ получился не очень удачным, да и медлил я с ним слишком долго, поэтому он мне не поверил.

— Да? А кто ты такой?

— Меня зовут Норман. Слушай, я заплатил парню у входа за эту униформу. И он сказал, что проблем у меня не будет.

Он презрительно усмехнулся.

— Сколько у тебя осталось?

— Сотни две американских долларов. Точно не помню.

Усмешка не стала более приветливой:

— Чего ты хочешь?

— Здесь есть одна женщина. Я хочу с ней поговорить.

Усмешка сменилась отвратительно хитрым взглядом:

— Поговорить?

— Да. Она молодая красивая блондинка. Одноногая. — Я повторил это на испанском — эту фразу я выучил наизусть.

— Знаю такую, — сказал он, подумав. Я набрал в грудь побольше воздуха.

— Мне нужно всего несколько минут. Я дам тебе двести долларов.

— А я могу пристрелить тебя и забрать деньги. Черт…

— Тогда ты получишь лишь то, что у меня с собой. И я не приду завтра и не принесу еще.

Он задумался над моими словами, затем кивнул:

— Хорошо. — Этот тип явно был азартным игроком. — Иди наверх. Медленно.

Я стал подниматься по лестнице, охранник держался метрах в трех-четырех позади. Бедра у него были не настолько накачанными, чтобы вынуждать его ходить вперевалку, но я знал, что смогу от него убежать, если придется. У меня оставался слабый шанс застать его врасплох на лестничной площадке — опередить на один пролет и выхватить пистолет из кобуры на лодыжке, но это приведет лишь к тому, что мы оба окажемся вооружены, и тот, кто станет меньше колебаться, пустит оружие в ход. А я не был уверен, что сумею убить его или серьезно ранить, стреляя из своей хлопушки — пусть даже в упор, а его «штейр» наверняка поставлен на автоматический огонь.

Качок привел меня на полуэтаж с низким потолком между первым и вторым этажами, затем отконвоировал по тускло освещенному коридору и подвел к двери.

— Она там. Брось деньги на пол и заходи. Я скажу, когда твое время кончится.

Я достал из кармана четыре полусотенные банкноты.

— Двести долларов, пятнадцать минут.

— Пять, если не заплатишь больше.

— С собой у меня больше нет. Принесу завтра. Двести пятьдесят за десять минут, каждый день до среды. Всего получится тысяча.

Он помедлил, потом кивнул.

Я открыл дверь, заглянул внутрь и ошеломленно застыл.

Женщина, лежавшая на кровати, действительно была одноногой блондинкой, но нога эта была правая, и было ей не девятнадцать лет, а около тридцати. Если не считать черного чулка с резинкой, она была обнажена. Женщина лежала с открытыми глазами, но не видела меня; сомневаюсь, что она видела хоть что-нибудь в комнате. От ее затылка тянулся тонкий черный кабель к коробочке с электроникой, второй кабель шел от коробочки к розетке на стене. Кроме кровати и тумбочки рядом с ней, единственным предметом мебели в комнате было складное кресло на колесиках. Я все еще пялился на женщину, когда охрана-задница распахнул дверь и вошел.

— Если хочешь, отключи электронику, — великодушно разрешил он.

— А это можно?

— Прервать программу? Да. Вот выключатель, но если ты им воспользуешься, она тебе спасибо не скажет. Хотя если приводить ее в чувство медленно, потребуется полчаса. А у тебя десять минут.

Я уставился на лицо женщины. Оно показалось мне смутно знакомым, и внезапно я вспомнил, где видел его — на одном из просмотренных сайтов. Она снялась в нескольких видео под именем Лорелея.

— Сейчас она счастлива, что бы ни случилось, — пояснил охрана-задница. — И она даже реагирует — попробуй ее трахнуть, и она накинется на тебя, точно ты мистер Вселенная. Ей даже не придется делать наркоз, чтобы отрезать ногу… А ты поторопись, время-то идет.

— А когда ей собираются… — я не смог договорить.

— Кажется, завтра. — Он взглянул на часы. — Слушай, чего ты ждешь? Хотел с ней поговорить, так говори!

— Неплохо бы поговорить наедине, — заметил я.

Охранник пожал плечами и отвернулся. Я быстро вытряхнул из рукава парализатор, но охранник, наверное, услышал, потому что резко обернулся и поднял оружие. Я ударил трубкой по запястью руки, которой он держал пушку. Разряд его не оглушил — при периферийном уколе такое редко удается, — но его правую руку от кончиков пальцев до локтя свело судорогой.

Он все же попытался выстрелить, но, когда пальцы отказались повиноваться, не стал зря терять время и замахнулся оружием, целясь мне в голову. Может, его уже били разрядами и прежде, а может, он предположил, что второй разряд в ту же руку уже ничего не изменит, но решение он принял верное. Я инстинктивно попытался парировать удар, и охранник вышиб у меня из руки парализатор. Он ухмыльнулся и ударил левой, целясь мне в лицо. Я нырнул под удар и врезал ему кулаком в промежность — единственное место, где никакими упражнениями не нарастить дополнительные мускулы. Он ахнул и отступил на шаг; пауза была короткой, но она дала мне шанс перекатиться и схватить парализатор. Окажись охранник поумнее, он догадался бы, что курок можно нажать и пальцем левой руки. К счастью, на это ему ума не хватило. Я встал, держа парализатор наготове, и сделал ложный выпад в направлении его левой руки. Он блокировал его «штейром», и я влепил ему разряд в левое бедро, одновременно шагнув в сторону. Он развернулся, потерял равновесие и рухнул, и пока он падал, я парализовал ему левое плечо. Отступив, чтобы меня не задела его дергающаяся правая нога, я присел и достал свой пистолет.

— Порядок, — я прицелился ему в промежность. — Я попросил бы тебя бросить пушку, но знаю, что сейчас ты не можешь ее отпустить.

— И что ты собрался сделать?

Я пожал плечами:

— Вариантов два. Или парализую тебя, или убью. Поэтому если ответишь на несколько вопросов, гарантирую первый вариант. Договорились?

* * *

Детектор показывал, что кресло Тины находится почти прямо надо мной, поэтому я быстро направился обратно к лестнице. В одной руке я держал «штейр», вынутый из руки охранника (живого, хотя искушение меня и посещало), а в другой детектор. Вид у меня был явно подозрительный, но охрана-задница сказал, что в здании находится еще один хорошо вооруженный охранник, и я хотел быть наготове. На следующем этаже я увидел высокие потолки, мраморные полы, широкие коридоры и более яркое освещение, из-за чего у меня возникло ощущение, будто я плыву на океанском лайнере и попал из третьего класса в первый. Мне никто не встретился, и детектор привел меня к большой двери с окошком из матового стекла. Я сунул детектор в карман и вошел, не постучав.

Тина сидела на кровати, одетая в полупрозрачную рубашку и до пояса накрытая простыней, Джейсон расположился на дальнем от меня краю кровати и держал ее за руку. Оба обернулись, когда я закрыл за собой дверь, и замерли, увидев оружие.

— Что вы здесь делаете, дьявол вас побери? — рявкнул Джейсон. Я отошел от двери и встал в дальнем углу.

— У меня ушло полчаса, чтобы отыскать прокол в вашей истории, — медленно проговорил я.

— Какой прокол? — настороженно спросила Тина.

— Ваш клон. Вам его хотя бы раз показывали?

Молчание растянулось на несколько секунд, пока до них не дошло.

— Нам посоветовали не делать этого, — негромко ответил Джейсон. — Сказали, что это нас только расстроит. Потому что это не какая-нибудь почка или сердце, а… — Он закрыл рот настолько резко, что я услышал как лязгнули зубы.

Я повернулся к Тине:

— Насколько давно вы дали им клетки для клонирования?

— В апреле или мае, — ответила она и повернулась к Джейсону.

— Правильно?

— В конце апреля, — буркнул тот.

— А вам никогда не приходило в голову, как это они ухитрились вырастить тело взрослого человека менее чем за год? С костями настолько длинными и крепкими, чтобы они могли выдержать вес взрослой женщины и не нуждались в дальнейшем росте?

— Но ведь почки выращивают за… — начал было Джейсон, но тон у него был лживый, а лицо быстро покраснело. Похоже, мое вмешательство его и смущало, и приводило в ярость. Возможно, он полагал, что обладает исключительным правом на Тину. А может, все это было частью его игры.

— Верно, — подтвердил я. — Для людей, у которых еще осталась одна работающая почка. Трансплантат продолжает расти, но даже маленькая почка лучше, чем никакая. А клонированное сердце нужно выращивать минимум год, пока оно не станет настолько большим, чтобы имело смысл его пересаживать. Господи, да ведь вам положено разбираться в физиологии и анатомии, так неужели вам не приходило в голову, что все получается слишком уж легко? Неужели вы не знаете, что происходит с мускулами ног людей, впавших в кому? Неужели не задумывались над тем, как они заставят безмозглый клон заниматься физическими упражнениями? Неужели вам не было хотя бы любопытно?

— Значит, никакого клона нет? — робко спросила Тина.

— Может, и есть, только ногу вы получите не его. В палате этажом ниже лежит женщина. И если вы здесь останетесь, то получите ее правую ногу. Хорошую и сильную, потому что она у нее единственная. Вторую она потеряла два года назад во время несчастного случая на фабрике. С тех пор она зарабатывает на жизнь, снимаясь под именем Лорелея в порнофильмах для фетишистов, или «поклонников», как они себя называют. — Я взглянул на Джейсона и заметил, как он слегка вздрогнул, услышав имя, — оно было ему знакомо.

— Она умирает?

— Нет. Она продала ногу, чтобы ей подключили стимулятор к центру удовольствия в мозге, так что теперь ей все равно. Кончится «гонорар» — будет зарабатывать проституцией и снимаясь в видео. — Я пожал плечами. — Вы не обязаны верить мне на слово. Попробуйте настоять, чтобы вам показали клона — но не удивляйтесь, если вам откажут. А я, пожалуй, пойду. Счастливой вам жизни.

— Погодите, — остановила меня Тина. — А я смогу увидеть эту… Лорелею?

— Да. Но она сейчас в своем внутреннем мире и не сможет говорить. Охранник, который мне почти все это рассказал, тоже сейчас без сознания. Но я вас проведу.

— В этом нет нужды, — печально произнесла Тина. — Я лишь хотела убедиться, что вы не лжете. Вы сможете увезти меня отсюда?

— С удовольствием, — улыбнулся я.

— Стойте! — крикнул Джейсон и глубоко вдохнул. — Дорогая, послушай, ведь ты отказываешься от шанса получить ногу. Даже если вся эта история не чушь, — а я считаю, что все это выдумки, — то все равно: эта женщина уже согласилась, ей заплатили, и она сама считает, что так ей будет лучше…

— Нет! — отрезала Тина. — Никто из-за меня не лишится ноги. — Она ухватилась за поручень над кроватью и приподнялась. — Ты пойдешь с нами?

Джейсон замешкался. Я понимал, что он может навлечь на нас кучу проблем, вызвав охрану. Быть может, он считает, что способен заставить Тину передумать… или сумеет добиться операции без ее согласия, надеясь, что потом она будет ему благодарна. Может, если я сумею заставить его думать о Лорелее как о человеке, а не наборе запасных частей, мне не придется оглушать его парализатором…

Джейсон долго смотрел на меня, потом вопросительно взглянул на Тину. Та твердо встретила взгляд, и я понял, что она гораздо сильнее своего друга.

— Ладно, — буркнул он, опустил глаза и увидел красный крестик лазерного прицела чуть выше своего колена. Я улыбнулся и, когда он резко побледнел, нацелил «штейр» в пол.

— Ладно, — повторил я. — Тогда пошли. Тина, ты стреляла когда-нибудь?

— Да. — Я достал свой пистолет из кобуры на лодыжке и отдал ей. — Но уже давно, и не из пистолета.

— Я стрелял, — произнес Джейсон глухо. Я проигнорировал его слова.

— Все равно возьми, — сказал я Тине, — но не держи на виду. Джейсон, ты понесешь сумки и пойдешь впереди. А я буду толкать кресло.

— Почему я первый?

— Потому что они не посмеют в тебя стрелять — ты слишком дорого стоишь. К тому же меня будет хуже видно спереди, и я смогу прикрывать нас сзади. — Я отвернулся, пока Тина одевалась, но продолжал следить за Джейсоном. — Скажешь, когда будешь готова.

* * *

Очевидно, система безопасности клиники была создана, чтобы предотвращать вторжения, а не побеги, и мы выбрались на улицу без происшествий. Я с восторгом обнаружил, что не ошибся в Рафаэле — он поехал к нам, когда мы только начали пересекать улицу. Однако не успел он приблизиться, как маленькая дверь в портале приоткрылась, и из нее показался ствол. Я выпустил по двери очередь. Полетели щепки, ствол торопливо исчез.

— Так, теперь ты ее вези! Я их задержу. Скорее, пока они не догадались, что можно выбежать через другую дверь!

Джейсон ухватился за ручки кресла и побежал — гораздо быстрее, чем я ожидал. Впрочем, я успел позабыть, что он спортсмен и вдвое моложе меня. Я медленно пятился, не сводя глаз с двери и ожидая, что ствол покажется снова. Я услышал, как в нескольких метрах от меня остановилась «лада», и ее дверцы распахнулись. Я отступал на звук мотора и голосов и не оборачивался до тех пор, пока не услышал звук пощечины, который ни с чем не перепутаешь. Рафаэль подогнал машину ко мне.

— Такси не нужно, приятель? Этот парнишка хотел тебя бросить, но я сказал, что у меня уже есть пассажир.

Я плюхнулся на переднее сиденье и взглянул в зеркальце заднего вида. У Джейсона из носа текла кровь, а на щеке четко отпечатались контуры пальцев.

— Я его не бил, — ухмыльнулся Рафаэль. — Просто привел в чувство. Куда ехать, приятель?

Я повернулся к Джейсону и Тине:

— У вас паспорта и билеты с собой? — Они кивнули. — В «Эльдорадо» ничего важного не осталось?

— Нет, — ответила Тина, опередив Джейсона.

— Хорошо. Тогда прямиком в аэропорт.

Я отдал Рафаэлю оружие в довесок к чаевым и пообещал показать ему Перт, если он окажется в наших краях, и мы втроем улетели в Майами первым же рейсом. Они остановились в «Центральном парке», а я взял одноместный номер в дешевой гостинице для туристов, и больше я Джейсона не видел до того дня, когда в марте пришел к нему в офис.

На его столе стояло фото Тины — портрет, который он снял в мае. Тина на фото была рада меня видеть. А Джейсон — нет.

— Ну, что вам теперь нужно? — процедил он, испепеляя меня взглядом. Я прислонился к дверному косяку. — Вам ведь заплатили?

— Да.

— Тогда вы уже обошлись нам достаточно дорого, — рявкнул он. — Вы знаете, что Тина пропала?

— Ее мать сказала, что у нее все в порядке. — Ее родители развелись, а дом в Далкейте продали. — И что Тина живет в квартире неподалеку отсюда, но адрес мне не сообщила.

— Она не хочет меня видеть, — жалобно буркнул Джейсон. — Я звоню ей каждый день или два, но ближе она меня не подпускает. Вы ее видели?

Я постарался сделать невинное лицо, но вряд ли у меня получилось.

— Я даже не знаю номера ее телефона, — ответил я, что было чистой правдой. — Послушай, у меня все еще осталось несколько вопросов. Кто сказал тебе о клонах и этой клинике?

— Да пошел ты!

Я покачал головой.

— Наверняка тот, кому ты доверял. Как ты платил? — Он сверкнул глазами. — Ладно, как платил твой отец? Или он поручил расчеты кому-нибудь вроде Нормана?

— Не знаю, — отрезал он. Наверное, не соврал.

— Неужели он не проверил эту информацию? Твой отец не настолько доверчив, а ведь эта процедура обошлась бы в небольшое состояние. — Он нахмурился. — Ты знаешь владельца клиники?

— Нет. А вы?

— Тоже нет. Но я это выясню. — С помощью Рэтклифа и Тери, разумеется. — Понимаешь, мне пришло в голову, что, хотя это очень дорогая процедура, Тина, сама о том не подозревая, стала бы весьма эффективной ходячей рекламой клиники. Красивая молодая женщина, которую сопровождает один из самых завидных холостяков страны, несколько фото на страницах светских новостей и в бульварных газетках, обсуждение такой дорогой и эксклюзивной операции в Сети…

Он фыркнул:

— Ага, вы же у нас крутой детектив, верно? Господи, да вы даже не смогли узнать номер телефона девушки!

Я пожал плечами. Я недавно видел Тину, хотя и не во плоти, и не по видеофону. Иногда она входит в мои сны, и мне кажется, что она всегда там была, дожидаясь меня.

— Узнаю, когда понадобится. А ей известно, как найти меня. Сиди, не утруждайся. Я сам найду выход.

Он кивнул и еле слышно пробормотал:

— Я люблю ее, мистер Хорн.

Я не ответил. Портрет Тины смотрел мне вслед. А Джейсон — нет.